479

а все свободно говорили о необходимости «d’en finir avec ce gouvernement!» («покончить с этим правительством»). Этот вечер произвел на Кошелева «самое сильное впечатление»569. Если о необходимости «покончить с этим правительством» говорили даже при юноше Кошелеве, то насколько же откровеннее могли держать себя декабристы со своим лучшим другом — Грибоедовым.

Есть основания именно к этому времени отнести возникновение в творческом сознании писателя замысла драмы «1812 год». Этот замечательный замысел, о котором уже приходилось подробно говорить в связи с вопросом об отношении Грибоедова к крепостному праву, главным действующим лицом пьесы делает русского крепостного ополченца 1812 г. Покрытый славою военных подвигов, ополченец вновь вынужден вернуться к помещику «под палку господина» и в отчаянии кончает жизнь самоубийством.

В грибоедовской литературе нет попыток обоснованно датировать возникновение этого замысла. Орест Миллер, не приводя каких-либо аргументов, голословно полагал, что набросок «1812 год» был задуман до «Горя от ума». А. Веселовский относил его к 1817 г., также не приводя каких-либо доводов570. Оба предположения решительно отводятся наличием водяного знака с обозначением 1822 г. на том листе «Черновой тетради» Грибоедова, где находился подлинник записи: ясно, что запись наброска могла возникнуть не ранее 1822 г. Обычно в собраниях сочинений Грибоедова ее и датируют на этом основании широким периодом между 1822 (водяной знак) и летом 1828 г. (время, когда Грибоедов оставил у С. Н. Бегичева материалы своей «Черновой тетради»). Данные для точной и бесспорной датировки наброска отсутствуют. Однако имеются существенные данные для обоснованной гипотезы. Набросок детализирован, разбит на акты («отделения»), в нем выделен и эпилог, имеется и относящийся к нему стихотворный отрывок. Отсюда следует, что работа над темой потребовала от Грибоедова известного времени и большого сосредоточения мысли, что особо диктовалось глубиной замысла. Допустим далее, что работа над этим замыслом не совмещалась по времени с иными крупными замыслами, которые заняли свои отрезки времени. Отсюда проистекает возможность сузить хронологические рамки широкой и неясной датировки отрывка: очевидно, замысел возник не в период с конца 1826 по 1828 г., когда

481

отрывком. В силу этого оба приведенные текста, особенно первый, говорящий непосредственно о ратниках ополчения, могут стать аргументами для датировки грибоедовского наброска. В период 1824—1825 гг. Грибоедов находился в живом и непосредственном общении с декабристами Александром Бестужевым и Каховским. Есть все основания предположить, что та тема, которая казалась обоим декабристам настолько важной, что была ими включена в письма к императору, рисующие общую картину неблагополучия России, была обсуждаема и с их общим другом во время многочисленных разговоров на ту же тему, когда они беседовали «о желании преобразования России». Нет оснований для предположений, кто именно поставил тему первым, да это и не имеет важности. Важно, что сюжет мог родиться именно в процессе обоюдного обсуждения, общения друзей — совпадение мыслей слишком разительно.

Таким образом, имеются основания выдвинуть следующую гипотезу: замысел драмы «1812 год» родился у Грибоедова в результате общения с членами Северного общества декабристов, в частности с А. Бестужевым и Каховским, в период 1824—1825 гг.

После посещения Киева Грибоедов был занят историческими сюжетами («Федор Рязанский», трагедия о князе Владимире, драма из эпохи половецких набегов). Это также отодвигает предполагаемый период работы над темой «1812 год» ко времени пребывания в Петербурге571.

Этот же общественный контекст питает содержательнейшую переписку Пушкина с Рылеевым и Бестужевым, яркие литературно-критические обзоры А. Бестужева. В эту же общественную обстановку, так сказать, погружен факт распространения «Горя от ума» среди декабристов и агитационное использование ими комедии. Эта же атмосфера воздействует на разгоревшуюся около «Горя от ума» полемику и поддерживает прогрессивную по содержанию защиту комедии декабристами от нападения литературных староверов. Декабристы познакомились с комедией именно в это время, признали ее своей, пропагандировали ее, выступили на ее защиту. Рассмотрим эти вопросы в следующей главе.

483

декабристов еще до приезда Грибоедова в Петербург. Декабрист А. Бестужев еще до появления Грибоедова в столице получил о нем и, очевидно, о его комедии восторженные письма из Москвы от «юных друзей моих». Отметим, что и Пушкин что-то знал о комедии в своей михайловской ссылке еще до приезда к нему Пущина с копией «Горя от ума» в январе 1825 г.; об этом свидетельствует Пущин, сообщающий, что Пушкин был очень доволен рукописной комедией Грибоедова, «до того ему вовсе почти незнакомой»572.

Ближайший Друг Грибоедова и декабристов А. А. Жандр окружил своим вниманием комедию и ее автора в Петербурге. В истории грибоедовского текста одна рукопись по праву носит название «жандровской». Д. А. Смирнов записал со слов Жандра: «Когда Грибоедов приехал в Петербург и в уме своем переделал свою комедию, он написал такие ужасные брульёны, что разобрать было невозможно. Видя, что гениальнейшее создание чуть не гибнет, я у него выпросил его полулисты. Он их отдал с совершенной беспечностью. У меня была под руками целая канцелярия: она списала „Горе от ума“ и обогатилась, потому что требовали множество списков. Главный список, поправленный рукою самого Грибоедова, находится у меня». Н. К. Пиксанов справедливо полагает: «Несомненно, что это была первая серия списков комедии, пошедших по России. И несомненно также, что списки, вышедшие из канцелярии Жандра, копировались с первого „главного списка“ (а затем, конечно, один с другого)»573.

Ранее неизвестное письмо Грибоедова к П. А. Вяземскому от 21 июня 1824 г. из Петербурга содержит новые данные о распространении комедии в списках: «Любезнейший князь, на мою комедию не надейтесь, ей нет пропуску, хорошо, что я к этому готов был и, следовательно, судьба лишнего ропота от меня не услышит, впрочем, любопытство многих увидать ее на сцене или в печати или услышать в чтении послужило мне в пользу, я несколько дней сряду оживился новой отеческой заботливостью, переделал развязку, и теперь, кажется, вся вещь совершеннее, потом уже пустил ее в ход, вы ее на днях получите». В этом тексте Грибоедов, несомненно, имеет в виду ту переделку развязки, о которой он более подробно писал Бегичеву в известном июльском письме из Петербурга (1824). Конец цитаты содержит свидетельство

485

против Вас... Все наветы, однако ж, упали пред немногими стихами Вашей комедии. Сердце, которое диктовало их, не могло быть тускло и холодно.

Я подал руку, и он, дружески сжимая ее, сказал:

— Очень рад Вам, очень рад! Так должны знакомиться люди, которые поняли друг друга»576.

Этот замечательный отрывок воспоминаний драгоценен прежде всего как свидетельство восприятия декабристами «Горя от ума». Оно сразу воспринималось как явление своего лагеря, сразу входило в сердца, Чацкий немедленно завоевывал декабристские симпатии.

Кроме того, приведенный выше отрывок дает основания датировать момент, когда довольно отдаленное знакомство А. Бестужева с Грибоедовым перешло в дружбу, это было «вскоре после страшного наводнения в Петербурге», то есть вскоре после 7 ноября 1824 г.

Создается впечатление, что каждый существенный шаг в жизни только что родившейся комедии сопровождается именами декабристов. Цензурные мытарства Грибоедова описаны в литературе. Уже 21 июня 1824 г. Грибоедову ясна невозможность напечатать свою комедию (ср. вновь найденное письмо к П. А. Вяземскому, цитированное выше), но он все же не прекращает борьбы за ее опубликование. Вот Грибоедов безуспешно хлопочет о пропуске комедии цензурой. Не с декабристом ли А. Одоевским ездит он к фон Фоку? По крайней мере, в октябре 1824 г. Грибоедов пишет Гречу: «Напрасно, брат, все напрасно. Я что приехал от Фока, то с помощию негодования своего и Одоевского, изорвал в клочки не только эту статью, но даже всякий писанный листок моей руки...» Как видим, негодование декабриста на запрещение комедии не знает границ577.

Видя так рано декабриста А. Одоевского в совместных с Грибоедовым хлопотах по изданию комедии (и в совместном бешенстве от неудачи), заключаем, что Одоевский также был одним из первых декабристов, кто познакомился с полным текстом рукописи.

Цензурное разрешение на «Русскую Талию» было дано 15 ноября 1824 г., то есть как раз «вскоре после наводнения». Выхода в свет этого сборника в литературных кругах поджидали с нетерпением. Пушкин уже в первой половине ноября просит брата Льва прислать ему «Русскую Талию». Видимо, А. Бестужев и читал у Булгарина