ЛУКИН

ЛУКИН. Л[ейб]-г[вардии] Конной артиллерии офицер.
Граф Коновницын 1-й показал, что поутру 14-го декабря, заехав в конно-артиллерийские казармы, слышал от Лукина, что офицеры согласились отдать свои сабли, чтобы не быть принужденными действовать противу мятежников, которых они почитали защитниками прежде данной присяги. Оболенский прибавил, что, кажется, Коновницын 2-ой говорил ему, что он сообщил Лукину о намерениях общества и получил его обещание быть на площади. Коновницын, спрошенный противу сего, отвечал отрицательно. Сверх того Пущин 1-й показал, что он, встретив князя Гагарина и слыша от него, что батарея не присягнула и что их велено арестовать, советовал ему возвратиться, то же сказать Лукину, который уже был у него на квартире. Впрочем, как Оболенский и Пущин, так и другие члены удостоверили, что Лукин к обществу не принадлежал.
Комиссия оставила сие без внимания.

Лутковский

Лутковский. Мичман, находившийся при генерал-интенданте Головине.

По словам Дивова, Лутковский хвалил Завалишина и бывал иногда при общих разговорах, где изъявляли желание революции и республиканского правления и где Завалишин говорил, что если начинать революцию, то с императорской фамилии, для, верного успеха. На вопрос о сем Комиссии один из Беляевых отвечал, что Лутковский имел свободный образ мыслей; на счет же мнений Завалишина об императорской фамилии думает, что он знал, ибо коротко был знаком с ним. Впрочем, Завалишин говорил ему, что Лутковский не принадлежит к обществу, что он ветрен и мало занят свободомыслием. Другой Беляев показал, что с ним, кроме пустых разговоров, никаких более не имел. Завалишин, также спрошенный о сем, утвердительно отвечал, что если Лутковский и судил свободно о правительстве, то это для получения их доверия, ибо, нашедши всех их с свободным образом мыслей, должен был приноровляться к оному, но что сей образ мыслей не свойственен ему, в том ссылается на всех тех, кто знал его.

По докладу Комиссии 13-го июля высочайше повелено перевесть его в Черноморский флот, препоруча особенному надзору адмирала Грейга. О исполнении сего писано начальнику Морского Штаба.

ЛЬВОВ 2-й Василий Федоров

ЛЬВОВ 2-й Василий Федоров. Поручик л[ейб]-г[вардии] Измайловского полка.

В показании мичмана Дивова между прочим упоминалось, что накануне 14-го декабря в квартире его и Беляевых поручик Измайловского полка Гудим рассказывал слышанное им от Львова и брата его, вышеозначенного, будто бы член Государственного Совета Мордвинов, уезжая из дому отца их, Львовых, во дворец для присяги государю императору Николаю Павловичу, говорил: "Может быть, я уже не возвращусь, ибо решился до конца жизни своей противиться сему избранию», и, обратясь к детям  Львова (сим двум братьям), сказал: « Теперь вы должны действовать». Беляевы подтвердили сие слово в слово. Гудим, допрошенный в Комиссии, после долгого запирательства признался, что говорил вышеизложенное и слышал оное от Львовых.
Но Львовы, по приказанию его высочества вытребованные в Комиссию 24-го февраля, как при допросе, так и на очных ставках с Гудимом отвергли сие показание, утвердив, что они ничего даже и подобного сами не слыхали и ему не говорили и что адмирал Мордвинов и не был у отца их между 27-м ноября и 14-м декабря.

Комиссия оставила сие без внимания, и оба Львова тогда же отпущены.

ЛЮБЛИНСКИЙ Юлиан

ЛЮБЛИНСКИЙ Юлиан. Дворянин Волынской губернии.
В 1823 году участвовал в основании Общества соединенных славян, для которого перевел клятвенное обещание на французский, а правила, или Катехизис, на польский язык. В 1825 году, по возвращении войск из лагеря, слышал о намерении Южного общества ввести конституцию, истребив покойного императора, но ни о прочих предположениях оного, ни о других обществах не имеет никакого сведения. В Славянский союз никого не приглашал и, кроме Борисова и Горбачевского, ни с кем из членов оного не имел сношения. Борисов 2-й и Горбачевский присовокупили, что Люблинский, услышав о замыслах Муравьева и Бестужева-Рюмина, насмехался над теми, кто слушал Бестужева, и что он, Люблинский, не хотел иметь с ними никаких сношений, чем и возбудил на себя подозрение.
По приговору Верховного уголовного суда осужден к лишению дворянства и к ссылке в каторжную работу на 5 лет.
Высочайшим же указом 22 августа повелено оставить его в работе 3 года, а потом обратить на поселение в Сибири.