Теперь документально доказано, что Сперанский, постоянно сносясь с государем, подготовил многочисленные материалы по организации рассмотрения дела в верховном суде, разработал формы и содержание различных судебных бумаг, обосновал юридическую сторону процесса, подсказал разделение обвиняемых на разряды по тяжести вины и наказания. Из-под его пера вышли не только приговор суда, но и манифесты, и указы царя, связанные с процессом, и даже некоторые письма, подписанные не им, но сочиненные лично им самим.

Уже известный нам манифест от 1 июня о предании декабристов верховному уголовному суду с пышными фразами о беспристрастии и справедливости был составлен Сперанским. Он же разработал «дополнительные статьи обряда в заседаниях верховного уголовного суда». Николай их утвердил.

Эти статьи указали, что день и час открытия заседаний верховного суда определяются «высочайшим разрешением». Члены суда собираются в помещении Сената. Присутствие открывается чтением манифеста об учреждении суда. Министр юстиции представляет суду акты следственной комиссии для их прочтения. Далее статья указывает, что по прежним примерам не весь суд в полном составе, а избранная им комиссия производила проверку следственных актов - Теперь из найденных в архиве записок и черновиков Сперанского видно, что, указывая на прошлые примеры, он имел в виду политические процессы екатерининских времен, а именно: процесс Мировича, пытавшегося освободить из Шлиссельбургской крепости императора Иоанна Антоновича, также процесс о московском бунте 1771 года и дело Пугачева, который также допрашивался не всем судом, а избранной из его состава ревизионной комиссией. Самый состав суда по процессу декабристов был подсказан Сперанскому названными тремя политическими процессами при Екатерине.

Все вопросы в суде разрешаются большинством голосов. Протоколы ведутся обер-прокурором с двумя его помощниками. В протоколах записываются мнения членов, не согласных с большинством. Не допускается подача мнений в письменном виде.

После проверки следствия ревизионной комиссией и выслушивания ее мнения суд приступает к рассмотрению обвинения. В этих целях прочитываются из актов записки о каждом подсудимом.

После прочтения записок о каждом подсудимом на разрешение суда ставятся три следующих вопроса: 1) в чем состоит общая вина подсудимых, 2) какое наказание положено за эту вину по законам, 3) , имеются ли обстоятельства, увеличивающие или уменьшающие вину подсудимых.

Сперанский предусмотрел своими «правилами» выбор из состава суда особой комиссии для разбивки подсудимых на разряды по степени их виновности. Одновременно выясняется и следуемое каждому наказание. Приговор суда под названием «доклада» представляется царю на его «усмотрение».

Таково в основных чертах содержание «дополнительных статей». Название их «дополнительными» не вполне отвечает положению дела, так как в сущности эти «статьи» определяли ход процесса не «дополнительно», а целиком. Процесс проходил безгласно. Подсудимые перед судом не присутствовали, и суд в полном составе впервые увидел их уже после утверждения приговора судом — при его объявлении. До этого момента подсудимые вызывались лишь в ревизионные комиссии. Именно так решил сам царь, рассмотрев записку Сперанского на этот предмет. Царь же решил, по проекту Сперанского, что заседание суда должно ограничиться предложением каждому обвиняемому всего лишь трех вопросов: 1) его ли рукой подписаны показания, 2) добровольно ли они подписаны и 3) были ли ему даны очные ставки.

Таким образом, то, что мы называем «судебным заседанием», было упрощено до крайней степени. При условии, что вся проверка предварительного следствия сводилась лишь к тому, что три члена ревизионной комиссии вызывают в помещение Петропавловской крепости поодиночке подсудимых и ограничиваются удостоверением в подлинности их подписей, — при таких условиях проверка носила чисто формальный характер. Добавим к этому, что обвиняемым не было объявлено о предании их суду. Ревизионных комиссий было избрано три, по три члена в каждой. В каждую комиссию избиралось по одному члену от Государственного совета, Сената и от особо назначенных членов. Так как членов Синода было всего трое, то представителей от них в комиссии не избиралось. Еще в стадии образования верховного суда возникал вопрос об увеличении числа членов от Синода, но от этого отказались по любопытным соображениям: представителям церкви считалось неудобным подписывать смертные приговоры и потому увеличение их числа приводило бы к уменьшению голосов за смертную казнь.

Одна из ревизионных комиссий занялась удостоверением подлинности подписей членов Северного общества, другая — Южного и третья — Общества соединенных славян. Вся эта процедура закончилась очень быстро—в один день. Все 121 человек обвиняемых ответили утвердительно на поставленные им указанные выше три вопроса, и только пятеро подали еще добавочные письменные объяснения.

По вопросу о смертной казни члены Синода приложили особую записку. Содержание этой записки производит самое отвратительное впечатление своею двойственностью, гнусным лицемерием. В ней мы читаем: «1826 г. июля 5 дня нижеподписавшиеся святейшего Синода члены, слушая в верховном уголовном суде следствие о государственных преступниках Пестеле, Рылееве и других их сообщниках, умышлявших на цареубийство и введение в России республиканского правления, и видя собственное их во всем признание и совершенное обличение, согласуемся, что сии государственные преступники достойны жесточайшей казни, а, следовательно, какая будет сентенция, от оной не отрицаемся, но поелику мы духовного звания, то к подписанию сентенции приступить не можем». Таким образом, эти два митрополита и один архиерей показали себя вполне достойными преемниками Понтия Пилата.

Но найденные Голициным в архиве материалы не оставляют никакого сомнения, что представители святейшего Синода сделали свое «христианское» заявление не по собственному почину, а под диктовку Сперанского. В его выписках из дела казненного Мировича имеется такое замечание: «На подлинном приговоре духовные особы означили, что они согласуются и признают виновных достойными жесточайшей казни, следственно, какая по тому будет заключена сентенция, от оной не отрицаются; но по духовному сану к подписанию на смерть сентенции приступить не могут». Сперанский явился здесь ревнителем исторической преемственности исполнения высшими чинами духовенства их постыдной двоедушной роли.

При голосовании в верховном суде наказаний отдельным подсудимым решено было считать решением всего суда то мнение, которое соберет относительное большинство, хотя бы за него голосовало и менее половины всего числа членов суда. Бывали случаи, что решением суда считалось принятое всего 16 голосами.

Против такого способа исчисления большинства подал протест адмирал Шишков. Сам он по болезни при голосовании не присутствовал и в нем не участвовал. Председатель суда счел мнение Шишкова запоздалым. Тогда Шишков написал самому государю, но тот оставил его письмо без ответа.

Одиночная камера в одной из куртин Петропавловской крепости. Зарисована Зубковым, заключенным по процессу декабристов в январе 1826 года.

Сношения Сперанского с царем происходили и в ответственный момент установления репрессии по разрядам. Из-за поездки в Царское село, Сперанскому пришлось пропустить одно заседание. Об этом посещении царь в своей записке к Дибичу писал, что имел со Сперанским длинную беседу. «Она прошла спокойно и дружественно, и он принес повинную». Неизвестно, в чем пришлось виниться Сперанскому перед царем. Поскольку он был связан с ним лишь рассмотрением дела в верховном суде, можно предполагать, что царь остался недоволен каким-либо из моментов суда.

Для составления приговора была избрана комиссия, но проект его весь написан Сперанским. Этот проект был принят верховным судом 8 июля. По своему содержанию он не похож на обычные приговоры суда. Официальное наименование этого документа — «Всеподданнейший доклад верховного уголовного суда». Он состоит из двух частей. В первой части верховный суд описывает порядок производства данного дела, чтобы подчеркнуть исполнение им воли царя —искать «единого», «справедливости, справедливости нелицеприятной». Впрочем, суд не смог удержаться, чтобы и здесь не сказать, как с «новой силой» возбуждались в нем «все прежние чувства ужаса и омерзения». В противоположность донесению следственной комиссии в докладе суда нет ни упоминания о возникновении тайных обществ, ни описания фактической стороны заговора. Как и в донесении, самое восстание 14 декабря обходится молчанием. Но хотя и в этом акте нет ни одной ссылки на статьи законов, тем не менее имеется налицо юридическая часть. Она заключается в подведении действий подсудимых под «три рода преступлений: 1) цареубийство, 2) бунт и 3) воинский мятеж», предусмотренные так называемыми «первыми двумя пунктами».

Из Воинского устава приведен текст 19 артикула, на который сослался в своем баллотировочном листе Сперанский: «Если кто подданный войско вооружит или оружие предпримет против его величества, или умышлять будет помянутое величество полонить или убить, или учинить ему какое насильство, тогда имеют тот и все оные, которые в том вспомогали или советы свои подали, як о оскорбители величества четвертованы быть и их пожитки забраны. Толкование: Такожде равное наказание чинится над тем, которого преступление, хотя к действу и не произведено, но токмо его воля и хотение к тому было, и над оным, который о том сведом был и не известил». Артикул 20 грозит отсечением головы тому, кто «...против его величества особы хулительными словами погрешит» и пр. Артикул 127 приравнивает умысел на измену к совершению измены; артикулы 135—137 говорят о бунте, и в силу артикула 137 «...всякий бунт, возмущение и упрямство без всякой милости имеет быть виселицей наказан».

Приведенные в выписке тексты 1-го и 2-го пунктов из книги 1 главы Морского устава 1720 года повторяют в основном содержание приведенных статей артикулов Воинского устава 1716 года, и первый из названных пунктов устанавливает смертную казнь через четвертование.

Кроме уже приведенных узаконений о составе преступлений «против первых двух пунктов», цитируемая нами выписка из делопроизводства верховного уголовного суда приводит также тексты нескольких статей Полевого уголовного уложения для большой действующей армии 12 января 1813 г.: «За измену полагается смертная казнь».

Итак, в то время, как Уложение Алексея Михайловича, назначая за преступление против величества смертную казнь, не определяло ее вида, Воинский и Морской уставы определенно указывали четвертование.

Указ о предании декабристов верховному уголовному суду не требовал применения военных законов. Хотя Воинский устав имел силу и общего кодекса, но в отношении способа совершения смертной казни Воинский устав вступал в коллизию с основным законодательным сборником — с Уложением Алексея Михайловича, которое в данном случае не определяло, как мы только что сказали, способа совершения смертной казни. На практике смертная казнь четвертованием нигде в России в XIX в. ни разу не совершалась. Но Сперанский, а за ним и верховный уголовный суд высказались для пятерых осужденных именно за четвертование. Сперанский мог обосновать это с юридической стороны практикой суда времен Екатерины, когда приговоры по делу Пугачева и по процессу Мировича определяли четвертование осужденных. Приговор пяти декабристов к четвертованию выделял этих осужденных из общего числа приговоренных к смерти и давал возможность царю проявить его «милосердие» заменою четвертования повешением.

«. Но мы знаем, что адмирал Мордвинов высказался против смертной казни. Он обосновывал свое мнение ссылкою на узаконения, текст которых был приведен Сперанским в его приложении к приговору верховного суда. Указ 29 апреля 1753 г., предписывая не исполнять смертных приговоров, не делал никаких исключений из этого по политическим преступлениям. Именно на такой точке зрения стоял и указ Павла 20 апреля 1799 г. Этот указ исходил из утверждения, что «запрещение смертной казни по силе общих государственных узаконений» существует в «нашей империи». На стороне Мордвинова были, впрочем, лишь одни «слова» этих двух указов, а против него — вся российская практика самодержавия с замаскированной смертной казнью под кнутом, плетьми, палками, шпицрутенами Елизаветы, Екатерины, Павла и других.

Выписки из других узаконений имеют второстепенное отношение к процессу декабристов. Таковы предписания Духовного регламента, требующие от священников доносить власти о государственных преступлениях и об умысле на них, если об этом стало известно на исповеди. Таковы же выписки из указа об уничтожении тайной канцелярии розыскных дел (манифест 21 февраля 1762 г.). Этот манифест не помешал Николаю I учредить «тайный комитет» для расследования дела о тайных обществах и восстании 14 декабря 1825 г. Указ 11 ноября 1767 г. об отмене пыток не остановил членов следственной комиссии от использования таких приемов, о которых мы знаем из нашего предшествующего изложения. Выдержки из «Наказа» Екатерины и «Жалованной дворянству грамоты» с запретом телесных наказаний для дворян не остановили самого Николая от заковывания декабристов в ручные и ножные кандалы.

Обилие выписок из законов при полном отсутствии ссылок на них в приговоре верховного суда вызывает вопрос: для чего же было все это проделано. Казалось бы, что в приговоре должно было найти свое отражение это обилие, разнообразие и противоречие законов. Этого не произошло ни в какой мере. Объяснение этому надо искать в том, что юридическая сторона в процессе была совершенно заслонена политической. Но вместе с тем приведение такого обилия выписок из законов, хотя бы и в приложении к приговору, а не в нем самом, без всяких пояснений, почему 19 артикул предпочтен Уложению 1649 года и Полевому уложению, придавало приговору внешний вид законности и обоснованности.

10 июля последовал указ верховному уголовному суду о конфирмации приговора. Этим указом в отношении пяти человек, приговоренных к четвертованию, было повелено верховному суду самому определить их участь. Наказания же прочих осужденных были смягчены в различной степени, а именно: 31 человек, приговоренные к смертной казни через отсечение головы, подлежали: 25 человек ссылке в каторжные работы пожизненно, а остальные шесть — на 20 лет каждый. Вместо присуждения к положению головы на плаху и вечной каторге последовало осуждение в каторгу на 20 лет; вместо каторги на 15 лет была назначена каторга на 12 лет, вместо 12 — на 10, вместо 8 — на 6 и т. д.

Это спокойствие приговоренных к смерти не покинуло их, как мы увидим ниже, и в мучительные часы казни 78.

Что касается приговоров над матросами и солдатами, участниками восстания, то сведения об этом появились в более полном виде совсем недавно, в 1929 году, в томе VI «Восстание декабристов» издания Центроархива. Но и опубликованные теперь сведения позволяют дать еще далеко не исчерпывающую статистику видов судебной репрессии, обрушившейся на солдат и матросов. Вот эти цифры:

Из солдат Черниговского полка приговорены:

К шпицрутенам через 1000 человек 12 раз и затем каторжные

Работы...................... 3

К шпицрутенам через 1000 человек от 1 до 6 раз и перевод на Кавказ................  103

К 200 ударам лозами и перевод на Кавказ......... 15

Перевод на Кавказ.................805

Ссылка на поселение и лишение дворянства........ 1

Из солдат 8-й пехотной дивизии и 8-й артиллерийской бригады: к шпицрутенам через 1000 человек 12 раз и перевод на Кавказ.  3

К шпицрутенам через 1000 человек от 1 до 6 раз и перевод на Кавказ...................  73

К 300 ударам лозами и перевод на Кавказ  ....... 7

Перевод на Кавказ................. 71

Из гвардейских полков лейб-гвардии Московского полка, лейб-гренадерского полка, гвардейского экипажа:

На каторгу..................... 8

К шпицрутенам через 100 человек от 6 до 8 раз......  9

Перевод в полки Кавказского округа..........698

Командировано в составе сводно-гвардейского полка на Кавказ. .  1036

Всего на Кавказ было переведено 2740 человек, шпицрутенами было наказано 188 человек.

Дело о восстании Черниговского полка разбиралось в особой Белоцерковской судебной комиссии, и приговоры ее были более суровы.

Когда должна была совершиться церемония наказания нижних чинов, соседние помещики съехались смотреть на это зрелище с женами и детьми, как на ярмарку, а богатая помещица Бронницкая прислала двести пудов железа для кандалов 1. Дело о гвардейцах солдатах и о матросах рассматривалось следственными комиссиями при полках 79.

О казни пятерых осужденных до нас дошло несколько описаний, в том числе короткое официальное донесение. Эти описания сделаны, с одной стороны, осужденным на 20 лет каторги бароном В. И. Штейнгелем со слов очевидца, а с другой — руководителем исполнения казни, начальником кронверка Петропавловской крепости В. И. Беркопфом и очевидцем казни — квартальным надзирателем. Описания дополняют одно другое 80.

* Казнь совершилась на плацу кронверка Петропавловской крепости. До этой казни и после нее вплоть до 1881 года казни совершались всенародно и днем. На этот раз по воле царя казнь должна была состояться на рассвете, в три часа ночи. Надо предполагать, что царь не был уверен в совершении казни без всякой помехи, и именно поэтому для исполнения казни было выбрано необычные место и время. Громоздкая виселица, изготовлявшаяся вне Петропавловской крепости, была доставлена на плац с опозданием, вследствие какого-то происшествия с одной из подвод в пути. Виселица устраивалась у крепостного вала близ церкви Троицы на берегу Невы. Под столбом с пятью веревками была вырыта довольно глубокая яма, прикрытая досками. Предполагалось ставить осужденных на этот іпомост под перекладиной виселицы и после укрепления петель на шеях осужденных вынуть доски из-под их ног над вырытой ямой.

Последнюю ночь осужденные на казнь провели в отдельных казематах Кронверкской куртины. Они были совершенно спокойны. Во всей куртине господствовала мертвая тишина. Солдаты ходили на цыпочках. После объявления приговора осужденные были закованы в самые тяжкие кандалы. Перед казнью их отвели в крепостную церковь. Автор воспоминаний говорит, что осужденным пришлось заживо выслушать свое погребальное отпевание. Вероятно, это была отходная. После этого они были выведены к месту казни. Сюда же привели и прочих осужденных, которых разместили двумя каре: в одно каре ставили принадлежавших к гвардейским полкам, а в другое — прочих. Утро было мрачное. Народу было мало. Около каре горели костры. Кругом были расставлены полки войск. С осужденных офицеров срывали эполеты, снимали мундиры и бросали их в костры. Пятерых приговоренных к смертной казни с надписями іна груди: «Злодей цареубийца», провели по фронту войск. Приговоренные к другим видам наказания, после того, как сорвали с них погоны, мундиры и переломили шпаги над их головами, были уведены в крепость.