236

немедленно влечет за собою представление о значительной разнице возрастов, о принадлежности тестя и зятя к двум разным поколениям. В данном случае это представление надо значительно смягчить. Тесть Грибоедова родился в 1787 г., то есть был старше Грибоедова только на 8 лет. Сын знаменитого князя Гарсевана Чавчавадзе, полномочного министра грузинского царя Ираклия при русском дворе, Александр Чавчавадзе родился в Петербурге, и его крестной матерью была царица Екатерина II. Он получил образование в одном из лучших петербургских пансионов и впервые приехал в Грузию в 1799 г. В самые юные годы его втянули в грузинское национальное движение, и он отдал дань дворянскому национализму: в 1804 г. пятнадцатилетний Чавчавадзе тайно бежал к царевичу Парнаозу. В том же году участники заговора были захвачены и арестованы, в их числе был и Александр Чавчавадзе. Из общеполитических соображений, а также из уважения к заслугам отца Александр I помиловал молодого князя (приговоренного первоначально к ссылке в Тамбов на 3 года). А. Г. Чавчавадзе вызвали в Петербург и определили в Пажеский корпус, откуда он был выпущен в лейб-гвардии гусарский полк. Побыв некоторое время в Грузии адъютантом князя Паулуччи, А. Чавчавадзе принял затем участие в войне, в заграничных походах, побывал он вместе с русской армией и в Париже и, вернувшись в Россию в составе лейб-гвардии гусарского полка, был в Петербурге до 1817 г. Таким образом поручик, а затем ротмистр Чавчавадзе некоторое время побыл в том же полку, в котором служили П. Я. Чаадаев, Н. Н. Раевский и П. П. Каверин. Только в 1817 г. Чавчавадзе вернулся на Кавказ в чине полковника, переведенный из лейб-гусарского в Нижегородский драгунский полк. Эти годы были серьезной жизненной школой для А. Чавчавадзе, — по-видимому, именно тогда начало формироваться его передовое мировоззрение313.

А. Чавчавадзе входит вместе с Гр. Орбелиани, Н. Бараташвили и Вахтангом Орбелиани в плеяду передовых, прогрессивных грузинских романтиков, и творчество его отмечено вольномыслием и политическим свободолюбием. В широком потоке его страстной и нежной любовной лирики, тесно связанной с лирическим народным творчеством, встречаются и стихи на социально-политические темы. Историк Кавказа В. Потто пишет об А. Чавчавадзе,

238

А. Г. Чавчавадзе, где служили Якубович, Д. Бебутов, Мадатов, испанский революционер Ван Гален. Третьим центром был Цинандали, имение Чавчавадзе, где, как пишет историк Кавказа В. Потто, грузинское передовое общество сближалось с русским офицерством. Грибоедов бывал во время длительных своих пребываний в Грузии во всех этих трех центрах.

Грибоедов рано познакомился с А. Г. Чавчавадзе. Неизвестно, был ли он знаком с ним в Петербурге по лейб-гусарскому полку, где служили его близкие друзья — Чаадаев, Каверин и Раевский. Близко сошлись они уже на Кавказе. Дочь Прасковьи Николаевны Ахвердовой — Дарья Федоровна Харламова, неразлучная с семьей Чавчавадзе, помнит Грибоедова с детства, а В. К. Кюхельбекера называет «давнишним другом нашей семьи». Следовательно, знакомство Грибоедова с семьей Чавчавадзе и Ахвердовой уже имело характер прочной дружбы и постоянных посещений, во всяком случае в его пребывание в Тбилиси в 1821—1823 гг. К. А. Бороздин, автор очерка о Нине Александровне Грибоедовой, относит близкое знакомство Грибоедова с домом Чавчавадзе уже к тому времени, когда Грибоедов перевелся из персидской миссии в Тбилиси чиновником по дипломатической части при Ермолове, то есть к периоду 1821—1823 гг. По воспоминаниям той же Харламовой, Грибоедов познакомился с Прасковьей Николаевной Ахвердовой даже раньше, еще в 1818 г., по всей вероятности, в дни самого первого приезда в Тбилиси, а именно тогда, когда состоялась его дуэль с Якубовичем315. А. Г. Чавчавадзе служил в Нижегородском полку с 1817 г., а с конца января 1821 по лето 1822 г. исполнял должность командира Нижегородского полка, стоявшего в Караагаче.

Таким образом, в годы пребывания Грибоедова в Тбилиси, А. Г. Чавчавадзе мог постоянно общаться с ним то в городе, то в своем имении Цинандали, расположенном недалеко от Телави, то, может быть, и в самом Караагаче316.

У Ахвердовых в Тбилиси на склоне горы, близ потока Салалык, был дом и «чудный волшебный сад». Чавчавадзе жили у Ахвердовых во флигеле; как пишет Д. Ф. Харламова, А. Г. Чавчавадзе, который был «соопекуном моей матери над сестрой Софи и братом Егорушкой, нанимал небольшой наш флигель рядом с нашим

240

клуб. Нельзя не вспомнить, что декабристы нередко ссылались на иностранную прессу как на источник своего вольнодумства; так, декабрист Фонвизин пишет, как влияли на него «иностранные газеты, в которых так драматически представляется борьба оппозиции с правительством в конституционных государствах». Матвей Муравьев-Апостол показывает: «Чтение иностранных журналов, а наиболее „Constitutionnel“, их (вольнодумческие мысли. — М. Н.) укореняли»319.

Новые документы из ермоловского архива рисуют живую картину того, с какой жадностью и с каким горячим сочувствием к революции передовая молодежь из Кавказского корпуса читает французские газеты, доносящие сведения о революционных европейских событиях. Неизвестный «ермоловец», имя которого друзья по понятным причинам скрыли под общим названием «молодого москвича из хорошей семьи», пишет Ван Галену (подлинник по-французски): «Дорогой конституционалист! Прими мою горячую благодарность за оба твои письма, принесшие столь хорошие новости. Здесь у нас европейские вести имеют цену, в других местах вовсе неизвестную. Сомневаюсь, чтобы существовал в мире еще какой уголок, где испанские события могли бы так поразить читателя, как нас они поразили в маленьком нашем собрании П... (en notre petite réunion de P........). Когда европейские газеты появляются еженедельно и извещают о каком-либо политическом кризисе, каждый строит свои предположения, вслед за сим приходит развязка, и, если она совпадает с предсказаниями, ничего удивительного в том нет, ибо она уже обозначалась со всеми своими возможностями в многочисленных дебатах, где выставлялись все «за» и «против». Но вот для нас, столь чуждых делам мира христианского, вдруг сразу газеты за три месяца! Мы читаем о восстании храбрецов на острове Леоне и видим, еще не дойдя до последнего номера, что Фердинанд приобрел популярность, что краеугольный камень Конституции положен торжественно в центре блестящей столицы, что нация, доселе считавшася бездейственной (taxée d’apathie), просыпается, потрясая........... (далее в подлиннике проставлено 11 черточек, соответствующих, по-видимому, числу пропущенных слов. — М. Н.) своим примером! Чуть успели мы перевести дыхание, как вот памфлет Шатобриана, — и мы видим, что он все еще не перестал лжепророчествовать (prophétiser à faux...).

242

скрывала его некоторое время в своей квартире, наконец его переправили в Лондон. Терпя тяжелую материальную нужду, Ван Гален решил искать службу в такой стране, «которая никогда бы не была замешана в борьбу против Испании». Россия представилась ему именно такой страной. Через посредство банкира Тасте Ван Гален был представлен бывшему в то время в Лондоне Блудову и, заручившись письмами к графу Румянцеву, братьям Тургеневым и Бетанкуру, выхлопотал русский паспорт и отправился в Россию, захватив довольно легкий багаж, состоявший из «небольшого чемодана, хорошего здоровья и твердых решений...». В 1818 г. он добрался наконец до Петербурга. Ходатайство о поступлении на военную службу встретило сначала решительный отказ Нессельроде: «и так слишком много иностранцев». Но друзья — а их вскоре немало оказалось около бежавшего от испанской инквизиции революционера — надоумили Ван Галена сразу проситься на военную службу в «теплую Сибирь», на Кавказ, куда и так попадают инакомыслящие. Посредничество адъютанта Александра I Андрея Голицына помогло делу, и Ван Гален был принят на службу к Ермолову майором в Нижегородский драгунский полк. Ермолов принял его отменно приветливо в той же станице Андреевской, где бывал у него и Грибоедов, и с первых же шагов Ван Гален начинает знакомиться, а потом и дружить с грибоедовскими знакомыми: Николай Самойлов, адъютант Ермолова, провожает его в кибитку главнокомандующего, Якубович, Бебутов, Чавчавадзе, Мадатов, Ренненкампф — его лучшие знакомые и сослуживцы321.

Пути его и Грибоедова могли скреститься: последний возвратился из Ирана и пробыл на Кавказе с 3 октября 1819 по 10 января 1820 г., а Ван Гален, побыв недолго у Ермолова в Андреевской станице, переехал затем в Тифлис и отправился оттуда в Караагач, в Нижегородский полк 16 декабря 1819 г. Трудно предположить, чтобы друзья Грибоедова не осведомили его о прибытии нового и столь необыкновенного сослуживца. Сам Ван Гален знал о Грибоедове, что видно из его мемуаров: имя Грибоедова — в характерном испанском произношении «Гриваедов» («Grivaiedow», ср. «Jakouvowich») — дважды им упомянуто (в рассказе о дуэли с Якубовичем). Эта любопытная, сильно приукрашенная фантазией редакция, очевидно, восходит к рассказу Якубовича и выставляет