Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Декабристы » ДРУЖЕСКИЕ СВЯЗИ ДЕКАБРИСТОВ » Веневитинов Дмитрий Владимирович.


Веневитинов Дмитрий Владимирович.

Сообщений 11 страница 13 из 13

11

Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805-1827) — русский поэт, переводчик.

Детально изучавшая рисунки Пушкина Татьяна Григорьевна Цявловская не без основания писала об одном из двух портретов Дмитрия Веневитинова, выполненном рукою Пушкина: «Это облик поэта, навеянный памятью сердца. Портрет Веневитинова запечатлен любящей рукой гения».

Известно, что на протяжении более чем полутора месяцев — с 10 сентября 1826 г. (на следующий день после возвращения Пушкина в Москву из ссылки), когда Веневитинов лично познакомился с Александром Сергеевичем, и до отъезда обоих в первых числах ноября из Москвы — оба поэта виделись почти ежедневно. Постоянными были их встречи у общих знакомых… Главное, что особенно их сблизило,— это стремление отдать все силы отечественной литературе, способствовать росту ее содержательности, философской полноты. Пушкин деятельно участвует в заседаниях кружка любомудров, руководителем которого стал Веневитинов, обсуждает с ними планы издания журналов.

Немалую роль в их сближении сыграл и тот факт, что они приходились друг другу четвероюродными братьями, то есть по тому времени находились в достаточно близких родственных отношениях. Пушкин в доме Веневитиновых появлялся как свой человек. А во время пребывания в Петербурге Веневитинов наносил родственные визиты родителям Пушкина.

Поэт нравился Пушкину. «Почему вы позволили ему умереть»,— горько сетовал он Анне Керн.

Действительно, даже для XIX века Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805 — 1827) был явлением едва ли не уникальным. Не дожив до 22 лет, он тем не менее оставил заметный след в нашей отечественной культуре как основатель русской философской поэзии и русской философской эстетики.

Веневитинов писал лирические стихотворения, поэмы, прозу, водевили, критические статьи, философские этюды и был прекрасным переводчиком.

И вот недавно, изучая автограф стихотворения Д. Веневитинова «Смерть Байрона», я обратил внимание на три рисунка на оборотной стороне листа. Они отличались от уже известных нам работ: Веневитинов предпочитал рисовать мужские головы в профиль или в полупрофиль на три четверти. И хотя его рисунки не были достаточно профессиональными — линии не всегда уверенны и детали не очень отчетливо прорисованы,— но при этом все наброски необычайно выразительны и напоминали персонажи античного времени.

Было совершенно очевидно, что поэт рисовал не воображаемых лиц, а людей реально существовавших, своих современников.

http://sg.uploads.ru/RNICJ.jpg

Кого изобразил Веневитинов. Для многих, как, впрочем, и для меня, тут таилась неожиданность.

Если приглядеться внимательно, то сквозь частокол перечеркивающих рисунок штрихов можно увидеть дорогие нам всем черты. Неужели Пушкин?! Сходство с Пушкиным просто поразительное,с тем Пушкиным, которого мы знаем по его прижизненным портретам работы Ж. Вивьена, В. Тропинина, О. Кипренского, П. Соколова… Характерные форма глаз и изгиб бровей, чуть вогнутый внутрь удлиненный нос, нависающий над верхней губой, выпукло очерченные крылья ноздрей, выступающая вперед окологубная часть лица, межгубная линия (концы губ немного приподняты, середина верхней губы выдается книзу), кудри по сторонам высокого лба… Овал лица, линия, очерчивающая дальнюю от нас сторону лица на веневитиновском рисунке, идентичны портрету работы Тропинина (1827).

 
http://sh.uploads.ru/ZeAC6.jpg

Характерные форма глаз и изгиб бровей, чуть вогнутый внутрь удлиненный нос, нависающий над верхней губой, выпукло очерченные крылья ноздрей, выступающая вперед окологубная часть лица, межгубная линия (концы губ немного приподняты, середина верхней губы выдается книзу), кудри по сторонам высокого лба… Овал лица, линия, очерчивающая дальнюю от нас сторону лица на веневитиновском рисунке, идентичны портрету работы Тропинина (1827).

И это неудивительно. О восторженном отношении Веневитинова к поэту говорит его прекрасное, юношески доверительное послание «К Пушкину», написанное в дни их личного общения. Считая, что талант Пушкина принадлежит не только России,
но и всему человечеству, Веневитинов предрекает поэту славу преемника Гете и призывает его, уже постигшего глубину поэзии Байрскна и Шенье, подняться к новым вершинам в своем творчестве… И в предыдущих своих статьях о первой главе «Евгения Онегина» («Разбор статьи о «Евгении Онегине», «Ответ г. Полевому») Веневитинов тоже писал о Пушкине.

Помня все это, еще раз взглянем на лист с рисунками Веневитинова. Лист буквально испещрен надписями, отдельными словами. Так обычно пишут, когда пытаются сосредоточиться на какой-то мысли. Мысль «не детская» отступает, возвращается…и появляются на бумаге вроде бы ничего не значащие слова и штрихи, не ясные постороннему, но понятные и естественные для того, кто заполнял этот, лист.

Не все слава поддаются прочтению. Написаны они на русском, а также на французском, немецком и итальянском языках…

«Рафаэль Урбинский», «Микеланджело», «Шиллер», «Байрон», «Гете», не совсем точно воспроизведенная монограмма Кипренского… В центре по-немецки «уважение», выше — два раза повторено на русском слово «фантазия»… Обрывок фразы на французском: «Я знаю, почему мой добрый… мой добрый друг»… Потом снова по-немецки—«Соловей»… Нельзя не обратить внимания на то, что Веневитинов набрасывает на листе имена лишь нескольких поэтов и художников. Кстати, к некоторым из них си постоянно обращался в своих статьях о Пушкине: Рафаэль, Шиллер, Байрон, Гете… И, может быть, естественно, что невольно перед ним возникает пушкинский образ.

На листе не хватает места — и Веневитинов, повернув его, рисует Пушкина. Для него важно изобразить поэта именно здесь, рядом с именами Рафаэля, Байрона, Гете… И как не задуматься нам над тем, что в послании «К Пушкину» из трех упоминавшихся поэтов: Байрон, Шенье, Гете — имена двух записаны на листе. Не исключено, что этот лист бумаги послужил для Веневитинова толчкам к созданию послания?.. Предположение не покажется таким уж невероятным, если заметить, что Веневитинов тут же на листе нарисовал и себя: робко он «взирает» на этот сонм великих, имена которых начертал здесь же. Смотришь — и будто слышишь слова послания, обращенные к Пушкину: «…снисходительного слуха младую музу удостой»…

http://sg.uploads.ru/mnDp9.jpg

Кстати, этот автопортрет Веневитинова,весьма примечателен. Почти все прижизненные изображения поэта, в том числе и наиболее известный портрет работы художника А. Лагрене, слишком приглажены, иконописны, что несколько расходится с тем представлением о поэте, которое сложилось в последние годы. Это был человек не только мечтательный и нежный, он ненавидел, готовил себя к борьбе, язвил и смеялся. Таким мы и видим Веневитинова на его автопортрете. Тем ближе он оказывается к Пушкину. И не только потому, что изобразил себя рядом, но и по живости своего характера, так удачно схваченного на рисунке.

Известны два автопортрета Пушкина, которые поэт нарисовал в те же сентябрьские-октябрьские дни 1826 года. На одном Пушкин изобразил себя молодым, радостным, энергичным, полным надежд. На другом—это уже человек, хлебнувший лиха, испытавший невзгоды и глядящий на мир уже мудро. Таким чуть постаревшим, печальным, но сохранившим свет сердца, изобразил Пушкина и Веневитинов.

Почему же он все же перечеркнул незаконченный портрет? Видимо, рисовал его по памяти. При прорисовке штриха под нижней губой его рука дрогнула, образовалось нечто вроде кляксы, перо рывком пошло вниз, портя изображение… Нужно знать щепетильность и требовательность к себе этого человека даже в мелочах, чтобы представить, как он был огорчен и раздосадован. Работа оказалась перечеркнутой и незавершенной.

Время неумолимо, оно навсегда уносит от нас людей, многие детали, приметы, эпизоды их жизни… Но нет-нет, а даже сквозь его беспредельную даль засветятся вдруг яркие огоньки в первозданном своем виде. И яснее станет для нас прошлое. Вот такими огоньками и показались мне обнаруженный автопортрет Веневитинова и портрет Пушкина, нарисованный им.

М.Чернышев.

12

Кривоколенный переулок, д. 4. Дом Веневитинова

http://sh.uploads.ru/0i8pd.jpg

«Когда я начал читать, почувствовал, как мне стало жутко повторять слова перед теми самыми стенами, которые слышали их сто лет назад из уст самого Пушкина… Я едва справился с собой…»
Из воспоминаний А. Л. Вишневского, одного из участников закрытого заседания Общества любителей российской словесности, прошедшего в день столетия чтения Пушкиным «Бориса Годунова».

Как много домов спасает от бессмысленного сноса одно имя великого поэта! Воистину Александра Сергеевича следует объявить почетным членом всех нынешних организаций по охране и защите памятников истории и архитектуры. Остается только сожалеть о том, что поэт, несмотря на свою общительность, не успел посетить все московские дома своего времени.
На доме № 4 в Кривоколенном переулке висят две мемориальные доски: одна извещает о том, что Пушкин читал здесь «Бориса Годунова», другая — что здесь «родился и жил поэт Дмитрий Владимирович Веневитинов».

Дмитрий Веневитинов родился 14 сентября 1805 года в старинной дворянской семье в доме, отданном его владельцем, генерал-майором Лагунским внаймы прапорщику гвардии Владимиру Веневитинову, отцу Дмитрия.

Историки полагают, что дом был построен в начале 1760-х годов, поскольку в 1759 году данный участок был куплен доктором Гевиттом за полторы тысячи рублей, а через пять лет продан им графу Апраксину уже за семь с половиной тысяч.
Получив блестящее домашнее образование, в 17 лет Дмитрий поступает в Московский университет, где слушает лекции Давыдова, Павлова, профессора анатомии д-ра Лодера (см. Страстной бульвар, д.10). Все они следуют философской системе Шеллинга, бывшей тогда очень модной в Европе. Веневитинов увлекается немецкой философией настолько, что даже получает прозвище «поэт мысли». Он пишет прекрасные стихи и поражающие логикой и глубиной размышлений критические статьи, делает блестящие переводы Гете. Одни исследователи его творчества полагают, что по безукоризненности формы стихов и эмоциональной насыщенности поэт мог бы в дальнейшем померяться с Пушкиным. Другие склоняются к тому, что Веневитинов вскоре оставил бы стихи и занялся философией. Однако и те, и другие не сомневаются в его гениальности. Впрочем, это сознавали и современники:

«Веневитинов и в жизни был поэтом: его счастливая наружность, его тихая и важная задумчивость, его стройные движения, вдохновенная речь, светская, непритворная любезность, столь знакомые всем, вблизи его видевшим, ручались в том, что он и жизнь свою образует как произведение изящное».
Одна из критических статей Веневитинова и положила начало его тесной дружбе с Пушкиным. По матери, урожденной княгине Оболенской, Веневитинов состоял с ним в дальнем родстве, однако познакомились и сошлись поэты лишь после того, как Александр Сергеевич прочел критическую статью юного Веневитинова на свой роман «Евгений Онегин». «Это единственная статья, которую я прочел с любовью и вниманием» — такова была его реакция. Завязалась переписка, а осенью 1826 года состоялась и очная встреча.

…Утро 12 октября 1826 года. В доме № 4 собрались друзья Веневитинова, члены «общества любомудрия» (любомудрие — калька с греческого «философия»). Пушкин читает «Бориса Годунова». Когда поэт окончил чтение сцены в монастыре, слушатели были буквально ошеломлены силой написанного… Мало кому неизвестен рассказ историка Погодина о том утре:

«Мы все просто как будто обеспамятели. Кого бросало в жар, кого в озноб. Влосы поднимались дыбом. Не стало сил выдерживать. Один вдруг вскочит с места, другой вскрикнет. У кого на глазах слезы, у кого улыбка на губах… О, какое то было утро, оставившее следы на всю жизнь!».

Мистика, но, похоже, пушкинское чтение изменило энергетику дома. Не иначе время решило запечатлеть сей момент. Когда в 90-х годах стали в открытую говорить о явлениях загадочных и фантастических, в одном из журналов был опубликован рассказ некой москвички, нашей современницы. Она шла по Кривоколенному переулку, как, вдруг, около дома Веневитинова услышала четкий звук копыт по мостовой. Из-за угла показалась карета, из которой вышел… Пушкин. Подпрыгивающей походкой, поигрывая тростью, он прошел к дому и скрылся в подъезде. Карета же поехала дальше. Через мгновение все исчезло: булыжник вновь обратился в асфальт…
В конце октября 1826-го Веневитинов бежит от своей любви к Зинаиде Волконской и уезжает в Петербург на место новой службы. На память Волконская дарит ему кольцо из Геркуланума, которое Дмитрий обещает надеть только перед венцом или перед смертью… В марте 1827-го, возвращаясь легко одетым с вечера у Ланских он простужается и 15 марта умирает. Перед смертью друг Веневитинова надевает ему на палец кольцо, Дмитрий приходит в себя и спрашивает: «Разве я венчаюсь?» По воле судьбы именно Волконской придется сообщить страшное известие матери Веневитинова. Много позже, уже живя в Риме, Зинаида приедет в Москву и по пути в церковь ошибется улицей:

«…Я направляюсь к вашему дому. Я вступаю во двор, я осязаю стену, молюсь и гляжу на лестницу. И еще раз вторично я прошла перед столькими воспоминаниями…»

У Веневитинова есть пророческое стихотворение, посвященное подаренному перстню. Перстень этот был найден во время раскопок в Геркулануме, античном городе погибшем вместе с Помпеями во время извержения Везувия. «Ты был отрыт в могиле пыльной, Любви глашатель вековой И снова пыли ты могильной завещан будешь, перстень мой… Века промчатся и, быть может, Что кто-нибудь мой прах встревожит И в нем тебя откроет вновь…» Так и случилось, в 1930-м году была вскрыта могила Веневитинова в Симоновом монастыре, прах поэта перенесли в Новодевичий, а перстень сняли. Ныне он хранится в Бахрушинском музее Москвы.

Последним дореволюционным владельцем дома был купец Слиозберг, который думал сломать его, чтобы выстроить доходный, но не успел. Ирония судьбы или благоволение времени: революция, безжалостно уничтожившая огромное количество особняков, спасла от сноса этот одноэтажный особнячок с полуподвальным этажом и антресолями.
С 1923 года в доме поселилась семья Гинзбургов. «В зале, где происходило чтение, мы и жили. Жили, конечно, не одни. При помощи весьма непрочных, вечно грозящих обрушиться перегородок, зал был разделен на целых четыре квартиры — две по правую сторону, если смотреть от входа, окнами во двор, две по левую — окнами в переулок, а между ними длинный и темный коридор, в котором постоянно, и днем, и ночью, горела под потолком, висящая на голом шнуре, тусклая электрическая лампочка. Окна нашей квартиры выходили во двор. Вернее, даже не во двор, а на какой-то удивительно нелепый и необыкновенно широкий балкон. Подобно перегородкам в доме — балкон вот-вот грозил обрушиться, он считался аварийным и выходить на него не рекомендовалось». Это воспоминания старшего из детей Гинзбургов — Александра, больше известного как Александр Галич.
24 октября (12-го по старому стилю) 1926 года, спустя ровно сто лет, в доме по Кривоколенному переулку устраиваются чтения «Бориса Годунова». Годом позже появляется мемориальная мраморная доска.

13

Дмитрий Владимирович ВЕНИВИТИНОВ
(26 (14) сентября 1805 - 27 (15) марта 1827)
http://sg.uploads.ru/UzB72.jpg

Душа сказала мне давно:
Ты в мире молнией промчишься!
Тебе все чувствовать дано,
Но жизнью ты не насладишься.
Веневитинов, 1827

«Как вы позволили ему умереть?» — горестно воскликнул Пушкин в 1827 году, узнав о безвременной кончине Дмитрия Владимировича Веневитинова. Каким-то роковым образом творцы российской поэзии, словно громоотводы молнии, притягивают к себе раннюю смерть. Через десять лет с этим вопросом уже обращались к друзьям Александра Сергеевича. Пройдет еще немного времени, и в машукском раскатистом эхе выстрела Мартынова снова зазвенит: «Как вы позволили ему умереть?» Пушкина пуля сбила — в небесах, Лермонтова — на взлете, Веневитинова тифозная горячка свалила, когда он еще только пуговился взлететь, еще только расправлял крылья* А ведь уже по первым, приготовительным, их взмахам всем было ясно: птицу ждет высокий полет»

Этот юноша был во всем необычен. Одна его внешность уже поражала современников. Вот каким Веневитинов предстал глазам женщины: «Это  был красавец в полным смысле этого слова. Высокого роста, словно изваяние из мрамора. Лицо его имело кроме красоты какую-то еще прелесть неизъяснимую. Громадные глаза голубые, опушенные очень длинными ресницами, сияли умом». А вот взгляд литератора: «Веневитинов и в жизни был поэтом: его счастливая наружность, его тихая и важная задумчивость, его стройные движения, вдохновенная речь, светская, непритворная любезность, столь знакомые всем, вблизи его видевшим, ручались в том, что он и жизнь свою образует как произведение изящное». Даже форма головы обличала в нем гения: в 1930 году, при вскрытии его могилы в Симоновом монастыре, череп поэта удивит антропологов своим необыкновенно сильным развитием.

Зинаида Александровна Волконская, Царица муз и красоты

Романтическим светом освещала фигуру Веневитинова и его возвышенная, хоть и несчастная, любовь к Зинаиде Волконской, символом которой стал знаменитый перстень княгини, найденный в свое время при раскопках Геркуланума и Помпеи. Волконская подарила его поэту «в горький час прощанья», при отъезде Дмитрия Владимировича в Петербург. Веневитинов прикрепил перстень к часам, в виде брелока, объявив, что наденет его только перед женитьбой или смертью. Поэт предчувствовал второй исход (см. стихотворения «Завещание» и «К моему перстню»). Предчувствия поэтов редко обманывают, по слову их и сбывается... Но, может быть, самой необычной чертой личности Веневитинова было сочетание романтической устремленности души с завидной собранностью, сосредоточенной серьезностью, из чего проистекало его неутомимое трудолюбие. Веневитинов не поддался обаянию популярного тогда образа поэта — «гуляки праздного», «беспечного ленивца», одинаково преданного как Музе, так и «чаре зелена вина» или карточному столу. Вообще в нем, кажется, вовсе отсутствовала наша родная (проклинаемая и вместе с тем горделиво любимая) «обломовщина». Федор Хомяков восторженно писал своему знаменитому впоследствии брату Алексею: «Хотелось бы для твоего исправления, чтобы ты пожил с нами здесь, посмотрел на Дмитрия. Это — чудо, а не человек; я перед ним благоговею. Представь себе, что у него в 24 часах, из которых составлены сутки, не пропадает ни минуты, ни полминуты. Ум, воображение и чувство в беспрестанной деятельности. Как скоро он встал, и до самого того времени, как он выезжает, он или пишет, или бормочет новые стихи; приехал из гостей, весело ли ему были или скучно, опять за то же принимается, и это продолжается обыкновенно до 3-х часов ночи... Он редко читает, гулять никогда  не ходит, выезжает только по обязанности».

Да, по всему Дмитрий Веневитинов обещал стать лидером нового поколения русских литераторов, которое, с некоторой долей условности, можно назвать поколением «любомудров». «Любомудрами» себя называли участники общества, образованного в Москве в 1823 году. Основная его задача состояла в углубленном изучении новейшей философии; предпочтение отдавалось немецкой, прежде всего Шеллингу. Но проникновение в мир немецкой мыслительной культуры (самой значительной в мире) не являлось для «любомудров» самоцелью. Целью же становилось; создание самобытной русской философии. России настала пора осознавать свое бытие в философских концепциях. И поколение, шедшее на смену радикалам 14 декабря, все свои усилия направило не на осуществление утопических схем переделки общества, а на создание мощной культуры мысли во всех ее проявлениях. Душой «Общества любомудрия» стали Владимир Одоевский и Дмитрий Веневитинов.

В своей известной статье «О состоянии просвещения в России» Веневитинов четко определил задачу национального любомудрия: «...Цель просвещения или самопознания народа есть та степень, на которой он отдает себе отчет в своих делах и определяет сферу своего действия...» Увы, говорит далее юный мыслитель, Россия в самопознании не преуспела, ибо «все получила извне». Не обосновав мыслительного фундамента русской культуры, образованное общество России занялось выражением себя-, в стихах. Поэт Веневитинов этим встревожен: «...Истинные поэты всех народов, всех веков были глубокими мыслителями, ...венцом просвещения. У нас язык поэзии превращается в механизм; он делается орудием бессилия, которое не может себе дать отчета в своих чувствах и потому чуждается определительного языка рассудка. Скажу более: у нас чувство некоторым образом освобождает от обязанности мыслить и, прельщая легкостью безотчетного наслаждения, отвлекает от высокой цели усовершенствования». Выход у России один: «Надобно бы совершенно остановить нынешний ход ее словесности
и заставить ее более думать, нежели производить». Наверное, не прав Веневитинов в своем максимализме: для существования поэзии совсем не обязательно предварительное ее философское осознание; но вопрос о создании оригинальной русской культуры мысли был поставлен вовремя. Сам же Веневитинов и друзья его «любомудры» творили именно философскую поэзию, которая заняла почетное место в истории отечественной словесности.

Веневитинов, собственно, лишь «сделал заявку», лишь наметил контуры, по которым развилось бы потом его творчество. Что бы он дал России, проживи еще хоть пять лет? Гадание о подобных вещах — занятие неблагодарное. И все же очевидно: мы имели бы в лице этого юноши не только великого лирика, равновеликого Тютчеву, но и великого мыслителя, создателя национальной философской школы (так, между прочим, думал близкий друг поэта И. В. Киреевский) и, видимо, великого литературного критика — ведь что-то же значит похвала Пушкина веневитиновской статьи о первой главе «Евгения Онегина»: «Это единственная статья, которую я прочел с любовью и вниманием. Все остальное — или брань, или переслащенная дичь».

...Мне было в жизни утешенье,
Мне тайный голос обещал,
Что не напрасное мученье
До срока растерзало грудь.
Он говорил: «Когда-нибудь
Созреет плод сей муки тайной
И слово сильное случайно
В нежданном пламени речей
Из груди вырвется твоей;

Уронишь ты его не даром:
Оно чужую грудь зажжет,
В нее как искра упадет
И в ней пробудится пожаром».
«Тайный голос» не обманул Веневитинова. Федор Тютчев и Владимир Одоевский, Иван Киреевский и Алексей Хомяков, Степан Шевырев и Михаил Погодин — вот имена, достойно представившие поколение «любомудров» в русской культуре, доказавшие, что слово их друга было действительно «уронено не даром»* Этим можно бы и утешиться: он рано умер, но дело его не пропало. Но почему-то хочется, чтобы Веневитинов сам доделал свое дело, ведь никто никогда никого заменить не может. Существует такая точка зрения: все происходит так, как должно происходить; все умирают, когда должны умереть; смертей не вовремя не бывает — ив этом мудрость мира. Наш разум, столкнувшись с подобными рассуждениями, поумничает-поумничает и, пожалуй, с ними согласится... Но «глупое сердце» спрашивает: «Как вы позволили ему умереть?..»

ОСНОВНЫЕ ВЕХИ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА Д. В. ВЕНЕВИТИНОВА

(по старому стилю)

1805, 14 сентября — в Москве у гвардии прапорщика Владимира Петровича Веневитинова и его жены Анны Николаевны (урожденной Оболенской) рождается сын Дмитрий.
До 1822 — получает прекрасное домашнее образование, плодотворно изучает языки, литературу, философию; серьезно занимается живописью и музыкой.
1821 — пишет первое стихотворение «К друзьям».
1822—1824 — проходит вольнослушателем курс Московского университета.
1823 — вступает в основанное В. Ф. Одоевским «Общество любомудрия», занимающееся углубленным изучением немецкой философии; становится секретарем «Общества».
1824 — поступает на службу в московский архив Коллегии иностранных дел; работает над неоконченной исторической поэмой «Евпраксия».
1825 — первая печатная работа Веневитинова, статья — антикритика на разбор Н. Полевым первой главы «Евгения Онегина» (журнал «Сын Отечества») ;
«Общество любомудрия» прекращает свое существование.
1826 — пишет концептуальную статью «О состоянии просвещения в России»;
10 и 12 октября — в доме Веневитинова Пушкин читает «Бориса Годунова»;
конец октября — переезд в Петербург в связи с получением места в Коллегии иностранных дел; арест по безосновательному подозрению в причастности к делу декабристов.
1827—принимает участие в издании журнала «Московский вестник», (редактор М. П. Погодин), где печатает разбор «Бориса Годунова»;
15 марта — умирает от тифозной горячки (похоронен на кладбище Симонова монастыря; в 1930 г. прах поэта перенесен на Новодевичье кладбище).

ДЕЯТЕЛИ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ О Д. В. ВЕНЕВИТИНОВЕ

А. С. Пушкин
«Чудный поэт».

В. А. Жуковский
«Чистый свет угас слишком рано. У него было много прекрасного в душе, нравственного и поэтического».

И. В. Киреевский
«Кто вдумается с любовью в сочинения Веневитинова (ибо одна любовь дает нам полное разумление); кто в этих разорванных отрывках найдет следы общего им происхождения, единство одушевлявшего их существа; кто постигнет глубину его мыслей, связанных стройной жизнью души поэтической, тот узнает философа, проникнутого откровением своего века; тот узнает поэта глубокого, самобытного, которого каждое чувство освещено мыслию, каждая мысль согрета сердцем, которого мечта не украшается искусством, но сама собою родится прекрасная, которого лучшая песнь есть собственное бытие, свободное развитие его полной, гармонической души».

А. С. Хомяков
«С Веневитиновым, бесспорно, начинается новая эпоха для русской поэзии, эпоха, в которой красота формы уступает первенство красоте и возвышенности содержания. Он умер в слишком ранней молодости и не совершив подвига, на который казался призванным; но его явление было утешительным признаком начинающегося более самобытного и зрелого просвещения в России, и самый успех его немногих стихотворений доказал, что великие требования его поэтической души были в ней поняты и оценены.
Веневитинов не был исключительно художником. Душа ясная и благородная, разум образованный, мыслящий и сильный соединялись в нем в полной и прекрасной гармонии. Первое его явление в обществе, первые шаги на поприще словесности пробудили много и много надежд, которым не суждено было осуществиться; но завет таких людей, как он, никогда не пропадает, другие исполняют то, что Веневитинов обещал: таков ход человеческой мысли».

В. Г. Белинский
«Веневитинов сам собою составил бы школу, если б судьба не пресекла безвременно его прекрасной жизни, обещавшей такое богатое развитие. В его стихах просвечивается действительно идеальное, а не мечтательно идеальное направление; в них видно содержание, которое заключало в себе самодеятельную силу развития».

Н. Г. Чернышевский
«Проживи Веневитинов хотя десятью годами более — он на целые десятки лет двинул бы вперед нашу литературу».

Б. А. Садовской
«Что же дал бы нам Веневитинов, проживи он еще пять, десять лет? Уж его никак не ждал «обыкновенный удел» — его лира несомненно должна была поднять в веках гремучий непрерывный звон. Всматриваясь пристальнее в поэтическое его наследие, в оставшиеся нам от него первые юношеские пробы, замечаешь разлитое на них ровное розоватое горение, предшествующее всегда восходу великого светила... Поэзия Веневитинова подобна светлому источнику, в струях которого душа поэта отражается мерцающей звездой... У него нет ни одной фальшивой ноты: все его стихи прошептаны ему непосредственно самой Музой... Форма у Веневитинова безукоризненна. Плохих стихов у него вовсе нет, и эта черта, как и некоторые другие, сближает его с Пушкиным. Что-то пушкинское замечается в самой фактуре его стиха».
СОВЕТУЕМ ПРОЧИТАТЬ
Сочинения Д. В. Веневитинова
Полное с о б р а н и е сочинений.—М.; Л., 1934.
Полное собрание стихотворений.—Л., I960.
Избранно е.— М., 1956.
Стихотворения. Проза.—М., 1980.
РАБОТЫ О ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ Д. В. ВЕНЕВИТИНОВА
Каменский 3. А. Московский кружок любомудров.— М., 1980.
Манн Ю. В. Д. В. Веневитинов и начало русской философской эстетики//Манн Ю. В. Русская философская эстетика.— М., 1969.
Пятковский А. П. Князь В. Ф. Одоевский и Д. В. Веневитинов: Историко-литературные характеристики.— Спб., 1901.
Садовской Б. А. Д. В. Веневитинов//Садовской Б. А. Лебединые клики.— М., 1990.
Сакулин П. Н. Из истории русского идеализма.—Т. 1.—М., 1913.
Сахаров В. И. Раздумье творческого духа (Д. В. Веневитинов)
Сахаров В. И. Страницы русского романтизма.— М., 1988.
Фатов А. Любовь и смерть Веневитинова.— Варшава, 1914.

С. Сергеев
Л. Иванов


Вы здесь » Декабристы » ДРУЖЕСКИЕ СВЯЗИ ДЕКАБРИСТОВ » Веневитинов Дмитрий Владимирович.