РАЕВСКИЙ Николай Николаев. Полковник Харьковского драгунского полка.

РАЕВСКИЙ Александр Николаев. Отставной полковник.

Поводом требования их сюда были следующие сведения: уведомление графа Витта, узнавшего от одного члена, будто бы тайное общество старалось чрез сих Раевских заразить и Черноморский флот, но тщетно; показание Майбороды, назвавшего их членами общества, и подтверждение сего последнего, сделанное Аврамовым. По изысканию Комиссии, оказалось, что Майборода и Аврамов показали сие из слов Пестеля;
но Пестель, спрошенный противу сего, отвечал отрицательно, объяснив, что он говорил не о сих Раевских, а о майоре Раевском, принадлежавшем к Союзу благоденствия.
Показания прочих членов также подтвердили неприкосновенность сих Раевских к настоящему делу. Равным образом и они утвердительно отвечали, что ни к какому обществу не принадлежали и не знали о существовании его. Находились под надзором в Главном штабе с 4 генваря 1826.
По высочайшему повелению, вследствие доклада Комиссии, 17-го генваря освобождены с аттестатами.

РАЕВСКИЙ Григорий Федосеев

РАЕВСКИЙ Григорий Федосеев. Отставной корнет, служивший в Малороссийском кирасирском полку.
В 1822 году он задержан в Одессе. Граф Ланжерон в апреле месяце того же года, уведомляя о сем управлявшего Министерством внутренних дел графа Кочубея, писал, что Раевский прибыл туда с фальшивыми бумагами в намерении проехать в Кишинев к брату своему майору 32 егерского полка Раевскому, находящемуся под арестом, и что, хотя по виду не имеет он более 18 лет, но образ мыслей его весьма развращен и непозволителен. Вследствие сего, по высочайшему повелению, он привезен из Одессы и посажен в Шлиссельбургскую крепость. При допросе он отвечал, что чужим именем не назывался и не мог сего сделать, ибо остановился у профессора Черемисинова, который знает его. Имел же при себе бумаги брата своего, также отставного корнета, для того, чтобы доехать до Одессы, так как его об отставке бумаги находились в руках отца, которого он решился оставить по случаю претерпеваемых тысячи огорчений и неприятностей. В Одессу прибыл с тою целию, чтобы найти там какое-либо место, о чем заблаговременно писал к своим знакомым. Если бы не нашел оного, то полагал отправиться в Кишинев к брату своему, тогда находившемуся при дивизионном генерале Орлове, дабы жить у него до приискания места. Между тем отец его, курский помещик, отставной майор (уже умерший) на письмо графа Ланжерона отозвался, что сын его Григорий, поступив на службу в Малороссийский кирасирский полк, имея дурные наклонности, и, будучи движим примерами, совершенно развратился; сочинял и подписывал письма и другие акты пoд его руку, задолжал в Курске значительную сумму, промотал все вещи и вышел в отставку без его позволения; а уходя от него в Одессу, взял у управителя его обманом 500 рублей, и, наконец, что по сим огорчениям он лишает его права наследства. Из формулярного его списка видно, что он в службу вступил в октябре 1819, произведен корнетом в мае 1820, а 20-го февраля 1821 года по домашним обстоятельствам уволен от службы тем же чином. В штрафах и под судом не был и к повышению аттестовался достойным, к делу же о тайных обществах он не прикосновенен.

По высочайшему повелению отправлен 16-го августа 1826 года к его императорскому высочеству цесаревичу для предания вместе с вышеозначенным братом его военному суду.

РАХМАНОВ

РАХМАНОВ.
Некоторые показывали, что он был короткое время членом Союза благоденствия, не сказав о имени и чине его.
Комиссия оставила сие без внимания.

РЕННЕНКАМПФ

РЕННЕНКАМПФ. Полковник, обер-квартирмейстер 4 корпуса.
Главнокомандующий 1-ю армиею уведомил, что, по показанию рядового Г рохольского, Сергей Муравьев писал к Бестужеву, дабы он поспешил ехать к Ренненкампфу, и что по объяснению сего последнего с начальником штаба 1-й армии открывается, что Муравьев пред самым возмущением предлагал ему действовать для перемены правления. На вопросы о сем Комиссии Муравьев отвечал, что не делал означенного предложения Ренненкампфу и к Бестужеву писал только о происшествии 14-го декабря.
Бестужев-Рюмин, утверждая, что Сергей Муравьев ничего не писал к нему на счет Ренненкампфа, присовокупил, что он часто видался с ним и не раз начинал говорить о разных злоупотреблениях, но Ренненкампф утверждал, что все это происходит без ведома государя. Наконец, он писал к Муравьеву, что Ренненкампфу, кажется, можно открыться и чтобы он рассмотрел его, но почему ему казалось сие возможным, сам не знает. Муравьев адресовался к нему, Ренненкампфу, но без успеха. О сем уведомлен главнокомандующий.