Письма Юшневских

1

"Письма декабриста Алексея Петровича Юшневского и его жены Марии Казимировны из Сибири", публ. В. П. Голубовского, Киев, 1908 г.

[Мария Казимировна - Семену Петровичу.]

23-го Мая 1830 года. Нижний Новгород.1

Любезный и Милый Брат, Семен Петрович!- 18-го числа выехала я из Москвы в Сибирь и никак не успела написать к Тебе, мой друг.- Недели две пред моим отъездом я провела в большом беспокойстве: из кареты в карету переседала, так что у меня назначены были часы, в котором должно было прислать и куды. Я желала как можно поспешить с моим отъездом, а между тем в Москве почти со всею знатью познакомилась. Любезный Семен Петрович! дни, проведенные в сем городе, никогда не будут забвенны в моей жизни: Я столько ласк и благодеяний получила в Москве, что без слез благодарности не могу вспомнить. Ты знаешь все мои способы, с какими я выехала из Тульчина, и знаешь тоже, что я последнюю шубу и ложки серебряные продала, чтобы мне доехать в Москву. Я еду теперь в Сибирь, имея все, что только мне нужно. Даже все искуплено для хозяйственного заведения, как то: посуда и прочее. Брату твоему купила все, что только ему необходимо: и сукна везу с собой, и платье летнее здесь ему сшила, сапоги, платки шейные, все, что он может только в чем нуждаться, я ему привезу. Себе сделала, наилучше сказать, дали мне весь гардероб платьев, летних - для дороги, и там носить. Дала мне Катерина Федоровна [Муравьева]2 коляску, за которую заплатила 300 р[ублей] с[еребром] и которая сделана на заказ лучшим мастером в С[анкт]-Петербурге. Одним словом, она меня так проводила в дорогу, что если бы я была ее дочь любимая, она не могла бы больше входить во все подробности и во все мои надобности. Человека я имею с собой очень хорошего с женою, которому плачу 200 р[ублей] с[еребром] в год. Оба они очень добрые и верные люди, которые, наверное, сберегут и меня и все мое имущество в дороге. Человек сей дан мне княгинею Шаховской в услужение, т. е. отпущен ко мне в услужение. Человека сего и его жену она очень хвалила и с трудом с ним рассталась, но сделала сие пожертвование для женщины, которая в такой дальний путь идет. Вот, мой друг, невесты! Что за милые княжны, какие прекрасные собою, какие добрые, милые и как воспитаны! Дай Бог тебе такую невесту: тогда бы ты с своим добрым сердцем много делал добра ближним. Если ты будешь когда-нибудь в Москве и увидишь графиню Потемкину, вспомни ей обо мне: как она будет довольна, чтобы говорить с тобою обо мне.

М.К. Юшневская

Я ей обещала, что когда ты будешь в Москве, то непременно у нее будешь, чтобы изъявить ей всю мою благодарность за все ее дружеские ласки, оказанные мне. Нарышкину, Шереметеву, княгиню Голицыну, урожденную Нарышкину, Авдотью Михайловну,- всех сих дам обожаю на всю мою жизнь. Как бы я желала, чтобы ты теперь увидал мой альбом! Друг мой любезный, Семен Петрович! Я столько была счастлива в Москве, что никогда еще в моей жизни: нигде меня столько не ласкали и не любили. Бог чудеса показал надо мной, очевидно! Представь только себе, что я без гроша приехала в Москву и нуждаясь во всем, и в так короткое время и с такими выгодами проводили меня из Москвы в такой путь! Чудеса Бог показал надо мною! Они все сами говорили: "Очевидно, Бог помогает тебе и благословит путь твой". Ты знаешь, что мне M-me Posnikoff только и дала, что четыре тысячи рублей и то в счет процентов Сониной суммы. Можешь судить, что бы я могла сделать, если бы я грош из сих денег издержала, а экипажа никак бы не была в состоянии купить, и человеку 200 р[ублей] с[еребром] заплатить в год.... Я бы с обозом непременно отправилась, если бы Бог не послал мне благодетелей.... Ты видишь, любезный брат, Семен Петрович, что еду я со всеми выгодами, дано мне все, что только нужно для тамошнего хозяйства; и одета, и обута, но что я там буду есть, остается о сем подумать тебе несколько. Как скоро получишь письмо сие, постарайся непременно выслать брату твоему, Алексею Петровичу 500 р[ублей] с[еребром]... Я для себя ничего не прошу и никогда не обеспокою тебя моей просьбой никакою. Первая моя и последняя просьба к тебе - выслать мне две дюжины чулок бумажных. Дюжина лучших стоит в Тульчине 25 р[ублей]. Сим одним только и нуждалась. Здесь я никак не могу купить: нельзя достать. Деньги необходимо нужно выслать 500 р[ублей] с[еребром]. брату твоему. Оттоль я буду писать к тебе, и будь уверен в честном слове, которое дано тебе теперь, что без самой крайней нужды я не попрошу у тебя для брата твоего ни копейки. Я посвящаю всю жизнь мою для него и, покуда я имею силы, буду стараться доставить ему все выгоды и буду стараться, чтобы он никак не видал сего моего усердия, чтобы его не мучило сие. Будь уверен, что если я даю слово, исполню его во всей точности, и если я однажды скажу себе, что во что бы то ни стало я предпринимаю такую-то обязанность на себя, исполню ее в точности. Друг мой, возврати ты мне дружбу твою: я в полной мере заслужу ее. Всю жизнь посвящу мою для мужа моего, сделаю его спокойным и счастливым, приехав к нему. С твердым и решительным намерением иду к нему, чтоб жить единственно для него, чтобы каждую минуту посвятить жизни моей для него одного. Будь уверен, что приезд мой будет для него облегчением в его мучительном положении и сделает его счастливым. В последнем письме пишет княгиня [Мария Николаевна Волконская 3] к Муравьевой Катерине Федоровне, что муж мой весьма в дурном положении только и живет одним воспоминанием обо мне, ожидает меня с таким нетерпением, что они очень боятся о его здоровьи, которое чрезвычайно расстроено; и так печалится поминутно обо мне, что они не знали, что с ним делать. Несколько дней не получил письма от меня, то князь Сергей [Григорьевич Волконский] боялся видеть его отчаяние. Он все говорит: "Что вы не хотите мне сказать: моя жена умерла; не скрывайте от меня сего удара: пусть я знаю мою решительную судьбу; жены моей нету уже на свете? скажите мне, умоляю вас". Все только и говорит и думает, что я верно уже не существую. Так нетерпеливо ожидает меня, что трудно описать его положение. Все, кто только читал письмо сие в Москве ужасно плакали. Княгиня Марья Николаевна заклинает на все на свете Катерину Федоровну употребить все силы, чтобы помочь мне в делах моих, как только я приеду в Москву, и чтобы я скорее выехала. Правда, что Катерина Федоровна ничего не упустила, чтобы ускорить мой отъезд и чтобы проводить меня со всеми выгодами в дорогу. Дай ей Бог здоровья и награди ее Бог, добрую старушку, почтенную! Часы в закладе у почтмейстера Романенки брата твоего. Ради Бога, сделай дружбу для твоего брата, постарайся выкупить их за 300 р[ублей] с[еребром] - золотые, карманные, а столовые пусть продает Романенко. Ради Бога, если ты только можешь сие сделать для твоего брата, сделай милость, не откажись! По крайней мере, если сего сейчас сделать не можешь, напиши тотчас Романенке, что со временем сделаешь сие. Я сама буду просить его, чтобы удержал он часы сии, это мужа моего любимые. Когда только выкупишь их, тотчас пошли к К[атерине] Ф[едоровне] Муравьевой в Москву: она мне перешлет их в Иркутск, она каждую неделю непременно посылку отправляет детям и невестке. Впрочем, надо только уложить хорошенько, и оттоль послать можно самому тебе. Курительного табаку турецкого я купила здесь, но знаю, что будет недоволен: шафран настоящий. Чем богата, тем и рада: здесь лучшего не могла я достать. Как приеду в Иркутск, напишу тотчас тебе. Пожалуйста, любезный мой Семен Петрович, не оставляй твоей помощи моей матушке. Бог тебя никогда не оставит, если ты будешь добрым для старухи, которая совершенно осталась одна, без призрения и помощи. Дай ей одеяние, какое только ей нужно. Заклинаю тебя на дружбу, которую ты всегда к брату твоему [В оригинале слово пропущено. - прим. Голубовского]. В моей же благодарности не сомневайся никогда: я умею чувствовать, как никто, благодарность и всегда от всего сердца благодарна. Если ты был совершенно ожесточен противу меня, забудь все, возврати мне дружбу твою и возьми мое честное слово, что в полной мере буду достойною твоей братской любви и дружбы. Вспомни иногда прошедшее время, отдай мне справедливость, что я всегда имела доброе сердце. Люби брата твоего Алексея, жалей его и думай о нем часто: он с детства твоего показывал всегда всю нежность братской любви к тебе и дружбы. Сделай милость, вышли 500 р[ублей] с[еребром]: это нужно, необходимо, на первый случай, как туда приеду, чтобы твоего брата не огорчил мой приезд, что не успела приехать и нуждаешься. У меня останется рублей 500 с дороги, а там ты надошли. Потом я уведомлю тебя, как обещала, что без самой крайней нужды не буду у тебя просить. Может, мне Бог даст здоровье и силы, буду работать и доставлю ему все выгоды. Притом же, и там найду благодетелей: Бог милостив! Прости душа моя, друг любезный, Семен Петрович! Прости, мой брат, которого я во всю мою жизнь любить не перестану.

Моли Бога о твоем брате, и обо мне и вспомни иногда твою сестру, Марию Юшневскую.

Забыла сказать, что мне сопутствует нянька, которую посылают для княгини Волконской, Полька, и дормез для княгини, и я имею два экипажа: коляску и карету.

Узнавши о моем проезде, супруга здешнего губернатора, Екатерина Ивановна Бибикова, приехала ко мне и увозит к себе обедать и письмо сие взялась отправить сама к тебе. Как Бог печется обо мне! Такая ласковая, добрая. Дай Бог ей здоровья! После обеда я с нею пойду к матери Крюковых.

Екатерина Ивановна Бибикова - родная сестра Апостола Муравьева 4. Муж ее здесь губернатором, и оба предобрые, премилые люди. В воскресенье буду, надеюсь, в Казани. Сегодня пятница. - Отдай записку моей матушке и поцелуй ей ручку от меня.

Adieu, mon shere Simon, adieu. [Прощай, мой дорогой Семен, прощай]

ПРИМЕЧАНИЯ

1 В начале 1829 года Мария Казимировна Юшневская получила разрешение ехать к мужу в Сибирь, письмо написано уже с дороги

2 Екатерина Федоровна Муравьева (1771 - 1848), мать декабристов Никиты и Александра Муравьева, много помогала ссыльным декабристам и хлопотала об облегчении их судьбы.

3 Княгиня Мария Николаевна Волконская (1805 —1863) – жена декабриста князя Сергея Григорьевича Волконского, последовала за ним в Сибирь одна из первых. Огромная часть переписки декабристов велась именно через нее – самим декабристам было запрещено писать.

4 Екатерина Ивановна Бибикова (1795-1861) – урожденная Муравьева-Апостол, сестра декабристов Матвея, Сергея и Ипполита Муравьевых-Апостолов. Ее муж Илларион Михайлович Бибиков (1793-1860) с 1829 по 1831 год - нижегородский губернатор.

3

"Письма декабриста Алексея Петровича Юшневского и его жены Марии Казимировны из Сибири", публ. В. П. Голубовского, Киев, 1908 г.

[Мария Казимировна - Семену Петровичу]

13 Декабря 1830. Петровский Завод

Любезнейший Семен Петрович, брат твой поручил мне сказать тебе, что он совершенно здоров, кроме обыкновенной его боли в пояснице; очень огорчается, что четвертый месяц не имеет никакого известия о тебе. В последнем письме твоем ты обещаешь вслед за сим выслать еще денег. Очень бы ты хорошо сделал, если бы сдержал твое слово. Мы бы не были в крайности, какую теперь терпим. Ты знаешь мои средства, с какими я выехала из Москвы. Сюда приехав, я имела непредвидимые издержки. Алексей Петрович с другими своими товарищами переведен в Петровский завод из Читы. Дорога сия продолжалась полтора месяца, и я должна была издерживать лишнее, имея людей с собой, которые от наводнения были раскиданы. Я спешила к мужу и пробиралась на лодке, чтобы скорей его увидеть, а человек мой жил долго, покуда ему была возможность приехать, на почтовой станции. Сюды приехав, хотя мне и дозволено жить вместе с моим мужем в его заточении, но невозможно не иметь квартиры, в которой живут мои люди, готовят нам есть и белье стирают. Я потому все подробности тебе говорю, чтобы ты видел, что мы не желаем (ничего?), кроме необходимого. Для сего-то мы нанимали избушку, за которую в месяц платили 25 р[ублей] с[еребром]. Расчев, что лучше купить избу, чем платить дорого за наем, мы решились, и я заплатила за избу мою 800 р[ублей] с[еребром], заняв деньги, но надо издержать непременно еще, по крайней мере, 400, чтобы возможно было жить в ней; посему ты можешь судить, как здесь дорого завести хозяйство. Когда будет отделана моя изба, то, на случай моей болезни, буду иметь я одну комнату для своего отдохновения, а через сенцы - другая комната, в которой кухня, и живет в ней моя стряпка. Дрова здесь хотя недороги, однако в зиму порядочно будет стоить. Любезный друг возьми все сие во внимание и постарайся вывести меня из долгу здесь, а когда уже устрою все, тогда меньше буду иметь требований. - В письме твоем последнем ты говоришь брату, что вслед за оным вышлешь ему 1000 рублей. Весьма бы одолжил, если бы обещание свое исполнил, но нельзя тебе, видно, было сдержать слова; но не худо было бы написать хотя к брату и быть уверену, что в его заточении письма твои для него большой отрадой. - Брат твой просит тебя, чтобы ты заказал Некишу сделать для меня один гроденаплевый капот, черный на вате, утрешний, как он бывало для меня шьет, и у него мерка моя есть, только гроденапль чтобы не был узкий, а широкий, и черный цвет, впадающий в стальной, а русский узкий граденапль весьма непрочен и очень скоро рыжеет. Да одно такое же черное для меня платье, только шитое с фалдами, карманами и не под шею: я не люблю под шею летом платья.

Некиш знает, как я люблю. У него закажи, и все сделает хорошо. - Каждый год. И на целый год никаких для меня других посылок не надо делать. Если можно, и успеет к Светлому Воскресению сия посылка, очень тебе буду благодарной. Алексей Петрович больше будет рад моему черному капоту, как я: он меня в таком оставил и любит меня в сей одежде, да и я сама люблю черный цвет. Алексей Петрович, надеюсь, вскоре получит свое платье, о котором тебя просила для него. Он курит очень мало нонче табаку: не может другого курить, как турецкий, крепкий. Как ты знаешь, я ему мало из Москвы привезла, то он бережет, но уже на исходе и тот. Не будешь ли ты богат, поделись с ним курительным табаком. - Прощай, любезный Семен Петрович, и извини, что столько требований в сем письме написала. Исполни, что можешь и что хочешь, и будь уверен, что брат твой любил тебя не из выгод или каких-либо видов, потому что он никакой в том надобности не имел, и теперь точно так любит тебя. Я с моей стороны много раз доказала тебе, что моя дружба к тебе была всегда безо всяких условий, и потому чувство в сердце моем сохраняется к тебе всегда одинаково, хотя и много неприятностей было у нас с тобой друг от друга. Все забыть надо каждому из нас и находить величайшее утешение в дружбе нашей, которая не должна быть изменною. - Прости, душа моя, любезный брат Семен Петрович, желаю, чтобы твои именины и рождение провел ты весело, с которыми поздравляю тебя. Письмо сие, я думаю, к тому только времени дойдет до тебя. Прощай, любезный, поцелуй ручку моей матушке за меня и скажи ей, что я и муж мой здоровы.

Всегда преданная твоя сестра и лучший твой друг Мария Юшневская.

5

"Письма декабриста Алексея Петровича Юшневского и его жены Марии Казимировны из Сибири", публ. В. П. Голубовского, Киев, 1908 г.

[Мария Казимировна - Семену Петровичу]

25 Марта 1832. Петровское

Любезный Семен Петрович!

Давно поджидаем мы письма от тебя, но каждая почта обманет нас. С сею почтою не пишу тебе много, потому что я устала, и потому что много писем надо было написать, а у меня грудь болит. Хочу только успокоит тебя, что брату твоему лучше. У нас погода была чудесная несколько дней, а теперь ветры ужасные и пасмурные дни. В такое время брат твой обыкновенно бывает хуже, а я совсем расстроюсь, поминутно зябну, головною болью мучусь, и грудь болит несносно. - Счастье, что у нас домик теплый, но все, кажется, продувает сквозь стену. Я по утрам до обеда обыкновенно бываю всегда дома, потом иду в каземат, там и ночую, а когда бываю я больною, что не в состоянии ходить, то несколько времени остаюсь дома, и мужу моему позволяют быть со мною. Но как только мне лучше, опять отправляется в каземат. Я теряю пропасть времени в переходах и не могу заняться работою серьезною, которая доставила бы мне удовольствие. Если Владимир еще гостит у тебя, поклонись ему от меня. Он брату никогда не пишет, и право нельзя его похвалить за это. Каждый свои обязанности должен исполнять свято, несмотря ни на что, а он должен бы всегда показывать внимание старшему брату, которого он, кажется, привык уважать. Это же не трудно и не стоит никаких пожертвований - написать письмо. Этим, по крайней мере, доказать можно, что он помнит, что брат его существует. Я говорю сие дружески, в надежде, что Владимир увидит, что я справедлива. Впрочем, уроков давать не берут никому. Охотно сама принимаю добрые наставления, когда мне их дают.- Пожелаю тебе от души, любезный и милый Семен Петрович, лучшего здоровья и душевного спокойствия, прошу тебя быть уверенным, что чувство дружбы и привязанности моей к тебе никогда непременно. Пиши нам чаще, друг мой, и помни, что письма твои доставляют отраду брату твоему в заточении. Вспомни, когда ты содержался в крепости и получал мои письма, что каждое слово, сказанное в нем, делало тебя более, нежели довольным, а брат твой вечно разлучен с вами, и один только твой почерк может его утешить и доставить минуты приятные и радостные.

Прости, любезный, всей душою любящая тебя сестра и друг Мария Юшневская.

7

"Письма декабриста Алексея Петровича Юшневского и его жены Марии Казимировны из Сибири", публ. В. П. Голубовского, Киев, 1908 г.

[Мария Казимировна - Семену Петровичу]

З-го Сентября, 1832. Петровский завод.

Милый, любезный, друг, Семен Петрович! Брат твой здоров, не чувствует слабости, которая его ужасно томила, и поправился немного в лице, но боль по утрам бывает у него, особенно, под грудью. Вольф говорит, что это нервическая боль. Она его мучает днями и часто его беспокоит. Я почти всякий день имею такую же боль. И нельзя не расстроить здоровья, перенеся столько душевных потрясений. Я с твоим братом и теперь столько имеем причин огорчаться. Не говоря, что довольно уже нашего положения, погода у нас несносная: вчерась целый день шел дождь, и сегодня сырая и ветреная погода. Все лето, как ты по письмам моим видел, было у нас дурное. У нас начал хворать скот, и у меня бедной захворала корова. Жаль будет, когда пропадет. У нас очень вздорожал хлеб, и угрожают, что недостаток будет в хлебе: неурожай сей год. После получения денег от тебя, мой друг, мы половину употребили на уплату долгов в разные руки, исправили наш домик к зиме, заготовили дрова и заготовили сена. Но, может, корова у нас пропадет, тогда напрасно заботились. Как ни стараюсь я заводит помаленьку мое хозяйство, чтобы сим и издержки укротить, но нам ничто не удается, и способа нету достать порядочную бабу, которая бы смотрела за домом, а что укажешь пальцем и еще к тому настоишь, только то и сделано. Несносно скучно с здешнею услугою. Здесь бабы так пьют, что у нас редко мужика найдешь, одним словом, как в Хрустовой у тебя повар Гришка и Анисим портной. Ты посуди, что к сему и на руки нечисты, по большей части. И так теперь представь себе, мой друг, как должна я заботиться сама обо всем. Пожалей меня, а пособить моему горю, хоть бы ты и хотел, нельзя. - На днях брат твой играл в квартете на Альте. Сколько раз я вспоминала тебя и не могла удержаться от слез. Играли Фрейшюца 9 и Русскую Песню 10 с вариациями. Я хочу тебе сознаться, что я огорчила немного первую скрипку. Когда начали приставать, зачем я расплакалась, я сказала, что так сильно сфальшивила скрипка и так запищала, что у меня сделались спазмы. Разумеется, мне не поверили: одно самолюбие не допустило бы поверить сему, а к несчастью, у наших музыкантов с избытком его. Впрочем, виолончелист у нас успевает более других. Брат твой играет на Альте и в квартетах, надо ему отдать справедливость, читает очень твердо свои ноты. После завтра хочет он поиграть на фортепьянах со скрипкою. Вадковский очень хорошо и приятно играет, и он - первая скрипка, а Николай Крюков - вторая, можешь посему посудить, какой бедный музыкант [В книге примечание "Квартет? Фраза непонятная"]. И так, друг мой, из письма сего ты видишь, что иногда мы очень горюем, а иногда рассеиваем наше горе, хоть на несколько, часов. От Сонюшки скоро три месяца как не имею вовсе писем. Это меня ужасно огорчает, но делать нечего, как терпеть. Все твои знакомые очень, очень, тебе кланяются, все тебя помнят и любят. Даже и те, которые тебя не видели, охотно рады посвятить несколько времени для беседы с нами о тебе. Мой друг, из моих писем ты видишь, что я постоянно люблю тебя, с самых молодых лет твоих привыкла разделять чувства братней к тебе привязанности. Муж мой вселил в меня эти чувства: он любил всегда тебя со всею нежностью. Брат твой и я душевно тебя обнимаем и любим тебя всем сердцем.

Мария Юшневская.

ПРИМЕЧАНИЯ

9 Видимо, играются какие-то фрагменты популярной опера Карла Вебера «Фрейшюц»(1821) (Вольный стрелок).

10 Скорее всего – знаменитый романс Алябьева на стихи Дельвига «Соловей»