ПОЭТЫ

     И им не разорвать венца,
     Который взяло дарованье!
     Жуковский
     О Дельвиг, Дельвиг! что награда
     И дел высоких, и стихов?
     Таланту что и где отрада
     Среди злодеев и глупцов?
     Стадами смертных зависть правит;
     Посредственность при ней стоит
     И тяжкою пятою давит
     Младых избранников харнт.
     Зачем читал я их скрижали?
     Я отдыха своей печали
     Нигде, нигде не находил!
     Сычи орлов повсюду гнали;
     Любимцев таинственных сил
     Безумные всегда искали
     Лишить парения и крил.
     Вы, жертвы их остервененья,
     Сыны огня и вдохновенья,
     Мильтон, я Озеров, и Тасс!
     Земная жизнь была для вас
     Полна и скорбей, и отравы;
     Вы в дальний храм безвестной славы
     Тернистою дорогой шли;
     Вы с жадностию в гроб легли.
     Но ныне смолкло вероломство:
     Пред вами падает во прах
     Благоговейное потомство;
     В священных, огненных стихах
     Народы слышат прорицанья
     Сокрытых для толпы судеб.
     Открытых взору дарованья!
     Что пользы? - Свой насущный хлеб
     Слезами грусти вы кропили;
     Вы мучилась, пока не жили.
     На небесах и для небес,
     До бытия миров и века,
     Всемощный, чистый бог Зевес
     Создал счастливца человека.
     Он землю сотворил потом
     В странах, куда низринул гром
     Свирепых, буйных великанов.
     Детей Хаоса, злых Титанов.
     Он бросил горы им на грудь,
     Да не возмогут вновь тряхнуть
     Олимпа твердыми столпами,
     И их алмазными цепями
     К ядру земному приковал, -
     Но, благостный, он им послал
     В замену счастья, в утешенье
     Мгновенный призрак, наслажденье, -
     И человек его узрел,
     И в призрак суетный влюбился;
     Бессмертный вдруг отяжелел.
     Забыл свой сладостный удел
     И смертным на землю спустился:
     И ныне рвется он, бежит,
     И наслажденья вечно жаждет,
     И в наслажденьи вечно страждет,
     И в пресыщении грустит!
     Но скорбию его смягченный,
     Сам Кронион, отец вселенны,
     Низводит на него свой взор,
     Зовет духов - высокий хор,
     Зовет сынов своих небесных,
     Поющих звук нектарных чаш
     В пеанах мощных и прелестных.
     Поющих мир и жребий наш,
     И рок, и гнев эринний строгий,
     И вечный ваш покой - о боги!
     Все обступают светлый трон
     Веселой, пламенной толпою, -
     И небо полно тишиною,
     И им вещает Кронион:
     "Да внемлет в страхе всё творенье:
     Реку - судеб определенье,
     Непремеияемый закон!
     В страстях и радостях минутных
     Для неба умер человек,
     И будет дух его вовек
     Раб персти, раб желаний мутных,
     И только есть ему одно
     От жадной гибели спасенье,
     И вам во власть оно дано:
     Так захотело провиденье!
     Когда избранники из вас,
     С бессмертным счастьем разлучась,
     Оставят жребий свой высокий,
     Слетят на смертных шар далекий
     И, в тело смертных облачась,
     Напомнят братьям об отчизне,
     Им путь укажут к полной жизни:
     Тогда, с прекрасным примирен,
     Род смертных будет искуплен!"
     И всколебался сонм священный,
     И начали они слетать
     И об отчизне сокровенной
     Народам и векам вещать.
     Парят Поэты над землею,
     И сыплют на нее цветы,
     И водят граций за собою, -
     Кругом их носятся мечты
     Эфирной, легкою толпою.
     Они веселий не бегут;
     Но, верны чистым вдохновеньям.
     Ничтожным, быстрым наслажденьям
     Они возвышенность дают.
     Цари святого песнопенья!
     В объятьях даже заблужденья!
     Не забывали строгих дев:
     Они страшились отверженья;
     Им был ужасен граций гнев!
     Под сенью сладостной прохлады
     За чашей пел Анакреон;
     Он пел тебя, о Купидон,
     Твои победы я награды!
     И древним племенам Эллады -
     Без прелести, без красоты -
     Уже не смел явиться ты.
     Он пел вино - и что же? Греки
     Не могут уж, как скифы, пить;
     Не могут в бешенстве пролить
     Вина с реками крови реки!
     Да внемлют же Поэтам веки!
     Ты вечно будешь их учить -
     Творец грядущих дарований,
     Вселенная картин и знаний,
     Всевидец душ, пророк сердец -
     Гомер, - божественный певец!
     В не связанной ничем свободе
     Ты всемогущий чародей,
     Ты пишешь страсти и людей
     И возвращаешь нас Природе
     Из светских, тягостных цепей.
     Вас вижу, чада Мельпомены:
     Ты вождь их, сумрачный Эсхил,
     О жрец ужасных оных сил,
     Которые казнят измены.
     Карают гнусную любовь
     И мстят за пролитую кровь,
     В руке суровой Ювенала
     Злодеям грозный бич свистит
     И краску гонит с их ланит,
     И власть тиранов задрожала.
     Я слышу завыванье бурь:
     И се в одежде из тумана
     Несется призрак Оссиана! -
     Покрыта мрачная лазурь
     Над ним немыми облаками.
     Он страшен дикими мечтами;
     Он песней в душу льет печаль;
     Он душу погружает в даль
     Пространств унылых, замогильных!
     Но раздается резкий звук:
     Он славит копий бранный стук
     И шлет отраду в сердце сильных.
     Л вы - благословляю вас,
     Святые барды Туискона!
     И пусть без робкого закона
     По воле ваша песнь лилась:
     Вы говорили о высоком;
     Вы обнимали быстрым оком
     И жизнь земли и жизнь небес;
     Вы отирали токи слез
     С ланит гонимого пороком!
     Тебе, души моей Поэт,
     Тебе коленопреклонен ье,
     О Шиллер, скорбных утешенье,
     Во мне ненастья тихий свет!
     В своей обители небесной
     Услышь мой благодарный глас!
     Ты был мне всё, о бард чудесный,
     В мучительный, тяжелый час,
     Когда я говорил, унылый:
     "Летите, дни! вы мне немилы!"
     Их зрела и святая Русь -
     Певцов и смелых и священных,
     Пророков истин возвышенных!
     О край отчизны - я горжусь!
     Отец великих, Ломоносов,
     Огонь средь холода и льдин.
     Полночных стран роскошный сын!
     Но ты - единственный философ,
     Державин, дивный исполин, -
     Ты пройдешь мглу веков несметных,
     В народах будешь жить несчетных -
     И твой питомец. Славянин,
     Петром, Суворовым, тобою
     Великий в храме бытия,
     С своей бессмертною судьбою,
     С делами громкими ея -
     Тебя похитит у забвенья!
     О Дельвиг! Дельвиг! что гоненья?
     Бессмертие равно удел
     И смелых, вдохновенных дел,
     И сладостного песнопенья!
     Так! не умрет и наш союз,
     Свободный, радостный и гордый,
     И в счастьи и в несчастьи твердый,
     Союз любимцев вечных муз!
     О вы, мой Дельвиг, мой Евгений!
     С рассвета ваших тихих дней
     Вас полюбил небесный Гений!
     И ты - наш юный Корифей -
     Певец любви, певец Руслана!
     Что для тебя шипенье змей.
     Что крик и Филина и Врана? -
     Лети и вырвись из тумана,
     Из тьмы завистливых времен.
     О други! песнь простого чувства
     Дойдет до будущих племен -
     Весь век наш будет посвящен
     Труду и радостям искусства;
     И что ж? пусть презрит нас толпа:
     Она безумна и слепа!

     1820

   К РУМЬЮ!

     Века шагают к славной цели;
     Я вижу их: они идут!
     Уставы власти устарели;
     Проснулись, смотрят и встают
     Доселе спавшие народы.
     О радость! грянул час, веселый час Свободы!
     Друзья! нас ждут сыны Эллады:
     Кто даст нам крылья? полетим!
     Сокройтесь горы, реки, грады!
     Они нас ждут: скорее к ним!
     Судьба, услышь мои молитвы.
     Пошли, пошли и мне минуту первой битвы!
     И пусть я, первою стрелою
     Сражен, всю кровь свою пролью:
     Счастлив, кто с жизнью молодою
     Простился в пламенном бою,
     Кто убежал от уз и скуки
     И славу мог купить за миг короткой -муки!
     Ничто, ничто не утопает
     В реке катящихся веков:
     Душа героев вылетает
     Из позабытых их гробов
     И наполняет бардов струны
     И на тиранов шлет народные перувы!

     1821

     К ПУШКИНУ

     Мой образ, друг минувших лет,
     Да оживет перед тобою!
     Тебя приветствую, Поэт!
     Одной постигнуты судьбою,
     Мы оба бросили тот свет,
     Где мы равно терзались оба,
     Где клевета, любовь и злоба
     Размучили обоих нас!
     И не далек, быть может, час,
     Когда при черном входе гроба
     Иссякнет нашей жизни ключ;
     Когда погаснет свет денницы,
     Крылатый, бледный блеск зарницы,
     В осеннем небе хладный луч!
     Но се - в душе моей унылой
     Твой чудный Пленник повторил
     Всю жизнь мою волшебной силой
     И скорбь немую пробудил!
     Увы! как он, я был изгнанник.
     Изринут из страны родной
     И рано, безотрадный странник,
     Вкушать был должен хлеб чужой!
     Куда, преследован врагами,
     Куда, обманут от друзей,
     Я не носил главы своей,
     И где веселыми очами
     Я зрел светило ясных дней?
     Вотще в пучинах тихоструйных
     Я в ночь, безмолвен и уныл,
     С убийцей-гондольером плыл 1),
     Вотще на поединках бурных
     Я вызывал слепой свинец:
     Он мимо горестных сердец
     Разит сердца одних счастливых!
     Кавказский конь топтал меня,
     И жив в скалах тех молчаливых
     Я встал из-под копыт коня!
     Воскрес на новые страданья,
     Стал снова верить в упованье,
     И снова дикая любовь
     Огнем свирепым сладострастья
     Зажгла в увядших жилах кровь
     И чашу мне дала несчастья!
     На рейнских пышных берегах,
     В Лютеции, в столице мира,
     В Гесперских радостных садах,
     На смежных небесам горах,
     О коих сладостная лира
     Поет в златых твоих стихах.
     Близ древних рубежей Персиды,
     Средь томных северных степей -
     Я был добычей Немезиды,
     Я был игралищем страстей!
     Но не ропщу на провиденье:
     Пусть кроюсь ранней сединой,
     Я молод пламенной душой;
     Во мне не гаснет вдохновенье,
     И по нему, товарищ мой,
     Когда, средь бурь мятежной жизни,
     В святой мы встретимся отчизне,
     Пусть буду узнан я тобой.

     1)  Отправляясь  из  Виллафранки  в  Ниццу  морем,  в  глухую  ночь,  я
подвергся было опасности быть брошенным в воды.

     1822

ПРОКЛЯТИЕ

     Проклят, кто оскорбит поэта
     Богам любезную главу;
     На грозный суд его зову:
     Он будет посмеяньем света!
     На крыльях гневного стиха
     Помчится стыд его в потомство:
     Там казнь за грех и вероломство,
     Там не искупит он греха.
     Напрасно в муках покаянья
     Он с воплем упадет во прах;
     Пусть призовет и скорбь и страх,
     Пусть на певца пошлет страданья;
     Равно бесстрашен и жесток,
     Свой слух затворит заклинанью,
     Предаст злодея поруганью
     Святый, неистовый пророк.
     Пройдет близ сумрачного гроба
     Пришелец и махнет рукой,
     И молвит, покивав главой:
     "Здесь смрадно истлевает злоба!"
     А в жизни - раб или тиран.
     Поэта гнусный оскорбитель, -
     Нет, изверг, - не тебе был дан
     Восторг, бессмертья похититель!
     Все дни твои тяжелый сон,
     Ты глух, и муз ты ненавидишь.
     Ты знаешь роковой закон.
     Ты свой грядущий срам предвидишь.
     Но бодро радостный певец
     Чело священное подъемлет,
     Берет страдальческий венец
     И место меж богов приемлет!

     1822