Тамбов, 11 ноября

Я чувствую, что с июня месяца состарилась на десять лет. Все, что вижу, до сих пор не таково, чтобы мне помолодеть. Письма твои принесли мне большую пользу: они вывели меня из глубокой грусти, в которую я была погружена. Увы, милый друг, как и ты, я в постоянной сердечной тревоге. Брата Николая назначили адъютантом в 6-й саперный батальон, которым командует храбрый Эммануил Сен-При. 29-го октября получили мы известие об этом назначении. Брат наскоро экипировался, что стоило ему большого труда, ибо здесь в степях ничего нельзя достать, и уехал третьего дня вечером. Сначала он отправится в Москву, оттуда на 3 или 4 часа съездит в Высокое; потом поедет вслед за армией, которая, вероятно, очень уже далеко ушла, потому что 26-го октября она находилась в окрестностях Смоленска, а с той поры она не переставала идти усиленным шагом.

Двоюродные братья мои Валуевы теперь у родителей. Мы ежедневно ожидаем Александра, который должен приехать за сестрами. С 30-го октября тетка моя в Москве. Лишь по прибытии ее в разоренный город объявили ей о смерти сына, и впечатление, произведенное этим известием, было тем ужаснее, что она окружена была развалинами; письмо ее полно отчаяния. От дома ее остались лишь стены; службы все сгорели, и ей пришлось остановиться в Запасном дворце у Красных Ворот: это единственное казенное здание, оставшееся неповрежденным. Поэтому все городские власти, как высшие, так и низшие, поместились в этом дворце; всех их там человек до 500. Тетке пришлось перейти в дом Яковлева в Леонтьевский переулок. Сыновья ее должны будут отправиться в окрестности Ярославля. Когда началось всеобщее вооружение, они поступили в полк, который Мамонов начал организовывать на свой счет; тут случилась московская катастрофа, полк этот был отправлен в Ярославль, где должен был найти все способы для окончательного сформирования.

При воззвании Растопчина двоюродные братья мои, равно Лунин и Баранов, просили о переводе их в армию. Им было отказано, потому что, будучи придворными, они были не подвластны ни Растопчину, ни кому другому. Тогда они по-одиночке вышли в отставку, а потом снова вступили в свой полк. Потому я и полагаю, что им придется тоже последовать за армией, что приводит сестер в отчаяние, то есть Аннету и Полину, потому что Софи ничего не чувствует: пока другие плачут, она позвала к себе парикмахера, бежавшего из Москвы как и мы, велела обрезать себе волосы и завивается. Мне кажется, что она кончит тем, что сойдет с ума, как ее старшая сестра. Что касается двух других, на них жалко смотреть. Они так и убиваются, страшно исхудали. Кстати, о полке Мамонова: в нем находится большая часть известной московской молодежи; тут Левашов, Гусятников и кн. Вяземский. Сей последний[19] возымел дерзкую отвагу участвовать в качестве зрителя в Бородинском сражении. Под ним убили двух лошадей, и сам он не раз рисковал быть убитым, потому что Валуев пал возле него. По окончании сражения он вернулся в Москву. Не слыхав никогда пистолетного выстрела, он затесался в такое адское дело, которому, как все говорят, не было подобного. Не понимаю, как это несчастное сражение могло хотя на минуту обрадовать вас. Хотя по словам лиц, в нем участвовавших (некоторых я встречала), это не потерянное сражение, однако на другой же день всем ясны были его последствия. В Москве напечатали известия, дошедшие до нас, в которых говорилось, что, после ужасного кровопролития с обеих сторон, ослабевший неприятель отступил на 8 верст, но что для окончательного решения битвы в пользу русских, на следующий день, 27-го, сделают нападение на французов, дабы принудить их к окончательному отступлению. Таково было официальное письмо Кутузова к Растопчину, которое и поместили в печатное известие. Вместо всего этого, 27-го наши войска стали отступать, и доселе неизвестна причина этого неожиданного отступления. Тут кроется тайна. Быть может, мы ее когда-нибудь узнаем, а может, и никогда; но что верно и в чем мы не можем сомневаться,— это в существовании важной причины, по которой Кутузов изменил план касательно 27-го числа, торжественно им объявленный вечером 26-го числа.

Как бы то ни было, мы не имели даже и тени надежды на блестящую победу; ибо три дня спустя по прочтении вышеупомянутого известия мы узнали, что войско находится в 15-ти верстах от Москвы, а 7-го сентября получили ужасное известие о гибели дорогого города. В течение шести недель мы постоянно находились в тревоге и глубокой горести, не получая ни единой отрадной вести.

После сражения под Малым Ярославцем[20] мы стали получать более удовлетворительные новости: неприятель не мог идти на Калугу и должен был возвращаться по той же дороге, по которой пришел, теснимый со всех сторон. В Белоруссии французов ожидают наши войска, так что вряд ли они ускользнут от нас. Надо надеяться, что они будут окончательно разбиты. Я не прихожу в отчаяние насчет нашей будущности, надеясь на Божие милосердие. Не тревожься и ты о будущей весне, милый друг.

Я не сержусь на Растопчина, хотя знаю, что многие им недовольны. По-моему, Россия должна быть благодарна ему. Мы лишились мебели, вещей, зато сохранили некоторого рода внутреннее спокойствие. Ты не знаешь, что было в Москве с конца июля. Лишь человек, подобный Растопчину, мог разумно управлять умами, находившимися в брожении, и тем предупредить вредные и непоправимые поступки. Москва действовала на всю страну, и будь уверена, что, при малейшем беспорядке между жителями ее, все бы всполошились. Нам всем известно, с какими вероломными намерениями явился Наполеон. Надо было их уничтожить, восстановить умы против негодяя и тем охранить чернь, которая везде легкомысленна. Растопчин прекрасно распорядился. Чтобы успеть в необходимом, пришлось пожертвовать богатствами, потому что, если бы для сохранения их он напугал заранее толпу, Бог знает что бы из этого вышло. Притом же как ему было объявить о близкой опасности, когда Кутузов, едва прибыв в армию, писал к жителям Москвы и клялся, что он не подпустит врагов к стенам древней столицы? Письмо это было напечатано, всеми читалось и, без сомнения, имело более весу, нежели могли иметь слова Растопчина, который, однако, никого не удерживал и радовался, видя, что господа и прислуга уезжают из города. Он напечатал объявление, которое я читала и в котором он говорит, что его удивляют слухи, будто он препятствует выезду жителей из Москвы, что ему это и в голову не приходило; напротив, он рад был, что уезжают люди, опасавшиеся остаться. Между тем он знал то, чего вы не ведали, а именно, что крестьяне во всей Московской губернии, удивленные и испуганные множеством людей всех сословий, бегущих из Москвы, говорили дерзости проезжающим и могли бы зайти далее, если бы за ними не было бдительного присмотра. Ты знаешь, что я никогда не была ослеплена Растопчиным, потому не можешь упрекать меня в лицемерии. Но, уверяю тебя, что я чувствую к нему величайшую благодарность и вижу Божие милосердие в том, что во главе Москвы в тяжелые минуты находился Растопчин. Будь у нас прежний начальник, Бог знает что бы с нами было теперь: всех бы пугала не столько гибель Москвы, сколько ее последствия. Наполеон это хорошо знал и обратился не к Петербургу, а ударил в сердце России.

Я бы желала, чтобы ты послушала, как говорят здесь о Москве, здесь, то есть в губерниях, составляющих коренную Россию, где почти не подозревают о существовании иной столицы, кроме Москвы, к которой питают какое-то священное благоговение. Что касается недовольства Растопчиным, оно меня нисколько не удивляет; к несчастию, люди никогда не видят вещей в настоящем их свете. Мы досадуем на свои потери и ищем, кого бы за это обвинить, нисколько не руководствуясь справедливостью в обвинениях наших.

Наш московский дом сгорел в ночь с 4-го на 5-е сентября; сгорел также дом Шаховских и все смежные дома. 2-го числа вечером несколько голодных негодяев пришли просить хлеба у наших людей и у дворецкого. Утолив голод, они ушли. Точно та же история повторилась на другой день, причем они украли вещи дворецкого, который имел глупость разложить их перед их глазами. День прошел довольно спокойно. Ночью подожгли Немецкую слободу и лавки, 4-го числа пришли требовать вина; у нас в погребах было много вин и варенья, потому угощение долго продолжалось, и гостей было много. Потом они все обобрали у людей и велели открыть кладовые; не найдя в них ничего съедобного, они ничего не взяли, хотя тут находилось тысяч на тридцать вещей. В этот вечер подожгли Большую Никитскую, Арбат, Пречистенку, Остоженку и все смежные кварталы. Наш дом все держался. Наконец в час толпа негодяев ворвалась в дом; сломав двери, они поднялись в мои комнаты, где я оставила книги, фарфор и множество других вещей. Они начали все рвать, ломать; люди внизу слышали адский шум, потом эти канибалы подожгли мои комнаты и ушли, ничего не взяв. Так как соседние здания уже были в огне, то наш дом вскоре сгорел со всем в нем заключавшимся (чему я очень рада, ибо, по-моему, лучше, что все наше добро сгорело, нежели сделалось бы добычею адских чудовищ). Тогда люди наши, полунагие, отправились в Высокое, куда, однако, прибыли здоровыми. Это милое убежище, благодаря Богу, осталось в целости, хотя его положение было небезопасно, так как оно находится между Клином, где расположены наши войска, селом Пятницей, наполненном казаками, порядочными грабителями, Волоколамском, Рузой, городами, разоренными французами, и, наконец, вблизи Можайска, так что пушечные выстрелы 26-го числа слышны были в Высоком. Мы полагали, что имение это погибнет ранее Москвы, и потому я велела перевезти множество вещей в Москву. Ты видишь, как ошибочны человеческие предположения! Москва почти не существует, а Высокое целехонько. В деревнях, находящихся верстах в 12-ти и 14-ти от Высокого, ежедневно убивали сотни мародеров, а в Высоком не видали ни одного солдата, как будто война велась в Америке. Урожай был прекрасный, хлеб убрали как по обыкновению, скот процветает, так что люди наши нашли и убежище, и обильное пропитание в нашем милом имении, которым мы все дорожим, потому что батюшка сам занимался его устройством. Мы многим обязаны нашему управляющему. Будучи вполне свободен, он добровольно остался на месте и своею твердостью и присутствием духа сберег нам все до последней нитки. Во всей Московской губернии вряд ли найдется два имения, уцелевшие подобно нашему.

С Божею помощью, на будущее лето мы намерены посетить эти милые места, бывшие некогда свидетелями нашего благоденствия. Зиму мы проведем здесь. Квартира наша невыносима, печи дымят, и я по крайней мере два дня в неделю лежу с головною болью. Собираемся искать другую квартиру. Виельгорские и не думают ехать в Петербург. Очень может быть, что Катиша сюда приедет родить, так как вскоре здесь соберется вся их семья. Пребывание здесь не представляет ровно никаких приятностей, да кто о них и думает в настоящее время! Я желала бы побывать в Петербурге, чтобы повидаться с тобой; вообще же я предпочитаю места самые удаленные от шума.

Все наши московские знакомые в Нижнем, исключая Пушкиных и г-жи Лобковой с матерью, живущих в Ярославе. Никто не думает ехать в Питер. В начале волнения все бросились в Нижний, считая его безопасным убежищем, а теперь, поуспокоившись, стараются забраться в отдаленные места, где можно жить с маленькими средствами, не делая долгов и стараясь поправить свои финансы. На прошлой неделе меня закидали письмами из Нижнего. Лица, ежедневно посещавшие нас в Москве, узнав, где я нахожусь, все написали ко мне. Меня очень тронуло их внимание, но я пугаюсь при виде множества писем, на которые нужно отвечать. Гагарина благополучно родила в деревне, не имея другой помощницы, кроме своей горничной; она сама пишет мне, равно и все Оболенские, Соллогуб, Небольсина и т. д. Не ведаю, где Вяземские; полагаю, он в полку. Мы знаем, что были бессовестные негодяи, услуживавшие Наполеону в Москве. Не знаю, с чего ты взяла, что Визанур — русский дворянин; он не что иное, как мулат, явившийся Бог знает откуда и годный только стоять на запятках у кареты, вместо негра. Загряжский давно с ума сошел; не знаю, кто такой Бестужев; довольно верно то, что большая часть изменников купцы, иностранцы всех наций, вообще—люди ничего не значащие, дворян же весьма немного.

Тамбов, 25 ноября

Сколько приятных новостей, милый друг! Сколько причин надеяться, что Господь сжалился над нашими страданиями и что мы будем иметь счастие отомстить за гибель милой столицы, унизив и окончательно уничтожив тирана, бывшего причиною всех наших мук!

Ныне мы получили известия от 8-го ноября, и они столь удовлетворительны, что можем себе позволить предаться чувству, похожему на радость! Я говорю, что чувство наше похоже на радость, ибо мы так давно не радовались, что даже забыли, что значит радоваться. Как бы то ни было, дышется свободнее и можно надеяться, что снова настанут мир и спокойствие, которых мы так жестоко были лишены. Если бы не попал брат Николай в тот омут, от которого зависит наша общая участь, мне кажется, мне бы нечего было желать. Однако, скажи мне кто-либо прошлый год, как проведу я зиму 12-го года, я наверное стала бы жаловаться на горькую участь, меня ожидающую. Вообрази, что я нахожусь посреди трех старцев (один из них от меня без ума); под носом у меня колода карт для игры в бостон, в вечер я проигрываю два или три рубля. Чтобы разнообразить удовольствия, я и мой старый поклонник играем в пикет по пятаку за очко. Затем взгляни на мое прошлое, сравни обстановку, в которой ты меня знала, и теперешнюю мою жизнь и скажи, что ты думаешь об этом сравнении.

Каждый день я катаюсь в санях и потом вышиваю без устали. Это, признаюсь, мне служит отдыхом и составляет любимейшее мое занятие.

Ты желаешь знать, не приведут ли нас в Питер общие несчастия и потеря дома в Москве. На это я скажу тебе, что ваш блестящий город увидит нас лишь в одном случае, а именно: ежели служба Николиньки принудит его поселиться в Питере, тогда матушка все бросит, чтобы последовать за милым сыном, чтобы своим присутствием охранить его от соблазнов — словом, от бесчисленных пороков, какими богата ваша сторона, и которым 17-летний юноша не в силах противостоять. Николай так добр, так доверчив, что более другого нуждается в руководителе, что он и сам сознает. До сих пор он радует всех нас своим хорошим поведением, прекрасным характером; ты понимаешь, что мы все забудем, коль скоро явится случай быть ему полезными.

Еще, быть может, встретимся мы на берегах Невы, ежели дядя Кошелев потребует нас; но я надеюсь, что он этого не сделает. Он так несчастлив во многих отношениях, что матушка не в силах будет долго противиться его просьбе, ежели он серьезно того пожелает; иначе лишь служба Николая может нас вызвать в Питер. Мы — москвичи более, чем когда-либо!

Странно, что, со времени несчастия, Москва стала еще милее для всех, кто к ней был привязан. Многие лица, между прочим Апраксины, предполагая, что мы можем перебраться в Петербург, написали матушке, советуя ей не покидать Москвы, говоря, что должно стараться сгладить следы бедствий, которые потерпела милая столица, жертвуя собою для общего блага. Вот наши планы. Зиму мы проведем здесь, и старый Немчинов будет за мной ухаживать сколько ему угодно. Весной мы намереваемся посетить принадлежащее нам имение в Саратовской губернии, которого никто из нас не знает. Потом отправимся в наше милое Высокое, пробудем там до зимы и тогда вернемся в дорогую Москву, где уже строятся несколько зданий и на будущую зиму можно будет нанять дом. Москва, говорят, полна народу; в нее съезжаются из всех соседних губерний.

Я одного боюсь, чтобы весной житье в Москве не сделалось опасным, так как во время шестинедельного пребывания в городе французы перебили множество народа. Не только город, но и окрестности усеяны трупами, заражающими воздух. Представь, что будет весной, когда растает снег. Николай пишет, что за пятнадцать верст от Москвы уже становится тяжело дышать: колодцы, овраги и рвы вокруг Кремля — все наполнено мертвыми телами; их даже трудно отыскивать, и потому меры, принимаемые против зла, недостаточны. К тому надо прибавить, что в начале ноября еще не похоронены были убитые 26-го августа; Бог знает, схоронены ли они теперь. За 25 верст слышно было зловоние, и ежели не примут решительных мер, весною запах слышен будет и в Высоком, находящемся не более как в пятидесяти верстах от несчастного Бородина, что разрушило бы наши планы, и не знаю, куда бы мы делись летом в таком случае. Невестка моя беременна, и к 1 июня нам необходимо где-нибудь устроиться, чтобы она могла спокойно родить.

Впрочем, я стараюсь как можно менее думать о будущем. Господь чудесным образом вывел всех нас из тяжкого кризиса; было бы неблагодарностию с нашей стороны, ежели бы мы слепо не положились на Его волю с полной уверенностью, что тогда все пойдет хорошо.

Кто мог предположить, что события примут такой оборот? Кто мог осмелиться обозначить пределы зла, которое в состоянии были сделать нам французы до и по вступлении своем в Москву? Во всем виден перст Божий и особенно безгранично милосердие Провидения, которое, наказав нас, по правосудию Своему, не допустило, однако, до крайней гибели. Опасались худшего, нежели то, что случилось. Божия благость спасла нас от горя, которое для нас было бы тяжелее многих других. Ты помнишь, что при отъезде моем из Москвы мне пришла ужасная мысль; я боялась, чтобы каннибалы не оскорбили гробниц наших отцов. Меня еще сильнее стала тревожить эта мысль, когда нам рассказали, что чудовища эти откапывали мертвецов, чтобы грабить могилы. Я с отчаянием вспоминала о Девичьем монастыре, где покоится лучший и любимейший из отцов. Николай по прибытии в Москву тотчас отправился в монастырь и пишет нам, что памятник батюшки, равно и все другие памятники, остались в целости. У нас как камень с сердца свалился. В женских монастырях совершаются мерзости; но что для нас наиважнейшее, то цело, благодаря Богу.

В реляции Кутузова сказано, что в деле 8-го числа финляндский гвардейский полк отличился храбростью. В этом полку находится брат Даши Ухтомской; потрудись, милый друг, узнать, не в числе ли раненых или убитых значится князь Ухтомский. После Бородинского дела в этом полку осталось в живых семь офицеров, в числе их был и Ухтомский. Бог знает, посчастливилось ли ему и на этот раз. Бедная сестра его, которую я люблю с детства, в ужасном страхе. Я получила от нее письмо и, судя по нем, вижу, что она страшно тревожится. Письмо ее от 16-го октября; ей еще, значит, не было известно, что произошло сражение под Малоярославцем.

Тамбов, 2 декабря

Вчера в первый раз, с тех пор как я в Тамбове, была я на обеде, данном для матушки одним из богатейших здешних помещиков. Здесь для меня все ново и есть, что изучать. Я заметила, что есть возможность составить кружок из мужчин; они не щеголи и не отличаются любезностью, но зато разумные и даже приятные собеседники. Что касается женщин, только губернаторша — милая особа, остальные нестерпимы. Все с претензиями крайне смешными. У них изысканные, но нелепые туалеты, странный разговор, манеры как у кухарок; притом они ужасно жеманятся, и ни у одной нет порядочного лица. Вот каков прекрасный пол в Тамбове! Ты понимаешь, что я как можно реже буду видеться со всеми этими лицами, разве в случае необходимости. Мы каждый день видимся с Разумовскими; она по-прежнему безалаберна, а муж ее любезнее, чем когда-либо. Нынче мы у них будем ужинать. Щукина не слишком приятная особа, я с ней мало знаюсь, мы только вместе играем в карты; муж ее претошный. У них живет племянница, которая замужем за каким-то Ивановым,— глупое и невыносимое существо, как раз под пару здешним чопорным дамам; она уже успела с ними подружиться. Все это общество мне не по вкусу, я бы его себе не избрала; но, за неимением лучшего, приходится им довольствоваться.

Вчера я видела приехавшего из армии; он оставил главную квартиру 19-го ноября. Известия, им привезенные, так хороши, что, будучи русским, нельзя не забыть о своих потерях и не радоваться, думая о бессмертной славе, которую приобретает наше милое Отечество. Французы, особенно злодей Наполеон и его приверженцы, растерялись. Я согласна: пусть эти дураки называют Россию варварской страной, коль скоро их цивилизация привела их к добровольному подчинению гнуснейшему тирану. Слава Богу, что мы варвары, если считаются образованными Австрия, Пруссия и Франция.

Сюда прислали четверых пленных французских генералов. Князь Кутузов особенно рекомендовал одного из них здешнему губернатору, родственнику своему, присовокупляя, что, слышавши, что с пленными обращаются сурово, он желает, чтобы изменили эту систему, ибо жестокое обращение с обезоруженным врагом не согласно с русским характером, потому с большими генералами будут обращаться, как обращались в Москве с Клерфельтом и Левенгеймом. Доброго старика Кутузова армия обожает; везде его встречают с восторженными приветствиями. Растопчину с ним тягаться не под силу.

Знаешь ли, что у меня бывали минуты, когда меня так мучило все, что я видела, слышала и чувствовала, что мне приходила мысль идти в здешний монастырь, для избежания всех горестей, которые мы испытываем, живя в свете.

Тамбов, 17 декабря

Я ездила на бал, чтобы не обидеть тамбовских обитателей, старалась быть веселой и до четырех часов утра танцовала Бог знает с какими рожами. Праздник был блестящий; даже в столице он бы имел успех. Никогда не встречала я такой коллекции оригиналов, какую пришлось мне видеть в этот день.

Тамбов теперь в полном блеске. Все дворянство собралось на выборы, от бедняка до богача. Пора выборов самая веселая в губернских городах. На бале граф Лев насчитал до двадцати мундиров один другого оригинальнее. Тут, судя по мундирам, находились представители четырех царствований; были некоторые и в сюртуках. Целых три дня после бала мне нездоровилось. Я отвыкла поздно ложиться, устала и вообще неохотно ехала на бал. Вести московские неутешительны. Там свирепствуют повальные болезни, как в городе, так и в окрестностях. Несчастная столица переходит от одного бедствия к другому. Надо надеяться, что приняты будут строгие меры к отвращению зла и что в стенах милого города снова водворится здоровье, мир и счастие, которыми он пользовался в течение веков.

Наш старый майор, которого ты знаешь, умер вследствие неприятностей, перенесенных им во время пребывания в Москве извергов. Однако мы очень счастливы: из наших никто не погиб, кроме Клемана и майора. У Разумовских же умер лучший их управляющий, похоронив в течение недели жену, трех детей и имев несчастие видеть зверские поступки извергов в отношении к его одиннадцатилетней дочери. Несчастная тоже при смерти. Много подобных случаев; в голицынской больнице, в церкви, на алтаре, нашли мертвую девочку одиннадцати лет, бывшую жертвой самого гнусного злодейства. Сначала от подобных новостей меня била лихорадка, но мы обязаны французам привычкою к самым неприятным ощущениям: они так часто повторяются, что не могут производить постоянно сильного впечатления.

Сумарокова в Москве и пишет мне, что она объездила весь город, и преимущественно ту сторону, где мы жили. С трудом отыскала она развалины нашего милого дома. Она говорит, что не видавший настоящего положения Москвы еще не может вполне ненавидеть злодеев. Я не хочу ненавидеть их, прошу Бога простить им их злодейства; но положительно можно сказать, что, с тех пор как мир существует, ни в древней, ни в новой истории не найдешь поступков, подобных преступным действиям их в нашем Отечестве.

Графиня Орлова, Лобкова с племянницей, гр. Апраксина и многие другие намерены провести зиму в Москве.

Я решительно отказываюсь от моих похвал Растопчину вследствие последней его выходки, о которой мне сообщили. Ты, верно, слышала, что мадам Обер-Шальме, бросив свой магазин, в котором находилось на 600000 рублей товару, последовала за французской армией. Государь приказал продать весь этот товар в пользу бедных. Именитый же граф нашел более удобным поделиться им с полицией. Младшему из чиновников досталось на 5000 рублей вещей; сообрази, сколько пришлось на долю графа и Ивашкина. Это скверно до невероятности. Мой двоюродный брат, Волков, отказался от своей доли. Спиридов, московский комендант, и князь Борис Андреевич Голицын, которые также были приглашены к дележу, тоже не захотели в нем участвовать; неизвестно, чем кончится эта история, но она отвратительна.

Я еще не говорила тебе, что я достала дрянные фортепьяны и ноты; матушка заставляет меня петь. Если у тебя есть какие-нибудь хорошенькие пьесы, пришли их мне, дружок. Здесь подобные вещи нужнее, чем где-либо. Трудно веселиться в Тамбове; благодаря всем моим усилиям, я дошла до того, что не скучаю. Слава Богу, у меня характер, которому скука неведома.

О Николае не имеем известий, с тех пор как он в походе. Сестра тоже не может часто писать, потому что следует за чичаговской армией. Последнее ее письмо было из Пинска от 2-го ноября. Что делать, надо терпеть: горю ничем не поможешь.

Не стыдно ли вам отнимать у нас Виельгорских? Впрочем, берите их. Катиша непременно хочет ехать, вопреки всему семейству и своему бесхарактерному мужу.