538
вскользь заметил я настоящее поколение; как они мыслят и что творят — русские чиновники и польские помещики, бог их ведает». Если обрывать цитату на словах «едва вскользь заметил я настоящее поколение»626, что нередко делается, то, действительно, читателю сможет показаться, что речь идет и о декабристах, — ведь не могут же они быть исключены из понятия «настоящее поколение». Однако далее поясняется очень точно, кого именно разумел под этим Грибоедов: он говорил о местном киевском населении: о «русских чиновниках и польских помещиках», то есть придавал понятию «настоящего поколения» явно ограничительный смысл. Под рубрику польских помещиков и русских чиновников декабристы никак не могут быть подведены. Грибоедов явно молчал о свидании с ними. Но тяжелого настроения в этом письме еще нет. Раз он еще собирался к Артамону Муравьеву в Любар, значит, те события, которые вынудили его уехать даже не простившись, еще не произошли. Что-то, вызвавшее внезапный отъезд, произошло именно после этого письма.
Следующие крымские письма к Бегичеву приносят нам свидетельство о приступе тяжелой тоски: «Наконец еду к Ермолову послезавтра непременно, все уложено. Ну, вот почти три месяца я провел в Тавриде, а результат нуль. Ничего не написал. Не знаю, не слишком ли я от себя требую? Умею ли писать? Право, для меня все еще загадка. — Что у меня с избытком найдется, что сказать, за это ручаюсь, отчего же я нем? Нем как гроб!!» Через три дня, в письме из Феодосии от 12 сентября, тяжелое настроение резко усиливается: «А мне между тем так скучно! так грустно! думал помочь себе, взялся за перо, но пишется нехотя, вот и кончил, а все не легче. Прощай, милый мой. Скажи мне что-нибудь в отраду, я с некоторых пор мрачен до крайности. — Пора умереть. Не знаю, отчего это так долго тянется. Тоска неизвестная! воля твоя, если это долго меня промучит, я никак не намерен вооружиться терпением; пускай оно остается добродетелью тяглого скота. Представь себе, что со мною повторилась та ипохондрия, которая выгнала меня из Грузии, но теперь в такой усиленной степени, как еще никогда не бывало... Ты, мой бесценный Степан, любишь меня тоже, как только брат может любить брата, но ты меня старее, опытнее и умнее; сделай одолжение, подай совет, чем мне избавить себя от сумасшествия или