176

в Москву в каком-нибудь тарантасе, со случайно выбранными спутниками, — С. Н. Бегичев был в походе адъютантом кавалерийской бригады гвардейского отряда. Показание о том, что А. Л. Кологривов — член тайного общества, дали декабристы С. Трубецкой, ротмистр Чернышев, корнет Свистунов, Васильчиков, Горожанский, Анненков. Сознался в членстве и сам Кологривов230.

В этом же письме, где так живо описано прощание Грибоедова с уходящими в московский поход кавалергардами, фигурирует только что упомянутый Поливанов — «Скамарох», один из спутников кавалергарда Бегичева. Прощанье Грибоедова с этим Поливановым в Ижорах было особенно бурным. Почти через месяц после прощания Грибоедов пишет Бегичеву: «Прежде всего, прошу Поливанову сказать свинью. Он до того меня исковеркал, что я на другой день не мог владеть руками, а спины вовсе не чувствовал. Вот каково водиться с буйными юношами. Как не вспомнить псалмопевца: „Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых“». Письмо кончается просьбой передать «усердный поклон всем спутникам» и даже Поливанову — «Скамароху». Комментатор академического собрания сочинений Грибоедова повторяет ошибку Н. В. Шаломытова, полагая, что Поливанов, чуть не задушивший Грибоедова в своих объятиях, — будто бы офицер лейб-гвардии Павловского полка — Михаил Матвеевич Поливанов, позже сделавший ряд примечаний к рассказам А. А. Жандра, записанным Д. А. Смирновым. По-видимому, именно последнее обстоятельство и послужило «основанием» поставить его имя на место искомого Поливанова. Неправильность этого предположения бросается в глаза: лейб-гвардии Павловский полк — пехота, а кавалергарды — кавалерия, и они никак не могли идти во время похода в общем военном строю. Гвардейская пехота — в том числе и батальон павловцев, в составе которого находился Михаил Матвеевич Поливанов, — выступила в поход из Петербурга в Москву 5 августа 1817 г., а кавалерия — в том числе кавалергарды, а с ними Бегичев и прочие, — выступила туда же 14 августа, то есть через девять дней. Батальонный адъютант Павловского полка М. М. Поливанов находился при своем батальоне — таким образом устанавливается его безусловное alibi при прощании Грибоедова с кавалергардами в Ижорах 14 августа. Искомого Поливанова можно найти лишь среди кавалергардов. Кандидатов два: это или будущий декабрист

178

дал ему письмо к И. Г. Бурцову, рекомендующее нового заговорщика старым членам южной организации. По письму Бегичева Ивашев и был принят в Тульчинскую управу Союза Благоденствия. Факт этот показателен, по крайней мере, в двух отношениях: во-первых, он характеризует довольно широкую осведомленность Бегичева в делах тайного общества — Бегичев знает о наличии организации тайного общества на юге и передает туда принятого им Ивашева. Во-вторых, этот факт говорит о знакомстве Бегичева с декабристом Бурцовым, что последний отрицал на следствии. Данные итинерария не противоречат возможности встреч: Бурцов с 1814 г., после возвращения с полком из-за границы, жил в Петербурге, вновь отлучился на короткое время в связи с походом 1815 г., а затем постоянно проживал в столице, служа в гвардейском генеральном штабе. Он покинул Петербург лишь весною 1819 г. (вероятно, в мае), когда уехал в Тульчин. Бурцов — крупный деятель ранних декабристских организаций, участник «Священной артели», активный деятель Союза Благоденствия (в Петербурге в 1818 г. была управа Бурцова)234.

Известно, что Бегичев познакомил Ивашева с прапорщиком гвардейского генерального штаба Алексеем Алексеевичем Олениным, членом Союза Благоденствия. Ивашев встречается с Олениным у Бегичева. Сам Бегичев был с ним знаком едва ли не через Бурцова, сослуживца Оленина по генеральному штабу. Этот факт вводит новое имя в круг обоснованных предположений о декабристских знакомствах Грибоедова, живущего вместе с Бегичевым. А. А. Оленин — младший сын президента Академии художеств и директора Публичной библиотеки Алексея Николаевича Оленина. В пушкинской литературе многократно упоминается о доме Олениных; широкий круг их знакомств и радушное гостеприимство описаны Вигелем; по свидетельству последнего, дом Олениных — открытый дом, куда сам Вигель вхож с ноября 1814 г. В доме Олениных бывал декабрист Бестужев-Рюмин. Бывал в этом доме и Грибоедов, о чем свидетельствует В. А. Соллогуб: Грибоедов в гостях у Олениных — это впечатление детских лет Соллогуба («Живо помню я тоже Грибоедова»)235.

Обоснованные предположения о круге декабристских знакомств Грибоедова в этот период были бы неполны без упоминания имени Федора Глинки. Адъютант графа Милорадовича, участник заграничных походов, он с февраля

180

Грибоедов в эту зиму иногда обедал у Оржицкого; именно у него за обедом шел однажды разговор о том, что прототипом князя Григория в «Горе от ума» считают П. А. Вяземского, — Грибоедов смеялся по этому поводу. Оржицкий показал на следствии, что близко знаком с Рылеевым. Когда же познакомились Грибоедов и Оржицкий? Оржицкий — гусар, из того же гусарского полка, в котором служил и Чаадаев («Ахтырского гусарского полка поручик»), следовательно — знакомый Чаадаева. Общие политические настроения, гусарская среда, Чаадаев и литературные интересы самого Оржицкого (его стихи печатались в то время в журналах) могли скрепить их знакомство и в ранний петербургский период. Документальные данные не противоречат этому предположению237.

В первый петербургский период можно предположить знакомство Грибоедова еще с декабристом Д. П. Зыковым. Близкая дружба Грибоедова с Катениным вела к посещению Преображенских казарм, где жил последний, и давала возможность знакомства с товарищами Катенина по полку, среди которых были и члены тайного общества. Зыков — близкий приятель Катенина, живет с ним на одном этаже Преображенских казарм, — друг к другу они переходят «по галерее». Живя в тесном офицерском казарменном быту, они встречаются повседневно, и постоянный посетитель Катенина не может не познакомиться с его товарищем. Политические взгляды Зыкова, несомненно, относились к типу вольнодумческих: знавший его лично в петербургский период А. В. Поджио относил Зыкова к разряду «свободомыслящих людей»238.

Крупный деятель Союза Благоденствия, Степан Михайлович Семенов, учившийся одновременно с Грибоедовым в Московском университете, был другом Федора Глинки и жил с ним в Петербурге на одной квартире. Поэтому в предположениях о возможных связях Грибоедова с членами тайного общества в этот период надо иметь в виду и упомянутого декабриста. Со вторым Семеновым — Петром Николаевичем, автором «Митюхи Валдайского» — Грибоедов также мог встречаться у Всеволожских, в дом которых в Петербурге П. Н. Семенов был вхож. Не исключена и возможность петербургских встреч Грибоедова с учившимися с ним одновременно в Московском университете братьями Львом и Василием Перовскими, побочными сыновьями гр. Разумовского, а также

182

связывала Грибоедова с Кюхельбекером. Но справедливость требует сказать, что никто не заглянул в душу Грибоедова так глубоко, как Пушкин, и ни у одного мемуариста нет характеристики Грибоедова за эти годы, равной по глубине пушкинской характеристике. Современник пишет: «Пушкин, с первой встречи с Грибоедовым, по достоинству оценил его светлый ум и дарования, понял его характер... никого не щадивший для красного словца, Пушкин никогда не затрогивал Грибоедова». В «Путешествии в Арзрум» Грибоедов для Пушкина — это «наш Грибоедов». Пушкин слушал музыку Грибоедова, Пушкин оставил в числе своих зарисовок его портрет. Никто не дал разбора «Горя от ума», по блеску равного пушкинскому. Не приходится сомневаться в том, что Грибоедов знал вольнолюбивые стихи Пушкина, которые в рукописи знала вся мыслящая Россия. Политические настроения Пушкина этих лет общеизвестны. Он — автор «Вольности», призывающей восстать падших рабов и проникнутой конституционно-монархическими идеалами; крепкое сочетание законов со «святой вольностью» — лозунг Пушкина 1817 г. Послание к Чаадаеву и эпиграммы на Аракчеева глубоко раскрывают его протест против строя, на обломках которого он хотел бы увидеть свое имя, написанное воспрянувшей ото сна Россией. Пушкин оставил нам интереснейший документ о Грибоедове в своем наброске романа «Русский Пелам». Подлинная пушкинская рукопись «Русского Пелама», считавшаяся утраченной, найдена в Ульяновске среди бумаг П. В. Анненкова, приобретенных в мае 1931 г. Государственной Публичной библиотекой им. В. И. Ленина. Замысел Пушкина восходит к 1825 г. или к более позднему времени. Название будущего романа стоит в связи с романом английского писателя Бульвера «Pelham or the adventures of a gentleman», который вышел в свет в 1823 г. Изучение пушкинского наброска показывает, что был задуман широкий социальный роман, ярко реалистический по типу. Замысел остался неосуществленным, но набросок плана, в котором фигурирует имя Грибоедова и дуэль Шереметева с Завадовским, — драгоценный документ о грибоедовском окружении изучаемого времени. Соответствующая часть пушкинского текста (из отдела «Характеры») такова: «... — Кн. Шаховск[ой], Ежова — Истомина. Гриб[оедов] Завад[овский] — Дом Всеволожских — Котляревский — Мордвинов, его общество — Хрущов —