358

утопления, бросясь за ним в реку, куда сей упал, переезжая на пароме, и с опасностию своей жизни спас его. В юношестве выкупил его из тюрьмы, куда посажен был за долги в бытность свою в гвардии унтер-офицером». У Грибоедова та же тема в строках: «Усердствуя, они в часы вина и драки и честь и жизнь его не раз спасали: вдруг на них он выменил борзые три собаки!!!» Однако тональность у Грибоедова несколько иная: у Радищева в описании есть привкус сентиментальной слезы: какие-де хорошие и трогательные дела делал этот верный человек, как он хорошо поступал — и вдруг... А у Чацкого и в ироническом «усердствуя» и в пренебрежительном упоминании уже не о «баталиях», а просто о «драках» и выпивках чувствуется саркастическая усмешка: и чего-де они усердствовали!443

Грибоедов не просто «выдумал» примеры промена на собак и насильственного отрыва детей от родителей, не случайно нашел счастливые образцы — он взял классику агитации, поднял на новую высоту агитационную традицию, шедшую еще от Радищева. Он сделал это с величайшим тактом художника. Говоря об острейшем общественно-политическом вопросе времени, он не сбился на тон поучения, голой декларации, трактата. Нет, он остался художником: он создал подлинный образ, то есть мастерский комплекс нескольких скупых, отобранных признаков, влекущий за собою жизнь, воссоздающий ее во всем многообразии. При сознательном преследовании своей политической цели он остался мастером слова, художником.

Весь строй крепостнической России разоблачен в «Горе от ума». Этого уже приходилось — с другой точки зрения — касаться в главе, посвященной службе и чести. Чацкий нападает на привилегии дворянства, на даваемые рождением преимущества. В ранней редакции комедии имелся текст:

Вам нравится в сынках отцовское наследство.
И прежде им плелись победные венки,
Людьми считались с малолетства
Патрициев дворянские сынки,
В заслуги ставили им души родовые,
Любили их, ласкали их,
И причитались к ним родные444.

Что могло породить этот ход мысли? Лишь борьба со строем в целом. Возьмем ту же посылку в радищевской формулировке: «Человек рождается на свет равен один

360

Шереметев у нас затмил бы Омира: скот, но вельможа и крез. Мученье быть пламенным мечтателем в краю вечных снегов...» Первая часть цитаты раскрывает именно общий тезис: крепостная Россия — край, где достоинство человека стоит в прямом отношении к числу орденов и крепостных рабов. Здесь налицо протест против самого института дворянских феодальных привилегий со справедливым указанием, что в этом привилегированном строе даже один дворянин не равен другому, — до такой степени — начисто — отсутствует в строе идея равенства: один дворянин ценится выше другого в соответствии с числом крепостных рабов и с иерархической лестницей орденов, то есть прямых показателей заслуг перед царем. А далее приводится пример Шереметева — иллюстрация к приведенному выше положению. Гомер — высокий образ вдохновенного певца, то есть идеал человека, выдающегося не по знатности, а по личной одаренности и славе, приобретенной в силу своего гения, — и этого человека в такой стране, как царская Россия, затмил бы «скот», но «вельможа и крез» — Шереметев.

В ноябре 1825 г. Грибоедов писал Бестужеву, что тот «оргии Юсупова срисовал мастерскою кистью, сделай одолжение, внеси в повесть, нарочно составь для них какую-нибудь рамку. Я это еще не раз перечитаю себе и другим порядочным людям в утешение. Этакий старый придворный подлец!..» Знать была ненавистна как особо яркий и типичный носитель привилегий феодального строя. Следовательно, еще и еще раз: врагом был феодально-крепостной строй в целом, он подлежал разрушению446.

Чацкому противен и весь склад устоявшегося московского дворянского быта, в котором он сразу подмечает застойные черты крепостнического паразитизма: барский дом тетушки полон «воспитанниц и мосек», в великолепных барских палатах «разливаются в пирах и мотовстве»; непрерывные «обеды, ужины и танцы» хоть кому зажмут в Москве рот («Да и кому в Москве не зажимали рты обеды, ужины и танцы»). В противоположность этому Фамусов является прославителем этого быта — дворянского довольства, дворянского богатства, дворянской еды. По ходу пьесы нигде не показывают людей за едой, — однако сколько узнаем мы о ней из «Горя от ума» — и все от Фамусова, раскрывающего конкретное содержание этих московских «пиров», — тут и форели, и сервировка

362

На басни бы налег; ох! басни смерть моя!
Насмешки вечные над львами! над орлами!
                    Кто что ни говори:
Хотя животные, а все-таки цари.

Эти стихи десятилетиями запрещала цензура.

Кроме общего образа центральной власти, в комедии немало образов ее институтов. Пестель говорил о «подкупливости судов», об этом же писал Каховский, твердил Кюхельбекер. Когда речь шла об «отцах отечества», Грибоедов рисовал их образ: они «грабительством богаты», и эти грабители «защиту от суда в друзьях нашли, в родстве...». Это была та же постоянная декабристская тема.

Органической частью антикрепостнического идейного комплекса в «Горе от ума» была защита истинного просвещения и передовой культуры от нападения старого лагеря. Эта сфера борьбы с передовыми идеями была особенно широко использована реакцией. Политика Голицына, Магницкого, разгром Руничем Петербургского университета, процесс профессоров Арсеньева, Германа и Раупаха, еще длившийся в момент окончания работы Грибоедова над комедией, — все это было атмосферой, в которой выросла взволнованная защита просвещения в тексте комедии.

Нападение Грибоедова на мракобесов, предание их позору было активным участием в борьбе времени. В системе освободительной антифеодальной идеологии разум и просвещение были в числе центральных идей. Они были противопоставлены авторитарному принципу старой феодальной системы, его догматике и религиозным преградам для ищущего разума. Право на собственную деятельность ума, на свое суждение, от которого трусливо и подло отказывался Молчалин, было важнейшей предпосылкой борьбы со старым строем. Старый мир и отличался, по определению Чацкого, «рассудка нищетой» (мундир «когда-то укрывал, расшитый и красивый, их слабодушие, рассудка нищету»).

Начиная внутренне понимать свою обреченность, сторонники старого образно рисовали ужасы просвещения и его неминуемые революционные последствия. Магницкий писал в своем докладе: «Все правительства обратят особенное внимание на общую систему их учебного просвещения, которое, сбросив скромное покрывало философии, стоит уже посреди Европы с поднятым кинжалом».

364

его заняться этой системой: «Совершенное невежество, в котором коснеют у нас простолюдимы, особенно же землепашцы. Сие последнее обстоятельство и прежде, еще до моего отбытия 1820-го года за границу, заставило меня вступить в известное правительству и пользовавшееся покровительством оного Общество распространения училищ по методе взаимного обучения». Кюхельбекер был секретарем этого общества и членом «управляющего комитета».

Общеизвестно, как декабристы использовали ланкастерскую систему в целях агитации среди солдат. Декабрист В. Раевский руководил ланкастерской школой в 16-й дивизии генерала Мих. Орлова. Как говорит всеподданнейший доклад по делу Раевского, «для обучения солдат и юнкеров вместо данных от начальства печатных литографических прописей и разных учебных книг Раевский приготовил свои рукописные прописи, поместив в оных слова: «свобода, равенство, конституция, Квирога, Вашингтон, Мирабо» и на уроках говорил юнкерам: «Квирога, будучи полковником, сделал в Мадриде революцию, и когда въезжал в город, то самые значительные дамы и весь народ вышли к нему навстречу и бросали цветы к ногам его».

Крик чахоточного врага просвещения, который требовал присяг, «чтоб грамоте никто не знал и не учился», выражал прежде всего опасение широкого распространения грамотности, — уж как бы не распространилось просвещение в народе! После «Семеновской истории» ланкастерская система подверглась яростному гонению правительства. Алексей Н. Веселовский вполне прав, усматривая в словах Хлёстовой отголосок этой реакции448. Проекты Магницкого и замыслы свести до минимума преподавание наук, занимаясь в школах более «нравственностью» и шагистикой, отражены в словах Скалозуба:

Я вас обрадую: всеобщая молва,
Что есть проект насчет лицеев, школ, гимназий,
Там буду лишь учить по-нашему: раз, два.
А книги сохранят так: для больших оказий.

Никита Муравьев был особенно возмущен, например, проектом цензурного комитета и предложениями запретить преподавание по рукописным тетрадям и допускать изложение только общепринятых мнений. Он писал с негодованием: «Профессора должны преподавать общие