25

Исходная «ошибка» Суворина была немедленно разоблачена А. Н. Пыпиным. В том же 1886 г. в майской книжке «Вестника Европы» Пыпин опубликовал статью «Поход против Белинского, предпринятый под флагом „Горя от ума“». Через четыре года Пыпин возобновил полемику в статье «Исторические заметки о Грибоедове» («Вестник Европы», 1890, кн. I), а позже полемику с Сувориным поддержал и редактор Собрания сочинений Белинского С. А. Венгеров. Центром полемики был, однако, не Грибоедов, а Белинский. Что же касается именно Грибоедова и его связи с тайным обществом, то Пыпин, хорошо знавший фактическую сторону вопроса, совершенно правильно указывал на то, что защита всего русского, национального, — вплоть до увлечения славянской стариной, вплоть до симпатий к великому Новгороду и проч., — все это было характерно именно для декабристов25.

Несмотря на авторитетное выступление Пыпина, ложное мнение Суворина получило широкое и шумное признание в реакционных кругах. Ученого попросту игнорировали, а статью Суворина реакционная пресса превознесла как «талантливую», «оригинальную», «свежую», поставила рядом с «Мильоном терзаний» Гончарова.

Конечно, в этой шумной обстановке спокойное научное исследование темы было совершенно исключено, но публикация документов продолжалась: в 1886 г. появились «Записки о моей жизни» Н. Греча (кстати говоря, в издании того же Суворина); они включали обстоятельный рассказ о прямом участии Кюхельбекера в восстании 14 декабря. Напомнил об отношении декабристов к «Горю от ума» и декабрист А. С. Гангеблов в своих воспоминаниях (1886). Кратко упомянул о близости Грибоедова с декабристами и об его аресте С. В. Максимов, передавший в своем «Печорском князе» разговор о Грибоедове с князем Е. О. Палавандовым. К этим материалам примыкали воспоминания Е. Соковниной о Д. Н. Бегичеве, напечатанные в «Историческом вестнике» за 1889 г., и письма Грибоедова к А. Бестужеву и В. Кюхельбекеру, опубликованные в том же году в «Русской старине». В 1891 г. было опубликовано письмо Грибоедова к декабристу В. Д. Вольховскому.

В 1894 г. появилось чрезвычайно важное для темы письмо Грибоедова к И. Ф. Паскевичу с его мольбой о заступничестве за декабриста Одоевского; в 1899 г. в статье Н. Ш. о Туманском и Мицкевиче было опубликовано

27

она на рубеже XX в. и в эпоху приближения новой революционной ситуации, перешедшей в революцию в 1905 г. Отмечавшийся в 1895 г. столетний юбилей со дня рождения Грибоедова был поводом для особенно обильного появления грибоедовской литературы.

Достоевский не пришелся ко двору реакции, с Сувориным как-никак произошел литературный скандал; любопытно проследить за тем, как усердно обрабатывает реакционная мысль — теперь уже на несколько новый манер — тему о Грибоедове и декабристах. Прежде всего она прибегает к эклектике: кое-что можно взять и от Достоевского, и от Суворина, особенно главную идею последнего — полное противопоставление Грибоедова декабристскому лагерю. Но «отдавать» Чацкого революционному лагерю, как это неосмотрительно сделал Достоевский, никак нельзя, — Чацкого и вообще «Горе от ума» надо сохранить в своем арсенале. В эклектической работе В. Ф. Боцяновского «Александр Сергеевич Грибоедов», написанной по случаю 100-летнего юбилея со дня рождения писателя и опубликованной в «Ежегоднике императорских театров» за сезон 1893/94 г., выставлен некий общий тезис: «гуманные воззрения и образованность сближали Грибоедова с кружком декабристов». Но далее вступает в силу суворинская тенденция, и в полном противоречии с только что высказанным тезисом Боцяновский пишет: «В общем, однако, Грибоедов был в далеко не близких отношениях с кружком декабристов», и даже утверждает: «Очевидно, сам Грибоедов мало знал этот кружок». Вместе с этим восхваляется «талантливый» и подробный разбор комедии, сделанный А. Сувориным. С. А. Андреевский в статье «К столетию Грибоедова», помещенной в «Новом времени» (1895), уже не нуждается в теме «Грибоедов и декабристы», — он удовлетворяется общим выражением, что Чацкий — «русский прогрессист», он даже «нам еще не по плечу», но вместе с тем, в тон Достоевскому, упрекает Чацкого в «аристократизме» и «дэндизме». «Этюд» Суворина, конечно, превознесен как «самостоятельный и ценный», причем сделан головокружительный вывод: «после этого труда статью Белинского можно признать несуществующею». Но в общей постановке вопроса Андреевский усердно сводит центр тяжести ко взятой вне истории «общечеловеческой» проблеме. Перечислив в конце статьи имена Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, глубокомысленно спрашивает:

29

возможного члена следственной комиссии над первыми русскими революционерами. В. В. Розанов, незадолго до этого торжественно отказавшийся от «наследства 60—70-х годов», написал статейку о Грибоедове. Заметим, что «попытки сблизить Грибоедова с декабристами» как раз и входили в состав того самого «наследства 60—70-х годов», от которого в 1891 г. отказался В. Розанов. Никаких двух лагерей, никакого столкновения в пьесе вообще нет, — Чацкий и Фамусов по пустячкам разошлись: «Все великое «горе» Чацкого и автора есть, в сущности, самый счастливый вид горя, ибо оно происходит единственно от расхождения во вкусе и требовании — меблировать ли дом в стиле «рококо», Louis XVI или Empire». «Ошибочный тип Скалозуба» и разночинец Молчалин не представляют собой противоположного лагеря. Именно В. Розанов первый высказал мнение о том, что Молчалин будто бы разночинец, оскорбленный аристократом Чацким: «Чувство смеха над Сперанским в петербургском обществе сливается с чувством смеха Грибоедова над Молчалиным». Самое жизненное действие в пьесе — это, оказывается, менуэт, который танцуют на балу. Будь Грибоедов на площади 14 декабря, он не смог бы оказаться на стороне декабристов, потому что у него не было «того шампанского в нервах», которое бросило их «к «монументу Петра» 14 декабря. Он резонировал бы, присматривался бы... «рисовал узоры пером» для будущей комедии, не поспешив ни туда ни сюда»33. Нельзя не отметить, с какой цинической небрежностью к Грибоедову сделан этот фельетон: цитаты приводились приблизительно, на память, а когда память отказывала, то они беззастенчиво сочинялись.

Так расправлялась реакция с зачатками передовой концепции наследства шестидесятых — семидесятых годов.

Через пять лет появилась новая концепция, стремившаяся найти среднюю линию между розановской реакцией и «общечеловеческими» возможностями. С новым взглядом на Грибоедова и Чацкого в 1904 г. выступил В. В. Каллаш. В преддверии революции 1905 г. автор утверждал, что «Горе от ума» и теперь «является такой же сумрачной загадкой, как и для современников». Каллаша не удовлетворяли уже ни Гончаров, ни Суворин, и он ставил своею целью «пересмотр вопроса». Он правильно подметил в суворинской концепции «специфический

31

в С.-Петербург арестованным и об описании у него бумаг» (из архива гражданского управления Кавказа). Он отрицательно решает вопрос о причастности Грибоедова к тайным обществам, но подробно разбирает эпизод уничтожения Грибоедовым бумаг перед арестом, выясняя фактическую сторону дела и аргументируя свой вывод. Эта же линия самостоятельного выделения темы продолжена в работе А. В. Безродного (Н. В. Шаломытова) «В. К. Кюхельбекер и А. С. Грибоедов», вышедшей в 1902 г. в «Историческом вестнике». Тут вопрос о взаимоотношениях Грибоедова с одним из декабристов становится самостоятельной исследовательской задачей. Статья посвящена попытке В. Кюхельбекера передать через осужденного по суду штабс-ротмистра С. С. Оболенского письмо Грибоедову. Конечно, это, как и статья Вейденбаума, прежде всего — публикация нового архивного материала, но все же тема в исследовательском отношении выделилась, отпочковалась от общего биографического ствола, она выросла в самостоятельную, специализированную и исследованную на материале первоисточников тему. В 1903 г. тема развертывается дальше в научном отношении в работе П. Е. Щеголева «Грибоедов в 1826 году». Тут впервые опубликован важнейший документ — следственное дело о Грибоедове из состава декабристского следственного фонда36.

Революционная ситуация, предшествовавшая 1905 г., оживила интерес к теме и оказалась импульсом для творческой работы исследователя.

Необходимо подчеркнуть, что лишь историко-прогрессивная концепция несла в себе потенцию научного исследования темы. К какому оттенку реакционного лагеря ни принадлежал бы автор, отрывавший Грибоедова от декабристов, самое существо реакционной концепции было враждебно исследовательской постановке вопроса. Поэтому среди сторонников антиисторической реакционной концепции не возникало и не могло возникнуть исследовательского замысла.

В 1905 г. П. Е. Щеголев издал свою работу вновь, в исправленном и дополненном виде, приложив к ней факсимильное издание подлинного дела и назвав ее обобщенно: «Грибоедов и декабристы». В центре работы стоит самая публикация источника, с сопровождающим текстом, излагающим историю привлечения Грибоедова к следствию, допросов и исхода его дела.