НИКОЛАЙ ЗАГОРЕЦКИЙ

После отбытия каторги на Нерчинских рудниках на поселение в Витимскую слободу в июне 1828 года прибыл поручик квартирмейстерской части Генерального штаба второй армии Николай Александрович Загорецкий (1797-1885), сын бедных дворян Смоленской губернии. Член «Южного общества» был доставлен из Тульчина 18 января 1826 года в Петербург на главную гауптвахту и переведен в Петропавловскую крепость, осуждён по седьмому разряду и по конфирмации 10 июля 1826 года приговорён к каторжным работам. 22 августа 1826 года срок отбывания каторги ему сократили до одного года. В Читинский острог поступил 10 апреля 1827 года.

Встреча с товарищами была незабываемой. Михаил Назимов и Николай Заикин приняли с распростёртыми объятиями измождённого после целого года каторжных работ и нечеловеческих условий товарища. Они уже жили в своём собственном доме и как могли благоустраивали его. После нескольких дней отдыха и общения с товарищами Николай Загорецкий включился в работы по благоустройству теперь уже их общего дома и всех надворных построек.
Начиная с 15 июня 1828 года, в отчетных рапортах витимский голова Барамыгин указывают уже три фамилии. В последующие несколько месяцев Назимов, Заикин и Загорецкий «занимаются домашним обзаведением».

Безотрадная жизнь в ссылке, оторванность от событий в стране побудила декабристов подать 7 мая 1829 года прошения на имя Николая I об отправке их рядовыми на Кавказ. Лишенные чинов и офицерских званий, они могли начать военную службу лишь с «нуля» - рядовыми. Служба в армии давала шансы восстановить дворянский титул, дослужившись до первого офицерского звания и хоть как-то реабилитировать себя в обществе. Под пули горцев, на Кавказ, просились многие декабристы, сосланные в Сибирь, предпочитая возможную смерть с шансами на реабилитацию «тюрьме без решёток».

Царь в просьбе отказал. Военный министр А.И.Чернышев писал местному начальству, через которое было подано прошение: «на просьбу их Высочайшего соизволения не последовало».

«Предписываю Вашему благородию, - писал киренскому исправнику 19 сентября 1829 года иркутский гражданский губернатор И.Б.Цейдлер, - объявить находящимся под присмотром Вашим государственным преступникам Назимову, Заикину и Загорецкому, что по присланным ими на Высочайшее имя письмам об определении их рядовыми на службу в действующую армию, господин управляющий главным штабом Его Императорского Величества имел счастье докладывать Государю императору, но Высочайшего соизволения не последовало».

«Писанное на обороте предписание от 19 сентября за № 453 читали. 1 ноября 1829 года» - подписались под «отказным документом» Михаил Назимов, Николай Загорецкий и Николай Заикин.

В октябре 1829 года киренский земский исправник доложил в Иркутское губернское управление, что находящиеся в Витимском селении государственные преступники построили собственный дом с амбаром, банею, помещением для скота и огородом.

В 1829 году полковник корпуса жандармов С.А.Маслов, отправленный в Сибирь «для собрания сведений о ссыльных государственных преступниках и наблюдения за их сношениями и связями», посетил в числе других мест поселений декабристов и Витим. «Назимов, Заикин и Загорецкий, - доносил он начальнику III отделения А.Х.Бенкендорфу, - поселены в слободе Витим Киренского уезда, построили своими руками на берегу Лены дом, завели огород, занимаются домашним хозяйством и рыбной ловлей. Сами рубят в лесу дрова, обстраивают двор. Назимов, сверх того, обучает крестьянских детей грамоте и занимается чтением. По воскресеньям они ходят в церковь и посещают иногда купцов Ширяева и Черепанова. Получая от матери значительное пособие, он помогает Загорецкому. Надзор за ними поручен волостному начальству». Тот же Маслов отмечал ухудшение здоровье Назимова.

Н.Ф.Заикин ещё в школе колонновожатых выказывал отличные математические способности. Находясь в Витиме под постоянным надзором волостного начальства, он был ограничен во всём и не мог найти применения своим способностям. Но однажды ему всё же представилась такая возможность. Весной 1829 года по Восточной Сибири путешествовали лейтенант норвежского флота астроном Дуэ и немецкий физик Эрман. Они входили в состав снаряжённой норвежским правительством научной кругосветной экспедиции, которая поручила лейтенанту Дуэ отправиться по Лене к северу для определения точного пункта магнитного полюса, а сама отправилась до Охотска, откуда через Тихий и Атлантический океаны вернулась на родину.

Лейтенант Дуэ посетил Вилюйск, Якутск и другие места ссылки декабристов. В Витиме он встретился с Назимовым, Заикиным и Загорецким. «Судя по письму Дуэ из Якутска в мае месяце, - писал в своих воспоминаниях М.И.Муравьёв-Апостол, - я убедился в живом и дружеском участии, какое он принимал в моей судьбе, равно и всех моих товарищей, поселённых вдоль по Лене, с которыми он успел сблизиться. Бестужев, Андреев, Веденяпин, Чижов, Назимов, Загорецкий, Заикин – все его полюбили, а последний, бывший хорошим математиком, по просьбе его взялся проверить сделанные им астрономические исчисления».

В конце июня 1829 года в Витиме проездом провёл несколько дней декабрист М.И.Муравьёв-Апостол, который был переведён из Вилюйска в Бухтарминск по ходатайству своей сестры. Здесь он встретился со своими товарищами Заикиным, Назимовым и Загорецким.

Встреча эта была необычайно тёплой и волнующей. Дорогого гостя угощали стерляжьей ухой, солёной рыбой, рябчиками и сохатиным мясом. Друзья с удовольствием продемонстрировали ему свои скромные «апартаменты», огород и дворовые постройки, показали слободу, посетили церковь. И говорили, говорили без умолку, делясь друг с другом новостями.

Витимские декабристы узнали от Матвея Ивановича, как он был осуждён по первому разряду, приговорён к смертной казни, которую «милостиво» заменили пожизненной каторгой. Однако приговор был снова смягчён, и его сослали в Якутскую область на поселение. Сначала арестанта доставили в Якутск, а оттуда – в Вилюйск, где он и находился с 14 января 1928 года по июнь 1929-го.

Матвей Иванович поведал друзьям о том, как организовал в Вилюйске частную школу, как обучал местных детей русскому языку и арифметике по составленным им же учебникам. Как принимал у себя в юрте, получается, их общего знакомого - члена Норвежской экспедиции лейтенанта Дуэ, которому подарил некоторые собранные им предметы, представлявшие научный интерес; как собрал в Вилюйске небольшую библиотеку, как изучал английский язык, занимался огородничеством; как, уезжая, отдал свою юрту больным проказой…

В ответ витимские затворники рассказывали о себе, о местных порядках, о том, как решились построить свой дом, чтобы чувствовать себя свободно и принимать гостей по своему усмотрению; о рыбной ловле, к которой они уже успели пристраститься; об огородничестве, о красоте местной природы; о том, как жадно тянутся крестьянские дети к грамоте…

Расставаться так не хотелось! На прощание Николай Заикин подарил Матвею Ивановичу стихотворение, написанное экспромтом:

«М.И.Муравьёву-Апостолу

Когда-нибудь, раскрыв в стране родной альбом,

Где чувств моих найдёшь оттенок слабый,

Ты вспомнишь край полночный, одичалый,

Где мы в изгнании боролися с судьбой.

И если мрак пустынь и скал Сибири дикой

Хоть лёгким облаком чело твоё затмит,

Пусть Аполлонов луч сменит его улыбкой,

И роковой фиал твой счастьем озарит.

Николай Фёдорович Заикин.

1 июля 1829 года. Витимск.»

В декабре 1829 года витимский голова Степан Плакутин, а с января по май 1830 года волостной голова Яков Корнилов указывают в рапортах, что «государственные преступники Назимов, Заикин и Загорецкий живут благополучно, занимаются чтением книг и прочими домашними обстоятельствами». В мае они «начинают посев огородных овощей».

19 апреля 1830 года мать Назимова подаёт прошение на имя Николая I, в котором умоляет монарха о соизволении разрешить провести сыну «остаток дней своих в лучшем климате Сибири», так как «теперешнее четырёхлетнее пребывание в самой пустынной и суровой северо-восточной Сибири, селении Витиме, совершенно расстраивает слабое здоровье его». Царь разрешил перевести Назимова в город Курган Тобольской губернии.

«Предписываю Вашему благородию, - пишет 12 июня 1830 года иркутский губернатор И.Б.Цейдлер киренскому исправнику, - по получении сего предписания немедленно отправить государственного преступника Назимова с благонадёжным урядником в Иркутск».

В июне 1830 года Михаил Назимов покинул Витим. Таким образом, в течение ровно двух лет на земле Витимской проживали сразу три декабриста. Михаил Александрович, несомненно, был в этой тройке лидером, инициатором разных дел, без него дом сразу опустел. Два Николая, с одной стороны, рады были за Михаила, а с другой, расставались с ним с тоскою в сердце. Три года и четыре месяца прожил М.А.Назимов на Витимской земле.

Впоследствии, в 1837 году, Назимов был переведен солдатом на Кавказ, где познакомился в Ставрополе с М.Ю.Лермонтовым. Назимов лучше других сумел рассказать Лермонтову о казни пяти декабристов. Дружба Назимова и Лермонтова продолжалась до гибели поэта. Храбрость и отвага позволили Назимову дослужиться до офицерского чина и вернуться на родину. Он прожил долгую жизнь и умер в возрасте 87 лет в своём родном Пскове.

Назимов отличался необыкновенными душевными качествами, добротой и чуткостью. «По своему уму и высоким качествам, серьёзности, прямоте характера, правдивости М.А.Назимов слыл и был каким-то мудрецом, которого слово имело для многих большой вес», - отзывался о соратнике декабрист А.П.Беляев.
«Михаил Александрович обладал многосторонним образованием, - вспоминал декабрист Н.И.Лорер, - читал много с пользою и постоянно встречал вас с приветливою улыбкою, которая очаровывала с первого же раза, а чёрные блестящие глаза так и говорили: «Не нужен ли я? Не могу ли быть тебе полезным?».

Начиная с 1 июля 1830 года, в рапортах витимского головы Якова Корнилова фигурируют две фамилии – Заикин и Загорецкий, которые «занимаются чтением книг и снисканием себе пропитания рыбною ловлею», домашним хозяйством. Под Новый год, 28 декабря 1830 года, Николай Заикин получил от родственников письмо и целый ящик книг.

Так прошло два долгих тоскливых года. Мало что изменилось в жизни двух декабристов: они по-прежнему, судя по рапортам, проживали благополучно, занимались чтением книг и «домашними обрядами». И не оставляли надежды вернуться в родные места, уехать из Витима вслед за Назимовым. Вот только одного из двух оставшихся Николаев Витимская земля в итоге так и не отпустила.

Весной 1833 года по Витимской волости чёрною волной смерти прокатился тиф. Для слабых здоровьем перенести эту болезнь было делом почти невозможным, а потому местный батюшка не успевал совершать обряды отпевания. Почувствовав на себе симптомы страшного недуга, слёг часто болевший в последнее время Николай Заикин. Забота, которой окружил его друг, облегчения не приносила. Больного лихорадило, сознание его то и дело расстраивалось...

22 июня 1833 года больной скончался на руках своего товарища.
«Киренский земский исправник, - докладывал 5 августа 1933 года генерал-губернатору Восточной Сибири Иркутский гражданский губернатор И.Б.Цейдлер, - от 20 минувшего июля донёс мне, что находящийся на поселении в Витимском селении государственный преступник Николай Заикин был одержим с 4 июня болезнью горячкой и 22 числа этого же месяца волею Божией помер».

Полгода Н.А.Загорецкий провёл в Витиме один – и это безрадостное существование ему показалось вечностью. В декабре 1933 года его перевели в селение Бурет. Таким образом, срок пребывания Николая Загорецкого на Витимской земле составил пять с половиной лет.
В 1838 году Николай Александрович был определён рядовым в Апшеронский полк и дослужился на военной службе до прапорщика…

Пожалуй, следовало бы увековечить память всех четырех декабристов, сосланных Николаем I в Витим, назвав их именами улицы поселка.

Сергей МОСКВИТИН.

Декабрист Николай Загорецкий после сибирской ссылки воевал в Отдельном Кавказском корпусе.

В начавшемся 2015 году в российской истории несомненно будет особо отмечена дата – 190 лет восстания декабристов на Сенатской площади в Петербурге. С именами многих из участников тех событий связана и история Ставрополья, поскольку в наших краях они проходили службу, сосланные на Кавказ рядовыми солдатами. Кто-то погиб в сражениях с непокорными горцами, кто-то смог ценой неимоверных тягот вновь обрести офицерский чин и в конце концов вернуться к родным. Известный ставропольский писатель-краевед Виктор Кравченко многие годы исследует судьбы декабристов, а сейчас работает над завершающей книгой трилогии о пребывании декабристов на Кавказе. Открывая серию публикаций, посвященных этим славным сынам Отечества, мы предлагаем вашему вниманию главу из новой книги В. Кравченко, в ней рассказывается о Николае Загорецком, после сибирской ссылки воевавшем в Отдельном Кавказском корпусе.

В те времена Нальчикская слобода представляла собой солдатские казармы, хозяйственные постройки и неровный ряд приземистых домиков, плотно примыкавших друг к другу. Чуть поодаль, на пригорке, несколько деревьев затеняли бревенчатую церквушку. Поселение опоясывал земляной вал, вдоль которого одиноко прохаживался часовой, здесь же бродили козы да в пыли возились собаки. За валом бежала речка, скрытая низовым кустарником, а дальше поднимался уступами к ближайшим горам густой лес. На площадке возле казарм стояла покосившаяся оплетенная вьюнком беседка, в которой полулежа отдыхал немолодой унтер-офицер Загорецкий, держа на коленях потрепанный томик в дешевом переплете. Знойное закатное солнце жарко припекало, освещая его смуглое, рябоватое лицо с седыми подстриженными усами.

Николай Александрович перелистнул страничку, захлопнул книжку, прикрыл глаза… Память вновь возвращала в московское лето 1812 года, когда он, 16-летний, записался в ополчение портупей-юнкером. Затем была учеба в московском заведении для колонновожатых и первое офицерское звание – прапорщик. Службу проходил во 2-й армии, был награжден орденами Св. Анны 4-й и 3-й степени, произведен в поручики. А в 1825 году Загорецкий стал членом Южного общества…

…Его и других членов общества выдал капитан Вятского пехотного полка Майборода. В доносе было 46 фамилий, в том числе П. Пестеля, полкового командира. После продолжительных четырех допросов, наконец уличенный, на очной ставке Загорецкий сознался, что принадлежал к обществу и знал цель – введение республиканского правления с упразднением престола.

Решением Верховного суда Загорецкого осудили по VII разряду к году каторжных работ с лишением дворянства. В январе 1827-го отправили из Петропавловской крепости в Сибирь. По отбытии срока в Читинском остроге в апреле 1828 года он был обращен на поселение в слободу Витим, а оттуда переведен в село Буреть Иркутской губернии.

На Кавказе тем временем шла война с турками. В рядах Отдельного Кавказского корпуса храбро сражались многие сосланные сюда декабристы, рассчитывая получить отставку и возвратиться в родные места. Загорецкий подал прошение на имя Николая I: «Удостойте, Ваше Императорское Величество, дозволить мне вступить под победоносные знамена Ваши в действующую армию, доколе суровость климата и душевная скорбь еще не лишили меня сил, солдату необходимых».

Быстрого высочайшего соизволения не последовало. И лишь зимой 1838 года Загорецкого все-таки переводят на Кавказ, вначале в Апшеронский пехотный полк, затем в Навагинский. Постоянное место жительства ему определили в станице Прочный Окоп, в 60 верстах от Ставрополя, на правом берегу Кубани. Там уже проживали декабристы К. Игельстром, А. Вегелин, М. Назимов, М. Нарышкин с супругой Елизаветой Петровной.

Летом рядовой Загорецкий участвует в составе Апшеронского полка в десанте на восточном берегу Черного моря. Следующий, 1839 год начался с подготовки к очередной экспедиции генерал-лейтенанта Н. Раевского. В приказе по главному отряду, отданном в Тамани 26 апреля, Раевский отмечал: «Вверенный мне отряд по Высочайшей воле должен быть перевезен Черноморским флотом для занятия Субаши и постройки там форта. Долина, где мы делаем высадку, покрыта вековым дремучим лесом, густо перевита плющом и диким виноградом. Местность пересечена несколькими оврагами. Между речками Субаши и Шахе возвышается гора, крутая и лесистая, но которая, господствуя над всеми окрестностями, должна быть занята для безопасности при строении форта».

Об одном из эпизодов десантной операции вспоминал декабрист Н. Лорер: «На правом нашем фланге трещала еще страшная пальба и беспокоила меня за Нарышкина, который там находился. Я пошел по направлению выстрелов и дорогой встречал многих раненых… Попавшийся мне знакомый офицер указал мне, где отыскать Нарышкина, которого я и нашел наконец с Загорецким у дерева. Последний заряжал ружье Нарышкину, а у Михаила Михайловича, сделавшего более 70 выстрелов, усы и все лицо были черны от пороху и дыму…».

В донесении от 7 июля говорилось: «3-й батальон Тенгинского полка в полном порядке быстро взошел на высоту и расположился на ней. Прежде всех взбежала пара стрелков, состоявшая из государственных преступников, рядовых Одоевского и Загорецкого. Они вдвоем бросились в кучу деревьев, где засело десяток черкес, сии последние, сделав на них залп, убежали…» (орфография оригинала. – В.К.).

В этот же день генерал-лейтенант Раевский докладывал командующему корпусом о выполнении задания. Сразу же начались работы по возведению форта Лазаревского.

А 15 августа в походной палатке форта Субаши (сегодня Лазаревский район города Сочи) в день Успения Пресвятой Богородицы на руках Загорецкого скончался поэт-декабрист А.И.  Одоевский, автор поэтического ответа декабристов Пушкину на его знаменитое «Во глубине сибирских руд», друг Лермонтова.

Летом 1840 года Николай Александрович также воевал за Кубанью. Все эти годы декабристы вели между собою оживленную переписку. В их письмах самой животрепещущей темой было производство в офицеры и выход в отставку. Не забывали они и товарищей, оставшихся на поселении в Сибири. М. Назимов так писал 21 декабря А. Бригену в Курган: «Однажды после ночного перехода на привале говорят, что нарочный с Линии привез почту в отряд. Спешу узнать, нет ли ко мне писем, не получу ли какой радости в тот день. Это было 8-е ноября. Вместо писем попадается мне в руки приказ, в котором прочитал производство Николая Ивановича Лорера в прапорщики, Нарышкина и Черкасова в юнкера, Загорецкого и Лихарева в унтер-офицеры. Можете себе представить, как эта новость была для меня приятна».

Экспедицию 1841 года уже унтер-офицер Загорецкий провел в Северном Дагестане, а весной 1842 года его перевели в укрепление Нальчик.

…Негромко ударил колокол. Июньский день заканчивался, и небо засветилось бледной вечерней желтизной. Николай Александрович поднялся и прошел в дом. Зажег лампу. Комната с выбеленными мелом стенами, простой мебелью солдатской работы при свете казалась уютнее. Придвинулся к столу и начал писать Нарышкину в Прочный Окоп: «Пользуюсь случаем писать к вам, почтеннейший мой Михаил Михайлович, несколько слов… Жизнь нальчикская так тосклива, так скучна, так однообразна, что, кроме прогулок верст в 10 поутру и вечером, несколько болтовни с Алексеем Ивановичем (Черкасов – декабрист. – Прим. авт.) и с князем Голицыным, ровно ничего не делаю, чтения ни у кого никакого нет, я было обрадовался, когда приехал Голицын к нам, в надежде, что у него, вероятно, найду каких-нибудь книг, не тут-то было, ровнешенько ничего!.. Часто, очень часто вспоминаю наш Прочный Окоп. Посетителей на курс (на Кавказские Минеральные Воды. – Прим. авт.) прибыло, говорят очень мало, иначе и быть не может, кто захочет теперь ехать на Кавказ, ежели им же столько удобств и выгод ехать за границу. Военный министр был в отряде на третий день после этого дела и, рассказывают, был очень любезен с Павлом Христофоровичем (Граббе. – Прим. авт.)... К нам, кажется, он не будет, да и что ему смотреть полуобвалившуюся крепостцу, с полсотни скверных хижин солдатских – вот все, что составляет Нальчик, прибыть же к нам надо проехать вброд семь бешеных речек и не раз подвергаться величайшим опасностям, чтобы сею жизнью рисковать по-пустому…».

Николай Александрович дописал последнюю строчку, откинулся на стуле. Пламя в лампе слегка подрагивало и потрескивало. Посмотрел в окно. На дальних горных вершинах затухал венчик уходящего дня. В долине сумерки легли плотной синевой. В казармах погасили огни, и слобода погрузилась в сон…

* * *

Р.S. «Русский инвалид» от 20 июня 1843 года напечатал: «Его Императорское Величество… соизволил отдать следующие приказы: производятся за отличие в делах против горцев. Навагинского пехотного полка подпрапорщик Нарышкин и унтер-офицер Загорецкий в прапорщики – оба со старшинством с 31-го августа 1842 года».

По этому поводу Елизавета Петровна Нарышкина писала из Прочного Окопа А. Бригену в Курган: «Загорецкий удостоен, он только что переправился в Таганрог, где стоят резервные Кавказские полки, чтобы провести там фронтовые учения, и после этого он наденет свои погоны».

В марте 1845 года прапорщик Загорецкий был уволен от военной службы и выехал в имение сестры Ольги в деревню Сумино Звенигородского уезда Московской губернии под надзор полиции. В 1847 году поступил на службу в Тульскую палату государственных имуществ и 19 лет являлся уполномоченным по размежеванию земель в Одоевском и Ефремовском уездах Тульской губернии. Затем поселился в Москве, в доме Н.Ф. Бахметева, своего товарища по училищу колонновожатых. Любопытное совпадение: Бахметев был женат на Варваре Лопухиной, той самой, которую с юности любил М.Ю. Лермонтов и любовь к которой, как известно, сохранил до конца своих дней.

Н.А. Загорецкий скончался в 1885 году и похоронен на Ваганьковском кладбище.

Виктор Кравченко.

Декабристы на Северном Кавказе .

Соловьева Н.Т.

Восстание 14 декабря 1825 года на Сенатской площади - кульминационное событие и итог движения декабристов -  важное звено в революционном процессе 19 века.
Декабристы были влиятельными и авторитетными среди своих современников. Русская культура для них была духовной и нравственной почвой.
Многие из декабристов окончили или  учились в Московском и Петербургском университетах, Царскосельском лицее - лучших учебных заведениях того времени, где витал дух <вольномыслия>.
После разгрома восстания к следствию по делу декабристов было привлечено 579 человек. Это был невиданный для России политический процесс.
Из 121 декабриста, осужденных Верховным судом, 36 - были казнены, остальные приговорены к различным срокам каторжных работ и ссылке,   разжалованы в солдаты. 120 человек  наказаны без суда по личному указанию Николая I : были заключены в крепости, разжалованы в солдаты, высланы, отданы под надзор полиции.
Позже император проявил <милость> и некоторым, отбывавшим каторгу или находившимся на поселении в Сибири, <повелел заменить холодную Сибирь на теплый Кавказ>.
В то время Северный Кавказ мало был обжит и освоен: Черноморию покрывали плавни и болота, она отличалась гнилым климатом, свирепствовала лихорадка. Продолжалась затянувшаяся Кавказская война. Служба в войсках Отдельного Кавказского корпуса, состоящего из Кавказской и Черноморской  линий, была трудной. Особенно тяжело жилось в плохо обустроенных  Черноморских береговых укреплениях.
В этой обстановке с 1826 года в войска  корпуса стали прибывать ссыльные декабристы. Уже к 1827 году  на Кавказе числилось более 2800 ссыльных солдат-декабристов. Что касается офицеров-декабристов, то некоторые сразу после суда были  разжалованы  и сосланы на Кавказ. Многих,  из отправленных  в <дальние гарнизоны>,  позже было приказано  перевести рядовыми в полевые полки Кавказского корпуса. Несколько декабристов, по прошению родных к императору, в знак <высочайшой милости>, из сибирской ссылки и каторги  были  также  отправлены сюда разжалованными солдатами.
Декабристы, прибывшие в Отдельный Кавказский корпус под командованием генерала А.П. Ермолова, встретили здесь теплый прием со стороны близких им по духу <ермоловцев>, так как такой пример подавал сам генерал. В последствии М.М. Пущин вспоминал, что когда по прибытии на Кавказ они с П.П. Коновицыным  явились для представления Ермолову, то застали у него в кабинете своего старого товарища - полковника Н.Н. Раевского, который, не стесняясь присутствия командира корпуса, бросился обнимать разжалованных в солдаты приятелей. <Тогда,  - пишет Пущин, - и Ермолов, вставая, сказал: <Позвольте же и мне вас обнять и поздравить с благополучным возвращением из Сибири:>.  После этого он просил сесть, предложил чаю, распрашивал о пребывании в Сибири. Нетрудно представить, какое впечатление произвел этот прием на ссыльных декабристов.
Однако, служба для декабристов на Кавказе была очень  опасной и сложной : кроме,  постоянных боевых столкновений с горцами, тяжелых природных условий и неустроенного быта, по требованию императора полковые командиры ежемесячно должны докладывать военному министру об их службе и поведении.
В 1827 году генерал Ермолов был отстранен от командования Отдельным Кавказским корпусом, но <ермоловский дух> поддерживался среди военных. Явное же улучшение службы декабристов наступило с назначением командующим корпуса генерал-лейтенанта А.А.Вельяминова (1831-1838 годы),   который постоянно был внимательным, доброжелательным к декабристам, готовым оказать им помощь, хотя это было небезопасно для самого командующего.
Следует отметить, что декабристы, участвующие в боевых действиях на Кавказе, находились в двойственном положении. <Признаюсь,- писал В.С. Норов,- я шел в бой за дело, которое мне было совершенно чуждо : Я был тем более далек от того, чтобы считать горцев своими врагами, я всегда восторгался их героическим сопротивлением>.
Декабристы являлись выразителями не только прогрессивных политических воззрений, но и передовых военных идей своего времени.  Они отличались высоким уровнем военно-теоретической подготовки и большим практическим опытом. В службе на Кавказе они проявляли военное искусство и демонстрировали в сложных горных условиях высокие образцы боевого мастерства. Среди солдат они показывали примеры отваги, смелости, готовности к взаимной выручке, что давало возможность им сблизиться с солдатской массой, найти путь к солдатскому сердцу. Офицеры-декабристы видели в солдате человека, гражданина, сына народа - это качество отличало их от большинства других командиров русской армии. < Кто видел солдат только на разводе, тот их не знает: Надо спать с ними на одной доске в карауле, лежать в морозную ночь в секрете, идти грудь с грудью на завал, на батарею, лежать под пулями в траншеях, под перевязкой в лазарете :, чтобы узнать добрый, смышленный народ наш :>, - писал    А. Бестужев-Марлинский, который знал этот народ не понаслышке. С 1829 года, переведенный рядовым  на Кавказ, он участвовал в походах А.А. Вельяминова с Кубани к Геленджику, в 1834-1836годах служил в гарнизоне Геленджикской крепости. В разное время службой или пребыванием в Геленджикском укреплении связаны декабристы Н.А. Загорецкий, К.Г. Игельстром, Н.И. Лорер,  С.И. Кривцов, М.А. Назимов, М.М. Нарышкин, В.С. Норов.
Об их жизни здесь не сохранилось подробных сведений.  Поэтому ценными являются  записи французского путешественника Фредерика Дюбуа де Монперэ, в 1833 году в течение двух недель прожившего в Геленджикском укреплении.  В книге <Путешествие вокруг Кавказа>,  он рассказывает о своей встрече на Черномории с неким солдатом, которого ему направили для   сопровождения и быть переводчиком. Путешественник восхищается солдатом, его знанием французского языка, светскими манерами и другими качествами высокообразованного воспитанного человека. Этим рядовым оказался писатель-декабрист Сергей Иванович Кривцов, которому, как и А. Бестужеву-Марлинскому не раз довелось участвовать в походах  с Кубани в Геленджик. Жизнь С. Кривцова была также полна тягот и невзгод. Как он сам писал, самая высокая награда, которой он удостоился за одну из экспедиций, - это <два фунта говядины, две чарки вина и два рубля ассигнациями>. За преданность службе,  смелость и отвагу только  15 ноября 1837 года Сергей Кривцов,  наконец получил  чин офицера и стал служить преимущественно в Ставрополе.
Примерно в то же время, когда Сергей Кривцов покидал Черноморию, сюда под усиленной охраной направлялись декабристы Н.И. Лорер, А.И. Черкасов, М.А. Назимов. В прошлом полковник, Николай Иванович Лорер,  отлично знал военную службу, а общая судьба сблизила его с солдатами, особенно в походах по Черномории, в том числе в Геленджикское укрепление. Только через три года изнурительной солдатской службы Н.И. Лорера произвели в прапорщики.
Жизнь и служба практически   всех декабристов на Кавказе была одинакова сложна и трагична.  Разжалованные декабристы, принимая участие в боях с горцами, проявляя храбрость, смелость, выносливость, не имели шансов на выслугу, так как их боевые отличия к наградам и повышению в звании фактически не рассматривались. Лишь 20 сентября 1835 года Военным министерством был издан приказ <О дозволении употребить в экспедиции противу горцев находящихся в Кавказском Отдельном корпусе лиц прикосновенных к возмущению 14-го декабря 1825 года>. С этого момента у декабристов появилась надежда получить за боевые отличия низший офицерский чин прапорщика и спустя некоторое время, если проявит благоволение император, выйти в отставку и живым вернуться домой.
Декабристы своим здоровьем и кровью старались заслужить  это право на возвращение, но жизненный путь многих так и закончился на Кавказе. В боях с горцами здесь погибли: И.Бурцев, Б. Бодиско, А. Берстель, В.Лихарев, А. Войнилович, А. Миклашевский, А. Бестужев-Марлинский,  многие умерли от ран и болезней.
Декабристы были <богатырями,  кованными из чистой стали>, сказал о них А.И. Герцен, что означало стальную верность патриотическому долгу, революционным идеалам. Духовным знаменем декабристов был гуманизм. В образе декабристов освободительные идеи соединялись с их высокими моральными качествами, они желали мирного присоединения Кавказа к России.  Писатель-декабрист А.А. Бестужев - Марлинский, хорошо знавший жизнь и обычаи на Кавказе,  написал: <Дайте Кавказу мир и не ищите земного рая на Ефрате. Он здесь>. В этих словах Александра Александровича есть что-то символичное, предсказывающее и завещающее нам, будущим жителям этого благодатного края, чтобы мы берегли его историческое наследие и сохраняли эту неповторимую красоту природы.

Тесно связан с дубенским краем был декабрист Николай Александрович Загорецкий. Он происходил из дворянского рода. В Смоленской губернии находилось имение его отца. Мать - Наталья Васильевна Крутикова, бывшая московская купчиха.

В 1849 г. Николай Александровна был определен уполномоченным от казны по полюбовному размежеванию земель в Одоевском уезде, в состав которого большей частью входила и дубенская сторона. 19 лет он прослужил в этой должности, с твердостью отстаивал интересы не только помещиков, но и крестьян, ответственно подходил к выполнению возложенных на него обязанностей.

Профессиональный подход к самой различной деятельности отличал Николая Александровича среди других уже с момента поступления на службу. В 1817 г. после того, как он прослушал курс лекций в Московском университете и окончил Московское учебное заведение для колонновожатых, впереди открывались перспективы быстрого карьерного роста. Собственно говоря, все так и начиналось.

В 1817 г. он - прапорщик в Главной квартире I армии, в 1819 г. - участник топографической съемки Подольской губернии, награжденный за сей труд орденом Анны III степени. В 1821 г. Николай Александрович - подпоручик, а спустя пару лет пожалован чином поручика. Это восхождение могло быть продолжено, но...

В уже упоминавшееся Южное общество, ставившее целью свержение самодержавия в России, Загорецкий вступил в 1825 г. Приказ о его аресте последовал 30 декабря того года в разгар следствия по делу декабристов. Через два дня Николая Александровича арестовали в Тульчине и доставили в Петербург, поместив в Петропавловскую крепость. После продолжительного запирательства на четырех допросах он, наконец, уличенный на очной ставке, сознался, что принадлежит к Южному обществу и разделяет идею введения республиканского строя с упразднением престола в России. Однако активных действий никаких не оказывал, на Сенатскую площадь не выходил. Разве что был посыльным из Тульчина к полковнику Леманну с известием о смерти Александра I, чтобы данное сообщение было передано Пестелю, готовившему государственный переворот.

По приговору Верховного уголовного суда Н.А. Загорецкого осудили к лишению чинов и дворянства, а также к двухлетней ссылке в каторжную работу. Правда, высочайшим указом от 22 августа 1826 г. срок был сокращен наполовину. Полностью избежать наказания не удалось.

В Читинском остроге, куда Николая Александровича доставили 10 апреля 1827 г., на него составили следующее описание: "...лицо смуглое, несколько рябоватое, глаза карие, нос длинный, острый, волосы на голове и бровях темно-русые и на левой стороне лба небольшая впадина".

По отбытии срока в апреле 1828 г. Загорецкого определили на поселение в слободу Витим Иркутской губернии, отсюда в декабре 1833 г. перевели в с. Буреть. Позднее Николай Александрович воспользовался возможностью возвратиться на военную службу. В качестве рядового он поступил в Апшеронский пехотный полк, расквартированный на Кавказе. Уволился в 1845 г. в чине прапорщика, пожалованного за отличие в делах против горцев.

Последующие 19 лет декабрист Загорецкий занимался межеванием дубенских земель. Затем поселился в Москве, где и умер.

(Из статьи газеты «Наследие» от  12 января 2007 года. Автор статьи: учитель истории  Ю. Постельняк).