Емельянов Борис Владимирович - доктор философских наук, профессор УрГУ,
заслуженный деятель науки РФ   

Диссидентская идентичность. Опыт Петра Чаадаева

Нам незачем бежать за другими;
нам следует откровенно оценить себя,
понять, что мы такое…
П.Я. Чаадаев

История диссидентства в России еще не написана, но главные его действующие лица от князя Андрея Курбского до академика Андрея Сахарова хорошо известны. В их ряду Петр Яковлевич Чаадаев занимает особое место. Волею судьбы, собственного таланта и жизненных обстоятельств он превратился в знаковую фигуру русской мысли. Его уникальность очевидна, хотя споры об оценке его теоретических идей не прекращаются до сих пор. Все его знают и… не знают. Может быть потому, что у каждого Чаадаев свой. Почти не вызывает кривотолков лишь одна фактография его трагической судьбы.

Родился П.Я. Чаадаев 7 июня 1794 г. Происходил он из древнего аристократического рода. Его дедом был знаменитый оппозиционер Екатерины II князь М.М. Щербатов. Чаадаев рано приобщился к философии, может быть потому, что его домашним учителем был профессор философии Московского университета Иоганн Теофил Буле. Увлечение философией Чаадаев закрепил в Московском университете, куда поступил четырнадцати лет. В университете его друзьями становятся А. Грибоедов, будущие декабристы: И. Якушкин, братья Муравьевы, Н. Тургенев.

Из университета восемнадцатилетний Чаадаев ушел воевать с Наполеоном. В рядах гвардейского Семеновского полка он участвовал во всех крупных сражениях, в том числе под Бородином, награжден орденом Анны IV степени и Железным крестом.

Вернувшись в Москву, Чаадаев быстро продвигался по службе и в 1817 г. стал адъютантом командира гвардейского корпуса генерала И.В. Васильчикова. Одно время был масоном, где достиг высшей – восьмой степени посвящения, однако вскоре «пресек всякие сношения с масонством по собственному уверению в ничтожестве и безрассудстве оного» (Чаадаев П.Я. Полн. собр. соч. и избр. письма. Т.1. М., 1991. С.579).

Его будущие резкие высказывания о рабстве и плачевном состоянии России родились в кругу декабристов «Союза Благоденствия», а затем Северного общества, членом которых Чаадаев был. Первое время декабристы возлагали свои надежды на Александра I, надеясь убедить его осуществить демократические преобразования в стране. Случай представился в 1820 г., когда с известием о возмущении солдат Семеновского полка Васильчиков послал Чаадаева в Троппау, где царь в то время находился. Его беседа с царем продолжалась более часа и… не принесла успеха. Чаадаев ушел в отставку и 1823 г. уехал в Англию; до Кронштадта его провожали декабристы М.М. Муравьев-Апостол и Н.Н. Раевский.

В Европе (Англия, Франция, Швейцария, Италия, Германия) Чаадаев ведет активную жизнь, знакомится с братьями Гумбольдтами, Кювье, Ламенне, Шатобрианом, Кюстиным, Шеллингом. Тяжелым известием для него стало сообщение о трагическом поражении декабристов. В 1826 г. он возвращается на Родину, на границе в Брест-Литовске Чаадаева задержали и взяли подписку о непринадлежности к антиправительственным организациям. Поселившись в захолустном Подмосковье, он приступил к обдумыванию своих «Философических писем». Вернувшись в начале 30-х годов из добровольного заточения, Чаадаев приступил к их распространению в списках. А в 1836 г. в «Телескопе» ему удалось первое из «Философических писем» опубликовать. Письмо это «потрясло всю мыслящую Россию» (Герцен). К его автору царь применил первый опыт «карательной медицины». Резолюция царя: «Прочитав статью, нахожу, что содержание оной – смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного: это мы узнаем непременно…» – инспирировала медицинское освидетельствование, после чего Николай на донесении Особой комиссии начертал: «Чаадаева продолжать считать умалишенным и как за таковым иметь медико-полицейский надзор». А еще ему было запрещено что-либо печатать. Чаадаев так и остался более чем на полстолетия знаменитым автором единственной публикации.

Так закончились внешние обстоятельства его жизни, внутренняя работа мысли продолжалась. Еще им были написаны афоризмы, десятки писем, незаконченная «Апология сумасшедшего». Умер Чаадаев 14 апреля 1856 г.

Петра Чаадаева понимали, поддерживали и ругали одновременно, даже друзья. Спорили о его правоте в оценках России, о его якобы поклонении католицизму, о его западнических пристрастиях. В настоящее время спорят об этапах его эволюции как мыслителя. Моя задача, уйдя от этих споров, показать и оценить (как я считаю, для своего времени диссидентские) поиски Чаадаевым русской идентичности.

Итог размышлений мыслителя, к которому он пришел в период написания «Философических писем», таков: Россия – страна отсталая, неразвитая. Первое «Философическое письмо» всецело посвящено обоснованию нелицеприятного для любого русского тезиса: «В крови у нас есть что-то такое, что отвергает всякий настоящий прогресс». Чтобы разобраться с причиной такого унизительного для большой страны состояния, Чаадаев обращается к истории России и обнаруживает, что она не имеет аналогов ни у западных, ни у восточных народов: «Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось. Дивная связь человеческих идей в преемстве поколений и истории человеческого духа, приведшие его во всем остальном мире к современному его состоянию, на нас не оказали никакого действия» (Чаадаев П.Я. Полн. собр. соч. Т.1. М., 1991. С.323). В результате такое прошлое влияет на наше настоящее: «Первые наши годы, протекшие в неподвижной дикости, не оставили никакого следа в нашем уме и нет в нас ничего лично нам присущего, на что могла бы опереться наша мысль; выделенные по странной воле судьбы из всеобщего движения человечества, не восприняли мы и традиционных идей человечества» (Там же. С.325).

Одна из причин такого состояния России, по мнению Чаадаева, состоит в том, что она как бы выпала из ареала единого христианского мира. И хотя Россия христианская страна, ее православие как бы неподлинное христианство. Это отпадение произошло еще в момент крещения Руси. Восприняв христианскую веру из Византии, «мы восприняли, следовательно, идею искаженною человеческой страстью» (Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М., 1989. С.48). Другими словами, в России, во-первых, нет традиций исторического развития и, во-вторых, ее вера искажена и недейственна. В результате мы оказались как бы на обочине истории. И если другие народы развиваются, «мы, напротив, не имеем ничего подобного. Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее иноземное владычество, жестокое и унизительное, дух которого национальная власть впоследствии унаследовала, - вот печальная история нашей юности. Поры бьющей через край деятельности, кипучей игры нравственных сил народа – ничего подобного у нас не было» (Чаадаев П.Я. Полн.собр.соч. Т.1. М.. 1991. С.324). Другими, словами историческое время для России как бы остановилось, мы выпали из него. «Поколения и века протекли без пользы для нас».

И это еще не все. Первым в истории русской мысли Чаадаев обратил внимание на влияние природы, географического фактора на жизнь народа. Россия занимает пятую часть территории земного шара от Берингова пролива до Одера и от 45 до 65 градуса северной широты. Но при этом ее климат настолько суров, что, говоря о нем, «можно не в шутку спросить себя, был ли он предназначен для жизни разумных существ» (Там же. С.340).Такие тяжелые климатические условия, естественно, оказывали негативное влияние на социальные отношения. Как пишет мыслитель, «в такой среде нет места для правильного повседневного общения умов; в этой полной обособленности отдельных сознаний нет места для их логического развития, для непосредственного порыва души к возможному улучшению, нет места для сочувствия людей друг к другу, связывающего их в тесно сплоченные союзы, пред которыми неизбежно должны склониться все материальные силы» (Там же. С.480). Тяжелые природные условия детерминируют тяжелые материальные условия жизни россиян, вызывают «слепую покорность силе вещей», не только природным, но и социальным силам, что привело к доминированию материального начала над духовным, умственным, нравственным. Конечный результат для России опять-таки печален: «Настолько велико в мире наше материальное значение, настолько ничтожно все наше значение силы нравственной. Мы важнейший фактор в политике и последний из факторов жизни духовной» (Там же). Говоря и сейчас о российской идентичности, мы не можем отрицать «факт географический» и не помнить слова русского мыслителя сказанные почти два столетия назад: «Есть один факт, который властно господствует над нашим многовековым историческим движением, который проходит через всю нашу историю; который содержит в себе, так сказать, всю ее философию, который проявляется во все эпохи нашей общественной жизни и определяет их характер, который является в одно и то же время и существенным элементом нашего политического величия и истинной причиной нашего умственного бессилия: это факт географический» (Там же. С. 538).

Обратил внимание Чаадаев и на внутреннее состояние русского общества, особенно на то, что в нем нет порядка, особенно на господство случайных поступков. В частности он пишет: «Ни у кого нет определенной сферы деятельности, нет хороших привычек, ни для чего нет правил, нет даже домашнего очага, ничего такого, что привязывает, что пробуждает наши симпатии, нашу любовь; ничего нет устойчивого, ничего постоянного; все течет, все исчезает, не оставляя следов ни во вне, ни в нас» (Там же. С.323-324).

Беспорядок и хаос царит и в духовной жизни русского общества, о чем Чаадаев пишет в своих «Философических письмах» неоднократно и много. Вот одно из таких его рассуждений: «В наших головах есть нечто еще более худшее, чем легковесность. Лучшие люди, лишенные связи и последовательности, как бесплодные заблуждения парализуются в нашем мозгу… Такие растерянные существа встречаются во всех странах: у нас это общее свойство» (Там же. С.328). Панорама духовной жизни русского общества вообще безрадостна: «… тут беспечность жизни без опыта и предвидения, не имеющая отношения ни к чему, кроме призрачного существования личности, оторванной от своей среды, не считающейся ни с честью, ни с успехами какой-либо совокупности идей и интересов, ни даже с родовым наследием данной семьи и всеми предписаниями и перспективами, которые определяют и общественную и частную жизнь в строе, основанном на прошлом и на тревоге за будущее» (Там же). Оценивая эти высказывания П. Чаадаева, современный исследователь пишет: «Возможно, впервые в российской печати в этих строках было высказано чувство одиночества, не как одиночки – изгоя вне его существующей общественной жизни, но как «общества одиночества», состоящего из существ, даже не личностей, в обществе без устойчивых связей, «без прошлого и будущего»» (Феоктистов Г.Г. П. Чаадаев: время и история // Русская философия: новые исследования и материалы. СПб., 2001. С.364).

Такое одинокое, униженное состояние русского человека – результат негативных сторон его быта. По мнению Чаадаева русский человек пассивен, безынициативен, в нем отсутствует «свободный почин». И понятно, почему – в русском отсутствует элементарная свобода. В России – все рабы и печать рабства лежит на всем: на человеческих отношениях, нравах, образовании. Между крепостным и свободным гражданином в русском обществе нет большой разницы. Чаадаев пишет: «Посмотрите на свободного человека в России! Между ним и крепостным нет никакой видимой разницы. Я даже нахожу, что в покорном виде последнего есть что-то более достойное, чем в озабоченном и смутном взгляде первого». И далее: «В России все носит печать рабства: нравы, стремления, просвещение, и даже вплоть до свободы, если последняя может существовать в этой среде» (Чаадаев П.Я. Полн.собр.соч. Т.1. С.492-493).

Высказав столь нелицеприятные суждения о России, философ-диссидент оказался перед лицом своих противников и даже друзей, не понявших его боли о России. Вначале он пытался объясниться в неоконченной «Апологии сумасшедшего», в которой, в частности, писал: «Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, со склоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если хорошо понимает ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине истиной» (Там же. С.533). А затем он стал размышлять не о прошлом, а о будущем России, строить планы ее возрождения. Тысячелетняя история огромного народа, - считал он, - не может быть историей одних ошибок. У него были свои взлеты национального патриотизма и учения.

Философ был уверен, что у России светлое будущее. Эта уверенность покоилась на убеждении, что, поскольку у России нет, как у западных народов, обременительного прошлого, она как молодая страна имеет свободу выбора и очень быстро пройдет путь культурного и социального развития. В письме к А.И. Тургеневу философ так и написал: «… мы пойдем вперед, и пойдем скорее других, потому что пришли позднее их, потому что мы имеем весь их опыт и весь труд веков, предшествовавших нам» (Там же. Т.2. С.98).

Будущее развитие России Чаадаев не связывает с социализмом. «Земной рай», который предлагает социализм, для России – христианской страны – вряд ли возможен. По отношению к нему философ высказывает парадоксальное суждение: «Социализм победит не потому, что он прав, а потому, что не правы его противники» (Там же. Т.1. С.506).

Россия должна пойти своим, не европейским путем и стать в конечном итоге «страшным судом» европейской истории. «У меня есть глубокое убеждение, - писал Чаадаев, - что мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, которые занимают человечество… мы, так сказать, самой природой вещей предназначены быть настоящим совестным судом по многим тяжбам, которые ведутся перед великим трибуналом человеческого духа и человеческого общества» (Там же. С.534).

Как христианский философ Чаадаев призывает вместе с тем учесть опыт Европы, в которой «люди искали истину и попутно находили свободу и благоденствие». Истину же он видел в нравственном совершенствовании, к которому христианство и призывает. Завет Чаадаева в этом смысле простой: христианство надо понимать не как моральный кодекс, превращенный в религию, а как своего рода программу социального поведения, побеждающего в человеке животное начало, возвышая его духовно-нравственное начало.

В заключение вернемся в наше время. Еще недавно мы были в ситуации схожей с чаадаевской Россией. После крушения социалистического строя Россия оказалась перед выбором путей дальнейшего развития. В наличии был тупик: отставание от Запада, отсутствие устойчивости, призыв к покаянию, обвал самоуничтожения и все тот же двуглавый орел, смотрящий на Запад и на Восток. И в очередной раз Россия, как птица Феникс, возрождаясь из пепла, нашла свой путь восходящего развития. И сейчас, вспоминая Чаадаева, мы должны сказать, что у России были, есть и будут такие диссиденты, философы-провидцы, которые могут сказать, как он: «Я предпочитаю бичевать свою родину, предпочитаю унижать ее – только не обманывать» (Там же. С.469).

"Сумасшествие" Петра Чаадаева или публикация 1-го "Философического письма"

В начале XXI века мы всё более убеждаемся в том, что необходимой предпосылкой при поиске путей развития России является учёт национального характера, национальной специфики, национального менталитета, в конце концов. Естественно, что в этом нам может помочь наше историческое наследие, ведь вопросы о месте России и её предназначении в мире возникали ещё в начале XIX века. Одним из первых, кто пытался ответить на этот вопрос, был Пётр Чаадаев.

На основе анализа произведений Петра Чаадаева мы попытаемся показать, откуда возник "феномен Чаадаева", какова была реакция общества на публикацию 1-го "Философического письма" и что дало Чаадаеву официальное объявление его сумасшедшим.

27 мая 1794 года в Москве, в семье отставного подполковника Якова Петровича Чаадаева и Натальи Михайловны Щербатовой, дочери известного русского историка Михаила Михайловича Щербатова, родился человек, призванный "потрясти всю мыслящую Россию". Это был Петр Яковлевич Чаадаев.

Дворянство конца XVIII - 1-ой половины XIX веков было следствием реформ Петра Великого. Именно петровской эпохе мы обязаны тем, что женщины (я имею в виду собирательный образ женщины - матери) оказались вовлечены в мир словесности. С конца XVIII века появляется новое понятие - женская библиотека. Книга начинает играть важную роль в жизни женщины. И становится естественным то, что в домашний быт вносится уважение к ребенку, отношения гуманности.

Литература была разнообразна. Это и "Дон - Кихот", "Робинзон Крузо", и даже Плутарх. Книга начинает играть большую роль и в жизни детей, которые подпадают под влияние лучших из них. У будущих декабристов было особое детство - детство, которое создает людей для совершения героических поступков. Для них худшее - потерять честь, а совершить недостойный поступок - хуже смерти. И, конечно, увлечение античностью и античными героями. Античные герои совершали настоящие подвиги, и стремление будущих декабристов быть на них похожими не кажется мне чем-то удивительным. Поэтому все поколение декабристов либо участвовало в Отечественной войне 1812 г., либо стремилось в ней участвовать.

Декабристы оказали огромное влияние на целое поколение русских людей. И именно они определяли стереотипы поведения человека в обществе. Декабристы стремились прямо высказывать свое мнение, не признавая правил светского этикета. Для них серьезность - норма поведения. Они воспринимали себя как исторических лиц, а свои поступки - как исторические.

Еще одна особенность дворянских революционеров - это их многочисленные бытовые, семейные, человеческие связи. Они были не просто людьми, объединенными во имя высокой цели. Они были родственниками, однополчанами, просто светскими знакомыми. Поэтому их идеи быстро распространились в обществе и стали определяющими. Суть бытового поведения декабристов в перемещении свободы из области идей и теорий - в жизнь.

Именно в это время формировалась личность Чаадаева. Естественно, что он много воспринял от декабристов. Многие из них были его друзьями. В 1819 году он был принят в "Союз благоденствия", а в 1821 г. - в "Северное общество" декабристов, хотя деятельного участия в делах общества не принимал и относился к ним сдержанно.

С 1808 по 1810 год он учился на словесном факультете Московского университета, а 12 мая 1812 года он был зачислен подпрапорщиком в лейб-гвардии Семеновский полк. В 1812 - 1814 гг. в составе Семеновского, а затем Ахтырского гусарского полка участвует в Отечественной войне и заграничных походах русской армии. Карьера его складывалась блестяще. 10 сентября 1812 года он был произведен в прапорщики, летом 1816 г. - в поручики, в декабре 1817 г. назначен адъютантом И. В. Васильчикова, командира гусарского корпуса. В 1819 г. произведён в ротмистры. В октябре 1820 г. он был отправлен с докладом о восстании Семеновского полка к императору Александру I, находящемуся на конгрессе в Троппау. Перед ним открывается блестящая перспектива - адъютантство у самого императора. Но Чаадаев внезапно в конце декабря 1820г. подает прошение об отставке и увольняется со службы в армии.

Мотивы этого поступка вызывали самые различные домыслы. В письме к тетушке, княжне А. М. Щербатовой, от 2 января 1821 года он писал: "Дело в том, что я действительно должен был получить флигель-адъютанта по возвращении Императора: Я нашел более забавным презреть эту милость, чем получить ее. Меня забавляло высказывать мое презрение людям, которые всех презирают" . Ошибкой было бы принимать на веру эти строки. Но мы вернёмся к ним чуть позже.

Сейчас же вновь обратимся к воспитанию юного Чаадаева. Несмотря на все влияние декабристов, Чаадаева, конечно, нельзя назвать декабристом по духу. Да, декабристское влияние было, но оно было не единственным. Мемуарист М. И. Жихарев отмечал: "У Чаадаева был какой-то вроде дядьки англичанин, про которого мне ничего не известно, исключая того, что по этому случаю оба брата хорошо знали по-английски, что между русскими нечасто бывает. Сверх того Петра Чаадаева (как не раз мне это пересказано было) дядька-англичанин научил пить грог". И далее: "Естественные и точные науки составили предмет его очень раннего знакомства и юношеского любопытства - печать и признак значительной доли английского влияния и английского воспитания в его первоначальном воспитании"2.

Английское воспитание в России выливалось в дендизм - особый тип поведения человека в обществе. В первую очередь это была внешность (фрак, очки), но, без сомнения, самой главный и неотъемлемый признак дендизма - это поза разочарования и пресыщения. У Чаадаева возникает ощущение бесполезности жизни, так как русская действительность воспринимается им как ситуация полной невозможности действия. Так объясняется внезапный уход в отставку Чаадаева. В нем идет напряженная внутренняя борьба между двумя началами: идеями декабристов и английским воспитанием. С полной уверенностью можно сделать вывод о том, что английское воспитание в Чаадаеве стало преобладающим. Именно английским воспитанием в Чаадаеве было заложено сдержанное отношение к античности, переросшее впоследствии в полное ее неприятие.

В 1823 году Чаадаев уезжает в путешествие за границу. Вернулся он уже другим человеком: Во Флоренции, в январе 1825 года Чаадаев знакомится с английским методистом Чарльзом Куком. Он проводит с ним всего несколько часов, но его фанатичная религиозность, равнодушие к прекрасным образцам античности в Италии поражает Чаадаева.

В июле-августе 1826 года после возвращения из-за границы Чаадаев был арестован. С него были взяты показания, но дело решили закрыть.

Именно в эту поездку за границу у него окрепли симпатии к католицизму. Когда эти симпатии у него возникли, сказать трудно, но вероятнее всего в пору его деятельного участия в масонских организациях. В 1810 году он вступил в ложу "Соединенных друзей", был членом ложи "Друзей Севера", а 1826 году носил знак 8 степени "Тайных белых братьев ложи Иоанна". Увлечение Западом началось в России давно. Но с католичеством связывалась вражда к православному миру, а значит и к России. Первым перешедшим в католичество был князь И. А. Хворостинин - современник Лжедмитрия. Никаких реформ он в России не хотел, а просто смеялся над обрядами и обычаями нашей страны. Известный мыслитель и историк, представитель "новых" эмигрантов, которые покинули Россию после Великой Отечественной войны 1941-45 гг., Н. И. Ульянов называл Чаадаева духовным потомком Хворостинина.

Впрочем, увлечение католичеством в России во времена Чаадаева не единичное явление. В Россию начали проникать тенденции видения в католической церкви крепости западной культуры.

После возвращения из-за границы Чаадаев ведет почти отшельнический образ жизни, избегая светских знакомых. Немалое психологическое воздействие на него оказало и то, что многие его друзья - декабристы оказались сосланы в различные уголки России. Именно тогда, в период московского затворничества (1828- 1831) и были созданы "Философические письма". "Письма" адресованы Екатерине Дмитриевне Пановой, урожденной Улыбышевой, сестре музыковеда, члена общества "Зеленая лампа" А. Д. Улыбышева. Очевидно, что адресат этот вполне условный. Е. Д. Панова узнала о существовании "Писем" лишь в 1835 году. В 1831 г. Чаадаев появляется в Английском клубе. С тех пор он становится его завсегдатаем.

Зачем же он вообще писал эти "Письма"? И если уж написал, то почему он хотел непременно их опубликовать? Ответ на эти вопросы очень прост. Да, конечно, мы признали тот факт, что английское воспитание в Чаадаеве стало преобладающим, но нельзя недооценивать и влияние декабризма. Декабристы, как я уже говорил, воспринимали себя как исторических лиц, а свои поступки как исторические. Очевидно, что Чаадаев тоже видел себя историческим лицом. Можно сказать, что даже в большей степени, чем другие. И по мере того, как он задумывался о судьбе России, о религии, он просто не мог не изложить свои мысли на бумаге. А так как он считал свои поступки историческими, становится понятным, почему он стремился опубликовать "Письма" именно в России. В письме к П. А. Вяземскому, от 9 марта 1835 года он пишет: "Я достаточно легко опубликовал бы это сочинение за границей, но думаю, что для достижения необходимого результата определенные идеи должны исходить из нашей страны. <...> Не имея ни какой связи с происходящим в Европе, мы, следовательно, более бескорыстны, более сдержаны, более безличны, более беспристрастны по всем предметам спора, нежели европейские люди. Мы являемся в некотором роде законными судьями по всем высшим мировым вопросам. Я убежден, что нам предназначено разрешить самые великие проблемы мысли и общества... "

В 1836 году, в журнале "Телескоп" появляется перевод 1-го "Философического письма". Реакция общества не замедлила дать знать о себе. Статья Чаадаева "потрясла всю мыслящую Россию". Патриотически настроенная часть общества (именно в этой части общества зарождалось славянофильство) немедленно объявила статью антинациональной, невежественной и вздорной. В Английском клубе началось, по выражению Н. И. Ульянова, "языческое ему поклонение". Император Николай I, прочитав 1-е "Письмо", наложил следующую резолюцию: "Прочитав статью, нахожу, что содержание оной - смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного". Журнал "Телескоп" был запрещен. Издатель Н. И. Надеждин подвергся высылке, цензор А. В. Болдырев, ректор Московского университета, был отстранен от должности. П. Чаадаев был объявлен "сумасшедшим".

Что же "потрясло всю мыслящую Россию"? Тема 1-го "Письма" - тема России, ее судьбы, ее места в мире. "Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. <...> Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее - иноземное владычество, жестокое, унизительное:, - вот печальная история нашей юности. <...> Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем, без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя". Культура наша - "всецело заимствованная и подражательная". "Внутреннего развития, естественного прогресса у нас нет". Мы существуем только для того, чтобы "преподать великий урок миру". В нашем обществе отсутствуют идеи долга, справедливости, порядка. "В крови у нас есть что-то такое, что отвергает всякий настоящий прогресс". Между тем именно Европе свойственен прогресс. Почему? Все дело во влиянии христианства, а именно католицизма. Католицизм явился основополагающим фактором в развитии Европы. Почему же у нас нет прогресса, ведь мы тоже христиане? Потому что мы приняли христианство (православие) от "растленной Византии". Средние века - время господства инквизиции - Чаадаев называет "чудесным порывом человеческой природы к возможному совершенству"

Как же относится к своему "сумасшествию" Чаадаев? Н. И. Ульянов в статье "Басманный философ" пишет: "За свое "сумасшествие" Чаадаев был, надо думать, по гроб благодарен Бенкендорфу и, может быть, ставил за него свечки у Николы на Арбате. Всей славой у современников и у потомков обязан он этому году попечения властей. "

А В. Сапов в статье "Царь и философ" утверждает: ":Чаадаев, видимо не сразу понял, какую злую шутку сыграл с ним российский император. Лишь после официального объявления его сумасшедшим он понял: "земная твердость бытия моего поколеблена навеки", "ибо сказать человеку "ты с ума сошел" немудрено, но как сказать ему: "ты теперь в полном разуме?" (из письма к брату, февраль 1837)". Кто же прав? Вернемся к письму Чаадаева брату, на которое ссылается Сапов. И что же мы видим? "Письмо написано было не для публики, с которою я никогда не желал иметь дела: вышло оно в свет по странному случаю:". Как будто Чаадаев и не пытался всеми силами его опубликовать. Легко сделать вывод о том, что Чаадаев в письме своему брату заведомо писал неправду. Может быть, Чаадаев это делал потому, что предполагал перлюстрацию своих писем. Может быть, просто не хотел открывать своих взглядов брату. Однозначного ответа нет, да и не так важно. Поэтому объективней будет склониться к версии Н. И. Ульянова. Здесь можно даже предположить - а не желал ли Чаадаев своего "сумасшествия"? Ведь с позиций "сумасшедшего" легче говорить все, что угодно. "Нормальный" противник становится беззащитным, так как невозможно предсказать действия "сумасшедшего". Поэтому я выдвигаю версию, что Чаадаев, если не желал, то был, по крайней мере, относился спокойно к своему "сумасшествию", так как это давало ему возможность говорить все, что угодно. Объявив его сумасшедшим, власти сами дали ему трибуну для выступлений, ведь все мыслящие люди понимали, что Чаадаев от этого вдруг не поглупел.

Предвидел ли Чаадаев реакцию общества? Разумеется. Ведь это было не его поколение, не поколение декабристов. Тогда возникает законный вопрос - а поняли бы его декабристы? Отвечу строками из письма А. С. Пушкина Чаадаеву, от 19 октября 1836 г. : "Что касается мыслей, то вы знаете, что я далеко не во всем согласен с вами. :у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. <:> Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться. <:> :клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал. <:> Поспорив с вами, я должен сказать, что многое в вашем послании глубоко верно. Действительно, нужно сознаться, что наша общественная жизнь - грустная вещь. Что это отсутствие общественного мнения, что равнодушие ко всему, что является долгом, справедливостью и истиной, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству - поистине могут привести в отчаяние. Вы хорошо сделали, что сказали это громко". Этим все сказано. Да, декабристы со многим не согласились бы, многое отвергли бы, но они бы отнеслись к этому серьезно, со спокойствием, с чувством людей, уверенных, что иная точка зрения тоже может иметь право на существование.

Итак, рассмотрев влияние идей декабристов и влияние английского воспитания на Чаадаева, мы приходим к выводу, что последнее стало преобладающим. Реакция общества на статью Чаадаева была неоднозначна. Публикация, по сути, стала толчком к выделению западников и славянофилов как течений общественной мысли 1-й половины XIX века. А официальное объявление Чаадаева сумасшедшим позволило ему говорить всё, что угодно. Поэтому, на мой взгляд, Чаадаев, по крайней мере, спокойно относился к своему "сумасшествию". Вообще же многие мысли философа звучат актуально и сейчас, а потому необходимость изучения наследия Чаадаева вряд ли подлежит сомнению.

Роман Арефьев

Надгробный камень на могиле П. Я. Чаадаева в некрополе Донского монастыря в Москве