Великая княгиня Мария Николаевна и граф Григорий Александрович Строганов

Роман великой княгини Марии Николаевны, герцогини Лейхтенбергской  и графа Григория Алекснадровича Строганова,начался  еще при герцоге Лейхтенбергском, а после смерти супруга великая княгиня уже не представляла себе жизни без «Жоржа». После тщательно скрываемого разрыва с мужем, который произошел примерно в cередине- конце 1840-х годов , Мария Николаевна родила еще троих сыновей,но мемуаристы считали что их отцом был Строганов,они были внешне на него похожи,и поползли слухи, будто Мария, во всем ценившая искренность, «отлучила» Максимилиана от супружеского ложа.

Григорий Строганов (1824-1879)- шталмейстер и генерал-адъютант,был сыном графа Александра Григорьевича Строганова, и его супруги Натальи Викторовны ,урожденной Кочубей, он был младше великой княгини на пять лет был очень похож на свою мать,историк С.М.Соловьев писал про него « он не имел в себе ничего строгановского,живой,болтун,шумиха,красив,строен.»

«Граф Григорий Александрович Строганов. Он представлял из себя любопытное явление и пользовался в обществе и при дворе исключительным положением. Когда-то блестящий конногвардеец и красавец, он же­нился на великой княгине Марии Николаевне еще при жизни ими. Николая, втайне,в домовой церкви Т. Б. Потемкиной. В новое царствование он переехал в Мариинский дворец, где занял отдельное помещение. Это был человек очень способный, умный, энергичный, обладавший необыкновенным даром и уменьем себя держать и необычайным искусством обернуться в сложном своем положении: поправить дело было невозможно, и ему оставалось только примириться с тягостным для него положением и установиться среди многочисленной семьи великой княгини, что и достиг он в совершенстве. Это была широкая русская натура, толковая голова и здравомыслящая, лицом он напоминал портреты Петpal, и тип у него был запорожский. Мать его была Кочубей, и он очень дорожил этим малороссийским происхождением. В нем мало было строгановского, сухого, холодного, на вид претящего. Смуглый, с большими черными усами, у него был орли­ный взгляд, густой и звучный голос, он был в зрелых годах ловок и статен, и когда он танцевал мазурку, то это было загляденье... Добрый товарищ и надежный друг, он, я думаю, не имел врагов, кроме самого себя. Всех и каждого подкупал он умом, добродушием и простотою. Он был делец и мог бы быть весьма полезным государственным деятелем, но ото всего отказывался. Его богатая натура требовала широкой, кипучей дея­тельности, а ему всю жизнь представлялась одна придворная служба, которая не могла его удовлетворить, которую он знал насквозь, со всеми ее темными и неприглядными сторонами. Сам же он неизменно оставался вне всяких дрязг и интриг. Он быстро схватывал и верно определял людей. Ненормальная жизнь, претивший ему мишурный блеск обстановки и недостаток настоящей деятельности развили в нем тот недостаток, который погубил многих русских даровитых людей: он доводил себя до полного истощения и преждевременно скончался от рака в желудке. Его смерть оплакали близкие и друзья, но был ли он при жизни оценен по достоинству? Его смерть была роковою для его дочери, потерявшей в нем действительного руководителя. Граф Г. А. Строганов похоронен в Сергиевой пустыни.»

Григорий Александрович долгие годы был частым гостем Мариинского дворца, некоторое время он постоянно жил здесь в статусе друга семьи. Свои близкие отношения дочь царя и молодой граф держали в тайне. «Лишь с графом Строгановым она поняла, что значит любить, узнала, что значит быть любимой. Граф Григорий Александрович - образованный, учтивый, тонкий ценитель красоты - стал ее рыцарем.»

У великой княгини возникло намерение обвенчаться. Формально после истечения годичного траура по скончавшемуся супругу она имела на это право. Если бы не одно обстоятельство: Мария Николаевна — царская дочь. Требовалось согласие отца. Но чтобы его получить — о том не могло быть и речи!

Помолвка и венчание великой княгини держались в большой тайне. Хотя о ней было известно многим, но никто не обмолвился и словом. Главные действующие лица и соучастники брачной церемонии кто с ужасом, кто с обреченным безразличием ждали неминуемой развязки.
Летом 1854-го в уединенном селе Петербургской губернии Гостилицах, в церкви родового имения Татьяны Борисовны Потемкиной, состоялось обручение, а 4 ноября того же года царская дочь пред алтарем соединила свою жизнь с графом Строгановым. Свидетелями по чину бракосочетания были: князь Василий Андреевич Долгоруков (1804—1868) и граф Михаил Юрьевич Виельегорский (1787—1856).
Первый был военным министром, и раскрытие его участия в церемонии неминуемо привело бы к крушению всей служебной карьеры. Но за сестру так просил брат-наследник великий князь Александр Николаевич, что князь, питавший к цесаревичу огромную симпатию, не устоял.

Второй же свидетель, Михаил Юрьевич Виельегорский, доводился старшим братом управляющему двором великой княгини Матвею Юрьевичу, и поначалу Мария Николаевна к своему управляющему с деликатной просьбой и обратилась. Но граф испугался и предложил на эту роль своего брата, известного столичного «любителя муз», композитора и скрипача-любителя (по определению композитора Шумана,
«гениальнейшего из дилетантов»). Михаил Юрьевич слыл человеком рассеянным, «немножечко не от мира сего», и государь вряд ли подверг бы его тяжелому наказанию.
Брачная церемония проходила в домовой церкви великой княгини в самом центре Петербурга — в Мариинском дворце. Со священником тоже вышла вначале «закавыка». Духовник Марии Николаевны отказался. Сослался на то, что «не имеет права» совершать церковные церемонии без оповещения о том своего прямого начальственного иерарха — протопресвитера всех придворных церквей Василия Борисовича Бажанова. Опять пригласили сельского священника из Гостилиц. Тот, не мудрствуя, быстро сладил дело, вслед за тем сразу же подал в отставку, получив от молодоженов щедрое вознаграждение.

Лишь одна Мария Николаевна была свежа, бодра, демонстрируя неизменно хорошее настроение. Своего супруга она уверяла, что «со временем все объяснит Папа», не сомневаясь, что «сумеет убедить его» принять свершившееся. Через несколько месяцев развязка действительно наступила, но совсем не такая, какой опасались тайно обвенчанные. Николай I скончался 18 февраля 1855 года, так и не узнав дворцовую тайну. После смерти Николая I брак был признан законным особым Актом, подписанным Александром II и императрицей Александрой Феодоровной 12 (24) сентября1856 года в Москве. Брак при этом остался тайным. Брак при этом остался тайным. Признание сопровождалось целым рядом условий. Брак должен был «оставаться без гласности». Для ее соблюдения Марии Николаевне приписывалось на время родов удаляться из столицы и других мест пребывания императорской семьи. Граф Григорий Строгонов мог жить в Мариинском дворце и Сергиевке, но только как придворный великой княгини. В качестве супруга ему запрещалось появляться не только при дворе и в публичных местах, но и даже «при свидетелях». «Прогулки с великою княгинею запросто» Григорий Александрович мог «дозволять себе» только в садике при Мариинском дворце и в Сергиевке, где был для него построен специальный домик. Крайне необычные, оригинальные условия брака.

Члены императорской фамилии стали держать себя с графом Строгановым более холодно, чем с другими придворными, но того это мало трогало. Он ни перед кем не кланялся и не заискивал, а со старыми своими знакомыми остался на прежней ноге.

Отец графа был против этого брака,его пытались смягчить император Александр и его супруга,но он согласился только после приказа царя,сказав"По мне,так уж лучше бы он выбрал кухарку,Строгановы рождены чтобы служить России и дому Романовых,а не жениться на великих княгинях". Хотя граф никогда не принял мезальянс, годы умерили его возмущение.Вопреки его ожиданиям,брак оказался счастливым,и супружеская чета часто приезжала на свидание с ним.

Истинно светские люди осуждали Марию Николаевну за ту свободную жизнь, которую она вела, и за дружбу с людьми, которых при дворе почитали недостойными. Но люди творческие, люди науки и вообще выдающиеся люди своего времени все как один восхищались великой княгиней. «Светские дамы перенимали нарасхват Ее гениальный вкус и, конечно, не успевая в этом, — более или менее удачно подражали оригиналу элегантности, ни одна из них не умела одеваться, как Она, так своеобразно и мало заимствовано… Как умела она придавать значение даже незначительному предмету, живописно умея его поставить в привлекательном свете. Ее дворцовые комнаты служили для всех образцом классического вкуса и легкости стиля: всякая мебель или вещь были поставлены относительно к другим как нельзя более лучше; художественная расстановка везде гармонировала в своих цветах, характере или узорах; по целым часам и иногда и несколько дней видоизменяя обстановку, Она наконец достигала того идеала совершенства или того ей необходимого nés plus ultra в отделке и как художник оставалась довольна своим удачным созданием… Как и все красивое, она также любила и цветы и, будто жалея даже срезанные цветы, всегда приказывала развязывать букеты, — туго и уродливо сжатые ради формы или симметрии… — Весной и летом Ее царственные покои постоянно благоухали ландышами или полевыми васильками (Ее любимый цвет, расставленными везде и повсюду, и окрестные поселяны, зная Ее страсть к этим цветам, снабжали более чем было надобно Ее комнаты; скромные незабудки и душистые фиалки пользовались также ее расположением. Но как Она гордилась розами своего сада в Quatro и которые действительно поражали эстетическое воображение своим громадным количеством или разновидностью. Первейший Италианский король „il re Galante Uomo“ во время своих ежегодных визитов всякий раз был обязан дожидаться свидания настолько лишнего времени, насколько Ей требовалось отыскать в саду пышную палевую розу и, приколов ее к поясу черного бархатного платья, лишь только тогда Она грациозно выходила на встречу рыцарственному своему гостю-королю и окончательно уже очаровывала любезностью и умом этого странного потомка Савойского дома…»

Д.А. Милютин писал о ней «Эта женщина совершенно выделялась из той среды, в которой она родилась и выросла; страстная и необычная натура ее не могла подчиниться условному, стеснительному, лишенному внутреннего содержания формализму дворцовой жизни и царской семьи: она одна решилась сбросить с себя путы…».

Жизнь в Петербурге становилась для Марии Николаевны все тягостнее, и все больше времени великая княгиня и ее супруг проводили за границей, в Италии, где они могли жить вместе. «Двенадцать последних зим своей прекрасной жизни Она провела под солнечным небом Италии… Уединенная (сравнительно с официальной обстановкой в России) жизнь Ея в Аппенинах, вполне оправдывалась Ея понятным желанием отдохнуть или даже совсем удалиться от ненавистных Ей и давно для Ней постылых условий большого света… Она сама додумалась, что есть кое-что более лучшее в жизни и что есть более серьезные требования для ума и сердца; до этого внутреннего возвышенного преобразования, — Ей по собственному Ее выражению: „Не доставало времени сосредоточить свои мысли…“» У супругов родились дети- Григорий и Елена.

Мария Николаевна никогда не жалела о том, что решила обвенчаться со Строгановым. . «Нельзя себе вообразить более счастливого семейного счастья, чем то, каким наслаждались великая княгиня Мария Николаевна и граф Григорий Александрович Строгонов: они жили как говорится душа в душу.» Шли годы, а они продолжали любить друг друга, несмотря ни на что . Умереть Мария Николаевна хотела непременно на родине и вернулась в Петербург, как только поняла, что серьезно больна. За несколько часов до кончины она просила близких, чтобы погребение было скромным и траура не объявляли: шла масленица, и Мария Николаевна не хотела лишать петербуржцев веселья перед приближающимся постом.
Она скончалась во сне 9 февраля 1876 года. 13 февраля была погребена в Петропавловском соборе, а 14 июня 1912 года перезахоронена в Великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора.
Граф Строганов пережил любимую супругу всего на два года. О смерти он начал говорить еще со времени последней болезни жены. Он верил, что в мире ином они с Марией навсегда будут вместе. И там их уже никто не осудит, ибо там иные законы, ведь Господь смотрит прямо в души, а души у них были чистые, верные и безгранично любящие.