Волкова (Мария Аполлоновна) - автор интересных писем из эпохи Александра I. Родилась в 1786 г.; была фрейлиной императрицы Марии Федоровны. Умерла в 1859 году. Письма ее занимают видное место в нашей эпистолярной литературе; они писаны на французском языке, в период 1812 - 1818 гг., к Варваре Ивановне Ланской, родственнице Волковой, и представляют собой чрезвычайно ценный материал для характеристики московского высшего общества, типы которого явились вскоре в комедии Грибоедова  "Горе от ума". Автор писем отличается наблюдательностью и ненавистью к французам. Письма были в руках графа Л.Н. Толстого  и послужили ему материалом для изучения людей 12 года. Часть их была напечатана в "Русском Архиве" 1872 г. под заглавием: "Частные письма 1812 года", а затем целиком, в переводе М.П. Свистуновой, в "Вестнике Европы" (1874, № 8, 9, 10 и 12, и 1875, № 1, 2 и 8) под заглавием: "Грибоедовская Москва в письмах Марии Аполлоновны Волковой к В.А. Ланской". См. князь П.А. Вяземский, "Грибоедовская Москва" (Полное собрание сочинений, т. VII) и Письма к М.А. Волковой в "Русском Архиве", 1887, книга I.  Сестра декабриста М.А. Волкова.

ИЗ ПИСЕМ М. А. ВОЛКОВОЙ В. И. ЛАНСКОЙ
1812—1818 гг.

Публикуемая рукопись хранится в архивном фонде редакции журнала «Русский архив» П. И. Бартенева*. Ее текст написан чернилами на русском языке (перевод с фарнцузского) четким красивым почерком и размещен на первых страницах сшитых полос (2/3 по ширине и 1 1/2 по длине писчего листа) белой бумаги без водяных знаков.

Автор писем, Мария Аполлоновна Волкова (1786—1859), по своему происхождению принадлежала к московской знати и находилась в более или менее отдаленном родстве со многими родовитыми семьями первопрестольной столицы, включая князей Вяземских. Ее отец, генерал-поручик А. А. Волков, в конце екатерининского царствования был командующим войсками в Эстляндии; мать вышла из старинного знатного московского рода Кошелевых. Сама Мария Аполлоновна с 1818 г. имела двойной шифр: «Е» и «М», т. е. была фрейлиной императрицы Елизаветы Алексеевны и матери Александра I Марии Федоровны. Как сама М. А. Волкова, так и ее братья Сергей, Николай и Михаил и младшая сестра Екатерина были музыкально одаренными людьми, прекрасно пели и играли на пианино. Екатерина (по мужу Рахманова) отличалась необыкновенной красотой, чего нельзя было сказать о самой Марии Аполлоновне. По наблюдению князя П. А. Вяземского, которому, собственно, во многом и посвящена данная публикация, «в ней было что-то более решительное и бойкое», а ее воспитание «было более практическое, чем идеальное». Судя по письмам, М. А. Волкова была хорошо образована, умна и наблюдательна.

Ее адресат — дальняя родственница и близкая подруга княжна Варвара Ивановна Одоевская (1794—1845). Она рано лишилась родителей и воспитывалась в доме своего опекуна, сенатора Д. С. Ланского, женатого на ее тетке, тоже Одоевской. Перед Отечественной войной 1812 г. она переехала в Петербург, где в 1825 г. вышла замуж за графа С. С. Ланского, который впоследствии стал членом Государственного совета и министром внутренних дел (1855—1861). Ланские были знакомы с А. С. Пушкиным, занимались благотворительностью. Варвара Ивановна не была лишена литературных способностей; в 1847 г. вышли в свет переведенные ею на французский язык «Беседы митрополита Филарета по освящении храма Пресвятой Богородицы Взыскательницы погибших», состоявшегося при тюрьме пересыльных арестантов 23 декабря 1843 г. в Москве.

Полная публикация писем Волковой к Ланской была осуществлена в журнале «Вестник Европы» под названием «Грибоедовская Москва в письмах М. А. Волковой к В. И. Ланской»*. В предисловии к этой публикации М. М. Стасюлевич отмечал, что письма Волковой сохранились у дочери Ланской А. С. Перфильевой, которая давала их читать Л. Н. Толстому во время его работы над эпопеей «Война и мир». Однако П. А. Вяземский считал, что эти письма «по большей части не заслуживают гласности, которой их предали» и особенно возражал против названия публикации: «В этих письмах нисколько не обрисовывается Грибоедовская Москва. Скорее тут проглядывается Москва анти-грибоедовская»**.

П. И. Бартенев, у которого письма Волковой оказались гораздо раньше, чем у издателя «Вестника Европы», как опытный журналист, обладавший исключительным историческим чутьем, выделил в них два наиболее ценных сюжета — описание московского общества в 1812 году и сведения о молодом Вяземском — и опубликовал в «Русском архиве» четыре из нескольких десятков писем: «Письма 1812 года М. А. Волковой В. И. Ланской. Перев. М. П. Свистуновой», в которых речь идет о московских нравах в период наполеоновского нашествия***.

Данная рукопись, представляющая собой выдержки из 29 писем М. А. Волковой В. И. Ланской за 1812—1818 гг. и содержащая сведения о князе П. А. Вяземском, на страницы бартеневского журнала не попала. Надо полагать, подборка фрагментов писем М. А. Волковой, в которых речь идет об одном из самых активных авторов «Русского архива», была подготовлена по заказу П. И. Бартенева и предназначалась для печати, но против публикации возражал сам Вяземский. Одной из причин тому могли быть непочтительные высказывания Волковой в адрес ее подруги Веры — жены П. А. Вяземского.

Полная публикация текста этой рукописи в «Российском архиве» даст возможность современному читателю не только узнать подробности личной жизни П. А. Вяземского в период 1812—1818 гг., но и окунуться в атмосферу московского высшего общества того времени.

***

18-го Мая 1812 г.

<....> Если ты хочешь знать Московские новости, скажу тебе, что соседка наша Соковнина при смерти вследствие родов.1 Соллогуб родила сына.2 Вот неделя как я не видала Вяземского. И муж и жена3 оба больны. На наших вечерах постоянно бывало много гостей, так как из всех знакомых домов только в одном нашем аккуратно принимают каждый день. <...>

Москва, 24 Июня 1812.

<...> Князь N.4, в то время, как мы были в деревне, давал ужины, на которые истребил 120 тысяч рублей. Жена его ужасно безумствует, но нельзя не пожалеть о ней, видя, как мало муж обращает на нее внимания. Правда, что сама то она мало это замечает и совершенно бывает довольна, говоря о своей беременности и о 70 тысячах мужнина дохода. Но ежели муж ея будет продолжать играть, то она лишится удовольствия хвастать своим богатством. <...>

Это общество мужей-холостяков устроило за городом пикники, на которые дам не приглашают, а на место их берут цыганок, карты и вообще не стесняются. Спрашиваю тебя, каково видеть это женщине, у которой есть хотя сколько нибудь чувства. N. слишком глупа и безалаберна, а Гагарина слишком молода, чтобы видеть вещи в надлежащем свете. Одна Соллогуб все понимает. Я ее застала с опухшими глазами; она призналась мне, что плакала, не говоря причины; но я готова пари держать, что толстый граф причина ея слез. Меня приводят в негодование подобныя вещи. <...>

11-го Ноября 1812.

<....> Князь Вяземский возымел дерзкую отвагу участвовать в качестве зрителя в Бородинском сражении.5 Под ним убили двух лошадей, и сам он не раз рисковал быть убитым, потому что Валуев6 пал возле него. По окончании сражения он вернулся в Москву. Не слыхав никогда пистолетного выстрела, он затесался в такое адское дело, которому, как все говорят, не было подобного. Не понимаю, как это несчастное сражение могло хотя на минуту обрадовать вас. Хотя по словам лиц в нем участвовавших (некоторых я встречала), это не потерянное сражение, однако на другой же день всем ясны были его последствия. <...>

19-го Января 1814.

<....> Вяземский перестал играть в азартныя игры; через час по получении твоего письма мне пришлось обедать с ним и с его женою, чем я воспользовалась, чтоб передать им все, что ты поручила им сказать.... Мы с ним большие друзья; он постоянно твердит мне, что готов пожертвовать десятью годами жизни, чтоб вскружить мне голову, но с моей неподвижностью ему этого не добиться, хотя, по его словам, редкое должно быть наслаждение покорить такое неприступное сердце. Он отличный малый, не по летам: умеет и себя вести и жену наставить. Я за тебя поцеловала их ребенка;7 бедный мальчик хворает, у него прорезываются последние зубки, его щеки такие пухленькия и личико до того круглое, что многие находят него похожим на меня. <...>

23-го Февраля 1814.

<....> Вот четверостишие Вяземскаго:

Что написать тебе? — Решиться не умею.

Скажу-ли, что пленен любезностью твоею?

Ты не поверишь мне и стих отвергнешь мой.

Скажу-ли я что — нет? Солгу перед собой.

Куплетов о Ростопчине8 не могу добиться. Вяземский не хочет прочесть их мне еще раз, боясь, чтоб я их не запомнила; он на этот счет крайне осторожен.

12-го Марта 1814.

<....> Бедный В<яземский> начал увлекаться игрой и вот уже две недели, как мы видимся гораздо реже. Андрей Г. настоящая язва для молодежи: он устроил у себя вечера и играет до зарезу с Л. и кн<язем> Петром <Вяземским>. Л. тридцать лет, он не мальчик и должен отдавать себе отчет в своих действиях. Кн<язь> Андрей — дрянь: еслиб он проиграл все свое состояние, я пожалела бы о его жене и дочери, но не о нем. Это человек ни на что не годный, между тем многих он губит и никто его терпеть не может. Кн<язь> Петр ненавидит его и встречается с ним только за карточным столом, потому что жить не может без игры. Наверное он будет жертвою своей страсти.9 Где же ему, юноше 21 года, устоять против двух опытных игроков, каковы его партнеры. Из В<яземского> мог бы выйти дельный малый; у него добрая натура и хорошия способности. Повредила ему глупая женитьба! Жена его добрая бабёнка, но совершенная ничтожность во всех отношениях. У нея нет ни такта, ни самостоятельности; да и чего же можно было ожидать от системы воспитания, которой держится г<оспо>жа Кологривова.10

27 Апреля 1814.

<...> Ты, конечно, отгадываешь, что Вяземский в числе главных участников и весь погружен в заботы о празднике.11 Он сочинил на этот случай прекрасное четверостишие к бюсту Императора. Вот оно:

Муж твердый в действиях и скромный победитель

Какой венец ему! Какой алтарь!

Вселенная! Пади пред ним: он твой спаситель!

Россия, им гордись! Он сын твой, он твой царь!12

11-го Мая 1814.

<...> Вяземский в честь Государя сочинил полонез, который я пошлю тебе на будущей неделе. Праздник в честь Императора отложен до Пятницы вследствие дурной погоды. Я, кажется, не говорила тебе, что меня хотели заставить участвовать в прологе. Вяземский, Валуев,13 Пушкин14 и другия — целая депутация — явились меня упрашивать взять роль Европы.... Вяземский поручил жене взять роль России.... Наташа Корсакова15 и сестра ея Волкова,16 две княжны Шаховския, две девицы Полторацкия и другия, которых я не знаю, разобрали все роли. Я уверена, что спектакль будет хорош. Наряды этих дам баснословно дороги. Платье кн<ягини> Веры стоит две тысячи.17. <...>

25-го Мая 1814.

<....> Вчера был маленький праздник в Всесвятском у г<оспо>жи Рябининой и кн<язей> Шаховских. <...> Завтра в деревне Чесменской Вяземский устроит праздник. <...>

<.....> На днях явится поэма Карамзина,18 в которой описываются последния события. Говорят, что это образцовое произведение; я еще не успела его прочесть. Вчера сам автор читал его за обедом у Вяземскаго. В числе слушателей были люди сведующие, которые уверяют нас, что сочинение превосходно. <...>

Высокое, 8-го Августа 1814.

<....> Если бы ты знала, какое вы нам окажете одолжение, избавив нас от прекрасного графа!19 Все его считают сумасшедшим. У него что ни день, то новая выходка. Несправедлив он до крайности. Окружающие его клевреты, не стоящие ни гроша, действуют заодно с ним. Словом, в Москве администраторы — народ такой отборный, что Волков20 принужден был подать в отставку после истории с Брокером21, правой рукой Ростопчина. Неизвестно, дадут ли ему выйти в отставку, только он, не стесняясь, везде рассказывает, что считает за бесчестие служить вместе с Брокером, который здесь 2-м полицмейстером. Граф теперь в Петербурге. Как его там приняли? Сделайте одолжение, оставьте его у себя, повысьте еще, ежели желаете, только не посылайте его к нам обратно. За несколько дней перед отъездом, он сделал такую штуку с купцами, что они пришли в отчаяние. Он здесь всем насолил, и могу тебя уверить, что, кроме Спиридова22 и Брокера, никто о нем не пожалеет. <...>

29-го Августа 1814.

<....> Я решительно не знаю, что намереваются делать Вяземские. Муж весной говорил мне, что желает иметь такую должность, в которой он бы чем нибудь <мог> отличиться. Он очень честолюбивый молодой человек.

Я тогда подумала, что ему хорошо было бы служить где нибудь при посольстве за границей, он же охотник до путешествий.... Как ни говори, а кн<язю> Петру следует вступить на службу, ему 22 года, нельзя же ему всю жизнь сидеть без дела.

5-го Сентября 1814.

<....> От Левашова23 я такое узнала, что кн<ягиня> Вяземская была при смерти после родов. У нея родилась дочь Мария.24 Когда Левашов уезжал из Москвы, княгиня лежала в горячке. Сам кн<язь> Петр тоже болен; боюсь, что ему не сдобровать. У него упорный кашель, который усиливается при малейшем душевном волнении. Смерть ребенка25 усилила его хронический недуг.

Левашов говорит, что Вяземские никуда не собираются ехать и намерены всю зиму провести в Москве. Я пишу тебе так подробно о Вяземских потому, что знаю, что ты разделяешь мою слабость к кн<язю> Петру. Точно, он прекрасно одарен природой и не будь он с детства окружен людьми довольно сомнительными, из него вышел бы отличный человек. О многом внушили ему ложныя понятия; но его природныя добрыя качества пересилили пагубное влияние. В обществе он очень мил и приятен. <...>

22-го Марта 1815.

<...> Г<осподи>н Са-н, с которым ко мне приставала Полина (Шаховская) пока была здесь, действительно очень богатый молодой человек, я даже нахожу его слишком богатым: у него 150 тысяч годового дохода. По моему, эпитет «очаровательный», которым наградила его Полина, вовсе к нему нейдет. Наружность у него очень неприятная, редко можно встретить такое некрасивое лицо. Он довольно умен, пользуется хорошей репутацией; вообще я полагаю, что он достоин уважения, быть может найдутся особы, которыя полюбят его, если только им он не внушит антипатии, которую я почувствовала к нему сразу, сама не знаю отчего. Страсти он не в ком не возбудит, но к нему можно привязаться и полюбить его — такое чувство прочнее и обещает счастие в семейной жизни. Но не может оно развиться, коль скоро чувствуешь к человеку непреодолимое отвращение. Не могу понять, отчего он мне так противен.

29-го Марта 1815.

<...> Ни одной нитки не оставляю в Москве!26 Вяземский с прошлой зимы все толкует, что если придется эмигрировать во второй раз, то он отправится в ту сторону, куда я поеду, и даже имеет намерение заказать экипаж, в котором поедет вслед за мной, или увезет меня собой, и объявит мама,27 что оставит ей, вместо меня, свою жену. Я от души смеялась над его выдумкой. <...>

8-го Ноября 1815.

<...> Я окончательно отказалась от сеньора Ратти28 после бала кн<язя> Долгорукова, на котором он прыгал как стрекоза. Вяземский говорит, что он как будто бросает вперед ноги, а потом сам их догоняет. Я просто умерла со смеху, услыхав эту остроту. Следовательно тебе бояться нечего, я не увлекусь этим «авантюристом», как ты его называешь. <...>

Москва, 3-го Января 1816.

<...> Что же касается до Вяземского, он стал нежнейшим из супругов и примерным отцом семейства, какие бывают лишь мужчины лет сорока.

31-го Января 1816.

До сих пор не могу отдохнуть после двух утомительных вечеров. Мы плясали как угорелые у графа Толстого в Четверг, а в Пятницу у Вяземских танцы продолжались до 6 ч<асов> утра. Бал был преудачный; давно я так не веселилась и не была так в духе, как в этот вечер. Ты скоро увидишь нашего милого князя. Он вчера уехал в Петербург по делам и пробудет там до первой недели поста.29 Пожалуйста, не задерживайте его. Это наше сокровище самое драгоценное, мы все его ревнуем. Он надеется встретиться с тобой тотчас по приезде у Грибоедовых.30 Если увидишь его, передай ему от меня тысячу приветствий. Я люблю его всей душой.

6-го Марта 1816.

<...> Я очень весело провожу время. Вера вздумала приготовить мужу сюрприз к его возвращению. Она мне рассказала. что придумала, и просила меня помочь ей исполнить свое намерение. Я посоветовалась с мама, которая, узнав, что в проэкте Веры примут участие лица нам близкия, позволила и мне к ним присоединиться. Я объявила Вере, что голос мой к ея услугам, хотя он сильно ослаб вследствие постной пищи. Она завербовала и г<оспо>жу Бартеневу, которая тоже будет петь. Фортепьянные пьесы исполняют: сама Вера и m-lle Каверина,31 которая очень мило играет. Потом разыграют маленькую комедию-фарс, сочинение Пушкина; я пропою только куплет в конце пьесы. <...>

3-го Апреля 1816.

<....> Вяземский был крайне тронут тем, что мы занимались им во время его отсутствия.32 Теперь он с своей стороны хочет нас позабавить. На Пасхе готовит нам бал, а несколько дней спустя любительский спектакль. В настоящее время все здешние кавалеры возстали против него и всех нас. Закидали нас каменьями. Они понять не могут, отчего мы так угождаем одному лицу, между тем как, по их словам, все они расположены, подобно Вяземскому, броситься перед нами на колени. <...>

24 Апреля 1816.

<....> Князь Петр плакал все эти дни, быть может больше, чем некоторыя из нас.33 У него золотое сердце; очень похвально, что он не старается скрывать своей чувствительности, подобно другим мужчинам, которые считают стыдом, если у них выкажется хоть одна слезинка.

8-го Мая 1816.

<...> 28-го числа мы сами простимся с Москвой. Сперва отправимся к Апраксиной в имение. К 30-му у нея готовится большое празднество. Будет спектакль, наверное удачный, потому что хорош выбор актеров. Из дам играть будут: Вера Вяземская, г<оспо>жа Пушкина,34 г<оспо>жа Гедеонова (рожденная Шишкова), кн<ягиня> Туркестанова и сама Апраксина. Мужския роли исполняют: оба Пушкина, Вяземский, г<осподин> Мемон и т. д. Все эти лица приедут погостить в Льгово на несколько дней, так что мы очутимся посреди довольно большого и весьма приятного общества. <...>

Высокое, <31> Июня 1816.

<...> Мари Сумарокова, с которой я в городе провела три дня, уехала в Киев на все лето. Кн<язь> Федор Голицын приехал в Льгово во время последней репетиции маленького дивертисмента, сочиненного Вяземским в честь Апраксиной. Толстый князь пристал, чтобы ему дали роль. Вяземский для <него> нарочно написал лишний куплет. Я должна была петь и танцевать на сцене, но по случаю мигрени пропустила все репетиции и в день спектакля находилась в числе зрителей. Вера Вяземская танцевала русскую. Пушкин вместо меня служил ей vis-а-vis. У Вяземских в имении, в Петров день, в имянины князя, будет большое празднество. Мы не поедем, они живут от нас слишком далеко. <....>

26-го Августа 1816.

Мы благоденствуем в Высоком, милый друг. Долетают до нас и Московские слухи. Там дают праздники за праздником. Нам прислали визитныя карточки гр<афини> Орловой и пригласительные билеты на бал, который графиня давала для Государя 23-го числа. Бал стоил ей, говорят, 50 тысяч, и наверное был великолепен. Дворянство давало бал в собрании 18-го числа. Нынче бал от купечества. Послезавтра будет бал у кн<язя> Юсупова, а 30-го, в заключение, у Тормазова будет роскошный праздник. Его Величество посещает окрестности Москвы: был у Троицы, в Воскресенском, в Коломенском, в Царицыне; в Суханове изволил обедать у кн<ягини> Волконской, в острове кушал чай у гр<афини> Орловой, в Архангельском обедал у Юсупова. <...>

2-го Сентября 1816.

<...> Веру Вяземскую заметил Государь на двух последних балах и оказал ей внимание; впрочем со всеми дамами вообще Его Величество изволил быть любезен и, кажется, со всеми танцовал. <...>

13-го Сентября 1816.

К Вяземскому Его Величество тоже не был благосклонен, а жене его оказал внимание на двух последних балах. Этим Его Величество изволил доказать, что ошибочно предполагают, будто муж и жена составляют одно существо.

Вяземскому повредили стихи, которыя он написал некогда. Государь его не может простить, а министры ужасно против него озлоблены за то, что он задел их за живое. За обедом у Юсупова Его Величество говорил со всеми, а кн<язю> Петру не сказал ни слова, как будто его тут и не было. Мне жаль Вяземского, он огорчен; впрочем, вот еще причина, по которой он нас не покинет для Петербурга. <...>

Москва, 21-го Сентября 1816.

<...> Вяземские остаются здесь на зиму, поездку свою отложили до Марта. Я убеждена, что они не двинутся отсюда, если Карамзин, или кто нибудь из друзей князя Петра не выхлопочет ему места. Князь мил по обыкновению, а Вера как-то необычайно расходилась, чего с ней не бывало, все хохочет; вчера даже вывела меня из терпения. <...>

10-го Сентября 1817.

<...> Нет сомнения, что Вяземский мог занять пост гораздо важнее, но так как он еще нигде не служил, нельзя же прямо попасть на важное место35. Г<оспо>жа Новосильцева, бывшая другом его отца, обещалась похлопотать об его повышении, а пока он решился занять незначительное место. Я еще не видала ни его, ни жены. Они нынешнюю зиму проведут в деревне, сюда будут приезжать изредка. Боюсь, чтобы в Варшаве Польки не вскружили голову кн<язю> Петру. <...>

1-го Октября 1817.

<...> Я не ездила в собор, у мама глаза заболели, и я рада была придраться к этому случаю, тем более, что многия из моих товарок остались дома. Кавалеры наши все туда отправились. Вся царская фамилия здесь со вчерашнего дня; их величества и их высочества изволили прибыть в 8 ч<асов> вечера. Они тихо проехали во дворец, народу запрещено было их встречать. <...> Вяземский не в духе, ему не хочется выезжать их деревни, они здесь на время, и Вера накупает наряды и, кажется, хочет участвовать на всех праздниках.

Москва, 14 Января 1818.

<...> Вот тебе известие другого рода: Самарин сватается за m-elle Нелединскую; она колеблется, а отец ея даст ответ по возвращении в Москву. Вчера была свадьба гр<афини> Зубовой и гр<афини> Завадовской.

14-го Октября 1818.

<...> Вяземские умирают с тоски в Варшаве, не чают, как оттуда выбраться. Кн<язь> Петр наверное желает идти вперед по службе, бросать ее он не намерен, а в другом городе не легко найти место. <...>

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Соковнина Софья Васильевна (урожд. кн. Хованская) умерла 22 мая 1812 г. на 24 году жизни.

2 У графини Софьи Ивановны Соллогуб (урожд. кн. Хованской), жены графа А. И. Соллогуба, 18 мая 1812 г. родился сын Лев, который был на год старше своего брата, известного писателя В. А. Соллогуба (1813—1882).

3 Вяземская Вера Федоровна (урожд. кн. Гагарина) (1790—1886), жена П. А. Вяземского с 18 октября 1811 г.

4 В полном тексте письма этому месту предшествует фраза: «Поговорю с тобой о трех жалких парочках: о Гагариных и о Соллогуб».

5 П. А. Вяземский участвовал в Бородинском сражении отнюдь не «в качестве зрителя», а поступив в московское ополчение с чином поручика 1-го Конного Казачьего полка графа М. И. Дмитриева-Мамонова и в качестве адъютанта генерала М. А. Милорадовича. Во время битвы он спас жизнь командира 23-й пехотной дивизии А. Н. Бахметева, вынеся раненого генерала с поля боя на своем плаще, за что был награжден орденом св. Станислава 4-й степени.

6 Валуев Петр Петрович (1786—1812), двоюродный брат М. А. Волковой, знакомый Вяземского, поручик кавалергардского полка.

7 Первый ребенок Вяземских, сын Андрей, родился в Вологде в 1812 и умер в августе 1814 г.

8 Ростопчин Федор Васильевич (1762—1826), граф, государственный деятель, писатель. С конца мая 1812 до конца августа 1814 г. был главнокомандующим Москвы. По его приказу перед вступлением французов в Москву из нее были вывезены все пожарные трубы. Современники не любили Ростопчина и считали его главным виновником гибели Москвы в пожаре 1812 г. Через 60 с лишним лет Вяземский писал о Ростопчине в своих воспоминаниях: «Граф Ростопчин будет известен в истории как Ростопчин 1812 года, Ростопчин Москвы, Ростопчин пожарный: нечто вроде патриотического Герострата, озарившего имя свое заревом пожара». Об отношении Ростопчина к Вяземскому можно судить по высказыванию, приведенному в тех же воспоминаниях Вяземского: «В одном письме его нашел я следующую заметку о себе: «Вяземский, стихотворец и якобинец»».

9 Вяземский вспоминал, что в молодости он «прокипятил» на картах до полумиллиона.

10 Кологривова Прасковья Юрьевна (урожд. кн. Трубецкая, внучка фельдмаршала И. Ю. Трубецкого) (1762—1848), по первому мужу кн. Гагарина. Отличалась решительным характером и острым языком. Прилюдно дала пощечину Г. А. Потемкину и в 1804 г. первой из русских женщин совершила полет на воздушном шаре. Современники считали ее прототипом княгини Татьяны Юрьевны в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума»: «Чиновные и должностные —/Все ей друзья и все родные».

11 Имеется в виду праздник в честь взятия Парижа. Вяземский был избран председателем комитета по подготовке этого праздника.

12 Надпись к бюсту Александра I была первым поэтическим произведением, которую Вяземский опубликовал за своей полной подписью. В награду за него он получил от императора бриллиантовый перстень.

13 Возможно, двоюродный брат М. А. Волковой, Александр Петрович Валуев (1785—1822), камергер, чиновник одного из московских департаментов Сената, отец П. А. Валуева, женившегося впоследствии на дочери Вяземского Марии.

14 Вероятно, Пушкин Василий Львович (1766—1830), дядя великого поэта, непременный участник всех московских праздников.

15 Римская-Корсакова Наталья Александровна (1792—1848), дочь камергера; с 1819 — жена полковника, впоследствии сенатора Ф. В. Акинфиева.

16 Волкова Софья Александровна (урожд. Римская-Корсакова) (1787—1863), с 1814 г. жена А. А. Волкова.

17 Грандиозный праздник в честь взятия Парижа, на который было приглашено 5 тыс. человек, состоялся 19 мая 1814 г. в доме статского советника Полторацкого. В аллегорической пьесе «Храм бессмертия» В. Ф. Вяземская сыграла роль Благодарной России и поразила присутствовавших богатством своего наряда и бриллиантами стоимостью в 600 тысяч рублей.

18 Речь идет о стихотворении Н. М. Карамзина «Освобождение Европы и слава Александра».

19 Так Волкова саркастически называет Ф. В. Ростопчина. В полном тексте ее письма от 29 августа 1814 г. она пишет: «Не только я, но люди старше меня не запомнят, чтоб кого-нибудь так ненавидели, как Ростопчина».

20 Вероятно, родственник автора писем, Волков Александр Александрович (1779—1833), знакомый А. С. Пушкина, с 1806 г. московский полицмейстер, с 1826 г. начальник 2-го округа московского корпуса жандармов, генерал-лейтенант.

21 Брокер Адам Фомич (1762—1848), в 1812—1817 гг. московский полицмейстер, полковник. Личный друг Ф. В. Ростопчина, попечитель его младшего сына и управляющий его имениями.

22 Спиридов Григорий Григорьевич (1758—1822), в 1812—1816 гг. комендант, а затем гражданский губернатор Москвы, друг Ростопчина, оставил службу после его отставки.

23 Вероятно, Левашов Василий Васильевич (1783—1848), в 1814 г. генерал-майор, командир лейб-гвардии гусарского полка, с которым дошел до Парижа. В начале этого письма Волкова упоминала о том, что перед отъездом в Париж Левашов приезжал к ней проститься.

24 Здесь, по-видимому, речь идет о событии годовой давности, т. к. дочь Вяземских Мария родилась 7 августа 1813 г. (умерла 25 февраля 1849 г.). 22 мая 1836 г. она вышла замуж за Петра Александровича Валуева, будущего министра внутренних дел и председателя Комитета министров.

25 См. пр. 7.

26 Эта фраза связана с известием о бегстве Наполеона с о. Эльбы и его триумфальным шествием к Парижу. «Как это ты не говоришь мне ни слова о вторжении Наполеона во Францию, — пишет Волкова перед этим, — ежели он все будет идти вперед, я начну укладываться, чтоб не застал меня врасплох, как в прошлый раз. <...> Признаюсь тебе, что посещение Наполеона далеко не забавно: я не буду покойна до тех пор, пока не приберут его к рукам».

27 Мать М. А. Волковой — Маргарита Александровна (урожд. Кошелева) (1762—1820), вдова генерал-поручика Аполлона Александровича Волкова (1838—1802). По воспоминаниям Вяземского, это была «женщина уважаемая в Москве за твердый рассудок свой и за нравственные достоинства». Она часто устраивала у себя вечера, которые, по словам Вяземского, «под деятельным председательством хозяйки, походили иногда на заседания игорной академии».

28 В предыдущих письмах Волкова упоминала о «саратовском итальянце» сеньоре Ратти, как о приятеле композитора М. Ю. Виельгорского, обладавшем прекрасным голосом: «Поет неподражаемо, мне кажется, что он успел меня пленить».

29 Речь идет о поездке Вяземского вместе с Карамзиным в Петербург, где он представлялся Александру I, посетил Г. Р. Державина, был очно принят в литературное общество «Арзамас» и заочно — в Общество любителей российской словесности. Во время этой поездки, 25 марта в Царском Селе, Вяземский познакомился с А. С. Пушкиным.

30 По-видимому, у Александра Сергеевича Грибоедова и его матери, Настасьи Федоровны Грибоедовой, живших в то время в Петербурге.

31 Вероятно, одна из трех сестер приятеля Пушкина и Вяземского Петра Павловича Каверина (1794—1855): Елена Павловна (в замуж. Малышева) (1796—1820), Мария Павловна (в замуж. Олсуфьева) (1798—1820) или Анна Павловна (1801—1854).

32 В письме от 27 марта 1816 г. Волкова сообщала Ланской: «Вяземский вернулся нынче в ночь. Как ни говори, а вам его больше не видать. Если ты меня рассердишь, я возьму у его жены одно или два из его писем; оне тебе докажут, какого он мнения о Петербурге».

33 Перед этими словами сообщается о скоропостижной смерти от чахотки приятельницы, княжны Александрины — Александры Алексеевны Шаховской (1792 — 20 апреля 1816): «С четверга я постоянно бываю с Шаховскими. <...> Таким образом, я часто вижусь с Верой и ея мужем». Спустя 34 года, в 1850 г., П. А. и В. Ф. Вяземские, находясь в Иерусалиме, заказали в Храме Гроба Господня заупокойный молебен по родным и близким. Среди них было названо и имя Александры Шаховской.

34 Возможно, мать А. С. Пушкина — Надежда Осиповна Пушкина (урожд. Ганнибал) (1775—1836).

35 В августе 1817 г. П. А. Вяземский был произведен в коллежские асессоры и назначен на службу в Варшаву, в канцелярию Н. Н. Новосильцева, куда выехал весной 1818 г. в качестве чиновника для иностанной переписки. В результате независимого поведения попал в опалу, в апреле 1821 г. был осведомлен о запрещении ему возвращаться в Варшаву (из отпуска, который он проводил в Петербурге). Вяземский подал прошение о сложении с него звания камер-юнкера

Публикация А. К. АФАНАСЬЕВА
Сноски

Сноски к стр. 558

* ОПИ ГИМ Ф. 368. Ед. хр. 18. Л. 53—63.

Сноски к стр. 559

* «Вестник Европы» 1874 г. №№ 8—10 и 12. 1875 г. №№ 1, 2, 8.

** Полное собрание сочинений кн. П. А. Вяземского. Т. VII. 1855—1877. СПб. 1882. С. 377—378.

*** «Русский архив» 1872 г. № 12. С. 2372—2417.