Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.

Вы здесь » Декабристы » ИСТОРИЯ ДВИЖЕНИЯ. ОБЩЕСТВА. ПРОГРАММЫ. » Ю. Лотман. "Декабрист в повседневной жизни".

Ю. Лотман. "Декабрист в повседневной жизни".

Страница:   1 2 3 4  

Сообщений 11 страница 20 из 36

11

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45640

Была еще одна готовая норма поведения, которая могла подсказать декабристкам их решение. В большинстве своем они были женами офицеров. В русской же армии XVIII - начала XIX в. держался старый и уже запрещенный для солдат, но практикуемый офицерами -- главным образом старшими по чину и возрасту - обычай возить с собой в армейском обозе свои семьи. Так, при Аустерлице в штабе Кутузова, в частности, находилась его дочь Елизавета Михайловна Тизенгаузен (в будущем - Е. М. Хитрово), жена любимого адъютанта Кутузова, Фердинанда Тиэенгаузена ("Феди" в письмах Кутузова). После сражения, когда совершился размен телами павших, она положила мертвого мужа на телегу и одна - армия направилась по другим дорогам, на восток, - повезла его в Ревель, чтобы похоронить в кафедральном соборе. Ей был тогда двадцать один год. Генерал Н. Н. Раевский также возил свою семью в походы. Позже, отрицая в разговоре с Батюшковым участие своих сыновей в битве под Дашковкой, он сказал: "Младший сын сбирал в лесу ягоды (он был тогда сущий ребенок) и пуля ему прострелила панталоны"40. Таким образом, самый факт следования жены за мужем в ссылку или опасный или тягостный поход не был чем-то неслыханно новым в жизни русской дворянки. Однако, для того чтобы поступок этого рода приобрел характер политического подвига, оказалось необходимым еще одно условие. Напомним цитату из "Записок* типичного, по характеристике П. Е. Щеголева41, декабриста Н. В. Басаргина: "Помню, что однажды н читал как-то жене моей только что тогда вышедшую поэму Рылеева "Войнаровский" и при этом невольно задумался о своей будущности. - О чем ты думаешь? - спросила меня она. - "Может быть, и меня ожидает ссылка", - сказал я. - Ну, что же, я тоже приеду утешить тебя, разделить твою участь. Ведь это не может разлучить нас, так об чем же думать?"42 Басаргиной (урожденной княжне Мещерской) не довелось делом подтвердить свои слова: она неожиданно скончалась в августе 1825 г., не дожив до ареста мужа.

40 Батюшков К. Н. Соч. М.; Л., 1934. С. 373.

41 Басаргин И. В. Записки, Пг,, 19!7. С. XI. " Там же. С. 35.

Дело, однако, не в личной судьбе Басаргиной, а в том, что именно поэзия Рылеева поставила подвиг женщины, следующей за мужем в ссылку, в один ряд с другими проявлениями гражданской добродетели. В думе "Наталия Долгорукова" и поэме "Войнаровский" был создан стереотип поведения женщины-героини:

Забыла я родной свой град. Богатство, почести и знатность, Чтоб с ним делить в Сибири хлад И испытать судьбы превратность'13.

("Наталия Долгорукова")

Вдруг вижу: женщина идет,

Дахой убогою прикрыта,

И связку дров едва несет.

Работой и тоской убита.

Я к ней, и что же? ...Узнаю

В несчастной сей, в мороз и вьюгу.

Козачку юную мою, . Мою прекрасную подругу!.. Узнан об участи моей, Она из родины своей Пришла искать меня в изгнанье. О странник! Тяжко было ей Не разделять со мной страданье44.

("Войнаровский")

Биография Натальи Долгоруковой стала предметом литературной обработки до думы Рылеева в повести С. Глинки "Образец любви и верности супружеской, или Бедствия и добродетели Наталии Борисовны Долгоруковой, дочери фельдмаршала Б. П. Шереметьева" (1815). Однако для С. Глинки этот сюжет - пример супружеской верности, противостоящий поведению "модных жен". Рылеев поставил ее в ряд "жизнеописаний великих мужей России"45. Этим он создал совершенно новый код для дешифровки поведения женщины. Именно литература, наряду с религиозными нормами, вошедшими в национально-этическое сознание русской женщины, дала русской дворянке начала XIX в. программу поведения, сознательно осмысляемого как героическое. Одновременно и автор "дум" видит в них программу деятельности, образцы героического поведения, которые должны непосредственно влиять на поступки его читателей.

Можно полагать, что именно дума "Наталия Долгорукова" оказала непосредственное воздействие на Марию Волконскую. И современники, начиная с отца ее Н. Н. Раевского, и исследователи отмечали, что она не могла испытывать глубоких личных чувств к мужу, которого совершенно не знала до свадьбы и с которым провела лишь три месяца из года, протекшего между свадьбой и арестом. Отец с горечью повторял признания Марии Николаевны, "что муж бывает ей несносен", добавляя, что он не стал бы противиться ее поездке в Сибирь, если был бы уверен, что "сердце жены влечет ее к мужу" ,

43 Рылеев К. Ф. Полн. собр. стихотворений. Л., 1971. С, 168.

44 Там же. С. 214.

45 Вазонов В. Ученая республика, М,: Л., 1964. С, 267.

12

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45640

Однако эти ставившие в тупик родных н некоторых из исследователей обстоятельства для самой Марии Николаевны лишь усугубляли героизм, а следовательно, и необходимость поездки в Сибирь. Она ведь помнила, что между свадьбой Н. Б. Шереметьевой, вышедшей за князя И. А. Долгорукова, и его арестом прошло три дня. Затем последовала жизнь-подвиг. По словам Рылеева, муж ей "был дан, как призрак, на мгновенье". Отец Вопконской, Н. Н. Раевский, точно почувствовал, что не любовь, а сознательное стремление совершить подвиг двигало его дочерью. "Она не чувству своему последовала, поехала к мужу, а влиянию волконских j баб, которые похвалами ее геройству уверили ее, что она героиня"4'.

Н. Н. Раевский ошибался лишь в одном: "Волконские бабы" здесь не были ни в чем виноваты. Мать С. Волконского - статс-дама Мария Федоровна - проявила холодность к невестке и полное безразличие к судьбе сына: "Моя свекровь расспрашивала меня о сыне и между прочим сказала, что она не может решиться навестить его, так как это свидание ее убило бы, и на другой же день уехала с императрицей-матерью в Москву, где уже начинались приготовления к коронации"48. С сестрой мужа, княжной Софьей Волконской, она вообще не встречалась. "Виновата" была русская литература, создавшая представление о женском эквиваленте героического поведения гражданина, и моральные нормы декабристского круга, требовавшие прямого перенесения поведения литературных героев в жизнь.

Характерна в этом отношении полная растерянность декабристов в условиях следствия - в трагической обстановке поведения без свидетелей, которым можно было бы, рассчитывая на понимание, адресовать героические поступки, без литературных образцов, поскольку гибель без монологов, в военно-бюрократическом вакууме, не была еще предметом искусства той поры. В этих условиях резко выступали другие, прежде отодвигавшиеся, но прекрасно известные всем декабристам нормы и стереотипы поведения: долг офицера перед старшими по званию и чину, обязанности присяги, честь дворянина. Они врывались в поведение революционера и заставляли метаться при совершении реальных поступков от одной из этих норм к другой. Не каждый мог, как Пестель, принять собеседником потомство и вести с ним диалог, не обращая внимание на подслушивающий этот разговор следственный комитет и тем самым безжалостно губя себя и своих друзей.

Показательно, что тема глухого суда без свидетелей, тактики борьбы со следствием резко выдвинулась в литературе после 1826 г. - от "Родамиста и Зенобии" Грибоедова до Полежаева, Лермонтова. Шутливое свидетельство в поэме Некрасова "Суд" тем не менее ярко показывает, что в поэме Жуковского "Суд в подземелье" читатели 1830-х гг. вычитывали не судьбу монахини, а нечто иное, применяя на себя ситуацию "суда в подземелье".

Охарактеризованное выше мощное воздействие слова на поведение, знаковых систем на быт особенно ярко проявилось в тех сторонах каждодневной жизни, которые по своей природе наиболее удалены от общественного семиозиса. Одной из таких сфер является отдых.

По своей социальной и психофизиологической функции отдых должен строиться как прямая противоположность обычному строю жизни.

48 Записки кн. Марии Николаевны Волконской. 2-е изд. Спб., 1914. С. 57.

Только в этом случае он сможет выполнить функцию психофизиологического переключения и разрядки. В обществе со сложной системой социальной семиотики отдых будет неизбежно ориентирован на непосредственность, природность, внезнаковость. Так, в цивилизациях городского типа отдых неизменно включает в себя выезд "на лоно природы". Для русского дворянина XIX в., а во второй половине его - и чиновника, строгая урегулированность жизни нормами светского приличия, иерархией чинов, сословной или бюрократической, определяет то, что отдых начинает ассоциироваться с приобщением к миру кулис и табора. В купеческой среде строгой "чинности" обычного бытия противостоял не признающий преград "загул". Обязательность смены социальной маски проявлялась, в частности, в том, что если в каждодневной жизни данный член коллектива принадлежал к забитым и униженным, то "гуляя" он должен был играть роль человека, которому "сам черт не брат", если же в обычном быту он наделен, в пределах данного коллектива, высоким авторитетом, то его роль в зеркальном мире праздника будет часто включать в себя игру в униженного.

Обычным признаков праздника является его четкая ограниченность от остального, "непраздничного" мира, отграниченность в пространстве - праздник часто требует другого места (более торжественного: парадная зала, храм; или менее торжественного: пикник, трущобы) - и особо выделенного времени (календарные праздники, вечернее и ночное вреМи, в которое в будни полагается спать).

13

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45640

Праздник в дворянском быту начала XIX в. был в достаточной мере сложным и гетерогенным явлением. С одной стороны, особенно в провинции и деревне, он был еще тесно связан с крестьянским календарным ритуалом; с другой стороны, молодая, насчитывающая не более ста лет, послепетровская дворянская культура еще не страдала закоснелой ритуа-лизацией обычного, непраздничного быта. Порой, напротив, сказывалась его недостаточная упорядоченность. Это приводило к тому, что бал (как для армии парад) порой становился не местом понижения уровня ритуа-лнзации, а, напротив, резко повышал ее меру. Отдых заключался не в снятии ограничений на поведение, а в замене разнообразной неритуализированной деятельности резко ограниченным числом типов чисто формального и превращенного в ритуал поведения: танцы, вист, "порядок стройный олигархических бесед" (Пушкин).

Иное дело - среда военной молодежи. Начиная с Павла I в войсках (в особенности в гвардии) установился тот жестокий режим обезличивающей дисциплины, вершиной и наиболее полным проявлением которого был вахтпарад. Современник декабристов Т. фон Бок писал в послании Александру I: "...парад есть торжество ничтожества, - и всякий воин, перед которым пришлось потупить взор в день сражения, становится манекеном на параде, в то время как император кажется божеством, которое одно только думает и управляет"49.

Там, где современность была представлена муштрой и парадом, отдых, естественно, принимал формы кутежа или оргии. В этом смысле последние были вполне закономерны, составляя часть "нормального" поведения военной молодежи. Можно сказать, что для определенного возраста и в определенных пределах оно являлось обязательной составной частью "хорошего" поведения офицера (разумеется, включая и количественные,

4S Предтеченский А. В. Записка Т. Е, Бока // Декабристы и их время. М.; Л. 1951. С. 198.

н качественные различия не только для антитезы "гвардия - армии", но и по родам войск и даже полкам, создавая в их пределах некоторую обязательную традицию).

Однако в начале XIX в. на этом фоне начал выделяться некоторый особый тип разгульного поведения, который уже воспринимался не в качестве нормы армейского досуга, а как вариант вольномыслия. Элемет вольности проявлялся здесь в своеобразном бытовом романтизме, заключавшемся в стремлении отменить всякие ограничения, в безудержности поступка. Типовая модель такого поведения строилась как победа над некоторым корифеем данного типа разгула. Смысл поступка был в том, чтобы совершить неслыханное, превзойти того, кого еше никто не мог победить, Пушкин с большой точностью охарактеризовал этот тип пове декия в монологе Сильвио: "Я служил в *** гусарском полку. Характер ной вам известен: н привык первенствовать, но смолоду это было во мне страстню. В наше время буйство было в моде: я был первым буяном по армии. Мы хвастались пьянством: я перепил славного Б<урцова), воспетого Д<еннсом) Д(авыдовы)м"50. Выражение "перепил" характеризует тот элемент соревнования и страсти первенствования, который составлял характерную черту модного в конце 1810-х гг. "буйства", стоящего уж1-на грани перехода в "бытовое вольнодумство".

Приведем характерный пример. В посвященной Лунину литературе неизменно приводится эпизод, рассказанный Н. А. Белоголовым со слов И. Д. Якушкина: "Лунин был гвардейским офицером и стоял летом со своим полком около Петергофа; лето жаркое, и офицеры, и солдаты в свободное время с великим наслаждением освежались купанием в заливе; начальствующий генерал-немец неожиданно приказом запретил под строгим наказанием купаться впредь на том основании, что купанья эти происходят вблизи проезжей дороги и тем оскорбляют приличие; тогда Лунин, зная, когда генерал будет проезжать по дороге, за несколько минут перед этим залез в воду в полной форме, в кивере, мундире и ботфортах, так что генерал еще издали мог увидать странное зрелище барахтающегося в воде офицера, а когда поравнялся, Лунин быстро вскочил на ноги тут же в воде вытянулся и почтительно отдал ему честь. Озадаченный генерал подозвал офицера к себе, узнал в нем Лунина, любимца великих князей и одного из блестящих гвардейцев, и с удивлением спросил: "Что вы это тут делаете?" - "Купаюсь, - ответил Лунин, - а чтобы не нарушить предписание вашего превосходительства, стараюсь делать это н самой приличной форме"51.

Н. А. Белоголовый совершенно справедливо истолковал это как проявление "необузданности (...) протестов". Однако смысл поступка Лунина остается не до конца ясным, пока мы его не сопоставим с другим свидетельством, не привлекавшим внимания историков. В мемуарах зубовского карлика Ивана Якубовского содержится рассказ о побочном сыне Валериана Зубова, юнкере уланского гвардейского полка Корочарове: "Что с ним тут случилось! Они стояли в Стрельне, пошли несколько офицеров купаться, и он с ними, но великий князь Константин Павлович, их шеф, пошел гулять по взморью и пришел к ним, где они купались. Вот они испугались, бросились в воду из лодки, но Корочаров один вытянулся прямо, как мать родила, и закричал: "Здравия желаю, Ваше высочество!"

so Пушкин. Т. 8. Кн. 1. С. 69.

51 Белоголовый Н. А. Воспоминания и другие статьи, М., 1898. С. 70 (в дальнейшем: Белоголовый).

С тех пор великий князь так его полюбил: "Храбрый будет офицер" . Хронологически оба эпизода совпадают.

История восстанавливается, следовательно, в таком виде: юнкер из гвардейских уланов, не растерявшись, совершил лихой поступок, видимо, вызвавший одновременно восхищение в гвардии и распоряжение, запрещающее купаться. Лунин, как "первый буян по армии", должен был превзойти поступок Корочарова (не последнюю роль, видимо, играло желание поддержать честь кавалергардов, "переплюнув" уланов). Ценность разгульного поступка состоит в том, чтобы перейти черту, которой еще никто не переходил. Л. Н. Толстой точно уловил именно эту сторону, описывая кутежи Пьера и Долохова.

Другим признаком перерождения предусмотренного разгула в оппозиционный явилось стремление видеть в нем не отдых, дополняющий службу, а ее антитезу. Мир разгула становился самостоятельной сферой, погружение в которую исключало службу. В этом смысле он начинал ассоциироваться с миром приватной жизни и с поэзией, еще в XVIII в. завоевавшими место антиподов службы.

Продолжением этого процесса явилось установление связи между разгулом, прежде целиком относившимся к сфере чисто практического бытового поведения, и теоретике-идеологически ми представлениями. Это повлекло, с одной стороны, превращение разгула, буйства в разновидность социально значимого поведения, а С другой, его ритуализацию, сближающую порой дружескую попойку с травестийной литургией или пародийным заседанием масонской ложи.

14

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45640

При оценке страсти, порыва человека к счастью и к радости, попытке найти этим чувствам определенное место в системе идей и представлений мыслитель начала XIX в. оказывался перед необходимостью выбора одной из двух концепций, каждая из которых при этом воспринималась в ту пору как связанная с определенными направлениями прогрессивной мысли.

Традиция, идущая от философов XVIII в., основывалась на том, что право на счастье заложено в природе человека, а общее благо всех подразумевает максимальное благо отдельной личности. С этих позиций человек, стремящийся к счастью, осуществлял предписания Природы и Морали. Всякий призыв к самоотречению от счастья воспринимался как учение, выгодное деспотизму. В свойственной же материалистам XVIII в. этике гедонизма одновременно видели и проявление свободолюбия. Страсть воспринималась как эквивалент порыва к вольности. Только человек, полный страстей, жаждущий счастья, готовый к любви и радости, не может быть рабом. С этой позиции у свободолюбивого идеала могли быть два равноценных проявления: гражданин, полный ненависти к деспотизму, или страстная женщина, исполненная жажды счастья. Именно эти два образца свободолюбия поставил Пушкин рядом а стихотворении 1817 г.:

...в отечестве моем Где верный ум, где гений мы найдем? Где гражданин с душою благородной.

62 Карлик фаворита, история жизни Ивана Андреевича Якубовского, карлика светлейшего князя Платона Александровича Зубова, писанная им самим. Miinchen, 1968. (Корочаров в чине ротмистра, имея три креста и будучи представлен к Георгию, был смертельно ранен при взятии Парижа во время лихой атаки на польских уланов.)

Возвышенной и пламенно свободной? Где женщина ?- не с хладной красотой, Но с пламенной, пленительной, живой?63

t-- ~-* -.

С этих позиций приобщение к свободолюбию мыслилось именнр как праздник, а пир или даже оргия приобретали черты реализации.идеала вольности. jf>

Однако могла быть и другая разновидность свободолюбивой морали. Она опиралась на тот сложный конгломерат передовых этических представлений, который был связан с пересмотром философского наследия материалистов XVIII в. и включал в себя весьма противоречивые источники - от Руссо в истолковании Робеспьера до Шиллера. Это был идеал политического стоицизма, римской добродетели, героического аскетизма. Любовь и счастье были изгнаны из этого мира как чувства унижающие, эгоистические и недостойные гражданина. Здесь идеалом была не "женщина - не с хладной красотой, но с пламенной, пленительной, живой", а тени сурового Брута и Марфы-посадницы ("Катона своей республики", по словам Карамзина). Богиня любви здесь изгонялась ради музы "либеральности":

Беги, сокройся от очей, Цитеры слабая царица! Где ты, где ты, гроза царей. Свободы гордая певица?

В свете этих концепций разгульное поведение получало прямо противоположное значение. Общим было лишь то, что в обоих случаях оно рассматривалось как имеющее значение. Из области рутинного поведения оно переносилось в сферу знаковой деятельности. Разница эта существенна: область рутинного поведения отличается тем, что индивид не выбирает его себе, а получает от общества, эпохи или своей психофизиологической конституции как нечто, не имеющее альтернативы. Знаковое поведение - всегда результат выбора и, следовательно, включает свободную активность субъекта поведения, выбор им языка своего отношения к обществу (в этом случае интересны примеры, когда незнаковое поведение делается знаковым для постороннего наблюдателя, например для иностранца, поскольку он невольно добавляет к нему свою способность вести себя в этих ситуациях иначе).

15

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45640

Вопрос, который нас сейчас интересует, имеет непосредственное отношение к оценке таких существенных явлений в русской общественной жизни J810-х гг., как "Зеленая лампа", "Арзамас", "Общество громкого смеха".

Наиболее показательна в этом отношении история изучения "Зеленой лампы".

Слухи относительно оргий, якобы совершавшихся в "Зеленой лампе", которые циркулировали среди младшего поколения современников Пушкина, знавшего обстановку 1810-х - начала 1820-х гг. лишь понаслышке, проникли в раннюю биографическую литературу и обусловили традицию, восходящую к работам П. И. Бартенева и П. В. Анненкова, согласно которой "Зеленая лампа" - аполитичное общество, место оргий. П. Е. Щеголев в статье, написанной в 1907 г., резко полемизируя с этой традицией, поставил вопрос о связи общества с "Союзом благоден

53 Пушкин. Т. 2. Кн. 1. С. 43. м Там же. С. 45.

етвия"йа. Публикация Б. Л. Модзалевскии части архива "Зеленой лампы" подтвердила эту догадку документально56, что позволило ряду исследователей доказать эту гипотезу57. Именно в таком виде эта проблема и была изложена в итоговом труде М, В. Нечкиной*8. Наконец, с предельной полнотой и обычной для Б. В. Томашевского критичностью эта точка зрения на "Зеленую лампу" была изложена в его книге "Пушкин", где данный раздел занимает более сорока страниц текста. Нет никаких оснований подвергать эти положения пересмотру.

Но именно полнота и подробность, с которой был изложен взгляд на "Зеленую лампу" как побочную управу "Союза благоденствия", обнаруживает известную односторонность такого подхода. Оставим в стороне легенды и сплетни - положим перед собой цикл стихотворений Пушкина н его письма, обращенные к членам общества. Мы сразу же увидим в них нечто единое, объединяющее их к тому же со стихами Я. Толстого, которого Г> П. Томашевский с основанием считает "присяжным поэтом "Зеленой 1Ы"5Э. Эта специфика состоит в соединении очевидного и недвусмысленного свободолюбия с культом радости, чувственной любви, кощунством н некоторым бравирующим либертинажем. Не случайно в этих текстах так часто читатель встречает ряды точек, само присутствие которых невозможно в произведениях, обращенных к Н, Тургеневу, Чаадаеву или Ф. Глинке. Б. В. Томашевский цитирует отрывок из послания Пушкина Ф. Ф. Юрьеву и сопоставляет его с рылеевским посвящением к "Войнаровскому": "Слово "надежда" имело гражданское осмысление. Пушкин писал одному из участников "Зеленой лампы" Ф. Ф. Юрьеву:

Здорово, рыцари лихие Любви, Свободы и вина! Для нас, союзники младые, Надежды лампа зажжена.

Значение слова "надежда" в гражданском понимании явствует из посвящения к "Войнаровскому" Рылеева:

И вновь в небесной вышине Звезда надежды засияла"60.

Однако, подчеркивая образное родство этих текстов, нельзя забывать, что у Пушкина после процитированных стихов следовало совершенно невозможное для Рылеева, но очень характерное для всего рассматриваемого цикла:

Здорово, молодость и счастье. Застольный кубок и бирдель, Где с громким смехом сладострастье Ведет нас пьяных на постель61.

SJ См.: Щеголев П. Е. Пушкин: Очерки. Спб., 1912 (глава "Зеленая лампа*); см. также: Щеголев П. Е. Из жизни и творчества Пушкина. М.; Л., 1931.

5!| Модзалевскии Б. Л. К истории "Зеленой лампы" // Декабристы и их время. М.. 1928. Т. 1.

17 См.: Рылеев К. Ф Поли. собр. стихотворений. Л., 1934 (комментарий): Базанов В. Г. Вольное общество любителей российской словесности. Петрозаводск, 1949.

s* Нечкина М. В. Движение декабристов. М., 1955. Т. 1. С. 239-246. w Томашевский Б. В. Пушкин. М.; Л., 1956. Кн. 1. (1813-1824). С. 2!2 (в дальнейшем: Томашевский), m Там же. С. 197. Л| Пушкин. Т. 2. Кн. 1. С. 95.

16

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45640

Если считать, что вся сущность "Зеленой лампы" выражается в ее роли публичной управы "Союза благоденствия", то как связать такие - совсем не одиночные! - стихи с указанием "Зеленой книги", что "распространение правил нравственности и добродетели есть самая цель союза", а членам вменяется в обязанность "во всех речах превозносить добродетель, унижать порок и показывать презрение к слабости"? Вспомним брезгливое отношение Н. Тургенева к "пирам" как занятию, достойному "хамов": "В Москве пучина наслаждений чувственной жизни. Едят, пьют, спят, играют в карты - все сие на счет обремененных работами крестьян"65 (запись датируется 1821 г. - годом публикации "Пиров" Баратынского).

Первые исследователи "Зеленой лампы", подчеркивая ее "оргический" характер, отказывали ей в каком-либо политическом значении. Современные исследователи, вскрыв глубину реальных политических интересов членов общества, просто отбросили всякую разницу между "Зеленой лампой" и нравственной атмосферой "Союза благоденствия". М. В. Неч-кина совершенна обошла молчанием эту сторону вопроса. Б. В. Томашевский нашел выход в том, чтобы разделить серьезные и полностью соответствующие духу "Союза благоденствия" заседания "Зеленой лампы" и не лишенные вольности вечера в доме Никиты Всеволожского. "Пора отличать вечера Всеволожского от заседаний "Зеленой лампы", - писал он63. Правда, строкой ниже исследователь значительно смягчает свое утверждение, добавляя, что "для Пушкина, конечно, вечера в доме Всеволожского представлялись такими же неделимыми, как неделимы были заседания "Арзамаса" и традиционные ужины с гусем". Остается неясным, почему требуется различать то, что для Пушкина было неделимо, и следует ли в этом случае и в "Арзамасе" разделять "серьезные" заседания и "шутливые" ужины? Вряд ли эта задача представляется выполнимой.

"Зеленая лампа", бесспорно, была свободолюбивым литературным объединением, а не сборищем развратников. Ломать вокруг этого вопроса копья сейчас уже нет никакой необходимости64. Не менее очевидно, что "Союз благоденствия" стремился оказывать на нее влияние (участие в ней Ф. Глинки и С, Трубецкого не оставляет на этот счет никаких сомнений). Но означает ли это, что она была простым филиалом "Союза благоденствия" л между этими организациями не обнаруживается разницы?

62 Дневники Н. Тургенева. Т. 3. // Архив братьев Тургеневых. Пг., 1921. Вып. 5. С. 259.

и Томашевский. С. 206.

ы Кстати, нельзя согласиться ни с П. В. Анненковым, писавшим, что следствие по делу декабристов обнаружило "невинный, т. е. оргический характер "Зеленой лампы" (Анненков П. А. С. Пушкин в Александровскую эпоху. Спб., 1874. С. 63), ил с Б. В. Томашевским, высказавшим предположение, что "слухи об оргиях, возможно, пускались с целью пресечь (...) любопытство и направить внимание по ложному пути" (Томашевский. С. 206). Полиция в начале века преследовала безнравственность не менее активно, чем свободомыслие. Анненков невольно переносил в александровскую эпоху нравы "мрачного семилетья". Что же касается утверждения Б. В. Томашевского, что "заседания конспиративного общества не могли происходить в дни еженедельных званых вечеров хозяина", что, по мнению исследователя, - аргумент в пользу разделения "вечеров" н "заседании", то нельзя не вспомнить стайные собранья / По четвергам. Секретнейший союз..." Рснетнлова, Конспирация 1819-1820 гг. весьма далеко отстояла от того, что вкладывалось в это понятие уже к 1824 г.

Разница заключалась не в идеалах и программных установках, а а типе поведения.

17

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45640

Масоны называли заседания ложи "работами". Для члена "Союза благоденствия" его деятельность как участника общества также была "работой" или - еще торжественнее - служением. Пущин так и сказал Пушкину: "Не я один поступил в это новое служение отечеству"65. Доминирующее настроение политического заговорщика - серьезное и торжественное. Для члена "Зеленой лампы" свободолюбие окрашено в тона веселья, а реализация идеалов вольности - превращение жизни в непрекращающийся праздник. Точно отметил, характеризуя Пушкина той поры, Л. Гроссман: "Политическую борьбу он воспринимал не как отречение и жертву, а как радость и праздник"66.

Однако праздник этот связан с тем, что жизнь, бьющая через кран, издевается над запретами. Лихость (ср.: "рыцари лихие") отделяет идеалы "Зеленой лампы" от гармонического гедонизма Батюшкова (и умеренной веселости арзамасцев), приближая к "гусарщине" Д. Давыдова и студенческому разгулу Языкова.

Нарушение карамзинского культа "пристойности" проявляется в речевом поведении участников общества. Дело, конечно, не в употреблении неудобных для печати слов - в этом случае "Зеленая лампа" не отличалась бы от любой армейской пирушки. Убеждение исследователей, полагающих, что выпившая или даже просто разгоряченная молодежь - молодые офицеры и поэты - придерживалась в холостой беседе лексики Словаря Академии Российской, и в связи с этим доказывающих, что пресловутые приветствия калмыка должны были лишь отмечать недостаточную изысканность острот, - имеет несколько комический характер; оно порождено характерным для современной исторической мысли гипнозом письменных источников: документ приравнивается к действительности, а язык документа - к языку жизни. Дело всмешении языка высокой политической и философской мысли, утонченной поэтической образности с площадной лексикой. Это создает особый, резко фамильярный стиль, характерный для писем Пушкина к членам "Зеленой лампы". Этот язык, богатый неожиданными совмещениями и стилистическими соседствами, становился своеобразным паролем, по которому узнавали "своего". Наличие языкового пароля, резко выраженного кружкового жаргона - характерная черта и "Лампы", и "Арзамаса". Именно наличие "своего" языка выделил Пушкин, мысленно переносясь из изгнания в "Зеленую лампу":

Вновь слышу, верные поэты. Ваш очарованный яэык...ьт

Речевому поведению должно было соответствовать и бытовое, основанное на том же смешении. Еще в 1817 г., адресуясь к Каверину (гусарская атмосфера подготовляла атмосферу "Зеленой лампы"), Пушкин писал, что

...можно дружно жить С стихами, с картами, с Платоном и с бокалом, Что резвых шалостей под легким покрывалом И ум возвышенный, н сердце можно скрыть69.

Пущин И. И. Записки о Пушкине; Письма. М., 1956. С. 81. Гроссман Л. Пушкин. М., 1958. С, 143. Пушкин. Т. 2. Кн. 1. С. 264. Там же. Т. 1. С. 238.

Напомним, что как раз против такого смешения резко выступал моралист и проповедник Чацкий (об отношении декабристов к картам - см, дальше):

Когда в делах - я от веселий прячусь,

Когда дурачиться - дурачусь, А смешивать два этих ремесла Есть тьма охотников, я не из их числа.

Фамильярность, возведенная в культ, приводила к своеобразной ритуа-лизации быта. Только это была ритуализация "наизнанку", напоминавшая шутовские ритуалы карнавала. Отсюда характерные кощунственные замены: "Девственница" Вольтера - "святая Библия Харит". Свидание с "Лаисой" может быть и названо прямо, с подчеркнутым игнорированием светских языковых табу:

Когда ж вновь сядем в четвером С б..., вином и чубуками, - 69

и переведено на язык кощунственного ритуала:

Проводит набожную ночь

С младой монашенкой Цитеры70.

Это можно сопоставить с карнавализацией масонского ритуала в "Арзамасе". Антиритуальность шутовского ритуала в обоих случаях очевидна. Но если "либералист" веселился не так, как Молчалин, то досуг русского "карбонария" не походил на забавы первого.

18

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45640

Бытовое поведение не менее резко, чем формальное вступление в тайное общество, отгораживало дворянского революционера не только от людей "века минувшего", но и от широкого круга фрондеров, вольнодумцев и "либералистов". То, что такая подчеркнутость особого поведения ("Этих в вас особенностей бездна", - говорит София Чацкому), по сути ' дела, противоречила идее конспирации, не смущало молодых заговорщиков. Показательно, что не декабрист Н. Тургенев, а его осторожный старший брат должен был уговаривать бурно тянущегося к декабристским нормам и идеалам младшего из братьев, Сергея Ивановича, не обнару,-живать своих воззрений в каждодневном быту. Николай же Иванович учил брата противоположному: "Мы не затем принимаем либеральные ; правила, чтобы нравиться хамам. Они нас любить не могут. Мы же их j всегда презирать будем"71.

Связанный с этим "грозный взгляд и резкий тон", по словам Софии о Чацком, мало располагал к беззаботной шутке, не сбивающейся на обличительную сатиру. Декабристы не были шутниками. Вступая в общества карнавал изнрова иного веселья молодых, либерал исто в, они, стремясь направить их по пути "высоких" и "cepMB)ffatx% эднртнй, разрушали самую основу этих организаций. Трудно редстииищ (обе, что делал Ф. Глинка на заседаниях "Зеленой лампы" н уж тем более на ужинах Всеволожского. Однако мы прекрасно знаем, какой оборот приняли события в "Арзамасе" с приходом в него декабристов. Выступления Н. Тургенева и тем более М. Орлова были "пламенными" и "дельными", но их трудно было назвать исполненными беззаботного

fi3 Пушкин. Т. 2. Кн. 1. С. 77. 711 Там же. С. 87.

71 Декабрист Н. И, Тургенев: Письма к брату С. И. Тургеневу. М.; Л., 1936. С. 208 (в дальнейшем: П. Тургенев).

остроумия. Орлов сам это прекрасно понимал: "Рука, обыкшая носить тяжкий булатный меч брани, возможет ли владеть легким оружием Аполлона, и прилично ли гласу, огрубелому от произношения громкой и протяжной команды, говорить божественным языком вдохновенности или тонким наречием насмешки?"72

Выступления декабристов в "Обществе громкого смеха" также были далеки от юмора. Вот как рисуется одно из них по мемуарам М. А. Дмитриева: "На второе заседание Шаховской пригласил двух посетителей (не членов) - Фонвизина и Муравьева (...). Гости во время заседания закурили трубки, потом вышли в соседнюю комнату и почему-то шептались, а затем, возвратясь оттуда, стали говорить, что труды такого рода слишком серьезны н прочее, и начали давать советы. Шаховской покраснел, члены обиделись"73. "Громкого смеха" не получилось.

Отменяя господствующее в дворянском обществе деление бытовой жизни на области службы и отдыха, "либералисты" хотели бы превратить всю жизнь в праздник, заговорщики - в "служение".

Все виды светских развлечений - танцы, карты, волокитство - встречают с их стороны суровое осуждение как знаки душевной пустоты. Так, М. И. Муравьев-Апостол в письме к Якушкину недвусмысленно связывал страсть к картам и общий упадок общественного духа в условиях реакции: "После войны 1814 года страсть к игре, так мне казалось, исчезла среди молодежи. Чему же приписать возвращение к столь презренному занятию?" - спрашивал он74, явно не допуская симбиоза "карт" и "Платона".

Как "пошлое" занятие, карты приравниваются танцам. С вечеров, на которых собирается "сок умной молодежи", изгоняется и то и другое. На вечерах у И. П. Липранди не было "карт и танцев"75. Грибоедов, желая подчеркнуть пропасть между Чацким и его окружением, завершил монолог героя ремаркой: "Оглядывается, все в вальсе кружатся с величайшим усердием. Старики разбрелись к карточным столам". Очень характерно письмо Николая Тургенева брату Сергею. Н. Тургенев удивляется тому, что во Франции, стране, живущей напряженной политической жизнью, можно тратить время на танцы: "Ты, я слышу, танцуешь. Гр<афу) Головину дочь его писала, что с тобою танцовала. И так я с некоторым удивлением узнал, что теперь во Франции еще и танцуют! Une ecossaise constitu-tionnele, independante, ou une contredanse monarchtque ou une danse cont-remonarchique?"76

72 Арзамас и арзамасские протоколы. Л., 1933. С. 206.

73 Грумм-Гржимайло А. Г., Сорокин В. В. "Общество громкого смеха": К истории "Вольных обществ" Союза Благоденствия // Декабристы в Москве. М., 1963. С. 148.

74 Декабрист М. И. Муравьев-Апостол: Воспоминания и письма. Пг., 1922. С. 85.

75 Русский архив. 1866. Кн. 7. Стб. 1255.

76 И. Тургенев. С. 280. (Экосез конституционный, независимый, или контрданс монархический, или танец (дане) контрмонархический? - Фр.) Крайне интересное свидетельство отрицательного отношения к танцам как занятию, несовместимому с "римскими добродетелями", с одной стороны, и одновременно веры в то, что бытовое поведение должно строиться на основании текстов, описывающих "героическое" поведение, с другой, дают воспоминания В. Олениной, рисующие эпизод из детства Никиты Муравьева; "На детском вечере у Державиных Екатерина Федоровна (мать Н, Муравьева. - Ю. Л.) заметила, что Никитушка не танцует, подошла его уговаривать. Он тихонько ее спросил: "Матап, est-се qu'Aristide et Caton ont danse?* ("Мама, разве Аристид и Катон танцевали?"). Мать на это ему отвечала: "II faut supposer qu'oui, A votre fige" ("Можно предположить, что в твоем возрасте - да"}. Он тотчас встал и пошел танцевать" (Декабристы: [Материалы]. М., 1938. С. 484. (Летописи / Гос. лит. музей. Кн. 3).

О том, что речь идет не о простом отсутствии интереса к танцам, а о выборе типа поведения, для которого отказ от танцев - лишь знак, свидетельствует то, что "серьезные" молодые люди 1818-1819 гг. (а под влиянием поведения декабристов "серьезность" входит в моду, захватывая более широкий ареал, чем непосредственный круг членов тайных обществ) ездят на балы, чтобы там не танцевать. Хрестоматийно известны слова из пушкинского "Романа в письмах": "Твои умозрительные и важные рассуждения принадлежат к 1818 году. В то время строгость правил и политическая экономия были в моде. Мы являлись на балы не снимая шпаг (офицер, намеревавшийся танцевать, отстегивал шпагу и отдавал ее швейцару еще до того, как входил в бальную залу. - Ю.Л.) нам было неприлично танцовать, и некогда заниматься дамами"77. Ср. реплику княгини-бабушки в "Горе от ума": "Танцовщики ужасно стали редки".

19

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45640

Идеалу "пиров" демонстративно были противопоставлены спартанские по духу и подчеркнуто русские по составу блюд "русские завтраки" у Рылеева, "которые были постоянно около второго или третьего часа пополудни и на которое обыкновенно собирались многие литераторы и члены нашего Общества. Завтрак неизменно состоял: из графина очищенного русского вина, нескольких кочней кислой капусты и ржаного хлеба. Да не покажется Вам странным такая спартанская обстановка завтрака". Она "гармонировала со всегдашнею наклонностию Рылеева - налагать печать руссицизма на свою жизнь"78. М. Бестужев далек от иронии, описывая нам литераторов, которые, "ходя взад и вперед с сигарами, закусывая пластовой капустой"79, критикуют туманный романтизм Жуковского. Однако это сочетание, в котором сигара относится лишь к автоматизму привычки и свидетельствует о глубокой европеизации реального быта, а капуста представляет собой идеологически весомый знак, характерно. М. Бестужев не видит здесь противоречия, поскольку сигара расположена на другом уровне, чем капуста, она заметна лишь постороннему наблюдателю, т. е. нам.

Молодому человеку, делящему время между балами и дружескими попойками, противопоставляется анахорет, проводящий время в кабинете. Кабинетные занятия захватывают даже военную молодежь, которая теперь скорее напоминает молодых ученых, чем армейскую вольницу. Н. Муравьев, Пестель, Якушкин, Завалишин, Батеньков и десятки других молодых людей их круга учатся, слушают приватные лекции, выписывают книги и журналы, чуждаются дамского общества:

...модный круг совсем теперь не в моде. Мы, знаешь, милая, все нынче на свободе. Не ездим в общества, не знаем наших дам. Мы их оставили на жертву [старикам], Любезным баловням осьмнадцатого века.

(Пушкин)

Профессоры!! - у них учился наш родня,

И вышел! Хоть сейчас в аптеку, в подмастерья,

От женщин бегает...

(Грибоедов)

Пушкин. Т. 8. Кн. 1. С. 55.

Воспоминания Бестужевых. М.; Л., 1951. С. 53.

Там же, С. 54.

Д. И. Завалишин, который шестнадцати лет был определен преподавателем астрономии и высшей математики в Морской корпус, только что блестяще им оконченный, а восемнадцати отправился в ученое кругосветное путешествие, жаловался, что в Петербурге "вечные гости, вечные карты и суета светской жизни (...) бивало, не имею ни минуты свободной для своих дельных н любимых ученых занятий""0.

Разночинец-интеллигент на рубеже XVIII - начала XIX в., сознавая пропасть между теорией и реальностью, мог занять уклончивую позицию:

...Носи личину в свете,

А философом будь, запершись в кабинете"'.

Отшельничество декабриста сопровождалось недвумысленным и открытым выражением презрения к обычному времяпрепровождению дворянина. Специальный пункт "Зеленой книги" предписывал: "Не расточать попусту время в мнимых удовольствиях большого света, но досуги от исполнения обязанностей посвящать полезным занятиям или беседам людей благо-мыслящих"вг. Становится возможным тип гусара-мудреца, отшельника и ученого - Чаадаева:

...увижу кабинет, Где ты всегда мудрец, а иногда мечтатель И ветреной толпы бесстрастный наблюдатель.

(Пушкин)

Времяпрепровождение Пушкина и Чаадаева состоит в том, что они вместе читают (",..с Кавериным гулял"3, Бранил Россию с Молоствовым, С моим Чедаевым читал"). Пушкин дает чрезвычайно точную гамму проявлений оппозиционных настроений в формах бытового поведения: пиры - "вольные разговоры" - чтения. Это не только вызывало подозрения правительства, но и раздражало тех, для кого разгул и независимость оставались синонимами:

Жоминн да Жомини!

А об водке - ни полслова!1*

Однако было бы крайне ошибочно представлять себе члена тайных обществ как одиночку-домоседа. Приведенные выше характеристики означают лишь отказ от старых форм единения людей в быту. Более того, мысль о "совокупных усилиях" делается ведущей идеей декабристов и

'" Завалишин. С. 40.

81 Словаре П. А. Послание к М. М. Сперанскому // Поэты 1790-1810-х годов. Л" 1971. С. 209.

" Пыпин A. If. Общественное движение в России при Александре 1. Спб., 1908, С. 567.

м Для семантики слова "гулять" показательно то место из дневника В. Ф. Раевского, в котором зафиксирован разговор с великим князем Константином Павловичем в Тираспольской крепости. В ответ на просьбу Раевского разрешить ему гулять Константин сказал: "Нет, майор, этого невозможно! Когда оправдаетесь, довольно будет времени погулять". Однако далее выяснилось, что собеседники друг друга не поняли: "Да! Да! - подхватил цесаревич. - Вы хотите прогуливаться на воздухе для здоровья, а я думал погулять, т. е. попировать. Это другое дело" (Лит. наследство. М., 1956. Т. 60. Кн. 1. С. 101). Константин считает разгул нормой военного поведения (не случайно Пушкин называл его "романтиком"), недопустимым лишь для арестанта. Для спартанца же Раевского глагол "гулять" может означать лишь прогулку.

" Давыдов Д. Соч. М" 1962. С. 102.

пронизывает не только их теоретические представления, но и бытовое поведение. В ряде случаев она предшествует идее политического заговора и психологически облегчает вступление на путь конспирации. Д, И. Зава-.1НШИИ вспоминал: "Когда я был в корпусе воспитанником (в корпусе Завалишин пробыл 1816--1819 гг.; в Северное общество вступил в 1824 г. - Ю. Л.), то я не только наблюдал внимательно все недостатки, беспорядки и злоупотребления, но н предлагал их всегда на обсуждение дельным из моих товарищей, чтобы соединенными силами разъяснить причины их и обдумать средства к устранению их" .

Культ братства, основанного на единстве духовных идеалов, экзальтация дружбы были в высшей мере свойственны декабристу, часто за счет других связей. Пламенный в дружбе Рылеев, по беспристрастному воспоминанию его наемного служителя из крепостных Агапа Иванова, сказался холоден к семье, не любил, чтоб его отрывали от занятий"81*.

Слова Пушкина о декабристах - "Братья, друзья, товарищи" - исключительно точно характеризуют иерархию интимности в отношениях между людьми декабристского лагеря. И если круг "братьев" имел тенденцию сужаться до конспиративного, то на другом полюсе стояли товарищи" - понятие,'легко расширяющееся до "молодежи", "людей просвещенных". Однако и это предельно широкое понятие входило для декабристов в еще более широкое культурное "мы", а не "они". "Из нас, из молодых людей", - говорит Чацкий. "Места старших начальников (по флоту. - Ю, Л.) были заняты тогда людьми ничтожными (особенно из англичан) или нечестными, что особенно резко выказывалось при сравнении с даровитостью, образованием и безусловною честностью нашего поколения*, - Писал Завялншин*'.

Необходимо учитывать, что tie только мир политики проникал в ткань личных человеческих отношений, дчя декабристов была характерна и противоположная тенденция: бытовые, семейные, человеческие связи пронизывали толщу политических организаций. Если для последующих этапов общественного движения будут типичны разрывы дружбы, любви, многолетних привязанностей по соображениям идеологии и политики, то для декабристов характерно, что сама политическая организация облекается а формы непосредственно человеческой близости, дружбы, привязанности к человеку, а не только к его убеждениям. То, что все участники политической жизни были включены в какие-либо прочные анеполнтические связи - были родственниками, однополчанами, товарищами по учебным заьедениям, участвовали в одних сражениях или просто оказывались светскими знакомыми - и что связи эти охватывали весь круг от паря и великих кня.зей, с которыми можно было встречаться и беседовать нэ балах млн прогулках, до молодого заговорщика, - накладывало на всю картину эпохи особой отпечаток.

20

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45640

Ни в одном из политических движений России мы не встретим такого количества родственных связей: не говоря уж о целом переплетении их в гнезде Муравьевых-Луниных или вокруг дома Раевских (М. Орлов и С, Волконский женаты на дочерях генерала Н. Н, Раевского; В. Л. Давыдов, осужденный по первому разряду к зечной каторге, - двоюродный браг поэтя - приходится генералу единоутробным братом), достаточно указать >'л четырех братьев Бестужевых, братьев Бобрищевых-Пушкиных,

63 Эавалишш. С. 41

10 Рассказы о Рылееве рассыльного яПолярной звезды" // Лит. наследство. М" 1954. Т. 59. С. 254.

е: Завалишин. С. 39 (курсив мои. - Ю. Л.).

братьев Б о дне ко, братьев Борисовых, братьев Кюхельбекеров и т. д. Если же учесть связи свойства, двоюродного и троюродного родства, соседства по имениям (что влекло за собой общность детских воспоминаний и связывало порой не меньше родственных уз), то получится картина, которой мы не найдем в последующей истории освободительного движения в России.

Не менее знаменательно, что родственно-приятельские отношения - клубные, бальные, светские или же полковые, походные знакомства - связывали декабристов не только с друзьями, но и с противниками, причем это противоречие не уничтожало ни тех, ни других связей.

Судьба братьев Михаила и Алексея Орловых в этом отношении знаменательна, но отнюдь не единична. Можно было бы напомнить пример М. Н. Муравьева, проделавшего путь от участника "Союза спасения" и одного из авторов устава "Союза благоденствия" до кровавого душителя польского восстания. Однако неопределенность, которую вносили дружеские и светские связи в личные отношения политических врагов, ярче проявляется на рядовых примерах. В день 14 декабря 1825 г. на площади рядом с Николаем Павловичем оказался флигель-адъютант Н. Д. Дурново. Поздно ночью именно Дурново был послан арестовать Рылеева и выполнил это поручение. К этому времени он уже пользовался полным доверием нового императора, который накануне поручил ему (оставшуюся нереализованной) опасную миссию переговоров с мятежным каре. Через некоторое время именно Н. Д. Дурново конвоировал М. Орлова в крепость.

Казалось бы, вопрос предельно ясен: перед нами реакционно настроенный служака, с точки зрения декабристов - враг. Но ознакомимся ближе с обликом этого человека88.

Н. Д. Дурново родился в 1792 г. В 1810 г. он вступил в корпус колонновожатых. В 1811 г. был произведен в поручики свиты и состоял при начальнике штаба князе Волконском. Здесь Дурново вступил в тайное общество, о котором мы до сих пор знали лишь по упоминанию в мемуарах Н. Н. Муравьева: "Членами общества были также (кроме колонновожатого Рамбурга. - Ю, Л.) офицеры Дурново, Александр Щербинин, Вильдеман, В ел л и иге га уз ей; хотя я слышал о существовании сего обше-ства, но не знал в точности цели оного, ибо члены, собираясь у Дурново, таились от других товарищей своих"89. До сих пор это свидетельство было единственным. Дневник Дурново добавляет к нему новые (цитируемые в русском переводе). 25 января 1812 г. Дурново записал в своем дневнике: "Минул год с основания нашего общества, названного "Рыцарство" (Chevalerie). Пообедав у Демидова, я отправился в 9 ч. и наше заседание, состоявшееся у Отшельника (Solitaire). Продолжалось оно

*' Основным источником для суждений о Н. Д. Дурново является его обширный дневник, отрывки из которого были опубликованы в "Вестнике общества ревнителей истории" (1914. Вып. 1) и в кн.: Декабристы, М., 1939. (Зап. отд. рукописей / Все-союз. б-ка им. В. И, Ленина. Вып. 3l. Oi. страницы, непосредстненнг" посвященные восстанию 14 декабря 1825 г. Однако опубликованная часть -- лишь ничтожный отрывок огромного многотомного дневника на французском языке, хранящегося в отделе рукописей Государственной библиотеки СССР им, В. И. Ленина,

,э Записки Н. Н. Муравьева // Русский архив. 1885. Кн. 9. С. 26: ср.; Чернов С. Н. У истоков русского освободительного движения. Саратов, 1960. С. 24-25; Лот-мам Ю, М. Тарутинский период Отечественной войны 1812 года и развитие русский освободительной мысли // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. Тарту, 1963. Вып. 139. С. 15- 17. (Тр. по рус. и слав, филологии. Т. 6.).

до 3 часов ночи. На этом собрании председательствовали 4 первоначальных рыцаря"80,

Из этой записки мы впервые узнаем точную дату основания общества, его название, любопытно напоминающее нам "Русских рыцарей" Мамонова и Орлова, и некоторые стороны его внутреннего ритуала. У общества был писаный устав, как это явствует из записи 25 января 1813 г.: "Сегодня два года как было основано наше Р<ыцаретво). Я один из собратьев в Петербурге, все прочие просвещенные (illustres) члены - на полях сражении, куда и я собираюсь возвратиться. В этот вечер, однако, не было собрания, как это предусмотрено уставом"91.

Накануне войны с Францией в 1812 г. Дурново приезжает в Вильно и здесь особенно тесно сходится с братьями Муравьевыми, которые его приглашают квартировать в их доме. Особенно он сближается с Алек сандром и Николаем. Вскоре к их кружку присоединяется Михаил Орлов, с которым Дурново был знаком и дружен еще по совместной службе в Петербурге при князе Волконском, а также С. Волконский и Колошин. Вместе с Орловым он нападает на мистицизм Александра Муравьева, и это рождает ожесточенные споры. Встречи, прогулки, беседы с Александром Муравьевым и Орловым заполняют все страницы дневника. Приведем лишь записи 21 и 22 июня: "Орлов вернулся с генералом Балашовым. Они ездили на конференции с Наполеоном. Государь провел более часу в разговоре с Орловым. Говорят, он очень доволен поведением последнего в неприятельской армии. Он весьма резко ответил маршалу Давусту, который пытался задеть его своими речами". 22 июни: "То, что мы предвидели, случилось - мой товарищ Орлов, адъютант князя Волконского и поручик кавалергардского полка, назначен флигель-адъютантом. Он во всех отношениях заслужил этой чести"92. В свите Волконского, вслед за императором, Дурново и Орлов вместе покидают армию и направляются в Москву.

Связи Дурново с декабристскими кругами, видимо, не обрываются и в дальнейшем. По крайней мере, в его дневнике, вообще подробно фиксирующем внешнюю сторону жизни, но явно вовсе обходящем опасные моменты (например, сведений о "Рыцарстве", кроме процитированных, в нем не встречается, хотя общество явно имело заседания; часто упоминаются беседы, но не раскрывается их содержание, и т. п.), вдруг встречаем такую запись, датируемую 20 июня 1817 г.: "Я спокойно прогуливался в моем саду, когда за мной прибыл фельдъегерь от Закревского. Я подумал, что речь идет о путешествии в отдаленные области России, но потом был приятно изумлен, узнав, что император мне приказал наблюдать за порядком во время передвижения войск от заставы до Зимнего дворца"93.

К сказанному можно прибавить, что после 14 декабря Дурново, видимо, уклонился от высочайших милостей, которые были щедро пролиты на всех, кто оказался около императора в роковой день. Будучи еще с 1815 г.

90 ГБЛ. Ф. 95 (Дурново), Nt 9533, Л. 19. (Отрывок русской машинописной копии, изготовленной, видимо, для "Вестника общества ревнителей истории": ЦГАЛИ. Ф. 1337. On. 1. Ед. хр. 71.)

91 ГБЛ. Ф. 95. № 9536. Л. 7 об.

92 Там же. Л. 56.

93 Там же. № 3540. Л. 10.

флигель-адъютантом Александра 1 , получив за. походы 1812-1814 гг. ряд русских, прусских, австрийских и шведских орденов (Александр 1 сказал про него: "Дурново - храбрый офицер"), он при Николае 1 занимал скромную должность правителя Канцелярии управляющего Генеральным штабом. Но и тут он, видимо, чувствовал себя неуютно: в 1828 г. он отпросился в действующую армию (при переводе был пожалован в генерал-майоры) и был убит при штурме Шумлы95.

Следует ли после этого удивляться, что Дурново и Орлов, которых судьба в 1825 г. развела на противоположные полюсы, встретились не как политические враги, а как если не приятели, то добрые знакомые, н всю дорогу до Петропавловской крепости проговорили вполне дружелюбно.

Страница:   1 2 3 4  

Вы здесь » Декабристы » ИСТОРИЯ ДВИЖЕНИЯ. ОБЩЕСТВА. ПРОГРАММЫ. » Ю. Лотман. "Декабрист в повседневной жизни".