70
[4]/16 июня [1816 г.] Фр[анк]ф[урт].*)
*) Архив, No 382, лл. 83--84.
Вчера получил письмо твое от 4 июня, вместе с 19 No-ом Карлика. Третьего дня получил с дилижансом XVI, XVII и XVIII -+-1 Карлика, вместе с процессом Вильсона, Mém[oires] Borel, и с речью Гарнье. В особенности благодарю за последнюю; я было хотел уже тебе о ней писать. Четвертого дня отправил к тебе с дилижансом Мюллера -- Геерена, Тариф, Ансильона, возращенного мне из Мобежа и проч., адресовав на имя Поля, à remettre à M[onsieur] le D[irecteur] de la poste aux lettres de Mons à Mons. Предуведомь о сем этого директора, дабы опять не прислал книг сюда назад. Что касается до Карамзина, то я по самым суждениям брата о его истории, заключаю мало о ней выгодного, т. е. хорошего; либерального и след[овательно] полезного. Брат пишет: "в ней нет рассуждений"; "может современем послужить основанием возможной русской конституции". Вот его похвала. Я понимаю оную так: автор видел, что рассуждать хорошо трудно, а иногда опасно; и потому молчал. Второй же период "современем", возможной да еще и русской делает Карамзина в глазах моих хамом. К этому присоединились слова Гаг[арина], кот[орый] находит Кар[амзина] и его историю весьма нелиберальными и проч. А брат всем восхищается. Теперь пишет, что Кар[амзин] пишет как Миллер. В Геттинген он однажды писал ко мне, что Уваров сочиняет нем[ецкие] стихи не хуже Шиллера!! и французские не хуже, во многих местах даже лучше Делиля! Поневоле вспомнишь слова Блудова, кот[орый] завидовал положению брата, говоря: Как он щастлив! Сколько хороших книг остается ему читать! Книгу для кн[язя] Лопухина: Aller und Iede я нашел недавно. Уже отправил. Купил дешево и весьма чистый экземпляр. Она ему на то нужна, что тут все есть: Aller und Jede. Место Жерве дано уже Мериану. -- Розен теперь в Висбадене, отставлен от своей госпитальной должности и поедет чрез месяц в Россию. Князю Туловищу теперь до нас нужда, и потому верно он толкует о старых связях; а в П[етер]бурге о нем некоторые люди большого мнения, как видно. А г[енерал-]г[убернатором] не сделали. Поежжай в Бареж, если нужно. Но не забудь, что и на Рейне есть воды. Не покойнее ли приближаться к немцам, нежели к гишпанцам? Неужели не выздоревел ты от Дрездена еще! Это весьма печально. Напиши, есть ли можно, что у вас думают о войне. Здесь мы думаем, что во Франции все спокойно. Продолжай адресовать письма на мое имя в Römischer Kayser. Есть ли я уеду, то будут их отдавать Ореусу. Впрочем, вот его адрес: à M. Oreus, Conseiller de Cour à Francfort, и тоже в Römischer Kayser. Я писал тебе, что Гаг[арин] в Бадене. Он ожидает от тебя ответа и просил переслать твое письмо к нему. Напрасно ты не отвечал ему. Он не решился еще куда ехать; и говорит, что сие зависит частию и от твоего ответа. -- Бориса бы хорошо к вам перевести; но он обещал с кем-то там служить. Жаль Боричку! А малой неглупой и хороший. Что твой президент и Анна Петровна? --
В Париже, видно, будут праздники, по случаю свадьбы Берри. Брат вашего Гурьева в Висбадене, мать же в Карлсбаде.-- Я мои дела здесь кончил, но гр[аф] Нессельроде препоручил мне другое, пустое, жечь облигации 1815-го года. И я теперь ожидаю полномочий прусского и австрийского] комиссара. Иначе же бы уехал. Die 23 Kisten von Königstein взяты уже поляком и отправлены в П[етер]бург. -- Рапорт о моих делах к Нессельр[оде] написал с таблицами и отправлю с ожидаемым сюда курьером из Парижа в П[етер]бург.
Поклонись от меня Николаю Александровичу. Что он поделывает? Я думаю, от начертания судопроизводства можно ожидать успеха -- и желаю.1 У меня есть чай, присланный братом из П[етер]бурга. Не знаю, как его тебе переслать. Табаку же тур[ецкого] нет, и курю теперь нечестивый кнастер. Мериану ничего еще официально неизвестно о его назначении. Я также думаю, что лучше бы предоставить п[етер]бургскому банкиру выгоду от промены фр[анцузской] контрибуции. --
Я послал к тебе и австрийск[ие] учрежден[ия] для изтребления б[умажных] д[енег] вместе с Мюллером.
Прости.
Весь твой
Н. Тургенев.
Письмо твое от 19/31 мая я также получил. Жаль, что Гурьев мог только Лисаневичу адресовать свое донесение. Лисаневичу о Франции!!
Купи книжку: Manière de dîner en ville. Говорят, забавная.. Есть ли я здесь еще буду, то пожалуй пришли ко мне.
К No 70
1 В начале 1816 г. в корпусе гр. М. С. Воронцова возник вопрос о военном судопроизводстве. Воронцов, англоман и противник аракчеевской системы, стремился ввести в своем корпусе новые правила и, в частности, отмену телесных наказаний. Ознакомившись с историей русского военного судопроизводства, Воронцов, по его словам, пришел к заключению, что то, что он "почитал пороком военных наших уложений, было ни что иное... как упущение правил оными изложенных и что сие упущение происходило и происходит больше всего от аудиторов {Аудитор в военном суде совмещал в себе обязанности следователя, прокурора и секретаря.} наших". По законам Петра I аудиторы должны быть хорошие юристы, а у нас они часто "фельдфебели и унтер-офицеры из крестьян, чуть-чуть читать и писать умеющие и привыкшие думать, а часто и чувствовать, что палка есть единственный закон и управление роты, верх человеческого искусства". Со своей стороны, Воронцов как убежденный аристократ вообще склонен был считать палочную систему в армии следствием проникновения на командные посты выдвигавшихся Павлом и Аракчеевым незнатных людей и противопоставлял им идеальные порядки времен Суворова. Проект правил для военных судов, составленный Воронцовым, преследовал в первую очередь цель "преобразования аудиторов" и "соблюдения, правил всеми народами принятых и в наших же уложениях начертанных" (см. письмо Воронцова к А. А. Закревскому от 17/29 февраля 1816 г. -- Сборник Русского исторического общества, т. 73, стр. 478--481). Составив проект, Воронцов показал его С. И. Тургеневу и просил сделать на него замечания. Сергей Иванович представил их, после чего Воронцов распорядился" подождать с печатанием составленных им правил. "Дело интересное, -- пишет Сергей Иванович, -- и если он захочет, то я серьезно ею [военно-судною частью.-- А. Ш.] займусь" (запись в дневнике С. И. Тургенева от 3/15 марта, Архив, No 18, л. 64). Результатом совместной работы Воронцова и С. И. Тургенева явились "Некоторые замечания о производстве в корпусе военных судов". "Замечания" предписывают следовать правилам военно-судной части, изданным в 1812 г. для действующей армии, а в иных случаях законам Петра I. "Главнейшее следствие прежнего обряда в военно-судных делах была медленность оных и пространная ненужная переписка, сие и теперь водится", хотя и по законам Петра, и по правилам 1812 г. все судопроизводство должно быть словесным. Далее отмечается, что очень часто на суде бывает даже неясно, в чем обвиняется подсудимый, из-за отсутствия предварительного дознания, и суду приходится "изыскивать вину и доказательства". Поэтому надо 1) чтобы на суде был "показатель вины" или "челобитчик", 2) чтобы подсудимый имел защитника или защищал себя сам, 3) чтобы аудитор наблюдал за соблюдением законного порядка и ведением протокола. Роль аудитора -- посредническая между подсудимым и "челобитчиком". Аудитор должен быть знающим законы, а отнюдь не употреблять в судах не знающих, или за аудитора фельдфебелей". Дальше "замечания" останавливаются на порядке судебного заседания. Суд должен быть гласный. Главнокомандующий может прощать обвиняемого или смягчать приговор (Арх., No 1835). "Замечания" были опубликованы приказом по корпусу.