Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Декабристы » ЛИТЕРАТУРНОЕ, ЕСТЕСТВЕННО-НАУЧНОЕ НАСЛЕДИЕ » В.К. Кюхельбекер. Избранная лирика.


В.К. Кюхельбекер. Избранная лирика.

Сообщений 91 страница 100 из 143

91

К МОЕМУ ГЕНИЮ

                      Приди, мой добрый, милый Гений,
                      Приди беседовать со мной!
                      Мой верный друг в пути мучений,
                      Единственный хранитель мой!

                      С тобой уйду от всех волнений,
                      От света убегу с тобой,
                      От шуму, скуки, принуждений!
                      О, возврати мне мой покой!

                      Главу с тяжелыми мечтами
                      Хочу на грудь твою склонить
                      И на груди твоей Слезами
                      Больную душу облегчить!

                      Не ты, не ты моим страданьем
                      Меня захочешь упрекать,
                      Шутить над теплым упованьем
                      И сердце разумом терзать!

                      Но было время - разделенья
                      От братии ждал я, от друзей, -
                      Зачем тоски и наслажденья
                      Я не берег от их очей!

                      Безмолвный страж моей святыни -
                      Я стану жить в одном себе:
                      О ней я говорю отныне,
                      Хранитель, одному тебе!

                      О ней! ее я обожаю,
                      Ей жизнь хотел бы я отдать!
                      Чего же я, чего желаю?
                      Чего желать? - любить, страдать!

                      Приди, о ты, мой добрый Гений,
                      Приди беседовать со мной,
                      Мой верный друг в пути мучений,
                      Единственный сопутник мой!

92

       ТОСКА ПО РОДИНЕ

                         На булат опершись бранный,
                         Рыцарь в горести стоял,
                         И, смотря на путь пространный,
                         Со слезами он сказал:

                         "В цвете юности прелестной
                         Отчий кров оставил я,
                         И мечом в стране безвестной
                         Я прославить мнил себя.

                         Был за дальними горами,
                         Видел чуждые моря;
                         Век сражался я с врагами
                         За отчизну и царя.

                         Но душа моя страдала -
                         В лаврах счастья не найти!
                         Всюду горесть рассыпала
                         Терны на моем пути!

                         Без отчизны, одинокий,
                         Без любезной и друзей
                         Я грущу в стране далекой
                         Среди вражеских полей!

                         Ворон сизый, быстрокрылый,
                         Полети в родимый край;
                         Жив ли мой отец унылый -
                         Весть душе моей подай.

                         Старец, может быть, тоскою
                         В хладну землю положен;
                         Может быть, ничьей слезою
                         Гроб его не орошен!

                         Сядь, мой ворон, над могилой,
                         Вздох мой праху передай;
                         А потом к подруге милой
                         В древний терем ты слетай!

                         Бели ж грозный рок, жестокой,
                         Мне сулил ее не зреть,
                         Ворон! из страны далекой
                         Для чего назад лететь?.."

                         Долго рыцарь ждал напрасно:
                         Ворон все не прилетал;
                         И в отчаяньи несчастный
                         На равнине битвы пал!

                         Над высокою могилой,
                         Где страдальца прах сокрыт,
                         Дремлет кипарис унылый
                         И зеленый лавр шумит!

93

К МУЗЕ

                   Что нужды на себя приманивать вниманье
                   Завистливой толпы и гордых знатоков?
                   О Муза, при труде, при сладостном мечтанье
                   Ты много на мой путь рассыпала цветов!
                   Вливая в душу мне и жар и упованье,
                   Мой Гений от зари младенческих годов,
                   Поешь - и не другой, я сам тебе внимаю,
                   И грусть, и суету, и славу забываю!

94

      РУЧЕЙ

                           Мальчик у ручья сидел,
                           Мальчик на ручей глядел;
                              Свежий, краснощекий,
                           Он тоскующей душой
                           За бегущею волной
                              Несся в край далекий.

                           "Как здесь стало тесно мне!
                           Здесь в унылой тишине
                              Чуть влачатся годы.
                           Ах, умчусь ли я когда
                           В даль волшебную, куда
                              Льются эти воды?"

                           Льются, льются токи вод,
                           Миновал за годом год.
                              Он узнал чужбину;
                           Полетел, исполнен сил,
                           Жадно наслажденье пил,
                              Жадно пил кручину.

                           Быстрым пламенем любовь
                           В нем зажгла и гонит кровь.
                              Сердце в нем вспылало:
                           Как горит он все обнять,
                           Все к груди, к душе прижать.
                              Все для сердца мало.

                           Он за славой полетел,
                           Полетел навстречу стрел,
                              В шум и ужас боя;
                           Разгромил врагов герой, -
                           Но насытился войной:
                              Мрачен лик героя.

                           Льются, льются токи вод,
                           Миновал за годом год;
                              Бросил он чужбину
                           И, согбенный над клюкой,
                           Вот понес в свой край родной
                              Дряхлость и кручину.

                           Над ручьем старик сидел,
                           На ручей старик глядел:
                              Дряхлый, одинокий.
                           Он растерзанной душой
                           За бегущею волной
                              Несся в край далекий!

95

             АМУР ЖИВОПИСЕЦ
                             (Подражание Гете)

                     До зари сидел я на утесе,
                     На туман глядел я, недвижимый;
                     Простирался, будто холст бесцветный,
                     Покрывал седой туман окрестность.
                     Вдруг подходит незнакомый мальчик.
                     "Что сидишь ты, - говорит мне, - праздный?
                     Что глядишь на этот холст бесцветный,
                     Или ты навек утратил жажду
                     Бодрой кистью вызывать картины?"
                     На него взглянул я и помыслил:
                     "Ныне уж учить и дети стали!"
                     "Брось тоску, - сказал он, - лень и скуку!
                     Или с ними в чем успеть мечтаешь? -
                     Посмотри, что здесь я нарисую;
                     Перейми, мой друг, мои картины!"
                     Тут он поднял пальчик, алый пальчик,
                     Схожий цветом с юной, свежей розой:
                     Им он водит по ковру тумана,
                     Им он пишет на холсте бесцветном.
                     Сверху пишет ясный образ солнца
                     И слепит мой взор его сияньем,
                     И лучи сквозь облака проводит,
                     И огнем края их обливает;
                     Он рисует зыбкие вершины
                     Леса, напоенного росою;
                     Протянув прелестный ряд пригорков,
                     Не забыл он и воды сребристой;
                     В даль он пролил светлый ручеечек,
                     И, казалось, в нем сверкали блески,
                     В нем струи кипели, будто жемчуг.
                     Вдруг цветочки всюду распустились:
                     Берег ими, дол, холмы пестреют,
                     В них багрец, лазурь и злато блещут;
                     Дерн под ними светит изумрудом,
                     Горы бледной сединой оделись,
                     Свод небес подъялся васильковый...
                     Весь дрожал я - и, восторга полный,
                     На творца смотрел и на картину.
                     "Не совсем дурной я живописец, -
                     Молвил он, - признайся же, приятель!
                     Подожди: конец венчает дело".
                        Вот он снова нежною ручонкой
                        Возле леса рисовать принялся:
                        Губки закусил, трудился долго,
                        Улыбался, и чертил, и думал.
                        Я взглянул, - и что же вдруг увидел?
                        Возле рощи милая пастушка:
                        Лик прелестный, грудь под снежной дымкой;
                        Стройный стан, живые щечки с ямкой;
                        Щечки те под прядью темных кудрей
                        Отражали сладостный румянец,
                        Отражали пальчик живописца.
                        "Мальчик! мальчик! - я тогда воскликнул, -
                        Так писать, скажи, где научился?" -
                        Восклицанья продолжать хотел я;
                        Но зефир повеял вдруг и, тронув
                        Рощу и подернув рябью воду,
                        Быстрый, заклубил покров пастушки, -
                        И тогда (о, как я изумился!)
                        Вдруг пастушка поднимает ножку,
                        Вдруг пошла и близится к утесу,
                        Где сидел я и со мной проказник!
                        Что же тут, когда все всколебалось -
                        Роща и ручей, цветы и ножка,
                        Дымка, кудри, покрывало милой?
                        Друга, верьте, что и я не пробыл
                        На скале один скалой недвижной!

96

   ПРОБУЖДЕНИЕ

                          Благодатное забвенье
                          Отлетело с томных вежд;
                          И в груди моей мученье
                          Всех разрушенных надежд.

                          Что несешь мне, день грядущий?
                          Отцвели мои цветы;
                          Слышу голос, вас зовущий,
                          Вас, души моей мечты!

                          И взвились они толпою
                          И уносят за собой
                          Юных дней моих с весною
                          Жизнь и радость и покой.

                          Но не ты ль, Любовь святая,
                          Мне хранителем дана!
                          Так лети ж, мечта златая,
                          Увядай, моя весна!

97

ЭЛЕГИЯ

               Ясные грезы от вас, о бессмертные жители неба!
               Не отнимайте - молю! - райской мечты у меня:
               Нет оскорбления вам, когда безнадежный страдалец,
               Чарами ночи пленен, счастлив обманчивым сном.
               Сладостный голос ее, небесные, светлые очи,
               Прелесть - улыбка и взор, прелесть - волшебная грудь -
               Так! я видел Элизу! В прекрасном виденьи Элиза
               Руку сжимала мою; боги! скажу ль? на меня
               Нежно взглянув: "Я чистою дружбой утрату любови,
               Бедный! тебе заменю!" - мае говорила она.

98

    ВОЗРАСТ СЧАСТИЯ

             Краток, но мирен и тих младенческий, сладостный возраст!
             Но - ах, не знает цены дням безмятежным дитя.
             Юноша в буре страстей, а муж, сражаяся с буйством,
             По невозвратном грустят в тяжкой и тщетной тоске.
             Так из объятий друзей вырывается странник; но вскоре
             Вздрогнет, настижен грозой, взглянет в унылую даль:
             Ищет - бедный! - любви, напрасно хижины ищет;
             Он одинок - и дождь хлещет навстречу ему,
             Ветер свистит, гремят и рокочут сердитые громы,
             И, осветя темноту, молния тучи сечет!

99

ОССИАН

                                   Пастух

                        Сын отдаленной чужбины,
                        Муж иноземный, - куда?
                        В бездне лазурной пучины
                        Теплится искра-звезда;
                        Там же в парах белоснежных
                        Спит золотая луна;
                        Нет еще вихрей мятежных,
                        Всюду еще тишина.
                        Но уже пали на очи
                        Брови седой полуночи;
                        Бурь просыпается дух.
                       
                                  Странник
                       
                        Жаждут и сердце и слух
                        Песней Улина и Гала:
                        Дом благодатный Фингала
                        Близко ли, древний пастух?
                       
                                   Пастух
                       
                        Хладный, немой, обгорелый,
                        В сизой трепещущей мгле,
                        Остовом дом опустелый
                        Черный стоит на скале;
                        Смотрит на синие волны:
                        Из дружелюбной страны
                        Уж не приносятся челны
                        Шумно к подножью стены;
                        Уж за трапезой Фингала
                        Арфа давно замолчала:
                        Рино и Гал и Улин,
                        Да и мужей властелин,
                        Сам он, отец Оссиана,
                        Все они в царстве тумана;
                        Сын только бродит один.
                       
                        Скорбью ведом и мечтами,
                        Бродит унылый певец
                        Между родными гробами,
                        Сирый и дряхлый слепец.
                        Строгой судьбой пораженный,
                        Он полонен темнотой;
                        Но его дух дерзновенный
                        Мир созидает иной,
                        Мир сладкозвучья и стона:
                        Там еще дышит Минона,
                        Юноша Рино не пал,
                        Жив и Оскар и Фингал;
                        Кровные барда обстали,
                        Слушают песни печали
                        Призраки с облак и скал.
                       
                        Пастырь умолкнул, и взоры
                        Муж иноземный подъял
                        С дола на мрачные горы:
                        Камни мостов и забрал,
                        Своды упавшей бойницы,
                        Сельму и поле могил
                        Змий быстротечной зарницы
                        Белым огнем серебрил;
                        Грома огромные струны
                        Задребезжали; перуны
                        Весь очертили обзор;
                        Вздрогнул от ужаса бор,
                        Скалы трепещут от гула...
                        Чу! чья-то арфа дерзнула
                        С арфой небесною в спор!
                       
                        Смелы и резки удары,
                        Тверд повелительный глас,
                        Грозны священные чары:
                        С дивных и пламень угас
                        И улеглися стихии;
                        В лоно безмолвья и сна
                        Пали воздушные змии,
                        Снова на небе луна;
                        Старца луна осветила:
                        Будто широкие крыла,
                        Вьется с рамен его плед;
                        Молча и прадед, и дед,
                        Сын, и отец, и клевреты,
                        В лунное злато одеты,
                        Слушают барда побед...
                       
                        Помню эфирное племя...
                        Некогда зрел их и я
                        В юное, мощное время
                        (Где оно? где вы, друзья?).
                        В райские годы, когда мы
                        Из упованья и снов
                        Строили пышные храмы
                        Для небывалых богов!
                        Часто я в светлые лета
                        Вдруг из святыни поэта
                        Гнедича, {1} сына Камен, {2}
                        Несся ко гробу племен;
                        Поли необъятного чувства,
                        В дивном созданьи искусства
                        Видел воскресший Морвен! -
                       
                        Ах! и мой Дельвиг, {3} Вильгельму
                        Он с вдохновенным челом
                        В Лору вождем был и Сельму,
                        В радостный, царственный дом.
                        Рек же владыка: "Чужбина
                        В Сельму послала певцов;
                        Чашу привета, Мальвина,
                        Дева, царица пиров!"
                        Гнедич и Дельвиг! и оба
                        В дверь безответного гроба,
                        Оба и вдруг вы ушли! -
                        В глубь беспредельной дали
                        Ухо вперяю напрасно;
                        Все и темно и безгласно:
                        Там они, высше земли!
                       
                        Тихо; по звездному своду
                        Ходит немая луна;
                        Ночь обаяла природу
                        Маками мертвого сна;
                        Дремлют и стоны и бури.
                        Вдруг... по дрожащим лучам
                        Что-то скользнуло с лазури,
                        Зримое вещим очам...
                        Холодно! млею; мой волос
                        Весь поднялся, как живой;
                        Всею моею душой
                        Делятся радость и трепет;
                        Песнью становится лепет...
                        Братья! не вы ли со мной?
                       
                        1835

ПРИМЕЧАНИЯ 

Оссиан. - Рус. старина, 1884, т. XLI, ? 2.  с.  348-351  (в  публикации дневника Кюхельбекера под датой 6 января 1835 г.). Печ. по автографу  (Инст. рус. лит. (Пушкинский Дом) ЛИ СССР).

В поэтическом творчестве декабриста Вильгельма  Карловича  Кюхельбекера (1797-1840) образ Оссиана связывался с  раздумьями  о  судьбе  и  назначении поэта. В стихотворении "Поэты" шотландский бард выступает  в  одном  ряду  с Анакреоном,  Гомером,  Эсхилом,  Ювеналом,  германскими  бардами,  Шиллером, Ломоносовым и Державиным, которые представлены как вдохновители и наставники человечества.  Упоминая  в  подзаголовке  стихотворения  "Оссиан"   "картину Жироде",  Кюхельбекер,  видимо,  допустил   ошибку.   Судя   по   содержанию
стихотворения"  он  имел  в  виду  картину  не   Анн   Луи   Жироде-Триозона (1767-1824),  который  изобразил  Оссиана,  встречающего  в  загробном  мире павших   наполеоновских   генералов,   но   Франсуа   Жерара    (1770-1837), представившего Оссиана с арфой в окружении теней его героев  (см.  выше,  с. 273). Обе картины были написаны по заказу Наполеона, и  Кюхельбекер  мог  их видеть во время пребывания в Париже в 1821 г.

1 Гнедич Н. И. - см. выше, с. 561.
2 Камены (римск. миф.) - музы.
3 Дельвиг Антон Антонович  (1798-1831)  -  поэт  и  журналист,  друг  и соученик Кюхельбекера и Пушкина по Царскосельскому лицею;  к  Дельвигу  было обращено стихотворение "Поэты".
4 До смерти мне грозила смерти тьма... - В 1845 г. Кюхельбекер ослеп.
5...рано улетевшие друзья...  -  умершие-друзья  поэта,  к  которым  он обращается дальше: А. С. Грибоедов, А. С. Пушкин, А. А.  Дельвиг  и  Е. А. Баратынский.

100

Лицейские стихотворения

Год: 1817

Осень
Дифирамб
Вино
К радости
Дифирамб (Из Шиллера)
Мертвый - Живому
Песнь Лапландца
Зима
Утро 26-го Сентября
Die Verwandten und das Liebchen
Der Kosak und das Mädchen
Гроза
     
       
К. Я. Грот. Пушкинский Лицей (1811--1817). Бумаги I курса, собранные академиком Я. К. Гротом. СПб., "Академический проект", 1998


Вы здесь » Декабристы » ЛИТЕРАТУРНОЕ, ЕСТЕСТВЕННО-НАУЧНОЕ НАСЛЕДИЕ » В.К. Кюхельбекер. Избранная лирика.