II

В октябре 1820 года в Петербурге восстал Семеновский гвардейский полк, один из любимых полков Александра I. В донесении, отправленном Александру I начальником гвардейского корпуса Васильчиковым, сообщалось, что "нижние чины выведены были из терпения от неблагоразумного и неосторожного поведения полковника Шварца". Восстание началось с того, что солдаты, собравшись на дворе казармы, потребовали освобождения одной из рот, арестованной в связи с тем, что она жаловалась на грубость и бесчеловечность командира полка Шварца, одного из типичных представителей "аракчеевской" фронтовой школы. В полку не проходило ни одного дня учения без палок. Шварц издевался над солдатами, дергал их за усы, заставлял плевать в лицо друг другу и терзал беспрестанными ученьями и шагистикой. Солдаты Московского и Преображенского полков и лейб-гренадеры громко выражали свое сочувствие семеновцам.

Генерал-адъютант А. А. Закревский писал, что каждый из командиров этих полков "почти не был уверен в своих подчиненных и страшился, чтобы у него того же не произошло"*. А. X. Бенкендорф писал П. М. Волконскому: "Более чем вероятно, что если бы настоящая катастрофа потребовала вмешательства вооруженных сил, то сия последняя отказалась бы повиноваться, так как большая часть полков уже давно разделяла неблагоприятное мнение семеновцев о полковнике Шварце"**.

* (Бумаги гр. А. А. Закревского (т. 1). Изд. под ред. Н. Дубровина. Сборник Русского Исторического о-ва, т. 73, 1890.)

** (Бумаги кн И. В. Васильчикова. О Семеновской истории. "Русский архив", 1875, III-IV.)

Н. И. Тургенев писал об этих событиях в своем "Дневнике": "Семеновцам в Государственном Совете, в английском клубе и великосветских салонах, говоря о событиях в Семеновском полку, все выражали сочувствие и негодование по адресу Шварца... Весь полк в крепости... солдаты показали необыкновенное благородство во время всего происшествия. Все им удивляются, все о них сожалеют"*.

* (Дневники и письма Н. И. Тургенева (1816-1824), т. III. Птг., 1924, стр. 61 (архив братьев Тургеневых).)

А. И. Тургенев сообщал П. А. Вяземскому 28 октября: "Семеновцы все еще в крепости и крепки мужеством и своею правдою и страданием. Всеобщее участие в их пользу"*. Александр I был очень обеспокоен. Он узнал о событиях, находясь на конгрессе "Священного союза" в Троппау. Царь видел в них проявление роста освободительных идей в России**.

* (Переписка А. И. Тургенева с П. А. Вяземским. Т. I. 1814-1833. Под ред. и с примеч. Н. Н. Кульмана. Птг., 1921, стр. 111.)

** (К. Ф. Рылеев перед 14 декабря выражал будущему декабристу Г. С. Батенькову сожаление по поводу того, что члены "Союза Благоденствия" не воспользовалась семеновской историей: "Один подобный случай был уже пропущен... Не должно повторять ошибок" (В. И. Семевский. Политические и общественные декабристов. СПБ, 1909, стр. 159).)

Движение в Семеновском полку было беспощадно подавлено. Полк был жестоко наказан и расформирован. Впоследствии некоторые рядовые этого полка, попав в другие части, стали проводниками освободительных идей в солдатские массы. Многие из бывших семеновцев приняли участие в восстании декабристов.

Через несколько дней после расправы с семеновцами во дворе казармы Преображенского полка были найдены две прокламации. Одна из этих прокламаций была обращена к солдатам Преображенского полка "от солдат семеновцев", а другая вообще к "воинам". Обе прокламаций были составлены в очень решительных революционных выражениях. Авторы прокламации называли царя "тираном", "сильным разбойником", "подлым правителем", описывали весь ужас крепостного права, тиранию дворян-помещиков, торговлю людьми, как скотом... Панический страх охватил правительство.

В связи с событиями в Семеновском полку при гвардейском корпусе была учреждена тайная военная полиция. Она вела наблюдение за поступками и образом мысли солдат и офицеров.

Реакция развернула свое наступление против просвещения и науки. Начался разгром университетов. Передовые профессора один за другим изгонялись из стен учебных заведений.

В те дни, когда лучшие люди петербургского общества были взволнованы семеновской историей и негодование против изувера Шварца еще больше раскалило ненависть к военно-бюрократическому режиму аракчеевщины, в десятой книжке "Невского зрителя" появилось стихотворное послание поэта К. Ф. Рылеева "К временщику", направленное против всесильного Аракчеева.

Кондратий Федорович Рылеев.
Миниатюра. Начало 20-х годов XIX века.
Гос. Исторический музей

"Нельзя представить изумления, ужаса, даже можно сказать, оцепенения, каким поражены были жители столицы при сих неслыханных звуках правды и укоризны, при сей борьбе младенца с великаном. Все думали, что кары грянут, истребят и дерзновенного поэта и тех, которые внимали ему... Это был первый удар, нанесенный Рылеевым самовластью", - писал Н. Бестужев в своих "Воспоминаниях о К. Ф. Рылееве"*.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч. Н. Бестужев. Воспоминание о Рылееве, стр. 12.)

Стихотворение Рылеева было его первым опытом гражданской лирики.

Поэт-гражданин огненными стихами заклеймил "верного" друга императора, главного мучителя русских крестьян и солдат, с бессмысленной жестокостью учреждавшего военные поселения в стране.

Дружба Н. Бестужева с К. Ф. Рылеевым началась в 1821 году. Они встретились в "Вольном обществе любителей российской словесности". Приезжая в Петербург, Н. Бестужев непременно посещал К. Ф. Рылеева. Александр Бестужев жил вместе с Рылеевым в доме Российско-Американской компании, где последний служил правителем дел. Все петербургские литераторы, бывавшие у Рылеева, стали знакомыми Н. Бестужева. В числе их был и Лев Сергеевич Пушкин, который часто знакомил всех собиравшихся у Рылеева с новыми стихами своего гениального брата.

Дружба Н. Бестужева с Рылеевым оборвалась только после трагической смерти последнего. Освободительные идеи целиком завладели их умами. Беседы о современном положении России, о французской буржуазной революции, об Отечественной войне 1812 года, об испанской революции давали богатую пищу уму. Рылеев делился с другом своими литературными замыслами. Н. Бестужев в свою очередь давал ему читать свои труды по истории русского флота. Он полюбил Рылеева, поэт стал одним из самых близких его друзей.

Рылеев относился к Н. Бестужеву с чувством глубокого уважения и всегда прислушивался к его советам. Стойкий, умный, выдержанный и рассудительный, Н. Бестужев стал для поэта самым большим авторитетом. Во всех делах, "требовавших холодного размышления, он (т. е. Рылеев. - М. Б.), - говорит Н. Бестужев, - всегда прибегал ко мне; в этом случае он делал мне честь предпочтения, не доверяя, как говорил он, ни собственной пылкости, ни Александровой опрометчивости"*.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч. Н. Бестужев. Воспоминание о Рылееве, стр. 15.)

Рылеев, Н. и А. Бестужевы были связаны общностью политических и литературных взглядов, о чем говорит Н. Бестужев: "Насчет литературных занятий Рылеев и мы с братом составляли нечто целое. Ни один из нас не делал плана, не кончал сочинения, не показав другому"*.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч. Н. Бестужев. Воспоминание о Рылееве, стр. 15.)

В 1822 году Рылеев и А. Бестужев предприняли издание альманаха "Полярная звезда", который должен был отображать литературные взгляды будущих декабристов и объединить все прогрессивное в русской литературе.

IV

1824 и 1825 годы были самыми кипучими в жизни Н. Бестужева.

1 июля 1824 года Н. Бестужев отправился на фрегате "Проворный" под командой Ф. В. Казина из Кронштадта до Гибралтара.

Из Бреста Н. Бестужев писал брату Александру: "...пишу тебе, урвав первую свободную минуту... По краткости времени я не хочу тебе описывать ничего, узнаешь все после потому, что по обязанности своей должен все замечать... У меня три должности: на фрегате, по части историко-географической и по части дипломатической"*.

* (Н. В. Измайлов. А. А. Бестужев до 14 декабря 1825 г. Академия наук СССР. "Памяти декабристов". Сборник материалов, I, Л., 1926, стр. 42.)

В этом же письме Н. Бестужев просит брата "кланяться" Рылееву и всем товарищам по обществу.

О каком обществе говорит в своем письме Н. Бестужев - о Северном или о "Вольном обществе любителей российской словесности"? Несомненно о последнем, ставшем декабристским литературным центром.

Из показаний мичмана гвардейского экипажа В. А. Дивова (который узнал об этом от товарища Н. Бестужева по экспедиции, мичмана А. П. Беляева), видно, что во время плавания на фрегате "Проворный" Н. Бестужев "старался поселить в Казине свободный образ мыслей, а А. П. Беляев советовал: "Если есть брат, друг, родственник, то следует стараться обратить его"*. Из показаний А. П. Беляева известно, что у Н. Бестужева в плавании к Гибралтару находился рукописный список "О необходимости законов" Д. И. Фонвизина. А. П. Беляев прочел и списал его**.

* (ЦГИА. Фонд 48 (декабристов), д. 365, л. 38-об.)

** (Там же, д. 363, л. 12.)

Так уже в начале плавания к Гибралтару Н. Бестужев начал пропагандистскую деятельность на фрегате, стараясь вселять среди моряков "свободный образ мыслей"*.

* (Там же, д. 365, л. 38-об.)

А. П. Беляев пишет в своих "Воспоминаниях" о том, как они были свидетелями расстрела "восставших за свою свободу испанцев" и под звуки марша Риэго, "совершившего переворот в Испании и потом погибшего на виселице", поднимали бокалы в память бессмертного героя свободы*.

* (Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном (1805-1850) А. П. Беляева. СПБ, 1882, стр. 125, 127 и 128.)

О настроениях Н. Бестужева красноречиво свидетельствуют написанный им очерк "Гибралтар" и "Путевые письма". В них Н. Бестужев с любовью зарисовал образы своих современников - испанских революционеров. Он говорит об их благородстве и мужестве. Живой свидетель расстрела "восставших за свободу испанцев", Н. Бестужев в таких словах описывает казнь одного из патриотов: "Перед расстрелом ему хотели завязать глаза платком. Он отказался сначала, - говорит Н. Бестужев, - но, увидя генерала О'Доннеля (О'Доннель - либерал и предатель. - М. Б.) в числе зрителей, схватил с нетерпением платок и сказал: "Не хочу осквернять последних минут моей жизни видом человека, предавшего отечество и пришедшего любоваться кровью сограждан". "С этими словами он был расстрелян", - заканчивает Н. Бестужев*.

* (Гибралтар (письма I-IV). Н. Бестужев. "Полярная звезда" за 1825 г. СПБ, 1825, стр. 193-224.)

"Так вводилась в сознание читателей, - говорит М. К. Азадовский, - романтическая фигура борца за свободу и клеймилось политическое предательство"*.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч, М. К. Азадовский. Мемуары Бестужевых, стр. 620.)

Поездка в Испанию еще больше усилила ненависть Н. Бестужева к крепостному строю и аракчеевскому режиму.

За успешное выполнение заданий адмиралтейского департамента по возвращении из Испании Н. Бестужев был произведен в капитан-лейтенанты.

Когда Н. Бестужев вернулся из дальнего плавания и ввел в Северное общество К. Торсона, Рылеев дал им для ознакомления проект конституции Никиты Муравьева. Рылеев жаждал знать мнение серьезных и преданных идее освобождения своей родины морских офицеров. Они много путешествовали и непосредственно наблюдали деятельность конституционных учреждений в ряде стран. Оба обнаружили интерес и начитанность в политических вопросах и очень зрело рассуждали о способах государственного преобразования.

Социально-политические взгляды Н. Бестужева выражены в его замечаниях на полях проекта конституции Никиты Муравьева. Это - второй вариант конституции; он переписан рукой Рылеева и сохранился в бумагах И. Пущина*.

* (Подлинник второго варианта конституции Никиты Муравьева с замечаниями Н. Бестужева. ОРЛБ.)

До нас дошло три редакции проекта конституции Никиты Муравьева. Академик Н. М. Дружинин подверг их всестороннему изучению в специальном труде "Декабрист Никита Муравьев"*. Историк доказал, что ряд замечаний на втором проекте конституции, в частности замечание к параграфу о земельном наделе крестьянства (§ 24), принадлежит Н. Бестужеву.

* (Н. М. Дружинин. Декабрист Никита Муравьев. М., изд. О-ва политкаторжан, 1933.)

В своих весьма скупых, но четких замечаниях на полях проекта представитель левой, демократической группы Северного общества Н. Бестужев требовал освобождения крестьян с землей и настаивал на расширении прав народного представительства*. Его предложения шли значительно дальше критических поправок Торсона.

* (Там же, стр. 323, 325 330, 332.)

Н. Бестужев и К. Торсон вернули Рылееву муравьевский проект с дополнениями и замечаниями. Рылеев поддержал Н. Бестужева, склоняя Никиту Муравьева ввести в конституцию предложение о республиканском образе правления, о наделении крестьян землей за счет помещиков*.

* (В. Д., .т. I, стр. 175, 183.)

Н. Бестужев и К. Торсон расходились в понимании важнейших политических вопросов. Торсон оставался сторонником конституционно-монархического строя и незадолго до восстания стал заметно отходить от общества. Он боялся революционного переворота и возможных последствий.

Рылеев старался установить связь Северного общества с Балтийским флотом. Он поручил Н. Бестужеву и К. Торсону завербовать морских офицеров и создать ячейку тайного общества во флоте. Вместе с тем Рылеев поручил Н. Бестужеву и К. Торсону вести агитацию среди матросов и офицеров, считая, что при наличии сильной группы в Кронштадте можно будет поднять восстание. С началом действий в Петербурге Н. Бестужев и К. Торсон должны были быть готовы в Кронштадте с помощью членов общества "возмутить матросов, сменить начальство и принять город и крепость под свою команду"*. Осенью 1825 года Н. Бестужев вошел в состав думы Северного общества вместо выбывшего на длительное время из Петербурга Никиты Муравьева.

* (Следственному комитету К. Торсон так характеризовал свой отказ от создания ячейки тайного общества в Кронштадте: "Таким образом действовать, значит возродить беспорядок, который после не удержать. Если везде так действовать, значит предать отечество еще большим ужасам, чем французская и гишпанская революция" (В. Д., т, I, стр. 194-198).)

В октябре того же 1825 года С. П. Трубецкой приехал в Петербург и сообщил Рылееву, что на юге два корпуса готовы к революционному выступлению и требуют помощи от северян. Рылеев не смог ответить решительно и определенно. Хоть общество численно за последние месяцы и выросло, но оно еще не было сплоченным и организованным. Рылеев прекрасно понимал это и не скрывал, что для решительных действий общество еще не готово, что он не в состоянии что-либо предпринять и тем более присоединиться к открытому революционному выступлению, хотя и надеялся на гвардейские полки.

Сообщение Трубецкого о достигнутом с Южным обществом соглашении об одновременном революционном выступлении (летом 1826 года на юге - при маневрах и смотре царем войск - 3-го и 4-го корпусов намечалось убийство Александра I; на севере - арест и вывоз царской семьи за границу и одновременно движение пехотных частей под командованием М. П. Бестужева-Рюмина на Москву и конницы во главе с С. И. Муравьевым-Апостолом на Петербург) было принято левым крылом Северного общества с огромным энтузиазмом. Соглашение, заключенное между обществами, еще более воодушевило северян. Оболенский, Каховский, А. и Н. Бестужевы, а с ними и другие энергично пополняли ряды общества новыми членами, готовя их к выступлению.

Рылеев был уверен в том, что когда придет время действовать открыто, полки будут с ними.

Умеренные члены общества, как Штейнгель, Батеньков и другие, стали также проявлять живейший интерес к делам тайной организации.

Но обстоятельства сложились так, что Северному обществу пришлось выступить раньше, чем предполагал Рылеев со своими товарищами. В половине ноября 1825 года в Петербурге стали распространяться робкие слухи о болезни Александра I, находившегося в Таганроге. 27 ноября стало известно о его смерти. Трубецкой сообщил Рылееву, что дворцовый караул, придворные чины, войска Петербургского гарнизона и правительственные учреждения присягнули его брату, императору Константину I.

Смерть царя и присяга на верность новому самодержцу застали Северное общество врасплох. Казалось, все планы были сорваны. В витринах магазинов появились портреты нового государя. Монеты с его изображением входили в обращение. Но Константин еще при жизни Александра I отрекся от престола и наследником негласно был назначен другой брат царя - Николай.

Константин в качестве командующего польской армией жил в Варшаве. Когда до него дошли вести о том, что ему приносят присягу, он отказался признать себя императором. В столице возникло неопределенное положение, наступило междуцарствие. Один царь, Константин, сидел в Варшаве и не торопился вступать на престол. Другой, Николай, переехал в Зимний дворец, но фактически не стал самодержцем. Братья то один, то другой, уступали корону и трон друг другу. Между Константином и Николаем шла переписка о престолонаследии. Курьеры метались между Петербургом и Варшавой. "Столица государства представляла тогда странное явление, - говорит в своих "Записках" Трубецкой, - был государь названный, но не было действительного, и никто не знал наверное, кто им будет"*.

* (С. П. Трубецкой. Записки, Лейпциг, 1874, стр. 5.)

В тот день, когда стало известно о смерти Александра I, к Рылееву тотчас бросился Н. Бестужев. К нему присоединился и К. Торсон. Между ними произошел разговор, который позднее был воспроизведен Н. Бестужевым в его "Воспоминании о Рылееве".

"Где же общество, - говорил Н. Бестужев, - о котором столько рассказывал ты? Где же действователи, которым настала минута показаться? Где они соберутся, что предпримут, где силы их, какие их планы? Почему это общество, ежели оно сильно, не знало о болезни царя, тогда как во дворце более недели получаются бюллетени об опасном его положении? Ежели есть какие намерения, скажи их нам, и мы приступим к исполнению - говори!"

Рылеев после долгого молчания сказал:

"Это обстоятельство явно дает нам понятие о нашем бессилии. Я обманулся сам, мы не имеем установленного плана, никакие меры не приняты, число наличных членов в Петербурге невелико, но, несмотря на это, мы соберемся опять сегодня ввечеру; между тем я поеду собрать сведения, а вы, ежели можете, узнайте расположение умов в городе и в войске"*.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч. Н. Бестужев. Воспоминание о Рылееве, стр. 30.)

Вечером у Рылеева собрались Трубецкой, Оболенский, Батеньков, А. и Н. Бестужевы. Совещание ни к чему не привело. Рылеев и братья А. и Н. Бестужевы, оставшись втроем, стали строить планы дальнейших действий и решили написать прокламации к войскам, намереваясь ночью распространить их по казармам.

Посоветовавшись друг с другом, они нашли такой способ пропаганды неудобным и разорвали написанные листы. Тогда они приняли смелое и отчаянное решение: пойти по улицам Петербурга и агитировать солдат. Они подходили к каждому часовому, останавливали каждого солдата и говорили, что "их обманули, не показав завещания покойного царя, в котором дана свобода крестьянам и убавлена до 15 лет солдатская служба". Солдаты слушали их с затаенным дыханием. Слова Рылеева и братьев А. и Н. Бестужевых быстро разнеслись по войскам. В этом они убедились при обходе улиц столицы на следующую ночь. Свои обходы по ночам они стали считать началом своих действий. Таким образом, они готовили войска "для всякого, - по словам Н. Бестужева, - случая, могущего представиться впоследствии"*.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч. Н. Бестужев. Воспоминание о Рылееве, стр. 31.)

В этих ночных хождениях по городу Рылеев сильно простудился и заболел. Но, несмотря на болезнь, он продолжал фактически возглавлять Северное общество в эти дни и был душой всех его планов, его идеологом и вождем.

В столице стали распространяться слухи о завещании Александра I, касавшегося престолонаследия. Возможность воцарения Николая создавала в войсках неприязненное к нему отношение. Его не любили. Он был груб с офицерами и жесток с солдатами. В случае, если будут вторично приводить к присяге Николаю, было решено действовать. Сама обстановка складывалась таким образом, что Северное общество должно было взять на себя инициативу действия и под предлогом требования воцарения Константина не допустить присяги Николаю.

Рылеев, Трубецкой, Оболенский и другие руководители общества решили собрать гвардейский экипаж, Измайловский полк с коннопионерами и Московский полк (где особенно энергично действовал М. Бестужев) в одну боевую массу и организованно двинуть их к сенату для внушительной демонстрации; здесь же объявить о созыве собрания народных представителей, которое должно будет решить вопрос о форме государственного правления в России.

Рылеев с Оболенским были уверены, что с пятью-шестью полками этот план можно осуществить без пролития крови.

10 декабря стало известно об окончательном отречении Константина. В этот же день офицеры Финляндского полка члены общества Н. П. Репин и А. Е. Розен заявили Рылееву и Трубецкому, что рассчитывать на свой полк в случае выступления они не могут. Не оправдались расчеты и на другие полки. Тем не менее северяне не изменили своему решению. Именно в эти дни Северное общество приступило к подготовке решительных действий. В случае неуспеха восстания в Петербурге решено было с оружием в руках пробиваться к новгородским военным поселениям, поднять их и найти опору для дальнейшей борьбы*.

* (М. В. Нечкина. План государственного переворота в день восстания 14 декабря 1825 года. "Исторические записки", 1948, № 27, стр. 133-134. (Изд. Академии наук СССР).)

В эти дни особую энергию проявил Н. Бестужев. Он и сам позднее показал на следствии, что "действовал решительно"*.

* (В. Д., т. II, стр. 84.)

Несмотря на то, что Н. Бестужев в течение нескольких лет состоял на службе при адмиралтейском департаменте и не нес строевой морской службы, в морском гвардейском экипаже его хорошо знали и любили*. Н. Бестужеву одному принадлежит заслуга создания крепкого ядра декабристов в гвардейском экипаже, в котором служили многие передовые, образованные моряки, члены филиала Северного общества.

* (Е. А. Бестужева в 1858 году, будучи в Петербурге, говорила М. И. Семевскому (историку, позднее издателю и редактору журнала "Русская Старина"), что когда после ареста Н. Бестужева полицмейстер спрашивал ее, кто его знакомые, - "пол-Петербурга его любит, - отвечала я совершенно справедливо" (Воспоминания Бестужевых, цит. соч., стр. 410).)

Н. Бестужев с большой осторожностью, исподволь, втягивая морских офицеров в беседы о политике, о странах, в которых существует республиканский порядок правления, узнавал образ мыслей офицеров и доказывал им необходимость изменения государственного строя России.

Выше уже упоминалось о том, какое влияние имел Н. Бестужев на молодого мичмана А. П. Беляева во время их совместного плавания к Гибралтару. Н. Бестужев принял в общество лейтенанта А. П. Арбузова, который до вступления в Северное общество "...питал либеральные мнения и мечтал о республике*", а также лейтенанта М. Кюхельбекера.

* (В. Д., т. VIII. "Алфавит декабристов". Л., ГИЗ, 1925, стр. 26.)

А. П. Арбузов. С акварели Н. Бестужева.
Фотография конца 50-х годов XIX века Е. И. Якушкина.
Гос. Исторический музей.

Через Арбузова Н. Бестужев вел работу среди моряков - офицеров и матросов. Н. Бестужев умело организовал агитацию, о чем он говорил на следствии: "... чтобы мне принять кого-либо в члены тайного общества, надобно было знать конечное согласие того человека, объявить ему о цели общества и предписать самому действия, сверх сего по приеме объявить о том Рылееву"*.

* (В. Д., т. II, стр. 15.)

Н. Бестужев не ошибся, избрав Арбузова своим помощником по пропаганде среди моряков и подготовке гвардейского экипажа к восстанию. Арбузов, непосредственно руководивший подготовкой восстания в гвардейском экипаже накануне восстания, являлся прямым исполнителем директив, исходивших от руководителей Северного общества. Об этом говорят и следственные дела моряков-декабристов. Арбузов был хорошо знаком с общим планом восстания 14 декабря, выработанным Управой общества, на заседаниях которой он присутствовал по рекомендации Н. Бестужева.

Заодно с Арбузовым действовали и другие моряки-декабристы: М. Кюхельбекер, братья А. и П. Беляевы. К активному участию в восстании были привлечены не только непосредственные члены общества, но и многие офицеры и матросы экипажа. На своем заседании 23 февраля 1826 года следственный комитет констатировал, что "большая часть офицеров Гвардейского экипажа... была в заговоре с Арбузовым и Бестужевыми" (т. е. с Николаем, Александром и Петром Бестужевыми. - М. Б.)*. Вместе со старейшими членами общества действовали и только что принятые в него поручики лейб-гвардии гренадерского полка С. Н. Сутгоф и Н. А. Панов и другие полные энтузиазма и решительности молодые люди.

* (ЦГИА. Фонд 48 (декабристов), д. 25, л. 172. Нам долгое время был неизвестен портрет Арбузова, самого деятельного и решительного соратника, Н. Бестужева, который помог ему 14 декабря 1825 года вывести на Сенатскую площадь гвардейский экипаж. Мы не сомневались в том, что портрет Арбузова, как и других декабристов, был написан Н. Бестужевым во время их совместного пребывания в Петровском заводе. В процессе окончания настоящей работы нам посчастливилось обнаружить в Государственном Историческом музее в архиве историка И. Е. Забелина коллекцию фотографий конца 50-х годов XIX столетия, выполненную Е. И. Якушкиным (сыном декабриста) с подлинных портретов декабристов работы Н. Бестужева. Среди них оказался и портрет А. П. Арбузова, о чем см. приложение: Каталог № 2. Портреты декабристов работы Н. А. Бестужева, Петровский завод (1830-1839).)

Именно в эти дни Рылеев сплотил вокруг себя своих верных соратников - Каховского, Оболенского, братьев А., Н. и М. Бестужевых, И. Пущина и Трубецкого и развернул свою деятельность в полную силу.

VI

План, утвержденный накануне у Рылеева, по которому северяне выступали первыми, был нарушен уже утром 14 декабря.

В то время когда морской экипаж, подготовленный Н. Бестужевым, Арбузовым и другими к восстанию, ждал Якубовича, чтобы во главе с ним выйдя из казарм, присоединиться к измайловцам и конноартиллеристам и, захватив Зимний дворец, арестовать царскую фамилию* (и при возможности уничтожить ее), Якубович в 6 часов утра явился к Рылееву и А. Бестужеву и заявил последнему о своём отказе выполнить взятые на себя обязательства.

* (В. Д., т. I, стр. 186, 187, 368, 450, 451.)

В Московском, гренадерском и других полках офицеры-декабристы ждали сообщений о ходе действий Якубовича. В полках, готовых к восстанию, были уверены, что дворец уже захвачен.

Отказ Якубовича потряс А. Бестужева. Он тщетно уговаривал Якубовича, как говорит М. Бестужев, "ехать к артиллеристам и измайловцам"; храбрый кавказец "упорно говорил: "Вы затеяли дело несбыточное - вы не знаете русского солдата, как знаю я"*.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч., стр. 36.)

Якубович поспешил к себе домой на Гороховую. Дела принимали опасный оборот. А. Бестужеву и Рылееву надо было на что-то решиться; время шло, необходимо было предупредить Арбузова об отказе Якубовича и направить вместо него в морской экипаж Н. Бестужева.

Рылеев и А. Бестужев поспешили послать с этим важным поручением в гвардейский экипаж Петра Бестужева. Известив Арбузова, он должен был спешно направиться к старшему брату.

Когда Торсон ушел в штаб морского министерства на свое очередное дежурство, Н. Бестужев направился в Морской музей. Здесь он увидел Петра, прочитал записку Александра и поспешил к Рылееву.

"Я дожидал тебя, - сказал он Н. Бестужеву, - что ты намерен делать?

- Ехать по условию в гвардейский экипаж, может быть, там мое присутствие будет к чему-нибудь годно.

- Это хорошо. Сейчас был у меня Каховский и дал нам с твоим братом Александром слово об исполнении своего обещания. Я же, со своей стороны, еду в Финляндский и гвардейский полки, и если кто-либо выйдет на площадь, я стану в ряды солдат с сумою через плечо и с ружьем в руках"*.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч. Н. Бестужев. Воспоминание о Рылееве.)

Несомненно Рылеев сообщил Н. Бестужеву о том, что еще утром Якубович вместе с Арбузовым в присутствии Каховского отказался вывести на Сенатскую площадь гвардейский экипаж. Н. Бестужев поспешил к казармам экипажа и стал у ворот ждать уведомления о выступлении Московского полка.

После ухода Рылеева с Н. Бестужевым А. Бестужев поспешил к родным. Как только брат Михаил явился от полкового командира, он сообщил ему об измене Якубовича.

"Итак, надежда на артиллерию и прочие полки исчезла, - сказал брату М. Бестужев чуть не со слезами на глазах. - Медлить нечего, пойдем в полк - я поведу его на площадь. Пойдем и уведем полк до присяги"*.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч., стр. 69.)

Было уже 9 часов утра, и в это время случилось именно то, чего так опасались декабристы.

Николай огласил манифест о своем воцарении, и после заседания в Зимнем дворце ему уже присягнули государственный совет, сенат, синод и вслед за ними Преображенский, Конногвардейский и Семеновский полки.

Перед тем как восставшие должны были выйти на площадь, Корнилович отправился к Сперанскому сообщить ему о предстоящих событиях и получить его согласие на назначение в число членов временного правления.

"С ума вы сошли, - ответил Сперанский, - разве делают такие предложения преждевременно? Одержите сначала верх, а потом все будет на вашей стороне"*.

* (Д. И. Завалишин. Записки декабриста, т. II. 1904, стр. 59.)

В 10 часов на Гороховой улице показалась колонна Московского полка во главе с М. и А. Бестужевыми и Щепиным-Ростовским. Здесь к ним присоединился Якубович. Солдаты шли с развернутыми знаменами, с барабанным боем, с заряженными ружьями наперевес и с криками: "Ура, Константин!"

Колонна вышла на Сенатскую площадь в полном порядке и образовала у памятника Петру I каре. К восставшим поспешил присоединиться батальон лейб-гренадерского полка под предводительством Сутгофа. Батальон прошел через Петропавловскую крепость, но, торопясь к месту сбора, не догадался занять ее. Точно так же он мог овладеть Зимним дворцом, но увидев, что двор занят саперами, прошел мимо. Лейб-гренадеры стали рядом с Московским полком, слева, ближе к Неве.

При выходе из казарм М. и А. Бестужевым пришлось вступить в борьбу с командиром полка и старшим офицером, которые пытались остановить солдат. Щепин-Ростовский тяжело ранил обоих.

Восстание привлекло на площадь огромные толпы народа. Тут были и рабочие, строившие Исаакиевский собор.

Весть о происходящем тотчас же дошла до дворца. До этого Николай с тревогой ждал известий от полковых командиров о ходе присяги. Теперь он растерялся. Неуверенность в солдатах мешала ему действовать решительно. Отдав приказ привести батальон Преображенского полка, который казался ему наиболее надежным, Николай поспешил к главным дворцовым воротам. Площадь была полна народу. Николай стал читать и толковать манифест о своем восшествии на престол.

И. Пущин и Рылеев прибыли на площадь вскоре после прихода Московского полка. Оболенский пришел вместе с полком. К ним присоединились Одоевский, Каховский и другие.

Московский полк, роты лейб-гвардии гренадерского полка и примкнувшие к ним были крайне удивлены отсутствием диктатора Трубецкого. Ведь он должен был прибыть раньше всех на площадь и принять командование восставшими.

Тем временем по вызову Николая I пришел батальон Преображенского полка. Узнав об этом, царь во главе батальона выехал на площадь и распорядился стянуть туда присягнувшие ему части. Войска уже окружали площадь. Кавалерия расположилась вдоль адмиралтейства, коннопионеры на набережной, кавалергарды - у дома Лобанова-Ростовского. Сюда же подводили артиллерию, однако ждали, когда подвезут снаряды.

Николай не сразу воспользовался оплошностью восставших. Растерянность и на площади не покидала его. Вначале члены царской фамилии хотели убедить восставших разойтись. К ним подъехал брат царя Михаил Павлович, уверяя, что Константин отказался царствовать.

К каре восставших подъехал генерал-губернатор Петербурга М. А. Милорадович и стал убеждать их, что Константин действительно отказался от престола и законным государем является Николай. Милорадовича не захотели слушать. Оболенский ударил его штыком, а Каховский выстрелил и смертельно ранил его.

Артиллерийские полки и кавалерия, на которых накануне рассчитывали восставшие, не присоединились к ним. Николай I ждал прибытия Финляндского полка, но полк остановился на Исаакиевском мосту. Шедшей впереди ротой командовал Розен. Рота, а за ней и весь полк по его команде остановились и, простояв до конца восстания, не примкнули ни к той, ни к другой стороне.

В связи с отказом Якубовича все свои надежды Рылеев и другие руководители Северного общества обратили на Н. Бестужева. "Самая ситуация, - говорит М. В. Нечкина, - делала теперь его главным действующим лицом, на которое революционный штаб возлагал все надежды в важнейшем вопросе - примкнет или не примкнет к восставшим Морской экипаж"*.

* (М. В. Нечкина. Восстание 14 декабря 1825 года. М., изд. АН СССР, 1951, стр. 63.)

Больших трудов стоило мичману П. Бестужеву в это утро пробраться в казармы Московского полка и оттуда - в гвардейский экипаж. По распоряжению начальства до принесения присяги пропуск в казармы всем посторонним был запрещен.

Н. Бестужев вместе с братом Петром прошел в казармы экипажа, где все были в чрезвычайном волнении. Офицеры и матросы сомневались в отречении Константина и требовали подтверждения этого факта соответствующими документами.

Бригадный командир, начальник гвардейского экипажа С. П. Шипов тщетно уговаривал моряков присягать Николаю, но, как показал на следствии Н. Бестужев: "единогласно все офицеры, кроме штаб-офицеров, и все рядовые отказались"*.

* (В. Д., т. II, стр. 61.)

Офицеров, замеченных в неповиновении, Шипов приказал арестовать, предварительно отобрав у них оружие.

О действиях Н. Бестужева в гвардейском экипаже известно из следственных дел. Как мы уже указывали выше, Н. Бестужев провел большую агитационную работу с составом экипажа. Под его воздействием "для требования законов" к восстанию примкнули моряки, не бывшие членами общества. Декабрист мичман А. П. Беляев с восхищением говорил на следствии о Н. Бестужеве: "Вот человек, который в состоянии всякого переделать"*.

* (В. Д., т. III, стр. 279.)

С помощью Арбузова матросы прекрасно усвоили значение слова конституция и понимали, с какими требованиями они должны прийти к сенату. Все дни перед восстанием Арбузов ввиду занятости Н. Бестужева действовал лично и убеждал офицеров и матросов экипажа не присягать Николаю. Вместе с Арбузовым матросов агитировали братья А. и П. Беляевы, мичман М. А. Бодиско и другие.

Придя в казармы, Н. Бестужев, по словам Арбузова, застал офицеров экипажа "в сомнении о присяге"*. Н. Бестужев, как говорит мичман В. А. Дивов, спросил ротных командиров: "Приготовлены ли у вас роты?" - и тут каждый уверял в своей роте"**.

* (В. Д., т. II, стр. 32.)

** (Там же, стр. 82.)

Когда раздались голоса: "Кто поведет матросов на площадь?" - Н. Бестужев сказал: "Кажется, мы все здесь собрались за общим делом и никто из нас не откажется действовать"*. Впоследствии в своих показаниях Н. Бестужев говорил, что на его слова кто-то из молодых офицеров сказал: "С вами мы готовы идти..."; я, не дав кончить сей фразы, отвечал: "В этом деле надо откинуть самолюбие: у вас есть Арбузов; ему можете вы ввериться"**. Офицеры, подчиняясь словам капитан-лейтенанта Н. Бестужева, готовы были идти с лейтенантом Арбузовым и слушаться его команды.

* (В. Д., т. II, стр. 87.)

** (Там же, стр. 32.)

Н. Бестужев по предписанию Рылеева должен был с гвардейским экипажем пойти в Измайловский полк и вместе с ним прибыть на площадь. Для этого нужно было узнать о настроении измайловцев, на которых так рассчитывали северяне. Убедившись в готовности моряков, Н. Бестужев отправил мичмана В. М. Тыртова в Измайловский полк и ждал его возвращения. Вернувшись, Тыртов сообщил, что измайловцы присягнули и к ним в казармы никого не пускают. Время было упущено: явись Якубович рано утром к ожидавшим его измайловцам,- и полк, не желавший присягать Николаю, примкнул бы к восставшему гвардейскому экипажу.

Так случилось, что правильные расчеты Рылеева и его товарищей на Измайловский полк не оправдались по вине Якубовича.

Время уходило, необходимо было спешно действовать для вывода моряков. Н. Бестужев, стремясь набрать больше сторонников, пошел по квартирам экипажа. Об этом говорит в своих "Записках" сослуживец Торсона по 15-му экипажу С. И. Яновский, "Бунтовщики,- как называет он восставших, - склонили в заговор гвардейский экипаж. Бестужев (Николай.- М. Б.) кинулся было и в наш 15 экипаж"*.

* (Кашкаров В. М. Схимонах Сергий (Семен Иванович Яновский) и его записки. "Русский архив", 1912, стр. 567-570.)

Между тем батальон моряков был выведен для принесения присяги во двор. Шипов продолжал уговаривать офицеров и матросов присягать Николаю и готовился читать манифест о его воцарении. Шилова никто не желал слушать; все вышли из повиновения; дисциплина в экипаже была нарушена. Офицеры вступали в пререкания с Шиповым. В это время во дворе появился Н. Бестужев и, как свидетельствует Дивов, сказал: "Что они теряют время?"*.

* (В. Д., т. II, стр. 94.)

"Шипов, видя,- говорит в своих "Воспоминаниях" А. Беляев,- что не может убедить офицеров, пошел в казармы и в канцелярию, позвал ротных командиров. Мы, младшие, остались с батальоном, возбужденные в высшей степени началом действия"*. Появившийся перед батальоном лейтенант Н. А. Чижов сказал, что "в Московском полку убили генерала и несколько рот побежали на площадь", тогда Н. Бестужев "начал их уговаривать, чтобы они пошли за ротными командирами"**, арестованными Шиповым, и приказал братьям А. и П. Беляевым и другим членам общества освободить их.

* (А. П. Беляев. Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном. 1805-1850. СПБ, 1882, стр. 168.)

** (В. Д., т. II, стр. 94.)

С Сенатской площади прогремели выстрелы (восставшие отражали атаки конной гвардии). Петр Бестужев крикнул: "Ребята, что вы стоите, слышите ли стрельбу, это ваших бьют"*.

* (В. Д., т. II, стр. 94.)

В это время, говорит в своих следственных показаниях мичман Дивов: "Кап(итан) лей(тенант) Бестужев подошел к кап(итану) лейт(енанту) Козину, стал его упрашивать, чтобы вел батальон на площадь, говоря: Николай Глебович, ради бога, веди батальон, медлить нечего, дело идет о спасении отечества, каждый миг дорог"; и не видя ответа, сбросил с себя шинель и сказал: "Если ты не поведешь, я принимаю команду"*, и, скомандовав: "Ребята, за мной на площадь"**, "выручать своих"***, увлек моряков за собой.

* (ЦГИА, Фонд 48 (декабристов), д. 365, л. 22-об.)

** (В. Д., т. II, стр. 87.)

*** (Там же, стр. 94.)

Морской экипаж с развернутым знаменем впереди, во главе с Н. Бестужевым, Арбузовым, М. Кюхельбекером, П. Бестужевым и другими направился на Сенатскую площадь, где был встречен громовым "ура" московцами и лейб-гренадерами. Но, "когда я пришел на площадь с гвардейским экипажем,- говорит Н. Бестужев,- уже было поздно"*.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч. Н. Бестужев. Воспоминание о Рылееве, стр. 37.)

Восставшие войска тщетно ждали диктатора Трубецкого и бездействовали. "Когда вышли на площадь, - говорил на следствии Каховский,- то все мы - Оболенский, Бестужевы, Одоевский, Пущин (Иван. - М. Б.), я и все прочие ждали Трубецкого"*.

* (В. Д., т. I. стр. 165.)

В этот день Рылеев мало находился на площади. Он, как свидетельствует Розен, "бросился во все казармы, по всем караулам, чтобы набрать больше материальной силы, и возвращался на площадь с пустыми руками..."*. Трубецкой не являлся.

* (А. Е. Розен. Записки декабриста, цит. соч., стр. 10.)

Рылеев прибегал на площадь и вновь убегал искать незадачливого "диктатора".

Когда гвардейский экипаж пришел на площадь, Рылеев, завидя Н. Бестужева, приветствовал его "первым целованием свободы". Обнимая Н. Бестужева, Рылеев сказал: "Предсказание наше сбывается, последние минуты наши близки, но это минуты нашей свободы: мы дышали ею, и я охотно отдаю за них жизнь свою"*.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч. Н. Бестужев. Воспоминание о Рылееве, стр. 37.)

Вслед за гвардейским экипажем пришли и роты Гренадерского полка под предводительством Панова. Восставших было более трех тысяч человек. В их рядах не смолкало: "Ура, Константин, ура, конституция!".

Многочисленные толпы народа готовы были действовать заодно с восставшими. Имея на своей стороне такую силу, можно было думать о победе, но северяне ничего не предприниали и находились в нерешительности. Они все еще чего-то выжидали. В свою очередь и царь оставался в смятении. Он был настолько растерян, что даже приказал "приготовить на всякий случай экипажи", причем не дворцовые, а городские, чтобы ему с семейством можно было бежать из столицы.

И в такой благоприятный момент восставшие из-за неявившегося диктатора не решались ни на какие действия!..

Почти одновременно с гвардейским экипажем к революционным войскам вместе с киевским митрополитом Евгением Болховитиновым, дьяконами и прочим духовенством приблизился митрополит Серафим. В полном церковном облачении, трясущийся от страха, Серафим просил воинов разойтись и тем заслужить полное прощение государя. Восставшие, особенно моряки, с суровостью потребовали митрополита удалиться и не вмешиваться в дела, его не касающиеся.

А время все уходило, солдаты, одетые в одни мундиры, страдали от холода и тщетно ждали приказаний. Солдаты знали, зачем они на площади, и нерешительность начальников приводила их в недоумение.

Правительственные войска через народ дали знать восставшим: "Продержитесь только до темна, перейдем к вам"*. Народ подбадривал солдат; в Николая и его свиту полетели камни. Рабочие со строительства Исаакиевского собора бросали в претендента на престол поленьями.

* (Это были конногвардейцы и преображенцы. (Воспоминания Бестужевых, изд. 1931 г., стр. 144).)

Впоследствии Николай говорил принцу Евгению Вюртембергскому: "Самое удивительное в этой истории это то, что нас с тобой тогда не пристрелили"*.

* (Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской фамилии. ГИЗ, 1926, стр. 120.)

Измайловцы, "отказавшиеся решительно от присяги Николаю"*, сильно избили Ростовцева, который стал их уговаривать присягать законному царю. Как свидетельствует М. Бестужев, Ростовцева, возвращавшегося из Измайловского полка, "Оболенский наградил оплеухой"**. Итак, Измайловский полк, или измайловцы, как говорил М. Бестужев, "...ждали с минуты на минуту удобного случая, чтобы соединиться"*** с ними. Революционным войскам готовилась неожиданная помощь со стороны кадет Морского и 1-го Кадетского корпусов. От них были присланы депутаты "испросить позволения прийти на площадь и сражаться в рядах восставших". "Благодарите своих товарищей за благородное намерение, - просил передать юным героям М. Бестужев,- и поберегите себя для будущих подвигов"****.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч., стр. 73.)

** (Там же, стр. 77.)

*** (Воспоминания Бестужевых, цит. соч., стр. 73.)

**** (Воспоминания Бестужевых, цит. соч., стр. 77.)

ОБОЛЕНСКИЙ ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВИЧ.
Портрет работы неизвестного художника. 1830-е гг.
Государственный Исторический музей, Москва.

Казалось, все было на стороне тех, кто впервые вступил в единоборство с царизмом. Восставшие отражали натиски правительственных войск, гордо отвергли обещание "царского прощения", переданное им братом Николая Михаилом Павловичем, которого они также просили удалиться. Заполнявшие площадь все теснее смыкались с восставшими. Когда же М. Кюхельбекер и И. Пущин начали уговаривать их разойтись (потому что царские войска готовили пушки в сторону революционных войск), в народе отвечали: "Умрем вместе с вами"*.

* (Воспоминания Бестужевых, изд. 1931 г., стр. 147.)

А восставшие продолжали тактику выжидания, обрекая себя тем самым на неизбежное поражение. "...Бездействие поразило оцепенением умы, дух упал, ибо тот, кто на этом поприще раз остановился, уже побежден наполовину"*, говорил позднее, вспоминая этот день, Н. Бестужев. "Раз восстание начато, - учил В. И. Ленин, - надо действовать с величайшей решительностью и непременно, безусловно переходить в наступление. Оборона есть смерть вооруженного восстания"**.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч. Н. Бестужев. "14 декабря 1825 года", стр. 41.)

** (В. И. Ленин. Соч., т. 26, стр. 152.)

Когда восставшие отбили несколько атак и уже не стало никаких надежд на появление Трубецкого, решено было избрать другого начальника.

Предложили руководство Н. Бестужеву, но он, как моряк, отказался. "И только к вечеру,- говорит Розен,- навязали начальство Оболенскому"*. Но было уже поздно. Несмотря на то, что на стороне Николая была огромная сила, он, боясь наступающей темноты, приказал артиллерии быть наготове и окружить каре революционных войск. "Мы были окружены со всех сторон,- писал Н. Бестужев,- день смеркался. Вдруг мы увидели, что полки, стоявшие против нас, расступились на две стороны, и батарея артиллерии стала между нами с разверстыми зевами"**.

* (А. Е. Розен. Записки декабриста, Цит. соч., стр. 65, 70.)

** (Воспоминания Бестужевых. Н. Бестужев. "14 декабря 1825 года", стр. 41.)

В тот момент, когда Оболенский собрал совещание, Николай решил действовать. В последний раз он послал к восставшим генерала Сухозанета. На предложение сдаться ему прокричали "подлеца" и просили прислать кого-нибудь "почище"*.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч., стр. 41, 78.)

Сухозанет взмахнул шляпой с белым султаном - это было сигналом к пальбе.

Три картечных залпа по восставшим со стороны царских войск решили судьбу тех, кто впервые в истории России бросил вызов самодержавию.

Восстание было подавлено. Площадь оцепили со всех сторон.

Н. Бестужев описывает окончание дня 14 декабря: "Первая пушка грянула, картечь рассыпалась; одни пули ударили в мостовую и подняли рикошетами снег и пыль столбами, другие вырвали несколько рядов из фронта, третьи с визгом пронеслись над головами и нашли своих жертв в народе, лепившемся между колоннами сенатского дома и на крышах соседних домов. С первого выстрела семь человек, ошеломленные, упали... Другой и третий выстрелы повалили кучу солдат... Мертвые тела солдат и народа валялись на каждом шагу; солдаты забегали в дома, стучались в ворота, старались спрятаться между выступами цоколей, но картечь прыгала от стен и не щадила ни одного закоулка"*. "Остальная развязка нашей политической драмы всем известна..."**.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч. Н. Бестужев. 14 декабря 1825 года, стр. 42.)

** (Воспоминания Бестужевых, цит. соч. Н. Бестужев. Воспоминание о Рылееве, стр. 38.)

В те минуты, когда восставшие бежали по Галерной улице и по Неве к Академии художеств, М. Бестужев, не потерявший присутствия духа, сделал попытку собрать своих солдат на Неве и двинуть их на Петропавловскую крепость. Лед под выстрелами проломился, люди стали тонуть, и спасти их не было никакой возможности.

Что же было нужно, чтобы добиться победы? Только одно - решительное наступление со стороны восставших. Однако этого-то и не было. Декабристы не приняли помощи народа, который подбадривал солдат и бросал в Николая камнями и поленьями. Действуя в интересах народа, они боялись его активности, не желая, а главное, не умея придать своему выступлению характер массового всенародного движения. А помощь народа в этот день могла по-иному повернуть судьбы восстания. Народ, выражал восставшим свое сочувствие и был готов по их зову итти за ними всюду и действовать совместно.

В этот день царская картечь вырвала из рядов восставших и стоявшего вместе с ними народа большое число жертв. Их общая кровь, пролитая за правое дело, обагрила снег на Сенатской площади. Если декабристы 14 декабря 1825 года и не добились гибели царизма и уничтожения крепостного строя, все же они нанесли им первый, весьма чувствительный удар.

Изучая историю движения декабристов, вчитываясь в их показания, мы убеждаемся в глубокой справедливости известного ленинского определения значения и классовой сущности декабризма.

Братья Н. и М. Бестужевы, представители дворянской интеллигенции, сыновья "простолюдинки", выросшие в глубоко демократической семье, воспитанные в ненависти к деспотизму и крепостничеству и в любви к своему народу, казалось, должны были не бояться его действия и скорее и легче других декабристов найти с ним общий язык. Но действуя в интересах народа, желая освободить его от позорного гнета крепостничества, жертвуя собой в неравной борьбе, они все же боялись "народной революции", о чем говорил Н. Бестужев. Тайное общество старалось подготовить таких деятелей, которые должны были "направить буйное стремление черни, которая не знает сама, чего она хочет"*. А. Бестужев также страшился "народной революции", о чем говорил на следствии: "Мы более всего боялись народной революции, ибо оная не может быть не кровопролитна и не долговременна"**.

* (В. Д., т. II, стр. 71-73.)

** (В. Д., т. I, стр. 457-458.)

В этих высказываниях со всей отчетливостью выявилась классовая ограниченность дворянских революционеров, которые силами дворянско-революционного меньшинства думали совершить государственный переворот.

У восставших, как мы уже выше указали, не было вполне разработанного плана. А для успеха вооруженного восстания необходимо проявить большое искусство.

Несвоевременное прибытие отдельных частей, отступничество Якубовича, Булатова и Трубецкого, долгие часы у сената в напрасном ожидании "диктатора" с большим чином, не дали декабристам возможности достичь того успеха, после которого, как сказал Сперанский Корниловичу утром 14 декабря: "Все будет на вашей стороне"*.

* (Д. И. Завалишин. Записки, цит. соч., т. II, стр. 111.)

Значение движения декабристов в истории нашей Родины огромно. В. И. Ленин писал: "...лучшие люди из дворян помогли разбудить народ"*.

* (В. И. Ленин. Соч., т. 19, стр. 295.)

Одним из таких лучших людей был выдающийся декабрист Николай Александрович Бестужев, активный участник восстания, приведший на Сенатскую площадь гвардейский экипаж. Позднее, находясь в каземате Петровского завода, по просьбе своих товарищей Н. Бестужев написал "Воспоминание о Рылееве", в котором приводил слова вдохновителя Северного общества, обращенные к матери: "Если я успею... счастье россиян будет лучшим для меня отличием. Если же я паду в борьбе... ежели современники не будут уметь понять и оценить меня, - вы будете знать чистоту и святость моих намерений; может быть, потомство отдаст мне справедливость, а история запишет мое имя с именами... людей, погибших за человечество"*.

* (Воспоминания Бестужевых, цит. соч. Н. Бестужев. Воспоминание о Рылееве стр. 10.)

Рядом с именем Рылеева история вписала и имена его верных соратников, жизнь которых была, принесена в жертву во имя счастья народа небезрезультатно, на что указывал Ленин: "Несомненно, эти жертвы пали не напрасно, несомненно, они способствовали - прямо или косвенно - последующему революционному воспитанию русского народа"*.

* (В. И. Ленин. Соч., т. 23, стр. 235.)

VIII

В начале июля 1826 года следствие было закончено, и 12 июля верховный уголовный суд, заранее осудив и распределив виновных по разрядам, вызвал их для объявления приговора.

Осужденные вызывались в комендантский дом, расположенный в крепости, по разрядам. Н. и М. Бестужевы были осуждены по II разряду.

На другой день - на рассвете 13 июля, на кронверке Петропавловской крепости были повешены поставленные вне разряда Рылеев, Пестель, С. Муравьев-Апостол, М. Бестужев-Рюмин и Каховский. Всех остальных заключенных, кроме моряков, вывели на площадь перед крепостью и поставили в небольшое каре. С них сорвали погоны, знаки отличий и все вместе с мундирами бросили в костер. Затем осужденных поставили на колени и стали ломать над головой каждого подпиленные шпаги. Совершив таким образом обряд разжалования, осужденных нарядили в тюремные халаты и развели по казематам.

Почти одновременно с приведением в исполнение приговора в Петропавловской крепости на Кронштадтском рейде на флагманском корабле "Князь Владимир" был приведен в исполнение приговор над моряками по обряду морской службы.

В "Делах морского архива" находится документ "О приведении в исполнение высочайше конфирмованного приговора Верховного Уголовного Суда о 15 моряках-декабристах и о последующих о них распоряжениях".

Из этого документа мы узнаем о приготовлениях к исполнению приговора над моряками и о самом приговоре, исполненном на Кронштадтском рейде 13 июля.

"11 июля 1826 г. начальник Главного штаба его величества ген(ерал) Дибич сообщил начальнику Морского штаба высочайшее повеление о том, чтобы была приготовлена яхта, которая 13 июля по утру весьма рано могла бы принять из крепости (Петропавловской) под должным морским караулом всех преступников, морскому ведомству принадлежащих, и везти их прямо, не заезжая никуда, на адмиральский корабль адмирала Крона, где и разжаловать их непременно в тот же день по обрядам морской службы. А дабы, в случае противных ветров, не могло встретиться остановки в их доставлении непременно к назначенному времени, то чтобы для буксирования яхты был готов пароход"*.

* (ЦГА Военно-Морского Флота. Дела военные по флоту канцелярии № 1214, 2 отд., III секция, ЕГАФ, шканечный журнал № 3803 (без нумерации листов).)

Вице-адмирал Моллер 2-й сделал распоряжение о приготовлении для этой цели своей яхты-шхуны "Опыт". Кроме того, еще не зная точно числа преступников, приговоренных верховным судом к лишению чести, он приказал вместе с яхтой "быть двум барказам с закрытыми кантами, ибо яхта весьма малое число может вместить в себя людей". При этом вице-адмирал Моллер просил отправить преступников из крепости "в мундирах с эполетами" и "чтобы сабли, им принадлежащие, посланы были с офицером, который при них будет, дабы при разжаловании их соблюсти обряд"*.

* (ЦГА Военно-Морского Флота. Дела военные по флоту канцелярии № 1214, 2 отд., III секция, ЕГАФ, шканечный журнал № 3803 (без нумерации листов).)

В предписании же, данном адмиралу Крону, обряд этот описывается таким образом: "Завтра (13) во вторник, когда с эскадры видно будет, что приближаются к оной шхуне "Опыт" с пароходом (может быть, с ними будут еще два баркаса с каютами). Тогда на адмиральском корабле "Князь Владимир" поднять на крюйс-стенге, при пушечном выстреле, черный флаг, по поднятии которого тотчас имеют съезжаться на корабль с каждого военного судна, на Кронштадтском рейде расположенного, "по одному старшему по командире офицеру, по одному лейтенанту и мичману и особо по одному гребному судну. По вводе преступников на корабль тотчас прочесть им чрез кого следует, в присутствии всего экипажа корабля и тех, которые сигналом призовутся, сентенцию Верховного уголовного суда, потом над головами преступников сломать их шпаги (подпилив прежде), сорвать с мундиров эполеты, также и самые мундиры и все сие бросить за борт в воду"*.

* (ЦГА Военно-Морского Флота. Дела военные по флоту канцелярии № 1214, 2 отд., III секция, ЕГАФ, шканечный журнал № 3803 (без нумерации листов).)

Начальник морского штаба 12 июля просил министра юстиции доставить ему список преступников. Однако князь Лобанов-Ростовский в тот же день ответил ему, что "Верховный суд сейчас только приступает к объявлению осужденным преступникам приговора". Вслед за тем стал известен именной список преступников, которые принадлежали к морскому ведомству.

Все эти осужденные были доставлены на Кронштадтский рейд. При этом вице-адмирал Моллер 2-й пояснил адмиралу Крону, что вышеописанный обряд подлежит исполнению в точности лишь в отношении первых 10 осужденных, как лишенных чинов и дворянства, над которыми и "преломить сабли и пр.", прочих же пятерых "лишить только мундиров". В этом списке значилось 15 человек: Имена

Приговорен судом По высочайшему повелению
Лейт(енант) Арбузов
Лейт(енант) Завалишин
Мич(ман) Дивов К смертной казни К ссылке в каторжную работу вечно
Капи(тан)-лейт(енант)
Бестужев Николай
Капи(тан)-лейт(енант) Торсон К политической смерти и вечной каторжной работе К ссылке в каторжную работу вечно
К ссылке в каторжную работу на 20 лет
Мич(ман) Беляев 1-й
Мич(ман) Беляев 2-й К ссылке в каторжную работу на 15 лет К ссылке в каторжную работу на 12 лет
Лейт(енант) Кюхельбекер
Мич(ман) Бодиско 2-й К ссылке в каторжную работу на 10 лет К ссылке в каторжную работу на 8 лет
К ссылке в крепостную работу
Лейт(енант) Чижов К ссылке на поселение К ссылке на поселение
Лейт(енант) Бодиско 1-й К ссылке на поселение К написанию в матросы
Мич(ман) П. Бестужев
Лейт(енант) Вишневский
Мусин-Пушкин
Акулов К написанию в солдаты с выслугою и распределением в дальние гарнизоны *

Шхуна "Опыт" и два баркаса с арестованными были пробуксированы мимо брандвахты большого невского фарвартера в 4 часа утра. В 1 час дня она прошла мимо нее уже обратно.

На корабле "Князь Владимир" высочайшее повеление было исполнено в точности. По докладу Моллера, "над 10-ю государственными преступниками сабли преломлены, эполеты оторваны, равно и мундиры их и брошены за борт по обряду морской службы, прочие же 5 лишены мундиров и сабель".

Под 13-м числом июля в флагманском шканечном журнале адмирала Крона имеется описание исполненного на Кронштадтском рейде, на флагманском корабле "Князь Владимир", обряда лишения чинов и чести над 15 осужденными государственными преступниками из морских офицеров (декабристами). Запись эта гласит:

"В 6 часов утра при пушечном выстреле приказал на корабле моем ("Князь Владимир" - М. Б.) поднять на крюйс-бремстеньгу черный флаг; вскоре после сего, по приказу, отданному от меня, согласно со секретным повелением, приехали на корабль со всех военных судов, стоящих на рейде, по одному старшему по капитану офицеру, по одному лейтенанту и особо по одному гребному судну. В начале 7-го часа пошел дождь... В 7 часов пришли из С.-Петербурга два казенных парохода, из коих у одного на буксире шхуна "Опыт" и 2 особенно устроенные барказа; по приближении к кораблю моему, оный остановился на якоре, другой же обходил вокруг корабля... В половине восьмого часа означенная шхуна и два барказа подведены были гребными судами к правому борту моего корабля, с которых и выведены были на корабль 15 человек государственных преступников из морских офицеров и поставлены на шханцах в средине построенного каре. Тогда обходящий вокруг корабля пароход стал на якоре. В скором времени, по прочтении им сентенции, выполняя данное мне высочайшее повеление над головами 10-ти человек приказал переломить саблю, сорвать с них эполеты и мундиры, выбросить все за борт, а остальных 5 человек лишить мундиров и сабель, из коих Бодиско 1-й, по окончании наказания, разжалован в матросы и отослан в Кронштадт, а другие обратно отосланы на те же суда с дежурным штаб-офицером морской артиллерии кап(итаном) 3 р(анга) Балашевым и на буксире того же парохода отправлены в С.-Петербург, после чего приказал спустить поднятый черный флаг и разъезжаться офицерам. Фамилии сих преступников следующие: кап.-лейт. Торсон, Николай Бестужев, лейтенанты Арбузов, Завалишин, Кюхельбекер, Чижов, мичманы Дивов, Беляев 1-й, Беляев 2-й, Бодиско 2-й, лейтенанты Бодиско 1-й, Вишневский, Мусин-Пушкин, Акулов, мичман Петр Бестужев"*.

* (ЦГА Военно-Морского Флота. Дела военные по флоту канцелярии № 1214, 2 отд., III секция, ЕГАФ, шканечный журнал № 3803 (без нумерации листов).)

Греч, относившийся к декабристам крайне враждебно, в своих "Записках" так описал совершение приговора над Н. Бестужевым: "Обряд лишения чинов и дворянства был исполнен над флотскими офицерами в Кронштадте, на военном корабле. Их отвезли туда из петербургской крепости ночью (на 13 июля) на арестантском катере. Бестужев спокойно беседовал дорогою с командующими и караульными офицерами, не жаловался, не сетовал на судьбу. В Кронштадте он взошел по трапу на корабль бодро и свободно, учтиво поклонился собравшейся там комиссии адмиралов и спокойно выслушал чтение приговора.

- Сорвать с него мундир, - закричал один из адмиралов.

Два матроса подбежали, чтоб исполнить приказание благонамеренного начальства. Бестужев взглянул на них так, что они остолбенели, снял с себя мундир, сложил его чиннехонько, положил на скамью и стал на колени, по уставу, для переломления над ним шпаги"*.

* (Н. И. Греч. Записки о моей жизни. Памятники литературного быта. М.-Л. "Academia", 1930, стр. 483-484.)

Мы не сомневаемся в истине рассказа Греча. В его задачу не входила идеализация осужденных, но у него, как у журналиста, было большое знакомство среди всех слоев населения Петербурга, и, несомненно кто-либо из флотских офицеров, присутствовавших на гражданской казни декабристов, мог сообщить ему о достойном поведении Н. Бестужева.

После исполнения приговора над моряками их привезли поздно ночью в Петербург и хотели высадить на Английской набережной, чтобы сразу отправить "по канату" в Сибирь; но огромные толпы собравшегося народа заставили изменить это решение, и катеры с моряками направились к Петропавловской крепости, где их разместили по казематам.

Приговор верховного уголовного суда назначил тридцати одному осужденному по I разряду "смертную казнь отсечением головы". Николай I всем осужденным по I разряду заменил смертную казнь каторгой, двадцати пяти осужденным - вечной, шестерым - на двадцать лет с дальнейшей ссылкой на поселение. Н. и М. Бестужевы были осуждены по II разряду, но приравнены к I - к тем двадцати пяти осужденным, которым смертная казнь была заменена вечной каторгой. Позднее сроки осужденным сокращались. Братья Н. и М. Бестужевы пробыли на каторге 13 лет.