Могила Фёдора Петровича Толстого на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры в СПб.
ТОЛСТОЙ Фёдор Петрович.
Сообщений 11 страница 20 из 24
Поделиться1122-12-2014 00:25:26
Поделиться1222-12-2014 00:27:17
Марья Фёдоровна Каме́нская (3 [15] октября 1817, Санкт-Петербург — 22 июля [3 августа] 1898, там же) — русская писательница, дочь художника графа Фёдора Петровича Толстого от первого брака с Анной Фёдоровной Дудиной (1792—1835) .
Автор стихотворений, пьес, прозаических сочинений. Участвовала в детских и народных журналах («Лучи», «Народное чтение»), писала комедии («Волос долог; ум короток», «Старина»), драму, «Лиза Фомина», роман «Непетый» (1860), переделанный потом под заглавием: «Своя рубашка ближе к телу» («Живописное обозрение», 1880).
Наиболее любопытны воспоминания Каменской, касающиеся преимущественно литературных кружков начала XIX века; они написаны правдиво и талантливо. Сначала появились «50 лет назад» («Отечественные записки», 1860 и отд.) «Знакомые» («Время», 1861); «Воспоминания» Каменской позже (1894) печатались в «Историческом вестнике».
Похоронена с родными сёстрами на Смоленском православном кладбище.
Сестра - художница Екатерина Фёдоровна Юнге.
Жена писателя Павла Павловича Каменского. В браке родились:
Анна (1839—1893)— поэтесса, в первом браке Карлинская, во втором Барыкова; внучка М. Ф. Каменской по этой линии - Мария Сергеевна Глебова, жена Н. Н. Глебова, правнучка - художница Татьяна Глебова.
Федор (1841—1891);
Мария (1844—1886);
Екатерина (1850—после 1929) — в браке баронесса Штейнгель[1];
Гавриил (1853—1912), художник Императорского Мариинского театра;
Павел (1858—1922), художник Императорского Мариинского театра.
Примечания
1. Жена Леонгарла Васильевича Штейнегь, мемуаристка: «Воспоминания о деде моем Ф. П. Толстом и матери моей М. Ф. Каменской». См. М. Ф. Каменская. «Воспоминания». М. : Художественная литература, 1991.
Екатерина Фёдоровна Юнге (Толстая) (1843—1913) — русская художница-акварелистка, мастер пейзажа и портрета.
Также известна как писательница: «Детство и юность Ф. П. Толстого» («Русский художественный архив» за 1892 год), «Из моих воспоминаний» («Вестник Европы», 1905 год).
Екатерина Фёдоровна Юнге — рисунок М. Волошина
Родилась 24 ноября 1843 года в Санкт-Петербурге в семье живописца и скульптора, вице-президента Академии художеств графа Федора Петровича Толстого. Романист и публицист Алексей Константинович Толстой приходился Екатерине Федоровне двоюродным братом, а великий писатель Лев Николаевич — троюродным.
Виды виды и пейзажи Екатерины Юнге регулярно появлялись на выставках Общества русских акварелистов. В 1885 году за заслуги перед русским искусством Екатерине Федоровне Юнге было присвоено почетное звание вольного общника Академии художеств.
Е. Ф. Юнге была женой основателя курортного города Коктебель Эдуарда Андреевича Юнге. В художественной части фондовой коллекции Дома-музея Максимилиана Александровича Волошина в Коктебеле хранится несколько этюдов Екатерины Юнге.
Умерла 20 января 1913 года в Москве, похоронена на кладбище при Донском монастыре.
Екатерина и Эдуард Юнге воспитали четверых сыновей: Владимира, Федора, Александра и Сергея.
Труды
Работы художницы находятся в Государственной Третьяковской галерее, в Государственном Литературном музее в Москве, в других картинных галереях, а также во многих частных коллекциях.
Поделиться1322-12-2014 00:32:19
А́нна Па́вловна Барыкова (урождённая Каме́нская; в первом браке — Карлинская; 22 декабря 1839 (3 января 1840), Санкт-Петербург—31 мая (12 июня) 1893, Ростов-на-Дону) — русская поэтесса и переводчица.
Анна Павловна Каменская родилась в дворянской семье. Её отец — Павел Павлович Каменский — в свое время пользовался некоторой литературной известностью. Мать — Мария Фёдоровна, урождённая графиня Толстая, тоже увлекалась писательством. По матери Анна была внучкой художника Ф. П. Толстого.
До десяти лет Анна Павловна обучалась дома под руководством отца и гувернантки, затем поступила в Екатерининский институт, где кончила курс в 1856 году «с большой серебряной медалью и очень небольшим запасом знаний». Стихи начала сочинять ещё в институте («пасквили на классных дам»).
Первое стихотворение, подготовленное для печати, «Птичница» было запрещено цензурой[2]. С 70-х годов Барыкова помещала свои стихотворения и переводы из В. Гюго, П. Ж. Беранже, И. В. Гете, Г. Гейне, П. Б. Шелли, Г. Лонгфелло и др. поэтов в журналах «Слово», «Дело», «Северный вестник», «Неделя», «Русское богатство», «Родник». В 1877 году выступила со стихами в «Отечественных записках». В 1878 году в Пятигорске вышла её первая книга. Позднее в отдельном издании появились также книжка «Моим внукам» (Москва, 1890) и повесть в стихах «Спасенный», переделанная из Теннисона и изданная фирмой «Посредник» (Спб., 1889). В прозе Барыкова написала рассказ «Доброе дело» («Сев. вест.», 1889, № 1). Её поэзия по содержанию и форме находилась под влиянием поэзии Н. А. Некрасова. Герои её стихотворений — обездоленные и отверженные бедняки, падшие женщины, брошенные дети. Писала Барыкина политические сатиры и эпиграммы. Написанная былинным стихом «Сказка про то, как царь Ахреян ходил богу жаловаться» была анонимно издана летучей типографией «Народной воли» в Петербурге (1883), затем многократно издавалась в России и за границей в Париже, Женеве (1896, 1901), Лондоне (1902), Берлине (1903). Долгое время её авторство приписывали то Козьме Пруткову, то А. К. Толстому, то П. Ф. Якубовичу. Впервые легально она была издана в Петрограде в 1917 году с последующим многократным переизданием.
С начала 1880-х годов Барыкова жила в Ростове-на-Дону, где принимала участие в деятельности народовольцев — на её квартире проходили их нелегальные встречи. Была арестована 17 октября 1884 года, содержалась под стражей до 15 ноября 1884 года, после чего была освобождена под денежный залог. Благодаря найденным при аресте народовольца Г. Лопатина записям, была привлечена к дознанию при Петербургском жандармском управлении по делу о руководящем кружке партии «Народная Воля». По соглашению министров внутренних дел и юстиции (до 3 апреля 1887) дознание было прекращено.
Разгром народовольцев заставил Барыкову отойти от революционного движения. Позднее она оказалась под влиянием учения Л. Н. Толстого и была активным сотрудником его издательства «Посредник».
В 1890 году Анна Павловна писала:
Я никогда не жила литературным трудом и не придавала значения своим писаниям; написанное отсылалось в Петербург и засим предавалось забвению; стихотворений своих я не собирала, а потому решительно не могу дать вам ни точного перечня всего мною написанного, ни точного перечня рецензий и отзывов обо мне. Помню, что стихотворения мои оригинальные и переводные печатались в семидесятых и восьмидесятых годах в журналах «Отечественные Записки», «Дело», «Русское Богатство», «Родник», «Северный Вестник»; помню, что в 1878 году быль издан в Пятигорске, в типографии Байкова, небольшой сборник моих стихотворений, куда не вошли лучшие мои вещи; этот сборник, сколько мне известно, в продаже не был; я раздавала его на память знакомым. Из бывших обо мне рецензий мне известны только глумления г-на ***: "навозная поэтесса", "полуизвестная г-жа Барыкова" и проч. шуточки в том же роде; иных рецензий и отзывов, кажется, не было. Раз только Н.А. Некрасов об одном из моих стихотворений печатно обмолвился добрым словом.
Анна Павловна Барыкова скончалась 31 мая (12 июня) 1893 в Ростове-на-Дону.
В феврале 1857 года Анна Павловна вышла замуж за артиллерийского офицера Николая Николаевича Карлинского. Её сестра, баронесса Екатерина Павловна Штейнгель, писала: На свадьбе были оба дедушки: и Федор, и Константин (отец Алексея Константиновича Толстого) Петровичи. Оба танцевали кадриль vis-;-vis и в пятой фигуру в solo выделывали фигурные па… Мама и Нюта приходили мне показаться уже совсем одетые. Их обеих причесывал парикмахер-француз и при этом сказал, что на месте жениха предпочел бы мать… Нюта вся воздушная, тоненькая, грациозная, в вуали с флер-д”оранжем, промелькнула мимо меня как белое облачко…
Но уже в 1861 году супруги развелись. В браке родились:
Николай (1858—?);
Татьяна (1859—?).
В 1862 году вступила во второй брак с присяжным поверенным Сергеем Лаврентиевичем Барыковым. В браке родились:
София (1865—?); в замужестве Асмолова. Замужем за В. Асмоловым, владельцем табачной фабрики в Ростове "В. Асмолов и К".
Мария (1875—1942) — супруга Николая Николаевича Глебова (1864—1941), мать художницы Т. Н. Глебовой, поэтессы А. Н. Михайловской и художницы Л. Н. Глебовой.
Заметки о жизни и личности А. П. Барыковой
Владимир и Анна Чертковы. "Вегетарианское обозрение", Кишенев, N 10, 1909 г.
Последние годы литературной деятельности Анны Павловны Барыковой так тесно и неразрывно связаны с находившимся в то время под нашей редакцией издательским делом "Посредника", что при выпуске собрания ее стихотворений [1] нам кажется уместным сказать несколько слов о покойной нашей сотруднице.
Знакомство наше с ней началось в 1887 году с переписки, вызванной ее присылкою нам своей сказки в стихах "Три загадки", в виде рукописи для издания, без всякого письма, с одним только адресом.
До того мы были лишь смутно знакомы с именем Барыковой по некоторым ее произведениям, появлявшимся в журналах 70-х годов. Сказка эта сразу привлекла наше внимание как по мысли содержания, так и по талантливости изложения. В ответ на письмо, в котором мы выразили наше сочувствие и спрашивали об условиях издания этого произведения, Анна Павловна прислала нам следующее письмо:
"Спасибо вам *** Меня глубоко тронули, утешили и ободрили теплые и сочувственные строки вашего письма по поводу "Трех загадок". Я очень рада, что вы находите эту сказку пригодною для народного чтения. Быть сотрудницей "Посредника" - моя давнишняя мечта; но у меня не было до сих пор ничего в этом роде. "Три загадки" - моя первая попытка. Лестный отзыв ваш об этой вещице дает мне смелость предложить "Посреднику" свое дальнейшее посильное участие в его добром и честном деле.
Никакого гонорара мне не надо ни за эту сказку, ни за будущее предлагаемое сотрудничество. Думаю, что могу быть вам полезной двояко: и как переводчик, и как стихотворец-сказочник. Я знаю языки: французский, английский, немецкий, польский, настолько, что могу свободно и скоро переводить; стихом владею недурно (это я не из хвастовства говорю, а надо же вас познакомить с будущей сотрудницей); наш родной язык хорошо знаю и с русским простым человеком люблю и умею говорить. Дайте же мне поработать для него!
Укажите мне только, что именно вам хотелось бы перевести или переделать, не церемоньтесь со мной и давайте работы побольше. Времени у меня много, а горячего желания послужить святому делу - еще больше. Если напишется что-нибудь оригинальное, пригодное для вас, тотчас пришлю.
Еще раз спасибо!"
После этого Анна Павловна стала постоянною нашею сотрудницею. Дело "Посредника" нас сблизило, и с того времени этому делу она отдавала все свои литературные труды, посвящая ему как плоды своего поэтического вдохновения, так и многие часы прозаического и кропотливого труда по поручавшимся ей нами переводам. Она была одною из самых горячих и деятельных сторонниц нашей издательской задачи и, вместе с тем, строгою и требовательною ценительницей издаваемых нами произведений.
На следующий год мы с нею лично познакомились. Между нами завязалась самая тесная, сердечная дружба; и не прекращавшееся с тех пор до самой ее смерти душевное общение с нею всех нас, ближайших участников редакции "Посредника", радовало, согревало и воодушевляло нас в нашей совместной работе, доставляя нам нравственную поддержку при тех внешних препятствиях, которые стали все чаще и чаще встречаться на пути нашего издательского дела.
О жизни Анны Павловны можно было бы сказать очень и очень много глубоко поучительного, но этого нельзя сделать в настоящее время. А потому мы пока ограничимся приведением некоторых автобиографических сведений, изложенных ею в 1889 г. в виде ответов на вопросные пункты, предложенные ей при составлении г. Венгеровым его "Словаря русских писателей и ученых":
"Только сегодня получила я от редакции "Северного Вестника" циркуляр, адресованный вами на мое имя 20 ноября, и спешу ответить немедленно на предлагаемые мне этим циркуляром вопросные пункты:
1) Имя и отчество: Анна Павловна.
2) Год, месяц, число рождения: родилась в 1839 году 22 декабря.
3) Место рождения: Петербург, Академия Художеств.
4) Кто были родители:
Отец мой, Павел Павлович Каменский был во время оно одним из "Ста Русских Литераторов"; его повести: "Яков Молле", "Мойко" и проч. тогда печатались и читались, а драмы "Братья", "Старая Мыза" шли с успехом на Александрийском театре.
Мать моя, Марья Федоровна Каменская, урожденная гр. Толстая, - дочь известного художника, вице-президента Академии Художеств, графа Федора Петровича Толстого; в молодости она была замечательной красавицей; поэты Н.В. Кукольник и Э.И. Губер писали ей восторженные стихи, а М.И. Глинка посвящал романсы, Карл П. Брюлов писал с нее этюды для своей "Осады Пскова". Впоследствии, в зрелых уже летах, Марья Федоровна Каменская также стала заниматься литературным трудом; из произведений ее некоторою известностью пользовались: драма "Лиза Фомина", игранная в Петербурге и Москве, и роман "Пятьдесят лет назад", напечатанный в "Отечественных Записках" (М.Ф. Каменская живет в настоящее время в Петербурге, Торговая, д. Мусемуса). Как живой свидетель старины, вращавшийся когда-то в кругу тогдашних знаменитостей литературных и иных, - я полагаю, что она могла бы дать вам много интересных сведений, если бы вы с ней познакомились. Это идеально-прекрасный тип русской старухи, - цельный и оригинальный.
5) Вероисповедание: Христианка.
6) Краткая история рода:
Мои сведения на этот счет совсем слабы. C'est le cadet de mes soucis.
7) Ход воспитания и образования:
Воспитывалась я до 10 лет дома, - дрессировалась, так сказать, на свободе в нашем артистически-литературном кружке; училась "чему-нибудь и как-нибудь" отчасти у отца, отчасти у гувернантки; в 10 лет принята в Екатерининский институт (петербургский), где и обучалась 6 лет всяким наукам и премудростям, была очень любима подругами и крепко любила их, на классных дам и учителей сочиняла пасквили в плохих стихах; училась неважно, но очень счастливо выдергивала билеты на экзаменах, отвечала довольно бойко и "делала сочинения" очень быстро на какой угодно сюжет. В 1856 году выпущена из института с большой серебряной медалью и очень небольшим запасом знаний.
Благодаря дорогим и милым подругам детства, запертым вместе со мною в четырех стенах института, этот "Мертвый дом", sui generis, ничуть не искалечил мою душу и оставил во мне самые хорошие, светлые воспоминания.
8) Начало и ход деятельности:
"Деятельность" моя началась, как выше сказано, пасквилями на классных дам и учителей; впрочем, я раз в 14-летнем возрасте и хвалебную оду преподнесла в именины нашей казенной "maman-Rodzianko", за что меня ужасно расхвалили ее гости, - назвали "будущей Растопчиной", а любимая моя подруга Соня Никитенко (дочь цензора А.В.) назвала мой поступок "подлостью", потому что мои стихи были сильно подправлены мамой, и еще по другим причинам, которые я вполне поняла. Я с тех пор никогда никому не подносила хвалебных од, и ни Растопчиной ни Тредьяковского из меня не вышло... Соня Никитенко, спасибо тебе!
Выйдя из института, я стала читать запоем все, что тогда читали все хорошие люди; читала без особого разбору и толку, но по-своему все понимая, и по-своему дополняла институтские знания, пробовала и сама писать - но мое первое произведение - рассказ из народного быта "Птичница" (нечто плаксивое, певучее и деланное) - оказалось нецензурным. По крайней мере, так мне сказал приятель отца Д.В. Григорович, который (конечно, по доброте сердечной) преувеличенно расхвалил мою "Птичницу", куда-то ее возил, хлопотал о ней, но безуспешно.
Засим "начало деятельности" было приостановлено, так как начались
9) Замечательные события жизни (ни для вас, ни для кого неинтересные, предупреждаю).
В Феврале 1857 года я вышла замуж за артиллерийского офицера Н.Н. Карлинского, в январе 1858 г. у меня родился сын Николай, а в декабре 1859 г. - дочь Татьяна; в 1862 году я во второй раз вышла замуж за присяжного поверенного С.Л. Барыкова, с которым и живу благополучно до сего дня. В 1865 г. у нас родилась дочь София, а в 1875 г. - дочь Мария.
Детей своих я считаю лучшими своими произведениями и замечательнейшими событиями моей жизни и потому, как видите, отлично помню их хронологию. Не могу сказать того же о моих произведениях литературных.
Я никогда не жила литературным трудом и не придавала значения своим писаниям; написанное отсылалось в Петербург и засим предавалось забвению; стихотворений своих я не собирала, а потому решительно не могу дать вам ни точного перечня всего мною написанного, ни точного перечня рецензий и отзывов обо мне. Помню, что стихотворения мои оригинальные и переводные печатались в семидесятых и восьмидесятых годах в журналах "Отечественные Записки", "Дело", "Русское Богатство", "Родник", "Северный Вестник"; помню, что в 1878 году быль издан в Пятигорске, в типографии Байкова, небольшой сборник моих стихотворений, куда не вошли лучшие мои вещи; этот сборник, сколько мне известно, в продаже не был; я раздавала его на память знакомым.
Из бывших обо мне рецензий мне известны только глумления г-на ***: "навозная поэтесса", "полуизвестная г-жа Барыкова" и проч. шуточки в том же роде; иных рецензий и отзывов, кажется, не было. Раз только Н.А. Некрасов об одном из моих стихотворений печатно обмолвился добрым словом.
В настоящее время я считаю себя сотрудницей "Посредника", и занимаюсь переводами.
Простите, что не сумела короче и дельнее ответить на предлагаемые циркуляром вопросы.
Ростов Д. 6 декабря 1890 года".
А.П. Барыкова скончалась 31 мая 1893 года.
В виду краткой характеристики значения ее литературной деятельности, позволяем себе привести письмо нашего сотрудника по "Посреднику", И.И. Горбунова-Посадова, в котором он высказывает по этому поводу несколько справедливых мыслей:
"Не могу передать вам, дорогие друзья, всей той глубокой печали, какую я почувствовал при прочтении известия о смерти Барыковой.
Живой человек ушел из наших рядов; отошла от нас жизнь светлая, любящая, горевшая чистым и ярким пламенем. С такими как она, теплее живется, радостнее делается общее дело жизни.
Милый старенький друг наш! Я вижу ее худенькое, старческое уже лицо, но полное одушевления, с милой, приветливой улыбкой с детскою добротою в глазах.
Чрезвычайно скромная, тихая, незаметная, она была едва видна читающей публике на нашем литературном горизонте и терялась в толпе других второстепенных литературных работников. Но для людей, близко знавших ее, она резко выделялась из этой толпы всею своею личностью всею своею душевною и писательскою работой.
Отличительною чертою ее как писателя, было самое серьезное и строгое отношение к писательскому делу. Дело это было для нее не профессией, не средством для добывания денег или славы, а одним только внешним выражением самой заветной, самой глубокой душевной работы. Она творила только тогда, когда неудержимо стремилась облечь в трогательные звуки свою высшую скорбь или любовь, или радость сознания вечной правды и заразить ими чужие души, еще глухие к этим чувствам или истинам.
Для того, чтобы заглянуть в сущность идей и чувств, волновавших ее и руководивших ею, для того, чтобы представить себе цельно ее личность как поэта, надобно брать всю ее поэзию целиком, не отделяя переводных ее произведений от оригинальных. Она выбирала то или другое произведете для перевода не по капризу, руководясь не мимолетным настроением или вкусом, - но лишь тогда, когда произведение иностранного автора совпадало с ее заветными чувствами и идеями. Поэтому переводные ее стихотворения представляют не груду пестрого сборного материала, а необходимое дополнение к ее оригинальным работам. Она ясно сознает скромность своего дарования и ищет повсюду лучшего, трогательнейшего выражения всего того, что дорого ее душе.
В ее худом, давно больном теле жил дух деятельный, бодрый, а главное, глубоко искренний, глубоко правдивый. Эта-то искренность, бодрость и деятельность духа делали то, что она никогда не останавливалась, не застывала на одной ступени сознания, но шла в душевной работе своей все вперед и вперед, увлекаемая жаждою правды, возможно полной правды, такой, которая насытила бы, наконец, вполне душу и сделала бы жизнь служением не мертвым идолам, не призракам, не узеньким целям и желаниям, но вечным высочайшим целям человеческим. И добытые путем таких горячих исканий, душевной борьбы, тяжких душевных страданий и радостей, истины становились уже твердой основой ее жизни и деятельности, а не случайным прицепком, украшением или утешением в жизни, как это бывает в большинстве случаев.
И поэзия ее является выражением этого не перестающего движения и роста ее души.
Народница в первом периоде своей деятельности, она является христианкой во втором и последнем. Нужда и горе обездоленных, нищета, унижения, оскорбления, вся цепь людских страданий - вот содержание ее поэзии первого периода. Во втором периоде эти мотивы сливаются, как часть с целым, с потоком широко христианского жизнепонимания. Обличить зло, сгладить несправедливости, утереть слезы, залечить раны, - все это живая работа жизни. Но в чем смысл жизни, в чем истинная глубочайшая суть ее? Барыкову, как всех чутких, ищущих умов, томят эти вопросы, и ответ на них она находит в христианстве, в учении Христа о сыновности Богу, о вечном стремлении к совершенству Отца, о согласовании своей жизни с Его волею, выражающимся в живой любви, самоотвержении и милосердии. Она находит Бога в себе и во всех людях, не смутную искорку, но бессмертный дух, вечно томящийся по совершенству, вечно ищущий новых и новых путей для осуществления царства истины внутри человека и во всем мире. Смысл жизни для нее перестает быть загадкой. Найдя его, она может идти к несчастным не с одними словами горячего сострадания, к счастливым мира сего - не с одними страстными обличениями; но тем и другим, кроме того, она несет слово жизни, радостную весть о найденном пути, об открывшемся ей маяке, направив на который свою жизнь, люди найдут благо, никем и ничем неуничтожимое, дающее полное удовлетворение душе и раскрывающее перед ней бесконечное совершенствование..."
Для ознакомления читателя с внутреннею жизнью Анны Павловны Барыковой мы выбрали ниже помещаемые отрывки из ее писем к нам, написанные в разное время в течение нашего шестилетнего знакомства с нею [2]. Мы уверены, что ее собственные слова гораздо лучше наших дадут хоть некоторое понятие о дорогой и незабвенной для нас личности покойного нашего друга.
С.-Петербург.
1 февраля 1896 г.
Примечания:
1. "Стихотворения и прозаические произведения А.П. Барыковой" были изданы "Посредником" в 1897 г. Книга эта разошлась в короткое время и является в настоящее время большой библиографической редкостью. Из этой книги, совершенно незнакомой широким кругам вегетарианцев, мы и черпаем "Заметки о жизни и личности А.П. Барыковой". Ред.
2. Отрывки из писем (1885-1893) А.П. Барыковой к В. и А. Чертковым будут помещены в ближайших номерах "Вегетарианского Обозрения". Ред.[/align] в 1897 г. Книга эта разошлась в короткое время и является в настоящее время большой библиографической редкостью. Из этой книги, совершенно незнакомой широким кругам вегетарианцев, мы и черпаем
Поделиться1422-12-2014 00:41:50
Ирина Грачева
“Мастеровой” с графским титулом
В романе А. С. Пушкина “Евгений Онегин” упоминается о модных салонных альбомах, “украшенных проворно Толстого кистью чудотворной”. Пушкин в письме Л. С. Пушкину и П. А. Плетневу 15 марта 1825 года высказал заветное желание, чтобы иллюстратором собрания его стихотворений стал этот художник, покоривший своим талантом современников: “Что, если б волшебная кисть Ф. Толстого… —
Нет! слишком дорога!
А ужасть как мила!”
Путь в искусство обладателя “чудотворной кисти” был необычным. Один из современников писал о нем: “Граф Федор Петрович принадлежит к числу самоучек. До сих пор мы встречали самоучек, пролагавших себе путь в мире художеств или науки с низших ступеней; в графе Федоре Петровиче мы видим самоучку, смело направившегося в храм искусства с высших ступеней русского общества”.
Федор Петрович Толстой принадлежал к роду известного дипломата петровской эпохи П. А. Толстого. После смерти Петра Толстой оказался в заточении на Соловках, где и окончил свою жизнь. Его вотчины и все нажитое богатство конфисковали, и его потомкам пришлось самим заботиться о себе. Отец Федора, Петр Андреевич Толстой, имел весьма скромный достаток: его честность и щепетильная порядочность не способствовали ни его служебной карьере, ни тем более обогащению. Его внучка Мария, дочь Федора Петровича, рассказывала, как ее дед, служа в комиссариате, однажды во время пожара с риском для жизни спас казну, которую в целости и представил начальнику. Но вместо благодарности услышал сокрушенное: “Дурак ты, граф Петр Андреевич, чистый дурак!” — “За что же ты ругаешься? — спросил удивленный граф. — Ведь тут все цело!” — “Знаю, знаю, батюшка, что у тебя все цело… Да вот оттого-то, что все цело, ты и дурак! набитый дурак! Огня-то, братец ты мой, мы считать бы не стали, что-нибудь наконец да могло бы сгореть… Жаль мне тебя, братец, жаль! Будешь ты беден всю свою жизнь…” Действительно, средств на то, чтобы покупать игрушки и нанимать учителей пяти сыновьям и двум дочерям, у Толстого не хватало. Его супруга Елизавета Егоровна сама давала начальное образование своим детям. Она была женщиной разносторонне одаренной, мастерила для детей куклы, плела изящные шляпки из соломки, любила вышивать пейзажи и цветы, хорошо рисовала. И всему, что умела, учила детей, поощряя их творческую фантазию. Глядя на нее, и маленький Федор увлекся рисованием. В семье на это детское пристрастие не обращали внимания. Судьба Федора была уже предрешена. По традиции века матушки Екатерины сразу же после крещения он был записан сержантом лейб-гвардии Преображенского полка. Родные озабоченно толковали о выгодах его будущей офицерской карьеры, а малолетний сержант самозабвенно рисовал героев любимых сказок — Ивана-царевича да Бову-королевича…
Когда Федору шел девятый год, его богатый и влиятельный дядя Петр Александрович Толстой увез мальчика под Вильну, где командовал полком, намереваясь к шестнадцати годам сделать племянника майором. Их родственник граф Н. Н. Салтыков прочил ему флигель-адъютантство. А пока Федор учился скакать на полковых клячах, сопровождал дядю и его приятелей на охоты, утомленно дремал на затянувшихся далеко за полночь офицерских пирушках… Но вступление на престол Павла I нарушило все семейные планы. Начались такие перемены и строгости, что дворянство затрепетало. Петр Александрович был отозван в столицу; двенадцатилетний Федор, с нетерпением ожидавший встречи с отцом, дослужившимся до генеральского чина, увиделся с ним… на гауптвахте. Тот за какую-то мелкую оплошность угодил под арест, после чего сразу же подал в отставку. Федора определили в Морской кадетский корпус, из которого он был выпущен в 1802 году мичманом, успев совершить плавание в Швецию, Данию и Норвегию. Но случилось так, что ему в третий раз пришлось начинать все сначала.
Живой и впечатлительный юноша пережил немало самых разнообразных увлечений: то занимался верховой вольтижировкой в манеже и фехтованием, то прилежно постигал математику, то под руководством знаменитого балетмейстера Дидло самозабвенно осваивал тонкости балетного танца. Своей пластикой и грацией Федор покорил учителя. “Он всем тогда говорил, — вспоминал Толстой, — что если бы я совсем посвятил себя этому искусству, то мог бы быть замечательным артистом”. Но самым сильным оказалось пробуждение забытого детского интереса к живописи. Как ни странно, способствовали этому учитель математики и Наполеон. Отец подарил Федору камею с изображением Наполеона, чье стремительное восхождение к вершинам славы волновало тогда русские умы. Федор сделал восковую копию камеи. Занимавшийся с Федором профессор математики похвалил эту работу, стал приносить ему медали для копирования, всячески поддерживал его новое увлечение и наконец посоветовал ходить вольнослушателем в Академию художеств. В ее стенах Федор и понял, в чем заключается его истинное призвание. И тогда он отважился на смелый шаг, воспринимавшийся в то время как нечто невероятное и в высшей степени скандальное. В 21 год он вышел в отставку, отказавшись от выгодной военной карьеры и протекций влиятельных родственников, и подал прошение о приеме в Академию художеств. Надо себе только представить, что это тогда значило: дворянину, графу обучаться профессии художника вместе с мещанскими детьми или бывшими крепостными, чтобы впоследствии зарабатывать на жизнь своим трудом? Это было равноценно тому, если бы он поступил подмастерьем в науку к сапожнику или портному. Одни преподаватели академии встретили “сиятельного” ученика с нескрываемым недоумением, другие, по воспоминаниям Толстого, на него “смотрели с каким-то негодованием, как на лицо, оскорбляющее и унижающее их своею страстию к искусству”. Родственники же и светские знакомые были глубоко шокированы: “Родные, особенно люди зрелого возраста, были вооружены против меня за то, что я избрал для моего служения отечеству неблагородную дорогу художника, в чем меня вообще многие из лиц знатных фамилий обвиняли, утверждая, что этим поступком бесчещу мою фамилию”.
Однако Федор отличался независимостью характера и шел наперекор и светским традициям, и общепринятой моде. Он одевался, как ему казалось удобней, вовсе не желая знать, какие жилеты и сюртуки предписывает носить светский вкус; не делал модных причесок, предоставляя копне вьющихся волос расти в согласии с естественной природой. Его не соответствующий аристократическим правилам внешний вид однажды так поразил богатого родственника, к тому же наслышанного о его необычных поступках, что тот немедленно известил отца Федора, жившего в Москве, о сумасшествии сына. Толстой рассказывал: “Письмо почтеннейшего дядюшки до того встревожило батюшку, что он тотчас собрался было ехать в Петербург”. К счастью, его вовремя успокоил один из знакомых, вернувшийся из столицы. А молодой художник беспечно предавался любимым занятиям, вполне довольный и нанятой скромной квартирой, и небольшим жалованьем, которое ему доставляло положение служащего при эрмитажных коллекциях. Его немудрящим домашним хозяйством заправляла строгая и заботливая нянюшка Матрена Ефремовна, не пожелавшая расстаться со своим подросшим любимцем. По рассказам дочери Федора Марии, “Матрена Ефремовна царствовала в доме воспитанника своего деспотически: жалованье его отбирала до копейки и распоряжалась всем по своему усмотрению”. Она же энергично занялась поисками дополнительных доходов. Толстой стал делать броши с восковыми камеями, которые нянюшка бойко распродавала на базаре. Или сама вязала чулки и носки на продажу. Между тем мастерство Толстого, отличного рисовальщика и медальера, завоевывало признание у профессионалов. Ему шел всего 25-й год, когда его избрали почетным членом Академии художеств.
Но когда в следующем, 1810 году Федор Петрович посватался к девушке-бесприданнице, которая из-за скудных достатков семьи не смогла даже закончить пансион, это привело в гневное изумление не только сановную родню, но даже нянюшку Матрену. “Хуже-то, видно, не нашел? — негодовала она. — Что, свет-то для тебя клином сошелся, что ли? Ни одной княжны, ни графини не осталось?” Но отец, зная упрямый характер сына, все же дал согласие на брак. Графская свадьба, по семейным рассказам, была более чем оригинальна. Молодые в сопровождении немногочисленных гостей вышли из дома тещи на Васильевском острове: “На нем был его неизменный морской мундирчик, на непокрытой голове развевались кудри… На ней было простое белое коленкоровое платье да из своего сада венок из живых цветов на голове. Держась рука с рукой, они пешком перешли через улицу и вступили в храм Благовещения, где Бог судил им соединиться навеки”. Не было ни пышных свадебных экипажей, ни положенного в таких случаях парадного обеда или званого вечера. Новобрачные и их молодые друзья, удовольствовавшись простыми закусками, отправились в сад и от души веселились там, играя в горелки. Анна Дудина, избранница Федора, отличалась строгой красотой, напоминающей гармонию античной скульптуры. Недаром именно с нее Толстой исполнил серию рисунков к поэме И. Ф. Богдановича “Душенька”, основанной на античных легендах. Но, видимо, не только этим Анна привлекла внимание художника. Она, как и Федор, была трудолюбива, самостоятельна и непритязательна в житейских запросах. Она сама занималась своим образованием, любила и хорошо знала русскую литературу, неплохо рисовала пером. Разделяя интересы и увлечения мужа, она всячески старалась помочь ему, став его домашним секретарем, и при необходимости вела его дела и переписку. Когда Федор, глубоко переживая события войны 1812 года, решил создать серию памятных медалей, Анна научилась отливать алебастровые слепки с них, чтобы избавить Федора от этой трудоемкой работы, оставив на его долю только художественную часть. Своих дочерей Лизу и Машу Анна сама учила грамоте и литературе. Простой и скромный быт графской семьи, в которой и детей приучали к труду, поражал окружающих. Маша вспоминала, как однажды зимой отец сам делал около дома снежную горку для детей, а она, в простом тулупчике и валенках, усердно таскала снег, стараясь захватить его побольше. Проходившая мимо дама, заинтересовавшись необычной сценой, спросила у няни, чья это девочка, работающая словно маленький мужичок. “Это наша графинюшка, Марья Федоровна, моя воспитанница”, — с гордостью отвечала няня. Дама, решив, что над ней подшутили, с негодованием фыркнула: “Ну уж графинюшка, нечего сказать! Не очень-то она у вас на графиню похожа: это не графиня, а какая-то лошадь!” Машины подружки, с которыми она играла на улице, похвастались, что их отец — надворный советник, и полюбопытствовали, какой чин у ее отца. Маша побежала к матери узнать, чем ей можно похвалиться, но та строго пресекла ее тщеславные намерения: “Скажи им, что твой папенька — мастеровой”. — “Неправда, неправда!” — покраснев от стыда, закричала Маша. “Как неправда? Разве ты забыла, как он сидел у окна в старом халате и колотил молотком? Ну и значит, что он мастеровой. Так им и скажи”. (В то время Толстой работал над чеканкой медалей, что требовало от него не только художественного таланта, но и большого физического труда.)
По вечерам в небольшом деревянном домике на 14-й линии Васильевского острова, где поселился Толстой, собирались молодые литераторы и художники. От рассуждений о литературе и искусстве незаметно переходили к общественным вопросам, и нередко здесь звучали горячие, крамольные по тем временам речи. Высокое служение музам не могло заглушить боли за горькую, нескладную судьбу родной земли. В своих “Записках” Федор Толстой писал: “Издавна многие удивлялись: почему в России внутреннее устройство было так плохо? У нас долгое время как министры, так и представляемые ими лица на посты губернаторов ‹…› видно, вполне были убеждены, что с получением эполет с толстой бахромой приобретаются всевозможные знания службы по всем должностям; эти господа, бывало, весьма храбро принимали на себя управление громадными областями либо целыми учреждениями, словом, брали на себя дело, к которому до того никогда не готовились и которого, следовательно, вовсе не знали”. Неприятие окружающих неустройств и несправедливостей, нетерпеливое желание найти пути к совершенствованию общественно-политических порядков привели Толстого в раннюю декабристскую организацию “Союз благоденствия”, где он вскоре стал одним из самых активных членов. Как показывают исследования М. В. Нечкиной (“Движение декабристов”, М., 1955), легальным прикрытием “Союза благоденствия” служила масонская ложа “Избранного Михаила”, которую возглавил Толстой. Название ложи напоминало о прецеденте всенародного избрания правителя в России XVII века. Соответственно и деятельность ложи заключалась не столько в постижении глубин масонской философии, сколько в стремлении подготовить общественное мнение к тому, что россиянам пора наконец проявить всеобщую инициативу и самим вершить исторические судьбы своего Отечества. Здесь велась разработка и пропаганда декабристских программ, изучались особенности оппозиционных настроений в обществе, шел поиск союзников, вербовались новые члены “Союза благоденствия”. Помощником Толстого был Ф. И. Глинка, членами ложи состояли А. А. Дельвиг, В. К. Кюхельбекер, Н. А. Бестужев и др. Федор Толстой входил в состав высшего органа “Союза благоденствия” — Коренной управы. Он председательствовал на знаменитом собрании 1820 года, где решался вопрос о государственном строе будущей России. Позднее на следствии по делу декабристов П. И. Пестель скажет, чем кончилось это собрание: “В заключение приняли все республиканское правление”.
Толстой считал, что необходимо не только отменить крепостное право, но и дать народу то, что веками у него отнималось, — возможность реализовать свои интеллектуальные и духовные потенциалы. Он утверждал: “Просвещение есть одна из важнейших причин могущества народного, порука общественного благосостояния и источник высоких государственных добродетелей и, так сказать, ключ к богатству общественному”. Толстой был одним из инициаторов создания народных школ по ланкастерской системе, заявляя: “Наша главнейшая цель состоит в том, чтобы стараться о быстрейшем распространении грамотности в простом народе”.
“Союз благоденствия” распался в 1821 году. В поздних декабристских организациях, Северном и Южном обществе, Толстой, по официальным сведениям, не состоял. Но кто знает, какие глубинные, до сих пор пока не выясненные связи соединяли его с декабристами? Братья Бестужевы и К. Ф. Рылеев были близкими его друзьями и осенью 1825 года, незадолго до восстания, веселились в доме Федора Петровича, устроившего бал-маскарад. А между тем владелец дома, видимо, вызвал у властей серьезные подозрения. По воспоминаниям Марии Толстой, в разгар праздника мимо хозяина проскользнула маска, встревоженно шепнув: “Граф, знаете ли вы, что у вас сегодня в гостях шпион Элькан?” Толстой, вспыхнув, громко объявил, что все должны немедленно снять маски. Гости повиновались, и только неизвестный в костюме французского маркиза ни за что не хотел открыть лицо и вынужден был по требованию хозяина покинуть дом. Неизвестно, был ли Толстой посвящен в план восстания 14 декабря. Но, узнав о выступивших на Сенатскую площадь полках, он, недавно получивший должность преподавателя медальерного класса в Академии художеств, прямо из стен академии отправился на площадь. Вряд ли им руководило простое любопытство, как он объяснял впоследствии. Пестель свидетельствовал о “Союзе благоденствия”: “Тайное наше общество было революционное с самого начала своего существования и во все свое продолжение не переставало быть таковым ‹…› И потому не было члена в союзе, на которого бы союз не надеялся именно для произведения революции, содействия ее успехам или участия в ней”. Толстой видел расстрел восставших, в его дом солдаты принесли раненого унтер-офицера, о котором хозяин заботился с нескрываемым сочувствием. Когда же раненого забрали в госпиталь, Федор Петрович навещал его каждый день. Но унтер-офицер скончался. Вскоре Федора Толстого арестовали. Однако после непродолжительных допросов, которые вел сам великий князь Михаил Павлович, он был отпущен. Декабристы старались всячески затушевать его роль в деятельности “Союза благоденствия”. Пестель отговаривался, что слышал фамилию Толстого, но как его зовут, где служит и где теперь находится — это ему “совершенно неизвестно”. А. Ф. Бригген, которого прямо спросили, за какой строй голосовал Толстой на совещании Коренной управы 1820 года, заявил, будто тот не дал какого-нибудь решительного ответа. Сам же Толстой показывал, что его интересовали только дела благотворительности, а не политика и о совещаниях Коренной управы он “никогда не знал и никогда на оных не находился”. И хотя императору Николаю было известно и о председательстве Толстого на совещании 1820 года, и об итогах голосования, он предпочел сделать вид, будто поверил художнику, и распорядился прекратить его дело. В документах Следственной комиссии значится: “По высочайшему повелению оставлено сие без внимания”. А отпущенный художник между тем открыто помогал осиротевшей семье государственного преступника Рылеева. Мария Толстая рассказывала, что супруге Рылеева удалось узнать, в каком месте на острове Голодае зарыты тела казненных, и она часто ходила туда, порой беря с собой и Машу.
Сохранилась записка Толстого о состоянии Российской империи, написанная, по мнению исследователей, или в ходе следствия, или вскоре после него. Автор записки не скрывал своего резкого неприятия существующей государственной системы: “Может быть, нет в Европе государства, где бы неправосудие и неправда являлись столь открыто и ненаказанно: потворство сильному, угнетение слабого…” Официальные заявления об укреплении благосостояния России на самом деле оборачивались полной противоположностью: “Общие несчастия, повсеместная бедность, цветущие города и губернии разорены, лучшие люди удалены и преследуемы, единство в управлении утеряно, и государственная машина представляет беспорядочную громаду…” Толстой считал гибельным для нации такое устройство государства, которое в первую очередь ориентирует человека на индивидуалистические интересы наживы, на служение “золотому тельцу”: “Роскошь… Это, так сказать, старость народная, влекущая за собой болезненное состояние царств, и признак ничтожества чувств и дел человеческих”. Как ни странно, но, несмотря на такую жизненную позицию, именно в царствование Николая I Толстой занял высокий пост вице-президента Академии художеств. Но ответственное назначение нисколько не изменило его внутренней сущности, и по-прежнему его необычные поступки давали повод для светских сплетен. Мария Толстая вспоминала, как в детстве она с недоверием и негодованием услышала рассказ знакомой, будто ее отец перед самой академией на виду у всего города вместе с прачкой тащил по мосту санки с бельем: “Граф идет, шуба распахивается, ленты и ордена все видны, а он впрягся с бабой в салазки и мокрое белье везет”. Маша бросилась к отцу, а тот спокойно подтвердил: “Шел я в девять часов к государю. На Исаакиевском мосту была гололедица страшная, и какая-то баба никак не могла стащить с места салазки с мокрым бельем; ну, я ей помог, вот и все”. Зато Толстой категорически воспротивился, когда узнал, что царская семья намерена удостоить его Машу высокой чести: пожаловать фрейлиной двора. Федор Петрович поехал объясняться к министру двора П. М. Волконскому, не постеснявшись прямо заявить, что считает безнравственную атмосферу придворной жизни не подходящей для своей дочери. Тот даже не нашел ответных слов и только в крайнем изумлении развел руками. Эту дерзость Толстому так же простили, как почему-то часто прощали его неприкрыто критическое отношение к властям предержащим.
Зато с большим вниманием Толстой относился к талантам из простонародья. В то время как президент академии художеств А. Н. Оленин высказывался, что пагубно принимать в академию людей, “принадлежащих к холопскому званию, столь уничижительному не только у нас, но и во всех землях”, Толстой добился разрешения на учебу для двух крестьянских мальчиков — братьев Чернецовых. И вскоре русская живопись получила талантливых и самобытных пейзажистов, которые, в отличие от многих своих современников, не пытались покорить зрителей роскошной южной экзотикой, а старались открыть им неброскую, но близкую душе красоту родной природы.
По отношению к императору Николаю Федор Петрович держатся независимо, твердо отстаивая свое мнение. Его дочь от второго брака Екатерина Юнге сообщала: “Мне известен случай, когда отец при всей свите и при всей академии заявил, что и не подумает исполнить приказание государя”. И напрасно император пытался привести в чувство строптивца своим леденящим взглядом. Толстой уверенно и веско аргументировал причины своего неповиновения, так что Николаю и на этот раз пришлось “оставить сие без внимания”. Зато царь порой был вынужден уступать настойчивым требованиям Толстого. Во время поездки в Италию в 1845 году Николай, заинтересовавшись выставкой иностранных художников, отменил посещение мастерской скульптора Н. А. Рамазанова, одного из лучших выпускников академии, стажировавшегося в Риме. Толстой, живший тогда в Италии, признавался: “Эта невнимательность и нелюбовь ко всему своему меня взбесила”. Никто из свиты государя не решился передать ему просьбу Толстого не менять план осмотра. “Если вы не смеете, то я смею”, — решительно заявил тогда Федор Петрович и, остановив Николая, садившегося в коляску, все-таки настоял, чтобы тот отправился к Рамазанову. У преемника Николая Александра II Толстой так же настойчиво добивался освобождения от солдатчины опального Т. Г. Шевченко. И хотя великая княгиня Мария Николаевна, ставшая в то время президентом Академии художеств, уверяла Федора Петровича, что список амнистированных не подлежит пересмотру и невозможно “просить за человека, которого государь сам вычеркнул”, граф Толстой сумел добиться своего. И жесткий, мстительный Николай I, и либеральный Александр II одинаково считались со своенравным художником и прощали ему многое. Видимо, оба руководствовались теми же соображениями, что и их предшественник Александр I, снисходительно отнесшийся к скандальному поступку юного графа, ради искусства отрекшегося от военного мундира. Царь сказал тогда: “Офицеров у меня много, и я могу их нажаловать, сколько мне угодно, а художников — нет…” Действительно, самый могущественный властитель не в состоянии пожаловать то, что дается только Богом, — талант.
Толстой же в самом деле был мастером, каких мало: и художник, и медальер, и скульптор, и вместе с тем широко образованный, обладающий глубокой эрудицией искусствовед. В своих художественных исканиях Толстой был так же независим и самобытен, как и в жизни. В то время как в академической исторической живописи царила пышная и бессистемная театральная условность интерьеров, костюмов и аксессуаров, рисунки Толстого к поэме “Душенька” поражали не только изяществом линий, но прежде всего тонким, научным знанием быта и обрядности древних греков: их одежды, обуви, головных уборов, повседневной утвари, оружия, упряжек и т. д. Сам Толстой признавался, что, работая над рисунками, он прилежно “стал читать и изучать все, что было написано о нравах, обычаях, внешней и домашней жизни этого знаменитого, отличавшегося необыкновенным, изящным вкусом и образованнейшего народа”. Увлекшись древностью, Толстой даже написал сюжеты балетов, в которых воспроизводились бы костюмы, обычаи, танцы, обрядовые действа народов античности и скандинавов. Этими балетами заинтересовался Николай I, желавший видеть их постановку. Но театр той эпохи просто не был готов к таким этнографически познавательным представлениям. Создавая рисунки к балладам В. А. Жуковского, Толстой глубоко проникся поэтикой романтического мировосприятия. А его цикл медалей, посвященных войне 1812 года, предваряет философско-историческую концепцию Л. Н. Толстого, изложенную в романе “Война и мир”. Главными героями в работах Ф. П. Толстого также стали не императоры и прославленные полководцы, а солдаты и ополченцы, с беззаветной отвагой защищавшие свою землю. Помимо всего прочего, Федор Толстой оказался непревзойденным в редком и оригинальном искусстве “обманок”. Он мог нарисовать цветы так, что они казались засушенным, прикрепленным к бумаге гербарием; мог кистью создавать “коллекции” жуков и бабочек, которые, будучи помещены в стеклянный ящик, не вызывали сомнения в подлинности. Нарисованные им на листке бумаги капельки воды вводили в заблуждение зрителя, порывавшегося их заботливо стряхнуть. Современник Толстого П. П. Каменский с восторгом писал о нем: “Граф Ф. П. Толстой принадлежит к числу тех редких художников, которые при всей своей самобытности носят на себе почти непостижимый характер многосторонности и разнообразия”.
Федор Толстой прожил долгую девяностолетнюю жизнь. Ему довелось стать свидетелем грандиозной правительственной “обманки” — реформы 1861 года. Умудренный богатым жизненным опытом граф, в отличие от многих, не питал на этот счет никаких иллюзий. Он давно знал истинную цену и правительственным обещаниям, и показному министерскому рвению, и государевым милостям. В доме Толстого любили собираться литераторы, художники, артисты, ученые. Т. П. Пассек в своих воспоминаниях рассказывала: “В кругу графа возбуждаемы были интересы как отечественного просвещения, так и общественного благоустройства, политики, поэзии, литературы, науки; всему он сочувствовал, все ему было близко, все им изучено и ставило его высоко как художника и как просвещенного человека. Несмотря на все это, он был так прост, непритязателен и исполнен только стремлением к пользе общей, что перед авторитетом его, которого он не давал и заметить, рождалась не робость, не чувство своего ничтожества, но порывы к прекрасному, бодрость духа и желание деятельности”.
Поделиться1522-12-2014 00:45:17
Портрет второй жены Ф.П. Толстого, А.И.Толстой, урожденной Ивановой. 1851 г. Художник Сергей Константинович Зарянко (1818–1871).
Поделиться1622-12-2014 00:53:41
ТОЛСТОЙ Федор Петрович (1783-1873) - русский художник, медальер, скульптор, живописец, гравер.
Родился в Петербурге в семье графа П.А.Толстого. С рождения был записан сержантом в Преображенский полк. Окончив Морской корпус со званием мичмана (1802), в том же году поступил в Санкт-Петербургскую Императорскую академию художеств в качестве "вольноприходящего". В 1804 окончательно оставил военную карьеру. Учился у скульптора И.П.Прокофьева, пользовался также советами О.А.Кипренского. Примыкал к движению декабристов, был членом Союза благоденствия, однако отошел от движения до восстания (1824), поэтому следственное дело о нем было прекращено. В 1826 написал для Николая I трактаты "О нравственном состоянии войск российских" и "О состоянии Российской империи в отношении внутреннего ее устройства", предложив в них целый ряд законодательных, социальных и налоговых реформ.
Ф. П. Толстой получил известность как мастер портретных рельефов и античных композиций из воска ("Одиссея Гомера", воск, 1810, Третьяковская галерея). В 1819 он получил назначение на петербургский Монетный двор, где проработал до 1828 в качестве медальера, выполнив медальоны в память Отечественной войны 1812 и заграничных походов 1813-1814 с различными их эпизодами в виде отдельных групп воинов в античных одеждах. На основе его восковых моделей - всего их было 21 - изготовлялись декоративные барельефы из гипса и медные формы (1814-1836, Русский музей). Позднее мастер создал аналогичного рода медальоны на темы русско-персидской (1826-1828) и русско-турецкой (1828-1829) войн. Ф. Толстой работал в круглой скульптуре: "Морфей", терракота, 1822, (Русский музей), а также монументальной скульптуре (рельефы дверей храма Христа Спасителя в Москве, 1846-1851). Рельефы погибли при уничтожении храма в 1931, остались лишь подготовительные рисунки и несколько гальванопластических моделей.
Классицистические формы обычно принимали у Толстого вид романтической мечты: возвышенно-поэтической, философской либо лирически-интимной. Тонкий лиризм свойствен его "перовым рисункам к поэме И. Ф. Богдановича "Душенька" (на тему мифа о Психее; 1820-1833; все 67 композиций были повторены им в резцовых гравюрах). Работал в силуэте - технике, распространенной главным образом среди любителей и почти не принимаемой всерьез профессионалами.
Поэтичны автопортреты художника с семьей как горельефный (воск, 1812, Третьяковская галерея), так и живописно-интерьерный ("Семейный портрет", 1830, Русский музей). Толстому принадлежит ряд иллюзионистических натюрмортов ("Букет цветов, бабочка и птичка", гуашь, 1820, Третьяковская галерея).
С 1825 преподавал в Академии художеств, был ее вице-президентом (1828-1859) и товарищем президента (1859-1868). В поздние годы потерял зрение.
Умер Толстой в Петербурге в 1873. Оставил автобиографические "Записки", частично опубликованные в "Русской старине" (т. 7, 1873).
Гришина Н.А.
Поделиться1722-12-2014 01:01:24
Натюрморт. Метаморфозы. Граф Федор Петрович Толстой
Валентин Кирс
Есть такая притча среди художников. Поспорили два живописца, кто лучше, правдивее нарисует картину. Да так, чтобы от настоящей модели отличить было невозможно. Один нарисовал гроздья винограда в вазе, стоящей на столе в саду. Виноград выглядел настолько натурально, что птицы со всей окрестности слетелись, чтобы его поклевать. Друзья живописцев уже решили, что победа досталась ему, и спрашивают второго: А где твоя картина? Да вон, за занавеской, - отвечает он. Они бросились открывать занавеску, а та оказалась нарисованной. И победу присудили второму живописцу, так как первой картине поверили только птицы, а второй живописец ввел в заблуждение и художников.
И вот теперь, я вам расскажу о необыкновенно талантливом художнике и о его живописных работах, не только о натюрмортах, к которым могла относиться эта притча. Речь идет о графе Федоре Петровиче Толстом, жизнь которого должна была сложиться совсем по-другому, ведь он родился в семье генерал-майора Петра Андреевича Толстого, в 1783 году. Учился Федор Петрович в Морском кадетском корпусе, стал адъютантом товарища министра морских сил вице-адмирала П.В.Чичагова. И в недалеком будущем все прочили ему стать адмиралом.
И вот тут-то судьба его совершенно перевернулась, потому как Федор Толстой страстно хотел стать художником. Он знал, какие трудности предстоит ему преодолеть, отказавшись от военной карьеры. Это гнев родителей, разрыв с родственниками и знакомыми, бедность и лишения. И тем не менее в 1804 году он подает в отставку. Что сильнее всего повлияло на это важное решение: талант, призвание, характер? Что вы скажете?
Федор Толстой поступает в Академию художеств, где он подружился с О.А.Кипренским. Впоследствии он становится другом А.С.Пушкина, и поэт даже упоминает о нем в «Евгении Онегине». Федор Петрович Толстой становится ярким, самобытным мастером. Больших заслуг он достиг в медальерной области, создав 20 медальонов с аллегорическими изображениями событий Отечественной войны 1812 года. Самые знаменитые военные действия он запечатлел не в портретах генералов, а фигурами из народного ополчения.
Гордостью художника стало его участие в создании Храма Христа Спасителя в Москве – создание входных дверей, орнаменты, колоссальные фигуры и бюсты различных Святых, поясное изваяние Христа, бюст Николая I в царской порфире и славянских доспехах. Совет Академии художеств утверждает Федора Толстого в должности профессора. В 1828 году он уже становится вице-президентом Академии художеств.
Граф Федор Петрович Толстой, живописец, скульптор, медальер, гравер, один из наиболее ярких деятелей русского искусства XIX века. Мы знакомимся с его произведениями на выставке «Натюрморт. Метаморфозы». В этих работах видно блестящее мастерство художника в использовании линии, которое меня совершенно покорило. Контур, линия в руках Федора Толстого создают полнейшее ощущение материальности, объемности предметов и фигур. А ему прочили карьеру адмирала!
Граф Федор Петрович Толстой умер в возрасте 90 лет в 1873 году.
Поделиться1822-12-2014 01:06:47
Удивительную талантливость своей натуры демонстрировал в течение всей своей долгой жизни Федор Петрович Толстой. Граф по рождению, выпускник Морского кадетского корпуса испытывал столь мощное стремление к созданию своими руками произведений искусства, что вскоре после начала службы он выходит в отставку и начинает посещать Академию художеств, теряя при этом перспективу военной или государственной карьеры, да и, в определенном смысле, солидное общественное положение.
Впрочем, карьера была сделана графом Ф.П. Толстым в искусстве. Овладев в совершенстве мастерством строгого рисунка, Ф. Толстой становится известнейшим российским медальером: его серия из 21 медали-медальона, посвященная войне 1812 года, принесла создателю заслуженное признание. Больших успехов добивался Ф.П. Толстой и как иллюстратор книг, скульптор и даже в «низком» искусстве силуэта, где он создал интереснейшие творения на темы народной жизни и баталий Отечественной войны.
Не был последним Ф.П. Толстой и среди живописцев своей поры. Его стремление к написанию совершенных произведений сказывалось и в этом виде искусства. Его картины не несут на себе печатей гениальности или значительности, но вызывают уважение к художнику за четкость, законченность и красоту полотен.
За свои эрудированность и мастерство Ф.П. Толстой уже в 1828 году стал вице-президентом Академии художеств. С 1859 года он — товарищ президента Академии (то есть его заместитель). Граф по происхождению Ф.П. Толстой вполне мог бы величаться и графом в изобразительном искусстве, существуй в нем подобные звания.
При написании этой статьи использована книга «1000 русских художников» издательства «Белый Город».
Поделиться1922-12-2014 01:11:10
Загадка Федора Толстого
В 1821 году граф Федор Петрович Толстой создал медаль «Тройственный союз». Она хорошо известна исследователям. Недавно в одной из частных коллекций был обнаружен очень интересный предмет – стеклянный круглый пласт с копией медали, выполненный в технике глубокой матовой гравировки. Великолепная находка произвела совершенно ошеломляющее впечатление и вызвала множество вопросов. Когда, где и кем было создано произведение?
Союз Государей для спасения Европы был заключен в 1821 году.
На медали в честь этого события автор изобразил фигуры, символизирующие объединение Австрии, Пруссии и России, в виде средневековых рыцарей. Центром композиции является русский витязь – Александр I, который представляет страну-победительницу в войне с Наполеоном. Слева король Пруссии, справа – австрийский император. Гравировка на стеклянном пласте, повторяющая медаль, выполнена с тыльной стороны, в технике интальо (т.е. с глубоким проникновением резца в массу стеклянного пласта). На постаменте находится надпись «Изобрелъ и работалъ гр: Феодоръ Толстой. 1823». Диаметр стеклянного пласта (13 см) меньше медального на 3 см. В остальном ни композиционно, ни в деталях сюжет не отличается от прообраза. Отсюда возникает самый главный вопрос – кто был автором этой великолепной работы?
Для того, чтобы на него ответить, необходимо обратиться к творчеству Федора Петровича Толстого. Он родился 10 февраля 1783 года в знатной семье в Петербурге. Все дети, а их было 13, с малых лет обучались рисованию, рукоделию, ремеслам. Мальчики умели столярничать, плотничать, слесарничать. Эти сведения очень важны для понимания природы творчества Федора Толстого, который проявлял свой талант во многих видах художества. Родители поощряли любовь сына к рисованию, но не допускали мысль о профессиональном образовании. Будущее талантливого ребенка связывали с военной карьерой, тем не менее, судьба распорядилась иначе, и юный морской офицер посвятил свою жизнь искусству. В 1802 году он поступает вольнослушателем в Академию художеств, в 1804-м подает в отставку к большому негодованию многочисленных родственников. Его успехи в рисовании и скульптуре были столь велики, что в двадцатилетнем возрасте Федор Толстой становится почетным членом Академии художеств.
В 1810 году начинается его деятельность медальера. Молодой выпускник Академии художеств глубоко вникает в практику изготовления медалей и овладевает всеми этапами их создания – от рисунка до выбивания формы. Он осваивает все технические приемы – ковку, закалку, вырезание штемпелей и пуансонов (штампики для воспроизведения мелких деталей). Медали Федора Толстого отражают мировоззрение художника, его понимание искусства сквозь призму античности. Толстой высказывается против «бестолковых аллегорий» и «карикатурной театрализации», против всего, что было «несообразно с природой» и «лишено понятия о художестве и перспективе». «Сочинение порученных мне медалей... я полагал производить в античном греческом вкусе, как лучшем в изящных вкусах» (1). Отечественная война 1812–14 годов всколыхнула патриотические чувства русских людей, обратила взоры к славному прошлому и героическому настоящему. В 1814 году Толстой приступает к созданию задуманной им серии медалей, посвященных войне с Наполеоном Бонапартом. «… Дерзнул я изобразить в медалях знаменитейшие события 1812, 1813, 1814 годов и передать потомкам не дела, удивившие вселенную, нет … я решился передать потомкам слабые оттенки чувств, меня исполнявших…». Художник-патриот выражает свои чувства высоким слогом античных образов. Именно в античности художник находит высокий идеал гражданских чувств и воинской доблести и как последовательный классицист стремится воплотить дух великой эпохи в реалиях жизни. Столь трепетное отношение к миру древних греков обнаруживало романтическое состояние души художника. Федора Толстого можно назвать истинным классицистом и тайным романтиком. С 1814 по 1816 год Ф.П. Толстой создает рисунки своих будущих памятных медалей, а затем приступает к работе над ними. Его труд продолжался двадцать лет. «По замыслу и выполнению эта серия замечательна… Ни одна страна не создала ничего более прекрасного в течение последних столетий», – так писали в письме к Толстому медальеры Венской Академии художеств. Медали, десятой по счету, названной «Тройственный союз», предшествовал рисунок 1816 года пером и сепией с надписью: «Изобрелъ и рисовалъ графъ Феодор Толстой». В 1821-м появляется восковая на аспидной доске модель с надписью «Сочин: и работ: гр: Феодоръ Толстой». Затем она была повторена в гипсе. Все гипсовые отливки с медалей художник делал сам и достигал предельной чистоты формы («без пятен на фоне», который тонировался голубым, а фигуры оставались белыми). В этой работе лучшим ему помощником стала первая жена – красавица и умница – графиня Анна Федоровна. Как вспоминает их младшая дочь Мария (в замужестве Каменская), «чтобы избавить художника от чисто механического труда, маменька научилась этой премудрости и всегда отливала их (алебастровые снимки) сама».
Работая над восковой моделью, Ф.П. Толстой предельно ясно воплощал свои идеи в композиции, утверждая, что «всякий, смотрящий на готовую медаль, мог, не прибегая к подписи, узнать, на какой случай она выбита». Настойчивое желание постичь все тайны мастерства не только в медальерном искусстве, но и во всех видах художества, в которых развивался многогранный талант Толстого, стало основой его творчества. Он экспериментатор, его интересует все – материал, состав красок, технологии и приемы декорирования. Зная его натуру, мы вправе предполагать, что медальер и график, живописец и скульптор, декоратор и создатель проектов мебели и светильников, великий Толстой мог попробовать свои силы и в гравировке стекла.
В мемуарах Ф.П. Толстого описана такая история. В самом начале XIX века в руки будущего художника, а в то время выпускника Морского корпуса, попала любопытная вещица – «стеклянный каме (камея. – Е.Д.), изображающий портрет генерала Наполеона» (т.е. это произошло до 1804 года – года коронования Бонапарта). Далее художник пишет: «Эта вещица мне очень понравилась, и я, на моем рабочем столе взяв огарок чистого воску, подкрасил его тельным цветом и выложил с помощью ножичка и булавки копию, и очень верную, с этой каме». Итак, из воспоминаний становится ясно, что Толстой был знаком с резьбой по стеклу. В дальнейшем свои восковые модели он нередко выполнял на стекле, так что этот материал не был ему чужим. Зная экспериментаторский характер Толстого, можно предположить, что он пробовал себя и в гравировке стекла.
Стеклянный пласт с медали «Тройственный союз» появился, согласно дате, в 1823-м. При всей тщательности глубокой гравировки и точности мельчайших деталей нижняя часть композиции осталась незаконченной. На стеклянном пласте стоит подпись «Изобрелъ и работалъ...», на рисунке сепией и пером – «Изобрелъ и рисовалъ...», на восковом медальоне – «Сочин: и работ:...». Словом «сочинил» подчеркивается содержательная часть работы, а «изобрел» – больше относится к технологии. Возможно, этим словом Ф.П. Толстой обозначил свой эксперимент в стекле.
Художник владел многообразными графическими приемами, предпочитая рисунок пером в сочетании с сепией в авторском варианте. В этой технике выполнены рисунки к будущим памятным медалям. В их безукоризненном композиционном решении, энергичной линии, четком силуэте доминирует пластика, а не графика. Скульптурное начало присуще и резьбе на стеклянном пласте. Несмотря на камерные размеры восковых медальонов, рисунков и стеклянного пласта, они обладают внутренней монументальностью.
Резьба по стеклу – работа особенная, она требует определенных навыков и знания технологии. Любая погрешность неизбежно проявится сквозь прозрачную лицевую поверхность (подобный прием гравировки стекла с тыльной стороныполучил развитие в XVIII века при украшении венецианских и богемских зеркал).
Техника воспроизведения медали на стеклянном пласте очень напоминает приемы Федора Толстого в работе с металлом (медью или сталью). Формы для своих будущих медалей на основе собственных эскизов он всегда резал сам, безукоризненно точным резцом прорабатывая каждый штрих, так как исправления не допускались. И на представленном здесь пласте глубокое проникновение резца в массу стекла очень напоминает метод работы с металлической формой. Характер полученного изображения интальо выдает руку медальера и скульптора, а не гравера по стеклу.
Предположение, что создателем стеклянного пласта «Тройственный союз» мог быть Толстой, не исключает и другие версии его происхождения. Вполне вероятно, что художник мог обратиться к известным мастерам Императорского стеклянного завода. В 1820 годах в мастерской резьбы и шлифовки работали замечательные граверы, среди которых выделялся Лев Максимович Карамышев (1790–1836). Он был «единственный, кто владел мастерством резной хрустальной скульптуры» (2). В 1820 годах творчество Карамышева находилось в расцвете. Восторг современников вызывали его «фигуры голов под мат» (матирование – создание непрозрачной поверхности стекла механическим способом. – Е.Д.), представленные на Первой Российской промышленной выставке в 1829 году. Вполне допустимо, что именно Карамышев работал над гравировкой стеклянного пласта. Однако вредя ли он поставил бы подпись «Изобрелъ и работалъ гр: Феодоръ Толстой. 1823». Практика показывает, что на копиях сюжетов Толстого в стекле (1830–40 годы) и металле (середина XIX века) всегда ставилась дата создания оригинала, а медаль «Тройственный союз», как известно, появилась в 1821-м.
Популярность медалей Ф.П. Толстого, посвященных Отечественной войне 1812 года, была велика и сохранялась на протяжении долгого времени. К памятным датам событий войны их воспроизводили в самых различных материалах – гипсе, бронзе, меди, фарфоре, силикатной (опаковой) массе, стекле. В мастерской резьбы и шлифовки Императорского стеклянного завода создается серия хрустальных тарелок, декорированных по борту «алмазной разделкой», а по центру (зеркалу) обработанных серебряной протравой (цементация), которая окрашивала поверхность стекла в золотисто-медовый цвет. На этом теплом цветном фоне осуществлялась матовая бесцветная гравировка, сюжеты которой копируют оригиналы памятных медалей. Тарелки Мпрераторского стеклянного завода, согласно исследованиям специалистов (А.А. Татевосевой, Т.А. Малининой, Н.А. Ашариной), относятся к 1830–40-м годам. Известно, что их гравировал «прусский подданный, художник резного искусства на стекле» Иоганн Губе, с которым был заключен контракт в 1836 году. Условия договора предусматривали обучение резьбе русских мастеров – Гаврилы Глазунова, Константина Плахова и Гаврилы Мужичкова. Из всех сохранившихся тарелок руке Губе принадлежит работа на сюжет медали «Битва при Бриенне» (его манера близка технике богемских граверов круга Бимана – Пеликана). На тарелках с другими сюжетами видны различия в технике резьбы и характере воспроизведения оригинала. Вероятно, они были выполнены обученными русским мастерами. На всех тарелках слова «Изобрелъ и работалъ…» отсутствуют. Под сюжетом всегда ставится надпись с названием и дата создания медали-образца.
Гравировка на тарелках, выполненная в технике неглубокого интальо, заметно отличается от манеры резьбы на стеклянном пласте. Толщина «зеркала» тарелки не позволяла углубляться в массу стекла, и эффект рисунка на стекле получался совершенно иной: он выделялся на цветном фоне и превращался в своего рода миниатюру, созданную рукой традиционного гравера, а не скульптора. Несмотря на тщательное следование образцу, в тарелках заметны некоторые отступления от подлинника (в штрихах, линиях, пропорциях), тогда как на стеклянном пласте резьба с абсолютной точностью воспроизводит оригинал.
Для полноты версий сделаем еще одно предположение: пласт мог появиться к столетию Отечественной войны – в 1912 году. В этом случае есть вероятность, что над ним работал, но не завершил Лавр Орловский – лучший гравер Императорского стеклянного завода, а с 1890-го – цеха (его было принято называть – «Хрустальный шатер») при Императорском фарфоровом заводе. Но Орловский работал в традиционной неглубокой матовой гравировке и невысоком рельефе. Кроме того, он должен был поставить либо дату создания медали (1821), либо дату образования Тройственного союза (1815), а также не воспроизводить надпись «Изобрелъ и работалъ...» и дать название сюжета.
Подводя итоги, следует признать, что дата, поставленная на пласте (1823), вероятно, является датой его реального создания. К сожалению, отсутствие каких-либо документальных свидетельств и воспоминаний не позволяет утвердительно назвать автором резьбы на стеклянном пласте Толстого. Тем не менее основания для этого предположения есть, о чем говорилось выше. Но больше всего убеждает в этом личность художника. Наделенный невероятным трудолюбием, неистребимой пытливостью, стремлением к постижению основ ремесла и проявлению своих талантов в скульптуре, живописи, графике, декоративно-прикладном искусстве, Ф.П. Толстой, несомненно, мог испытать свои силы и в резьбе стекла. Многогранность дарования художника – тому порука. Возможно, что со временем новые находки помогут подтвердить авторство графа Федора Петровича Толстого в отношении представленного здесь произведения.
Примечания
1. Здесь и далее приводятся высказывания Ф.П. Толстого и его дочери М.Ф. Каменской. См.: Записки графа Федора Петровича Толстого. М., 2001; Воспоминания М.Ф. Каменской // Исторический вестник. 1894. Т. 55–58.
2. Императорский стеклянный завод. К 225-летию со дня основания. СПб., 2004. С. 226.
Тарелка \"Освобождение Берлина. 1813\"
Ф.П. Толстой. Тройственный союз. 1821. Воск на аспидной доске
Ф. П. Толстой.(?) Пласт хрустальный \"Тройственный союз\". 1823.
Журнал «Русское искусство»
1923 – Журнал «Русское Искусство» в 1923 году
№ 1/2004 – «Союз русских художников»
№ 2/2004 – «Санкт-Петербург»
№ 3/2004 – «Коллекции русского искусства за рубежом»
№ 4/2004 – «Графика в музеях и частных коллекциях России»
№ 1/2005 – «Москва художественная»
№ 2/2005 – «Открытия в искусстве и искусствознании»
№ 3/2005 – «Русская Швейцария»
№ 4/2005– «Ратная слава России»
№ 1/2006– «Встреча искусств»
№ 2/2006– «Русская провинция»
№ 3/2006– «Искусство императорского двора»
№ 4/2006 – «Жизнь художника как произведение искусства»
№ 1/2007 – «Коллекционеры и благотворители»
№ 2/2007 – «Почтовые миниатюры: марка и открытка в художественном пространстве»
№ 3/2007 – «Россия — Германия. Диалог культур»
№ 4/2007 – «Изящные искусства и словесность»
№ 1/2008 – «Семья Третьяковых. Жизнь в искусстве»
№ 2/2008 – «Впервые – через 85 лет – публикация I номера журнала «Русское Искусство» за 1923 год»
№ 3/2008 – «Художественное наследие 60-х годов ХХ века»
№ 4/2008 – «Сенсации в искусстве. Открытия. Гипотезы»
№ 1/2009 – «Русская икона»
№ 2/2009 – Переиздание сдвоенного (II и III номеров) выпуска «Русского искусства» 1923 года
Поделиться2022-12-2014 01:14:11
Фёдор Толстой
С силуэтными работами графа Толстого я познакомилась в фондах Русского отдела Эрмитажа. Как добивалась разрешения - отдельная песня, но всё-таки добилась. Когда работаю в фондах с силуэтами, первое, что меня интересует- какому силуэту художник отдавал предпочтени: графическому или классическому; затем - делал ли художник предварительные рисунки: наконец - как он оформлял работы?
Работы Фёдора Петровича Толстого из собрания Эрмитажа были выпущены отдельным альбомом в 1961 г. В нём - 50 работ, тончайших и сложнейших по технике исполнения.
Самый большой минус всех книг - это невозможность понять реального размера работы. Предварительно изучив силуэты графа Толстого, я была абсолютно уверена, что в книге они даны в уменьшенном виде. Учитывая их многофигурность и сложность композиционного решения, я ожидала увидеть картины формата не меньше А-4-го. Каково же было моё изумление, когда оказалось, что настоящие работы - почти в полтора раза меньше, чем на книжных иллюстрациях, и каждая легко помещается на ладони!!!
Оформлены работы в глубоких рамках, придающих чёрным вырезкам дополнительный объём. Но вряд ли так оформлял их автор. Зато внимательно изучив все вырезки (некоторые отвалились от фона, есть и неоформленные), поняла, что на них нет никаких предварительных рисунков. Приклеены к фонам силуэты капелькой клея в одном-двух местах.
В XIX веке Фёдор Петрович Толстой вводит в силуэт батальный жанр и достигает в нём значительнейших высот: в его сценах можно встретить до двух десятков фигур.
"Известны его силуэты не только из чёрной, но и позолоченной, белой, жёлтой, чёрно-лиловой бумаги. Менял художник и фон. Наряду с самым распространённым белым мы часто встречаем и синий, голубой, серый фоны. Иногда он специально окрашивал бумагу в необходимый ему цвет. Предельно точный контур силуэта очень часто оживлялся разнообразными техническими приёмами: например, прорезями и проколами для передачи листвы деревьев". (Кузнецова Э. Искусство силуэта. - Л.: Издательство "Художник РСФСР", 1970).
"Я по-прежнему продолжал заниматься художествами по модельерной части, лепить по воску, глины и рисовать, посещать публичные лекции из разных наук, литературные и учёные общества, в которых был членом, а по воскресным вечерам приятно проводил время в кругу обычных посетителей наших вечеров, между которыми находились почти все наши молодые знаменитые, замечательные поэты и литераторы, как то: Крылов, Пушкин, Гнедич, Батюшков, Плетнёв, Дельвиг, Баратынский и другие образованные молодые люди". (Записки графа Ф. П. Толстого/ Сост., вступ. и коммент. А. Е. Чекуновой, Е. Г. Гороховой. - М.: РГГУ, 2001).
"Художественное наследие Толстого богато и разнообразно. На сегодняшний день в музеях и частных собраниях выявлено около двух тысяч его рисунков, акварелей, гравюр, медалей, статуй, барельефов, эскизов декораций, силуэтов.
Он принадлежал к графской линии старого дворянского рода Тослстых.
Фёдор Петрович Толстой родился 10 февраля 1783 года в Петербурге. Его отец, Пётр Андреевич, возглавлявший в Екатерининское время Петербургскую контору Кригс-комиссариата в чине бригадира (впоследствии - генерала), был правнуком знаменитого сподвижника Петра I - П. А. Толстого. Мать, Елизавета Егоровна, урождённая Барбот де Морни, была художественно одарённой натурой и своих детей учила не только чтению и грамоте, но и рисованию, и другим "рукоделиям". Как и большинство дворянских детей, мальчик уже при крещении был "пожалован" сержантом в лейб-гвардии Преображенский полк.
Домашнее образование закончилось, когда мальчику шёл девятый год. По решению родителей он был отпущен с троюродным дядей, графом Петром Алексеевичем Толстым, назначенным командиром Псковского драгунского полка, расквартированного в с. Ошмяны под Вильно на присоединённой незадолго до того к России белорусской территории.
26 июня юношу определяют в Морской шляхетский кадетский корпус - одно из лучших учебных заведений страны.
Желание овладеть секретами изобразительного искусства, талант, замеченный окружающими, приводят его в 1802 г. в стены Академии художеств - центра художественной жизни страны. Он становится её вольноприходящим учеником.
В 1804 г. Толстой резко меняет свою жизнь. Он окончательно отказывается от карьеры военного, покидает морскую службу и, вопреки традициям людей своего круга, решает стать профессиональным художником. В течение нескольких лет ему пришлось испытать на себе не только материальные трудности, сопутствующие начинающему художнику, но и моральные, поскольку этот шаг титулованного аристократа, которого ждала если не блестящая, то вполне благополучная карьера, был непонятен как светскому обществу, родственникам Толстого, так и академической профессуре.
В 1810 г. он поступает медальером на Санкт-Петербургский монетный двор, где трудится до 1828 г., когда Николай I назначает его вице-президентом Академии художеств. Более тридцати лет Толстой фактически руководит её работой, не оставляя творческих занятий.
В 1825 г. Толстого назначают преподавателем медальероного класса.
В 1842 г. за вклад в развитие медальероного искусства российская Академия художеств утверждает его в звании профессора медальерного класса.
В 1849 г. Академия присуждает ему звание профессора скульптуры без выполнения специальной программы, по совокупности работ, созданных им в этом виде искусства.
В 1854 г. исполнилось 50 лет творческой деятельности Толстого. 10 октября на общем собрании членов Академии художеств, посвящённом этому событию, присутствовали коллеги, друзья, ученики и поклонники юбиляра.
В мае 1859 года исполнилось 50 лет с тех пор, как граф был избран почётным членом Академии художеств, он был произведён из вице-президентов Академии художеств в товарищи президента. Это была почётная отставка". (Щукина Е. С. Два века русской медали: Медальероное искусство в России 1700-1917 гг. - М.: ТЕРРА, 2000).
Сам Пётр Фёдорович в своих воспоминаниях так писал о выборе жизненного пути: "С месяц после того, как я начал ходить в этот класс, в одно утро зашёл туда профессор скульптуры Прокофьев, весьма талантливый художник, и, удивлённый, видя молодого флотского офицера, занимающегося лепкою из воску, подошёл ко мне, внимательно рассмотрел мою работу и, узнав мою фамилию и с которого времени я начал заниматься лепкою, нашёл во мне очень большие способности к художествам.
Узнав от меня о моём страстном желании учиться художествам, он спросил меня: "Скажите, как вы хотите учиться художеству - основательно, как художник, или как все ваши братья-дворянчики только для забавы?"
Тут я почувствовал настоящее призвание, и что в нём я могу по моему всегдашнему желанию быть обязанным только самому себе и отвергнуть всякие покровительства и протекции, и с этих пор я решился посвятить себя в художники". (Записки графа Ф. П. Толстого/Сост., вступ. ст. и коммент. А. Е Чекуновой, Е. Г. Гороховой. - М.: РГГУ, 2001).
Фёдор Петрович Толстой (1783-1873) широко известен как автор медальонов с аллегорическими сценами на темы Отечественной войны 1812 года и заграничных походов русской армии в 1813-1814 годах.
Вот что читаем в книге Никулина Н. "Силуэты Ф. П. Толстого в собрании Эрмитажа": "Нет сомнения, что одним из крупнейших и своеобразнейших мастеров силуэта, работавших в первой половине XIX века, следует считать графа Фёдора Петровича Толстого.
В собрании Эрмитажа насчитывается 50 силуэтов его работы, причём 30 из них (восходящие к частным коллекциям кн. В. Н. Аргутинского-Долгорукова, М. Ф. Плюшкина, В. Г. Степанова) заключены в рамки и некогда украшали собою стены комнат. Остальные 20 силуэтов составляют небольшой альбом, приобретённый Эрмитажем в 1954 году у частного лица.
Очень близкие по характеру исполнения и по тематике изображений силуэты Толстого хранятся также в других музеях. Например, более 20 подобных листов находится в государственном Русском музее и примерно столько же в Государственном Историческом музее в Москве. Следует отметить, что ни один из этих силуэтов не подписан художником, но традиция твёрдо приписывает их Ф. П. толстому.
И ни у кого такая атрибуция сомнений не вызывала.
Толстой - длоголетний, бессменный вице-президент Российской Академии художеств. Силуэты освещают его творчество с совершенно, казалось бы, неожиданной для него стороны - со стороны реалистического бытописания. И в силу своей реалистической достоверности они приобретают, помимо чисто художественного, также значительный историко-культурный интерес.
Какое же место занимают эти небольшие чёрно-белые картинки в творчестве прославленного мастера? Сам он, по всей вероятности, не придавал им большого значения. В этом отношении показательно, что в составленном им в конце жизни весьма подробном перечне своих работ нет упоминания об исполнении им каких-либо силуэтов.
Помимо карандаша, кисти или резца Толстой нередко брал в руки маленькие ножницы с острыми концами и начинал что-либо вырезать из бумаги. Иногда это были виртуозные прорези для "волшебного фонаря", отбрасывающие на специальный экран чёрно-белые изображения отдельных фигур или сложных групп. Иной раз, как рассказвает в своих воспоминаниях Е. Ф. Юнге, он, сидя в детской, вырезал из бумаги для забавы своих маленьких детей лошадок и коровок. Но, разумеется, не только в детской вырезал Толстой свои силуэты, а количество их так велико и сделаны они так тонко, что остаётся только удивляться, когда он успевал это делать, если учесть, сколько времени он отдавал своим основным занятиям. В какой-то мере понять это позволяют всё те же воспоминания дочери, которая утверждает, что "кроме званых вечеров, он не стеснялся присутствием гостей и рисовал, слушая разговоры, чтение и музыку".
Надо думать, что Толстой, "не стесняясь присутствием гостей", не только рисовал, но и вырезал из тонкой чёрной бумаги силуэты. Но в отличие от своих предшественников на поприще силуэта - Антинга и Сидо - Толстой создаёт не портреты, а, главным образом, многофигурные композиции самого разнообразного содержания. По всей вероятности, большинство всех этих изумительных по своему изяществу изображений вышло из рук Толстого между делом, когда он, сидя в кругу друзей, родственников, добрых знакомых, вырезал, быть может для удовольствия окружающих, занятные крошечные, но полные живой убедительности сценки.
Силуэты Ф. П. Толстого отличаются высоким художественным мастерством, они выполнены с почти ювелирной точностью, отличающей многие работы этого мастера, но никогда не впадают в излишнюю дробность или манерность - они просты и впечатляющи.
Спецификой силуэтов Толстого является то, что в них мы никогда не найдём портрета в чистом виде; хотя у него встречаются изображения Наполеона, Александра I , Николая I или великого князя Михаила, но автор неизменно включает их в многофигурные композиции, превращает в одно из действующих лиц своего творения.
Мы не можем назвать никого из современных Ф. П. Тостому силуэтистов, кто мог бы хоть в слабой мере состязаться с ним в этом искусстве".
Остаётся только сожалеть, что не все силуэты Ф. П. Толстого опубликованы, и что пока не предвидится никакой выставки его силуэтных работ, которая могла бы познакомить широкого зрителя с ярким талантом Толстого-силуэтиста.