IV

Человек широкого кругозора, смелой мысли, Н. Бестужев в Петровском заводе занимался не только ремеслами, но и научной работой.

При тусклом свете сальной свечи Н. Бестужев вечерами читал свежие газеты и журналы, изучал новые труды экономистов и сам писал экономические и политические статьи. Он подготовил и прочел товарищам свой замечательный по тому времени трактат "О свободе торговли и вообще промышленности", в котором отразились его экономические воззрения, близкие экономическим идеям Пестеля. Как и Пестель, Н. Бестужев отрицательно относился к "аристокрации богатств", то есть к скоплению в одних руках земельных богатств и промышленных предприятий. Первые слова трактата проникнуты важным признанием:

"Странно, что по какому-то естественному ходу человеческих понятий, - говорит Н. Бестужев, - самые простые и ощутительные истины открываются после, нежели многосложные и мудреные проблемы, которыми человек сам загораживает себе дорогу на пути к этим истинам"*. Какие же это "простые и ощутительные истины", которые открылись "после" и показали "многосложные и мудреные проблемы"? Одна из "мудреных проблем" была проблема народа, которую Н. Бестужев, как и другие декабристы, недостаточно учитывали до 14 декабря 1825 года.

* (Н. Бестужев. Статьи и письма, цит. соч., стр. 93. Мысли, высказанные Н. Бестужевым в начале его трактата, для того времени были прогрессивными.)

Далее идут строки, проникнутые сочувствием к простому народу: "До сих пор, - говорит автор, - история писала только о царях и героях; политика принимала в рассуждение выгоды одних кабинетов; науки государственные относились только к управлению и умножению финансов, но о народе, о его нуждах, его счастии или бедствиях мы ничего не ведали и потому наружный блеск дворов мы принимали за истинное счастье государств, обширность торговли, богатство купечества поныне требуют иных сведений. Нынешний только век понял, что сила государства составляется из народа, что его благоденствие есть богатство государственное и что без его благодействия богатство и пышность других сословий есть только язва, влекущая за собою общественное расстройство"*.

* (Н. А. Бестужев. Статьи и письма, цит. соч., стр. 93.)

Камера Михаила Бестужева в Петровской тюрьме.
Акварель Н.А. Бестужева. 1831-1837 гг.
В кресле - Михаил Бестужев. Местонахождение оригинала неизвестно. 
Воспроизводится по фотографии 1870-х гг.
Отдел изобразительного искусства С.-Петербургской публичной библиотеки.

Пестель считал английских капиталистов ("аристокрацию богатств") главным тормозом национального благоденствия. Он понимал также, что та или иная группа капиталистов всегда имеет решающее влияние на народ, основываясь "не на общем мнении, но на золоте и серебре, посредством коих подавляет общее мнение"*.

* (В. Д., т. IV, стр. 91.)

В том же направлении шла и мысль Н. Бестужева: "По мере того, как распространяются сведения, как сообщения между народами становятся чаще и вернее, мы начинаем ближе и подробнее рассматривать положение государств, и то, что нам прежде казалось идеалом совершенства, последнею степенью благополучия, при точнейшем исследовании обнажается от всех признаков, обманывающих в отдельности глаза и воображение наше. Таким образом, чудо промышленности и торговли, Англия открывается со всем хаосом внутренних установлений, со всеми ярко блестящими красками богатства и нищеты, со всей необозримостью капиталов и долгов и, наконец, со всею запутанностью торговли и благосостояния целого народа"*.

* (Н. А. Бестужев. Статьи и письма, цит. соч., стр. 111.)

В своем трактате Н. Бестужев выступает за развитие торговли и промышленности, которые должны способствовать "благосостоянию целого народа" и "истинному счастию государства".

Вопросы экономики автор тесно связывает с политическим развитием государства и прежде всего с борьбой против самодержавно-крепостнического строя России.

"До сих пор во всех государствах Европы, - говорит Н. Бестужев, - даже не исключая тех, которые пользуются наилучшими конституциями, правительства не составляют одностихийного тела с остальной массою народа. В государствах деспотических глава правительства составляет все: его желания, воля суть законы; его нужды суть нужды государства; прочие сословия суть только колесо огромной машины, которой дает движение и направление пружина - деспот. Влечение человечества необходимо склоняется время от времени к свободе, то по такому же естественному побуждению деспотические правители стараются сохранить и свою неограниченность: следственно, выгоды народа, будучи противоположны выгодам главы государства, не соединяют того и другого в одно политическое раздельное тело. В государствах конституционных также не постигли еще сего единства, и хотя главною основою всех конституций служит правило: что все члены государства без исключения равны пред законом, но вместе с сим везде дают каждому сословию оного особенные права"*. Здесь в качестве примера конституционного государства Н. Бестужев ссылается на английский парламент, где составляются мнения "по известному правилу, что сердце человека всегда там, где его имущество"**.

* (Н. А. Бестужев. Статьи и письма, цит. соч., стр. 162.)

** (Там же, стр. 165. Курсив Н. Бестужева.)

"Если скажут, - говорит далее Н. Бестужев, - что в государствах конституционных министры ответственны пред законом, то на это легко возразить: что ответственность сомнительна там, где судии, т. е. парламентские члены, или подкуплены, или имеют выгоду в безнаказанности министров, способствующих своим управлением наживе большей части своих судей, и если вопли народные когда-нибудь возбуждают в благонамеренных людях желание спросить этой ответственности, то выходит почти всегда, как сказано в басне Крылова "Ручей и река", что:
Напрасно им искать себе управы там,
Где делится большой с меньшими пополам.

Н. Бестужев сумел увидеть, что промышленный переворот вверг огромные массы народа в нужду, что скопление богатств в немногих руках приводит промышленность от периодов расцвета к периодам упадка, кризиса.

В своем трактате Н. Бестужев дал суровую критику буржуазного строя. "Если общество, назначая только буквою закона равенство прав, будет наказывать только явные грабежи и насилия, тогда закон представляет слабое обеспечение для граждан от притеснения монополий"*. Таким образом, Н. Бестужев явился суровым обличителем западноевропейского и американского капитализма. Единственный среди декабристов, он сумел разглядеть язвы капитала.

* (Н. А. Бестужев. Статьи и письма, цит. соч., стр. 147, 165.)

Больше того, Н. Бестужев по справедливости оценил и "американскую свободу", говоря, что "...после войны за независимость в Соединенных Американских Штатах каждый республиканец думал о своих выгодах, не наблюдая общих"*, благодаря чему в Америке постепенно развивалась нищета и в 1830 году страну постиг экономический кризис.

* (Там же, стр. 165.)

Называя Россию страной земледельческой, Н. Бестужев пишет: "Земледелие должно процветать в России"; земледелие - "главный источник народного богатства и внешней торговли". Но "малому успеху в земледелии (в России. - М. Б.) существуют две причины: первая рабство, которое, делая человека неуверенным в своей собственности, заставляет его порадеть о улучшении оной и пренебрегать усовершенствованием своих работ, вторая и важнейшая есть недостаток сбыта, ибо ежели бы первая и не существовала, то достаточно одной последней, чтобы уронить хлебопашество"*.

* (Там же, стр. 119-120.)

В своем трактате Н. Бестужев тесно связывал будущее экономическое могущество России с уничтожением крепостного права и существующего строя.

Разбирая вопросы о "благосостоянии целого народа", показывая их значение в общественной и государственной жизни, в своем замечательном труде автор высказал, в отличие от многих своих предшественников, смелые и оригинальные для того времени идеи. Трактат дает представление о том, какая значительная эволюция произошла в его экономических воззрениях после 14 декабря 1825 года.

В Петровском заводе Н. Бестужев написал свою повесть "Русский в Париже 1814 года". В ней выведен образ настоящего русского человека, офицера Глинского - участника Отечественной войны 1812 года и заграничных походов 1813-1814 годов. Умный, благородный, воспитанный и образованный молодой человек, Глинский всем своим поведением и отношением к побежденным французам обратил на себя внимание и разуверил "в предубеждении, которое вообще все французы имели против русских"*.

* (Рассказы и повести старого моряка. М., 1860.)

Во время пребывания русских в Париже Глинский жил в доме одной французской семьи. Своим отзывчивым характером, красноречием, он произвел на нее огромное впечатление и покорил сердце молодой графини де Серваль. В романе молодых людей Н. Бестужев с присущим ему знанием человеческого сердца и большим художественным тактом показал любовные переживания своих героев. Самое же главное заключается в том, что в образе Глинского автор любовно подчеркнул черты будущего декабриста.

Здесь же, в камере Н. Бестужева, декабрист Н. И. Лорер записал с его слов рассказ "Похороны"*.

* (Рассказ "Похороны" публикуется И. С. Зильберштейном в 60-м т. "Литературного наследства" - "Декабристы-литераторы", т. II, изд. Академии наук СССР.)

По просьбам товарищей и по особенному настоянию А. Г. Муравьевой - жены Никиты Муравьева, Н. Бестужев написал и прочел на одном из литературных вечеров в каземате "Воспоминание о Рылееве". Это произведение является одним из самых ранних и ценнейших памятников декабристской литературы. Ошибки найдутся у каждого мемуариста; но то положительное, что дал Н. Бестужев, не часто встретишь в мемуарных источниках XIX века.

"Воспоминание" имеет большую ценность в историческом отношении, потому что Н. Бестужев читал его в кругу товарищей, близко знавших самого Рылеева. Судя по тексту*, они внесли ряд поправок. Однако "Воспоминание" имеет значение не только как мемуарное, но и как чисто литературное произведение. Это своего рода романтическая повесть. Н. Бестужев создал яркий романтический характер горячего патриота-революционера, сохранив в образе Рылеева и в окружающей его обстановке жизненно достоверные черты и детали. Через всю свою жизнь Н. Бестужев пронес чувство глубокой любви к Рылееву. Память о погибшем соратнике и поэте-патриоте была для него священна.

* (Текст "Воспоминания о Рылееве". Собрание П. Я. Дашкова (Ф. ОП. 2, № 19, Л2-17). ИРЛИ (П. Д.).)

VI

Художественное дарование Н. Бестужева развернулось главным образом в Петровском остроге. Николай Иванович Пущин писал брату И. И. Пущину: "Никол(ай) Алексан(дрович) не оставил привычки заниматься рисованием и многими другими мастерствами; в том случае мне бы очень хотелось служить ему комиссионером, и он кажется может быть уверен, что я буду в возможной степени исправен, лишь бы не затруднялся делать мне поручения"*.

* (Письмо Н. И. Пущина к И. И. Пущину от 12 сентября 1832 г. ОРЛБ, шифр М/7576, л. 91.)

Благодаря женам декабристов, в частности А. Г. Муравьевой, у Н. Бестужева было все необходимое для занятия живописью.

В Петровском заводе Н. Бестужев показал себя настоящим, осмыслившим свое мастерство, художником. Он писал портреты своих товарищей и их жен. Многие портреты, дошедшие до нас, помимо основной коллекции в собрании И. С. Зильберштейна, сделаны на гладком английском бристоле и на шероховатом ватмане кофейного оттенка с водяными знаками годов: "1831", "1834" и "1837". Работал Н. Бестужев быстро, делая иногда портрет в один-два сеанса.

Он обладал необыкновенной зрительной памятью, что позволило ему написать в Петровском заводе по памяти портрет К. Ф. Рылеева. Особенно художнику удалось изобразить удивительные глаза поэта-гражданина.

Излюбленными темами Н. Бестужева в живописи были также пейзажи. "Кроме портретов (портреты декабристов и другие работы Н. Бестужева. - М. Б.), лучшими и любимейшими его работами были виды Читы и Петровска", - говорит М. Бестужев*.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч., стр. 246.)

О своей любви к природе Н. Бестужев упоминает в одном из писем из Селенгинска к сестре Елене Александровне: "Я всегда любил природу... и спешу насладиться ею"*.

* (Письма из Сибири М. и Н. Бестужевых, стр. 84.)

В пейзаже Н. Бестужева вас захватывает убедительность передачи живой природы. Некоторые его работы показывают, как углублялся реалистический метод этого декабриста. В них поражает не только его живописное мастерство, но и его творческая способность расширять и углублять наше восприятие природы.

В Чите Н. Бестужев впервые познакомился с сибирской природой. Знания, полученные им в Академии художеств, он расширил в Чите и Петровском заводе теоретическими и практическими занятиями. Его маленькие акварели читинского периода, насыщенные воздухом и светом, свидетельствуют о растущем мастерстве. Легкими прикосновениями карандаша и акварели он передавал просторы замечательных окрестностей Читы, проявляя большую наблюдательность. Н. Бестужев видел разнообразие и красоту сибирской природы, находя для ее изображения верные тона акварельных красок.

Однажды в Чите декабристы любовались лунной ночью. Через несколько дней Н. Бестужев мастерски изобразил поразивший декабристов ночной пейзаж. Точность передачи ночного неба, луны и растительности по памяти были изумительны.

На одной из своих акварелей он запечатлел любимую им природу в яркий летний день. По берегу реки идет женщина; на коромысле она несет воду. Все залито солнечным светом, зелень деревьев и травы от этого кажется изумрудной. Бескрайние дали расстилающихся просторов. В этом рисунке пленяет и тонкость исполнения, и прозрачная голубизна в колорите, чистота и цельность восприятия природы.

Н. Бестужев хорошо изображал воду, зарисовывая реки Ингоду и Читу; яркими бликами передавал он течение Ингоды, поля и луга, отливающие блеском. Все это он давал на фоне гор, поросших густым лесом. Рисунки его отличаются мягкостью и прозрачностью отдаленных планов, теплотой воздушной перспективы и удивительного сибирского неба, которое так любили изображать декабристы-художники.

В акварелях Н. Бестужев раскрывал основное содержание каждого своего пейзажа: жизнь природы, расцветшей, ликующей и умирающей. В акварели "Осень" показан двор тюрьмы - место, огороженное высоким тыном; в углу большая клумба, устроенная декабристами, с зачахшими сорными травами вместо цветов. Осень уничтожила убор деревьев и все зеленые насаждения; на фоне белесовато-коричневого печального осеннего пейзажа, под свинцовым небом, уныло бродит корова. Порыжелая трава обильно смочена дождем. Во втором варианте изображено это же место; все пространство покрыто снегом, небо однотонное и холодное. За частоколом высятся горы с зелеными елями, кое-где под снежным покровом.

На одном из читинских пейзажей, о котором мы уже говорили, Н. Бестужев поместил и себя за рисунком; вдали видны горы, деревянная церковь, строения, каземат. Рисуя с птичьего полета Петровский завод, он также изобразил самого себя. Художник и часовой на переднем плане. Пространственное решение пейзажа построено на широких планах. Темные очертания гор замыкают широкий простор пейзажа. Но художник уводит взгляд зрителя вправо, где яркой зеленью выступает полоска молодого леса. В центре - каземат, вокруг него церковь и дома жителей. Все это полно воздуха и света. За воротами каземата видны декабристы, идущие на мельницу молоть муку.

Пейзажи Н. Бестужева проникнуты тончайшей поэзией и лирикой. Он изображал сибирскую природу, зарисовывал тюремный и каторжный быт, с любовью передавал быт народных масс, мастеровых, солдат и нищих, чего в Сибири до него еще никто не делал.

Солнечный день, идет починка дороги. Несколько человек работают; один отдалился и пьет воду, поданную ему босоногим мальчиком; рядом стоит женщина, повязанная платком, с ребенком на руках. Справа нищий старик, просящий подаяние.

Вид Петровского завода. Опять солнечный день, какая-то дымка разлита в воздухе, группа босоногих мальчишек пускает змея. Проходят ремесленник и нищий, другие прохожие. Действенную роль в этой акварели Н. Бестужев отвел высокому сибирскому небу, которое сразу приковывает к себе внимание богатством и тонкостью освещения в облаках.Если скажут, - говорит далее Н. Бестужев, - что в государствах конституционных министры ответственны пред законом, то на это легко возразить: что ответственность сомнительна там, где судии, т. е. парламентские члены, или подкуплены, или имеют выгоду в безнаказанности министров, способствующих своим управлением наживе большей части своих судей, и если вопли народные когда-нибудь возбуждают в благонамеренных людях желание спросить этой ответственности, то выходит почти всегда, как сказано в басне Крылова Шлиссельбургская станция.

Это и было красноречивым ответом на вопрос, - говорит М. К. Азадовский*.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч., стр. 626.)

ОБЩИЙ ВИД ПЕТРОВСКОГО ЗАВОДА.
В центре - тюрьма , где были заключены декабристы.
Акварель Н.А. Бестужева. 1834 г.
Справа художник изобразил себя за работой, рядом с ним - конвойный.
Всесоюзный музей А.С. Пушкина. СПБ 

Замечателен еще один пейзаж - вид неизвестной местности, может быть, у Посольского монастыря, где Н. и М. Бестужевы прожили некоторое время после окончания срока заключения в Петровском, перед отъездом на поселение в Селенгинск. По зеленому склону невысокого холма медленно поднимается запряженная лошадь, за ней идут ободранный возница и двое мужчин с тяжелыми ношами на плечах. Н. Бестужев ведет глаз зрителя выше, к монастырской стене и башням; но они не довлеют над природой, а сливаются с широкими просторами и высоким небом.

Самым ценным в художественных работах Н. Бестужева является созданная им иконография декабристов. Ему мы обязаны незабываемыми образами лучших, передовых людей того времени, прочно вошедших вместе с их делом в народное сознание.

Исходной точкой портретного искусства является передача индивидуальности человека. Однако Н. Бестужев не ограничивался только этим. Поставив перед собой задачу создать правдивые образы своих товарищей, он широко использовал все-средства. Особенное внимание художник сосредоточивал на лицах портретируемых, выделяя их цветом и светом.

Н. Бестужев глубоко проникал в духовный мир декабристов. Некоторые портреты насыщены огромным содержанием. Каждая деталь, каждый штрих выявляют подлинные внутренние ценности, ум, силу воли человека. По свидетельству своего брата и товарища по заключению М. Бестужева, а также других товарищей, Н. Бестужев отличался поразительным умением улавливать и передавать в своих портретах главные черты характера. Вглядываясь в эти портреты, ощущаешь живых людей.

Лучшие портреты поражают своей художественной завершенностью. Жизненная убедительность образа неразрывно связана с изображением индивидуальных особенностей каждого лица. Вот, например, портрет И. И. Горбачевского. Какая сила, энергия и огромная воля чувствуется в его голубых глазах. Первый, кто привел 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь Московский полк и поднял знамя восстания, был М. Бестужев. Портрет 1838 года дает ясно понять, что его воля еще больше закалилась в тюрьме.

   

И. И. Горбачевский.
Акварель. Н. А. Бестужев. 1837 год. 

Замечателен портрет Лунина - члена первых тайных организаций. Он и в тюрьме и на поселении служил тайному обществу и "свои письма к сестре превратил в политические памфлеты - острое орудие, терзавшее противника"* - Николая I. Мужественное лицо Лунина отмечено печатью нравственной силы, ума и смелости.

* (Декабрист М. С. Лунин. Сочинения и письма. Редакция и примечания С. Я. Штрейха. II. Цит. соч. 1923.)

До нас дошло три портрета умнейшего и образованнейшего человека своего времени - Никиты Муравьева, одного из организаторов тайных обществ. На первом мы видим не пассивного члена тайного общества, каким он стал в 1824-1825 годах, не сторонника умеренных политических и тактических взглядов, не морально сломленного узника Петропавловской крепости.

Перед нами - крупнейший член Северного общества в начале его возникновения, республиканец по своим политическим взглядам, единомышленник Пестеля. Легкие точные мазки обрисовали прекрасную голову, обрамленную темными волосами. Энергичное лицо с живыми глазами говорит о духовном богатстве натуры. То же самое мы видим и на втором портрете: строгое лицо со следами душевных страданий, волосы, подернутые сединой; но какая жизненная сила в глазах, какая жажда деятельности! Это будущий автор метких, смелых примечаний к "Разбору донесений тайной следственной комиссии" в 1826 году. Это ближайший друг и единомышленник Лунина на поселении в Урике.

За свою борьбу против правительства Лунин в 1841 году был подвергнут аресту и заключению в Акатуе. Никита Муравьев, опасаясь обысков и ареста, сжег большую часть своих; бумаг.

Трубецкой писал Якушкину после ареста Лунина: "В Лунине он (т. е. Никита Муравьев. - М. Б.) потерял собеседника, которого ему никто из окружающих не заменил"*.

* (ЦГИА, ОЛФ. Фонд № 1143, оп. № 1, ед. хр. 45, л. 52.)

Н. Бестужев написал не один портрет И. Пущина, друга А. С. Пушкина и любимого своего товарища, человека большого сердца и редких моральных качеств. Об этом мы знаем из писем Н. и М. Бестужевых к своим родным и писем к И. Пущину его близких.

На одном портрете активнейший участник восстания 14 декабря 1825 года И. Пущин изображен со сложенными на груди руками. С необычайной любовью нарисовал Н. Бестужев человека, столь любимого всеми узниками Читы и Петровского завода, до конца дней сохранившего свои верования и убеждения.

Правдиво и просто сделаны художником портреты крупнейших представителей декабристского движения и других участников восстаний в Петербурге и на юге: С. Г. Волконского, В. Л. Давыдова, А. В. Поджио, А. П. Барятинского, П. И. Борисова, Н. А. Крюкова, С. П. Трубецкого, М. А. Фонвизина, Ф. Ф. Вадковского, М. Ф. Митькова, Ю. К. Люблинского, Д. А. Щепина-Ростовского, В. Н. Соловьева, Н. А. Панова, А. Н. Сутгофа. Среди них были также участники и герои Отечественной войны 1812 года, позднее вступившие в ряды тайных обществ. Большой глубины проникновения во внутренний мир человека достиг Н. Бестужев в портретах П. И. Борисова, А. П. Барятинского, А. В. Поджио, М. Ф. Митькова.

Ярко раскрыт духовный мир и в портретах А. А. Крюкова, Артамона Муравьева и А. И. Якубовича. Как верно схвачены индивидуальные черты первых двух. Видно, что это - заурядные люди, гурманы; А. А. Крюков к тому же любитель поиграть в карты; этой страсти он предавался и на поселении в Минусинске.

Капитан Нижегородского драгунского полка Якубович, не принадлежа к тайному обществу, 14 декабря принял непосредственное участие в восстании и был осужден по I разряду. Якубович и сам был одарен талантом художника, прекрасного силуэтиста; но, к сожалению, бреттер и дуэлянт пренебрег своим дарованием. Состоя на службе при А. П. Ермолове, Якубович участвовал на Кавказе в покорении Казикумыхского ханства. Его жизнь в горах прошла в отчаянных боевых схватках. Он был ранен черкесской пулей в лоб и постоянно носил черную повязку.

Наряду с этим Якубович был прекрасно знаком с политической экономией того времени. Из Петропавловской крепости он написал Николаю I письмо, в котором критиковал экономическую политику правительства. Это было письмо настоящего патриота, глубоко озабоченного будущим своей родины.

Якубовича и каторга не угомонила. Дух бреттерства не покинул его до конца жизни. Нам известны два портрета Якубовича работы Н. Бестужева: первый, о котором идет речь, 1831 года, находится в основной коллекции. Н. Бестужев писал этот портрет в Петровском заводе в каземате Е. П. Оболенского, с которым Якубович особенно подружился во время пребывания в Благодатном руднике. На портрете Якубовича - рядом с автографом - даты: "1831 год - 12-е отделение". Якубович изображен в белой расстегнутой рубашке, голова повернута влево; из-под сдвинутых густых черных бровей сверкают большие темные глаза. На лбу шрам от полученной на Кавказе раны, которой он так гордился в Петербурге.

Прекрасно написаны портреты М. М. Нарышкина, а также его жены Е. Д. Нарышкиной, разделившей с мужем годы тюрьмы и поселения. Бодростью, сознанием выполненного долга веет от этих портретов. Нарышкин будто ожил под кистью Н. Бестужева. Перед нами человек с устремленными вдаль добрыми глазами (второй портрет); лицо его освещено внутренним светом.

Весьма примечателен портрет М. Бестужева в берете (основная коллекция). Он написан с большой тщательностью от складок головного убора до мелких деталей одежды. На автопортрете Н. Бестужева изображен как раз тот момент, когда художник рисовал своего брата Михаила. В этом автопортрете ярко чувствуется личность Н. Бестужева. Умное энергичное лицо выражает высокую интеллектуальную одаренность.

Михаил Александрович Бестужев (1838).
Н. А. Бестужев. Автокопия.
Жидкое масло. 40-е годы XIX века. Селенгинск.
Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. Ленинград

Наряду с лучшими портретами этого периода могут быть поставлены портреты братьев А. и П. Беляевых, П. В. Аврамова, А. И. Одоевского, А. Е. Розена, Ф. П. Громницкого.

К сожалению, не все портреты декабристов, отбывавших каторгу в Чите и Петровском заводе, дошли до нас. Нам неизвестны портреты активных участников Северного и Южного обществ и Общества соединенных славян: Я. М. Андреевича, A. И. Борисова, Е. П. Оболенского, П. С. Бобрищева-Пушкина, B. И. Штейнгеля, А. О. Корниловича, А. С. Пестова, И. М. Спиридова, К. П. Торсона и З. Г. Чернышева. Несомненно, они были написаны Н. Бестужевым и могут быть еще выявлены исследователями.

Долгое время мы не знали о существовании портретов В. П. Ивашева, Н. Ф. Лисовского и И. Д. Якушкина, принадлежавших кисти Н. Бестужева. Первые два были обнаружены в основной коллекции Н. Бестужева, приобретенной И. С. Зильберштейном; портрет И. Д. Якушкина в настоящее время известен нам по фотографии 80-х годов XIX века с портрета 1835 года (?)*.

* (См. приложение № 2. Каталог портретов декабристов работы Н. Бестужева.)

Иван Дмитриевич Якушкин.
С портрета  Мазера (карандаш). 1850 год.
Копия с портрета (акварель) 1835 года, работы Н. А. Бестужева (?).
Фотография 1880-х годов. Гос. Исторический музей

Грустью, обреченностью веет от портрета Ивашева, мастерски написанного Н. Бестужевым. Один из близких друзей Пестеля, талантливый художник, блестящий музыкант и поэт, Ивашев, по окончании срока заключения был поселен в глухом углу Западной Сибири - Туринске. Здесь разносторонне одаренному, широко образованному знатоку различных языков негде было приложить свои силы. На первых порах скрашивала и облегчала его жизнь жена, прибывшая к нему из России молодой девушкой и вышедшая за него замуж в Петровском заводе. К несчастью, она умерла в 1839 году. Бездействие и тоска по любимой женщине скоро сокрушили его. Он умер через год после ее смерти внезапно, в самом расцвете своих жизненных сил.

Активного участника восстания на юге, члена Общества соединенных славян И. Ф. Лисовского Н. Бестужев зарисовал в теплых желтоватых тонах. Портрет Лисовского, как и портрет А. Ф. Бриггена, может быть отнесен к числу наиболее удачных работ читинского периода.

Облик одного из лучших людей и виднейших декабристов, И. Д. Якушкина, дышит благородством и гуманностью. С первого взгляда видно, с какой любовью писал Н. Бестужев своего товарища, отразив в портрете ум, сильный характер и нравственную чистоту революционера.

В Чите к декабристам для отбывания каторжных работ были присоединены поручики Литовского пионерского батальона, члены Общества военных друзей А. И. Вегелин и К. Г. Игельстром, участники Оренбургского тайного кружка, организованного провокатором И. И. Завалишиным, - поручик В. П. Колесников, прапорщики X. М. Дружинин и Д. П. Таптыков. Их портреты (кроме портрета X. М. Дружинина, который несомненно существовал, но был утрачен), дошли до нас в основной коллекции в собрании И. С. Зильберштейна и в карандашных автокопиях в коллекции И. Пущина.

Наряду с портретной галереей своих товарищей Н. Бестужев создал серию портретов декабристок.

Ценой невероятных усилий и огромных жертв замечательные русские женщины с помощью знатных родных вырвали у мстительного Николая I право на соединение с мужьями.

"На днях мы видели здесь проезжающих далее Муравьеву-Чернышеву и Волконскую-Раевскую, - писал П. А. Вяземский в 1826 году из Москвы А. И. Тургеневу. - Что за трогательное и возвышенное обречение. Спасибо женщинам: они дадут несколько прекрасных строк нашей истории. В них точно была видна не экзальтация фанатизма, а какая-то чистая, безмятежная покорность мученичества, которая не думает о славе, а увлекается, поглощается одним чувством, тихим, но всеобъемлющим, все одолевающим. Тут ничего нет для Галлереи, да и где у нас Галлерея? Где публичная оценка деяний?"*.

* (Переписка А. И. Тургенева с кн. П. А. Вяземским. Т. 1, 1814-1833. П., 1921, стр. 43.)

Вслед за мужьями в Благодатский рудник и Читу одновременно прибыли М. Н. Волконская, Е. И. Трубецкая, А. Г. Муравьева, А. В. Ентальцева, Е. П. Нарышкина, А. И. Давыдова, Н. Д. Фонвизина и Полина Гебль, вышедшая замуж в Чите за И. А. Анненкова. Позднее в Петровском заводе к ним присоединились М. Ю. Юшневская, А. В. Розен и Камилла Ле-Дантю, ставшая женой В. П. Ивашева. Все они разделили с мужьями суровые годы тюрем и поселений. В каземате они были друзьями и помощницами не только своих мужей, но и их товарищей.

О М. Н. Волконской говорит писатель, публицист и политический деятель И. Г. Прыжов, живший с 1881 года на поселении в Петровском заводе:

"Эта женщина должна быть бессмертной в русской истории. В избу, где мокро, тесно, скверно, лезет, бывало, эта аристократка - и зачем? Да посетить больного. Сама исполняя роль фельдшера, приносила больному здоровую пищу и, разузнав о состоянии болезни, идет в каземат к Вольфу, чтобы он составил лекарство"*.

* (И. Г. Прыжов. Декабристы в Сибири на Петровском заводе. ЦГЛА, Фонд 1227, л. 130.)

Николай Александрович Бестужев. Портрет Марии Николаевны Волконской. 1828 г.
Бумага, акварель.
Всероссийский музей А. С. Пушкина.

А. Г. Муравьева, Е. И. Трубецкая, Е. П. Нарышкина и другие женщины старались во всем помогать декабристам и их родным, приносить пользу жителям, рабочим железоделательного завода и их детям, а также всем "отверженным", то есть каторжным.

А. Г. Муравьева сумела организовать в Чите больницу, полностью оборудовать ее и получить через свою сестру С. Г. Чернышеву-Кругликову медикаменты, которыми снабжала декабристов и местных жителей.

Александра Григорьевна Муравьёва.
Акварель Н.А. Бестужева. Июль 1832 г.
Государственный Исторический музей, Москва.

С помощью "декабристок" потерявшие связь с внешним миром заключенные стали получать от своих родных и близких письма, посылки и духовную пищу - книги, журналы, газеты, а также смогли писать через "благодетельных дам" своим родным.

"Слава страны, вас произрастившей! Слава мужей, удостоившихся такой безграничной любви и такой преданности таких чудных, идеальных жен. Вы стали поистине образцом самоотвержения, мужества, твердости при всей юности, нежности и слабости вашего пола. Да будут незабвенны имена ваши"*, - говорит о женах декабристов в своих "Записках" декабрист А. П. Беляев.

* (А. П. Беляев. Воспоминание о пережитом и перечувствованном. Цит. соч., стр. 216.)

С необычной мягкостью и лиризмом разработал Н. Бестужев образы "декабристок". В их портретах он показал всю их душевную силу, внутреннюю духовную красоту. В этих портретах он показал себя тонким психологом, подчеркнув живую одухотворенность их образов. Их портреты залиты ровным, мягким светом, пронизаны теплом.

Анненкова Прасковья Егоровна.
Акварель Н.А. Бестужева. 1836 г. 
Основное собрание, Москва.

Подлинные портреты Н. Бестужев оставлял у себя, автокопии дарил товарищам и их женам. Портреты "декабристок", помимо основной коллекции (где имеются всего четыре акварели - Давыдовой, Ивашевой, Юшневской и Анненковой), дошли до нас в собраниях наших музеев и сохранились у потомков декабристов. Это автокопии акварельных портретов Ивашевой, Анненковой из основной коллекции, а также другие портреты. На этом основании можно заключить, что Н. Бестужев не один раз писал жен своих товарищей. До нас дошли портреты его кисти: Анненковой - два, Муравьевой - два, Волконской - три, Ивашевой - четыре.

Камилла Петровна Ивашева.
Акварель Н.А. Бестужева, 1834 г.
Литературный музей. Москва.

Мы не знаем его портретов Ентальцевой и Фонвизиной, но они несомненно были. Однако имеется документ, свидетельствующий, что портрет Н. Д. Фонвизиной был написан Н. Бестужевым. Ниже мы приводим этот документ*.

* (См. приложение № 3. Каталог портретов жен декабристов работы Н. Бестужева.)

Декабрист Н. И. Лорер говорит в своих "Записках": "Помню, что Бестужев срисовал во многих экземплярах наше печальное жилище, и рисунки его рассеялись по всей России и даже попали к императрице, которая просила через III Отделение доставить ей виды жилищ наших дам и вклеила их в свой альбом"*.

* (Н. И. Лорер. Записки, стр. 113.)

 

Андрей Евгеньевич Розен с женой Анной Васильевной в камере Петровского острога.
Акварель Н.А. Бестужева. 1831 г.

Благодаря художникам-декабристам Н. Бестужеву, Репину и Ивашеву мы можем судить о тюремной жизни и быте декабристов и их жен. В своих рисунках Н. Бестужев давал не только портретную характеристику, но и показывал отдельные стороны быта (камера А. Е. Розена № 11). Иногда то или другое отходило на второй план и ярко выступали либо портретная характеристика (Н. Бестужев тщательно выписывал лица, платья жен декабристов, одежду и волосы их детей), либо, наоборот, на первое место выдвигалась характеристика быта (как это мы видим в камере № 23 у Н. А. Панова, где Н. Бестужев зарисовал и себя с письмом в руках, а также и в его камере - № 39, где он пишет портрет с И. В. Киреева; здесь же М. Бестужев). Тщательно выписаны портреты матери и сестры Елены Александровны, Е. П. Нарышкиной, развешенные на стенах, двое часов его работы, незатейливая обстановка камеры, токарный станок, на котором Н. Бестужев вытачивал игрушки для детей товарищей.

Н. А. Бестужев в своей камере № 39 (Петровский завод) пишет портрет И. В. Киреева.
У стола М. Л. Бестужев. Акварель. 30-е годы XIX столетия.
Тула. Художественный музей.

По желанию товарищей он писал их портреты, зарисовывал их жилища, копировал те или другие изображения, которые по просьбе своих родных и близких жены посылали им в столицу. М. К. Юшневская писала С. П. Юшневскому: "На днях может быть сделают портрет твоего брата (декабриста А. П. Юшневского, - М. Б.)*.

* (П. В. Голубовский, проф. Письма декабриста А. П. Юшневского и его жены М. К. Юшневской из Сибири. Чтения в Историческом обществе Нестора-летописца. Киев, 1904, кн. XX, вып. 2, стр. 93.)

М. А. Фонвизин, обосновавшись на поселении в Енисейске, в письме к И. Д. Якушкину в Петровский завод писал в 1835 году: "Николаю Александровичу Бестужеву присовокупи к тому, что я от всего сердца благодарю его за постоянную снисходительность его и доброту и за одолжение, которое он сделал нам, скопировав портреты жены (Натальи Дмитриевны. - М. Б.) для Марии Павловны (матери Н. Д. Фонвизиной - Апухтиной. - М. Б.), которая ему чрезвычайно обрадовалась"*.

* (ЦГИА, ОЛФ. Фонд (Якушкиных) 279, оп., ед. хр. 101, л. 56-об.)

Существуют также копии с копий, тождественные с портретами в основной коллекции в собрании И. С. Зильберштейна: братьев А. и П. Беляевых, В. Н. Лихарева, М. М. Нарышкина, С. И. Кривцова.

Нам известны и другие портреты декабристов, написанные в разные годы их пребывания в Петровском заводе: С. Г. Волконского, М. Ф. Митькова, С. П. Трубецкого, А. А. Крюкова и других*.

* (См. приложение № 3. Каталог работ Н. А. Бестужева.)

Из Малой Разводной (вблизи Иркутска), где декабрист А. П. Юшневский был на поселении, он писал брату С. П. Юшневскому 13 января 1841 года: "В 3-м письме от 3 ноября изъявляешь ты, мой друг, желание иметь мой портрет. Разумеется, что я тотчас исполнил бы его, если бы было в моей воле. В Петровском заводе, где мы были все вместе, оно очень легко было, но после рассеяния нашего товарищ (Н. Бестужев.- М. Б.), оказывавший всем нам услугу эту, остался по ту сторону Байкала в г. Селенгинске. Здесь же в целом крае нет даже плохого маляра"*.

* (П. В. Голубовский. Письма декабриста А. П. Юшневского и его жены М. К. Юшневской из Сибири. Киев, 1908.)

VIII

В Петровском заводе Н. Бестужев начал свою работу о "Дешевизне хронометров" "и набрасывал заметки большого сочинения - "О часах"*. Находясь за стенами тюрьмы с высоким частоколом, Н. Бестужев неустанно следил за достижениями отечественной науки и техники. Правящие круги царской России всячески принижали значение открытий русских техников и ученых и в то же время раболепно превозносили все иноземное.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч., стр. 322.)

Понимая причины технической отсталости царской России, Н. Бестужев и декабристы все больше и больше убеждались в том, как богат самородными талантами великий русский народ.

Н. Бестужев в 1837 году рукой М. К. Юшневскрй писал брату Павлу:

"Говоря о ходе просвещения, нельзя также не упомянуть с некоторой гордостью, что по части физических применений мы, русские, во многих случаях опереживали других европейцев: чугунные дороги не новы; они существуют на многих железных заводах для перевозки руды бог знает с которой поры. Толкуют о новости артезианских колодцев: они у нас существуют с незапамятных времен: Англия, Франция и Америка захлопотали недавно о подводных лодках: у нас при Петре уже деланы были опыты*. В Америке только Франклин открыл аналогию грома с электричеством: у нас Рихман убит при опытах с электрическим змеем, который он спускал с Ломоносовым"**.

* ("Московский телеграф", 1825, ч. VI, № 23. "Об изобретении подводных лодок в 1719 г.".)

** (Бунт декабристов. 1825-1925. Л., изд. "Былое", 1926, стр. 97.)

Только человек, искренно и горячо любящий свою родину, мог в тюрьме писать эти строки, полные гордости за русскую науку и ее деятелей.

В Читинской и Петровской тюрьмах прошли лучшие годы жизни Н. Бестужева. В его душе, казалось, не было ни уныния, ни скуки, и все же сердце томила тоска по любимой научной работе.

Порой перо легко скользило по бумаге. Обладая незаурядным литературным талантом, Н. Бестужев в своих повестях и рассказах создавал чистым, простым языком яркие образы.

Не раз в тяжелые периоды тюремной жизни, опасаясь обысков, он уничтожал написанное. В одну из своих записных книжек того времени Н. Бестужев, никогда не поддававшийся пессимизму, занес запись, которую первый его биограф М. И. Семевский считал черновым письмом к В. П. Ивашеву:

"И я разноображу жизнь свою... Обвиваю колечки, стучу молотком, мажу кистью, бросаю землю лопатою; часто пот льет с меня градом - часто я утомляюсь до того, что не в силах пошевелить перстом, а со всем тем каждый удар маятника, каждый миг времени падает на меня, как капля холодной воды на голову безумного, ложатся как щелчки к наболевшему месту. Сказать тебе правду, Базиль, - я хочу жизни, а лежу в могиле - я обманут в своих расчетах.

Я сделал все, чтобы меня расстреляли, я не рассчитывал на выигрыш жизни - и не знаю, что с ним делать. Если жить, то действовать - а недеятельность хуже католического чистилища - и потому - я пилю, строгаю, копаю, малюю, а время все-таки холодными каплями падает мне на горячую, безумную голову - и тут же присоединяются щелчки по бедному больному сердцу"*.

* (Н. А. Бестужев. Статьи и письма, цит. соч. "Из записных книжек", стр. 245-246.)

"Если жить, то действовать"*, думал Н. Бестужев. Обреченность на бездействие сокрушала его, как и некоторых других его товарищей.

* (Подчеркнуто нами.)

Приближался срок выхода на поселение Торсона. Состояние его здоровья внушало братьям Н. и М. Бестужевым серьезные опасения. Торсон страдал ипохондрией; местом поселения ему назначали Акша-Акшинскую крепость в Забайкальской области среди бурятских кочевий. К счастью, в Акше с 1832 года жил П. В. Аврамов, весьма уважаемый Н. и М. Бестужевыми и всеми декабристами товарищ. Но через год после приезда Торсона Аврамов умер. Все свое хозяйство - дом и остальное имущество он завещал Торсону. Одиночество, наступившее после смерти Аврамова Торсон переживал очень тяжело, приступы болезни повторялись все чаще и чаще и он стал хлопотать о переводе в город Селенгинск Иркутской губернии, где и поселился в 1837 году. Через год к нему приехали мать и сестра, и только тогда Н. и М. Бестужевым не пришлось уже так сильно беспокоиться за своего друга.

10 сентября 1837 года братья Н. и М. Бестужевы из письма брата Павла узнали о гибели А. Бестужева при занятии русскими войсками мыса Адлер. 10 июня А. Бестужев был ранен и изрублен горцами на куски. Весть о гибели брата потрясла Н. и М. Бестужевых. Тяжело переносили ее также декабристы, находивщиеся в тюрьме и на поселении.

После настоятельных просьб Елене Александровне удалось добиться того, что местом поселения Н. и М. Бестужевым был назначен г. Курган.

Связанные крепкой дружбой с Торсоном, братья просили родных хлопотать о том, чтобы их поселили вместе с Торсоном в Селенгинске. Н. и М. Бестужевых беспокоило обострение болезни Торсона. Они надеялись заняться вместе с Торсоном хозяйством и какими-либо полезными делами. А. Бестужева уже не было в живых, и надо было заботиться не только о себе, но и о родных, с которыми они надеялись соединиться в Забайкалье. Задолго до отбытия срока Н. и М. Бестужевы стали, готовить все необходимое для будущей жизни на поселении.

10 июля 1839 года окончился срок тюремного заключения осужденных по I разряду, к которому были причислены и Н. и М. Бестужевы.

27 июля в 9 часов утра "...весь первый разряд, более нежели на 30 подводах тронулся из каземата, и в поднятой копытами лошадей пыли исчез Петровский завод", - пишет в своих "Воспоминаниях" М. Бестужев*.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч., стр. 161.)

Братьям Н. и М. Бестужевым долго не разрешали отправиться в Селенгинск, и потому селение Посольское стало их временным местопребыванием. 31 числа они приехали в деревню Шигаеву (близь устья Селенги, впадающей здесь в Байкал). Здесь пришлось больше недели ждать прибытия судов, которые должны были перевезти всех, кроме Бестужевых, в Иркутск.

7 августа братья Н. и М. Бестужевы расставались, как им казалось, навсегда со своими товарищами и их семьями. За время 13-летнего пребывания в тюрьме они сроднились, делились горем и радостью, всем, что у них было. Не зная, будут ли они поселены с К. Торсоном, Н. и М. Бестужевы чувствовали себя одинокими и оторванными от всех близких и родных. Даже такой сдержанный и замкнутый в себе человек, как Н. Бестужев, не скрывал своих переживаний и писал об этом своим родным: "...мы с братом, проводя и простясь со всеми нашими соузниками... остались одни на берегу Селенги, в самом печальном расположении духа. Дружба, приязнь, привычка, все связи, соединявшие сердца наши, были разорваны; наше положение не оставляет никому надежды возобновить их, и потому судите, больно ли было нам и как кровянились сердца наши"*.

* (Письма из Сибири декабристов М. и Н. Бестужевых. Цит. соч., стр. 3. Изд. Иркутской секции научных работников, 1929.)

После отъезда товарищей Н. и М. Бестужевы отправились в Посольское, не зная, как долго предстоит им прожить здесь. Братья были неспокойны, ничем не могли заняться и находились, по словам М. Бестужева, "в положении путешественника, скучающего на станции за недостатком лошадей"*.

* (Там же, стр. 2.)

Н. Бестужев был в мрачном состоянии духа. Мысль о том, что им придется остаться в пустынном Посольском, страшила его.

Вероятно, в последние дни пребывания в Петровском заводе Н. и М. Бестужевы вместе с товарищами встретились со штаб-лекарем Кяхтинской таможни Александром Ивановичем Орловым. Несомненно Орлов был одним из культурнейших представителей кяхтинской интеллигенции. В 30-40-х годах совместно с инспектором монголо-русской школы Б. П. Паршиным он издавал рукописные журнал "Кяхтинский литературный цветок" и газету "Кяхтинская стрекоза"*. Хорошо знавший Орлова В. К. Кюхельбекер посвятил ему стихотворение, в котором именовал его "философом и поэтом".

* (М. Азадовский. Очерки литературы и культуры Сибири, вып. 1. Иркутск, ОГИЗ, 1947, стр. 108.)

У живущих в Москве внуков иркутского купца В. Н. Баснина сохранился некогда принадлежавший А. И. Орлову альбом большого формата, в коричневом переплете. Альбом содержит в себе ряд записей Н. Бестужева, Е. П. Оболенского, А. П. и М. К. Юшневских, штаб-лекаря М. А. Дохтурова (племянника героя Отечественной войны Д. С. Дохтурова), Я. И. Безносикова и других представителей иркутской, кяхтинской и верхнеудинской интеллигенции. Здесь же рисунки (акварельные и карандашные) Н. Бестужева. На одном из них изображен дворик Петровской тюрьмы. В своих альбомных записях Оболенский и Юшневские выражают чувство горячей признательности Орлову за все то хорошее, что он сделал для них и чего они никогда не забудут.

Орлов был вместе с Н. и М. Бестужевыми, когда они в Посольском ждали разрешения ехать в Селенгинск.

Прощаясь с отъезжавшим в Кяхту Орловым, Н. Бестужев записал в состоянии душевной депрессии следующие строки в его альбом: "Странно, как играет судьба вообще всем родом человеческим. Кто не испытал на себе следов ее неумного определения? Кому не случалось переносить ее тяжелое испытание? Но верно каждый скажет со мною, что нет тяжелее несчастья отъемлемой надежды, надежды последней. Несчастный пловец видит гибель челна, чувствует, как свирепое море вырывает из-под ног его доску за доскою и, наконец, он вверяет свое спасение последней - она последняя его надежда -долго он держится за нее - но буря хлещет, слепит, бьет его - и увы... доска следует направлению волн и исчезает из окровавленных рук погибающего... что остается ему тогда? - опуститься в пучину.

Со многими случается... (слово не разобрано). Мне всегда бывало грустно, когда я встречался только случайно с добрыми людьми. Теперь эта встреча для меня еще больнее, когда судьба сводит меня с такими людьми, с которыми, полюбив их сердечно, я должен расстаться. Мое положение тогда становится похожим на погибающего пловца: мой корабль уже рассыпался и мимо меня, мимо рук моих только плывут спасательные доски, я не могу за них схватиться.

Прощайте, я погружаюсь в неизвестное - я слышу уже шум в ушах от рокочущей волны, которая поглотит меня. N. В. (Н. Б.). 1839, август (29.1)".

В тот день, когда Н. Бестужев сделал в альбоме Орлова свою полную грусти запись, пришло, наконец, долгожданное разрешение. Н. и М. Бестужевы выехали в Селенгинск..

Пущинская коллекция портретов декабристов хранилась в семейном архиве Якушкиных и по смерти внука декабриста, сына Е. И. Якушкина - Е. Е. Якушкина, в 1930 году поступила сначала в Музей каторги и ссылки, а позднее - в Музей Революции СССР.

С 1948 года она хранится в Государственном Историческом музее.

На каждом портрете, скопированном Н. Бестужевым, И. И. Пущин проставил карандашом имя товарища; чтобы сохранить драгоценные изображения, к каждому из них он прикрепил лист тончайшей желтоватой бумаги.

Два письма Е. А. Бестужевой к И. И. Пущину и список *.

* (Там же, стр. 2.)

II

Весной согласно изданному в 1835 году указу декабристы получили на душу по 15 десятин пахотной и сенокосной земли. Братья Н. и М. Бестужевы в сопровождении селенгинского городничего К. И. Скорнякова осмотрели "свободные оброчные статьи". Н. Бестужев выбрал одно из живописных местоположений на своем берегу. Братья поспешили подготовить пашню к посеву и расчистили покосы. Они возлагали большие надежды на урожай.

Земельный надел братья Бестужевы получили на расстоянии 15 1/2 верст от огорода. Согласно распоряжению III отделения декабристам разрешалось отдаляться от места жительства только на 15 верст. Вскоре братьям пришлось почувствовать всю нелепость этого распоряжения. Н. Бестужев вынужден был обратиться к шефу жандармов Бенкендорфу с официальным прошением, в котором, говоря о потраве скотом его пашни, просил "доложить государю императору для получения милостивого разрешения ехать на пашню, чтобы выгнать скот"*.

* (Подчеркнуто нами.)

Ответа на прошение не последовало. Дальше Иркутска оно не пошло, и нелепый запрет сам по себе потерял свою силу. К тому же Н. и М. Бестужевы еще раньше получили разрешение выезжать по различным надобностям в Кяхту, Верхнеудинск и места, расположенные близко к Иркутску. Об этом мы знаем из письма М. К. Юшневской к Д. И. Завалишину из деревни Кузьминской (Кузьмихи) близ Иркутска, где Юшневские были на поселении: "Сегодня приехал повидаться со мною Ник(олай) Ал(ександрович) Бестуж(ев). Он нимало не переменился, все тот же. Им позволено ездить в Удинск и Кяхту. Только каждый раз просить надо ген(ерал)-губ(ернатора), получая от них письменную об этом просьбу"*.

* (Письмо М. К. Юшневской к Д. И. Завалишину от 4 апреля 1840 г. ГИМ, ОПИ. Бумаги Д. И. Завалишина. Фонд 250, ед. хр. 1. Б. 61, л. 181.)

Наряду с обработкой своей земли Н. и М. Бестужевы заготавливали дрова на год для себя и Торсона, а также валили лес, ибо купить его было негде и все приходилось добывать своими руками.

В начале весны Н. Бестужев постарался вывезти срубленный им еще осенью лес для постройки дома в безопасное место - лесной пожар мог уничтожить все их труды.

Об отведенной им земле Н. Бестужев писал своей сестре Ольге Александровне: "...наша Зуевская Падь имеет местоположение прекрасное: два хребта гор тянутся по обе стороны до самой Селенги, в вершине пади течет ручей, который бежал в прежние времена в Селенгу, но ныне, не добегая середины, исчезает под землею. Кругом ключика растут тальниковые кусты, перемешанные красным смородинником, который называют здесь кислицей. Выше в горы есть прекрасные места для прогулки: леса, наполненные шиповником и другими пахучими кустарниками, где брусника родится изобильно; оттуда же прекрасный вид на так называемое Гусиное озеро, которое протягивается верст на 40 в длину и верст на 20 в ширину. И видно, как на ладони, видимые с гор и окруженные горами, покрытыми дремучим лесом и населенными дикими зверями, козами и белками. Доступ на них труден, высота гор и густота леса делают их проходимыми только для самых отважных охотников"*.

* (Письма из Сибири М. и Н. Бестужевых, цит. соч., стр. 45.)

Чтобы земля уродила хлеб, она должна была получать достаточно в году влаги; однако долгая и суровая зима была слишком снежной около Байкала и почти бесснежной к востоку от него, лето - очень засушливым.

Постоянные засухи заставили Н. и М. Бестужевых задуматься над тем, как устроить на своих угодьях искусственное орошение.

Возле своего поля Н. Бестужев построил маленькую избушку. Горный воздух здесь был чист и свеж. В дни летней страды Н. Бестужев косил превосходную траву, которая, правда, была местами низка и редка; эта работа отнимала много дней, так как покос, находившийся в длинной впадине, тянулся узкой полосой на 6 верст. Целыми неделями Н. Бестужев не покидал свои наделы. Не имея права отлучаться на большое расстояние, Н. Бестужев любовался видом на Гусиное озеро, бродил с ружьем и однажды набрел на ирригационные сооружения, сохранившиеся здесь с древнейших времен. Они свидетельствовали о том, что в прошлом у бурятского народа была высокоразвитая гидротехника.

Когда Н. и М. Бестужевы вместе с Торсоном занялись овцеводством, Н. Бестужев пристроил к своей избушке овчарню и в летние месяцы пас овец, собственноручно заготовляя для них сено.

Урожайных годов выдавалось очень мало. Обрабатывая свои наделы, братья трудились не покладая рук. Несмотря на то, что Н. и М. Бестужевы хотели строиться, они не пожелали переселиться на левый берег Селенги, куда после их приезда перенесли город. Селенгинск начал постепенно расти. Бестужевы и Торсон предпочитали жить вместе, в 5 верстах от нового города, где у Н. и М. Бестужевых образовалась своя заимка.

Надеясь обеспечить себе средства к существованию, братья с Торсоном принялись за постройку мельницы, о чем Е. П. Оболенский писал И. И. Пущину: "О селенгинцах давно ничего не знаю и не слыхал - кажется они хотят устроить мельницу и применить свои механические познания не к игрушкам, а к делу"*.

* (Из письма Е. П. Оболенского И. И. Пущину, ОРЛБ, шифр - переплет 1578, л. 237.)

Мельница приводилась в действие лошадью; молотильная машина Торсона нашла себе, наконец, применение. Правда, одной лошади оказалось недостаточно, но приобрести другую было не на что. Н. Бестужев сообразил, что лошадь затрачивает часть силы впустую, разматывая очень длинную веревку. Он приспособил более толстую бичеву и наладил ход, обойдясь без второй лошади. И все же мельница оказалась очень убыточной.

Н. и М. Бестужевы хотели одного: обрести трудовую самостоятельность. Тем самым братья не только не были бы в тягость своим родным, поддерживавшим их всем, чем могли, в заключении и на поселении, но и в свою очередь стали бы им полезными. Братья с каждым годом сеяли больше хлеба, расширяли покосы, надеясь удачно сбыть зерно и сено. Большие надежды они возлагали также на овцеводство. Их заветным желанием стало вызвать к себе мать и сестер, о которых они не могли думать без страдания, когда представляли себе их существование в маленькой деревеньке, в нужде и в заботах.

В каждом письме Н. и М. Бестужевы уговаривали мать и сестер не только продать, а даже отдать "даром первому встречному" и крестьян, и землю, и дом, чтобы все это вместе взятое не обременяло их и не отнимало у них последние крохи"*.

* (Письма из Сибири Н. и М. Бестужевых, цит. соч., стр. 76.)