Красовский И. Из воспоминаний о войне 1853-1856 годов. Дело на Черной речке 4 Августа 1855 года и князь Михаил Дмитриевич Горчаков // Русский архив, 1874. – Кн. 2. – Вып. 7. – Стб. 207-222.

ИЗЪ В0СП0МИНАНIЙ О ВОЙНѣ 1853—1856 ГОДОВЪ.

Дѣло на Черной рѣчкѣ 4 Августа 1855 года и князь Михаилъ Дмитріевичь Горчаковъ.

Объ этомъ несчастномъ дѣлѣ говорено было много; но то, что сказано или не совсѣмъ вѣрно или относится къ отдѣльнымъ частямъ войскъ, бывшихъ въ дѣлѣ.

Записка Д. А. Столыпина, напечатанная въ Русскомъ Архивѣ 1874 года, дышетъ безъискуственной правдой, въ тѣхъ мѣстахъ разсказа, гдѣ онъ говоритъ какъ очевидецъ. Вотъ почему я считаю долгомъ дополнить ее своими воспоминаніями, такъ какъ мнѣ пришлось въ дѣлѣ 4 Августа быть тѣмъ адъютантомъ главнокомандующаго, котораго онъ перваго послалъ съ приказаніемъ: ,,время начинать".

Въ диспозиціи, данной войскамъ на 4 Августа, было сказано: ,,Войскамъ быть на мѣстахъ къ 4 часамъ по полуночи. Генералъ Липранди аттакуетъ Телеграфную гору, а генералъ Peaдъ въ одно и тоже время открываетъ артиллерійскій огонь по Ѳедюхинымъ высотамъ, давая тѣмъ возможность удержаться на Телеграфной горѣ. Главнокомандующій первоначально будетъ на батареѣ, снаряженной морскими орудіями, или иначе на редутѣ, а потомъ переѣдетъ къ генералу Липранди, гдѣ и рѣшитъ дальнѣйшiй ходе дѣла".

Диспозицію эту я собственноручно десять разъ переписывалъ и зналъ буквально наизустъ.

Вообще главнокомандующій предполагалъ, смотря по тому, что окажется болѣе удобнымъ, или аттаковать Ѳедюхины высоты или Гасфортову гору, или наконецъ ограничиться однимъ усиленнымъ обозрѣніемъ.

Послѣднее видно изъ того, что, прибывъ на Мекензіеву гору, въ расположеніе штаба 6-го корпуса, князь Горчаковъ, съ вечера, отправилъ въ Петербургъ телеграмму, приблизительно такого же содержанія, съ присовокупленіемъ, что если ему, по обстоятельствамъ, и пришлось бы перейти къ наступленію, то на успѣхъ онъ не разсчитываетъ.

Переѣздъ съ Инкерманской позиціи на Мекензіеву гору главнокомандующій сдѣлалъ верхомъ. Погода была прекрасная, но не весело было на душѣ его; въ продолженіе всего пути, князь былъ молчаливъ: тяжкія думы тяготили его голову.

Прибывъ на Мекензіеву гору, князь долго бесѣдовалъ съ разными начальниками отдѣльныхъ частей и въ особенности съ генераломъ Липранди. Наконецъ, прощаясь съ генералъ-адъютантомъ барономъ Вревскимъ, онъ сказалъ; „Ну-сь, пора и отдохнуть". На это баронъ Вревскій отвѣчалъ: ,,Я завидую вашему сіяшельству; нѣсколько часовь отдѣляютъ вась оть дня вашей славы". — „ Что вы говорите! сурово замѣтилъ князь. Я знаю, что меня ожидаетъ завтра — прощайте!"

Дежурнымъ адъютантомъ при главнокомандующемъ въ эту ночь былъ князь Дмитрiй Николаевичъ Долгоруковь, которому, а равно и мнѣ, князь приказалъ расположиться около его палатки. Мы оба были свидѣтелями весьма внушительной картины: около двухъ часовъ ночи мы видѣли князя въ слезахъ, молящагося предъ иконою Смоленской Божіей Матери *), на колѣняхъ. Трудно теперь догадываться о тайномъ смыслѣ этой горячей молитвы; но приходится думать, что это была молитва, вызванная борьбой съ самимъ собой, съ своимъ взглядомъ на будущее дѣло и съ тѣмъ высшимъ, которому онъ безусловно повиновался.

*) Икона эта находилась при войскахъ, привезенная изъ Смоленска, какъ въ 1812 году. П.Б.

Въ три часа утра главнокомандуюшiй выѣхалъ съ Мекензіевой горы и, прибывъ на редутъ, увидѣлъ, что войска обоихъ отдѣловъ не приступили еще къ выполненію перваго момента диспозиціи. Князь, подозвавъ меня, сказалъ: ,,Поѣзжайте кь гененераламъ Лunpanди и Реаду и скажите имь, что они стоять? Пора начинать".

Я отправился, нашелъ Липранди съ отрядомъ, готоваго идти и получилъ въ отвѣтъ: ,,сей часъ отправлюсь". Войска его начали двигаться къ Телеграфной горѣ. Затѣмъ я уѣхалъ искать Реада. Отрядъ Реада стоялъ еще на ночной позиціи; самъ онъ, съ частью своего штаба, выѣхавъ впередъ казачей цѣпи (тогда еще неубранной) осматривалъ въ трубу позицію непріятеля, расположеннаго на Ѳедюхиныхъ горахъ. Подъѣхавъ къ нему, я передалъ приказаніе главнокомандующаго и уже было отдалился на нѣсколько шаговъ, какъ онъ снова назвалъ меня по имени и спросилъ: Однако, что же это значить начинать? Вѣдь не аттаковать же?" Я повторилъ приказанiе князя, упирая особенно на первыя слова. Тогда Реадъ сказалъ: ,,Хорошо, скажите князю, что я буду обстрѣливать мѣстность".

Измученный быстрой ѣздой на довольно большомъ разстояніи отрядовъ отъ редута и ихъ между собою, я возвращался къ главнокомандующему рысью и, передавъ отвѣты обоихъ генераловъ, прибавилъ: ,,Какь бы, ваше сіятельство, еще не вышло чего-нибудь, потому что генералъ Реадь сказалъ: вѣдь это не значитъ же аттаковать?" Князь замѣтилъ, что это ничего не значитъ, что генералъ Реадъ знаетъ, что ему
по диспозиціи слѣдуетъ дѣлать. Дѣйствительно все казалось такъ ясно, что главнокомандующій и не счелъ нужнымъ посылать другаго адъютанта для объясненій. Въ то время, когда я передавалъ главнокомандующему отвѣты отрядныхъ начальниковъ, Липранди не дошелъ еще до Телеграфной горы, а Реадъ не открывалъ артиллерійскаго огня; войска сего послѣдняго только еще двигались къ позиціи, съ которой слѣдовало открыть артиллерійскій огонь. Потомъ, когда гдавнокомандующій увидѣлъ, что Телеграфная гора занята и сталъ спускаться съ редута, направляясь къ Липранди, услышанъ былъ сильный ружейный огонь со стороны Реада, и вслѣдъ затѣмъ прискакалъ адъютантъ его Волковъ съ донесеніемъ: „предмостное укрѣпленiе взято, Французы бѣгутъ". Главнокомандующiй, удивленный этимъ нападеніемъ Реада, отдалъ ему черезъ Волкова приказаніе, чтобы генералъ Реадъ ожидалъ прибытія пятой дивизіи, самъ же поскакалъ на Телеграфную гору. Но не прошло и часу, какъ мы увидѣли наши колонны на Ѳедюхиныхъ горахъ. Это была 12-ая дивизiя безъ резервовъ.

Дальнѣйшій исходъ дѣла извѣстенъ изъ реляціи и изъ записки Д. А. Столыпина.

Нѣкоторые полагаютъ, что прибытіе двухъ свѣжихъ дивизій (4-й и 5-й), горѣвшихъ желаніемъ вступить въ бой, рѣшило главнокомандующаго подѣйствовать на правый флангъ общей непріятельской позиціи, съ цѣлію отвлечь, хотя нѣсколько, силы союзниковъ отъ Севастополя. Нѣтъ, не это подвигнуло главнокомандующаго предпринять наступленіе. Въ это время непріятель былъ сильнѣе насъ, не считая ожидаемыхъ имъ подкрѣпленій; очищеніе южной стороны Севастополя представляло величайшія опасности: нужно было черезъ бухту шириною въ 450 саженъ переправить огромный гарнизонъ. Мостъ, по тогдашнимъ расчетамъ, могъ быть готовъ только къ половинѣ Августа. Надо было показать непріятелю, что мы располагаемъ большими силами и въ состояніи долго еще защищать Севастополь; продолжать же защиту было необходимо, потому что, хотя Австрія въ это время обезоружилась и до весны съ этой стороны мы были покойны, но продолженіемъ защиты Севастополя достигалось то, что союзники, овладѣвъ городомъ, не могли, по случаю ненастной погоды, предпринять что либо серьезное противъ насъ внѣ полуострова. По мнѣнію, которое было сообщено главнокомандующему, наступательное движеніе это было необходимымъ также и для удовлетворенія общаго желанія Россіи,точно такъ какъ Бородинское сраженiе было необходимо прежде отдачи Москвы. Сколько мнѣ извѣстно, главнокомандующiй предполагалъ сдѣлать движеніе это съ большою осмотрительностію, и только при благопріятныхъ обстоятельствахъ, на которыя онъ впрочемъ мало разсчитывалъ, онъ думалъ перейти къ дѣйствительному наступленію.

Изъ всего мною сказаннаго читатель видитъ, что приказаніе мною передано генералу Реаду, когда онъ еще не открывалъ артиллерійскаго огня и что онъ не увѣдомлялъ черезъ меня главнокомандующаго о томъ, что будетъ аттаковать Ѳедюхины горы. Переписывая нѣсколько разъ диспозицію, я зналъ ее твердо; да и вообще мнѣ кажется не нужно имѣть слишкомъ большаго соображе­нія, чтобы не сказать: начинайте, когда уже дѣло начато. Причины, по которымъ генералъ Реадъ не выполнилъ диспозиціи, за его смертію и смертію начальника его штаба, остались неизвѣстны. Князь думалъ впрочемъ, что Реада увлекъ къ этому первый успѣхъ артиллерійскаго огня, вслѣдствіе коего Французы поспѣшно отступили за Черную. Я еще разъ ѣздилъ къ генералу Реаду, когда войска наши были уже за Черной, и онъ мнѣ ни слова не сказалъ о недоразумѣніи, въ которое онъ былъ будто бы поставленъ первымъ приказаніемъ главнокомандующаго.

*

Я оставилъ князя Михаила Дмитрiевича въ 1859 году въ Варшавѣ намѣстникомъ Царства Польскаго и главнокомандующимъ арміею.

Счастливо поставленный въ исключительно-близкія къ нему служебныя отношенія, я зналъ князя, какъ только можно знать человѣка, котораго изучаешь съ любовью. Вотъ почему я считаю своею нравственною обязанностью сказать о немъ все, что мнѣ положительно извѣстно, особенно въ виду тѣхъ рѣзкихъ, невѣрныхъ описаній его характера, которыя въ послѣднее время появились въ печати.

Князь Михаилъ Дмитріевичъ Горчаковъ принадлежалъ къ древнѣйшей фамиліи, Князья Горчаковы ведутъ свое происхожденіе отъ великихъ князей Черниговскихъ. Князь Петръ Ивановичъ Горчаковъ, защищавшій вмѣстѣ съ Шеинымъ Смоленскъ противъ Поляковъ въ 1609 году, былъ предкомъ князя Михаила Дмитріевича, оборонявшаго Севастополь.

Князь Михаилъ Дмитріевичъ принадлежалъ къ весьма небогатомусемейству Костромской губерніи, жилъ жалованьемъ и нерѣдко нуждался въ средствахъ.

Онъ служилъ въ гвардейской артиллеріи, былъ начальникомъ штаба 1-го пѣхотнаго корпуса, а потомъ 3-го. Въ 1829 году князь былъ уже генералъ-адъютантомъ Его Императорскаго Величества.

Въ 1807 году князь произведенъ былъ въ офицеры, участвовалъ въ кампаніяхъ 1812, 1813 и 1814 годовъ, былъ въ дѣлахъ подъ Бородинымъ, Люценомъ, Бауценомъ, Дрезденомъ и Лейпцигомъ.

Товарищамъ его памятна была его отчаянная храбрость.

Князь получилъ высокое образованіе, владѣлъ превосходно Русскимъ языкомъ, на которомъ, какъ и отецъ его, писалъ стихи.

Главная наука, которую князь зналъ въ совершенствѣ, была математика. Помню, какъ-то я читалъ ему вслухъ Популярную Астрономію Араго. Встрѣтилось что-то непонятное. Князь взялъ карандашъ, тотчасъ же припомнилъ всѣ формулы и объяснилъ то, что казалось темнымъ.

Князь имѣлъ умъ чрезвычайно острый и своеобразный. Его разъсѣянность и нѣкоторая небрежность во внѣшности составляли главную его прелесть и были причиною множества анекдотическихъ случайностей.

Въ манерѣ его говорить, въ движеніяхъ и пріемахъ, вездѣ просвѣчивала та замѣчательная доброта, которою онъ всегда отличался и которую многіе считали слабостью его характера.

До послѣдней минуты жизни, его занимали литературныя и политическія новости, живая, смѣлая мысль въ статьѣ, прекрасный стихъ,

Какъ полководецъ и государственный человѣкъ, князь Михаилъ Дмитріевичъ принадлежитъ исторіи. Лица, говорившія о немъ и стоящія далеко отъ центра его управленія, не посвященныя въ тайны его сношеній съ высшею властью, не могли сказать ничего вѣрнаго: онѣ увлекались личными своими отношеніями. Даже будущему историку написать о восточной войнѣ истину возможно будетъ только тогда, когда ему откроютъ все, когда отъ него не утаятъ ни одной бумаги, ни однаго письма, которыя получалъ князь, а также и тѣхъ, которыя отъ него исходили.

Какъ человѣкъ, какъ гражданинъ, князь Михаилъ Дмитріевичъ былъ въ высшей степени замѣчателенъ. Это былъ человѣкъ характера исключительнаго, образованія глубокаго, самоотверженія рѣдкаго. Справедливо говорили *) о немъ, что не руку свою готовъ онъ былъ положить на огонь за отечество, но самъ кинулся бы онъ въ пламя, если бы зналъ, что это принесетъ какую-либо пользу государству.

Военная слава имѣетъ болѣе особую прелесть, чѣмъ всякая другая; но съ этой стороны можно указать нѣсколько рѣзкихъ примѣровъ его чрезвычайнаго самоотверженія. Когда князь предположилъ взять крѣпость Силистрію, во что бы то ни стало и когда, согласно данной имъ диспозиціи, войска стали на мѣстахъ, готовыя по сигналу ракеты броситься на штурмъ крѣпости, когда до спуска ракеты оставалось всего можетъ быть полчаса, то для князя довольно было высшаго указанія, полученнаго съ курьеромъ (Николаемъ Яковлевичемъ Протасовымъ) въ слѣ­

*) Московскія Вѣдомости 1861 года.

дующихъ выраженіяхъ: ,,если въ минуту полученія этого письма, Силистрiя не взята, то отступать". Письмо было прочитано при свѣтѣ фонаря, въ центрѣ 100/т. аттакующаго войска и, вмѣсто сигнальной ракеты для штурма, княземъ отдано было приказаніе возвратиться за Дунай!

Тотъ, кто могъ видѣть князя въ эту минуту, кто, передавая войскамъ приказаніе его объ отступленiи, слышалъ ихъ ропотъ, тотъ только въ состояніи понять все величіе этого самоотверженнаго поступка.

Легкомысленные люди приписывали это его безхарактерности, но князь Михаилъ Дмитріевичъ повиновался безусловно высшимъ указаніямъ; а ему сообщали тогда, что Австрія ведетъ себя крайне двусмысленно и что Австрійскія войска ежеминутно готовы двинуться въ тылъ нашей арміи.

Когда князь узналъ о чрезвычайно затруднительномъ положеніи нашей арміи въ Крыму, онъ, нисколько не колеблясь, не дожидаясь приказанiй, послалъ на помощь князю Меньшикову не только большую часть своей южной арміи, но лучшихъ ея представителей: князя Виктора Иларіоновича Васильчикова и Эдуарда Ивановича Тотлебена. Затѣмъ посланы были порохъ, снаряды, кирки, лопаты и проч. Можно сказать, что былъ моментъ, когда всю южную армію составляли: кирасирскій корпусъ и конвой главнокомандующаго.

Честность въ самомъ широкомъ смыслѣ этого слова и безкорыстіе князя Михаила Дмитрiевича были безпредѣльны и изумительны, особенно для ныняшняго матеріальнаго времени. Немногіе знаютъ, что при назначеніи его намѣстникомъ Цар­ства Польскаго, когда еще война не была окончена, онъ отказался отъ весьма значительной суммы, назначенной ему на обзаведеніе въ Варшавѣ. Надобно замѣтить, что князь не имѣлъ никакого состоянія и жилъ однимъ жалованьемъ.

Покойный князь Михаилъ Дмитріевичъ не терпѣлъ лжи, сплетень и никогда не читалъ анонимныхъ писемъ. Однажды было получено имъ нѣсколько конвертовъ съ надписью „въ собственныя руки". По своей привычкѣ, князь началъ искать подписи и, не находя ее, разорвалъ эти письма, не читая. При этомъ, обращаясь ко мнѣ, онъ замѣтилъ: „Вотъ вамъ мой совѣтъ, — никогда не читайте анонимныхъ писемъ; кто хочетъ говорить правду, пусть говоритъ открыто".

Князь чуждался всякой изысканности, всего неестественнаго, бьющаго на эффектъ, и былъ замѣчательно простъ въ обращеніи со всѣми.

Терпѣть не могъ онъ офиціяльныхъ пріемовъ и парадныхъ встрѣчъ, которыя обыкновенно устраивали ему, по уставу, во время его переѣздовъ. Однажды не успѣли отмѣнить подобную встрѣчу въ одномъ изъ губернскихъ городовъ. У дома гражданскаго губернатора, гдѣ была отведена ему квартира, собралось множество всякаго народа. Подъѣзжая къ дому, князь замѣтилъ: „Удивительно, чего ожидаетъ эта толпа, теряя время понапрасну? Стоятъ несколько часовъ, чтобы увидѣть, какъ вылезетъ изъ кареты незнакомый имъ старикъ".

Онъ былъ вѣренъ чувству дружбы и находился въ непрерывныхъ сношеніяхъ со всѣми друзьями и товарищами его молодости.

У меня сохранилось въ памяти одно письмо къ старому его другу, если не ошибаюсь, Ивану Петровичу Бибикову, въ которомъ сказано слѣдующее: „Письмо твое отъ 17 Мая получилъ я, Богъ знаетъ какими путями, только въ концѣ Октября, и нужно было время для отысканія твоего сына, котораго наконецъ нашли въ Симферополе".„Я дорожу въ высшей степени твоею дружбою и помню съ душевною благодарностью, что ты былъ не только моимъ другомъ, но, такъ сказать, опекуномъ моей молодости, при первомъ вступленiи на военное поприще". „Твоего сына я поручилъ особому попеченію полковника Салова и буду за нимъ слѣдить, стараясь во всѣхъ отношенiяхъ быть ему полезнымъ, сколько могу".

Еслибъ я захотѣлъ быть болѣе нескромнымъ, я могъ бы привести множество доказательствъ тому, что, не смотря на высокое положеніе, котоpоe князь занималъ, онъ всегда оставался вѣренъ дружбѣ во всѣхъ обстоятельствахъ своей жизни.

Упрекаютъ его въ разсѣянности. Да, онъ былъ разсѣянъ, и это происходило отъ того, что какая нибудь мысль работала въ его головѣ. Онъ всегда находился, или подъ вліяніемъ чего нибудь прочтеннаго, или подъ впечатлѣніемъ какого нибудь серьезнаго разговора. Но всѣмъ извѣстно, что этотъ человѣкъ разсѣян-ный, говорившій довольно невнятно, въ пылу самаго жаркаго дѣла, являлся совершенно другимъ: одинъ выстрѣлъ перерождалъ его; онъ дѣлался опредѣлителенъ въ приказаніяхъ, чрезвычайно точенъ во всѣхъ дѣйствіяхъ и ясенъ въ словахъ.

Всѣ также знаютъ и въ свое время писали о томъ, что князь Горчаковъ никогда не думалъ о себѣ, ни во время войны, ни во время мира; забота о своей личности для него было чувство неизвѣстное.

Говорили, что въ дѣлѣ на Черной онъ искалъ смерти, кидаясь всюду подъ ядра и пули. Но это не справедливо.

Послѣ послѣдней неудачной атаки Ѳедюхиныхъ горъ, узнавъ о смерти генерала Реада и выбытіи изъ фронта почти всѣхъ начальниковъ отдѣльныхъ частей, онъ принялъ личное командованіе отступающими войсками и безъ сомнѣнія подвергался страшнѣйшей опасности, или, какъ говоритъ Д. А. Столыпинъ, дѣйствію сплошнаго слоя картечь и пуль.

Князь былъ необыкновенно деликатенъ въ сношеніяхъ. Всѣмъ извѣстно, въ какихъ краткихъ выраженіяхъ князь Меньшиковъ дѣлалъ свои донесенія Государю. Можно догадываться, какъ кратки были сообщенія, присылаемыя имъ князю. Вотъ, напримѣръ, какъ князь Александръ Сергѣевичъ увѣдомлялъ о Синопскомъ сраженіи: „Поспѣшаю ваше сіятельство увѣдомить, что Турецкая эскадра, состоящая изъ семи фрегатовъ, одного шлюпа, двухъ корветовъ, одного парахода и нѣсколькихъ транспортовъ, всего 14 судовъ, вышедши изъ Константинополя съ дессантнымъ войскомъ для нападенiя на Сухумъ и соединенія съ горцами, 18 числа флотомъ нашимъ истреблена, комапдующій ею адмиралъ Османъ-Паша взятъ въ плѣнъ; поврежденія нашимъ кораблямъ значительны".

И ни слова болѣе. Вотъ тѣ немногія строки, которыя привезъ курьеръ изъ Севастополя въ Кишиневъ

Зная, что такое же краткое извѣщеніе послѣдуетъ и о дѣлѣ 13 Октября 1854 года, генералъ Липранди прислалъ князю Горчакову отъ себя лично подробное донесеніе объ этомъ сраженіи.

На это князь Михаилъ Дмитріевичъ отвѣчалъ слѣдующимъ письмомъ: „Мы всѣ обрадованы вашимъ успѣхомъ. Отъ души поздравляю васъ съ прекраснымъ дѣломъ. Вы прислали мнѣ реляцію этаго сраженія, но такъ какъ всѣ войска ввѣренной мнѣ армiи, въ Крымъ мною отправленныя, должны состоять въ единомъ, непосредственномъ вѣдѣнiи князя Меньшикова, и доставленіе подобныхъ донесеній мнѣ, какъ постороннему теперь лицу, было бы несовмѣстно, я прощу на дующее время присылку всякихъ донесенiй ко мнѣ прекратить".

А между тѣмъ, дѣйствительно о томъ же сраженіи князь Меньшиковъ прислалъ князю Горчакову извѣщеніе въ нѣсколькихъ строкахъ.

Я оставилъ князя до возстанія въ Царствѣ Польскомъ. Многое,тамъ случившееся, приписывается слабости его характера и болѣзненному состоянію. Я замѣчу только, что, въ бытность свою въ Севастополѣ, князь часто высказывалъ убѣжденіе, что ему не придется возвратиться къ семейству, и когда мы ѣхали вмѣстѣ съ нимъ въ Варшаву, по назначеніи его намѣстникомъ, онъ въ минуту откровенности сказалъ: „Никогда не „воображалъ я, что могу возвратиться въ Варшаву и, признаться, не по мнѣ теперь это назначенiе. Мое единственное, искреннее желаніе: небольшой домикъ въ Швейцаріи съ выслуженными мною средствами къ жизни".

Въ чистотѣ и искренности этого желанія сомнѣваться нельзя никому, кто зналъ хоть немного князя; но, отдавъ всего себя на служеніе Государю, онъ повиновался Его волѣ.

Любовь его къ Государю была просто идеальная, возвышенная, нѣжная, безпредѣльная. Каждый пріѣздъ Его Величества въ Варшаву былъ для князя Михаила Дмитріевича торжествомъ его глубокой, безкорыстной привязанности.

Князь скончался въ Варшавѣ въ 1861 году 18 Мая, и съ нимъ сошелъ въ могилу нравственный герой, которому, по знаменію настоящаго времени, не скоро народиться. Обществу, въ которомъ существовали подобныя личности, надобно гордиться ими, какъ дорогими представителями прошед­шаго, извинять нѣкоторые недостатки, свойственные каждому человѣку и никакъ не дѣлать ихъ предметомъ своей досужей фантазіи.

Знаменитый проповѣдникъ, преосвященнѣйшій Иннокентій, въ словѣ своемъ къ войскамъ Севастопольскимъ, выразился библейски, что каждый Русскій, которому суждено будетъ приблизиться къ этому городу, долженъ ,,изуть сапоги отъ ногъ своихъ, ибо мѣсто сіе свято есть".

Такъ точно у могилы князя Михаила Дмитріевича Горчакова всякому Русскому слѣдуетъ остановиться съ благоговѣніемъ: она слишкомъ богата историческими уроками и чрезвычайно поучительна.

И. Красовскій.

2 Мая 1874 года.
Москва.

Михаил Дмитриевич Горчаков. Литография 1849 г.

Портрет князя Михаила Дмитриевича Горчакова. Литография.