ЭЛЕГИЯ

"Склонился на руку тяжелой головою
В темнице сумрачной задумчивый Поэт...
Что так очей его погас могущий свет?
Что стало пред его померкшею душою?
О чем мечтает? Или дух его
Лишился мужества всего
И пал пред неприязненной судьбою?" -
Не нужно состраданья твоего:
К чему твои вопросы, хладный зритель
Тоски, которой не понять тебе?
Твоих ли утешений, утешитель,
Он требует? оставь их при себе!
Нет, не ему тужить о суетной утрате
Того, что счастием зовете вы:
Равно доволен он и во дворце и в хате;
Не поседели бы власы его главы.
Хотя бы сам в поту лица руками
Приобретал свой хлеб за тяжкою сохой;
Он был бы тверд под бурей и грозами
И равнодушно снес бы мраз и зной.
Он не терзается и по златой свободе:
Пока огонь небес в Поэте не потух,
Поэта и в цепях еще свободен дух.
Когда ж и с грустью мыслит о природе,
О божьих чудесах на небе, иа земле:
О долах, о горах, о необъятном своде,
О рощах, тонущих в вечерней, белой мгле,
О солнечном, блистательном восходе,
О дивном сонме звезд златых,
Бесчисленных лампад всемирного чертога,
Несметных исповедников немых
Премудрости, величья, славы бога, -
Не без отрады всё же он:
В его груди вселенная иная;
В ней тот же благости таинственный закон,
В ней та же заповедь святая,
По коей выше тьмы и зол и облаков
Без устали течет великий полк миров.
Но ведать хочешь ты, что сумрак знаменует,
Которым, будто тучей, облегло
Певца унылое чело?
Увы! он о судьбе тоскует,
Какой ни Меонид, ни Камоенс, ни Тасс,
И в песнях и в бедах его предтечи.
Не испытали; пламень в нем погас,
Тот, с коим не были ему ужасны встречи
Ни с скорбным недугом, ни с хладной нищетой.
Ни с ветреной изменой
Любви, давно забытой и презренной,
Ни даже с душною тюрьмой.

1832

К ПУШКИНУ И ДЕЛЬВИГУ
  Из Царского Села

Нагнулись надо мной родимых вязов своды,
Прохлада тихая развесистых берез!
Здесь нам знакомый луг; вот роща, вот утес,
На верх которого, сыны младой свободы,
Питомцы, баловни и Феба и Природы,

Бывало мы рвались сквозь пустоту древес,
И слабым ровный путь с   презреньем оставляли!
О время сладкое, где я не знал печали!
Ужель навеки мир души моей исчез

И бросили меня воздушные мечтанья?
Я радость нахожу в одном воспоминанье,
Глаза полны невольных слез! -
Увы, они прошли, мои весенни годы!

Но - не хочу тужить: я снова, снова здесь!
Стою над озером, и зеркальные воды
Мне кажут холм, лесок, и мост, и берег весь,
И чистую лазурь безоблачных небес!

Здесь часто я сидел в полуночном мерцаньи,
И надо мной луна катилася в молчаньи,
Здесь мирные места, где возвышенных Муз,
Небесный пламень их и радости святые,

Порыв к великому, любовь к добру - впервые
Узнали мы, и где наш тройственный союз,
Союз младых певцов и чистый и священный,
Волшебным навыком, судьбою заключенный,

Был дружбой утвержден!
И будет он для нас до гроба незабвен!
Ни радость, ни страданье,
Ни нега, ни корысть, ни почестей исканье -

Ничто души моей от вас не удалит!
И в песнях сладостных и в славе состязанье
Друзей-соперников тесней соединит!
Зачем же нет вас здесь, избранники Харит? -

Тебя, о Дельвиг мой, Поэт, мудрец ленивый,
Беспечный и в своей беспечности счастливый?
Тебя, мой огненный, чувствительный певец
Любви и доброго Руслана,

Тебя, на чьем челе предвижу я венец
Арьоста и Парни, Петрарки и Баяна?
О други! почему не с вами я брошу?
Зачем не говорю, не спорю здесь я с вами,

Не с вами с башни сей на пышный сад гляжу? -
Или, сплетясь руками,
Зачем не вместе мы внимаем шуму вод,
Биющих искрами и пеною о камень?

Не вместе смотрим здесь на солнечный восход,
На потухающий на крае неба пламень?
Мне здесь и с вами все явилось бы мечтой,
Несвязным, смутным сновиденьем,

Все, все, что встретил я, простясь с уединеньем,
Все, что мне ясность и покой
И тишину души младенческой отъяло
И сердце мне так больно растерзало!

При вас, товарищи, моя утихнет кровь,
И я в родной стране забуду на мгновенье
Заботы и тоску, и скуку, и волненье,
Забуду, может быть, и самую любовь!

1818

ГРЕЧЕСКАЯ ПЕСНЬ

Века шагают к славной цели -
Я вижу их,- они идут! -
Уставы власти устарели:
Проснулись, смотрят и встают

Доселе спавшие народы.
О радость! грянул час, веселый час свободы!
Друзья! нас ждут сыны Эллады!
Кто даст нам крылья? полетим!

Сокройтесь горы, реки, грады,-
Они нас ждут - скорее к ним!
Услышь, судьба, мои молитвы! -
Пошли и мне, пошли минуту первой битвы!

И пусть я, первою стрелою
Сражен, всю кровь свою пролью,-
Счастлив, кто с жизнью молодою
Простился в пламенном бою,

Кто убежал от уз и скуки
И славу мог купить за миг короткой муки.
Ничто, ничто не утопает
В реке катящихся веков,-

Душа героев вылетает
Из позабытых их гробов
И наполняет бардов струны
И на тиранов шлет народные перуны.

1821

* * *

Предел безмолвный, темный уголок!
Немая пристань, где наставник рок,
Спасительный, но в строгость облеченный,
Назначил мне приют уединенный,-
Сегодня будь святыней для меня!
Я ныне полон чистого огня! "..."
Пусть упиваются любимцы счастья

Отравою земного сладострастья,
Пусть одеваются в ничтожный блеск,
Пусть слышат купленный за брашно плеск -
Они умрут, и сгложет червь их кости,

Имен их не помянут даже гости,
Участники распутных их пиров,-
Я узник, но мой жребий не таков!
Меня взлелеял ангел песнопенья,

И светлые, чудесные виденья
За роем рой слетают в мой приют.
Я вижу их - уста мои поют,
И райским исполняюсь наслажденьем.

И да вещаю ныне с дерзновеньем:
Я верую, я знаю: не умрут
Крылатые души моей сознанья -
Так! чувствую: на мне печать избранъя.

Пусть свеется с лица земли мой прах -
Но я - счастливец - буду жить в веках.
Не весь истлею я: с очей потомства
Спадет покров мгновенной слепоты -

И стихнет гул вражды и вероломства,-
Умолкнет злоба черной клеветы -
Забудут заблужденья человека;
Но воспомянут чистый глас певца,

И отзовутся на него сердца
И дев и юношей иного века,
Приидет оный вожделенный день,
И радостью встрепещет от приветов

Святых, судьбой испытанных поэтов
В раю моя утешенная тень.
Тогда я робко именем клевретов,
Великие, назвать посмею вас,-

Тебя, о Дант, божественный изгнанник,
О узник, труженик бессмертный Тасс,
Тебя - и с ним тебя, бездомный странник,
Страдалец, Лузитании Гомер!

Вы образцы мои, вы мне пример.
Мне бед путем ко славе предлетели,
Я бед путем стремлюся к той же цели,
Не плача же достоин жребий мой.

Я на земле, в тюрьме я только телом,
Но дух в полете радостном и смелом
Горе несется, за предел земной
И в ваш собор вступает светозарный.

Нет, мне не страшен черни смех коварный.
Я в скорби, в заточеньи, в нищете;
Но лучший ли удел вкушали те,
Которых имена вовеки громки,

Те, что стоят времен на высоте,
Поэты, к коим поздние потомки
Подъемлют блеском ослепленный взор,-
Светил вселенной вдохновенный хор?

1832