Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Декабристы » А.С.Грибоедов » М.В. Нечкина. Грибоедов и декабристы.


М.В. Нечкина. Грибоедов и декабристы.

Сообщений 211 страница 220 из 729

211

215

4

Вдумываясь в документальный материал, мы замечаем, что периоду творческого оживления работы над «Горем от ума» (1820) предшествует, а затем творчеству над комедией сопутствует однородный и глубокий поток мыслей Грибоедова, сосредоточенный на теме исторического движения человечества. Эта тема, столь естественно возникавшая в сознании в эпоху европейской революционной ситуации 1818—1819 гг., была оживлена и насыщена новыми кавказскими и иранскими впечатлениями. Кавказ, столь богатый историческими воспоминаниями, Грузия с ее древнейшей историей и своеобразным социальным укладом, Иран, разительно напоминающий пройденные Россией ступени — XVII и XVIII вв., насыщают эту тему новыми живыми впечатлениями. Искусство личного перевоплощения, в высокой степени свойственное Грибоедову-художнику, сопровождает образами этот бурный поток мыслей.

Скопище кавказских «громад», на которое, по словам Ломоносова, «Россия локтем возлегла», будит мысли об античной древности, о древнейших мифах человечества: «Отъезд далее. Мы вперед едем. Орлы и ястреба, потомки Прометеевых терзателей», — записывает Грибоедов в путевых заметках 1818 г. «Округ меня неплодные скалы, над головою царь-птица и ястреба, потомки Прометеева терзателя», — вновь возникает у него тот же образ в письме к издателю «Сына отечества» в январе 1819 г. Древнейшие библейские образы — начало человеческой жизни — осмысляются Грибоедовым как исторические, поняты им как начала жизни человечества: «А хорошо было ночевать Мафусаилам и Ламехам; первый, кто молотом сгибал железо, первый, кто изобретал цевницу и гусли, славой и любовью награждался в обширном своем семействе. С тех пор, как есть города и граждане, едем, едем от Финского залива до тудова, куда сын Товитов ходил за десятью талантами», — записывает Грибоедов 2 февраля 1819 г. Он остро, художнически перевоплощается в эти древние исторические образы: «...равниной идем до ущелья: земля везде оголилась... Около горы сворачиваем вправо до Гаргар. Разнообразные группы моего племени, я — Авраам». Еще пример личного чувства перевоплощения в образы старины. «В виду у меня скала с уступами, точно как та, к которой, по описанию, примыкают

212

216

развалины Персеполя; я через ветхий мост, что у меня под ногами, ходил туда, взлетел и, опершись на повисший мшистый камень, долго стоял, подобно Грееву барду; недоставало только бороды» (1819). Тут образы английской поэзии также уводят к историческим впечатлениям. Ощущение античности облекает у Грибоедова возникающие ритмические состояния: «Не знаю, отчего у меня вчера во всю дорогу не выходил из головы смешной трагический стих:

Du centre des déserts de l’antique Arménie», —

помечено в «Путевых записках» 1819 г. Фантазия художника сталкивает античные образы с образами современности... «Мне пришло в голову, — что кабы воскресить древних спартанцев и послать к ним одного нынешнего персиянина велеречивого, — как бы они ему внимали, как бы приняли, как бы проводили?» (1819). Иран со всей остротой воскрешает образы Древней Руси, и мысль от античности переходит к русскому прошлому — Дмитрию Самозванцу и царю Михаилу Федоровичу. И опять действительность осознается через острое художническое личное перевоплощение: «Беседа наша продолжалась далеко за полночь. Разгоряченный тем, что видел и проглотил, я перенесся за двести лет назад в нашу родину. Хозяин представился мне в виде добродушного москвитянина, угощающего приезжих из немцев, фараши — его домочадцами, сам я — Олеарий. Крепкие напитки, сырые овощи и блюдца с сахарными брашнами, все это способствовало к переселению моих мыслей в нашу седую старину, и даже увертливый красный человечек, который хотя и называется англичанином, а право, нельзя ручаться — из каких он, этот аноним, только рассыпался в нелепых рассказах о том, что делается за морем, — я видел в нем Маржерета, выходца при Дмитрии, прозванном Самозванцем, и всякого другого бродящего иностранца того времени, который в наших теремах пил, ел, разживался и, возвратясь к своим, ругательством платил русским за русское хлебосольство». Картины древнего угнетения и бесправия населения идут в том же плане восприятия: «Резаные уши и батоги при мне», — записывает Грибоедов (1819), употребляя древнерусский термин «батоги» — для иранских палок. «Рабы, мой любезный!.. Недавно одного областного начальника, не взирая на его 30-летнюю службу, седую голову и Алкоран в руках, били по пятам,

213

217

разумеется, без суда...» Заметив в письме к Катенину (от февраля 1820 г. из Тавриза), что Аббас-Мирза вызвал из Лондона оружейных мастеров, собирается заводить университеты и имеет министра «духовных сил», Грибоедов замечает: «Ты видишь, что и здесь в умах потрясение» (ср. у Пестеля: «От одного конца Европы до другого видно везде одно и то же, от Португалии до России, не исключая ни единого государства, даже Англии и Турции, сих двух противуположностей»)280.

В феврале 1820 г. Грибоедов пишет Катенину из Тавриза, вспоминая весну прошедшего, 1819, года: «Весною мы прибыли в Тейран... Жар выгнал нас в поле, на летнее кочевье, в Султанейскую равнину, с Шааен-Шаа, Царем-Царей и его Двором. Ах! Царь Государь! Не по длинной бороде, а в прочем во всем точь-в-точь Ломоносова Государыня Елисавет, дщерь Петрова. Да вообще, что за люди вкруг его! что за нравы! Когда-нибудь от меня услышишь, коли не прочтешь... Начать их обрисовывать, хоть слегка, завело бы слишком далеко: в год чего не насмотришься!» Персия воспринималась как сгусток крепостничества — от этого вывода путь лежал к мыслям о России. Иранская обстановка напоминала русское средневековье. Он жил как бы в сгущенном прошлом своей страны, был отброшен в это крепостное прошлое, против гнета которого в настоящем уже был пробужден его протест. Наблюдения над упомянутой выше расправой, когда областного начальника, невзирая на его 30-летнюю службу и седую голову, били по пятам, «разумеется, без суда» — непосредственно предшествуют уже цитированной ранее мысли. «В Европе, даже и в тех народах, которые еще не добыли себе конституции, общее мнение, по крайней мере, требует суда виноватому, который всегда наряжают». Раздумье над деспотическим правлением рождалось, таким образом, в потоке мыслей о закономерной исторической смене одного социального строя другим: «В деспотическом правлении старшие всех подлее» (1819)281.

Вдумаемся в тот политический и социальный критерий исторического порядка, который отбирает явления из массы льющихся в сознание новых впечатлений и дает им оценку. Это — критерий передового человека своего времени, осуждающего деспотизм, критерий сторонника конституционного устройства страны, добываемого народами. Это, кроме того, критерий, пронизанный мыслью об исторической закономерности, одно из завоеваний просветительной

214

218

философии и передовой науки грибоедовского времени. Правовой критерий, при помощи которого и оценивается наблюдаемое явление, почерпнут в системе идей противника деспотизма и самовластия: «Мирза потерял значительную сумму. Нашли воров и деньги, которые шах себе взял» (1819).

«19 [июля]. Юсуф-Хан-Спадар делал учение с пальбою.

20 [июля]. Шах его потребовал к себе.

— К чему была вчерашняя пальба?

— Для обучения войск Вашего Величества.

— Что она стоила?

— 2000 р. из моих собственных.

— Заплатить столько же шаху за то, что палили без его спросу» (1819).

Деспотизм — постоянная тема размышления: «И эта лествица слепого рабства и слепой власти здесь беспрерывно восходит до бега, хана, беглер-бега и каймакама, и таким образом выше и выше». «Всего несколько суток, как я переступил границу, и еще не в настоящей Персии, а имел случай видеть уже не один самовольный поступок»282.

Пользуясь тем же передовым критерием, Грибоедов давал оценку нравам и отношению к достоинству человека: будущий автор образа Максима Петровича, который сгибался вперегиб, когда надо было подслужиться, записывал в путевом дневнике наблюдения над «велеречивым персиянином»: «В Европе, которую моралисты вечно упрекают порчею нравов, никто не льстит так бесстыдно» (1819)283.

Течение времени в веках, осознание исторического движения, поступательного хода исторического процесса было острейшим впечатлением Востока. Это был именно целый поток мыслей, постоянно сосредоточенный на этих вопросах накануне творческой вспышки и оживления работы над «Горем от ума». Грибоедов прочно был включен в русло исторического размышления и сравнения, а русло это вело к еще более острому, чем раньше, осознанию крепостничества как преходящей исторической формы284.

Таким образом, среда высоких мыслей о положении родины, об историческом течении мировой истории, о развитии социального, политического строя и культуры человечества была как бы питательной средой идей, окружавших

215

219

замысел «Горя от ума». Постоянное сравнение виденного с Россией, отнесение к ней новых наблюдений — эта особая подспудная работа сознания имеет несомненное отношение к творческой вспышке 1820 г. В этом свете понятно, как обостренно и художественно-отчетливо стала восприниматься уже ранее наблюденная и положенная в основу замысла комедии коллизия — столкновение двух миров: старого, крепостнического — с новым, молодым, антикрепостническим.

Но изложенные выше данные, конечно, не исчерпывают сложности той, условно говоря, «питательной среды», в которой жил и развивался замысел «Горя от ума». Вдумываясь во всю совокупность обстоятельств жизни Грибоедова на Востоке в период оживления работы над комедией, отмечаем важнейшую особенность времени, которую никак нельзя не учитывать, изучая обстоятельства рождения «Горя от ума». В Европе развертываются потрясающие народы события: европейская революционная ситуация 1818—1819 гг., накануне которой и зародился у Грибоедова замысел «Горя от ума», переходит в революцию в том же 1820 г., в конце которого Грибоедов переживает яркую вспышку творчества. Революционные события в Испании, в Неаполе, в Португалии, а в следующем году в Греции и в Пьемонте сотрясают Европу. Доходит ли их отзвук до далекой Грузии? Какова вообще та человеческая среда, в которой работает над комедией ее молодой автор, заброшенный на далекий Восток? Прерывается ли тут идейное кипение человеческой среды вокруг Грибоедова? Чтобы ответить на эти вопросы, столь важные для нашей основной исследовательской задачи, необходимо заняться пребыванием Грибоедова на Востоке и человеческой средой, окружавшей его во время работы над комедией.

216

220

Глава VII

ГРИБОЕДОВ НА ВОСТОКЕ.
ЕРМОЛОВ И «ЕРМОЛОВЦЫ»


1

Грибоедов провел на Востоке время с 21 октября 1818 г. по самое начало марта 1823 г. — то есть 4 года и 4 с лишним месяца. Это и есть, говоря обобщенно, «восточный период» работы над комедией. В это время была проведена общая разработка замысла и композиции пьесы и были в основном написаны ее первые два акта.

Указанный период представляет собою чередование пребываний в Грузии и в Иране: 1) с 21 октября 1818 по 28 января 1819 г. — Грузия (Тбилиси, около 3-х месяцев); 2) с февраля 1819 по сентябрь того же года — Иран (около 7 месяцев); 3) с 3 октября 1819 по 10 января 1820 г. — Грузия (более 3-х месяцев); 4) с января 1820 по ноябрь 1821 г. — Иран (около 1 года и 10 месяцев); 5) с ноября 1821 по начало марта 1823 г. — Грузия (Тбилиси, около 1 года и 4-х месяцев). Начало оживления работы над давним, лелеянным замыслом надо отнести, как указывалось выше, к четвертому из перечисленных периодов — к Ирану (1820), самый же разгар работы над первыми двумя актами комедии падает на пятый — грузинский — период, проведенный в основном в Тбилиси.

В основу «Горя от ума» Грибоедов положил ведущее противоречие времени, центральную коллизию эпохи — столкновение передового молодого человека, врага крепостничества, сторонника «свободной жизни», — с лагерем крепостников. В силу этого существенно уяснить себе вопрос, прервался ли в этот восточный период жизни Грибоедова тот поток жизненных впечатлений, который ранее питал замысел? Прекратилось ли общение с передовым лагерем? Приостановилось ли то идейное кипение

217

221

вокруг писателя, которое, на наш взгляд, сыграло столь существенную роль в его предшествующей жизни?

Важность этих вопросов усугубляется особенностями всего исторического облика 1818—1823 годов. Именно в это время особо напряжено русское общественное движение, взволнованно реагирующее на такие существенные явления русской жизни, как восстания военных поселений и волнения Семеновского полка. Именно в эти годы (1818—1819) обостряется революционная ситуация в Европе, именно в эти годы (1820—1821) переходит она в революцию.

В плане основных задач настоящего исследования далеко не безразличен вопрос о том, мог ли Грибоедов воспринять эти исторические события? Доходил ли отзвук их до далекой Грузии? Может быть, она вообще ничего не знала о происходящем в Европе и в центре России или, узнав с большим запозданием, воспринимала события равнодушно и вяло?

Грибоедов избрал себе художественную тему, насыщенную самым жгучим политическим содержанием, тему высокого социального значения. В силу этого постановка формулированных выше вопросов имеет величайший, первостепенный смысл для анализа творчества. Избранная им тема отражала исторический процесс, можно сказать, с научной точностью, по основной его магистрали.

Ответить на все эти вопросы, однако, далеко не легко, а с желательной степенью полноты и невозможно. Скудость документов и тут дает себя знать, но и эти скудные документы, будучи погружены в историческую среду своего времени, могут дать более полное понятие об атмосфере, в которой протекала жизнь Грибоедова в первый «восточный период». Необходимо сделать то, что возможно. Возможно же следующее: уяснить себе особенности той живой человеческой среды, в которой вращался Грибоедов, осветить вопрос об осведомленности этой среды в развитии исторических событий времени, составить представление об идейной атмосфере, в которой создавалось «Горе от ума».

Томительные периоды иранского одиночества сменялись для Грибоедова радостными периодами жизни в Грузии. В центре людской среды, которая окружала его в периоды пребывания на Кавказе, высится монументальная фигура Алексея Петровича Ермолова. Вокруг него складывается своеобразный коллектив приверженцев

218

222

и единомышленников, которых друг Грибоедова В. К. Кюхельбекер тепло назвал «ермоловцами». Кюхельбекер поставил их в один ряд со столь дорогими для него «лицейскими» (так себя называли лицеисты) и, назвав всех вместе «товарищами», придал своим строкам особенно глубокий и сердечный оттенок. В стихотворении на смерть Якубовича285 Кюхельбекер писал:

Лицейские, ермоловцы, поэты,
Товарищи! Вас подлинно ли нет?
А были же когда-то вы согреты
Такой живою жизнью...

Прежде всего, необходимо напомнить о некоторых общих особенностях Кавказа и о самом процессе постепенного подбора в Кавказском корпусе человеческого коллектива особого склада, с которым непрерывно общался Грибоедов.

Александр I называл Кавказ «теплой Сибирью». Это было место ссылки политически неблагонадежных элементов, тех, кто проявил себя каким-либо беспокойством и нарушением порядка. На Кавказе шли непрерывные военные действия, и послать неблагонадежного под пули горцев нередко означало легко и быстро избавиться от него навсегда, без всякого смертного приговора.

Петербургское правительство неясно представляло себе жизнь далекой окраины, интересуясь преимущественно чисто военной информацией. Между тем на этой отдаленной «окраине», еще не всецело «замиренной» и по размерам превосходившей большое европейское государство, складывалась своеобразная жизнь, создавался годами особого характера человеческий коллектив, в политических своих настроениях далеко не благоприятный глыбе реакционного царизма. На далекой окраине был слабее политический надзор, а большое скопление неблагонадежных элементов питало разнообразные нежелательные для правительства настроения.

Побывал на Кавказе, еще до Грибоедова, декабрист Петр Григорьевич Каховский, учившийся вместе с ним в Московском университете; он был разжалован в рядовые в декабре 1816 г. и сослан на Кавказ. Были на Кавказе В. Кюхельбекер, А. Авенариус, П. Черевин, Г. Копылов, П. Устимович — члены тайного общества. В корпусе Ермолова побывали до восстания декабристы братья Борисовы, основатели Общества соединенных славян. До

219

223

восстания побывал на Кавказе и декабрист Петр Муханов (1825). На Кавказе оказался еще ранее Грибоедова его знакомец Якубович, сосланный за участие в дуэли Шереметева с Завадовским и оказавшийся в рядах того же Нижегородского драгунского полка286.

Масса всяческих «нарушителей порядка», конечно, отнюдь не представляла собою строго верноподданнической среды, которая свято блюла бы традиции стародворянской преданности престолу и устоям дворянского быта. На Кавказе скопилось столько разжалованных, что Ермолов даже просил императора Александра I прислать какое-либо общее положение об их чинопроизводстве287.

2

Алексей Петрович Ермолов, «его превосходительство господин проконсул Иберии» (так называл его Грибоедов)288, гроза горцев, глава как военной, так и гражданской жизни Кавказа, давал ей тон, был ее центром.

Когда Грибоедов познакомился с Ермоловым? Старые предположения биографов относили их знакомство к концу ноября 1818 г., когда Ермолов приехал в Тбилиси из Дагестана после экспедиции против горцев. Не так давно опубликованы новые письма Грибоедова, где мы встречаем более точную и, что особенно интересно, — более раннюю датировку. Судя по письму Грибоедова к Мазаровичу из Моздока от 12 октября 1818 г. (подлинник на французском языке), Грибоедов до этой даты уже дважды виделся с Ермоловым: «Представлялся его превосходительству господину проконсулу Иберии: нельзя быть более притягательным (on n’est pas plus entrainant). Безрассудно было бы с моей стороны полагать, чтобы мог я справедливо оценить его достоинства в те два раза, что его видел, но есть такие качества в выдающемся человеке, которые с первого раза обнаруживаются и как раз в вещах на вид мало значительных: в самостоятельной манере смотреть, судить обо всем остро и изящно, но не поверхностно, а всегда оставаясь выше предмета, о котором идет речь; нужно сознаться также, что говорит он превосходно, отчего в беседе с ним я должен бывал прикусить язык, несмотря на всю свою уверенность, от самолюбия происходящую», — пишет Грибоедов289.

220

224

Самые первые впечатления Грибоедова от встреч с Ермоловым идут в одном ряду и с первыми впечатлениями от важных нововведений социального характера в столь привлекавшем его внимание новом крае; в путевом дневнике 1818 г. на пути от Моздока до Тбилиси Грибоедов записал: «Даданиурт, Андреевская, окруженная лесом... Там, на базаре, прежде Ермолова выводили на продажу захваченных людей, — нынче самих продавцов вешают». Отмена рабства была прогрессивной чертой русской политики. Заметим еще, что Ермолов ввел право выкупа крепостных с торгов, что практиковалось только в Грузии. Однако общая линия резкого утеснения местных народов и безжалостного подавления восстаний бросалась в глаза Грибоедову, жестокая политика «замирения» не раз была темой его встревоженных размышлений290.

В ноябре Ермолов приехал в Тбилиси после экспедиции против горцев, и Грибоедов, как сам пишет в своих путевых записках, адресованных С. Н. Бегичеву, видел его «каждый день по нескольку часов» и «сказками прогонял ему скуку». Так длилось до 28 января 1819 г., когда миссия вместе с Грибоедовым выехала в Иран. Таким образом, Грибоедов в это время общался с Ермоловым непрерывно около двух месяцев. «Что за славный человек, — писал Грибоедов Бегичеву, — мало того что умен, нынче все умны, но совершенно по-русски на все годен, не на одни великие дела, не на одни мелочи, заметь это. Притом тьма красноречия, и не нынешнее отрывчатое, несвязное наполеоновское риторство, его слова хоть сейчас положить на бумагу»291.

Грибоедов сразу понравился Ермолову: «Кажется, что он меня полюбил», — писал Грибоедов. Провожая Грибоедова в Иран в январе 1819 г., Ермолов шутливо назвал его повесой: «объявил, что я повеса, однако прибавил, что со всем тем прекрасный человек»292. «Коли кого жаль в Тифлисе, так это Алексея Петровича. Бог знает, как этот человек умел всякого привязать к себе и как умел...» — писал Грибоедов в Петербург Я. Толстому и Всеволожскому накануне отъезда из Тбилиси в Иран — 27 января 1819 г. По свидетельству Дениса Давыдова, Ермолов полюбил Грибоедова, «как сына»293.

Итак, Грибоедов сразу «влюбился» в Ермолова, с первых же шагов своего пребывания на Востоке. Его общение с Ермоловым неразрывно переплелось с начальными


Вы здесь » Декабристы » А.С.Грибоедов » М.В. Нечкина. Грибоедов и декабристы.