Во время следствия и суда Сухинов отказался признать себя виновным и отрицал обвинение. Приговором суда, с изменением его при конфирмации Лепарским, Сухинов и пятеро других были приговорены к расстрелу, несколько человек — к кнуту и плетям. Но этот дважды приговоренный к смертной казни декабрист повесился накануне казни в тюремной камере на ремне от своих кандалов. Труп его был брошен в яму у того столба, к которому поочередно привязывали перед расстрелом остальных приговоренных к казни. Очевидец, описывавший эту казнь, говорил, что «в одно и то же время одних расстреливали, три палача наказывали кнутом и плетьми других. Невозможно представить себе всех ужасов этой кровавой сцены. Вопли жертв, терзаемых палачами, командные слова, неправильная пальба, стоны умирающих и раненых — все это делало какое-то адское представление, которое никто не в силах передать и которое приводило в содрогание самого бесчувственного человека» !. Только первый привязанный к столбу был убит сразу залпом, второй был добит ударом штыка; взволнованные солдаты в одиночку стреляли в приговоренных, не попадая в них... Автор цитируемой заметки добавляет, что правительство, не умевшее повесить декабристов, не сумело и расстрелять их. Надо добавить, что казнью распоряжался тот самый Лепарский, о котором мы упоминали выше.

Хотя декабристы и провели в Читинском остроге четыре года, но это помещение было для них временным, так как за 700 верст отсюда для них строилась в Петровском железном заводе новая тюрьма по образцу, как говорили тогда, «исправительных домов Америки, или пенитенциариев». План этой тюрьмы утвердил не в целях смягчения, а отягощения участи заключенных сам царь Николай, не перестававший следить за своими врагами и в далекой Сибири.

Интересно, что одним из первых, кто заговорил в России об американских пенитенциариях, был заточенный в Алексеевском равелине декабрист Каховский в его письмах к царю. Он противополагал американскую систему заключения русским тюрьмам и острогам, в которых «обитает разврат, воздух душный, заражен смрадом, где содержащиеся истлевают душой и телом и где «часто надзирающие за преступниками — преступники еще больше» 89.

По иронии судьбы протестовавший против тюрьмы и отстаивавший преимущества новой американской системы арестант Алексеевского равелина, может быть, заронил їв голове царя мысль испытать достоинства этой новой системы на самих декабристах. Судьба жестоко поступила с Каховским и в другом отношении: принципиальный противник смертной казни, он должен был в 29 лет сам умереть от руки палача.

К счастью для декабристов, выстроенная по одиночной системе Петровская тюрьма далеко не напоминала по своему режиму и архитектуре американские пенитенциарии. До нас дошли не только довольно полные описания этой тюрьмы и жизни в ней декабристов, но даже и несколько очень любопытных зарисовок отдельных ее камер (эти рисунки большей частью впервые появились в печати в разных изданиях лишь после Октябрьской революции).

Переход из Читинского острога в Петровскую тюрьму совершался в теплое время года двумя партиями. Расстояние в 700 верст было пройдено в таких условиях, что этот поход оставил по себе даже приятные воспоминания у его участников. Он продолжался 48 дней, с отдыхом в один день через два дня в третий. Во время похода собирались разные коллекции, делались наблюдения...

Петровский железный завод был отстроен в 1789 году. Работы здесь производились ссыльными и состояли в разных выделках из железа.

Вновь выстроенное для декабристов здание тюрьмы стояло на высоком кирпичном фундаменте под красной крышей и не имело окон наружу. По плану оно напоминало букву «П». Расположено оно было между гор, в котловине, на сыром месте. По главному фасаду находилась кордергардия с бойницами в виде узких щелей, откуда можно было обстреливать оба боковых здания тюрьмы перекрестным огнем в случае побега арестантов. С трех сторон участок ограждали глухие стены тюрьмы, а с четвертой — высокий бревенчатый частокол. На внутреннем дворе тюрьмы помещались кухня, кладовая и другие здания.

Двор тюрьмы был разделен на восемь отдельных двориков, отгороженных один от другого высокими стенами.

Само здание тюрьмы разбито было на 12 отделений по 5 камер в каждом, кроме угловых, где было по 6 камер. Всего в тюрьме было 64 одиночных камеры. Размер каждой камеры 6х7 аршин. Камеры не имели наружных окон и очень слабо освещались через оконце над входной дверью в камеру. Эта дверь выходила в светлый коридор с окнами на двор острога. Из каждого отделения особая дверь вела на тюремный дворик. На некоторые из смежных отделений приходился один общий дворик. Коридор, в который выходили двери из камер, тянулся вдоль всей тюрьмы, но между каждым отделением в коридоре была массивная дверь на четырех замках, постоянно запертая, и ключи находились у коменданта Лепарского. Топка печей производилась из коридора; на каждые две камеры приходилось по одной печи. Через полгода последовало разрешение пробить в камерах окна, но их пробили слишком высоко под потолком, заделали решетками, а потому и при таких окнах света было недостаточно.

Тюрьма, построенная наскоро, на сыром месте, очень быстро потребовала капитального ремонта, на время которого жены декабристов перешли в свои квартиры, где проживали их дети. К женам отпустили и их мужей с обязательством возвращаться ' на ночь в тюрьму. Впоследствии эти обязательства были отменены, и мужья-декабристы жили у жен.

В воспоминаниях декабристов уделяется мало внимания описанию их принудительного труда. В летнее время они *занимались проложением дорог и огородничеством, а по зимам мололи зерно на ручных мельницах, но, повидимому, в небольшом количестве. Работы обязательного характера прерывались часто на месяц и на два по самым незначительным поводам: то по причине мороза, то жары, то эпидемии, то без всякой причины.

Тем не менее жизнь декабристов проходила постоянно в тех или иных занятиях, в зависимости от способностей и склонностей каждого и от тех общественных заданий, которые ставили себе сами декабристы. Возобновилось столярное мастерство, начатое еще в Читинском остроге: заключенные выделывали книжные шкафы, столы, кресла, комоды для себя и для квартир жен. Декабрист Торсон изготовлял модели сельскохозяйственных машин, лесопилки и др. Собирались обширные ботанические коллекции сибирской флоры по всем местам заключения декабристов и за время их пешеходной переправки на пространстве 700 верст от Читы до Петровского завода. Собирались и другие коллекции. Особенно усиленно занимались литературными трудами, тем более, что среди декабристов-каторжан были литераторы и поэты с известным именем — Бестужев, Одоевский, Корнилович, Лунин и другие.

Таким образом, элемента принудительности в работах декабристов на Петровском заводе почти не было. Царские повеления и секретные инструкции оказывались бессильными в стремлении превратить декабристов здесь в настоящих каторжников, занятых физическим тяжелым трудом в самых нездоровых условиях. Один из декабристов, Завалишин, стоящий особняком по характеру оставленных им мемуаров, описывал «каторжную работу» декабристов в строках, полных иронии. Вместо работы несли от дам книги, шахматы, самовары, газеты, завтрак, ковры, складные стулья. Казенные рабочие несли лопаты, носилки. Дежурный офицер, видя, что мало декабристов вышло на работу, упрашивал прибавить еще кого-нибудь. На работу шли с пением — чаще всего пели революционную песню «Отечество наше страдает под игом своим», а офицеры и солдаты спокойно слушали. Эта ирония Завалишина отнюдь не означала, что он осуждал такое исключительное положение каторжан-декабристов. Он сам подчеркивал стремление декабристов заниматься различными ремеслами вместо того, чтобы быть землекопами. При этом Завалишин подчеркивал, что декабристы доказали очень важную истину: «Труд не только легко совмещается с высшим образованием, но одно в другом может находить поддержку и черпать силу». Надо добавить, что Завалишин подчеркивал не только снисходительное отношение Лепарского ко всем декабристам, но и особенно к аристократам из них. По его словам, декабристы имели прислугу в большом числе. Таких указаний мы не встретили в мемуарах других декабристов, и неизвестно, отвечают ли они в полной мере истине. Завалишин вообще склонен был называть крупные цифры. Так, например, он определил количество книг и журналов у декабристов в Петровском, в домах жен декабристов и у них самих, в полмиллиона, так как сюда пересылались целые библиотеки в десятки тысяч томов, а жены декабристов выписывали из-за границы газеты и журналы на несколько тысяч рублей Большой цифрой определил Завалишин и число фортепьяно: их было у декабристов восемь, в том числе и в каземате Петровского острога.

Особенности тюремного режима декабристов в Петровском заводе были вызваны, с одной стороны, их сплоченностью в борьбе за свои права, а с другой — особенностями, лежавшими в них самих, в наличии денежных средств и связей их с сильными и влиятельными родными и знакомыми в столицах. Особенности режима каторги декабристов бросаются в глаза тем более, что в том же Петровском стояла другая каторжная тюрьма — железоделательный завод. Здесь была настоящая каторга, и каторжане не из числа дворян, а из числа крепостных, из гущи народа, несли непомерную тягость каторжного труда, страдая от голода и холода. Каторжная тюрьма декабристов и этот железоделательный завод были два различных мира, отражавших на себе даже и здесь классовое различие положения дворянства и крестьянства.

Большинство приговоренных к поселению принадлежало к числу несостоятельных. Водворенные в пунктах крайнего севера Сибири, при крайне суровом климате, они просили пособия. Только благодаря помощи местного населения и товарищей могли они влачить свое существование. Кроме того, можно было получить и по 15 десятин земли для пахоты. Охота служила не только развлечением, но и давала средства питания. Однако последовало распоряжение царя отобрать у декабристов все оружие.

О заработке в таких местах ссылки не приходилось и думать. В Вилюйске, например, где жил М. И. Муравьев, было всего четыре дома и несколько юрт, на большом расстоянии одна от другой. Почта приходила сюда раз в два месяца. От Якутска до местожительства поселенцев было от 700 до 2000 верст расстояния. Приходилось совершать самый тяжкий путь на лошадях, на оленях и собаках. Так как было приказано давать сведения о поселенцах ежемесячно, а при существовавших условиях сообщения это было невозможно, то администрация писала царю о трудностях таких ежемесячных донесений: на проезд в один конец требовалось полтора месяца, а в некоторые месяцы года сообщение и полностью прерывалось. Заикин попал в Гижигу, куда раз в год приставало судно, и на расстоянии полутора тысячи верст от Охотска до Гижиги было всего восемь деревушек.

Не успели прибывшие в места поселения отдохнуть от очень утомительного пути, как царь приказывает 6 сентября 1826 г. пе^ ревести отдельных поселенцев-декабристов в другие пункты; таким образом, этот приказ шел на далекие пункты поселения вслед за пробиравшимися туда декабристами, как будто для того, чтобы заставить их повторно испытать муки этапного переезда по необъятной Сибири. Например, Заикин из Гижиги был переведен в Витим после года пути, проделанного в невыразимо тяжелых условиях. Бобрищев-Пушкин, пересланный из Средне-Колымска в Туруханск, душевно заболел. После его выздоровления, оказавшегося, как выяснилось потом, кратковременным, он был помещен по его просьбе в 30 верстах от Туруханска в монастырь, где было всего три монаха. Здесь в припадке душевной болезни он ранил игумена, разбив ему голову, и был переведен в Енисейскую больницу, а отсюда по выздоровлении помещен был в енисейский монастырь. Он просил выпустить его из монастыря, объясняя, что монастырская жизнь свыше его сил, но царь ему в этом отказал 1.

В том же Енисейске сошел с ума и другой декабрист Шаховской, причисливший себя к «лику святых». Жена его просила царя перевести больного в одну из отдаленных от столицы деревень, но Николай I ограничился переводом Шаховского в тюрьму Спасо-Ефимьевского монастыря в г. Суздале. Он был переведен сюда 6 марта 1829 г., а жене его был разрешен присмотр за ним. Уже через два с половиной месяца по прибытии в Суздаль Шаховской умер 90.

Смерть Шаховского была одной из первых смертей декабристов. Вообще же смертность среди декабристов в Сибири была высокой, если принять во внимание их большей частью очень молодой возраст. В 1832 году было приказано отпечатать всего в сорока экземплярах в военной типографии «список государственных преступников, осужденных верховным уголовным судом». В этом списке 120 фамилий и в том числе пять фамилий казненных. Из особой графы «где находятся» видно, что к этому времени из ссыльных умерло уже девять человек 91.

Декабрист Кривцов писал в своем письме: «Граница необитаемого мира, где льды и холод, подобно геркулесовым колоннам, положили предел человеку и говорят: пес plus ultra» 92. Эти слова были написаны более 100 лет тому назад. Последние пятнадцать лет нашей жизни показали, как ошибался Кривцов, говоривший о гранях Арктики, за которые не может переступить человек.

К счастью для декабристов, в их одинокую и однообразную жизнь ссыльнопоселенцев самых далеких пунктов Сибири вносили глубочайший интерес те ученые и путешественники, которые уже тогда пытались перешагнуть через запретную, казалось, недоступную черту льдов и раскрыть еще неведомое. Эти ученые находили в лице декабристов ценнейших помощников, обогащавших их коллекции и сведения о Сибири. Норвежский профессор Ганстеен, прусский ученый Эрман, норвежец-моряк лейтенант Дуэ широко воспользовались помощью декабристов. Такое использование поселенцев, с отлучкою от места принудительного жительства, привело даже к началу дела о «виновниках» подобных «послаблений». Но можно себе представить радость общения декабристов в сибирской глуши с этими представителями научной и общественной мысли!

Отношение местной администрации и населения к поселенцам-декабристам в более значительных пунктах Сибири нередко было хорошим, за что на головы некоторых виновных в «послаблениях» обрушивались немалые кары. Были случаи командирования жандармов и ревизоров даже из Петербурга. Результатом одного из доносов был новый арест декабриста Лунина и отправка его без суда, по повелению царя, в суровый Акатуй, где он скоро и умер 2.

0 пребывании декабристов на Кавказе нам известно очень мало. Тем больший интерес приобретают некоторые секретные документы, найденные нами в бывшем Военном архиве, а ныне Центральном военно-историческом архиве. Это дело о посылке декабристов на Кавказ. Оно начинается с записки директора канцелярии военного министерства от 21 июня 1837 г. за № 244.

В ней читаем об определении Розена и других декабристов «рядовыми в отдельный Кавказский корпус, назначив их в разные батальоны под строгий присмотр и с тем, чтобы они непременно несли строевую службу по их званию и без всяких облегчений».

В другом деле того же 1837 года столь же секретно сообщается повеление царя не назначать лиц, прикосновенных к происшествию 14 декабря 1825 г. и вообще к тайным обществам, на должности адъютантов и на нестроевые должности. Это разъяснение последовало по частному случаю назначения декабриста Толстого на должность батальонного адъютанта на Кавказе. Толстой был немедленно смещен.

В третьем деле упоминается о «высочайшем повелении» от июля 1832 года подробно означать в указах об увольнении офицеров, «сужденных верховным уголовным судом», как прикосновенность их к злоумышленным обществам и наказание, коему они за то были подвергнуты, так равно и запрещение въезжать им в обе столицы империи. В 1837 году это повеление было распространено по воле царя также и на тех офицеров, которые за их прикосновенность к событиям 14 декабря 1825 г. понесли наказание не по приговору суда, а по «высочайшему повелению».

Но наибольший интерес представляет секретное дело того же архива, касающееся жен и детей декабристов, переведенных из Сибири на Кавказ. В бумаге от 30 июня 1837 г. за № 264 «военный министр уведомляет статс-секретаря Мордвинова: «Государь император... соизволил уведомить Вас, что жены государственных преступников Нарышкина и Розена могут выехать из Сибири за своими мужьями, но с тем, что им запрещается въезд в столицы, и с обязанностью уведомлять всегда местное гражданское начальство о месте своего жительства. Прижитых же в Сибири детей государственных преступников, поступивших ныне рядовыми в войска, почитать военными кантонистами и до определенного возраста оставить их при матерях».

Это «высочайшее повеление» находилось в полном противоречии с действовавшим тогда законодательством. Жены декабристов, как не подвергавшиеся суду и наказанию, не могли быть ограничены в их праве передвижения; не имело правительство по закону права обращать детей декабристов в военных кантонистов и отбирать их от матерей. Впрочем, эта воля царя о детях декабристов осталась без выполнения, но предварительные меры к выполнению ее были приняты: в том же деле имеется переписка между различными административными органами, выяснявшими наличие детей у декабристов и их возраст. Может быть не лишне будет указать здесь, что супруги Розен назвали родившегося у них в Сибири сына Кондратием, именем, которое носил повешенный Рылеев.

Только после смерти Николая I был издан манифест (26 августа 1856 г.) о помиловании декабристов и о разрешении им вернуться в Россию. К этому времени их оставалось в Восточной Сибири 21 человек и в Западной — 13. При объявлении манифеста декабристам, они неожиданно услышали, что подлежат и после этого надзору полиции. Так как в манифесте о надзоре не говорилось ничего, то некоторые декабристы подали протесты в министерство внутренних дел. Министр секретно разъяснил губернатору, что было неудобно упоминать в манифесте о надзоре, и начальники губерний должны были это скрыть от декабристов.

Проводы отъезжавших из Сибири декабристов принимали иногда характер настоящего события крупного размера и даже демонстрации населения. Декабристы оставляли о себе в населении самую добрую память 94.

Но немногим из них удалось вернуться в Россию: большинство за 30 лет ссылки умерло в разных местах поселения.

Несомненно, что срок жизни оказался сокращенным для многих из декабристов. По разработанным нами сведениям, 67 декабристов умерли в Сибири или на Кавказе и 56 — в России (об остальных мы не могли найти указаний: пять казненных не вошли в подсчет).

Для учета продолжительности жизни декабристов надо иметь в виду, как мы уже говорили выше, что возраст их ко времени восстания 14 декабря 1825 г. был у большинства декабристов очень молодым, а именно: у 36 осужденных он оказался до 24 лет

Включительно, и в том числе у одного— 19 лет, у 3 человек- 21 год, у 11 человек — 22 года; у 50 человек он был 25—29 лет; у 20 человек — 30—34 года; у 13 человек — 35—40 лет и только у двоих — 40—45 лет (возраст некоторых остался неизвестен).

Как было уже указано, в Сибири и на Кавказе умерло 67 декабристов, и в том числе 6 были убиты. Они умирали в местах их ссылки, большей частью не достигнув старости. Так, в возрасте 20—29 лет умерло 4, 30—39 лет—13; 40—49 лет — 20; 50—59 лет — 18; 60—69 лет — 7 и один — 73 лет (возраст четверых неизвестен). Но среди вернувшихся в Россию оказались двадцать пять человек, проживших более 70 лет, и в том числе до 70—79 лет— 13, до 80—89 лет— 11, а один (М. И. Муравьев-Апостол) прожил даже до 93 лет. Но к числу умерших в России нами отнесены и такие, как князь Шаховской, сошедший с ума и вывезенный из Сибири в тюрьму Суздальского монастыря, где он и умер, или Горожанский, без судебного приговора проведший 4 года в Петропавловской крепости и умерший душевнобольным в Соловецком монастыре. Умерли в больнице для душевнобольных П. Бестужев и Поливанов; много было психически больных среди декабристов-поселенцев 95.