ДЕКАБРИСТЫ В КРЕПОСТЯХ ПОСЛЕ ПРИГОВОРА

31 августа 1826 г. царь образовал особый «тайный комитет» по исполнению приговора над декабристами, осужденными в ссылку. В этот комитет были назначены Сперанский, Бенкендорф, начальник штаба Дибич, генерал-губеонатор Сибири Лавинский и генерал-майор Лепарский, впоследствии комендант Нерчинских рудников и Петровского острога. Царь так спешил с приведением приговор» в исполнение во всей его полноте, что распорядился о немедленной отправке на каторгу восьми человек осужденных и всех, кроме одного, приговоренных к поселению и к службе рядовыми в дальних гарнизонах. Несомненно, что у царя была цель таким быстрым исполнением приговора терроризировать население.

Однако на местах ничего не было подготовлено для приема более чем сотни важных «государственных преступников». Комитет по исполнению приговора был образован тогда, когда в Сибирь уже были доставлены первые осужденные. Пришлось приостановить высылку осужденных и возобновить ее лишь к январю 1827 года. К этому времени оставалось еще неотправленными около 70 человек, приговоренных к каторге, и один —- к поселению. Эти приговоренные содержались, кроме Петропавловской крепости, также и в других крепостях: в Шлиссельбургской, Кекс-гольмской, Выборгской, Свеаборгской, Свартгольмской, Динабургской, Роченсальмской (большинство этих крепостей было в Финляндии).

Финляндские крепости ко времени заключения в них декабристов насчитывали сотни лет своего существования. Башня Выборгской крепости была построена в XIII в. и цела еще до сих пор. Высотой в 50 метров, она сложена из гранита, и толщина стен ее более трех с половиной метров. В разных местах устроены амбразуры. До пожара в 1856 году здесь было шесть этажей. Сохранившийся нижний этаж заключал в себе темные или почти темные казематы, служившие для заточения узников, как и помещения в сгоревших этажах. Приземистая круглая башня Кексгольмской крепости, построенная также в конце XIII в. и сохранившаяся до настоящего времени, служила местом заточения до 1850 года. До декабристов в этой башне содержалась семья Пугачева и другие узники!.

На обложке дела Алексеевского равелина 1827 года среди фамилий пяти узников равелина стоит фамилия Бекетова. Но в деле этом нет никаких сведений о Бекетове, а имеются материалы о Батенкове. На обложке дела как будто нарочно была перепутана фамилия этого декабриста для того, чтобы затерялась фамилия Батенкова. Так и случилось: царю было угодно забыть Батенкова в Алексеевском равелине не только на 15 лет, назначенных по конфирмации, но и еще на 5 лишних лет. В названном деле имеется прямое указание о переводе Батенкова из Свартгольмской крепости в Алексеевский равелин по повелению самого Николая, но никакой мотивировки такого исключительно сурового отношения к узнику не приведено.

26 марта 1828 г., еще до истечения года со дня заточения Батенкова в равелин, комендант крепости доносил шефу жандармов Бенкендорфу:  «Содержащийся  в  Алексеевском равелине Государственный преступник Батенков на прошедшей неделе принял намерение не употреблять никакой пищи и пития, лишился вовсе сна, а в словах и суждениях своих показывает иногда себя человеком, в уме помешанным». Комендант добавлял, что к заключенному был допущен протоиерей Казанского собора, но никакие его увещания не оказали на заключенного воздействия. В свою очередь посещавший заключенного штабс-лекарь определенно указал на намерение Батенкова довести себя до смерти «истощением сил от неупотребления никакой пищи и пития». Из дела не видно, как отнесся шеф жандармов к этой одной из первых известных нам голодовок в Алексеевском равелине. За следующие четыре года никаких сведений о пребывании Батенкова в равелине в деле нет. В 1832 году содержавшийся в том же равелине с 15 февраля 1828 г. декабрист Корнилович обратился с просьбою позволить ему иногда личные свидания с Батенковым; это было ему разрешено, но при условии, чтобы свидания происходили каждый раз с особого разрешения коменданта и в присутствии смотрителя равелина. Неизвестно, состоялись ли такие свидания. В деле на них нет никаких указаний. Во всяком случае, через четыре месяца после принципиального разрешения свиданий Корнилович выбыл из равелина на Кавказ; и Батенков уже окончательно лишился возможности видеться с ним.

Прошло еще 13 лет заточения Батенкова в равелине, и в 1845 году комендант крепости сообщил шефу жандармов графу Орлову просьбу Батенкова о разрешении выписать ему журнал «Отечественные записки», «Литературную газету», «Русский инвалид» и «Журнал министерства внутренних дел». Просьба Батенкова мотивировалась тем, что он прочел уже по нескольку раз книги, выдававшиеся ему комендантом, а библию прочел уже свыше ста раз, из журналов же получал только «Христианское чтение». Последовало удовлетворение этой просьбы.

На 20 году лишения свободы Батенкова, в 1846 году, комендант крепости Скобелев ходатайствовал перед шефом жандармов об увеличении средств на питание Батенкова на 50%. Комендант добавлял, что «арестант этот в особенности заслуживает попечения о нем тихим, кротким поведением и примерной покорностью».

Вскоре после этого шеф жандармов сообщил коменданту о своем докладе царю относительно Батенкова. В то время, как все декабристы уже отбыли сроки их заключения в тюрьмах и находились на поселении, этот арестант продолжал оставаться в равелине. Царь, как бы оправдываясь, писал в своей резолюции, что Батенков задерживается в крепости только потому, что было доказано его помешательство, а потому следует его освидетельствовать. Таким образом, оказывалось, что Алексеевский равелин приравнивался царем к больнице для умалишенных. Но неправильно было и его замечание о доказанности душевной болезни Батенкова. Имелись лишь предположения, а не твердые указания на такую болезнь.

Комендант отвечал сообщением, что числившийся лишенным рассудка Батенков «шесть последних лет тих, скромен, послушен и за малейшее к нему внимание благодарен». И смотритель равелина Яблонский, служащий уже 17 лет, а также и доктор не находят его больным. Такие показания смотрителя и врача вырывали у царя возможность дальнейшего содержания Батенкова в равелине.

Но беззаконная царская мотивировка заточения Батенкова сверх всяких сроков послужила причиной того, что Батенков вместо внутренних губерний был отправлен из крепости в Сибирь.

Вполне понятно, что Николай не мог забыть о наличии такого надежного места заключения для декабристов, как Шлиссельбургская крепость. Прямое указание на это мы нашли в архивном деле этой крепости. Уже 9 января 1826 г. коменданту этой крепости предложено было донести «в собственные его величества руки», сколько в ней находится мест для содержания арестантов, сколько их и кто именно в действительности содержится в крепости и какое число может быть здесь еще помещено. Направляя сюда 1 июля 1826 г. Андреевича, Пущина, Юшневского и Пестова впредь до отправки их в Сибирь, царь снова повторял вопрос, не имеются ли в крепости еще свободные места и сколько именно. Как место предварительного заключения Шлиссельбург-ская крепость была неудобна за дальностью расстояния от Петербурга и потому не использовалась по процессу декабристов за время производства следствия и суда. После же приговора она приняла в свои стены не только перечисленных декабристов, но и других. 7 августа с фельдъегерем и тремя жандармами сюда были доставлены декабристы Дивов и Михаил и Николай Бестужевы.

Кроме них в Шлиссельбургской крепости перебывали после приговора Кюхельбекер, Горбачевский, Спиридов, Барятинский, Вадковский, Андреевич, Пущин, Юшневский, Пестов, Дивов и др.

В Шлиссельбургской крепости производилось подробное описание примет каждого присланного сюда декабриста, приговоренного к ссылке в каторжные работы. В виде примера привожу описание примет Михаила Бестужева: «Волосы на голове и бровях черные, лицом чист, смогловат, глаза темно-карие, нос посредственный острый, под шеей на левой стороне маленькие два пятнышка, на правой щеке родимое пятнышко, а на левом боку бородавка» (л. 18, оборот).

В Шлиссельбургскую крепость были пересланы перед отправкой в Сибирь декабристы из других крепостей. Они доставлялись сюда и отправлялись отсюда по назначению всегда закованными в ножные кандалы. При некоторых из них были обнаружены при обыске в крепости денежные суммы, например, у Пущина 1500 руб. По признанию обысканного он получил эти деньги в руку от сестры при прощании с ней. Присылались деньги декабристам их родными в крепость. Эти денежные средства на руки не выдавались, а записывались на приход получателя и расходовались им по мере его надобности.

Несколько подробнее других описал свое пребывание в этой крепости Бестужев. Он описывает коменданта крепости Плуталова как человека, вполне оправдывающего свою фамилию: он воровал и извлекал себе доходы путем экономии на содержании заключенных. Только после смерти этого коменданта новый комендант Фридберг выдал декабристам все, что полагалось, а именно: халаты, белье, тюфяки, постельное белье, и устроил общее приготовление пищи; заключенные получили возможность иметь табак и чай. В то же время начался ремонт камер и их побелка. М. А. Бестужев вспоминал, что сначала он был помещен в маленькую комнатку, которую он ошибочно считал камерой, где содержался и был убит Иоанн Антонович. Эта комната Бестужева стояла, по его словам, как-то отдельно, не в ряду с другими камерами. В ней занимала немало места печь, а мебель состояла из кровати, стола и табурета. Камеры своих товарищей по процессу Бестужев называет просторными и светлыми, и позднее он сам был переведен в такую же. Заключенные могли перестукиваться, а летом при растворенных окнах даже разговаривать в общей беседе. Около половины сентября 1827 года Горбачевского, Барятинского и братьев Бестужевых заковали в ножные железа и вывезли в Сибирь; Дивов был переведен не в Сибирь, а в Бобруйскую крепость без указания срока и провел здесь 15 лет (отсюда он был переведен на Кавказ, где и умер через год — в 1842 г.).

Очень резкие строки о пребывании в Шлисссльбургской крепости оставил декабрист Пущин. Он написал их в своем письме к родным, положившись на жандарма, отвозившего его в Сибирь, что тот передаст их по назначению. Но жандарм, зашивший письмо в фуражку, обронил ее по дороге, и письмо попало в III отделение. В этом перехваченном письме Пущин писал: «Комендант на чудо отделал наши казематы, однако, я благодарю бога, что из них выбрался, хотя с цепями... Как бы то ни было, со мной будет лучше крепости... Слава богу, что разделался с Петербургом, где истинная тюрьма». В другом письме Пущина к отцу, которое жандарм, получивший его для секретной передачи адресату, представил своему начальству, есть также несколько строк о пребывании в Шлиссельбургской крепости: «В Шлиссельбурге я ужасно сдружился с Николаем Бестужевым, который сидел подле меня, и мы дошли до такого совершенства, что могли говорить через стену знаками так скоро, что для наших бесед не нужно было лучшего языка. Ах, когда я буду в возможности показать Вам миллион наших хитростей». С одной из таких хитростей Пущин и познакомил своих родных, предлагая писать их между строк лимонным соком!. О пребывании декабристов в других крепостях сколько-нибудь подробных сведений нет, но известно, что везде в них было крайне сыро - и угар доводил заключенных до обморока 87. Кюхельбекер в своих воспоминаниях добавляет к этому еще и жалобы на крайне плохое питание. На его долю выпала тяжелая участь быть подневольным странником по целому ряду царских крепостей. Арестованный 25 января 1826 г. в Варшаве при попытке бежать за границу, он был доставлен оттуда в Петропавловскую крепость, из нее переведен в Шлиссельбургскую, оттуда переведен в Динабургскую, из которой через четыре года переведен в Ревельскую цитадель (1831 г.), а из этой крепости — в Свеаборгскую, откуда, наконец, в 1835 году вывезен на поселение в Баргузин, в Восточную Сибирь.

ДЕКАБРИСТЫ В ТЮРЬМАХ СИБИРИ

Наиболее подробные сведения имеются о пребывании декабристов на каторге и на поселении.

Прибытие их в Сибирь было для местного населения событием большой важности. Население старалось выразить свое сочувствие всякими способами: предоставлением денежной и иной помощи, посещением их на остановках, встречей их. Первые каторжане прибыли в Иркутск в конце августа 1826 года. Исполнявший временно обязанности губернатора Горлов расковал их и распределил по заводам. Один из заводов был солеваренный, в Усолье, куда были направлены Оболенский и Якубович. Другие заводы были Николаевский и Александров —винокуренные;; на них были посланы А. Муравьев, Давыдов, Трубецкой, Волконский и братья Борисовы. На всех этих заводах работали уголовные каторжане. Положение этих каторжан на заводах, по словам самой высшей местной администрации (генерал-губернатора Броневского), было «крайне печально: они (каторжане) находились денно и нощно у огня и лохмотья свои обжигали, босы, полунаги. Отбыв свою смену, они заливали горе водкой и, утомленные, тут же бросались у огня, предаваясь сну. Закоптелые остатки образа человеческого, прикрытые кое-где рубищем, всклокоченные волосы и ужасающие глаза испитого дикообразного преступника взывают к состраданию».

Но декабристам, препровожденным сюда, не пришлось нести бремя такого тяжелого труда. Принятые местной администрацией приветливо, они назначались на заводские работы только для виду. Препровожденные в Усолье сняли себе квартиру у местной жительницы. Поселенные в разных местах декабристы посещали друг друга. Однако такая жизнь продолжалась всего месяц. Конец такому пребыванию на заводах положило получение инструкции тайного комитета, который требовал назначения декабристов-каторжая в Нерчинские рудники. Вот эта инструкция:

«Коменданту при Нерчинских рудниках (На подлинной рукой начальника главного штаба е. и. в. написано «высочайше утверждено»).

При вновь открытых в Иркутской губернии рудниках близ сереброплавительных заводов назначается, по высочайшей воле, комендант собственно для присмотра и содержания сосланных туда в каторжную работу государственных преступников, верховным уголовным судом осужденных. Вследствие чего власть и обязанности сего коменданта постановляются в нижеследующих статьях:

1) Осужденные верховным уголовным судом и сосланные в каторжную работу государственные преступники, в прилагаемом при сем списке поименованные, состоят в полном ведении коменданта.

2) Они содержатся всегда в оковах.

3) Разделение их в жилищах и по скольку человек поместить в каждой палате предоставляется на собственное усмотрение коменданта.

4) На ночь держать их запертых замками в палатах, согласно общему положению для важных преступников.

5) Сии преступники назначаются на работы по распоряжению горного начальства, а высылаются к оным с ведома коменданта, при нужном числе конвоя.

6) Когда они поступают в ведение горного правления на работы во внутрь земли, то каждый раз в сдаче оных брать расписки. Если бы комендант заметил притом недостаточный за ними надзор со стороны горного начальства, то может требовать от оного о принятии надлежащих на сей счет мер.

7) Так как сии преступники должно будут работать в рудниках вместе с прочими каторжными, то горное начальство обязано выбрать таковых каторжных обще с комендантом из таких людей, кои признаны будут самыми благонадежнейшими в отношении их нрава и кротости поведения.