Княгиня Варвара Репнина

[img2]aHR0cDovL3M0LnVwbG9hZHMucnUvMnFNZEouanBn[/img2]

В 1805 году Н.Г. Репнин  вновь вступил в армию. Началась война с Наполеоном, правда пока на стороне союзных с Австрией войск. Варенька, все еще страстно влюбленная в мужа, последовала за ним в армейском обозе. Детей оставила на попечение свекрови – решительной и умной женщины Александры Николаевны Волконской. Ей подражали и другие светские дамы – графиня Елизавета Михайловна Тизенгаузен, маркиза Елизавета де Валеро, урожденная Апраксина, Аглая Антоновна Давыдова… И кто знает, не пример ли храброй и отважной старшей невестки Вареньки Репниной, сиятельной подруги императрицы, подействовал позже на пылкое воображение знаменитой княгини Волконской – младшей – Марии Николаевны, уехавшей вслед за опальным мужем в Сибирь 10 лет спустя?

Автор: Светлана Макаренко

В жизни Пушкина было так много женщин - и родных и любимых и мимолетно очаровавших, и светских приятельниц, что по одним только именам можно составить целую « Дамскую энциклопедию», а образами прелестных современниц Поэта населить целый воображаемый город с «Дамскою улицей»!

Но имя именно этой женщины почти не встречается ни в обширных списках примечаний к письмам и дневнику Пушкина, ни в словарях, посвященных его многочисленному окружению, ни в солидных фолиантах дотошных к каждой мелочи пушкиноведов.

А между тем, фамилия ее восходит к славнейшему роду древнего российского дворянства: - Варвара Алексеевна Репнина, в девичестве принадлежала к боковой ветви славного российского рода Разумовских, выдвинувшихся еще при императрице Елизавете Петровне!

Жизнь ее была удивительна тем, что в уже в младенческом возрасте отлучена была Варенька от матери, решительным и строгим отцом, Алексеем Кирилловичем, графом Разумовским, - сенатором и министром просвещения – «во избежание дурного нравственного влияния» последней! - весьма резкая и странная формулировка для того времени.

Масон, дерзкий во взглядах, не во всем соглашавшийся с властною матушкой - императрицей Екатериной на заседаниях Сената и поплатившийся за это отставкою. Гордый вельможа, возводивший в своих имениях роскошные дворцы, всю жизнь собирающий предметы искусства и редчайшую библиотеку, едва ли не с копиями античных свитков и египетских папирусов, разводивший в огромных оранжереях и садах диковинные, изнеженные, теплолюбивые цветы и деревья из средиземноморских краев, а в прудах подмосковного имения Горенка - карпов, поставлявшихся к царскому столу, под конец жизни с Варварою Петровной, урожденной графинею Шереметьевой, женщиной богатой и красивой до старости, но очень вздорной и довольно ограниченного ума, отлучил ее от детей, жил с нею врозь и, более того, вытребовал на приданное младшей Вареньки сумму, более чем внушительную - 50 тысяч рублей серебром! (Да и сам после добавил 30 тысяч - автор.)

Варвара Алексеевна все свое детство провела под опекой тетушки по отцу, графини Прасковьи Кирилловны, в замужестве Гудович. Образование Варвара Алексеевна получила домашнее , но весьма отменное, особенно, по тем временам.

Да и иного, отец ее, обучавшийся с молодости в Страсбургском университете и закончивший образование в Англии и Италии, допустить попросту не мог.

С 13 - летнего возраста к Вареньке были приставлены образцовые бонны – гувернантки, швейцарка и немка, обучавшие ее манерам и языкам. Двери отцовской библиотеки открывались для нее безотказно, там - то, думается, и получила она немалые познания в медицинских науках, которые позже так ее привлекали.

Подвижная, бойкая и смышленая Варенька, обладавшая к тому же гордой статью и чрезвычайно добрым сердцем нежно опекала отца. В 1807 году, граф Алексей Кириллович, указом императора Александра Первого, очарованного на одном из приемов оостроумной и содержательной с ним беседой о народном просвещении и образовании, был назначен на должность Попечителя Московского университета. Он очень много сделал для этого учебного заведения, особенно по административной части. Разумовским впервые был увеличен срок пребывания в должностях ректоров ( до трех лет), что несомненно способствовало процветанию университета даже с хозяйственной и управленческой точки зрения : было с кого строго спрашивать. При графе Разумовском оборудована была в университете первая обсерватория, а кафедра естествознания и общество естествоиспытателей при ней обогатилась новой коллекцией минералов и горных пород, скелетов доисторических животных. Существенно пополнилась и библиотека университета.

В Москве был позднее выстроен астрономический центр. Деньги на обустройство его выхлопотал у казны (и пожертвовал - от себя) все тот же «сиятельный попечитель науки» – граф Разумовский!

Хлопотал Кирилл Григорьевич на «ниве просвещения» не покладая рук, но кое - кому сильно не нравились его строгость и сдержанность по отношению к студентам и профессорам, некий скептицизм, и доля высокомерия – тут дало знать о себе разочарование в людях – горький опыт насыщенной впечатлениями и душевным опытом жизни, - и даже - огромная его эрудиция, отменная образованность. Известный сплетник и мемуарист Ф. Вигель писал о Разумовском следующее: « Из познаний своих сделал он то же употребление, что и из богатства: он наслаждался им без всякой пользы для других..» ( Ф. Вигель. «Записки».) Между тем, даже сухая статистика может опровергнуть это необдуманное заявление Вигеля.

За первые два года пребывания Алексея Кирилловича на посту Министра просвещения было открыто:

72 приходских школы, 21 уездное училище несколько гимназий. Он лично разрабатывал систему преподавания, предписывал попечителям учебных заведений строже отбирать воспитателей из иностранцев.

Разумовский открыл при Московском университете и первую кафедру русской словесности. Он многим казался вечной «белой вороной», просвещенность была явно не чести в России!

Не только в легкомысленном фаворитном, «золотом» веке Екатерины, а, пожалуй, - всегда..

Лицей в Царском Селе, получил от министра просвещения и одобрение и всемерную поддержку, но затем случилась с просвещенным, тонко образованным графом, странная метаморфоза – он с пылкостью юноши увлекся идеями иезуитов, проникся , если позволено будет так выразиться, «отчаянным духом католицизма», что очень насторожило правительствующий Сенат .

Разумовский подавал и в Кабинет Министров, и на имя самого Императора, несколько обстоятельных докладов о преобразовании благословленного им когда - то Лицея в католическо – иезуитское учебное заведение, с строгим, сухим отбором наук. Из курса преподаваемых лицеистам дисциплин должны были быть изъяты: химия, философские науки, археология, когда то столь любимая графом астрономия, агрономия, греческий язык - перечислять можно долго! Как будто вознамерилась, сокрушенная хитрым иезуитом, воля графа разрушить свои же собственные детища – университет, училище, гимназии, лицей.

Он внимал растерянно и слепо, к примеру, таким словам де Местра: «Университеты .. именно и хотят быть государством в государстве, потому что намереваются обратить общественное воспитание и народное обучение в монополию и присвоить их исключительно себе.. Сие – вредное и опасное направление!» (К сожалению, вынуждена цитировать письмо де Местра - Разумовскому по скудному отрывку, представленому в книге Светланы Мрочковской – Балашовой « Она друг Пушкина была..» Т. 1. стр 26. – С.М.)

К вящему благу юношей - лицеистов, все рассуждения графа Алексея Кирилловича, оставили без внимания, а в 1816 году, под первым благовидным предлогом, предложили выйти в отставку. Сиятельный и вспыльчивый вельможа Разумовский - когда то – вольтерянец и либерал, законодатель легальной российской масонской ложи «Капитул», нечаянно ставший ярым поборником католических «заумных» идей бывшего Сардинского посланника в России , графа Жозефа - Ксавье де Местра, с которым много лет вел оживленную, сверхтонкую, умную, блещущую софизмами переписку – спешно удалился в свои имения: Перовское, Горенку, и опять занялся украшением усадеб и дворцов, садами и цветами..

Но мы немного отвлеклись от нашей темы.. Надо сказать, что любимой дочери Алексея Кирилловича, Вареньки, к моменту его отставки с ним уже не было. В 1802 году живая, остроумная, энергичная, всегда веселая Варенька вышла замуж за внучатого племянника князя Репнина, тоже князя Николая Григорьевича Волконского, родного брата декабриста – генерала Сергея Волконского. Сословно – пышный брак, обговоренный заранее отцом и дядею, неожиданно перерос в пылкую взаимную любовь и даже преодолел препятствия ведущие к счастливому союзу – нечаяную ссору вспыльчивых и гордых вельмож - сватов, из – за которой они вовсе перестали было общаться!

Совсем, как в благородном романе из « Дамского журнала» князя П. И. Шаликова, который любила почитывать Варенька на досуге, устав от разбора старославянской вязи документов ХV века в библиотеке отца!

Умная и добросердечная девушка, увлекавшаяся, пылкая, остроумная, веселая и серьезная одновременно, не могла не понравиться молодому флигель – адьютанту Императорского Двора, князю Волконскому.

( В 1801 году, после смерти князя Н. В. Репнина, именным указом Императора Александра Первого, «дабы спасти от угасания древний род, столь славно послуживший Отечеству», фамилия молодого князя Николая Григорьевича была изменена на : «Репнин». Унаследовал князь и состояние деда. – С. М.) Их пышная и веселая свадьба состоялась, как уже упоминалось, в 1802 году, в поместье Варвары Алексеевны – Батурине. Невеста получила в подарок свыше 80 тысяч приданного - от обоих родителей -, 46 золотых приборов на сумму в 10 . 184 рубля (сервизы!), серебрянный сервиз, весом в пять пудов 37 фунтов, и 3000 душ крестьян, из « приданных», нижегородских своих имений. « Отверженная» мать, Варвара Петровна, оплатила ее роскошный свадебный туалет, но на свадьбе не присутствовала – посаженной матерью была попечительница Вареньки с детства: Прасковья Кирилловна Гудович.

Некоторое время молодая чета жила вместе с отцом. Но во время коронациионных торжеств в Москве (1801 – 1802 год) приглянулась Варенька Репнина молодой и приветливой государыне Елизавете Алексеевне и ее умнице – золовке великой княгине Марии Павловне, (*Будущей герцогине Веймарской – С. М.) получила приглашение ко двору, в Петербург. Двор Елизаветы Алексеевны был тихий и лишенный царственного блеска роскоши и шума интриг, но обязанностей юной придворной даме, княгине Репниной, и там хватало: она сопровождала императрицу во время парадных выходов и выездов, составляла компанию в театре или на концерте, входила в узкий круг приближенных дам на вечерних чаепитиях и беседах - чтениях. Вскоре она стала лучшей подругой императрицы.

В 1805 году Репнин  вновь вступил в армию. Началась война с Наполеоном, правда пока на стороне союзных с Австрией войск.Варенька, все еще страстно влюбленная в мужа, последовала за ним в армейском обозе. Детей оставила на попечение свекрови – решительной и умной женщины Александры Николаевны Волконской. Ей подражали и другие светские дамы – графиня Елизавета Михайловна Тизенгаузен, маркиза Елизавета де Валеро, урожденная Апраксина, Аглая Антоновна Давыдова… И кто знает, не пример ли храброй и отважной старшей невестки Вареньки Репниной, сиятельной подруги императрицы, подействовал позже на пылкое воображение знаменитой княгини Волконской – младшей – Марии Николаевны, уехавшей вслед за опальным мужем в Сибирь 10 лет спустя? Не нам судить, но ведь не зря генерал Раевский боялся влияния на любимую Марию «Волконских баб». Такими ли уж отрешенными от семейных уз придворными дамами были они, как привыкли мы их представлять из пристрастных воспоминаний, уцелевших обрывков документов и старых фильмов? Особенно - Варвара Алексеевна, которая при пленении раненного мужа в бою под Аустерлицем, храбро явилась в лагерь Наполеона и сказала, что не уйдет оттуда даже под угрозой расстрела и будет ухаживать за мужем сама, оставаясь при нем до последней минуты!

Растерянный французский офицер не мог устоять перед энергичным напором маленькой русской дамы, с быстрыми черными глазами и высоким пышным шиньоном волос вокруг головы и позволил ей остаться в лагере. Она ухаживала за мужем и еще несколькими пленными русскими солдатами и офицерами.

О ней было доложено императору Наполеону, но тот в ответ лишь улыбнулся, и махнул рукой, пробормотав что то вроде: «Завидую этому русскому!» и настоял на личной с ним встрече. О чем говорили французский император и русский плененный князь, осталось их личною тайной, но вскоре Н. Г. Репнину была возвращена свобода.

После его выздоровления Наполеон вновь потребовал князя Репнина в свою ставку в Брюнн ( *Брно. Чехия.) и уполномочил его передать предложение императору Александру Первому о мирных переговорах.

Дальнейшая карьера князя Николая Григорьевича складывалась вполне «сиятельно» - дипломатическая служба чередовалась с ратной.

В войне 1812 года он уже командовал кавалерийской дивизией, а в 1813 - авангардом армии Витгенштейна, учавствовал в сражениях под Дрезденом, Лейпцигом и Кульмом. Княгиня всюду верною тенью следовала за ним. Она учредила в Праге госпиталь и ухаживала за раненными. После окончания войны Репнин - Волконский был назначен генерал – губернатором Саксонии.. Принимал участие в Венском конгрессе затем сопровождал Императора Александра, в так называемом походе «сто и одного дня». Княгиня Варвара Алексеевна, к тому моменту уже вернулась в Петербург, и вместе с Императрицею Елизаветой Алексеевной деятельно и ревностно занялась устройством Патриотического ( Елизаветинского ) института для девочек - сирот, чьи отцы - офицеры были убиты или тяжело ранены во время войны с французами. Пережила за эти годы Варвара Алексеевна и личные потрясения: во время Венского конгресса сгорел в столице Австро – Венгрии роскошный дворец ее отца, со всей бесценной колекцией картин, книг и статуй!

Алексей Кириллович лишь незадолго до несчастья купил его и обосновался в нем со своей второй женой , австрийкой Елизаветой фон Тюргейм, рассчитывая прожить в покое и счастье оставшиеся ему годы – было сенатору и бывшему министру в ту пору далеко за шестьдесят ! Пожар этот сильно подкосил нравственно старого умника - графа, но сокрушался он больше не о роскоши своего жилища и не о погибших в огне сокровищах искусства, а о том, что не сможет более достойно содержать на свои уменьшившиеся средства Венский квартет и его дирижера и основателя Людвига ван Бетховена. Однако, горе неугомонного графа по этому поводу длилась недолго. Он выхлопотал с помощью рекомендательных писем и просьб, какое то воспомоществование для талантливого музыканта, отстроил на пожарище новый дом, и умер в Вене в 1836 году, за год до смрти А. С. Пушкина, когда дочь его уже снова жила с мужем в северной столице России! Вернемся же к рассказу о ее собственной судьбе.

Для основания Патриотического Института деятельная, энергичная – вся в отца! - княгиня Варвара Алексеевна, по примеру Государыни Императрицы, пожертвовала личные, весьма немалые, средства и часть фамильных драгоценностей.

Благотворительность с той поры навсегда стала ее второю натурой. В период генерал – губернаторства князя Репнина  в Малороссии Варвара Алексеевна учреждала там без устали больницы, приюты, школы, основала обширный Полтавский институт благородных девиц, опять вложив в обустройство последнего свои личные средства. Во время свирепствующего на Украине голода, неустанно пеклась о голодающих , нередко делясь с ними последним, заботясь, чтобы голод обошел стороной не только крестьян их усадеб, но и окрестных деревень. Добрую и светлую память оставили Репнины – Волконские о себе в Украине. Но доброта чужая часто кому то застит глаза. Строчили о Репниных доброхоты – лизоблюды, не уставая, длинные и обстоятельные доносы в Сенат и Синод, обвиняя губернаторскую чету в расстрате казенных средств, подлогах, жестокостях - приемы, увы, не новые!

В 1834 году князь Николай Григорьевич, прежде времени постаревший и убеленный сединами, вернулся с губернаторского поста в Петербург, став, по воле Императора Николая Первого, членом Государственного Совета. В Петербурге семья сенатора князя Репнина – Волконского и познакомилась, кстати, с Пушкиным. Встречались на балах, раутах, придворных приемах, в гостях у общей родственницы – тетушки Натальи Кирилловны Загряжской.

Близко, домами, знакомы не были, но как то, в один из вечеров, устроили литературные чтения, на которые был приглашен Пушкин. Он согласился прочесть свое стихотворение «Демон». К стыду своему и ужасу, княгиня – хозяйка Варвара Алексеевна, хлопотавшая весь вечер около полусотни гостей ( В то время, в первой половине 19 века, еще не было принято, чтобы хозяйка, восседая за столом, разливала чай, как это будет делать позже княгиня Тверская, у Толстого, в «Анне Карениной». Дама, принимавшая гостей, должна была неизменно встречать их у входа, на парадной лестнице, и весь вечер беседовать со всеми, двигаясь по зале, и переходя от одного гостя к другому, не показывая никаких признаков усталости, недовольства, и на ходу включаясь в любую беседу! Точно так же, приветливо улыбаясь, хозяйка должна была и проводить каждого гостя, отвечая на изысканные поклоны. Не удивительно, что к концу приема светские «хозяюшки», да и хозяева дома, буквально валились с ног! – С. М.) присев, минутно, на стул, послушать стихотворение, зевнула, стыдливо прикрывшись веером. Пушкин тотчас это заметил и импровизированно изменил последние строчки, «Демона», блеснув лукавой улыбкой:

Но укротился пламень гневный

Свирепых демоновских сил,

И он Варвары Алексевны

Зевоту вдруг благословил!

Гости немедля расхохотались без удержу, разразились аплодисментами, и стали так бурно выражать восторг гением Поэта, что у княгини просто не хватило сил укорить его! Она аплодировала со всеми вместе, хотя наблюдательный, светски опытный глаз ее, давно уж заметил, как нервен и неспокоен поэт последнее время, как реагирует «натянутой струной» на каждое неуловимое движение атмосферы вокруг него, на каждое ее изменение. А изменения эти были явно не в лучшую сторону. Тучи над Поэтом сгущались. Он словно задыхался, рвался прочь из каких то силков да вырваться - не мог. Язвил в гостиных, пускал неосторожные остроты, пылко волочился за дамами на балах – словно искал повода для дуэли.. И так вот - как бы ища скорый и нелепый повод для поединка, он послал письмо князю Репнину, с которым был, вообще – то, едва знаком… Письмо, обвиняющее князя в роспуске о нем, Пушкине каких то оскорбительных слухов и намеков, как об авторе знаменитой сатиры: «Оды на выздоровление Луккула». Князь Николай Григорьевич немедля ответил ему сдержанным и достойным письмом, по – русски, где решительно отводил от себя обвинения в клевете и оговоре, и в котором были такие вот строчки:

«Вам же искренне скажу, что гениальный талант Ваш принесет пользу Отечеству и Вам славу, воспевая веру и верность русскую, а не оскорблением честных людей.

Простите мне сию правду русскую: она послужит вернейшим доказательством тех чувств отличного почтения с коими имею честь быть

Вашим покорнейшим слугою,

кн. Репнин.»

Пушкин, как истинно светский человек, тотчас принес письменые извинения Репнину, послав письмо – благодарность за правдивый ответ – отповедь. Письмо князя Репнина Пушкину было отправлено 10 февраля 1836 года. Тогда поединка удалось избежать, но ровно через год, день в деньПушкин скончался от смертельной раны, полученной на другой дуэл, с кавалергардом Д. Антесом. У того мужества для прямого объяснения не хватило!

Князь Николай Григорьевич вместе с семьей скорбел духовно о потере Россией Пушкина, но он прекрасно понимал и состояние его затравленной души, в какой то мере мятежно ищущей Выхода – Смерти, в последние месяцы Земного Пути. Князя и самого травили нещадно! Один из «верноподданических» рапортов - доносов настиг – таки почтенного сенатора в столице, в начале 1836 года!

Князя и его супругу обвиняли сим нелепым, грязным доносом в том, что они расстратили казенные деньги, роскошно губернаторствуя в Малороссии. При проверке было установлено, что не хватало как раз той суммы денег, которая ушла на постройку Полтавского института благородных девиц. Завертелось колесо судебных тяжб и волокит. В результате многолетних ( почти 11 лет! ) проверок и комиссий было восстановлено доброе имя князя Николая Григорьевича, а судебное разбирательство - прекращено, но здоровье его в результате всего этого «некрасивого шума», как светски выражались в модных салонах, было основательно подорвано. Не дожидаясь конца нелепого скандала, гордый и решительный князь, уверенный в своей правоте, вышел в отставку, и вместе с женою надолго уехал за границу, путешествовал по Италии и Щвейцарии. Потом поселился вдали от столиц, в одном из украинских имений. Там он и умер в январе 1845 году, так и не дождавшись справедливого, оправдательного решения Следственного комитета. Оно было вручено специальным курьером уже вдове Николая Григорьевича, Ее Сиятельству, Княгине Варваре Алексеевне Репниной  ровно через два месяца после кончины супруга.

Истерзанному сердцу князя, с великим тщанием оберегавшего свою фамильную честь, оно помочь уже никак не могло, только разве успокоило душу в Небесах!

Княгиня Варвара Алексеевна, наверное, только о том неустанно и молилась: об успокоении мятущейся от обиды души супруга перед новым иконостасом восстановленной ею церкви Воскресения Христова (Прилуки. Полтавской области)…..Под этой церковью, в семейном склепе князь и был похоронен, там надеялась найти свое успокоение и она сама, по истечении своего, отмеренного ей строгим и взыскательным Провидением, срока.

__________________________________

К сожалению, ни в одном из биографических словарей, справочников, касающихся, так или иначе, исследований достославной»пушкинской эпохи» не удалось мне отыскать дат жизни княгини В. А. Репниной. Срока земного пути одной из очаровательнейших женщин прошлого, удостоившейся пусть и шутливой, не совсем серьезной, но такой прекрасной, легкой и светлой, по внутренней доброте своей, истинно пушкинской строки! Буду счастлива, если кто то из читателей мне поможет.

*В написании статьи использованы материалы личной библиотеки и веб – архива автора.

«До свидания, сестра...»

Вскоре поэт выехал из Яготина на десять дней, а когда возвратился, то сдерживаемые княжной чувства вырвались на волю. Видя, как Шевченко входит в господскую столовую, Варвара одна со всего общества поднялась с кресла, но поэт поздоровался со всеми общим поклоном. Княжна, словно школьница, покраснела, развернулась и убежала. Спустя некоторое время Варвару призвали к гостям, Тарас Григорьевич начал читать посвященную ей поэму «Тризна». Все были изумлены, растроганы, княжна рыдала. Шевченко подарил тетрадь Репниной, сказав, что к этой рукописи прилагается еще и автопортрет, выполненный пером.

На следующий день, вечером, поэт получил от княжны повесть «Девушка». Как писала о ней Варвара, это почти точная история ее сердца: в 12, 18, 25 и 35 лет, которая заканчивается полным одиночеством. Сначала - неясные мечты 12-летней девочки о любви, трепет юной души. Далее - переживания в возрасте 18 - 25 лет. В конце сравнивала себя, немолодую уже особу, «с лирой с рваными струнами».

Исповедь княжны потрясла Шевченко. Он был растроган, умилен - и только. Он воспринимал княжну как друга, называл ее своим ангелом-хранителем, внимал ее советам. На порыв Варвары Николаевны Тарас Григорьевич через несколько дней ответил запиской, которая, увы, не сохранилась. Но княжна утверждает, что это не было любовным письмом. Поэт с горечью признавался, что не может выразить чувства, которые обуревали его после прочтения рукописи. Княжна ждала не такого ответа...

Мать Варвары тоже изъявила желание ознакомиться с сочинением дочери. Княжна прочитала ей и свою повесть, и ответ Шевченко. Старая княгиня сурово заметила, что дочь чересчур легко пускается в сердечные признания. Но, услышав в ответ, что Шевченко для дочери не чужой, что она его любит и доверяет ему, - сказала, что это бесстыдство.

Несколько дней Шевченко избегал встреч с княжной. Но та не могла успокоиться, спросила наедине: «Почему Вы перестали разговаривать со мной?» Он ответил: «Не могу, не могу! Я никогда не чувствовал того, что испытываю с того времени, как прочитал Ваше сочинение». Варвара Николаевна поспешила заверить Шевченко в своей дружбе и просила относиться к ней как к сестре. Ее искренние порывы все-таки сдерживали светские и религиозные табу. В тот же день Тарас Григорьевич, подавая ей на прощанье руку, молвил: «До свидания, сестра...»

Княжна все поняла. Согласилась быть названной сестрой. «Как я хотела быть женщиной, которую любили! Женщиной я стала - так решил Бог. Но я стала женщиной, которая не была любима, а была той, которую жгла чужая любовь, ревность к чужому счастью. Я давным-давно мертва. И стала такой еще при жизни, когда поняла, что я - та женщина, которую Он не любит... Самое ужасное для меня то, что я дошла до такого состояния, когда вид чужого счастья меня мучает, раздражает, то есть счастье, которое дает любовь... Пламя любви, которое горит перед моими глазами, убивает меня и жжет... И все началось еще в ту июльскую грозу».

Восемь дней она ничего не ела и яростно молилась о судьбе поэта. И когда Шевченко в день рождения Варвары Репниной поцеловал ей руку и, как ей показалось, искренне, с любовью, то она вновь почувствовала радость. Через несколько дней Шевченко выехал из имения Репниных, дабы нарисовать портрет своей возлюбленной Анны Закревской. На прощание Тарас Григорьевич вручил Варваре записку со словами «По праву брата». В ней Шевченко уже перешел на «ты».

Вскоре поэт возвращается к Репниным, где в кругу их близких друзей встречает новый 1844-й год. Варвара держалась спокойно и достойно. Она вновь много с ним общается, открыто говорит о своих чувствах к поэту. Заявляет, что могла бы даже искренне полюбить и его жену. Но Шевченко сдержан, холоден, молчалив. Так, во всяком случае, ей казалось.

10 января 1844 г. Шевченко покидал усадьбу Репниных. На прощание княжна вся в слезах бросилась ему на шею, перекрестила его лоб, а Тарас Григорьевич буквально выбежал из гостиной. Поэт был уверен, что оставляет здесь друга, который не предаст его в самые тяжелые моменты жизни. И тут же поспешил к Закревским, чтобы увидеть красавицу Анну.

Сердечные признания и напористость княжны не прошли для Кобзаря бесследно. Некоторое время спустя он известил Варвару Репнину о написании поэмы «Сова». В ней есть интригующие строки, сочиненные под впечатлением проявившихся эмоций княжны.

Полюбила богатая
Не поцілувала.
Вишивала шовком хустку
Не подарувала.

Возможно, Шевченко и не осмеливался княжне признаться в любви, - чересчур уж большой была социальная пропасть между ними...
«Ее душа наведывает меня в неволе...»

Варвара Николаевна в дальнейшем много помогает Тарасу Григорьевичу. Благодаря содействию своей матери, которая обратилась с просьбой к родственнику, министру образования графу Уварову, Шевченко назначают на должность учителя рисования в Киевском университете. Но по иронии судьбы, в тот самый день, 22 апреля 1847г., когда поэту пришло официальное назначение, Шевченко арестовали. Вскоре его отправили в долгосрочную ссылку в далекую киргизскую степь.

В ссылке Шевченко с нетерпением ждал писем от Варвары Репниной. В одной из корреспонденции к Федору Лизогубу поэт спрашивает о княжне и просит: «Скажите ей, как увидите, или напишите, пусть мне пришлет хоть одну строчку; ее прекрасная добрая душа частенько наведывает меня в неволе». Варвара Николаевна начала действовать.

Рассчитывая на то, что шеф жандармерии граф Орлов приходился ей, хотя и дальним, но все же родственником, княжна пишет ему ходатайство, умоляет чиновника разрешить Шевченко рисовать. Но царский верноподданный отвечает княжне сурово: переписка со ссыльным Шевченко и многочисленные просьбы смягчить судьбу простого солдата доказывает, что она излишне им прониклась. Княжна прекращает переписку с Тарасом, но не перестает интересоваться его судьбой. Поздней осенью 1849 г. Шевченко подает весточку о себе из Оренбурга: «Я очень, очень часто в моем одиночестве вспоминал Яготин и наши ласковые и тихие беседы...» За десятилетний период ссылки поэта сохранилось восемь его писем к Репниной и шестнадцать ее к Шевченко.

Возвращаясь в 1858 г. из ссылки, Тарас Григорьевич после многолетней разлуки, несколько раз навестил в Москве «давно не виденного друга» - пятидесятилетнюю Варвару Николаевну. В дневнике поэт писал: «Она изменилась, располнела и вроде бы помолодела. Ударилась в ханжество, чего я раньше не замечал. Она, конечно же, постарела, но время пощадило ее внешность».

До конца своих дней Репнина жила в Москве. Со временем за долги княжна была вынуждена продать дом в Лефортово. Жила, переезжая с квартиры на квартиру; занималась благотворительностью. На склоне лет княжну навестил ее троюродный внучатый племянник по матери граф Сергей Дмитриевич Шереметев. Описывая ее внешность, Шереметев вспоминал, что она, как старинный портрет, была художественна и выразительна в своей простоте: доброжелательный и проникновенный взгляд, лицо отражает силу воли и твердость духа, но одновременно смирение и сердечную доброту.

Варвара Николаевна Репнина пережила своего кумира и умерла на восемьдесят третьем году жизни - в 1891 г. Похоронена на кладбище московского Алексеевского монастыря. Она хотела стать для Тараса Шевченко музой. Но как писал поэт: «Любовь - господняя благодать», - и если Бог не послал эту благодать, то тут уже силой ничего не поделаешь.

Ксаверий Каневский. Портрет князя Василия Николаевича Репнина (1806-1880). 1837 г.