Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Декабристы » А.С.Грибоедов » М.В. Нечкина. Грибоедов и декабристы.


М.В. Нечкина. Грибоедов и декабристы.

Сообщений 581 страница 590 из 729

581

588

цитат могут увенчать слова, сказанные Николаем де Санглену: он, Николай, уважает Паскевича, «как только сын может уважать отца».

Понятно, что при такой близости можно было рассчитывать на исполнение самых сложных и затруднительных просьб. Нельзя сомневаться в том, что такой рычаг, как Паскевич, и был пущен в ход. Грибоедов недаром поручал Бегичеву и Иону известить свою энергичную мамашу об аресте сына. Таким образом, таинственное движение вокруг дела Грибоедова надо понимать как систему разнообразных воздействий, слагавшуюся из влияний и давлений различных лиц, среди которых были и чрезвычайно высокопоставленные667.

Самое благоприятное отношение к Грибоедову членов следственного комитета особенно ясно видно из следующего факта: уже на следующий день после первого допроса Грибоедова, рассмотрев его ответы, комитет, несмотря на кричащие противоречия в показаниях о нем декабристов, постановил Грибоедова освободить. Не было назначено ни одной очной ставки, не дано ни одного проверочного вопроса. 25 февраля в вечернем заседании, где рассматривались ответы Грибоедова, присутствовали: военный министр Татищев, кн. Голицын, генерал-адъютанты Голенищев-Кутузов, Чернышев и Бенкендорф. Постановление гласило: «слушали ответы... 4) коллежского асессора Грибоедова: не принадлежал к обществу и о существовании оного не знал. Показание о нем сделано князем Евгением Оболенским 1-м со слов Рылеева, Рылеев же отвечал, что имел намерение принять Грибоедова, но, не видя его наклонным ко вступлению в общество, оставил свое намерение; все прочие его членом не почитают. Положили: об освобождении Грибоедова с аттестатом представить его императорскому величеству». Неточности формулировок этого постановления бросаются в глаза: так, первое показание о Грибоедове было сделано не Оболенским, а Трубецким, имя же последнего просто не упомянуто: наличие двух свидетелей делало бы вопрос более серьезным. Если бы Бенкендорфу было угодно помнить, что он сам подчеркнул фамилию Грибоедова в показании Бригена, и вспомнить о показании Оржицкого, то он сам набрал бы по крайней мере четверых свидетелей, и важнейшая формулировка: «все прочие его членом не почитают» — провалилась бы. Напрашивается правдоподобное предположение, что члены комитета были уже подготовлены

582

589

влиятельными ходатаями и смотрели сквозь пальцы на несоответствие характеристики с фактическим материалом следствия, а может быть, и содействовали возникновению ее формулировок668.

Вероятно, на первом этапе И. Ф. Паскевич ограничился устными переговорами только с членами следственного комитета и двинул в ход более тяжелую артиллерию лишь тогда, когда дело на первом этапе сорвалось, и Николай I не утвердил предложенного комитетом решения. Надо думать, что свидание с Николаем, буквально заваленным делами по процессу декабристов, было не так легко получить. Внезапное движение дела сверху началось в самом конце мая.

Движение это совпадает по времени с подготовкой правительственного указа о персональном составе Верховного уголовного суда, членом которого намечался в числе других особо преданных лиц «отец и командир» Николая I — Иван Федорович Паскевич. Правдоподобно, что сложность создавшейся ситуации и форсировала дело Грибоедова: у будущего члена суда близкий родственник был подследственным лицом и так и норовил попасть в подсудимые. Ситуация давала благоприятный повод для личных сношений по этому вопросу с императором и для оживления следствия по грибоедовскому делу. П. Е. Щеголев, по-видимому, склонен приписывать это оживление просто тому, что дела следствия подходили к концу и так или иначе надо было заканчивать все затянувшиеся дела, причем приписывает возобновление допроса инициативе самого комитета. «Только заканчивая свои занятия, комитет в CXIV заседании 31 мая решил возобновить представление об освобождении Грибоедова и представить государю о нем записку». Сопоставление с датами утверждения Паскевича членом суда наводит на мысль, что дело было гораздо сложнее.

31 мая комитет постановил возобновить ходатайство о Грибоедове, причем любопытно, что в ход пошел именно тот же старый, уже однажды не утвержденный императором, текст ходатайства. Ясно, что подобное возобновление должно было делаться по устному распоряжению царя, иначе комитет составил бы новый текст и подобрал бы новые доводы669.

Записка была на этот раз подписана флигель-адъютантом императора полковником Адлербергом: «Коллежский асессор Грибоедов не принадлежал к обществу и о существовании

583

590

оного не знал. Показание о нем сделано князем Евгением Оболенским 1-м со слов Рылеева; Рылеев же ответил, что имел намерение принять Грибоедова, но, не видя его наклонным ко вступлению в общество, оставил свое намерение. Все прочие его членом не почитают».

Это тот же текст, который был подан Николаю I по решению комитета от 25 февраля. Тогда он вызвал у Николая резолюцию отрицательного порядка — он велел Грибоедова «содержать пока у дежурного генерала». Теперь же старый текст февральской докладной записки, составленной после первого допроса, вновь пошел в ход и получил противоположное решение: «Выпустить с очистительным аттестатом»670.

На следующий же день, 1 июня, Николай I подписал указ Правительствующему сенату, в котором назначался персональный состав Верховного уголовного суда; среди его членов числился и генерал-адъютант И. Ф. Паскевич. Второго июня последовал приказ об освобождении Грибоедова из-под ареста. Дежурный генерал главного штаба получил от военного министра Татищева предписание: «По высочайшему соизволению. — Освободить с аттестатом содержащегося при главном штабе под арестом коллежского асессора Грибоедова, который был взят по подозрению в принадлежности к тайному злонамеренному обществу, но по исследовании оказался к оному неприкосновенным. Во исполнение таковой монаршей воли, покорнейше прошу ваше превосходительство освободить из-под ареста упомянутого Грибоедова, приказать ему явиться в высочайше учрежденную комиссию для изыскания о злоумышленном обществе для получения надлежащего аттестата» (к этому времени следственный комитет уже был переименован в комиссию)671.

Отсюда ясно, что первую царскую резолюцию на докладной записке Адлерберга надо датировать или 1-м, или 2 июня: сначала на докладе была положена высочайшая резолюция об «освобождении с аттестатом», а затем последовало в ее результате предписание военного министра Татищева. После получения этого предписания и последовало освобождение Грибоедова. Его точной датой поэтому является именно среда 2 июня 1826 г.672

В тот же день, 2 июня, дежурному генералу главного штаба была направлена записка за № 768: «О представлении к начальнику главного штаба его императорского величества освобожденного из-под ареста коллежского

584

591

асессора Грибоедова при офицере». Самый текст записки ясно говорит, что Грибоедов уже освобожден: к Дибичу необходимо доставить при офицере не арестованного коллежского асессора, но «освобожденного из-под ареста коллежского асессора». Еще раз подтверждает ту же дату — 2 июня — упомянутое письмо Грибоедова к С. Л. Алексееву673.

На следующий день, 3 июня, Грибоедова видел П. А. Вяземский, который в тот же день писал жене: «Сейчас видел выпущенного из тюрьмы Грибоедова». Это был как раз тот день, когда открыл свои заседания Верховный уголовный суд над декабристами674.

Между тем записка Адлерберга продолжала покрываться резолюциями. Рукою начальника штаба И. Дибича на ней было зафиксировано устное требование Николая I: «3 июн[я] высочайш[е] повелен[о] произвесть в следующий чин и выдать не в зачет годовое жалованье» (запись чернилами). Наверху листа имеется беглая запись карандашом, в которой можно разобрать слова: «воскресенье... Грибоедов... О Врангеле...», а под резолюцией 3 июня бегло записано карандашом рукою Дибича: «Им всем выдать (над строкою «не в зачет». — М. Н.) годовое жалованье и представить на воскресение. Чин без всякого назначе[ния]». Эти записи надо также датировать 3 июня, — смысл их раскрывается следующими ниже документами675.

3 июня 1826 г. дежурный генерал главного штаба подал военному министру рапорт: «Вследствие приказания г-на начальника главного штаба его величества прошу покорнейше ваше высокопревосходительство доставить ко мне список всем освобожденным на сих днях из-под ареста чиновникам по делу о злоумышленном обществе. Список сей нужен для представления их в будущее воскресенье государю императору»676. Ближайшее «будущее воскресенье» после 3 июня приходилось в 1826 г. на 6-е число. В этот день, 6 июня, в воскресенье, Грибоедов и представлялся Николаю I в составе целой группы только что освобожденных по тому же делу лиц. Согласно списку, Николаю I представлялись: «лейб-гвардии конного полка поручик князь Голицын, корнет Плещеев 2-й, отставной подполковник Михаил Николаев сын Муравьев, коллежский асессор Грибоедов, поручик конно-артиллерийской № 6-й роты Врангель и служащий в департаменте

585

592

внешней торговли надворный советник Семенов»677.

Этот текст помогает нам разобраться в тех резолюциях и пометках, которыми покрылась записка о Грибоедове, составленная флигель-адъютантом Адлербергом. Написанное карандашом слово «воскресенье», очевидно, является тем днем, когда Николай I решил принять группу освобожденных из-под ареста «чиновников». Написанная карандашом фамилия Врангеля («О Врангеле») относится к одному из освобожденных из-под ареста, включаемых в список для представления императору. Особенно интересна карандашная резолюция о выдаче «не в зачет» годового жалованья: множественное число («им всем выдать не в зачет годовое жалованье») показывает, что денежное награждение предполагалось для всех освобождаемых.

Чиновник Карасевский, посылая военному министру требуемый список лиц, предназначенных к представлению в воскресенье императору, составил черновой ответ в тот же день, 3 июня (дата проставлена на черновике); но он начал свой черновик с упоминания завтрашнего числа, очевидно рассчитывая перебелить и отослать список завтра. В силу этого возникла не соответствующая действительности датировка в начале списка («4-го числа сего июня освобождены по высочайшему повелению из-под ареста...» и т. д.). Этот документ и ввел в заблуждение П. Е. Щеголева, который, ссылаясь на него, ошибочно принял дату 4 июня за день освобождения Грибоедова из-под ареста. От Щеголева неправильная дата проникла в грибоедовскую биографию, предпосланную академическому изданию сочинений Грибоедова, и была закреплена в помещенных там же (в III томе) «Избранных хронологических датах». «Аудиенция», данная царем Грибоедову, также неправильно датирована 2 июня. Обе даты должны быть исправлены: в действительности Грибоедов был освобожден из-под ареста в среду 2 июня, а принят царем 6 июня, в воскресенье, в группе других «чиновников»678.

Необходимо указать на неправильность укрепившихся в литературе датировок, особенно в силу следующих причин. Неправильные даты освобождения и представления царю давали основания для разнообразных неблаговидных «подозрений» по адресу Грибоедова. В самом деле, если 2-го числа арестованного узника прямо из места заключения

586

593

ведут на какую-то таинственную «аудиенцию» к царю, а затем почему-то опять возвращают в тюрьму (очевидно, он чем-то не угодил царю), потом вдруг через два дня — 4-го числа — освобождают, легко вообразить, что Николай на «аудиенции» предъявил Грибоедову какие-то требования, которые тот сначала отказался выполнить, а затем, вновь брошенный в тюрьму, согласился выполнить и был выпущен. Между тем в действительности все обстояло иначе и гораздо проще: 2 июня, в среду, Грибоедова освободили, а 6-го, в воскресенье, он в группе освобожденных чиновников представлялся императору. Это, разумеется, не было в непосредственном смысле слова «аудиенцией», а было именно представлением, как о том и говорится в документах.

Едва ли мы ошибемся, если предположим, что группа представленных царю «чиновников» была объединена преобладающим признаком высоких протекций и влиятельных ходатайств. Не приходится и распространяться о влиятельной придворной родне князя Михаила Федоровича Голицына; Александр Александрович Плещеев 2-й был сыном камергера А. А. Плещеева, бывшего личным чтецом императрицы Марии Федоровны; Алексей Васильевич Семенов679 только что перед арестом женился на Дарье Федоровне Львовой, отец которой с 1816 по 1835 г. состоял директором придворной капеллы; их семья, кроме того, была в родстве с Державиным; за Грибоедова хлопотал И. Ф. Паскевич.

Восьмого июня Грибоедов был произведен в надворные советники, а 9 июня получил очистительный аттестат: «По высочайшему его императорского величества повелению комиссия для изыскания о злоумышленном обществе сим свидетельствует, что коллежский асессор Александр Сергеев сын Грибоедов, как по исследованию найдено, членом того общества не был и в злонамеренной цели оного участия не принимал». Продолжая последнюю строку текста, Грибоедов расписался в получении документа680.

Обращает на себя внимание более скромная формулировка о невиновности, нежели примененная в докладной записке Адлерберга. Первоначальная формула: «не принадлежал к обществу и о существовании оного не знал» — заменена другой, собственно относящейся лишь к первой ее половине: «членом того общества не был...»

587

594

В тот же день, 9 июня, было составлено подписанное военным министром Татищевым отношение «господину командиру Кавказского отдельного корпуса» следующего содержания: «Вытребованный сюда на основании известной вашему высокопревосходительству высочайшей воли коллежский асессор Грибоедов, на коего упадало подозрение в принадлежности к тайному злоумышленному обществу, по учиненном исследовании оказался совершенно неприкосновенным к сему. Вследствие чего по повелению его императорского величества освобожден из-под ареста с выдачею аттестата, свидетельствующего о его невинности, и на обратное следование к своему месту снабжен прогонными и на путевые издержки деньгами. О чем долгом считаю ваше высокопревосходительство уведомить»681.

Приведенная выше официальная бумага несколько поторопилась объявить прогонные деньги выданными — Грибоедов расписался в их получении лишь через два дня682. 10 июня 1826 г. он пришел в канцелярию военного министра и за подорожной в Грузию, и за прогонными деньгами. Его заявление об этом написано на листе, очевидно выданном тут же в канцелярии Татищева (лист употреблявшейся тогда официально бумаги — с траурной по случаю смерти императора каймой). На нем рукою Грибоедова тщательно написан рапорт его высокопревосходительству господину военному министру и разных орденов кавалеру (Татищеву) с просьбой о выдаче ему подорожной и прогонных денег: «Отправляясь обратно к месту моего назначения в город Тефлис, в канцелярию г[осподина] главноуправляющего в Грузии, при коем имею честь служить секретарем по дипломатической части, прошу ваше высокопревосходительство предписать, дабы мне выданы были на проезд туда из С.-Петербурга подорожная по казенной надобности и прогонные деньги»683.

Военный министр Татищев запросил комиссариатский департамент о следуемой сумме и, получив точный расчет, дал предписание чиновнику 8-го класса Карасевскому выдать Грибоедову «прогонные деньги до города Тифлиса на три лошади за 2662 версты пятьсот двадцать шесть рублей сорок семь копеек, да на путевые издержки, полагая по сту рублей на 1000 верст, двести шестьдесят шесть рублей двадцать копеек, всего семьсот девяносто два рубля шестьдесят семь копеек, записав оные в расход

588

595

по данной вам книге с распискою его, Грибоедова, и по исполнении мне рапортовать». 11 июня 1826 г. во входящий журнал следственной комиссии внесен за № 1200 рапорт Грибоедова «о выдаче ему подорожной и прогонных денег»684.

По выходе своем из-под ареста Грибоедов некоторое время пожил на даче Булгарина, в уединенном доме на Выборгской стороне, на берегу Невки, откуда, вероятно, была видна Петропавловская крепость. Булгарин пишет, что Грибоедов жил одиноко и «видался только с близкими людьми»685.

К этому времени относятся стихи Грибоедова, публикуемые в собрании его сочинений под названием «Освобожденный». Обычно вопрос стихотворения: «Но где друг?» относят к князю А. Одоевскому. Возможно, что это и так. Но правдоподобно и другое предположение, что это просто собирательный образ друга-декабриста из круга тех близких друзей, которые раньше так тесно окружали Грибоедова.

4

Мы не знаем точно, когда и при каких обстоятельствах узнал Грибоедов о приговоре и казни 13 июля 1826 г.

Нет сомнений, что этот день был днем самого сильного потрясения его жизни. Можно говорить об этом с уверенностью, хотя сам он не оставил об этом ни одной строки.

Рылеев, близкий и любимый друг, которого Грибоедов только что хотел обнять «искренне, по-республикански», качался на виселице. Знакомец детских лет, Каховский, участник живых петербургских споров о преобразовании отечества, также был повешен. До Грибоедова не могли не дойти по всему Петербургу ходившие слухи об обстоятельствах казни: оба — и Каховский и Рылеев — как доносил петербургский генерал-губернатор, были в числе троих, которые при казни сорвались с веревок — «по неопытности наших палачей и по неумению устраивать виселицы». Третьим сорвался Сергей Муравьев-Апостол — участник киевского свидания с Грибоедовым. Были повешены Бестужев-Рюмин, знакомый не только по киевскому свиданию, и Пестель, о котором Грибоедов, конечно, знал. Любимейший брат, «дитя сердца», энтузиаст Александр Одоевский, столь напоминавший Грибоедову его самого в юности, был осужден на двенадцатилетнюю каторгу.

589

596

Самый дорогой друг, свидетель написания «Горя от ума», поэт, собрат по литературе, восторженный Кюхельбекер, был приговорен к каторге на двадцать лет. К той же двадцатилетней каторге были приговорены и ближайший друг Александр Бестужев, прославлявший «Горе от ума», и товарищ детских лет Якушкин, и старый знакомый Никита Муравьев, и Ивашев, и Торсон. Близкий друг Оболенский, старый приятель С. Трубецкой, старые знакомцы Якубович и Артамон Муравьев были приговорены к вечной каторге. Та же вечная каторга была уделом Николая и Михаила Бестужевых. Все были, конечно, лишены чинов и дворянства. Петр Бестужев, почти мальчик, был разжалован в солдаты и приговорен к высылке в дальние гарнизоны. Лишенный чинов и дворянства, Оржицкий был приговорен к ссылке. Поливанов, лишенный чинов и дворянства, приговоренный к каторге, был смертельно болен и лежал в каземате Петропавловской крепости...

Рушился прочный, сложившийся в течение многих лет круг близких людей, в котором зрело мировоззрение писателя, в котором вырос замысел «Горя от ума». По свидетельству близких людей, музыкальные импровизации Грибоедова отличались в это время глубокой тоской. У нас нет документов, по которым мы могли бы точно восстановить его состояние в эти страшные дни, но и без них ясно, что гибель декабристов была для него не только горем личной дружбы, но и исторической катастрофой. Эта гибель была и вопросом мировоззрения. В том состоянии, в котором тогда находился Грибоедов, счастливый исход его собственного дела мог быть для него только источником дополнительных страданий. «Положение мое облегчено, я не могу разделить с ними одной участи: это мучительно!» — писал один из декабристов генерал-адъютанту Левашову во время следствия. Наверное, то же переживал Грибоедов686.

Примечательно, что между 21 и 25 июня, то есть вскоре после освобождения, Грибоедов пишет очерк «Загородная поездка», основной мыслью которого является мысль о великом значении народа и о русском несчастье — отрыве образованных слоев общества от народной массы. Именно в этом произведении находятся замечательные, уже цитированные ранее, тексты о русских песнях: «Родные песни! Куда занесены вы с священных берегов Днепра и Волги». Тот «поврежденный класс полуевропейцев,

590

597

к которому я принадлежу», оторван от народа. «Каким черным волшебством сделались мы чужими между своими?» Нет сомнений, что эти мысли — какая-то часть потока, в котором было немало размышлений о восстании декабристов и о судьбе восставших. Вопрос о народе не был ли тут центральным? Эта же линия размышлений о роли народа, столь характерная и для последекабрьского периода творчества Пушкина, и для всей передовой общественной мысли того времени, возобновляется у Грибоедова очень рано — в первый же месяц после заключения. Булгарин вспоминает, что именно на этой теме были сосредоточены мысли Грибоедова после освобождения из-под ареста: «„Жизнь народа, как жизнь человека, есть деятельность умственная и физическая, — говорил Грибоедов. — Словесность — мысль народа об изящном. Греки, римляне, евреи не погибли оттого, что оставили по себе словесность, а мы... мы не пишем, а только переписываем! Какой результат наших литературных трудов по истечении года, столетия? Что мы сделали и что могли бы сделать!..“ Рассуждая о сих предметах, Грибоедов становился грустен, угрюм, брал шляпу и уходил один гулять в поле или в рощу»687.

В этих замечательных мыслях особенно важна высочайшая оценка потенций народа: «что могли бы сделать!» Тормозы этого «могли бы», выяснение преград к раскрытию сил народа, естественно, должны были быть в центре размышлений Грибоедова. Можно вспомнить аналогичные мысли в наброске пьесы «1812 год», где Грибоедов писал о народе: «Сам себе преданный, — что бы он мог произвести?»

Получив подорожную и прогонные деньги, Грибоедов вскоре двинулся в Москву, но в Грузию отправился не так скоро. Он выехал во второй половине августа и приехал в Тбилиси вместе с нагнавшим его в пути Денисом Давыдовым лишь 3 сентября 1826 г.


Вы здесь » Декабристы » А.С.Грибоедов » М.В. Нечкина. Грибоедов и декабристы.