ГЛАВА XII
Наконец, я смог взглянуть в свои документы и перебраться в город, где полиция была предупреждена о моем освобождении. Первейшим долгом я посчитал представиться и поблагодарить Великого князя Михаила за протекцию, [которую он мне отчетливо оказал, защищая от твердолобости Чернышева]. Но для представления этому господину нужно было иметь гражданский мундир, а киевский гражданский мундир был омерзительным*,поэтому я поспешно заказал себе пошить мундир Таврической губернии, так как имел имущество в Крыму Вспоминаю этот случай, чтобы дать причудливо-детскую характеристику князя и человека, который однако в эту минуту так человечно и деликатно со мной поступил, и также потом, хотя кажется имел повод быть недовольным мной, нигде и ничем мне не вредил.
Когда я вошел и выразил мою благодарность, он живо ответил: «Вы были невиновны, это вы нас простите».
Затем взыграла капральская мания к порядку, разглядывая мой мундир, он приказал мне повернуться во все стороны, говоря: «Что за дьявольская униформа на вас?»
«Таврической губернии», - ответил я.
«Вы полагали, что я никогда такой не видел? Вы взяли мундир полкового лекаря, и это действительно смешно. Повернитесь-ка еще разок!» - и так он забавлялся около десяти минут.
Переждав этот пароксизм, прошу его, чтобы в награждение за безвинно понесенный ущерб я мог бы получить аудиенцию у Его Величества.
«Это справедливо, - ответил он, - я сам об этом с братом поговорю и прикажу тебя уведомить через давно знакомого тебе моего адъютанта Бибикова144».
[Я на это покорно поклонился, а он, прощаясь со мной, еще раз произнес: «Радуюсь, поздравляю».]
[Мне не кажется, чтобы на протяжении этих воспоминаний я проявлял бы какую-то особенную неприязнь или односторонность к москалям; конечно, где только мог, я охотно отдавал им справедливость.
К одним я имел великое уважение, к некоторым даже великую тягу; но встречал я и таких, правдивый физиологический разбор которых может быть интересным и поучительным заданием? Окажется, что может воздействовать цивилизация внешняя, скверно привитая, но мертвая по духу, насколько она проявилась в формах религии, на нормандско-монгольско-славянской дичи?]
[Такими типичными людьми были два брата, Дмитрий145 и Илья Бибиковы, позднее сыгравшие огромную роль в наших несчастных провинциях во время многолетнего царствования Николая.
В свою очередь о первом пришлось бы написать целый том, когда он в течение 14 лет занимался у нас уничтожением всего народного духа, как генерал-губернатор трех губерний, Киевской, Волынской и Подольской. Второй, о котором я тут вспоминаю, оставил по себе менее одиозную репутацию, однако также имел добрый запас наглой татарской хитрости и лжи!]
[Когда великий князь объявил, что прикажет меня уведомить о дне аудиенции, полученной у императора, через доброго давнего знакомого, я решил предупредить визит Елияша Бибикова и отправился к нему сам]. Знал его действительно еще полковником, присланным в Киев на следствие по какому-то делу тамошнего арсенала. Был это, как говорится, un bon vivant, страстный картежник146. Я принимал его не раз на обедах и видел, что он был в очень тесных отношениях как с Михаилом Орловым147, также и с Волконским, Муравьевым и Бестужевым и другими членами позднее открытого заговора; [сообщаю с уверенностью, что и он принадлежал, а по крайней мере знал о нем]. Способ же, с помощью которого он выпутался, надлежит приписать единственно великому благородству князя, при котором он служил. Говорили мне также в столице, что после 14 декаб. и ареста Пестеля Бибиков приходил к своему князю и, отдавая ему шпагу, сказал с сокрушенным видом: «Негоден я носить ее дальше, служил при вашей княжеской милости, знал о заговоре, отчасти принадлежал к нему; не отважился об этом донести…»
На что князь, не принимая поданной ему шпаги, обратился к нему с речью: «Так долго при мне служишь и еще не знаешь, что я ничем так не брезгаю, как ложью. Ты не знаешь о заговоре, не принадлежал к нему, понимаешь? Прошу в следующий раз с такими мыслями ко мне не приходить».
[Не дал себе во второй раз повторить это благородный Илья и так хорошо обо всем забыл, что когда я к нему пришел, он был так взволнован своей ролью (наверное, уважая желание князя), что хотя мы были наедине, он ко мне:]
«Какого дьявола вы впутались в эту потасовку, дорогой друг? Вы припомните, сколько мы насмехались в Киеве над этими безумными?»
[Я посмотрел на него… и ответил:
«Это хорошо, что мы одни, мы можем быть уверены друг в друге». Не знаю, захотел ли он меня понять, но дальше разговор продолжился о другом.]
Через неделю после моего освобождения из заключения, я представился на публичной аудиенции Его Императорскому Величеству Николаю в так называемом Зимнем дворце, [при этом случилось несколько забавных эпизодов.
Вначале мне удалось увидеть Юпитера на этом Олимпе без грома и молний, а случилось это так:
Произошла какая-то неожиданная ошибка церемониала: нас собрали в одной из зал дворца, которая не была для этого предназначена; входит какой-то запыхавшийся придворный и просит, чтобы мы шли за ним побыстрее тайным темным коридором, чтобы перед входом императора еще подождать и остановиться в специальной зале для приема. Итак, несемся мы таким караваном парами за нашим проводником через освещенный лампами лабиринт. В этот коридор вели сбоку какие-то лестницы из императорских комнат. Именно в ту минуту, когда наша пара проходила мимо этой лестницы, император с Великим князем Михаилом, не ожидая кого-либо встретить в этом перешейке, оба как два студента держась под руку, из носовых платков сделали себе фартучки для охраны своих белых невыразимых148, и посмеиваясь, заскакали на одной ноге по ступенькам лестницы.
Но когда они нас заметили, император остановился; и я увидел, как из до этого момента наивеселейшего и приятного обличья в мгновение ока сотворилась грозная, разящая самовластная фигура.
Не рад был бы я оказаться в шкуре этого придворного, подумал тогда про себя!]
В тот день императору представлялись несколько сенаторов, а среди прочих наш соотечественник, сенатор Август Глиньский149 из Романова, несколько прибывших из провинции генералов, придворных и только что пожалованных камер-юнкеров. Все это светило золотой вышивкой; я один в гражданском мундире, который Великий князь назвал «цирюльниковым», без шитья, без чина и без единого блеска орденов, держался вдали от этих ослепительных господ и остановился, как говорят в таких случаях, на задворках.
Вошел император – переговорив парой слов с Илиньским и несколькими прочими, прошел мимо остальных и прямо ко мне, стоящим последним, и с улыбкой, которая суровое обычно лицо его приятно облагородила, сказал по-французски:
«Вот как нам приходится познакомиться, вы можете быть уверены, господин граф, что я не храню никаких плохих воспоминаний о вас в моем сердце».
Я низко поклонился. Император при повторном проходе, бросая там и сям несколько слов по-русски в шеренгу стоящих, как то: «Здаров?» «Давно ли»? «Долго прабудешь?» поклонился и вышел, а за ним его свита.
Лишь тут проявилось знакомство незнакомых!.. этот ко мне подходит, этот меня где-то видел… этот удостоверяет, что давно обо мне слышал!! Одно ласковое слово господина сделало такую перемену в мыслях и взглядах этой золотисто-орденоносной толпы! Двое генерал-адъютантов наизабавнейшим способом выразили мне свою радость… от случившегося со мной счастья. Один, Николай Дымидов150, с которым я когда-то познакомился в Мариенбаде151 подойдя ко мне, говорит: «Не поверишь как я рад, узнав в Киеве, что тебя уже увезли в Петербург, ведь этот печальный случай мог произойти на моих глазах, а как же мне это было бы горестно!» Второй, инспектировавший нас в крепости Мартынов, показывая на меня пальцем, ознакомил вопрошающих [с чувством удовлетворения от собственного благодеяния]: «Это адин из маих!» (oto jeden z moich) [и таким образом соизволил всех уведомить, что я лишь только что вышел из кутузки!]
В свою очередь я представился матери императора Марии Федоровне152, супруге царствующего императора153, Великой княгине Елене, жене Великого князя Михаила154. Первая, которую я знал с Киева, спрашивала лишь о здоровье гетманши Браницкой и давно ли я ее видел? Вторая, которая была так ослепительно прекрасна несколько лет назад, когда я впервые ее увидел в 1818 г. в день ее свадьбы155, как же изменилась, [перепуганная вспышкой революции 14 декабря; заработала нервную дрожь в голове]156 и не могла слишком любезно смотреть на одного из тех, кто был обвинен в соучастии в этом злодеянии! Я также едва перемолвился с ней несколькими словами, [и казалось, она с трудом обходила представляющихся ей особ – кто бы мог подумать, что эта болезненная женщина переживет своего льва?]
Третья, Великая княгиня Михайлова, княжна Вюртембергская, насколько была любезна и обходительна в частных беседах, настолько докучлива и порой несносна на публичных приемах; задавала вопросы, на которые некоторые не могли, а другие не хотели отвечать при стольких свидетелях. Во время моего представления какой-то генерал инженерии весь вспотел, разъясняя ей разницу плана фортификации Киева и Динабургской крепости157; а и мне не легко пришлось ответить на вопрос княгини: какие в Киеве сохранились исторические следы двух народов, русского и польского? Также чья воля, сильнейшая чем императора, не выбрала Киев для жительства императрицы Елизаветы (как она сама желала) вместо Таганрога?158
«Мы не имели бы возможно нашего ужасного несчастья оплакивать!», делая аллюзию на Таганрог, в котором умер император Александр и где по совету Аракчеева159 императрица Елизавета была вынуждена выбрать себе зимнее жилье.
Конец следствия и политический суд в государственном деле наступили лишь через полгода после моего выхода из заключения. Из тогдашних газет известно, скольким и кому назначены смерть позорная, кому смерть гражданская, или каторжные работы в рудниках Сибири! Кто был приговорен к изгнанию в ближние сибирские губернии, а кто к домашнему аресту и полицейскому надзору. Добавлю о смертной казни, якобы упраздненной в российском законодательстве при Екатерине160 для возвращения ее в дело о государственном преступлении. Император Николай созвал чрезвычайный государственный суд (в жанре Lit de justice)161, в котором, однако, сам не председательствовал. Этот суд сложился не только из трех наиглавнейших верховных властей империи, то есть синода, государственного совета и сената, но и из назначенных в него всяких отставных старых генералов * армии, или гражданских начальников равного уровня162. Эти-то отцы отчизны пожелали на этот раз виселицу, а поскольку местные палачи сноровисты только в казни кнутом, так как веревки уж несколько десятилетий не употребляли, то вешающего палача пришлось привозить из Финляндии163.
C.Р. Лепарский
Так закончилась эта страшная политическая трагедия! Многие семьи в столице и в стране были охвачены тяжким трауром! Русские женщины в целом сыграли прекрасные роли супруг, верных до наивысшей самоотверженности! Дамы наипервейшего рода, такие как: жена Сергея Трубецкого (графиня Лаваль)164, жена Никиты Муравьева, графиня Чернышева165, Мария Раевская, жена Сергея Волконского, оставившая сына, которого единственно любила166, все отправились в Нерчинск, вопреки просьбам семей и угрозам якобы милостивого правительства!167
Зная все, что их ожидало, разделили судьбу своих мужей, то есть работу с тачкой!168 и сермягу неволи! Провидение руководило и на том конце света, комендантом рудника был поляк, генерал Лепарский!169, добрый и учтивый человек, который облегчил и смягчил им много неприятных минут.
Рядом с чудесной самоотверженностью женщин, какой был вид отвратительной подлости мужчин! Не одни пожертвовали братьями или родственниками, сосланными на вечное изгнание, подписывались в своей верности царю, ища наградной ленточки или дополнительной нашивки на мундире, а я знал к сожалению отца, который потерял в этом деле троих сыновей… человека в некотором роде обладающего просвещением и разумом, который в честь покойников написал стихами сказочку о трех посаженных лаврах, которые ему буря сломала, но как московский сенатор и за деньги царя Николая долго путешествовал по Италии.170
* В России гражданские мундиры были различные в каждой провинции. Киевская имела мундир зеленый с ярко-синим, а отвороты оранжевые. Тогда как Крымская не менее кричащая, ибо зеленая с черным, с кроваво-красными галунами (примечание мемуариста).
** В числе приглашенных генералов находился пожилой уже француз, граф де Ланжерон171 , известный своей рассеянностью. Это был суровый человек, в свое время, возможно, мужественный офицер, но как всякий иностранец, который отказался от собственной родины для заработка или карьеры на чужбине, к обеим становится безразличным. Во время долгого разбирательства дела в комиссии он задумался о чем-то другом, а когда секретарь по очереди пришел к нему спрашивать его мнение, Ланжерон, как бы внезапно разбуженный, спросил его в свою очередь: «Что там решили?» Секретарь доложил, что одни высказываются за отнятие гражданских прав и вечную ссылку на каторжные работы; другие хотят пять главнейших заговорщиков повесить. На эти слова француз, как бы возмущенный, бьет кулаком об стол и медленно повторяет слова: «Повесить! Как? Повесить?» Удивленные, все ожидали какого-либо энергичного протеста, но он, приемный Pater Patriae172, через минуту раздумья махнув рукой, произнес по-французски: «Боже мой, повесить!» (примечание мемуариста).
Примечания к главе XII
144 Бибиков Илья Гаврилович (1794-1867), полковник, участник войны 1812 года и заграничных походов, впоследствии – генерал, адъютант великого князя Михаила Павловича. Был членов Союза Благоденствия, однако был помилован Николаем I и не подвергался аресту («Высочайше повелено оставить без внимания»). Впоследствии С 15 марта 1850 года по 10 декабря 1855 года — начальник Северо-Западного края и Виленский губернатор. Как генерал-губернатор в Вильно, в 1850—1855 годах также исполнял обязанности по управлению учебными заведениями Виленского учебного округа. Председатель Виленского цензурного комитета в 1850—1854 годах.
Д.Г. Бибиков
145Бибиков Дмитрий Гаврилович (1792-1870), старший брат предыдущего. Участник войны 1812 года, во время Бородинской битвы потерял руку. После этого перешел на гражданскую службу и при Николае I занимал различные важные посты в администрации; в частности с 1837 года занимал должность киевского, волынского и подольского генерал-губернатора. В польской среде оставил по себе дурную память, так как энергично боролся с польским дворянством в крае и его культурным влиянием, а также руководил расследованием по делу организации Шимона Конарского на Украине (в 1838-1839 годах). При этом, однако, пытался улучшить положение крестьян в регионе «мерами, исходящими от верховной власти», разработал инвентари, регулирующие отношения между крестьянами и помещиками.
146Однако в воспоминаниях Эразма Стогова, который наблюдал Бибикова позднее в Киеве как раз в должности генерал-губернатора, как раз сказано, что тот не был картежником: «Бибиков рано поступил в гусары, постоянно был адъютантом, не был пьяницей, не был картежником, но всю жизнь был поклонник хорошеньких женщин. Наук он не знал никаких, говорил по навыку по-французски и по-немецки, замечательно недурно говорил по-русски, но писать не умел ни на одном языке». (Стогов Э.И. Записки жандармского штаб-офицера эпохи Николая I. М., 2003)
147Орлов Михаил Федорович (1788-1842), генерал-майор, активный участник ранних декабристских организаций, руководил Кишиневской управой Союза Благоденствия. После разгрома управы в 1822 году (процесс В.Ф.Раевского) отошел от участия в движении. Однако накануне восстания 14 декабря 1825 года назначенный диктатор восстания С.П.Трубецкой написал письмо Орлову в Москву, предлагая ему принять руководство восстанием. Орлов был арестован и привлечен к следствию, провел в крепости несколько месяцев и был освобожден благодаря вмешательству своего брата А.Ф.Орлова, любимца Николая I, впоследствии начальника III отделения. После освобождения был уволен от службы и жил в своей деревне под надзором полиции, впоследствии – в Москве. Жена М.Ф.Орлова – Екатерина Раевская, старшая дочь генерала Н.Н.Раевского, сестра Марии Волконской.
148«Эвфемистическое обозначение панталон, кальсон «невыразимые», появившееся в русском литературном языке второй четверти XIX в., соответствует английскому inexpressibles, (ср. также калькированные снимки в франц. inexpressibles, немецк. die Unaussprechlichen; см. B. Unbegaun. Le calque dans les langues slaves // Revue des études slaves, t. XII, fasc. 1 et. 2, 1932, р. 10). У Тургенева в повести «Несчастная»: «Его бухарский халат разъехался спереди, и обнаружились препротивные нижние невыразимые из замшевой кожи». У Маркевича в «Вагоне»: «Я никого, разумеется, ни чаял встретить, и костюм мой поэтому был самый, так сказать, первобытный: желтые турецкие туфли, de babouches, на голых ногах, над ними нечто невыразимое, целомудренно объяснил рассказчик, — des inexpressibles из полотна и затем, такой же полотняный балахон» (Михельсон, Русск. мысль и речь, 1, с. 644). У И. С. Тургенева в очерке «Пэгаз» (1871): «Выхожу — и вижу — за калиткой — человека дурно одетого с разодранными невыразимыми, а перед калиткой Пэгаз в позе победителя».
В «Записках» проф. Д. И. Ростиславова о рязанской бурсе сл ово инекспресибли постоянно употребляется как иронический эвфемизм при описании учебной порки. «При сеченьи нас сначала не всегда вполне обнажали, оставляя не снятыми инекспресибли...»; «Минимум состоял из 15—20 ударов. Этот minimum не только при холщевых, но и при моих тяжелых инекспресиблях был гораздо больнее, нежели пять даже по обнаженному телу. Потом, если завороченные на спину рубаха или платье упадут на инекспресибли, оттого что начнешь сильно двигаться и поднимать голову от боли, то почти всегда являлись держатели, которые уже снимали инекспресибли» (Русск. старина, 1884, июль, с. 88). Ср. также: «Старший, полагая, что ему велят сечь, ударил лозою.., но не сняли инекспресиблей. ”Ах ты!., — заревел Родосский, — да разве я велю тебе сечь портки?“» (Русск. старина, 1893, январь, с. 135).» (см. В.В.Виноградов. История слов. М., 1994)
А. Илиньский
149 Август Илиньский (Józef August Iliński, Август Иванович Илинский;1766-1844), в тексте Олизара вначале ошибочно назван Глиньским, второй раз Илиньским – возможно, это опечатка публикатора. Действительный тайный советник, сенатор, камергер. Уроженец и владелец местечка Романов (ныне поселок городского типа в Житомирской области в Украине). После третьего раздела Речи Посполитой принял российское подданство, занимал различные должности. В 1805 году на свои деньги основал в Романове первое в Российской империи училище для глухонемых. Благодаря ходатайству Илиньского перед императором Павлом I был освобожден из тюрьмы в Шлиссельбурге Игнаций Потоцкий – один из авторов польской конституции 3 мая 1791 года.
150 Возможно, имеется в виду Демидов Николай Иванович (1773-1833) (у Олизара в оригинале – Dymidow), генерал-адъютант, участник русско-шведской войны 1808-1809 годов, сенатор. В январе—феврале 1826 года совершил инспекционную поездку в Житомир и Киев в связи с восстанием Черниговского пехотного полка и для расследования по делу о тайных обществах (вероятно, именно тогда «разминулся» с Олизаром). В дальнейшем директор Пажеского корпуса и других военно-учебных заведений.
151 Мариенбад – курорт в Австрийской империи, в исторической области Богемия, имеющий минеральные источники (в настоящее время Манианске-Лазне в Чехии). Олизар побывал там во время своих путешествий за границей в конце 1810-х годов.
152Мария Федоровна (урожденная София Мария Доротея Августа Луиза Вюртембергская; 1759- 1828); вдова Павла I («вдовствующая императрица»), мать императоров Александра I и Николая I. Занималась развитием благотворительных и сиротских заведений.
153Александра Федоровна (урожденная принцесса Фридерика Луиза Шарлотта Вильгельмина Прусская; 1798 - 1860) — российская императрица, жена Николая I, мать будущего императора Александра II
154Елена Павловна, великая княгиня (урожденная принцесса Фредерика Шарлотта Мария Вюртембергская; 1806- 1873), жена великого князя Михаила Павловича. Активно занималась общественной, меценатской и благотворительной деятельностью, одна из основательниц Крестовоздвиженской общины сестер милосердия; горячая сторонница либеральных преобразований, она была хозяйкой салона, в котором обсуждались и готовились Великие реформы 1860-х годов
155На самом деле свадьба Александры Федоровны и тогда еще великого князя Николая Павловича состоялась 1 июля 1817 года, в церкви Зимнего дворца. Не очень понятно, где и когда мог ее увидеть Олизар, которого в то время не было в Петербурге – возможно, он ее встречал в период ее помолвки за границей.
156Во время восстания 14 декабря 1825 года Александра Федоровна пережила сильный нервный испуг за своего мужа и своей семьи и после этого страдала нервным тиком лица. Из-за ее болезни пришлось даже несколько раз откладывать официальную коронацию Николая I. В дальнейшем императрица также отличалась болезненностью и часто уезжала лечиться на европейские курорты, однако она пережила мужа на шесть лет.
157Динабургская крепость – крепость в уездном городе Динабург Витебской губернии (в настоящее время – г.Даугавпилс в Латвии), начала строиться по приказу Александра I в 1810 году для укрепления западной границы Российской империи. Расположена по обеим берегам реки Западная Двина (Даугава). Во время войны 1812 года была повреждена. Дальнейшие работы по её сооружению проводились под руководством специалистов Инженерного департамента Военного министерства, достраивалась и перестраивалась вплоть до 1870-х годов.
158 Причиной поездки Таганрог Александра I в Таганрог была болезнь императрицы Елизаветы Алексеевны, которой врачи прописали пребывание на юге – однако в источниках нигде не говорится о желании Елизаветы Алексеевны поехать в Киев. Ей рекомендовали ехать в Крым, однако Александр I выбрал Таганрог, который посетил еще ранее в мае 1818-го во время путешествия по Югу России и остался доволен городом; император посчитал Таганрог во всех отношениях удобным для супруги. Елизавета Алексеевна согласилась с выбором мужа.
159Аракчеев Алексей Андреевич (1769-1834), государственный и военный деятель, пользовавшийся особенным доверием Александра I, особенно во второй половине его правления. Занимал различные должности, в том числе с 1812 года – начальника Императорской канцелярии, и с 1817 года – начальника военных поселений. С именем Аракчеева связывают реакционные тенденции последних лет царствования Александра I. Нет, однако, никаких определенных данных о том, что именно по совету Аракчеева императорская чета отправилась в Таганрог.
160Формально смертная казнь в России была отменена указами Елизаветы I от 1743, 1753 и 1754 годов. «Натуральная смертная казнь» должна была заменяться на «политическую» со ссылкой в каторжные работы, а для непривилегированных сословий также на наказание кнутом (что часто было равносильно смертной казни). Такое же положение сохранялось и при Екатерине II, однако, несмотря на отмену смертной казни в отношении общеуголовных преступлений, ее применяли, в частности, к Мировичу (за попытку освобождения Иоанна Антоновича), к руководителям восстания Пугачева и др.
161 Lit-de-justice (фр.; дословно “ложе справедливости») — торжественное заседание французского (парижского) парламента времён Старого порядка (до Великой Французской революции), в присутствии короля и пэров, обязывавшее парламент вносить все королевские постановления в свой реестр и лишавшее их возможности протеста. Название произошло от того, что над королевским троном в углу зала нависала сень (балдахин), что придавало трону сходство с ложем.
162Верховный уголовный суд – особый чрезвычайный судебный орган, образованный специально для суда над декабристами после завершения следствия. Указ Сенату 1 июня 1826 г. определял состав Верховного уголовного суда, в который вошли 18 членов Государственного совета, 36 – Сената, 3 – от Синода, и 15 высших военных и гражданских чинов. Хотя формально Николай I не входил в число членов суда, фактически он руководил всеми его действиями.
163 Слухи о том, что для казни был приглашен палач из Финляндии или Швеции, ходили в русском обществе, однако, скорее всего, эти слухи не соответствуют действительности. Имя палача, впрочем, нигде в источниках не упоминается. Известно, что проектированием и постройкой виселицы занимались английский архитектор Герней и полицмейстер полковник Постников (который затем распоряжался самой казнью). Герней и Постников построили вначале «учебную модель» виселицы и испытывали ее на территории Петербургской городской тюрьмы (см. «Декабристы-литераторы в воспоминаниях современников», 1980, том 2)
164 Трубецкая Екатерина Ивановна (1800-1854), урожденная графиня Лаваль, дочь французского эмигранта, с 1820 года – жена князя С.П.Трубецкого, одного из руководителей Северного общества декабристов. Первая среди жен декабристов подала прошение и последовала за мужем в Сибирь. Умерла в ссылке в Иркутске.
165Муравьева Александра Григорьевна (1804-1832), урожденная графиня Чернышева, в 1823 году вышла замуж за декабриста Никиту Муравьева. После осуждения мужа последовала за ним в Сибирь, оставив у свекрови, Е.Ф.Муравьевой, троих малолетних детей. Умерла на каторге в Петровском заводе.
166 Мария Волконская была второй среди жен декабристов (после Е.И.Трубецкой), которая поехала в Сибирь за мужем, преодолев колоссальное сопротивление своей семьи. Своего единственного сына Николая, которому было меньше года, она оставила у родственников, через полтора года ребенок умер
167Несмотря на то, что действующее законодательство о ссылке не запрещало женам ехать к осужденным мужьям, однако для выезда жен декабристов правительство чинило многочисленные препятствия, по каждому прошению необходимо было личное разрешение Николая I. Женщинам запрещалось брать с собой в Сибирь детей, рожденных до ссылки, поэтому некоторые были вынуждены оставить детей на попечение родственников.
168«Работа с тачкой» - это, в какой-то степени, поэтическое преувеличение. Непосредственно в Нерчинских рудниках работали восемь декабристов, первыми отправленными в Сибирь, среди них С.П.Трубецкой и С.Г.Волконский, к которым как раз в это время приехали из жены. Остальные осужденные, в том числе те, к которым впоследствии приехали жены и невесты (всего в Сибирь приехали 9 жен и 2 невесты), были собраны в Читинском остроге, а впоследствии (в 1830 году) переведены в тюрьму в Петровском заводе, и никогда не были задействованы на рудничных и тяжелых заводских работах. Однако надо заметить, что образ «осужденного с тачкой» широко распространен именно в польской мемуаристике и публицистике того времени, см.например стихотворение Мицкевича «К русским друзьям»:
…Бестужев! Руку мне ты протянул когда-то.
Царь к тачке приковал кисть, что была открыта
Для шпаги и пера. И к ней, к ладони брата,
Пленённая рука поляка вплоть прибита...
(пер.Якобсона)
(Хотя Александр Бестужев, к которому обращены эти строки, не был даже на каторге). Среди польских политических ссыльных (осужденных, в частности, за участие в восстании 1830-1831 годов) впоследствии некоторые действительно отбывали наказание в рудниках и на заводах, но обычно «тяжелые работы» продолжались недолго, чаще образованных ссыльных использовали для работы в канцелярии, бухгалтерии и др.
169Лепарский Станислав Романович (1754-1837), генерал, поляк по происхождению, в 1826-1837 годах занимал должность коменданта Нерчинского управления – особого органа, созданного специально для надзора за декабристами на каторге и в ссылке. Оставил по себе добрую память среди большинства декабристов и их жен, многое сделал для облегчения положения заключенных. Умер в Петровском заводе, на его могиле установлен памятник, деньги на который по подписке собрали сами декабристы.
170Речь идет об Иване Матвеевиче Муравьеве-Апостоле (1762-1851). Русский дипломат, писатель, сенатор, отец трех братьев декабристов – Матвея, Сергея и Ипполита. В мае 1826 года получил свидание с сыновьями Матвеем и Сергеем в крепости, после этого выехал за границу с семьей (второй женой и детьми от второго брака). Историки отмечают, что Ивану Матвеевичу, возможно, было сделано властями специальное предложение уехать, в том числе потому, что Сенат должен был участвовать в вынесении окончательно приговора по делу. Официально он был «уволен по болезни в чужие края» и выехал за границу еще до казни Сергея, жил в Вене и Флоренции, до 1847 году числился в списках «неприсутствующих» сенаторов. В Россию вернулся в конце 1840-х годов. Вернувшись, он посадил в своем имении Хомутец на Украине три дерева в память о своих сыновьях, и написал (тогда же или раньше) элегию на древнегреческом языке, вот ее подстрочный перевод: "Три лавровые дерева, предмет гордости посадившего их, полны силы и прелести юной красы, росли, сплетаясь ветвями и устремя верхи свои к небу, стояли крепко, прямо и были славой отчизны. Но Зевс грянул Перуном - неслыханное дело! - в дерева, посвященные Фебу, и поразил их до корня! Они потеряли красу свою и теперь повержены на той земле, которую должны были любить и защищать. Какая же участь того, кто их посадил?.. Осиротевшая глава его лежит под их пеплом!.."
Известен также стихотворный перевод поэта-декабриста Федора Глинки:
И.М. Муравьев-Апостол
Три юные лавра когда я садил,
Три радуги светлых надежд мне сияли;
Я в будущем счастлив судьбою их был...
Уж лавры мои разрослись, расцветали.
Была в них и свежесть, была и краса,
Верхи их, сплетаясь, неслись в небеса.
Никто не чинил им ни в чем укоризны.
Могучи корнями и силой полны,
Им только и быть бы утехой отчизны,
Любовью и славой родимой страны!..
Но, горе мне!.. Грянул сам Зевс стрелометный
И огнь свой палящий на сад мой послал,
И тройственный лавр мой, дар Фебу заветный,
Низвергнул, разрушил, спалил и попрал...
И те, кем могла бы родная обитель
Гордиться... повержены, мертвы, во прах,
А грустный тех лавров младых насадитель
Рыдает, полмертвый, у них на корнях!..
Это стихотворение при жизни Ивана Матвеевича не было опубликовано и ходило в списках – возможно, в списках его видел и Олизар. Впервые оно было опубликовано в русском переводе только в 1869 году. Грустный парадокс заключается в том, что старший сын, Матвей (1793-1886), все эти годы был жив и находился в ссылке в Сибири, и отец практически не оказывал никакой помощи своему сыну и не поддерживал с ним отношений. Олизар, возможно, намекает на то, что Иван Матвеевич на свои путешествия получил деньги от правительства, хотя точных подтверждений этому нет. Непонятно, почему Олизар говорит о «трех покойниках» - возможно, он не знает о том, что Матвей был жив (с Матвеем лично он, по-видимому, не был знаком), либо это просто образное выражение
А.Ф. Ланжерон
171Ланжерон Александр Федорович (1763- 1831), французский эмигрант, во время революции в 1790 году переехал в Россию, где поступил на военную службу, участник войн со Швецией, Турцией, войны 1812 года и заграничных походов. Был назначен членом Верховного уголовного суда. Документы свидетельствуют о том, что Ланжерон также голосовал за смертную казнь осужденным вне разрядов. Протокол Верховного уголовного суда от 29 июня 1826 года включает вопрос: «Какому наказанию подлежат подсудимые, коих вины… не входят в общие разряды?...» 19 членов (приводится список, включая Ланжерона) голосуют за формулировку: «поступить по 1-му пункту сентенции 1775 года о Пугачеве, т.е.четвертовать, голову взоткнуть на кол, части тела разнести по 4 частям города, положить на колеса, а после на тех же местах сжечь». (Восстание декабристов, том 17, стр. 143-144) . В неопубликованных баллотировочных листах при голосовании о судьбе П.И.Пестеля Ланжерон пишет: «Оставить его в неразряды согласно утвержденному мнению общего присутствия. Граф Ланжерон» (см. здесь ). Из всех членов Верховного уголовного суда против смертной казни голосовал только адмирал Н.С.Мордвинов.
172Pater Patriae (лат.) – «Отец Отечества». Почетный титул, который получил от римского сената Цицерон после подавления им заговора Катилины. Впоследствии этот титул был дан римским сенатом императору Августу. В России титул «Отца Отечества» был присвоен сенатом Петру Первому после победы над Швецией и заключения Ништадского мира
