Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Декабристы » МУЗЕИ » Дом-музей С.П. Трубецкого в Иркутске.


Дом-музей С.П. Трубецкого в Иркутске.

Сообщений 1 страница 10 из 55

1

И.П. Пинайкин

Загадки старого дома (строительная история Дома-музея Трубецкого).

Иркутянам хорошо знаком несколько необычный по своей архитектуре старый деревянный дом по ул. Дзержинского, 64, известный в городе как Дом-музей декабриста С.П. Трубецкого. Это одна из архитектурноисторических достопримечательностей города Иркутска, символ эпохи декабристов Его внешний облик, знакомый нам последние тридцать лет, был воссоздан в 1970 г. после реставрации и приспособления здания под музейную экспозицию.

Существует несколько версий, определяющих принадлежность дома семье Трубецких, а также и другим членам декабристского сообщества.

По одной из них, С.П. Трубецкой проживал в доме с 1854 по 1856 г. По другой версии, в этом доме проживала одна из дочерей Трубецкого. Есть также предположение, что с 1952 г. владелицей дома была дочь декабриста А.М. Кюхельбекер с мужем В.К. Миштовтом.

Более правдоподобной, по мнению бывшего директора музея декабристов Е.А. Ячменева, является версия, согласно которой, изначально в этом доме в 1843-1848 гг. проживал декабрист И.В. Поджио, а впоследствии владельцами дома были дочь декабриста А.М. Кюхельбекер с мужем В.К. Миштовтом. При отсутствии ясности в отношении истории этого строения практически никто не подвергал сомнению подлинность его изначального архитектурно­конструктивного устройства.

Удивительно, но история строительства знакового городского объекта практически не оставила следов как в городских архивах, так и в архивах госу­дарственных органов по охране объектов культурного наследия. Неизвестны точная дата строительства, автор проекта и первоначальные владельцы дома.

Необычно также и то, что не все результаты первых подробных архитектурных исследований, которые проводились в 1960-е г., были известны иркутским специалистам.

Напомним, что в 1966-1970 гг. перед приспособлением здания под нужды музея были проведены архитектурно-археологические исследования. Работы проводились специалистами Центральных научно-реставрационных мастерских Министерства культуры (далее ЦНРМ) под руководством архитектора Г.Г. Оранской. По материалам этих изысканий был разработан и реализован проект реставрации и приспособления здания.

Материалы не были сохранены в архиве Иркутского ЦСН и стали известны иркутским специалистам только в 2007 году. Соответственно, они никак не были учтены при разработке проекта реставрации 2005 года (главный архитектор проекта Л.К. Клайс), который, с небольшими изменениями, и реализован в настоящее время.

Между тем уже в ходе этих исследований были выявлены некоторые ин­тересные архитектурно-конструктивные особенности строения. В частности, важное наблюдение, принципиально меняющее представление о первоначальной конструктивной схеме здания, было сделано при проходке шурфов под наружными стенами южного и западного фасадов. Там были обнаружены остатки деревянных «стульев» (деревянных столбчатых фундаментов), на основании чего архитектором Г.Г. Оранской был сделан вывод о более позд­нем периоде устройства каменной кладки подклета (в оригинале - цоколя). Однако это наблюдение зафиксировано только в виде примечаний на листах № 1 и 3 «Натурных исследований» 1967 г. Из материалов изысканий не вполне понятно, считала ли автор более поздним каменный вариант только наружных стен и признавала изначальную подлинность внутренних. Или, по умолчанию, все конструкции подклета были истолкованы Г.Г. Оранской как поздние. В пользу первого предположения косвенно свидетельствует принятый и реализованный в ходе реставрации 1960-х годов вариант частичной замены каменных наружных стен в осях 5-6 рубленым «новоделом».

В материалах ЦНРМ, однако, нет ответов на целый ряд других вопросов, неизбежно встающих даже при беглом осмотре здания. Например, насколько обоснованна и допустима конструктивная схема мезонина, никак не увязанная с нижележащими стенами и перекрытиями? С чем связано отсутствие под продольной бревенчатой стеной первого этажа опоры в подклете в виде про­должения самой стены или других опорных конструкций, например стоек? Чем обусловлена схема раскладки видимых потолочных балок, явно не со­гласованная с положением стены, разделяющей «гостиную» и «диванную»? Чем объясняется устройство перегородки, разделяющей «теплые сени» и «ка­бинет», прямо по краю оконной колоды? Большие сомнения вызывала также подлинность двери из «теплых сеней» в «буфетную», поскольку здесь прямо нарушались требования по минимально допускаемым размерам простенков.

В целом, оценивая материалы изысканий 1960-х гг., можно полагать, что законченной версии исходного объемно-планировочного и конструктивного устройства здания, которая легла бы в основу проекта первой реставрации, по материалам этих исследований сформулировано не было.

Обследование памятника в 2005 г., накануне второй реконструкции, про­водилось в процессе эксплуатации здания в обычном режиме экспозиции. Доступ к скрытым под штукатуркой и фасадной отделкой узлам и деталям строения был сильно ограничен. Это не позволило дать объективную оценку состояния здания.

Возможность подробного изучения дома появилась только с началом его реконструкции весной 2007 г. На период проведения обследования экспертная группа еще не располагала материалами изысканий 1960-х гг. и вела свою работу практически с «чистого листа».

Результаты инженерного обследования достаточно подробно изложены в отчете 2007 г. (см.: Архив ООО ТПО «Иркутскархпроект». Т. 2. Кн. 5. Ч. 3. Шифр 393-07). Важно отметить, что в процессе производства работ эти материалы были расширены и дополнены.

По материалам обследования были внесены принципиальные изменения в конструктивно-технологическую часть проекта реставрации. В связи с большим объемом утрат и повреждений стен восстановление здания было предложено выполнить методом реставрационной разборки, а каменную кладку подклета усилить путем внедрения скрытых железобетонных элементов.

Анализ материалов этого инженерного обследования, а также результаты ранее проведенных изысканий позволяют сформулировать предполагаемый перечень и состав основных строительных этапов раннего (досоветского) периода эксплуатации здания. Следует оговориться, что он предложен только в качестве рабочей версии и может уточняться в ходе дальнейших исто­рических исследований.

Начало первого этапа строительства и эксплуатации дома датируется, по нашим оценкам, 1844-1850 гг. Изначально он был одноэтажным, без подклета и мезонина на деревянном столбчатом фундаменте. Предполагаемая планировка дома представлена на рисунке. Ниже изложены основные аргу­менты и соображения в поддержку этой версии.

1.  Границы строения в осях 1-6 не подлежат сомнению, поскольку остатки деревянных столбчатых фундаментов и фрагменты оклада были обнаружены нами и под остальными стенами здания. Факт наличия тамбура (или прируба санузла?) в первый эксплуатационный период подтвердить или опровергнуть невозможно, поскольку все подлинные конструкции этой части строения, включающей и так называемые холодные сени, были утрачены при реставрации 1960-х гг. Основной вход в здание мог быть расположен как с торца здания, по оси 6, так и с главного фасада по оси Б.

Новодел 1970-х гг., устроенный при реставрации западной части здания, исключает возможность оценки подлинности существующих окон и дверей. Между тем далеко небесспорным представляется воссоздание на месте дверного проема второго окна, в непосредственной близости (220 мм) от по­перечной капитальной стены по оси 5. Размер простенка, т.е. выпуск венца, недопустимо мал. Еще меньшим был этот простенок у зафиксированной на обмерах 1966 г. двери, его величина составляла всего около 80 мм. В ка­питальных деревянных строениях выпуски венцов в угловых врубках, для предупреждения скалывания, никогда не принимались менее одного диаметра бревна (около 300 мм), и такие ограничения соблюдались весьма строго. Может быть, на этом фасаде в осях 5-6 было всего одно окно?

Допуская наличие первоначальной двери на месте существующего главного входа, трудно согласиться с принятыми размерами проема. Для размещения высокой двери потребовалось опустить проем ниже уровня окладного венца и разрезать его, чего никогда не делалось в деревянных срубах, тем более, устроенных на столбчатых фундаментах. К «холодным сеням», по данным Г.Г. Оранской, примыкал пристрой туалета с рубленым бревенчатым выгребом.

2.  Изначальное отсутствие мезонина, по нашему убеждению, не вызывает никаких сомнений. Об этом свидетельствует целый ряд обстоятельств. Во- первых, пропорции и посадка мезонина хорошо вписаны только в общую композицию здания, но он никак не увязан с конструкциями нижележащих стен и перекрытий. Стены мезонина посажены прямо над оконными проемами, а подкосы консолей на дворовом фасаде оперты на венцы оконных перемычек. Между тем силовые элементы такого типа всегда совмещают с простенками здания. Во-вторых, оклады мезонина устроены непосредственно на плахах наката, а не на нижележащих балках перекрытия, хотя такое конструктивное решение прямо напрашивается в данной ситуации. Сами балки перекрытия ритмично разложены в габарите первоначальной гостиной в осях 2-4, но никак не связаны со срубом мезонина.

3.  Стена, разделяющая «гостиную» и «диванную», является обычной дощатой перегородкой, набранной из двухкантного бруса толщиной около 100 мм. Она не перерублена с капитальными стенами, а примыкает к ним через пазованные привалочные брусья. Предположение о первоначально едином объеме гостиной хорошо согласуется с характером членения потолка балками перекрытия, ритмичную схему раскладки которых перегородка явно на­рушает. Сама перегородка срублена достаточно качественно с припазовкой и чистовой острожкой венцов.
Здание отапливалось двумя угловыми печами, расположенными в пересечении стен Д/2 и Д/4-5. Проемы под них были изначально обустроены при рубке здания, что подтверждается результатами последнего инженерного обследования. Следует отметить, что печь в осях Д/4-5 эксплуатировалась вплоть до начала 1970-х гг. Она зафиксирована на фотографии начала ХХ в. и фотографии советского периода, ошибочно датированной 1970 г., но уже отсутствует в обмерах Г.Г. Оранской 1966 г. Вопрос о размерах и компоновке этой печи остается открытым. Обследованием зафиксирован проем, капитально обустроенный на всю ширину «приемной». Вполне возможно, что печь использовалась для отопления как «гостиной», так и «холодных сеней». На это косвенно указывает восстановленный здесь в «новоделе» фрагмент стены по оси 5. Топка печей, вероятно, осуществлялась со стороны «буфетной». Следует отметить, что печь в осях Д/2 была изначально ближе к главному фасаду примерно на 35 см.
Вопрос о функциональном назначении помещения в осях 1-2 не получил однозначного ответа. В случае его использования в качестве спальни или кабинета помещение должно было быть отгорожено от дворового входа перегородкой. Однако никаких следов ранних конструкций нами обнаружено не было. Существующая перегородка «музейного» периода эксплуатации устроена при реконструкции здания в 1960-х гг.
Первоначальная дверь, соединяющая «буфетную» с «теплыми сенями», отстояла от наружной стены на 35-40 см, о чем свидетельствуют торцевые спилы нового откоса, проходящие прямо по первоначальным вставным шипам. Настоящая дверь, напротив, смещена к стене практически вплотную из- за рядом расположенной поздней печи. Существующие двери из «буфетной» в «холодные сени» однозначно поздние и устроены в советское время.
Есть все основания полагать, что при строительстве дома изначально не предусматривалось какой-либо дополнительной отделки интерьеров. Во-первых, внутренние грани венцов вытесывались заподлицо, в одну плоскость, с последующей чистовой острожкой стены. Все усушечные трещины тщательно законопачены жгутами пеньки. При подготовке поверхностей под штукатурку такая обработка, наоборот, противопоказана. Во-вторых, на повышенные требования к качеству интерьеров «гостиной» указывает принятый способ перевязки бревенчатых стен в осях Б/2, Е/2 и Б/5. Венцы продольных стен не имеют сквозного переруба (выхода) в интерьеры «гостиной», а крепятся к ним в глухие прямые гнезда глубиной до 70 мм. Решение об устройстве штукатурки было принято значительно позднее. На это указывают изрядно потемневшие поверхности стен под дранкой и штукатурным наметом. Не случайно для лучшего удержания намета перед набивкой дранки по всей поверхности стен были сделаны затеси.
Фасады строящегося дома изначально предполагалось обшивать доской, о чем свидетельствует достаточно грубая наружная теска венцов и отсутствие признаков атмосферной деструкции древесины, неизбежной в условиях открытой эксплуатации стен.

Таким образом, первоначальная архитектура одноэтажного здания была значительно скромнее дома Трубецких в Знаменском предместье г. Иркутска или дома Волконских. Однако общее объемно-планировочное построение здания все-таки позволяет предположить, что его первым владельцем был человек дворянского происхождения, при этом, возможно, достаточно ограниченный в средствах. Второй этап развития здания наступил, по нашим оценкам, через 7-10 лет, т. е. датируется 1850-1858 г. В этот период, вероятно, и появился каменный подклет, был
устроен мезонин и сделана перегородка в «гостиной». На относительно небольшой временной интервал между первым и вторым этапами указывает целый ряд конструктивных и технологических
особенностей сруба: сходное состояние древесины и характер обработки наружных и внутренних поверхностей стен, приемы рубки, тип и состояние других материалов (мох, дранка, гвозди).

С устройством мезонина появился проем в перекрытии для спуска в подклет и лестница подъема на мезонин. Появилась, разумеется, и третья печь для отопления мезонина. Все конструкции существующей лестницы - поздние, они устроены в период реконструкции 1960-х гг. К конструкциям раннего периода можно отнести только дощатую заборку, отделяющую лестницу от «буфетной». Сама же компоновка лестницы, по нашим оценкам, близка к первоначальной.

Смещение продольной стены подклета по отношению к вышележащей стене первого этажа может объясняться двумя причинами. Во-первых, перевязке стен подклета мешали печные фундаменты, а во-вторых, близко расположенная стена не позволила бы разместить лестничный марш в подклет.

Не вполне понятна ситуация с печью мезонина. По некоторым признакам - она поздняя, однако на стороне печи, обращенной в «буфетную», в штукатурном растворе обнаружены фрагменты газеты с хроникой событий Русско-турецкой войны 1877-1878 гг.

Логично предположить, что существующие печи «приемной» и «гостиной» были полностью переложены. Этого требовали два обстоятельства. Во- первых, необходимость изменения планировочной структуры «приемной» и появление дополнительного помещения «диванной», а во-вторых, чисто строительные проблемы, связанные с подработкой грунта под их фундаментами при устройстве подклета.

Считаем, что решение об устройстве перегородки совмещено по времени с надстройкой мезонина и является вынужденной мерой. Перегородка устроена в качестве силового элемента для укрепления продольных стен, а ее привалочные брусья, по сути, выполняют функции сжимов. На период устройства перегородки «гостиная» еще не была оштукатурена. В месте ее примыкания к стенам не обнаружено следов дранки.

Можно предположить, что столь масштабная реконструкция здания могла быть осуществлена его новыми владельцами с более высоким статусом и финансовыми возможностями. Однако вынужденное приспособление уже существующего строения не позволило сформировать типологически совер­шенную объемно-планировочную структуру дворянского дома.

Третий этап, по нашим оценкам, датируется 1867-1870 гг. Основные изменения касались, в основном, внутреннего обустройства помещений. Все помещения подклета, «приемной», «гостиной», «диванной», «кабинета», «буфетной» и мезонина были оштукатурены.

Поверхность перегородки, разделяющей «гостиную» и «диванную», перед набивкой дранки предварительно оклеили газетами и обоями. Общий перечень дат на фрагментах газет включает 1859, 1865, 1867 гг.

При снятии штукатурки было сделано одно интересное наблюдение. По периметру потолка «гостиной» был выполнен карниз, вероятно лепной, гип­совый. Нижняя грань карниза хорошо просматривается по всему периметру стен, а в пределах его высоты отсутствуют затеси на венцах. В остальных помещениях штукатурка была доведена до плоскости перекрытия, при этом был принят одинаковый способ подготовки поверхностей для помещений подклета, основного дома и мезонина.

Четвертый этап относится, по нашим предположениям, к концу XIX - началу XX в. На существенные изменения и утраты дома указывает единственная известная фотография, датированная началом ХХ в. По нашим оценкам, этот снимок, демонстрирующий достаточно запущенное по внешнему виду строение, правильнее было бы отнести к раннему советскому периоду. Основные изменения этого периода:
Изменена планировочная структура правого крыла здания. Дверной проем переделан в окно, а вход перенесен на боковой фасад с тамбуром, устроенным на месте холодного туалета.
На главном фасаде за счет расширения центрального окна подклета устроен еще один наружный вход. Сам подклет приспосабливается под складские нужды, а его окна заделываются кирпичом.
Единый объем «холодных сеней» делится на две половины (печью и перегородкой) и устраивается вторая дверь из помещения «буфетной».

В советский период эксплуатации здание и далее подвергалось многочис­ленным переделкам, существенно исказившим его внешний облик и объемно­планировочные решения. Однако эти изменения уже не имели отношения к эпохе представителей мятежного дворянства на иркутской земле.

2

http://sd.uploads.ru/Zsawg.jpg

3

http://sf.uploads.ru/XdPSk.jpg

4

История домов семьи Трубецких в Иркутске
История дома Трубецких в Знаменском предместье города.
История дома Трубецких по улице Арсенальской.
История дома с 1920-х гг. до 1960-х гг. по улице Арсенальской, ныне Дзержинского, до открытия в нем музея.
История реставрации дома и открытие в нем Иркутского музея Декабристов.
История второй реставрации дома (2001-2011гг.) и создание современной экспозиции «Эпоху отразившая судьба».



При подготовке настоящей лекции использовались следующие материалы:

Статья к.т.н. Игоря Петровича Пинайкина «Загадки старого дома».

Статьи Е.А. Ячменева и Е. Ладейщиковой в сборнике «Иркутск. События, люди, памятники»

Статья Е.А.Ячменева, А[л-дра]. В[севол]. Дулова. ПАМЯТНИКИ И ПАМЯТНЫЕ МЕСТА, СВЯЗАННЫЕ С ПРЕБЫВАНИЕМ ДЕКАБРИСТОВ  В  ИРКУТСКЕ. http://www.magnit-baikal.ru/publ/5-1-0-34

Записки декабриста Андр. Евг. Розена http://anshlaga.net/literature/book/550 … -1870.html

Ник. Андр. Белоголовый, «Воспоминания сибиряка о декабристах»: http://az.lib.ru/b/belogolowyj_n_a/text_0040.shtml

чучело, «Благословляю десницу божью», главы из книги: чучело. «Благослoвляю десницу Божiю…» (С.П. Трубецкой).

С.П. Трубецкой. Материалы о жизни и революционной деятельности. Том 2. Письма, дневник.  1857-1858 годы. Редакционная коллегия «Полярная звезда». – Иркутск, Восточно-Сибирское книжное издательство, 1987.



История дома Трубецких в Знаменском предместье города, на улице Якутской (ныне предместье Марата, в районе улицы Рабочего Штаба, 4).

На настоящий момент мы располагаем довольно малым количеством информации о  первом доме Трубецких в Знаменском предместье. Им стала бывшая загородная дача гражданского губернатора Ивана Богдановича Цейдлера. Именно ее  вскользь упоминает декабрист А.Е. Розен в своих записках на момент своего прибытия в Иркутск в 1832 году, после каторги:

Впоследствии этот дом был куплен матерью Е.И. Трубецкой Александрой Григорьевной Лаваль для семьи Трубецких, которые (в первую очередь, Екатерина Ивановна с детьми, а позднее – сам Сергей Петрович) получают дозволение перебраться в Иркутск с января 1845 года. Покупка  была оформлена графиней Лаваль осенью 1847 г., а уведомление о ней пришло в Иркутск из  Петербурга лишь весной 1848 г.

Дом этот имел 14 комнат, мезонин и располагался близ Знаменского монастыря, за рекой Ушаковкой, с обширным садом при доме. 10 мая 1848 года М.Н. Волконская писала своей сестре о том, что Трубецкие купили дачу Цейдлера, «которую мне так хотелось приобрести из-за прекрасного сада».

В «Воспоминаниях сибиряка о декабристах» 1890 года авторства Николая Андреевича Белоголового, сына купца, который воспитывался декабристами, также есть строчки: «В половине 1845 года произошло открытие девичьего института Восточной Сибири в Иркутске, куда Трубецкие в первый же год открытия поместили своих двух меньших дочерей, и тогда же переселились на житье в город, в Знаменское предместье, где купили себе дом».

Согласно Н. Кирсанову, впоследствии Трубецкие решили расширить этот дом и в 1851-1852 годах пристроили к нему еще один. О ходе строительства и отделки этого дома (или, как его еще называли в документах, «флигеля») сохранилась обширная переписка между Иваном Сергеевичем Персиным и Трубецким, и даже имеется план обоих домов, воспроизведенный Николаем Дмитриевичем Свербеевым и А.А.Елагиной, но, к сожалению, ни тем, ни иным мы не располагаем.

После свадьбы в апреле 1856 года младшей дочери декабриста Зинаиды Сергеевны Трубецкой и Николая Дмитриевича Свербеева молодые поселились у Трубецкого во флигеле заушаковского дома. С замужеством Зины дом Трубецких помолодел и оживился; там стали устраиваться собрания прогрессивно мыслящей молодежи, называвшиеся Н.Д. Свербеевым «Зеленое поле». Посещали их сами декабристы (А. Поджио, Волконский, И. Якушкин, Бечаснов, Трубецкой), их родственники, и сами иркутяне (в том числе, братья Белоголовые) а также ссыльные поляки. «Зелёное поле» собирало ежедневно бойцов, между которыми разгорались «сильные прения».

Уже после амнистии, покидая Иркутск 1 декабря 1856 года вместе с детьми, С.П.Трубецкой оставил свой дом на попечение гувернера сына декабриста Ивана – Петра Александровича Горбунова [он приехал к Трубецким в 1851 году из Петербурга].

Согласно статье Е.А. Ячменева и Дулова, в середине 1857 года в первом доме Трубецких временно жила семья декабриста Александра Викторовича Поджио. В начале 1860-х гг. местное начальство намеревалось нанять дом под институт для образования повивальных бабок. Лишь в 1866 г. усадьба была продана иркутскому купцу Петру Осиповичу Катышевцеву за 6 тысяч рублей серебром. Позднее дом перешел ремесленно-воспитательному заведению Никанора Петровича Трапезникова.

В 1908 г. в доме, которое на тот момент занимал 27-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, произошел пожар. В записях иркутского летописца Н.С. Романова приводятся следующие свидетельства: «11 января в 7 часов утра в Знаменском предместье на Трубецкой улице начался пожар в 2-х-этажном деревянном здании Трапезниковского ремесленного училища, занимаемым 27-м Восточно-Сибирским стрелковым полком, и таковой сгорел. Дом этот построен декабристом Трубецким, и в нем он жил. Город лишился исторического памятника».

Сейчас на этом месте находится спортивная площадка ремесленного училища. В глубине участка еще недавно можно было различить остат­ки сада вокруг протекающего там ручья.

2. Имеется несколько версий истории второго дома Трубецких по адресу: ул. Дзержинского, 64 (бывшая Арсенальская). Согласно статье Е.А. Ячменева в сборнике «Иркутск. События, люди, памятники», поскольку прямых данных в распоряжении историков не было, с течением времени была выработана версия, нашедшая свое отражение во внутримузейной документации, а также в популярных публикациях. В общих чертах она сводится к следующему: в доме на Арсенальской, построенном после смерти княгини Е.И. Трубецкой (1800-1854), С.П. Трубецкой жил с 1854 г. и до отъезда из Иркутска после амнистии в декабре 1856 г.

В то же время С.Ф. Коваль придерживался другой версии: «Сохранившийся дом Трубецких по улице Дзержинского, 64 является позднейшим приобретением семьи для одной из замужних дочерей». Это предположение в качестве рабочей версии было подробнее расшифровано С.Ф. Ковалем в 1986 г.: «Остается только выяснить, когда и для кого он (дом. - Е. Я.) был приобретен: для Зинаиды Сергеевны или Александры Сергеевны Трубецких, вышедших замуж в 1850-е гг. (первая за Н.Д. Свербеева, вторая за Н.Р. Ребиндера)».

Исследователь Валентина Прокофьевна Павлова (Санкт-Петербург), крупнейший специалист по истории семьи Трубецких, знаток практически всего архивного комплекса документов по Трубецким, уточняет: «Сохранившийся в Иркутске дом (ныне музей декабристов на ул. Дзержинского, 64), принадлежавший, по преданию, С.П. Трубецкому, был, по-видимому, построен для его дочери А.С. Ребиндер, муж которой в 1854-1855 гг. намеревался перебраться из Кяхты в Иркутск».

Также существует версия того, что в определенный период этот дом могли временно занимать, снимать братья Поджио, в частности, Александр Викторович. Фамилия братьев упоминается, в том числе, и в переписке С.П. Трубецкого и А.С. Ребиндер (письмо в Кяхту 26 апреля 1852 г). С.П.Трубецкой описывал свадьбу Анны Михайловны Кюхельбекер, дочери декабриста М.К. Кюхельбекера, с чиновником В.К. Миштофтом: «Молодые с отцом обедают сегодня у Болконских]. Она очень весела и, кажется, изрядно устраивается в домашнем быту, живут они, где жили Поджио на Арсенальной площади». 

По уровню своего материального положения ни тот, ни другой Поджио не могли построить дом на Арсенальской, а вот занимать вре­менно могли.

То, что дом был построен по крайней мере после 1843г., вытекает из сопоставления планов города 1843 и 1864 гг. На первом плане обозначена небольшая постройка по линии улицы. На втором - дом в его современных габаритах. При наложении планов прямоугольники этих домов не совпадают. Это может означать снос первого строения при строительстве ныне существующего дома во второй половине 1840-х гг (как минимум).

С учетом всех оговоренных допусков этой версии она такова: в доме на Арсенальской, построенном в период между 1843-1848 гг , жил декабрист Иосиф Викторович Поджио (или снимал этот дом), а с 1852 г там же поселилась семья Анны Михайловны и Викентия Карловича Миштофтов. Поскольку Анна Кюхельбекер воспитывалась у Трубецких, то указания и других старожилов на при­надлежность этого дома семье Трубецких вполне объяснимы.

Еще одно обстоятельство. В июне 1852 г., как сообщала в письме от 20 июня 1852 г  дочь декабриста А.С. Ребиндер своей сестре Е.С. Да­выдовой, С.П. Трубецкого в Иркутске навестил родной брат, Александр Петрович Трубецкой (1792-1853). Можно было бы предположить, что дом на Арсенальской был предоставлен А.П.Трубецкому, но становится непонятно, куда на это время из маленького дома съехали Миштофты, которые с апреля 1852 г. проживали там, «где жили Поджио на Арсенальной площ[ади]». А.П. Трубецкой прожил в Иркутске меньше года. А.С. Ребиндер сообщала Е.С. Давыдовой 30 мая 185[3?] г.. «Папенька пишет, что у него теперь гостит брат, который на днях едет в П[етербур]г». Слова: «у него теперь гостит брат» указывают на то, что А.П. Трубецкой проживал все же в заушаковском доме Трубецких и своим домом в Иркутске за такой короткий срок не обзавелся, так как прожил в Иркутске всего год и потом вернулся.

Исследователь Валерий Трофимович Щербин, член Президиума общества ВООПИК (также руководил историко-архитектурной группой политехнического института, выполнившей историко-архитектурный план памятников истории и культуры Иркутска), уверенно называет автором дома архитектора А.Е.Разгильдеева. Александр Евграфович Разгильдеев (1818-1895) приехал в Иркутск из Санкт-Петербурга по окончании учебы в Академии художеств у известного академика К.А.Тона в октябре 1844г. и стал иркутским городским архитектором.

Его архитектурный стиль отмечен, как и облик дома Трубецких, высоким профессионализмом, своеобразием и узнаваемым почерком. Немаловажен факт тесной связи семьи Разгильдеевых с декабристами П.В.Аврамовым, В.К.Кюхельбекером, семьей Волконских (у них воспитывалась Аннушка Разгильдеева).

Известно, что с мая 1880 года усадьба Трубецких на Арсенальской принадлежала дочери чиновника А.С.Кошкаровой. Хозяйка получила разрешение у городской думы на строительство одноэтажного флигеля. (ГАИО. Ф. 70. Оп.2. Д 841. Л. 18-22). Планируемый к постройке флигель располагался позади главного дома.

После А.С.Кошкаровой в конце XIX – начале XX веков усадьбой владела семья Гасс – Мария Степановна, Зельма Степановна и Дарья Степановна. К 1906 году собственницей участка стала Софья Людвиговна Гортикова, которая оставалась ею до середины 1920-х годов.

Владимир Сергеевич Манассеин - директор научной библиотеки ИГУ, деятель краеведческого движения в Иркутской губернии - так описывает дом в 1920-х годах:

«Дом обшит тесом и окрашен в строгий серый цвет. Украшен он фронтонами, парными пилястрами, наличниками и резным фризом. Много красоты ему придавал ныне уже снятый эркер мезонина, поддерживавшийся снизу большою консолью, затейливо украшенной аканфовыми листьями».

После национализации в советскую эпоху в доме и служебных постройках, включая конюшню,  располагались коммунальные квартиры, в которых проживали более десяти семей. По рассказу жильца этого дома  1930 - 40-х гг. Костромина Альберта Ивановича, дом был настолько плотно заселен, что даже приемная, самая маленькая комната, была жилой. Её хозяин Ефим работал дворником. Несмотря на тесноту, в большой усадьбе жили дружно. Новый год и другие праздники отмечали большой семьёй.

Когда в конце 60-х гг. жильцы были расселены, в доме начался капитальный ремонт без согласования с органами охраны памятников истории и культуры, что серьезно навредило дому. Ряд деталей оказался утраченным безвозвратно, что при отсутствии ранних фотофиксаций диктовало архитектору крайне осторожное отношение к восстановлению экстерьера при последующей реставрации, начавшейся в 1965-1970 годах. Это был первый шаг в создании историко-мемориального комплекса «Декабристы в Иркутске». Автором проекта была архитектор BПHPК Галина Геннадьевна Оранская (1913 – 1986 гг.).

При осмотре дома СП. Трубецкого перед реставрацией стало очевидным, что за более чем полстолетия с начала XX в. дом претер­пел заметные изменения. Его фасад стал архитектурно проще, заметно потеряв в изысканности и нарядности.

Очень непростым оказался вопрос о цветовом решении экстерьера дома Трубецких. В 1970г. по инициативе Иркутского горремстройтреста дом был произвольно («для красоты») окрашен в зеленый цвет. Архитектор Г.Г.Оранская от такого «украшательства» пришла в ужас. И целое лето 1970года студенты-историки ИГУ, составившие строительный отряд, оттирали растворителем эту краску с фасадов дома. (Тюкавкин В. воспоминания о первых шагах общества охраны памятников в Иркутске. Земля иркутская 1999г. №11 стр.90-92.) В ближайший ко второй реставрации период дом стоял некрашеным, за исключением наличников и ставень жилого этажа (выделены белой краской).

После реставрации, 29 декабря 1970 г., Дом-музей декабристов был открыт на правах  отдела Иркутского областного краеведческого музея. Сначала (в 1970 году) в нем была открыта временная выставка, затем, в 1973 г.— постоянная экспозиция «Декабристы  в  Восточной  Сибири»,  рассказывающая о 30-летнем периоде пребывания декабристов на каторге и на поселении.

Уже после первой реставрации был выявлен старый фотоснимок, запечатлевший дом Трубецких в начале XX в. со многими утраченными архитектурными элементами по фасаду.

…Как известно, в первой половине XIX в. было запрещено строить жилые деревянные двухэтажные дома. В Иркутске запрет был снят в 1864 г 2 И как следствие, до указан ной даты значительное распространение получили одноэтажные жилые дома на каменных полуподвалах, иногда дополненные антресолями или мезонинами. Так и в нашем случае, дом Трубецкого.

В доме Трубецкого общее решение выполнено преимущественно в традициях классицизма. Общая направленность оформления на имитацию каменных форм, конечно же, свойственна классицизму, а отдельные элементы декора явно заимствованы из архитектурных форм русского средневекового культового зодчества.

Наряду с приемами и формами классицизма в нем использованы элементы, характерные и для более позднего периода, что в целом свойственно архитектуре 1830-1850-х гг. К более поздним по происхождению формам относится и трехгранный (ранее пятигранный) эркер. Эркер выполняет двоякую роль - улучшает инсоляцию помещения и в значительной степени обогащает и усложняет главный фасад.

Дом Трубецкого - нечто среднее между дворцом и жилым домом. Если его общие габариты ближе к обычному жилью, то внутренняя организация выполнена подобно классицистическим дворцам — нижний полуподвальный этаж был хозяйственным, в основном этаже (или ас бельэтаже) располагались парадные и жилые покои, а также обслуживающие их помещения; небольшая светелка в мезонине использовалась под детскую.

Жилой этаж дома Трубецких - по всем правилам дворцового строи­тельства - представляет собой анфиладу, характерную для первой четверти XIX в., тогда как подобная планировка к середине прошлого столетия (время предполагаемого строительства) представляла анахронизм.

Обслуживающие помещения сгруппированы в задней части дома и обращены во двор. Вспомогательные и парадные покои объединены и вместе с тем изолированы. В любую из половин дома можно попасть как через парадный, так и через черный входы. Для Иркутска такое объемно-планировочное решение было большой редкостью, но в центральной России оно было распространенным и повсеместно встречалось до середины XIX в. не только в крупных дворцах, но и в рядовых постройках. Особенностью именно этого дома являются очень незначительные размеры и минимальный набор вспомогательных помещений, а также фактическое отсутствие жилых комнат. Этот дом, в отличие от дома Волконских, не предназначался для многолюдных собраний, вечеров и балов. В нем нет большой залы. «Ясно, что дом строил человек изысканного вкуса, но не располагающий лишними средствами», - отмечалось исследователями.



С 1970 г до декабря 1985 г анфилада, по данным Г.Г.Оранской, принятым за основу, обозначалась так: 1) диванная, 2) гостиная, 3) кабинет, 4) спальня, 5) буфетная (через теплые сени). Знакомство с трудами по истории русского интерьера XIX в. позволило внести уточнения в функциональное распределение помещений.

В период, предшествующий второй реставрации музея, Е.А. Ячменев в своей статье описывал следующий вариант планировки дома – то есть, почти все помещения традиционной анфилады с обоснованием их расположения:

1) приемная (передняя): Классическую анфиладу всегда открывала не диванная, а передняя, или приемная. Диванная комната обычно устраивалась только в богатых домах и следовала за гостиной.

2) гостиная,

3) диванная (библиотека?): У Трубецких было очень много книг. В 1856 г С.П. Трубецкой с зятем Н.Д. Свербеевым отправили из Иркутска 12 ящиков с книгами весом более 100 пудов, не считая книг, подаренных библиотеке Девичьего института Восточной Сибири. И хотя специальные библиотечные комнаты в русских дворянских домах устраивались крайне редко, в первом доме Трубецких за рекой Ушаковкой была специальная комната с шестью шкафами в ряд. Поэтому в решении интерьера комнаты, следующей за гостиной, возможен компромиссный вариант: диванная-библиотека.

4) кабинет (спальня?): С учетом тенденции развития русского интерьера середины XIX в. к совмещению функций кабинета и спальни в одной комнате, где кровать обычно отгораживалась ширмами, надо полагать, что следом за гостиной была диванная, а за ней - кабинет (совмещенный со спальней). В доме есть мезонин, где также могло располагаться спальное помещение, как это было в заушаковском доме Трубецких.

5) буфетная (столовая) - через теплые сени.

Полуподвал дома Трубецких (подклет) было помещением подсобного характера, откуда топились печи жилого этажа. Там же держались дрова для растопки. Согласно иркутской традиции там могла быть устроена кухня. Здесь же могли быть комнаты прислуги (например, истопника или кухарки).

4. Еще во время первой реставрации, в 1966–1970 годах перед приспособлением здания под нужды музея были проведены архитектурно-археологические исследования. Работы проводились специалистами Центральных научно-реставрационных мастерских Министерства культуры (Москва) под руководством архитектора Галины Геннадьевны Оранской. По материалам этих изысканий был разработан и реализован проект реставрации и приспособления здания.

Но материалы 1960-х годов не отложились в архивах Центра по сохранению историко-культурного наследия Иркутской области и стали известны иркутским специалистам только в 2007 г. Соответственно, они никак не были учтены при разработке проекта реставрации 2005 г. (главный архитектор проекта Лидия Кеннартовна Клайс), который и был реализован с небольшими изменениями.

Возможность подробного изучения дома появилась только с началом его реставрационных работ весной 2007 года. На период проведения обследования экспертная группа еще не располагала материалами изысканий 1960-х годов и вела свою работу практически с «чистого листа».

В связи с большим объемом утрат и повреждений стен восстановление здания было предложено выполнить методом реставрационной разборки, а каменную кладку подклета усилить путем внедрения скрытых железобетонных элементов.

В итоге исследователи пришли к выводу, что:

** Начало первого этапа эксплуатации дома датируется, по нашим оценкам, 1844–1850 годами. Изначально он был одноэтажным, без подклета и мезонина, на деревянном столбчатом фундаменте.

** Изначальное отсутствие мезонина, по убеждению исследователей, не вызывает никаких сомнений. Об этом свидетельствует целый ряд обстоятельств. Во-первых, пропорции и посадка мезонина хорошо вписаны только в общую композицию здания, но он никак не увязан с конструкциями нижележащих стен и перекрытий.

** Ввиду того, что стена, разделяющая «гостиную» и «диванную», является обычной дощатой перегородкой, набранной из двухкантного бруса толщиной около 100 мм, было высказано предположение о первоначально едином объеме гостиной. [На настоящий момент, после проведения второй реставрации, помещение диванной между гостиной и кабинетом поглощено.]

** О кабинете-спальне перед второй реставрацией: «В случае его использования в качестве спальни или кабинета помещение должно было быть отгорожено от дворового входа перегородкой. Однако никаких следов ранних конструкций нами обнаружено не было. Существующая перегородка «музейного» периода эксплуатации устроена при реконструкции здания в 1970-х годах.»

** Были все основания полагать, что при строительстве дома изначально не предусматривалось какой-либо дополнительной отделки интерьеров. При подготовке поверхностей под штукатурку существующая на тот момент обработка стен была противопоказана. Решение об устройстве штукатурки было принято значительно позднее.

** Фасады здания изначально предполагалось обшивать доской, о чем свидетельствовали достаточно грубая наружная теска венцов и отсутствие признаков атмосферной деструкции древесины, неизбежной в условиях открытой эксплуатации стен.

Таким образом, первоначальная архитектура одноэтажного здания была значительно скромнее дома Трубецких в Знаменском предместье г. Иркутска или дома Волконских. Однако общее объемно-планировочное построение здания все-таки позволяет предположить, что его первым владельцем был человек дворянского происхождения, при этом, возможно, достаточно ограниченный в средствах.

Второй этап развития здания наступил, по оценкам исследователей, через 7–10 лет, т.е. датируется 1850–1858 годами. В этот период, вероятно, и появился каменный подклет, был устроен мезонин и сделана перегородка в «гостиной».

** С устройством мезонина появился проем в перекрытии для спуска в подклет и лестница подъема на мезонин. Все конструкции лестницы – поздние, они устроены в период реконструкции 1970-х годов. К конструкциям раннего периода можно отнести только дощатую заборку, отделяющую лестницу от «буфетной». Сама же компоновка лестницы близка к первоначальной.

Можно предположить, что столь масштабная реконструкция здания могла быть осуществлена его новыми владельцами с более высоким статусом и финансовыми возможностями. Однако вынужденное приспособление уже существующего строения не позволило сформировать типологически совершенную объемно-планировочную структуру дворянского дома.

Третий этап датируется 1867–1870 годами. Основные изменения касались, в основном, внутреннего обустройства помещений.

** Все помещения подклета, «приемной», «гостиной», «диванной», «кабинета», «буфетной» и мезонина были оштукатурены. Поверхность перегородки, разделяющей «гостиную» и «диванную», перед набивкой дранки предварительно оклеили газетами и обоями. Общий перечень дат на фрагментах газет включает 1859, 1865, 1867 годы.

Четвертый этап относится, по нашим предположениям, к концу XIX – началу XX века. На существенные изменения и утраты дома указывает единственная известная фотография, датированная началом ХХ в. Этот снимок, демонстрирующий достаточно запущенное по внешнему виду строение, правильнее было бы отнести к раннему советскому периоду.

Впоследствии было достоверно установлено, что сохранившиеся в Иркутске дома декабристов С.Г.Волконского и П.А.Муханова (ул. Тимирязева, 45) изначально исторически были окрашены в серо-белый цвет. Е.А.Ячменев писал, что «логично будет рассмотреть вопрос об окраске дома Трубецких по аналогии с этими архитектур­ными памятниками. При этом основной объем наружных стен предлагается к окраске серым колером (дымчатым, как говорили в Иркутске в 1840-х гг), а декоративные элементы должны быть выделены белым цветом.» Эти пожелания были учтены при последней реставрации экстерьера здания.

В настоящее время кроме главного дома в усадьбе находятся: флигель, конюшня, амбарные помещения.

…Через пять лет реставрации, 13 сентября 2011 года, дом-музей Трубецких вновь открыл свои двери для посетителей. В процессе последней реставрации дому был максимально возвращен его исторический облик, вкупе с современным мультимедийным оборудованием, выгодно дополнившим и расцветившим новую экспозицию - «Эпоху отразившая судьба» авторства И.В.Пашко. Экспозиция посвящена как самому Сергею Петровичу Трубецкому и его семье, так и целой эпохе, которая отразилась в судьбе самого декабриста.

Е.А. Ячменев "Дом Трубецких в Иркутске"; Е.Р.Ладейщикова "Дом декабриста С.П.Трубецкого"
И.П. Пинайкин "Загадки старого дома"
Н.С. придурок "Благославляю десницу божию..."
А.В. Дулов, Е.А. Ячменев "Памятные места, связанные с пребыванием декабристов в Иркутске"
Н.А. Белоголовый "Из воспоминаний сибиряка о декабристах"

© 2012 Иркутский музей декабристов

5

«История меморий Трубецких».

Начало формирования мемориальной коллекции Иркутского музея декабристов было положено в середине XIX века ещё в бытность декабристов в Сибири. Это было связано с деятельностью Сибирского отдела Русского Географического Общества (СОРГО), основанного в Иркутске в конце 1851 года и в 1877 году переименованного в Восточно-Сибирский отдел (ВСОРГО). В ведение отдела в 1854 году перешли иркутский музей и библиотека, основанные, ещё в 1782 году.

Библиотека СОРГО пополнялась в основном за счет добровольных пожертвований. В 1854 году в неё вошла часть книжного собрания декабриста С.Г.Волконского. Значительное число своих книг пожертвовал библиотеке СОРГО и С.П.Трубецкой, покидая Иркутск после амнистии  1856 года.

В 1879 году Иркутск постигла катастрофа. Огонь страшного пожара 22–24 июня уничтожил  центральную часть губернской столицы.  Сгорели 75 кварталов. Погибли коллекции музея ВСОРГО – 22330 предметов, погибла и библиотека ВСОРГО – 10227 томов, с книгами Волконских, Трубецких, Н.A.Бестужева и В.К.Кюхельбекера.

В 1912 году была задумана выставка предметов старины.

Выставка была открыта с 15 по 20 апреля 1913 года в здании высшего пятиклассного городского начального училища (ныне – правое крыло БГУЭП, на углу улиц Ленина и Маркса, бывших Амурской и Большой).

За такое короткое время её успело посетить «значительно более тысячи иркутян». По данным иркутской летописи Н.С.Романова, было «продано билетов 1261, выручено 200 р.»

Пояс.

Местная пресса высоко оценила  устройство выставки и отмечала: «Едва ли не наиболее интересен отдел предметов домашнего обихода, в котором находятся, между прочим, некоторые вещи, принадлежавшие замечательным в том или ином отношении лицам. <...>. Из предметов церковного обихода обращают на себя внимание: <...> священнический пояс, вышитый женою декабриста княгиней Трубецкою, воспетою Некрасовым в поэме “Русские женщины”. Пояс был подарен княгиней законоучителю института благородных девиц свящ[еннику] А.Орлову и по смерти последнего перешел, по завещанию, в собственность священника Троицкой церкви  о. Н.Шергина, при чем в духовном завещании по этому поводу оговорено, что пояс вышит собственноручно княгиней Трубецкой.

Пояс Орлова-Шергина вновь появляется в поле зрения спустя двенадцать лет, в 1925 году на выставке к юбилею восстания декабристов в Иркутском Музее Революции. В различных документах 1920-х гг. он числится как «пояс вышитый» или «пояс для священника, вышит на желтом шелку, Трубецкой Е[Катерины Ивановны]».

Самое подробное его описание приводится в акте от 19 января 1926 года:

«Вышитый цветной кручёной (красной) шерстью священнический пояс (узор винограда), вышитый женою декабриста Трубецкого; длина пояса 96 сант[иметров], ширина 14 сант[иметров]».

Затем пояс упоминается в акте передачи экспонатов Иркутского Музея Революции – краеведческому музею 10 сентября 1928 года. Далее след его теряется.

«Кубалов».

Масштабная работа по увековечению памяти о декабристах в едином мемориальном собрании в Иркутске развернулась в советское время и была связана с именем крупного историка, основоположника иркутской школы ученых-декабристоведов Бориса Георгиевича Кубалова (1879–1966 гг.).

В 1924 году в Иркутске по распоряжению Губисполкома был создан «Комитет по увековечению памяти декабристов», секретарем его стал Кубалов, в то время  заведовавший Иркутским губернским архивным бюро.

Комиссия поставила перед собой конкретные цели: «сбор вещей, относящихся к декабристам, сдача их в музей; съёмка копий с писем и другого материала, характеризующего быт декабристов, для сборника, посвященного увековечению памяти их».

Началась большая подготовительная работа к празднованию 100-летнего юбилея восстания декабристов; разыскивали их затерянные могилы; ставили вопрос о приведении захоронений в порядок, о сохранении памятных мест в губернии. Проводили опрос местных старожилов, готовили лекции и спецкурсы.

Весной 1924 года комитет выдвинул идею организовать в Иркутском Музее Революции отдел, посвященный декабристам.

Непосредственная работа по организации экспозиции юбилейной выставки велась с 20 по 25 декабря 1925 года при участии научных сотрудников Губархивбюро – коллег Кубалова. В день столетия восстания на Сенатской площади, 26-го декабря 1925 года выставка была открыта в отдельной комнате Музея Революции.

Музей революции был организован ещё в 1923 году, а к декабрю 1925 года  занимал бывший особняк купцов Второвых по бывшей улице Трапезниковской (ныне – ул. Желябова, № 5).

Существует список экспонатов выставки 1925 года в Иркутском Музее Революции:

«1. Фотографий, карт, диаграмм и плакатов – 85.

2. Архивных дел и документов – 14.

З. Библиотека Лунина – 49.

4. Воздухи шитые – 2.

5. Бювар – 1.

6. Пояс вышитый – 1.

7. Вышитых вещей – 3.

8. Икона вышитая, работа жён декабристов – 1.

9. Картина работы дочери Трубецкого – 1.

10.Стулья Трубецких – 2.

11.Бюст гипсовый сына Муравьёва – 1.

12.Клавесины Волконских – I.

13.Медальон нарисованный на батисте (5 казненных декабристов) – 1.

14. Витрина с книгами о декабре – 20».

«Воздух».

Четвертым пунктом описи выставки 1925 года числятся «воздухи вышитые» – 2 [шт]. Воздух – это салфетка крестообразной формы, которой накрывается чаша в обряде причастия православной  церкви. Таких салфеток на выставке было две. Первое их подробное описание выявлено в акте от 18 января 1925 года составленном Отделом охраны памятников старины и искусств при Губернском отделе народного образования:

«<…> взяты на учёт два (2) вышитых цветными кручеными шерстяными нитками и мишурою воздуха, женой декабриста Трубецкого, полученных Музеем Революции из церкви села Урика. Воздухи размером: крылья 23 х 23 сант[иметра], среднее поле 24 х 24 сант[иметра]. <…>».

Однако, к апрелю 1928 года в музее находились только одни «воздуха, шитые шелком» Трубецкой Е.И. В акте на передачу экспонатов в краеведческий музей от 10 сентября 1928 года также указаны «воздухи шитые шелком – 1».

Ценное дополнение было зафиксировано при занесении воздухов в инвентарную книгу краеведческого музея, состоявшемся не ранее 1935 года — о том, что «Вышивка работы жены декабриста Е.П. Трубецкой сделана в Оёке».

В 1926 году Иркутский областной научный музей (нынешний ИОКМ) получил письмо бывшего политического ссыльного Антона Ивановича Чернусскина,  который, будучи политическим ссыльным, жил в Урике с 1906 по1915 годы. В письме сообщалось:

«В Урикской церкви должно тоже кое-что сохраниться от декабристов в виде ценных памятников – подарков <…>, у урикских старожилов можно отыскать что-нибудь историческое к юбилею декабристов или для Музея Революции, так как у старожилов Урика всегда сохранялась добрая память к этим изгнанникам».

Судьба второй салфетки-воздуха,  как и судьба икон – подарка Муравьевых, неизвестна.

До наших дней сохранились одни воздуха –  образец мастерства и тонкого вкуса Екатерины Ивановны Трубецкой.

С оборота среднего поля видна надпись коричневыми чернилами: «№ 6-й отъ княгини Екатерины Трубецкой». Надпись, по видимому, сделана рукою священника, получившего дар княгини. Интерес вызывает и обозначение «№ 6-й», дающее возможность предполагать, что даров декабристки было, как минимум еще пять.

«Пресс бювар».

Бювар, показанный на выставке 1925 года именовался в музейной документации, как: «пресс-картина, шитая бисером, Трубецкой Е.».

В передаточном акте имущества Музея Революции от 10 сентября I928 года была отмечена его характерная особенность: «Пресс-бювар вышитый бисером (хоровод) – 1». Так был описан вышитый узор с повторяющимся мотивом, сцепленным наподобие танцующих в хороводе людей.

Незадолго до открытия юбилейной выставки, 14 декабря 1925 года Иркутскому Музею Революции были сданы во временное пользование 15 вещей (в том числе и бювар) от некоего Морозова.

А в 1926 году, с согласия владельца,  он был  оставлен музею.

Дарителем стал  Николай Александрович Морозов (1854–1946). Народоволец, член Исполнительного комитета «Народной Воли», он провел в царских тюрьмах около 30 лет, и 25 из них – в Алекееевском равелине Петропавловской крепости и в Шлиссельбургской крепости, где в своё время в заточении находились декабристы. Морозов был крупным ученым-естествоиспытателем. 

Когда бювар Е.И.Трубецкой был принят Иркутским Музеем Революции, Кубалов находился уже в Москве, куда уехал из Иркутска в конце ноября – начале декабря 1925 года на новое место работы. Там, в Москве, Кубалов мог встречаться с Морозовым и поделиться идеей юбилейной декабристской выставки. Эта идея не могла не встретить сочувствия у Морозова – активного деятеля общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев.

Бювар экспонировался позднее (конец 1940-х – начало 1950-х годов) в отделе истории краеведческого музея, в разделе «Декабристы».

Затем лет двадцать хранился в фондах музея. В инвентарной книге 1920-х – 1930-х гг. он был записан как «Бювар синий бархатный с вышивкой бисером и жемчугом по серебряной канве».

С 1980 года реликвия постоянно экспонируется в доме Трубецких.

Время  изготовления бювара возможно определить по вышивке, которой украшена его откидная верхняя крышка. Серебристая бумажная канва (тонкий плотный картон с рядами мелких дырочек, появившийся в 1830-х годах), частично оставленная фоном, узор с использованием металлического бисера и «жемчуга» – белых бусинок, в соединении с вышивкой – все эти характерные особенности, ярко проявились в русской вышивке  в 40-х – 50-х годах XIX века и позволяют датировать пресс-бювар именно этим периодом.

«Салфетка».

Еще один предмет, упомянутый в описи выставки,  в передаточном акте 10 сентября 1928 года записан как «Салфетка вышитая бисером – 1».

По совокупности сохранившихся описаний её идентифицировала в фондах ИОКМ научный сотрудник Г.Н.Захарова в октябре 1983 года. Поиски были затруднены тем, что никакого инвентарного номера на салфетке не сохранилось. При визуальном осмотре с оборота была обнаружена надпись коричневыми чернилами по окружности салфетки: «Июня 3-го дня 1836-го года. Милой Александре Сергеевне от  любящего Васъ Фердинанда Вольфа».

Врач-декабрист Ф.Б.Вольф (1796–I854) был определен на поселение в село Урик после забайкальской каторги в 1835 году. Из Урика Фердинанд Богданович писал своим друзьям – Михаилу Александровичу и Наталье Дмитриевне Фонвизиным 11 ноября 1836 года вспоминая последнее место каторги – Петровский Завод:

«После вашего отъезда я очень сблизился с Трубецкими. Эти добрые люди забыли все мои недостатки моего иногда несносного нрава и приняли меня в свою семью как родного, я любил их как только мог; мы расстались в часовне, обливаясь горькими слезами в объятиях друг друга».

Трубецким суждено было находиться в Петровском Заводе ешё несколько лет, до 1839 года. В это время в семье подрастала старшая дочь декабриста – Александра Сергеевна. В l836 году ей исполнилось шесть лет. Она то и могла получить подарок в свой день рождения от доктора – декабриста. Но как подарок Ф.Б.Вольфа попал в музей, сохранившиеся документы не объясняют.

Реставрирована в 2011-2012 годах. Мастер-реставратор С.М.Королькова (Москва). Материалы: картон,  холст, шелковая нить, бисер «маргерит».

Композиция составлена из рисунков книги «Рисунки и образы для вышивки (раскрашенные офорты)», Германия, 1820 год.

«Икона – пелена «Богоматерь Владимирская».

Иркутская газета «Власть труда» от 28 августа 1924 года (№197) сообщала: «В музей революции поступила икона богоматери, работы жены декабриста Трубецкой, и воздуха художественной и ценной работы вышивкой, пожертвованные ею Оёкской церкви в период пребывания там Трубецкого в ссылке» . Следовательно, время поступления этой реликвии в музей – август 1924 года.

«Икона вышитая, работа жён декабристов» (как своеобразно она была означена в перечне экспонатов в 1925 году), более подробно икона описана в охранном акте от 19 января 1926 года:

«<…> икона шитая цветными кручеными шерстяными нитками (вышивание), изображающая богоматерь с младенцем на коленях, размером 25 х 31 сант[иметр]». И далее: «Икона вышита женою декабриста Трубецкого».

В фондах ИОКМ не нашлось ни одной её фотографии для облегчения поиска. Удалось только установить, что эту вышивку фотографировали тогда, когда она находилась в Оёкской церкви. В  Летописи Оекской церкви есть запись от 15 сентября 1912 года: «Сегодня в церкви некто Баргербер производил фотографические снимки с иконы Божией Матери, сделанной из разноцветных шелков по канве рукою княгини Екатерины Трубецкой», однако снимки эти не сохранились.

Вышивка представляет среднюю часть пелены (золотистый шёлк на подкладке из полотна с оборота) с кистями из мишуры, укреплёнными снизу пелены («коврика»). Однако, из-за того, что вышивка сильно отцвела и загрязнилась, определить, были ли использованы при вышивании цветные нитки, стало возможным только после реставрации 1993 года (реставратор О.К.Фёдорова, Иркутск).

Выяснилось, что помимо традиционной для таких работ золотной нити, при вышивании ликов, кистей рук, деталей одежд были использованы нити телесного, красного и синего тонов.

После реставрации икона-пелена была помещена в постоянную экспозицию дома Трубецких.

Техника исполнения: Золотное и лицевое шитье.

Долгое время считалось, что икона была вышита княгиней Трубецкой, и только в 2013 году было установлено, что икона-пелена создана в XVII – начале XVIII веков. Принадлежность иконы Е.И.Трубецкой не подвергалась сомнению.

«Стулья».

Предметы, указанные в 9-м и 10-м пунктах описи выставки 1925 года («Картина работы дочери Трубецкого – 1» и «Стулья Трубецких – 2»), как выяснилось, по источнику поступления представляли одну коллекцию.

Незадолго до открытия выставки Иркутского Музея Революции в газете «Власть труда» от 3 декабря 1925 года (№277) появилась заметка под заголовком «К юбилею декабристов»:

«Мебель декабриста Трубецкого. У гр[ажданина] Мушникова до сих пор сохранились некоторые вещи, принадлежавшие ранее сосланному в Иркутск декабристу Трубецкому: стулья и картины. Принадлежность этих вещей Трубецкому установлена документально. Юбилейная комиссия покупает все эти вещи у гр[ажданина] Мушникова. Приобретенные предметы будут выставлены в Музее Революции».

Заметка позволяет считать начало декабря 1925 года временем поступления коллекции в музей.

Ещё одно этому  подтверждение содержится в письме внука С.П.Трубецкого, Сергея Николаевича Свербеева (сына младшей дочери декабриста З.С.Свербеевой), адресованном М.П.Овчинникову. С.Н.Свербеев писал в Иркутск из имения Свербеевых, села Сeтyxa Тульской губернии, 18 декабря 1916 года:

«<…> B настоящую минуту я решил только заручиться согласием г-на Мушникова уступить моей матушке принадлежавшие моей покойной бабушке  стулья, т[ак] к[ак] о пересылке их теперь наверно не может быть и речи. Просил бы Вас передать г-ну Мушникову нашу сердечную благодарность за любезную готовность его исполнить желание моей матушки.

С благодарностью примет она и картину, но и её пересылкой по почте в настоящее время не следовало бы рисковать. В избежание лишних пересылок предпочтительнее было бы, чтобы фотография с картины была снята в Иркутске, а уже снимки возвращены моею матушкою.

В свету всего вышесказанного я просил бы г-на Мушникова выслать мне по окончании войны стулья и картину малою скоростью в с. Сетуху (…), накладную же и счет за снимок – заказным письмом в п[очтовое] о[тделение] Благодатное Тульской губ[ернии] (…) В случае если стулья почему-либо не удалось отправить наложенным платежом, просим г-на Мушникова прислать также и счет за отправку и упаковку мебели, просим и сообщить свой адрес. От своей матушки мне указание немедленно покупать».

Только  Первая мировой войны помешала С.НСвербееву получить семейные реликвии.

Сохранилось два фотоснимка стульев и картины поступивших в Иркутский Музей Революции. Один из них выполнен, судя по штемпелю на обороте паспарту, Густавом Эннэ в 1925 году. Это фотофиксация уголка из отдела «Декабристы».

Нa паспарту видна почти стершаяся надпись карандашом, полностью повторенная на приклеенной бумажной этикетке, а затем – в инвентарной книге краеведческого музея: «<…> 1) гипсовый бюст сына [А.З.] Муравьева <…>; 2) картина нарисованная дочерью Трубецкого; 3) стулья Трубецких». Другой снимок был опубликован в журнале «Огонек» № 2 (146) от 10 января 1826 года.

Стулья с характерной ампирной резьбой на спинках,  ясно видной на старых фотографиях, с 1970 года экспонируются в доме - музее Трубецких. Их первое подробное описание дается в охранном акте от 18 января 1926 года:

«<…> два (2) дерев[янных] стула, окрашенные под красное дерево (стиль Empire), с мягким сиденьем, обитые набойным мaтериалом; вышиною 0,86 м; площадь сидения 0,33 метра (кв); высота спинки 0,43 метра, ножек 0,43 метра; на спинках вырезанный из дерева орнамент, изображающий два рога изобилия, перекрещенные между собою.

Стулья принадлежали семье декабриста Трубецкого, а ныне принадлежат Ирк[утcкому] Губ[ернскому] музею Революции. <…>».

Вполне возможно, что стулья, выполненные из берёзы в 1830-x – 1840-х годах (по определению реставратора Д.Н.Марковского, г. Ленинград, 1982 г.), сделаны руками самих декабристов. Они, изготовляя для себя мебель, в Сибири  пользовались рецептами в руководствах пo мебельному делу, например: как подкрасить и «навощить» березу под красное дерево. Обивка тканью «в цветочек», видимая на старых снимках 1920-х – 1960-х годов, повидимому поздняя. При перетяжке обивки на стульях в апреле 1997 года с оборота сиденьев были обнаружены два типа старых гвоздей – деревянные «чопики» и металлические гвозди с широкими шляпками и остатками ткани изумрудно-зелёного цвета. Деревянные гвозди служат доказательством изготовления стульев вручную и в необычных условиях. Повторная перетяжка обивки стульев с использованием металлических гвоздей, судя по всему, относится к 1852 году, когда Трубецкие получили зелёную ткань из Санкт-Петербурга и закончили ремонт в своём иркутском доме.

«Пейзаж».

Что касается картины, то в фондах краеведческого музея её не оказалось. Не упоминалась она и в акте приемки  экспонатов из Музея революции.

Оставалось предполагать что картина может находиться в Иркутском областном художественном музее, который до 1936 года был чacтью музея краеведческого.

Картина «работы дочери Трубецкого» нашлась среди пейзажей неизвестных художников второй половины XIX века.

«Пейзаж с озерком. Х.м. 49 х 60. Из Иркутского краеведческого музея в 1933 г. Ж–543». Сравнение пейзажа со старыми фотографиями выявило:  идентичность размеров, полное совпадение линии горной цепи, фигурок людей на переднем плане, силуэтов трёх лодок в левом нижнем углу, силуэта скалы справа.

Полученные данные были позже подкреплены документально, когда был найден охранный акт от 19 января 1926 года «о взятии на учёт <…> картины, писанной дочерью декабриста Трубецкого масл[яными] красками и изображающей горный ландшафт с озером; <…>.

Выяснилось, что в 1933 году произошло   разделение единой коллекции вещей Трубецких, и пейзаж поступил в картинную галерею. 

Результаты, полученные в процессе реставрации 1984 года (художники-реставраторы Е.В.Киселева (Иркутск) и М.Н.Фурдик (Москва)) не противоречили данным, документально проверенным Кубаловым в 1925 году. Явно непрофессиональная работа написана на тонкой бyмаге. В массе красочного слоя, в правом верхнем углу, обнаружен четкий отпечаток большого пальца правой женской руки, что возникло, вероятно, когда художница брала не до конца просохшую работу. Позднее бумага, в уже повреждённом состоянии (множественные прорывы), была наклеена на картон и тогда же укреплена на толстом подрамнике. Потёртости красочного слоя и утраты по краям были тщательно записаны, и вся живопись покрыта толстым слоем тонированного лака, что сильно изменило её цветовую гамму. Реставраторы уточнили и время создания картины:  не  вторая половина XIX века, а  его середина, что хронологически соответствует жизни Трубецких на поселении в Иркутске (1845–1856).

Из трёх дочерей Трубецких выдающиеся способности к рисованию имела  только старшая - Александра Сергеевна Трубецкая (1830–1860). С малых лет она рисовала карандашом, затем акварелью и масляными красками. «У неё страсть к рисованию и большие к тому способности», – писала Е.И.Трубецкая о 12-летней Саше в письме к сестре от 10 января 1842 года. О художественных успехах Саши есть упоминания в письмах художника-декабриста Н.А.Бестужева и близкого друга семьи Трубецких М.К.Юшневской.

В дни празднования 200-летия Иркутского областного краеведческого музея «Пейзаж с озерком» был передан в дар Музею декабристов, и сейчас представлен в экспозиции дома Трубецких.

«Бюст сына А.З.Муравьева».

Обследуя в 1924–25 годах иркутские деревни, Кубалов обратил внимание  на  Малую Разводную, в пяти верстах от Иркутска по Байкальскому тракту.

Там жили на поселении декабристы А.З.Муравьёв, братья Борисовы – Андрей и Пётр; А.П.Юшневский с женой Марией Казимировной. Рядом, в селе Большая Разводная, находились могилы этих декабристов.

Сбор и изучение Кубаловым рассказов старожилов принесли результаты. Старик К.Я.Пятидесятников рассказал, что в памятник на могиле А.З.Муравьёва «Ишневчиха» (то есть М.К.Юшневская) «положила беленького ангелочка с крылышками». Эту устную легенду Кубалов смог подтвердить, найдя в письме Марии Казимировны, адресованном жене А.З.Муравьева, Вере Алексеевне (где Юшневская описывает сооружение памятка на  могиле в 1846 году), — упоминание о том, что в нишу памятника она «заблагорассудила положить бюст покойного сына Артамона Захаровича».

По поручению юбилейной комиссии 6 сентября 1924 года Кубалов  обследовал памятники: «когда был вскрыт памятник Юшневского, в полой внутренности его ничего не оказалось. Когда же была разобрана стена рядом стоявшего памятника А.З.Муравьёва, то в нише был обнаружен гипсовый бюст Муравьёва».

Под действием сырости и воды, проникшей в нишу сквозь покрытие, нижняя часть правого уха была утрачена, пьедестал отделился. Его пришлось впоследствии не раз реставрировать. Тогда же, в сентябре 1924 года, бюст сына А.З.Муравьёва был передан в Иркутский Музей Революции.

От брака с В.А.Горяиновой у А.З.Муравьёва было три сына. Из них Никита и Лев умерли в малолетстве (1831,1832), Александр (1821–1881) значительно пережил отца. Юшневская же, в 1846 году писала о «покойном сыне». Поскольку  у А.З.Муравьёва было два бюста сыновей, один из которых он сам нечаянно разбил, то можно предположить, что это были парные бюсты сыновей Никиты и Льва. Но чья скульптура сохранилась?

  Бюст высотой 5З сант[иметра], повреждён в 4[-х] местах просочившейся сквозь кам[енную] кладку водой и с отбитой мочкой правого уха», – так он был описан в охранном акте от 18 января 1926 года.

В письме М.К.Юшневской от 20 апреля 1834 года из Петровского завода к В.А.Муравьёвой под диктовку и от имени её супруга, в частности, говорится: «С разлучения нашего, ангел мой Вера, я ни разу не испытал ничего подобного тому, что почувствовал 13 апреля. Именно в этот день мне принесли бюсты обожаемых моих детей. Ты одна можешь себе представить, как вновь открылись сердечные мои раны. Как вот это ангелы, коих мы потеряли. Что бы со мной стало, если бы ты была со мной, а они бы умерли без матери. <…> Я никогда не смогу достойно отблагодарить тебя за мысль заказать эти бюсты и послать их мне. Я уже не покинут Богом – я вновь увидел изображения обожаемых моих детей. Не отказывай мне в последнем утешении, о котором я тебя прошу, пришли мне поскорее рисунок, изображающий святые их могилки; я хочу их увидеть хоть так, раз уж мне отказано в утешении лечь на эти могилки и оросить их слезами. <…> Ты не можешь себе представить, милая и добрая Вера, что я испытываю с тех пор, как дети мои со мной. Несчастье моё мне мило, жизнь моя, хоть и горестная, не тяготит меня более. Я почти полюбил свою тюрьму, потому что в ней находится всё, что у меня есть самого дорогого».

Младший сын В.А. и А.З.Муравьёвых – Левушка – родился в 1823 году, Никита же появился на свет в 1820-м. Сохранившийся бюст передаёт черты не восьмилетнего ребёнка, каким умер Лёвушка, а мальчика-подростка. Поэтому можно предполагать, что  в скульптурном бюсте запечатлён облик двенадцатилетнего Никиты Артамоновича Муравьёва (1820–1832).

Посмертный скульптурный его портрет выполнен в Санкт-Петербурге после 28 марта 1832 года (даты смерти мальчика) и до начала марта 1834 года (времени отправки бюста на каторгу в Петровский завод, с учётом дороги, иногда до полутора – двух месяцев пути). Скорее всего, время его изготовления приходится на 1833 год. Украшением маленького домика с мезонином А.З.Муравьёва на поселении  в деревне Малая Разводная, наряду с портретами и рисунками семьи, были «гипсовые бюсты сыновей его, умерших малолетними в далёкой России». Остаётся поражаться, насколько точно в устной крестьянской традиции  сохранялось и передавалось слово-образ («ангелочек»), которым декабрист А.З.Муравьёв называл своих умерших детей.

Реставрирован в 2010 году. Реставратор Г.С.Сопот (Иркутск).

«Портрет Трубецкого».

Единственная запись о предполагаемом портрете Трубецкого, как о музейном предмете содержится в коллекционной описи, от  20 марта 1964 года директором ИОКМ В.В.Свининым при разборе старых коллекций. По этой описи, под № 39  значится: «…? Портрет Трубецкого. [Количество:] 1. [Материал:] Холст. [Размер:] 0,40 х 0,60 [см]». Более сведений не было.

О личности изображённого на портрете окончательного мнения нет.  Отдалённое сходство с самим декабристом есть, но не более. Не совпадает цвет глаз: у Сергея Петровича они были карие, а на портрете – серые. Можно предположить, что на портрете изображён  Александр Петрович Трубецкой (1792–1853) брат декабриста, навестивший своего ссыльного родственника на поселении в Иркутске летом 1852 года.

Предположительное авторство этого потртета, выполненного в любительской манере, возможно отнести к А.С.Ребиндер — старшей дочери декабриста С.П.Трубецкого.

Время создания портрета предположительно — 1852 год. Научная публикация портрета появилась в 1994 году.

«Неизвестный художник середины XIX в. (А.С.Ребиндер (?), урождённая Трубецкая. 1830–1860). Портрет неизвестного (А.П.Трубецкой?) 1852 (?). Холст, масло. 57,7 х 42,5. Иркутский краеведческий музей. Пост[упил] в конце 1920-х [гг.] Реставрирован в 1988–1989 Е.В.Киселёвой, Иркутский филиал ВХНРЦ. Инв. [№] 8592–17.

Интересна судьба еще нескольких предметов, поступивших в ИОКМ в 1920-е годы. К сожалению, эти музейные предметы не экспонировались на юбилейной выставке 1925 года, что  повлияло на состояние учётной документации этих экспонатов.

Это шкатулка с вышивками Е.И.Трубецкой и ее  же несессер.

Предметы поступили в  Научный музей в мае 1924 года.  В передаточном акте записано:

№ 25. – «Шкатулка обшитая бисером  – 1».

№ 26. – «Ящик-баул для дамских работ с 14 предм[етами] – 1».       

«Шкатулка».

Из книги постоянных поступлений ИОХМ следует описание:

«[№] 3140. ХП 286. Неизв[естная] вышивка кн[ягини] Трубецкой (?). Шелк, дерево, бисер. 12 х 23,5 х 19 [см]. Шкатулка с вышивкою бисером и др[угими]. XIX [век]. Ветхая».

«Вышивка кн[ягини] Трубецкой (?). Дерево, шёлк, бисер. [Размеры] 12 х 23,5 х 19 [см]. Шкатулка с вышивкою работы княгини Трубецкой, разделанная под орех. На крышке картина шитая цветным бисером: на первом плане кусты, зелёный луг и небольшое здание в восточном стиле, справа ступени лестницы и вход в это строение, слева две пальмы, вдали стена и 4 башни, одна из них большая, на третьем плане – птица, справа вторая, фон белый, по углам синие цветочки. На трёх боковых стенках орнаментальные вышивки цветов. На обратной стороне крышки наклейка: “585 / 313 а”. XIX [век]. Шкатулка ветхая, на левой стенке нет вышивки, дно другое».

Именно характерная вышивка – восточный романтический пейзаж, широко распространённый в вышивании бисером в 1830–1840 годах, позволяет датировать шкатулку этим временем. Время её поступления в музей  - 1983 год.

«Несессер».

«Ящик-баул» или несессер поступили в ИОКМ из Картинной галереи в 1926 году. Вот его описание:

«Туалетная шкатулка деревянная с инкрустацией из перламутра с 18 мелкими вещицами внутри (из перламутра и с музыкальным ящичком внизу (ящичка муз[ыкального] нет))».

Шкатулка передана в ИОКМ  по Приказу  Министерства культуры РСФСР от 10 октября 1983 г.

[1] КПП ИОКМ № 2, запись за 1926 г. В запись вкралась ошибка: не 18, а 14 предметов. Это произошло при подновлении старой полустёршейся записи: цифру «14» приняли за «18». На некоторых предметах сохранились старые номера: флакон – [8375]–5, пробка – 8375–5 а, напёрсток – 8375–10. Новый инв. № 9027–3. Длина несессера – 31 см, ширина – 20, 5 см, высота – 10 см.

В 1951 году фотограф А.Г.Игумнов сфотографировал «Рукодельные приборы, принадлежавшие жене декабриста – Е.Трубецкой». На снимке видны все 14 предметов. На фотографии В.Калаянова 1965 года в несессере нет ножика.

К моменту передачи реликвии на экспонирование в Дом-музей декабристов в несессере отсутствовали: подушечка в гнезде, большой футлярчик (возможно для игл) в гнезде между шильцем и несохранившимися ножницами, и колечко от ножниц.

Исследовательница Арапова из Государственного Эрмитажа, ознакомившись с этим экспонатом, высказала мнение, что шкатулка – не «китайской работы», а французской, в модном тогда стиле «шинуазри» («китайщина»). Время поступления несессера в ИОКМ – 1924 год.

«Несессер – шкатулка княгини Е.Н.(?)Трубецкой. Начало XIX в. Франция. Палисандр, перламутр, серебро, бархат, картон. 40 х 30. Поступление: 1924.

«Бумажник».

Бумажник, расшитый нитками (Россия. Гарус, бумага.17 х 12 см), сохранялся в музее с легендой о принадлежности этой вышивки княгине Е.И.Трубецкой:

«Бумажник ручной работы шит цветными нитками; на лицевой стороне вышивка: по серому фону венок из ярких цветов, в середине его инициалы “АК”, по углам вышивка в виде зелёных листьев, внизу дата: “1837 R”, на обратной стороне вышит букет ярких цветов». По состоянию сохранности – «Вышивка на обеих сторонах выцвела, местами – разрушена».

Мужские бумажники прямоугольной формы с двумя отделениями (карманами) и вышивками на внешних сторонах как наиболее типичные получают распространение в первом десятилетии XIX века.

В КПП художественного музея говорится о поступлении предмета от Кропачевой Ады Федоровны. Если инициалы владелицы не являются  расшифровкой аббревиатуры «АК», то, возможно предполагать, что бумажник с вышитой датой и польскими буквами – подарок княгини Е.И.Трубецкой политическому ссыльному Александру Лукичу Кучевскому (1787–1871 гг.) в год его пятидесятилетия. Сын А.Л.Кучевского, Фёдор, воспитывался в доме у Трубецких в Иркутске.  Поскольку  вышивка носит несколько «польский характер» (точная дата – «18.X.» «1837.R.», то есть сокращение не слова «год» по-русски, а слова «rok» по-польски),  архивист-исследователь В.П.Павлова (г. Санкт-Петербург) выдвинула  версию о том, что этот бумажник мог быть неотправленным подарком княгини Е.И.Трубецкой своей сестре, графине Александре Коссаковской, в Варшаву. Поступил в музей в 1982 году.

«Столик-Геридон».

К 1930-м годам относится поступление в ИОКМ столика-подставки золочёной бронзы с мраморной столешницей, принадлежавшего семье Трубецких. Письменные сведения в музейной документации отсутствуют.

Столик выполнен во Франции (Фонтенбло) около 1805 года. Он экспонировался в уголке «Декабристы» ИОКМ в 1940-е – 1960-е годы. Не исключено, что это один из предметов, присланный среди других вещей в Иркутск, при разделе наследниками имущества графини Лаваль в 1852 году.

Стол-подставка (геридон). Бронза, мрамор, ореховое дерево. Высота 84 см. Диаметр столешницы 41 см.

«Мемуары герцогини Д Абрантес». Брюссель, 1834 год. 

С владельческим автографом С.П.Трубецкого. На французском языке.

Дар Л.В.Лепницкого (Иркутск), 1981 год.

«Ваза».

Фарфор, кобальт, подглазурная роспись, золочение.

Фарфоровый завод Сафронова. 30-40-е годы.

Дар И.И.Козлова. 1972 год.

Реставрирована в 2010 году. Реставратор Г.Г. Зуева (Иркутск).

Диссертация Е.А. Ячменева "Научная концепция историко-мемориального музея" Глава первая Пути формирования мемориальной коллекции по теме «Декабристы» в Иркутске и проблемы её атрибутирования.

© 2012 Иркутский музей декабристов

6

http://sh.uploads.ru/iV8N4.jpg

7

http://sh.uploads.ru/3govQ.jpg

8

http://sg.uploads.ru/gdzeQ.jpg

9

http://sh.uploads.ru/Ay4e9.jpg

10

http://sg.uploads.ru/jK3Ef.jpg


Вы здесь » Декабристы » МУЗЕИ » Дом-музей С.П. Трубецкого в Иркутске.