Д. А. СМИРНОВ
Смирнов Дмитрий Александрович (1819-1866), дальний родственник А. С. Грибоедова (мать Д. А. Смирнова, урожд. Лачинова, была дочерью Натальи Федоровны, урожд. Грибоедовой), с юных лет и до конца жизни занимался сбором материалов о жизни и творчестве драматурга. С этой целью он встречался и беседовал с матерью Грибоедова и его сестрой, с друзьями поэта - С. Н. Бегичевым, Жандром, Ионом, В. Ф. Одоевским и др. В руках Д. А. Смирнова постепенно сосредоточился бесценный материал: рукописи Грибоедова и записи устных рассказов о его жизни, но успел он опубликовать лишь "Черновую тетрадь Грибоедова", подаренную ему Бегичевым (в журн.: "Русское слово", 1859, Ќ 4-5). После смерти Смирнова была опубликована его статья "Биографические известия о Грибоедове", представляющая собой полемический отклик на "Записки..." Д. В. Давыдова (см. с. 384 наст. изд.) и переданная вдовой биографа Обществу любителей российской словесности. Некоторые из других материалов, переданных в Общество и впоследствии утерянных, были использованы академиком А. Н. Веселовским в статье "Очерк первоначальной истории "Горя от ума" (РА, 1874, Ќ 6). В 1877 г. во время пожара усадьбы в с. Сущево Владимирской губ. (это, между прочим, родовое имение Грибоедовых, принадлежавшее отцу А. С. Грибоедова) большинство материалов, собранных Смирновым, погибло. Однако, когда в 1887 г. через газету "Новое время" (Ќ 3972) И. А. Шляпкин обратился к наследникам Д. А. Смирнова с просьбой опубликовать его предисловие к комедии "Горе от ума", обнаруженное в одном из списков, Юрий Дмитриевич Смирнов ответил следующее: "Причиной неиздания некоторых трудов покойного отца служит не одна только утрата части их во время пожара в нашей усадьбе (утрата временная, так как мне удалось достать их от людей, близких к покойному, в свое время получивших копии его работы), но и некоторые другие соображения, которые я нахожу неудобным высказать в настоящее время..." (ИРЛИ, ф. 496, он. 2, Ќ 45). Только в 1909 г. предисловие это было опубликовано Н. В. Шаломытовым (PC, 1909, Ќ 2). В том же году им были изданы и собранные Смирновым рассказы о Грибоедове под заглавием: "Из неизданных материалов Д. А. Смирнова к биографии А. С. Грибоедова" (ИВ, 1909, N" 3-4) и "Два утра у Щепкина" ("Ежегодник имп. театров". Сезон 1907/1908).
При оценке достоверности сообщаемых Д. А. Смирновым сведений о Грибоедове нужно иметь в виду то, что, почерпнутые из устных рассказов, иные из них во многом легендарны. Плохо представляет себе мемуарист литературно-общественную обстановку грибоедовской эпохи, принимая на веру позднейшие, подчас совершенно фантастические слухи (например, о полемике вокруг "Липецких вод" Шаховского, о "Желтой книге" декабристов и т. п.). Вместе с тем рассказы Смирнова содержат множество ценных сведений, хотя и полученных из вторых рук, но вполне достоверных.
РАССКАЗЫ ОБ А. С. ГРИБОЕДОВЕ, ЗАПИСАННЫЕ СО СЛОВ ЕГО ДРУЗЕЙ
По тексту журн. "Исторический вестник", 1909, Ќ 3-4, с исправлениями по черновой рукописи Смирнова, частично сохранившейся (ЦГТМ, ф. 254). Материалы, имеющие отношение к биографии Грибоедова, из второй части статьи, частично использованы в комментариях (см. ниже).
1 Грибоедов был арестован в крепости Грозной в ночь с 22 на 23 января 1826 г. (см. об этом в воспоминаниях Шимановского на с. 120 наст. изд.). В 1865 г. Д. А. Смирнов вносит следующее уточнение в свой рассказ:
"Грибоедов ушел, и, после назначенного срока, Ермолов пришел арестовать его со всей толпой - с начальником штаба и адъютантами" (см. Беседы в ОЛРС, с. 22),
2 О "ста прапорщиках" см. в рассказах Жандра и в коммент. к ним на с. 243, 399 наст. изд.
8 Фельдъегерь Уклонений.
4 7 или 8 февраля 1826 г.
5 С 12 февраля по 2 июня 1826 г.
6 Грибоедов был на приеме у Николая I, в составе освобожденных из-под ареста, 6 июня 1826 г.
7 Звание надворного советника присвоено было Грибоедову в порядке обычной выслуги лет.
8 При освобождении Грибоедову был выдан так называемый "очистительный аттестат":
"По высочайшему его императорского величества повелению Комиссия для изыскания о злоумышленном Обществе сим свидетельствует, что коллежский асессор Александр Сергеев сын Грибоедов, как но исследованию найдено, членом того Общества не был и в злонамеренной цели оного участия не принимал" (Щеголев, с. 45).
Но несмотря на то, что Грибоедов был осыпан царскими милостями, он до конца дней оставался на подозрении у правительства.
8 По распоряжению военного министра Грибоедов получил "прогонные деньги до города Тифлиса на три лошади за 2662 версты пятьсот двадцать шесть рублей сорок семь копеек, да на путевые издержки, полагая по сту рублей на 1000 верст, двести шестьдесят шесть рублей 20 копеек, всего семьсот девяносто два рубля шестьдесят семь копеек" (М. В. Нечкина. Следственное дело о А. С. Грибоедове. М.-Л., 1945, с. 87).
10 Об отношениях Грибоедова с Ермоловым и Паскевичем в 1826 г. см. на с. 15-17 наст. изд.
11 Паскевич действительно командировал Грибоедова к Аббас-Мирзе 20 июля 1827 г., но не в Эривань, а в лагерь персидских войск, дислоцировавшихся в Чорской долине (ПССГ, т. III, С. 252-267).
Позже Д. А. Смирнов дает более развернутую характеристику деятельности А. С. Грибоедова в период войны 1826-1828 гг.:
"В половине мая 1827-го года мы видим Грибоедова уже в персидском походе с Паскевичем. Пишущему эту статью положительно известно то совершенно деятельное участие, которое принимал Грибоедов не только в заключении Туркманчайского договора, бывшего именно созданием Грибоедова, но и в самом ходе кампании. С Паскевичем, близким родственником и человеком, который был ближе к нему по летам, Грибоедов мог говорить свободнее, чем с Ермоловым. Он беспрестанно старался приводить в действие главную пружину дела - "не уважать неприятеля, который того не стоит". Движения к Аббас-Абаду, даже к самой Эривани, были следствием личных самых убедительных настояний Грибоедова. Во время этой войны явились во всем блеске его огромные дарования, вполне обработанные многосторонней правильной образованностью, его дипломатический такт и ловкость, его способность к труду, огромному, сложному и требующему больших соображений" (Беседы в ОЛРС, с. 26).
Здесь необходимо отметить все же и то мнение Грибоедова, что
"вообще война с персиянами самая несчастная, медленная и безотвязная" (ПССГ, т. III, с. 195).
Она "была по своему характеру захватнической, несправедливой войной с обеих сторон, так как в ходе ее решался вопрос: останутся ли страны Закавказья под варварским господством иранских феодалов или превратятся в колонию русских помещиков и купцов. Но вопреки захватнической политике царской России на Кавказе объективно-исторические последствия русско-иранской войны 1826-1828 гг., так же как и других войн, которые вела Россия в Закавказье в начале XIX в., имели прогрессивное значение - ряд кавказских народов был освобожден от страшного ига иранского шаха или турецкого султана" (Шостакович, с. 93).
12 О миссии Хосров-Мирзы см. в кн.: Попова, с. 204-209.
13 Об этом списке и надписи на нем см. на с. 398 наст. изд.
14 Об этом портрете см. на с. 386 наст. изд.
15 О "Притворной неверности" см. на с. 336 наст. изд.
16 Точнее - Мастерской ул. (ныне пр. Лермонтова).
17 Опись бумагам, отобранным у Грибоедова, ее была составлена; обнаружен только список книг, находившихся у Грибоедова в Грозной и во Владикавказе (см.: Е. Г. Вейденбаум. Кавказские этюды. Тифлис, 1901, с. 264-265).
18 Вместе с Грибоедовым содержался Степан Илларионович Алексеев; о нем см. на с. 378-379 наст. изд.
19 Ошибка мемуариста. О Сенявине см. на с. 381 наст. изд. По-видимому, речь идет о штабс-капитане л.-гв. егерского полка Родзянко, который принимал на Главной гауптвахте арестованного Грибоедова (ЛН, т. 60, кн. I, с. 478). Ср.: Нечкина, с. 563-564.
20 Роль Ивановского в судьбе Грибоедова сильно преувеличена Смирновым. См.: Нечкина, с. 572, 585-586.
21 Вопрос об отношениях Грибоедова с Ф. В. Булгариным, журналистом и писателем, проделавшим путь от модного либерализма последних лет александровского царствования до крайней реакционности после 14 декабря 1825 г., неоднократно занимал современников. Ответ Жандра Смирнову обрисовывает лишь одну сторону дела. Грибоедов познакомился с Булгариным во время своего приезда в Петербург в июне 1824 г. Сближению их способствовали обстоятельства, о которых Булгарин рассказал в очерке "Как люди дружатся" ("Северная пчела", 1837, Ќ 47, с. 187-188). Живя в Варшаве (по-видимому, в 1817 г.), Булгарин приютил у себя больного юнкера Иркутского гусарского полка, оказавшегося приятелем Грибоедова; юнкер (фамилия его была приведена Булгариным не полностью: "Генис...") скончался от чахотки в доме Булгарина. Случай этот косвенно подтверждается архивными материалами (ЦГВИА, ф. 489, ед. хр. 2278, лл. 133, 160, 187, 218; ед. хр. 2279, лл. 133, 134), позволяющими расшифровать фамилию юнкера. Это был Петр Иванович Генисьен (его сестра, М. И. Генисьен (1803-1849) была замужем за кн. М. А. Волконским. - См.: Е. Г. Волконская. Род князей Волконских. СПб., 1900, с. 757). Он был зачислен вместе с Грибоедовым 26 июля 1812 г. в Московский гусарский полк. По-видимому, Генисьен тогда уже был болен, так как сразу же по прибытии в часть направлен в госпиталь и числился больным до конца 1813 г.
"Рассказывая мне о Москве, о своей жизни, - пишет Булгарин, - он с восторгом говорил об одном молодом офицере своего полка, которого он знал в Москве, еще будучи в пансионе. Из дружбы к этому офицеру он пошел в военную службу и ему обязан был всем своим образованием, любовью к изящному, высокому, к поэзии природы. Мой жилец писал несколько раз к этому офицеру и однажды получил от него письмо, в котором он уведомлял его, что приедет к нему в Варшаву. Больной прижимал это письмо к устам, плакал от радости... Я удивлялся этой необыкновенной привязанности и утешался. Моему сердцу было теплее.
Наконец протекло лет шесть; я уже был в Петербурге и занимался словесностью, издавал "Северный архив". Однажды прихожу к другу и товарищу моему Н. И. Г <речу> и нахожу у него незнакомого человека. Добродушный хозяин познакомил нас по-своему, то есть таким образом, что мы знали, с первой минуты, как обойтись друг с другом. Мой новый знакомец был тогда не тот человек, каким он сделался после. Но бессмертие уже было в его портфеле... Это был Грибоедов!
Жесточайшие мои противники литературные были старые приятели, родственники или даже питомцы Грибоедова. Он даже хотел помирить меня с одним из них, воображая, что у этого человека душа Грибоедова... он ошибся. Все, что окружало Грибоедова, говорило ему противу меня, потому что я тогда занимался литературной критикой, я говорил резкие истины. За дружбу со мной Грибоедов приобрел даже литературных врагов; он хохотал и говорил только: хороши ребята! Грибоедова просили, чтобы он развязался со мною... Он улыбался и сидел у меня по восьми часов сряду. Признаюсь, что зато и я никогда не любил никого в мире больше Грибоедова, потому что не в состоянии любить более, почитая это невозможностью. Право, не знаю, люблю ли я более детей моих... Я люблю их, как Грибоедова, а Грибоедова любил, как детей моих, как все, что есть святого и драгоценного в мире. Душа его была рай, ум - солнце!
Когда он отправлялся в последний раз в Персию, я сказал ему накануне: "Ты пойдешь высоко; я навсегда останусь тем, что теперь, т. е. ничем, в полном смысле Пироновой эпитафии. Мои противники мучат тебя..." Он быстро взглянул на меня, схватил за руку и сказал: "Ничто в мире не разлучит нас. Помнишь ли Геннис... которого ты призрел в Варшаве? Он писал ко мне о тебе... Я давно искал тебя... Наша дружба не провалится: она имеет основание". Это собственные слова незабвенного. Ах, как малы перед ним его соперники! Он весь жил для добра и добром.
Итак, офицер, о котором говорил с восторгом мой больной жилец, к которому он писал, был Грибоедов!.." (Воспоминания, с. 46-47).
Это намеренно идиллическое описание имело явственное полемическое задание: противопоставить имя Грибоедова "врагам" Булгарина, к числу которых к 1837 г. принадлежали все передовые деятели русской литературы. Значительно сдержаннее пишет об этом Н. И. Греч, подчеркивая меркантильную сторону отношений Булгарина с друзьями:
В моем доме он узнал Бестужевых, Рылеева, Грибоедова, Батенькова, Тургеневых и пр. - цвет умной молодежи! Несколько раз должен я напоминать, что Булгарин был в то время отнюдь не тем, чем он сделался впоследствии: был малый умный, любезный, веселый, гостеприимный, способный к дружбе и искавший дружбы людей порядочных... Таким образом постиг он всю благость, все величие души Грибоедова, подружился с ним, был ему искренне верен до конца жизни, но не знаю, осталась ли бы эта дружба в своей силе, если бы Грибоедов вздумал издавать журнал и тем стал угрожать "Пчеле", то есть увеличению числа ее подписчиков" (Н. И. Греч. Записки о моей жизни. М.-Л., 1930, с. 687, 690-691).
Уже в начале октября 1824 г. их отношения находятся на грани разрыва (см. письмо Грибоедова Булгарину от сентября 1824 г.), причиной которого послужил булгаринский фельетон "Литературные призраки", напечатанный в журнале "Литературные листки" (1824, Ќ 16, с. 93-108). Хотя автор и предупреждал в примечании, что в статье "нет никаких личностей", читатели безошибочно узнали в "истинном литераторе" Талантине, недавно прибывшем в столицу из отдаленных стран, где он находился на службе, - А. С. Грибоедова. Сам Грибоедов был возмущен фельетоном, о чем и писал Булгарину:
"...сближаясь с Вами более и более, трудно самому увериться, что Ваши похвалы были мне не по сердцу, боюсь поймать себя на какой-нибудь низости, не выкланиваю ли я еще горсточку ладана!!" (ПССГ, т. III, с. 161).
Фельетон написан в виде сценки, изображающей спор Талантина с литераторами "новой школы", Лентяевым, Неучинским, Фиялкиным, Борькиным, в которых распознаются карикатуры на Дельвига, Баратынского, Б. Федорова. Грибоедов действительно встречался с ними во время своего отпуска 1824-1825 гг., как об этом свидетельствует, в частности, И. И. Козлов, в дневнике которого записано 3 мая 1825 г.:
"Вечером Лев Пушкин, Дельвиг, Грибоедов, человек умнейший, каких мало" ("Старина и новизна", 1906, кн. XI, с. 47).
Откликом на фельетон "Литературные призраки" явилась эпиграмма в журнале А. Ф. Воейкова "Новости литературы" (1825, сентябрь; под инициалами Н. Н.):
"Что за поэты вы? - Талантин говорит. -
Вот дайте мне еще лет двадцать поучиться
И сотней языков чужих обогатиться,
Тогда вас, верно, всех мой гений заглушит,
Стогласный, стоязычный;
Тогда в странах различных
Во всех концах земли уведают о нем!"
Авось мы до беды такой не доживем.
Откликнулся на фельетон эпиграммой и Вяземский:
Булгарин, убедись, что брань его не жалит,
Переменил теперь и тактику, и речь:
Чтоб Грибоедова упечь,
Он Грибоедова в своем журнале хвалит.
Врагов своих не мог он фонарем прижечь,
То хоть надеется, что, подслужась, обсалит.
("Русская эпиграмма второй половины XVII - начала XX века", Л., 1975, с. 282).
Впрочем, Болгарии сумел примириться с автором "Горя от ума", опубликовав отрывки из комедии (7-10 явления первого действия и третье действие, с цензурными исправлениями и купюрами) в своем альманахе "Русская Талия" (вышел из печати 15 декабря 1824 г.). Отношения их были закреплены участием Булгарина в грибоедовских делах во время заключения драматурга в здании Главного штаба (1826 г.) в ходе процесса над декабристами. Сохранилось десять записок Грибоедова к Булгарину, переданных из-под ареста. Однако участие Булгарина в деле Грибоедова продолжалось лишь на первом этапе расследования, когда Следственный комитет после первых допросов драматурга представил на высочайшее утверждение заключение о его невиновности. Заключение это императором не было утверждено, и Булгарин в апреле 1826 г. обрывает переписку с Грибоедовым. Но уже в июне 1826 г. Грибоедов живет на даче у Булгарина, о чем свидетельствует в своих воспоминаниях В. Н. Григорьев:
"В 1826 году летом я случайно познакомился в Петербурге с Грибоедовым, автором известной комедии "Горе от ума". Я встретил его на даче у Булгарина, к которому иногда хаживал по литературным делам вследствие его же приглашения. Грибоедов... выпущен был на волю и от нечего делать поселился тогда на даче у Булгарина, который нанимал тогда каждое лето, вместо дачи, деревянный дом с садом на Выборгской стороне, на самом берегу Малой Невки, почти супротив Аптекарского сада" (журн. "Современник", 1925, кн. I, с. 134-135).
К 1826 г. относится второе произведение Булгарина, прототипом героя которого послужил Грибоедов. В напечатанном в "Северной пчеле" (20 марта) "восточном апологе" "Человек и мысль" речь шла о турецком мудреце Абдале, по наветам недоброжелателей заключенном в тюрьму, но в скором времени освобожденном. В той же газете в редакторских статьях и фельетонах постоянно цитировались строки из "Горя от ума" (в том числе и те, которые еще не были пропущены в печать) - порой в целях торговой рекламы - например, "Фамусов в комедии "Горе от ума" говорит:
Куда как чуден создан свет!
Пофилософствуй - ум вскружится:
То бережешься, то обед:
Ешь три часа, и в три дни не сварится!
Но где горе, тут и утешение. Роскошные жители берегов Сены, афиняне новых времен, которые сделали столько открытий по части гастрономии, изобрели разные средства к облегчению горя Фамусова..." (далее следовала реклама "алкалических пищеварительных лепешек" - газ. "Северная пчела", 1827, 26 февраля).
В 1828 г. во время приезда Грибоедова в Петербург вестником Туркманчайского мира Булгарин принимает на себя обязанности ментора Грибоедова по хозяйственным делам. Позднее в письме к А. X. Бенкендорфу Булгарин писал:
"Когда Грибоедов приехал в Петербург с Туркманчайским трактатом и получил от щедрот императора 4000 червонных, то тотчас отдал мне деньги на сохранение. Князь <В. Ф.> Одоевский (служащий в иностранной цензуре), пришед в квартиру Грибоедова, удивился, застав меня считающего деньги хозяина квартиры. Я посоветовал другу моему составить капиталец, и он отдал мне 36 000 рублей для сохранения. Между тем, прежде нежели разменяли червонцы и положили деньги в ломбард, Грибоедов имел нужду одеться, жить и уплатить кое-какие должки, взял у меня 5000 рублей, с тем чтоб возвратить при получении жалованья до отъезда в Москву или после" (Н. К. Пиксанов. Столкновение Булгарина с матерью Грибоедова. - PC, 1905, Ќ 12, с. 710-718).
Перед отъездом из Петербурга Грибоедов передал Булгарину список "Горя от ума", надписав на титуле: "Горе мое поручаю Булгарину. Верный друг Грибоедов" (этот, так называемый Булгаринский, список хранится ныне в ГПБ), - по-видимому, надеясь на предприимчивость журналиста, некогда уже проведшего через цензуру отрывки из комедии и обещавшего напечатать ее целиком. Впоследствии эта надпись трактовалась Булгариным как свидетельство о передаче материальных прав на грибоедовскую комедию, что вызвало его тяжбу с матерью драматурга, его сестрой и женой. По этому поводу он объяснялся с властями: см. его письмо М. А. Дондукову-Корсакову от 1 марта 1832 г. ("Библиографические записки", 1859, М., т. II, Ќ 20, стлб. 621 - 622).
22 Жандр рекомендовал Смирнову статью "Реляция происшествий, предварявших и сопровождавших убиение членов последнего российского посольства в Персии" (см. с. 303-329 наст. изд.).
23 Имеется в виду К. К. Родофиникин. Каподистрии в это время не было в России.
К. К. Родофиникин, директор Азиатского департамента министерства иностранных дел - непосредственный начальник Грибоедова, считал, в соответствии с официальной точкой зрения, будто среднеазиатские проблемы решаются в Европе (Шостакович, с. 170-171).
Он настойчиво требовал полного получения от Персии контрибуции, не считаясь (вопреки указаниям Грибоедова) с реальными возможностями разоренной войной страны. Это послужило одной из причин разгрома русского посольства в 1829 г.
24 А. В. Всеволожский - близкий друг Грибоедова. В 1823 г. они вместе проектировали создание коммерческого общества по торговле с Персией (ПССГ, т. III, с. 150-151; Н. Кальма. Коммерческие замыслы Грибоедова. ЛН, т. 19-21, с. 143-176). Всеволожский также оказывал помощь арестованному Грибоедову в 1826 г. (Сочинения, с. 588).
25 Автором эпиграмм является С. А. Соболевский (см.: "Русская эпиграмма XVIII-XIX вв.". Л., 1958, с. 183).
26 В письме к Бегичеву 4 января 1825 г. Грибоедов писал: "
...соперником у меня - Милорадович, глуп, хвастлив, идол Шаховского, который ему подличает" (ПССГ, т. III, с. 165).
27 Портрет Телешовой, воспроизведенный в "Русской Талии", исполнен Е. Гейтманом в 1824 г.: она изображена в роли Луизы в балете "Дезертёр".
28 Смирнов пользовался книгами из библиотеки Крашенинникова, перешедшей к нему от А. Ф. Смирдина в 1847 г. (Ник. Смирнов-Сокольский. Книжная лавка А. Ф. Смирдина. М., 1957, с. 52-54).
29 Рецензия Загоскина написана на комедию "Молодые супруги" ("Северный наблюдатель", 1817, Ќ 15, с. 54-56. Далее следуют стихи Ф. Кокошкина из его перевода "Мизантропа") и послужила поводом для написания Грибоедовым стихотворения "Лубочный театр".
30 О Союзе Благоденствия Смирнов пишет по слухам, отождествляя его с Северным и Южным тайными обществами.
31 Об обстоятельствах ссылки Катенина см.: П. А. Каратыгин. Записки. Л., 1970, с. 101-104.
32 Здесь излагается (в общих чертах) сюжет рассказа В. Ф. Одоевского "Привидение", напечатанный впервые в "Литературных прибавлениях к "Русскому инвалиду" (1838, Ќ 40).
33 В письме к В. Ф. Одоевскому (3 декабря 1858 г.) Смирнов писал, что у него хранятся два портрета Грибоедова, на одном из которых поэт изображен в 20-летнем возрасте (PC, 1904, Ќ 8, с. 426).
34 Слова Жандра о "полном участии Грибоедова в заговоре 14 декабря" являются весомым свидетельством (учитывая их дружеские отношения) принадлежности Грибоедова к Тайному обществу. Напомним, что на следствии о приеме Грибоедова Рылеевым в Северное общество, со слов последнего, показали члены Коренной думы С. Трубецкой и Е. Оболенской. Что же касается фразы о "ста прапорщиках", то, как считает М. В. Нечкина,
"можно предположить, что этот афоризм - осколок киевского свидания: Грибоедов оказался противником военно-революционного белоцерковского плана" (Нечкина, с. 533).
Впрочем, афоризм этот может быть и апокрифом (см.: С. А. Фомичев. Автор "Горя от ума" и читатели комедии. - ГТБТ, с. 19-21).
35 А. Бестужев был адъютантом принца Александра Вюртембергского.
36 Неверно. Показания Бестужева-Рюмина см. на С. 277 наст. изд.
37 Строки из стихотворения Лермонтова ("К портрету старого гусара") (1838).
38 24 марта 1816 г.
39 По всей вероятности, псевдоним В. И. Сопа (см.: журн. "Сын отечества", 1818, Ќ 43, с. 235; Ќ 44, с. 274).
40 Мы опускаем концовку последней главки, как не имеющую отношения к рассказам о Грибоедове. По той же причине в настоящее издание не включается упомянутый на с. 391 рассказ Смирнова о встречах с Щепкиным, который засвидетельствовал, что с Грибоедовым он "вовсе не был близко знаком". Впрочем, внук М. С. Щепкина писал: "В разговорах об исполнении комедии "Горе от ума" Михаил Семенович говорил, что А. С. Грибоедов в бытность свою в Москве читал с ним роль Фамусова и передал свои объяснения относительно этой роли, как бы желал, чтобы она была играна, когда будет разрешено давать "Горе от ума"; такие же наставления, по словам Михаила Семеновича, сделал Грибоедов и актеру И. И. Сосницкому в Петербурге относительно роли Репетилова" {ИВ, 1898, Ќ 10, с. 215; ср. Арапов, с. 384). Более достоверно, что эти указания Грибоедов делал не в Москве, а во время своего последнего приезда в Петербург (1828 г.), где в то время Щепкин был на гастролях. Тогда же, вероятно, состоялся разговор Грибоедова о Ермолове, который запомнился Щепкину (см. с. 16 наст. изд.).
