ОБЩИЕ ПОНЯТИЯ О НРАВСТВЕННОМ ВОСПИТАНИИ ГРАЖДАН СЕГО ОТДЕЛЕНИЯ

Какой есть, или, лучше сказать, какой должен быть, предмет нравственной части воспитания сего отделения? Вот что предлежит к разрешению.

Душа человеческая при рождении своем находится в таком же, так сказать, состоянии наготы, как и тело; она не имеет ни понятия, ни желаний; она ко всему беспристрастна, даже к нуждам своим. Способности чувствовать, мыслить, хотеть она имеет, но причины, разверзающие оные способности, находятся вне ее. Сии способности, сии силы не во всех равны, но все они во всяком человеке находятся. В то самое время, как рождается он на свет, они составляют часть его бытия. Дикий человек может одарен быть оными в высшей степени, нежели человек просвещенный; но отсутствие сих внешних причин, необходимо нужное для открытия оных, заставляет их, так сказать, оставаться в бездействии и без движения в одном, тогда как течение причин, со-единияющихся для открытия их, в другом возбуждают всю деятельность. Ньютон, может быть, был бы токмо неустрашимый стрелок, если бы родился между ирокоицами (Имеются в виду ирокезы - группа индейских племен., )и самый лучший стрелок из ирокойцев учинился бы Ньютоном, когда бы находился в тех же обстоятельствах.

Неравенство, существующее между одним человеком и другим, не столько происходит от первоначального неравенства, находящегося между способностями чувстовать, мыслить, хотеть, сколько от разности причин, соединяющихся для открытия оных. Сии причины суть те обстоятельства, в которых находится человек; и из сих обстоятельств те, кои происходят от воспитания, суть главные и, следственно, больше влияния на таковое открытие имеющие. Итак, предмет нравственного воспитания вообще состоит в том, чтобы приуготовить стечение обстоятельств, наиболее удобнейших к открытию сих способностей, соответственно назначению каждого человека и пользе обществу, коего он член.

Цель сего отделения в том, чтоб быть полезну обществу посредством приобретенных познаний искусства военного. Польза же общества состоит в том, чтобы найти в них в военное время неустрашимых защитников, а в мирное - рачительных граждан в усовершенствовании знания своего и должности, возбуждаемых страстями, удобными привести к добродетели, к уважению законов и к чувствованию отвращения к самомнению или гордости, к которым кажется, как уже сказано было выше, сей разряд людей беспрестанно стремится.

Итак, предмет нравственного воспитания каждого человека сего отделения есть соделать стечение обстоятельств удобнейшим к открытию их способностей относительно к сему назначению и пользе обществу. Определив предмет, постараемся рассмотреть средства.

О ПРИМЕРЕ

Человек есть животное подражательное. И в самом деле, из всех родов животных люди по физическому своему расположению и большему совершенству чувствительности наиболее расположены ко взаимному друг другу подражанию. Сие подражание есть род нужды, обнаруживающейся с самого младенчества, которою воспитание должно воспользоваться для выполнения предмета, к коему природа, по-видимому, оное предназначила. Главный попечитель, нравственный надзиратель и наставники суть образцы, которые закон должен противопоставлять детям сего отделения в предлагаемом нами здесь начертании воспитания. Они должны споспешествовать сему предмету беспрестанными примерами правосудия, человеколюбия, кротости, снисхождения, трудолюбия, ревности ко благу, признательности к отечеству, почитания законов. Присутствие детей будет им напоминать о важности их звания и побуждать к оказанию во всякое время в поступках своих той благопристойности и кротости, каковые внушить может сила примера и подражания.

Почему необходимо нужно, чтоб сделано было особенное предписание наставникам, которое должно быть сообщено и объяснено им нравственным надзирателем, прежде нежели вверена им будет важная сия должность, и оное надлежит напомнить, по крайней мере, два раза в месяц согласно с предписанными законом правилами. Мы предполагаем, что нравственный надзиратель совершенно уже сведущ в своих должностях и в тех обязанностях, кои непосредственно от него зависят.

Он должен остерегаться делать когда-либо выговор в присутствии воспитанников наставнику. Если кто-либо из них окажется недостойным или неспособным к отправлению ввереной ему должности, то должен он уведомить о том главного попечителя воспитания и ожидать от него повелений.

Если потребно будет произвести каковую-либо перемену, то она должна быть учинена со всевозможною скоростию, какую токмо обстоятельства допустить могут. Если худое поведение наставника будет известно воспитанникам его, то исключение его должно им быть объявлено; если ж не знают они проступка его, то также не должны знать и наказания за оный; надобно, чтоб они были в том мнении, что наставник добровольно отказался от должности, которую оставить имел он справедливую и лестную причину.

Попечитель воспитания должен тщательно смотреть за поведением наставников, примечать, исполняют ли по предписанию, и наставлять их в случае, когда примечена будет в том нужда.

Главнейший аспект наставлений относительно к наставникам состоит в том, чтобы научить их тому, каким образом должны они ответствовать на вопросы, каковые могут предложены быть от детей о различных предметах, могущих возбудить в них любопытство. Поелику величайшая польза сего начертания общественного воспитания есть та, чтоб избавить детей от влияния заблуждений, дабы истина могла с большею силою впечатлеться в душах их, а как мы не предполагаем, чтобы наставники были готовы совершенно ко всякому сделанному детьми вопросу, чтобы могли дать детям истинные и справедливые понятия обо всем том, что может возбудить в них любопытство, то мы почитаем, что лучше предпочесть молчание, нежели с отважностию делать необдуманные или непристойные летам их ответы.

Во всякое время, когда ученик предложит наставнику вопрос, разум его превосходящий, то сей должен советовать ему, чтоб он вопросил о сем нравственного надзирателя, а самому чистосердечно признаться, что он не в состоянии удовлетворить оному. Сей способ доставит вдруг две величайшие пользы: он предупредит принужденную заразу предрассудков и заблуждений и, дав детям полезный пример к уважению, каковое должно иметь к истине, приобучит их не столько стыдиться невежества, сколько заблуждения.

Но дабы произвести самую величайшую пользу от общественного воспитания, то главный попечитель должен обратить всех при оном училище находящихся, как-то: надзирателей, наставников и домашних служителей, к сему великому предмету равенства в юношестве, из различных состояний составленного. Они будут к тому способствовать примером своим, поведением и разговорами. Они оказывать будут презрение гораздо сильнейшее, нежели наказание, всегда, когда произойдет между воспитанниками какой-либо спор о знатности породы; они споспешествовать будут к тому совершенным равенством и одинаковостью попечений и стараний, предупреждая всякое впечатление, могущее возродиться о преимуществе и отличии, избегая всякого пристрастия,- словом, способствовать будут всеми возможными к тому средствами, дабы утвердить сие желаемое между различными состояниями соединение.

Другой предмет, о коем должно нам упомянуть, есть учтивство и честность поведения. Поелику учтивость есть по необходимости главнейший предмет воспитания детей, назначенных жить в обществе, то не должно упустить оного в начертании воспитания сего отделения. Оное должно произойти больше от примера, нежели от правил; должно более возложить сие попечение на нравственного надзирателя (Дабы возродить сию необходимую в благородных людях учтивость, надобно, чтоб главный попечитель и нравственные надзиратели были в таком состоянии, чтоб могли иметь каждое воскресенье обоего пола собрания, на кои дети разных возрастов, бывши приглашаемы, приучались к обхождению, к учтивости, к той людскости (полагая, что воспитанники из училища во все продолжение воспитания к родственникам не отлучаются), каковых они не могут иметь между собою. Хорошо бы сделать для них чрез месяц такие публичные собрания, где бы они могли свободно видеть своих родителей, знакомых и пр., говорить с ними, со всяким танцевать и приучаться таким образом к образу светской жизни; надобно, чтоб смотрители были всегда между ними, внимали бы, что они говорят, что от других слушают, кои по возвращении должны исправлять их погрешности, доводя их всегда до признания, что они действительно во время собрания говорили; из сего произойдет та польза, что дети не будут связаны в мыслях своих, привыкнут к откровенности и не будут подлежать никакому принуждению, зная, что, о чем бы они ни разговаривали, что бы ни делали, воспитатели, не осуждая, их исправят, поставляя их всегда на путь истины. Следовательно, нет нужды делать наряд вопросам и ответам для воспитанников, когда готовят их показать публике. )и наставников, как ближе к детям находящихся и, следственно, более способных к поправлению их погрешностей и к Представлению им примеров, по коим они должны образовывать себя. По сей-то причине одно из главнейших качеств каждого наставника сего отделения будет сия учтивость и сия честность в поведении, которые должен он примером своим сообщать своим воспитанникам, удаляя их равномерно от грубости и притворства. Когда в воспитанниках возродится по примеру сих наставников сия простота, сия приятная откровенность в обхождении, которые предполагают или невинность сего возраста, или последнюю ступень совершенства в науке жить с людьми, то они вступят в общество с большею удобностию и внушат к себе в оном больше уважения и дружества.
Чтение книг, которые должно предложить для воспитанников сего отделения

(Что чтение книг полезно, сие известно всякому и доказывать, распространяет ли оно свет или препятствует к просвещению,- значит предавать себя посмеянию; значит то же, если бы кто стал доказывать о солнце, что оно светит или свету не производит. Немного надобно доводов, чтоб показать истину в своем виде. Оставляя новейших любомудров уверять подобных себе, что просвещение не может быть от книг получаемо, предложим чтение, для просвещения и возвышения души удобное, и в книгах потщимся находить к сему пособие. Но будем и в самой пользе, согласно с г. Руссо, умеренны, ибо, как говорит он, «излишнее употребление книг умерщвляет учение и ни к чему другому не служит, как к произведению дерзновенных невежд». И в самом деле, сколько от учения отнимали книги в тех училищах, где библиотека открыта всякому, где позволено читать все, что в руки попадается, и молодые люди, никем более, как несозрелым, слабым рассудком, будучи руководствуемы и блуждая, так сказать, в пространстве различного рода писателей, редко останавливаются на прочных и непоколебимых основаниях, ибо хотя бы в собрании книг были и лучшие сочинители, но находятся из них многие друг другу противоречащие, отстранившиеся от правил общих, которые возникающий ум, читая без разбору и без предводителя, развлекается между их понятиями или принимает неправую сторону. Если книги такового роду позволить читать, так это в »то время, когда воспитанники приготовлены к выходу из училища, когда понятия совершенно раскрыты, и то с руководителем, человеком истинно просвещенным, честным к общему благу и спокойствию устремленным.)

Мы предложим чтение романов для обоих детей, достигших таких лет, кои назначены для слушания нравственных разговоров. Но какого должны быть рода сии романы и какое должно употребить время на таковое чтение?

Каждое государство имеет свои чудесности, свои добродетели и злодейства. У всякого народа во всяком веке, во всяком правлении различные состояния общества представляют тому примеры. Рубище беднейшего гражданина и блестящее одеяние знатного прикрывают часто величайшие добродетели и гнуснейшие пороки. Око любомудра проницает сквозь сию завесу, между тем как зрение простолюдина ослепляется токмо блеском и видит одно рубище.

На таковых-то событиях, представленных нам историею всех веков, должны быть основаны романы, о коих мы упоминаем. Великий человек, который есть герой оных, должен быть всегда взят из состояния тех, для коих назначено чтение оных. Искусство писателя должно состоять в представлении с большею славою гражданских и воинских доблестей, добродетелей, к оказанию которых наиболее имеют случай люди сего состояния, в описании самыми худшими красками пороков, коим наиболее они подвержены, в распространении сих начал любви к отечеству и к славе, кои поселены уже разными образами в душе детей, во внушении им сего возвышения характера, который тем явит себя величественнее, если не занят будет богатством и знатностию.

Желательно, чтобы предмет романов был почти истинным событием или вымышленным...

Множество хороших сочинений... соделывает гораздо удобнейшим собрание предлагаемых нами романов касательно до воспитания. Польза, каковую б произвело сие чтение, известна всем тем, кои знают, колико сила нравственных чувствований должна иметь влияние на образование характера и на открытие страстей.

Но кроме романов надлежит каждый год собирать всякие происшествия, могущие произвести то же самое действие, и печатать оные в пользу воспитанников; сим способом они непрестанно пред глазами будут иметь полную историю добродетелей; и хотя летосчисления сего рода бывают иногда весьма кратки, однако они никогда не прервутся, если не станут их ограничивать одним каким городом или народом, но когда будут они обнимать отечество и даже род человеческий, к коему они принадлежат.

Для сего чтения должно определить вечер (Нужно здесь показать, что при вступлении дети не должны иметь времени для сна более десяти часов; потом, как лета их будут возрастать, надобно, чтоб время сие уменьшалось таким образом, чтоб в последнем году воспитания ограничивалось семью часами. Чтоб успеть в сем постепенном уменьшении, не пременяя часа вставания, который должен быть один и тот же для всех возрастов, надобно определить час, который ложиться надлежит спать при разных переменах.) . Самое лучшее средство дать детям приятное упражнение, удаляющее от них сон, не подвергая их скуке, которой должно тщательно избегать в каком бы то ни было начертании общественного воспитания, состоит в учреждении сего порядка чтения, всегда предоставляя детям переменять оное по своей воле (Не должно ни единого из детей принуждать лучше читать такую-то книгу, нежели другую. Каждый наставник должен иметь разные экземпляры сих собраний для удовлетворения различным вкусам воспитанников.) Сие покажет новую пользу сего учреждения. Наконец, ко всем сим пользам присоединится еще другая: внушать детям охоту к чтению и ускорять сим образом успехи наставления. К романам можно присовокупить трагедии, могущие произвести те же самые действия, каковые и нравственные разговоры. Таким же образом можно употребить жития славных мужей, описанные Плутархом , и предпочесть оные всем прочим по тем причинам, кои представил Монтень и которые славный сочинитель Эмиля столь красноречиво объяснил. От сего чтения произойдут две другие выгоды. Если бы начинали оное чтение, когда окончили воспитанники историческое наставление, то б оно было весьма полезно для лучшего сохранения в памяти и оно могло бы пособить общему недостатку всякой истории, какая бы она ни была. Поелику история, быв назначена представлять обширность великих происшествий, описывает нам больше деяний, нежели человеков. Она представляет их в отношении их с обществом и с должностями, от оного налагаемыми, никогда не описывая человека во внутренности его жилища, в недре его семейства, среди друзей. В описании же особенной жизни людей бывает совсем иное. В оной видят человека и героя. Будучи отцом, супругом, другом, судиею и полководцем, он представляется во всех сих видах и отношениях; его видеть можно тут и на театре и вне оного. Вот причина и выгоды сего чтения.

О НАКАЗАНИЯХ

Для юношества нет нужды делать наказательного уложения, но должно все сие доверить честности и просвещению главного попечителя и надзирателя нравственного; власть их не должна ограничиваться, ибо причины, могущие побудить к употреблению оной во зло, слабы и неважны, качества, требуемые от отправляющих наказание, противны расположениям души... лучшее в сем случае средство состоит в том, чтоб учредить некоторые общие правила, к предмету сему относящиеся, и оставить благоразумию главного попечителя и нравственного надзирателя попечения споспешествовать намерению законодателя, не входя в сии подробности, которые не только что могут привести в замешательство, но даже сделаться бесполезными и опасными.

Большая часть сих правил должна быть более отрицательная, нежели положительная. Должно говорить более о том, чего не должно делать, нежели объяснять с мелочною подробностию все то, что должно делать.

Надобно запретить всякого рода телесные наказания; никто не имеет права таким образом наказывать дитя за что бы то ни было. Законодатель не восхочет, чтобы средства, назначенные к возрождению чувствования личного достоинства, были мешаемы со средствами уничижающими: чтоб те, кои служат к подкреплению тела и духа, были совокуплены со средствами, тому и другому вредящими,- одним словом, чтобы средства, назначенные к образованию граждан, были смешиваемы со средствами, удобными производить токмо рабов. Опыт доказывает, что дети, приобыкшие к побоям, лишаются обыкновенно оной телесной силы и естественной чувствительности, обильного источника толиких общественных способностей; они соделываются подлыми, лицемерными, притворщиками, злыми, мстительными и жестокими; с самого младенчества приобучаются к ощущению внутреннего удовольствия, подвергая других бедствиям, коих жертвою учиняют.

Другое учреждение предупредит злоупотребление позорных наказаний. Как в обществе малолетних детей, так и во всяком другом частое употребление сего рода наказаний и великое число тех, на коих оно возлагается, уменьшают степень и силу оных. Как в сем, так и в других обществах наказания сии, основанные на едином мнении, должны быть употребляемы с осторожностию (Надобно, чтобы всякое наказание было редко, дабы учащением оных наказания не лишились важности своей. Всякого рода наказания тотчас теряют силу свою, когда они обыкновенны становятся. И в сем случае сила бесславия зависит много от умения и умеренности его употребления. Бесславие есть наказание общего мнения; однако ж частые его впечатления мнения немало его уменьшают. Пример подтвердит сию истину. Отечество находится в самой крайней опасности. Неустрашимый гражданин поспешает к оному на защищение, подвергается всем опасностям - успех вознаграждает его отважность. Он возвращается от славного своего предприя тия, покрытый ранами. Народ благославляет героя, и общее мнение богам его уподобляет. Опасность сия в тысячу раз возобновляется. Тысяча граждан един за другим стремятся защищать отечество, и всяк из них возвращается увенчанным славою. Спасение отечества принадлежит равно последнему, как и первому из них; отважность у всех равная. Народ чувствует, что добродетель и храбрость с обеих сторон были равны, но геройство последнего гражданина будет ли иметь ту же степень впечатления в общем мнении, как и геройство первого? Какое будет следствие сего мужества, сих действий? Последний не получит той меры мнения, каковую имел первый, и сей лишится всего того, что имел тот в преимуществе пред прочими. Применим сии правила к бесчестию, и мы увидим, что как весьма умножившееся число героев уменьшает во мнении людей достоинства геройства, так и число бесславившихся людей, весьма увеличившееся, уменьшит поношение; мы увидим, что в наказаниях, как и в наградах, мнения сила уменьшится, по мере как возрастает число людей наказанных или награжденных; мы увидим, наконец, что как для одних, так и для других оба вышепоказанных средства будут недостаточны, если общество не будет приготовлено принимать сильно в обоих случаях впечатлений, если дети или большая часть из них не знают цены мнения или понимают об оном весьма мало. И потому надобно, чтоб о чести и бесславии столько внушено было воспитывающимся, чтоб они честь предпочитали жизни, смерть бесчестию, и тогда можно будет увериться, что как награды, так и наказания мнения будут действительны. ); они долженствуют быть токмо назначаемы за преступления или проступки, кои по качеству своему самим мнением обсуждаются к бесславию. Правила, долженствующие предупредить злоупотребление сих наказаний, общи как для сего, так и для других обществ.

Дабы с точностью наблюдать сии правила, должно запретить злоупотребления сего рода наказанием и предписать только умеренное действие оного; надобно представить имеющим право наказывать неудобство приобучать детей взирать с беспристрастием на уменьшение или потерю почтения их сотоварищей; законодатель покажет им, колико сие неудобство может погасить в них чувствование любочестия и собственного своего достоинства, которое с толи-ким тщанием внушать им стараются; ол покажет, каким образом можно располагать различные сего рода наказания для соразмерения степеням преступлений, долженствующих быть наказанными сим родом наказания; он покажет, наконец, каким образом должно оное объявлять и предупреждать великое зло, произойти от того могущее. Если дитя учинит позорное преступление и если оно известно токмо детям, с ним живущим, в смотрении у одного наставника находящимся, то должно иметь почувствовать детям, сколь нужно в сем случае быть им молчаливыми и не открывать прочим преступления их товарища. Наказание его в сем случае будет строго, но оно не будет всем объявлено; оно будет известно токмо детям, в смотрении у одного наставника находящимся. Но если позорное преступление всем известно, то и наказание должно быть всем же известно, и нравственный надзиратель придаст весь вид наказания, каковой требуют качество преступления и необходимость внушить к оному омерзение; но в сем случае виновный, пред всеми обесславленный, не потеряется ли в отношении добродетели? Чувствование учиненной подлости и пренебрежение в общем мнении не истребят ли в нем действия всех причин, которые б могли его исправить и соделать лучшим?

Для предупреждения зла сего, кажется, следующее средство может быть весьма действительно. Нравственный надзиратель по совершении позорного наказания проговорит сильную речь о следствиях преступления и бедствиях, за оным следующих; наконец, обратяся к виновному, он ему скажет: «Права, каковое имел ты На дружбу и почтение своих сотоварищей, ты лишился, однако возвращение оного в твоей еще находится власти. Благородство одного дела может истребить поносность другого; счастливая перемена может исправить зло позорного развращения. Когда ты вновь заслужишь наше почтение и дружество, то драгоценное сие право возвращено будет с таковым же всеобщим восхищением, и я, который по закону есть ваш общий отец,- я буду исполнителем обещания, которое произношу тебе именем моих детей и твоих собратий». Я представляю читателю попечение рассмотреть сугубую пользу, от наказания и прощения проистекающую.

Приступим к другим общим правилам относительно к сему предмету.

Наконец, дабы соделать звание нравственного надзирателя более почтительнейшим и должности его полезнейшими, надлежит ему предоставить еще право употреблять некоторые роды наказаний. Лишение, например, некоторых яств или некоторых увеселений, но таким образом, чтоб лишение сие продолжалось не долее одного дня. Главному попечителю принадлежит право определять строжайшие наказания как в рассуждении качества их, так и продолжения.

Нравственный надзиратель и наставники, когда нужно будет делать выговор или наказывать, сохранят все спокойствие и холодность духа и не предадутся тем движениям, тем стремлениям, кои означают страсть и от оной происходят. А чтобы внушить детям наибольшее уважение к истине и наибольшее омерзение ко лжи, надобно, чтобы оные никогда не оставались без наказания, и нужно также учредить, чтоб имеющие право наказывать уменьшали тяжесть наказания всегда, когда за проступком следовать будет искреннее признание.

Клевета да накажется строжайшим образом, как и всякое действие, обнаруживающее злобу сердца и подлость. Напротив того, оказывать должно всякое снисхождение к погрешностям, происходящим от остроты или живости, как таких достоинств, которые нужно более возбуждать в сих летах, нежели истреблять.

Со всевозможным рачением убегать должно всякого пристрастия и неправосудия. С точностию входящие в расположение разума человеческого ясно увидят в нравственном характере молодого человека опасные следствия, от чувствования неправосудия и обвинения, причиненных нравственным надзирателем, происходящие. В воспитании общественном с большим еще тщанием должно остерегаться сего порока, поелику случаи к соделанию оного бывают чаще и следствия, проистекающие из оных, пагубнее. Если нравственный надзиратель или наставники приметят, что они против желания учинили неправосудие воспитывающемуся, то должны немедленно оное загладить и не оказывать никакого противоборствия в рассуждении признания своей ошибки. Нравственный надзиратель иметь будет попечение о наблюдении беспристрастия и правосудия наставниками и побуждать их поступать по предписанному уставу всякий раз, когда сии вольно или невольно сделают упущение по предназначенным им должностям.

Вот общие правила, по коим должно располагать употребление наказаний, отношение оных очевидно ко всеобщей системе нравственного воспитания...

КРАТКИЕ НАЧЕРТАНИЯ УЧЕБНОГО ВОСПИТАНИЯ

Для достижения предполагаемого вообще воспитания довольно определить время четырнадцати лет. Сие время не покажется продолжительным, когда увидят, какое употребление нужно сделать в продолжение оного. Разделение его должно быть учинено ни тщеславием, ни предрассудком, но здравым разумом и непременным природы порядком.

Земля, которую мы должны обработать, плодоносна; она производит всякий год то, что ей свойственно. Жатва будет обильна и богата, если посев учинен будет по предписанному природою порядку. Но плодородие исчезнет, семена не возродятся, земля соделается неплодотворною, если станут противиться природе, если захотят посеять и собрать плоды не в настоящую пору. Итак, употребим все наши пособия, всю нашу деятельность, дабы споспешествовать природе и воспользоваться ее расположениями. Если способность понятия есть, как сказано, первая открывающаяся в человеке, то посмотрим, какое можно и должно с сею способностию делать употребление; воспользуемся оною, сколько возможно; и не упуская ни единого из тех наставлений, которые ей приличны и соответственны воспитанникам училища, о коем мы говорим, остережемся мешать с ними такие, кои предполагают открытия других способностей и которые, будучи полезны и нужны в другое время, были бы теперь излишны и вредны.

Наконец, дабы поступать соответственно сему начертанию, которое есть начертание природы и, к несчастию, совсем противно тому, которое употребляемо, мы пользоваться будем в системе наставления способностию понимать в четыре первых года, следующие за вступлением.

Первый год употреблен будет на чтение и писание и на изучение живого иностранного языка. Сие знание должно быть приобретено чрез правила, по которым можно учить больше в зрелых летах.

Во второй год продолжать будут наставления предыдущего года и присовокупят к тому познание той части арифметики, которая имеет предметом счисление. К сему присоединят рисование.

Учение рисования, если хорошо будет преподаваемо, может весьма удобно способствовать к вразумлению способности понятия, поелику сия сила способности есть приобретать понятия посредством впечатлений, производимых внешними предметами. Нужда подражать предметам, пред глазами находящимся, приобучит детей наблюдать малейшие оттенки, оные различающие, и она неприметным образом сделает навык составлять себе чистые и совершенные о вещах понятия. Рисование удалит детей от праздности и скуки, приохотит по естественной их наклонности к сему упражнению и послужит ко внушению в них сего великого вкуса к изящным художествам и к приуготовлению в них всего истинного и хорошего. Для сей причины нужно украсить комнаты сего училища лучшими эстампами, изящнейшими произведениями, живописи и резьбы.

Распространим далее способность понятия и употреблением ее споспешествуем к предохранению детей от обильного источника всяких заблуждений и несовершенства чувств. Поелику чувства, кои суть орудия наших понятий, суть также орудия наших заблуждений; глаза наши, например, обманывают нас как в рассуждении величины, так и вида предметов. Одни и те же предметы, в разных местах поставленные и под разными углами видимые, до бесконечности переменяют наружную величину; отдаление оных дает им другой вид, скрывая настоящий. Большая часть черт их соделывается невидимыми простому глазу. Зрение наше обманывает нас в движении, потому что оно представляет покоящимися тела, в движении находящиеся, и движущимся - покоящиеся. Оно обманывает нас также в рассуждении расстояния и пр. Большая часть сих заблуждений может открыта быть воспитанниками сего отделения с большею удобностию без рассуждений и правил самыми простыми опытами, сходнейшими с летами сих детей и с употреблением, каковое делают они с сею способностию понимать.

Таким образом, предохраняя их от заблуждений, делая их способными принимать и понимать истины, сим заблуждениям противные, когда постепенный порядок последующих наставлений будет продолжаться, то мы меньше будем иметь труда, например, уверить их, что не Солнце обращается вокруг Земли, что сия планета несравненно больше той, на которой мы обитаем; что звезды, кажущиеся нам толь малыми и в равном расстоянии от нас находящиеся, суть чрезмерной величины и в чрезвычайной отдаленности и пр.

В третьем году сократят время, назначенное для предыдущих упражнений, и употребят оное к преподаванию детям новых наставлений, которые могут увеличить число их понятий и распространить их разум. Сии новые наставления, которые токмо преподавать будем мы в сем третьем году нашим воспитанникам, касаются до естественной истории. Сие учение должно почитаться яко орудие и главный предмет наставления, и мы воспользуемся светом, бессмертным Бюффоном (Бюффон, Жорж Луи Леклерк (1707 - 1788) - французский естествоиспытатель. В основном труде «Естественная история» высказана идея об изменяемости в природе видов под влиянием условий среды. )нам оставленным. Наилучшее средство, по мнению сего автора, состоять будет в начинании рассматривать и повторять часто рассматривание образцов, всех на Земле и во вселенной находящихся творений. Первый осмотр всех сих предметов не должен быть сопровождаем никаким чтением, не предшествующим никаким толкованием. Долгое время надобно смотреть бесполезно, чтоб приуготовиться видеть с некоторою пользою. Надобно обождать, чтобы зрение ознакомилось с сим хаосом и предметами, оный составляющими.

Повторяемые примечания о тех же самых предметах и привычка с ними обходиться нечувствительно возымеют сильные некоторые впечатления, кои, соединясь вскоре в разуме его с твердыми и непременными отношениями, возродят в нем гораздо общие познания, которые доведут его до того, что он сам будет делать некоторые разделения, познавать некоторые различия, общие подобия и соединять многие различные предметы с общими отношениями. Вот время, в которое нужно уже руководство, особливое управление. Итак, чтобы заставить их часто и со вниманием взирать на одни и те же предметы, надобно представлять их им под различными видами и при разных обстоятельствах. Надобно беспрестанно возбуждать в них любопытство. Им должно показывать все то, что человек зрелого ума может сам открывать и познавать - и т. д.

Сии же самые наставления продолжать будут в четвертый год с гораздо отличнейшими и подробнейшими примечаниями. Каждому воспитывающемуся должно дать по экземпляру каталога кабинета, который содержет в себе краткое, но точное описание о разных естественных произведениях. Ежедневно водить будут в часы, назначенные для отдохновения, на близлежащие поля, удобнейшие к исследованию. Определить нужно награды, чрез каждые шесть месяцев раздаваться долженствуемые. Но никогда не надобно, чтоб дети чем-нибудь были принуждаемы к сим исследованиям и ни чем иным не должны быть преклоняемы, как токмо тем, что внушат им соревнование и забава. Сия свобода присовокупить к приятности воспитания и упражнение, соединенное с забавою, предупредит скуку оного и плачевные следствия. Преподавание науки сопряжено будет завсегда с употреблением теории с практикою. Понятия наши сами собою впечатлеются в памяти, не имея нужды преждевременно упражнять сию способность.

В сем четвертом году ученого воспитания будут показывать им химические опыты, которые продолжаться будут до того времени, когда можно будет употребить четвертую способность.

Чтоб упражнять, колико возможно, способность понимать, то в сей год преподавать будут воспитанникам первоначальные основания космологии; их учить должно... коловратному течению годовых времен, разности климатов, течению планет, различным затмениям и пятнам, в Луне находящимся. Навык, каковой воспитанники приобретут от толиких средств, и сведения, каковые подадут им о заблуждениях чувств, соделают гораздо полезнейшим сей способ учения и гораздо надежнейшими оного следствия. Они увидят себя при конце четвертого года снабденными предварительными познаниями, кои надлежит иметь, чтоб с успехом прилепиться к науке, которая, требуя употребления второй способности, то есть памяти, должна токмо входить в сие начертание в пятом году ученого воспитания.

Наставление пятого, шестого и седьмого годов. Способность помнить, довольно уже открытая, представляет нам множество наставлений, требующих самого употребления сей способности, за кою не можно было приняться, не отступая от предначертания природы и не подвергнувшись неизбежной опасности не токмо потерять столь драгоценное время, но еще всегда воспрепятствовать совершенному ее открытию. По сие время сия способность упражняема была непринужденно и сама собою. Теперь дела принимают иной вид; но мы предо-стережемся мешать сей способности со злоупотреблением, упражняя оную с большею силою; великое множество примеров показывают, что люди, обременяя память, не токмо не приобретали ни силы, ни остроты ее, но паче сим ее ослабляли. Мы ограничим себя в рассуждении приращения и сохранения силы сей способности тремя токмо правилами; 1-е - никогда не употреблять во зло сей способности, заставляя тщетные делать усилия; 2-е - облегчать связь между понятиями так, чтобы одно возбуждало непосредственно другое; 3-е - возобновлять часто следы понятий, которые без сего совершенно могут изгладиться. На сих трех правилах долженствует быть основано употребление, каковое надлежит делать с памятью. Правила сии воспринимут свое начало на пятом году, в который начнут употреблять вторую сию способность.

Установив сии правила, должно-таки приступить к нашим понятиям и взять в рассуждение из предыдущих наставлений такие, кои либо долженствуют быть продолжаемы, либо переменяемы, или иными заменяемы. Все учение естественной истории ограничено будет химическими опытами, кои чинимы будут два раза в неделю. Продолжать познание естественных произведений, посещать хранилища редкостей, где преподаваемые касательно до естественной истории наставления мешаемы будут с наставлениями относительно к естествословию. К сему присовокупить продолжение учения рисовать и учения землеописания, но чувствительно сократя время. А чтобы сообразоваться установленным правилам, чтоб облегчить связь понятий и, следовательно, изострить память, то в одно и то же время и одинаковым образом обучать будут истории и купно географии. Древняя география сопровождать будет древнюю историю, а новейшая география новейшую историю.

Рассмотрим теперь со всевозможною краткостию употребление, каковое должно делать с третьей способностию; посмотрим, как можно бы было употреблять воображение; каким образом можно бы было в воспитанниках училища, о коем мы говорим, обработать и направить сию способность, для коей приуготовили мы толико материалов. Наставления восьмого года есть тринадцатый год жизни, он должен совершенно посвящен быть на употребление третьей способности, которая в большей части людей возраста сего достигла, как кажется, до того нужной степени открытия, что может без всякой опасности быть употребляема. Пространные и многоразличные понятия о природе, ее произведениях, ее плодотворности, чудесах, силе, понятия, приобретенные как чрез преподавание естественной истории, так и чрез химические опыты и космологические наблюдения; познание о всем том, что случилось наиважнейшего на Земле в разные времена, у различных народов и в разных состояниях общества, сведение, приобретенное историею; сведение о героических подвигах, совершенных из любви к отечеству, любви к славе; и сообщенное детям во нравственной части воспитания чрез разговоры и чтение книг, для сего назначенных, понятие о добре, внушаемое как чрез беспрестанные разговоры о природе, чрез рисунки и чрез привычку видеть лучшие произведения сего искусства, так и чрез чтение лучших писателей,- все сие составляет удивительное число материалов, приуготовленных нами для воображения. Но прежде нежели начнем употреблять сию способность, надобно обождать, доколе не приобретет она нужной силы, так чтоб можно было ее употреблять, не истребив оные; надобно дать им понятия; надобно обождать прежде, нежели принудят их оные составлять, чтоб память была в состоянии их сохранять; надобно, одним словом, делать все то, что делали, и ожидать столько времени, сколько ожидали, чтоб воспользоваться сею способностию и направлять ее с пользою. Достигши единожды до сей цели, посмотрим, в чем долженствует состоять сие употребление и сие направление.

Есть эпоха в жизни, в которую разум человеческий, снабденный нарочитым числом понятий, начинает чувствовать нужду в открытии оных. Эпоха сия есть та самая, в которую способность воображения приняла известную степень деятельности и силы, предполагающую совершенное ею открытие.

Наилучшее употребление, каковое можно сделать с сим периодом жизни, состоит в том, чтоб воспользоваться сею нуждою, сим расположением. Должно в сем случае споспешествовать только природе.

Сие бесконечное число правил, чрез кои связывают, стесняют, а наконец, истребляют воображение молодых людей под видом направления оного, должно быть исключено из нашего начертания не только как бесполезное, но яко и вредное. Природа, каковую представляли мы беспрестанно в самом существе и в прекрасных ее подражаниях, будет служить им вместо всяких правил. Писатели, коих они читали и читать продолжают, дадут им справедливое понятие о выборе слов и возродят в них вкус. Истинное, прекрасное, великое, высокое будут в душе их, а не в памяти.

Весьма полезно, чтоб они приобучались писать или стихами, или прозою все, что они ни воображают или представлять себе ни стараются, то есть составлять и соединять предметы удобосопрягаемые. Полезно, чтоб они подражали и украшали природу в сочинениях. Полезно, чтоб учились они подражать писателям, коих представляют им образцами, вместо того чтоб рабски учить их правилам, по сим образцам составленным, и чтоб они искали сей мужественной силы разума, которая совершенно открывает дорогу и заставляет человека идти кратчайшим путем для достижения предполагаемой цели и, поражая его живо величием и достоинством человеческой природы, заставляет его презирать все сии хитрости, своевольные и ребяческие умыслы ума, хотящего обмануть, воображения, желающего обольстить.

Одним словом, их единая, их величайшая польза состоит в открытии таинств искусства, а не в знании имен, определений и правил.

Вот все, что благоразумный наставник должен делать в летах, о коих мы говорим. Он достигнет сей цели, если знает избирать предметы, от коих воображение воспитанников может с вящею пользою изостриться; если умеет он показывать им места из лучших писателей, которые, соответствуя предложенному предмету, могут служить им образцами; если может он представить им красоту и погрешности произведений; если, сравнивая сии творения с самою природою, он показывает отношения оного к сходству и разности мест, коим подражали, превзошли или обезобразили; если, сравнивая оное с представленными им образцами, он показывает им, в чем состоит различие дарования; если, наконец, он знает поправить заблуждения и несовершенства их трудов и из худого и посредственного составить хорошее и совершенное.

Таким-то образом можно будет направлять третью сию способность. Весь девятый год ученого воспитания будет в рассуждении воспитанников сего училища, о коем мы упоминаем, на сей конец употреблен; прочих шести годов довольно будет для всех наставлений относительно к четвертой способности наставления...