ПУШКИН И НИКОЛАЙ ТИТОВ

В конце 1836 г. в четвертом томе пушкинского «Современника» был опубликован прозаический отрывок «Прогулка за Балканом» без указания имени и фамилии автора.

До последнего времени не было точно известно, кто он.1 Автором считали литератора и дипломата Владимира Павловича Титова (1807—1891),2 напечатавшего еще в 1828 г. в «Северных цветах на 1829 год» повесть, причастную к имени Пушкина, — «Уединенный домик на Васильевском». А так как «Прогулка за Балканом» представляла собой главу из трехтомного романа о русско-турецкой войне 1829 г. «Неправдоподобные рассказы чичероне дель К...о», то В. П. Титова считали долгие годы творцом этого романа. Только к 1975 г. розыски помогли выявить подлинного автора: им оказался офицер Кавказского корпуса Николай Павлович Титов (1805—1845),3 брат дипломата.

Чем могла привлечь 8-я глава из «Невероподобных4 рассказов...» сотрудников журнала?

Чтобы ответить на этот вопрос, следует вспомнить такие произведения пушкинского «Современника», как «Путешествие в Арзрум» Пушкина и «Долина Ажигутай» Султана Казы-Гирея, их идейную направленность и некоторые художественные особенности.

Обратившись в «Путешествии в Арзрум» к проблеме взаимоотношений России и Кавказа и анализируя политику российского самодержавия среди народностей Востока, Пушкин, можно сказать, в каждой из глав рассматривал этот сложный комплекс человеческих и государственных отношений с позиций сторонника дворянского просветительства. Он искренне полагал, что знакомство народностей Кавказа, сравнительно недавно принявших магометанство, с христианской религией и европейской культурой обернется в перспективе более значительным и более гуманным результатом, чем тот, что приносили стране военные действия.

- 155 -

Справедливость и своевременность мыслей Пушкина убедительно подтверждал очерк Султана Казы-Гирея, помещенный в том же, первом томе «Современника», что и «Путешествие в Арзрум». Магометанин, «сын полудикого Кавказа» (XII, 25), еще в детстве воевавший против России, будучи приобщен к «роскошной образованности» (XII, 25), смог вступить в ряды русских писателей и в то же время, не утратив национальных черт, мечтал о гуманном преобразовании родного края.

К аналогичным проблемам, неоднократно привлекавшим внимание Пушкина, обращался и автор романа «Бимбаш», первого из трех томов «Неправдоподобных рассказов чичероне дель К...о».

В «Прогулке за Балканом», как и в «Путешествии в Арзрум», описаны события русско-турецкой войны 1829 г. В центре обоих произведений — момент трагического столкновения исторически отсталого государства с более развитым. Независимо друг от друга и Пушкин и Н. П. Титов запечатлели в своей прозе заключительный этап восточного кризиса 20-х годов XIX в. — поражение Османской империи.5 Н. П. Титов рисует восприятие русскими солдатами происходящих событий, окружающей их природы, говорит о непосредственности казаков, правдиво рассказывает о настроениях русских и турок, подмечает даже общие черты в поведении воюющих сторон. «Турецкие наездники, в разноцветных одеждах, выезжали из городских ворот отдельно и небольшими группами, как маков цвет покрывали долину перед городом. Они муштровали легких накоротке жеребцов, гарцевали, рисовались на них в отдалении, вот один, потом другой, а там и третий (и так далее) несется во весь дух на русскую цепь; сумасшедший зарежет, задавит, растопчет... Ничуть не бывало. Мусульманин из своей цепи вылетает только несколько шагов; легкий жеребец на всем скаку поворачивает крутым вольтом; наездник выхватывает длинный пистолет, живописно опрокидывается назад и игриво пускает пулю на ветер, и, довольный собою, подъезжает к своим, красуется, гарцует, беснуется и уезжает назад, ругаясь с казаками, из коих некоторые выезжают вперед; казак пригнулся к луке, крадется, будто его не заметят... удар нагайки, другой... лошадь на всем скаку, неверная пуля свистит из винтовки, казак оборотился, во весь дух несется к своей цепи... Эта живописная игра в бар, увеселяющая, воспламеняющая мальчика. Тут взрослые люди веселятся, играют, резвятся, пятнают друг друга пулей, острием сабли, тяжкими ранами, пленом или смертью. Удачный удар, ловкая увертка получают одобрение с обеих сторон, эта игра (не говоря об необходимых трагических случаях) радует и зрителей и участников, кои, подобно фигляру-индийцу, мечут около себя непрерывный круг острых кинжалов».6

Однако красота окружающего мира не согласуется с действиями людей, их убийством друг друга: «...прелестное сие место должно бы было быть свидетелем любви, согласия, а не сценой для войны, разрушения и смерти»7 (эти строки издатели «Современника» выделяли в отдельный

- 156 -

абзац). Автор «Прогулки за Балканом» не отказывал турецким воинам ни в смелости, ни в решительности, ни во внешней привлекательности. Случалось, и не раз, что отчаянные донцы бежали от них на рысях. Однако участь кампании оказалась предрешенной, поскольку русская армия была организована на европейский манер, тогда как противостоящая ей придерживалась исторически отсталых форм; в человеческих отношениях там господствовали устарелые нормы морали, а турецкие военачальники открыто противились новым армейским порядкам.

Бо́льшая часть событий 8-й главы, как и всего первого тома, развертывалась перед читателем через восприятие их двадцатидвухлетним турком, бимбашем8 Осман-Беем. В свое время Осман-Бей получил «воспитание во Франции», которое «поставило его в середине между Европою и Азиею». «Утратив понятия о религии и нравственности соотчичей, он презирал их предрассудки и обычаи».9 Раненный в ходе боя, он остается в живых благодаря великодушию русских офицеров. Попав в госпиталь к русским, бимбаш дружит с русскими офицерами, а после заключения мира не торопится вернуться на «свои пепелища».

Факт гуманной помощи, оказанной раненому противнику, вызывал в памяти читателя сходные эпизоды. Так, Д. В. Давыдов незадолго до приглашения участвовать в «Современнике» опубликовал в «Библиотеке для чтения» «Воспоминание о сражении при Прейсиш-Эйлау». Оно содержало трогательную историю о помощи, которую оказал после Аустерлицкого боя русскому раненому, а им был юный брат Дениса Давыдова, французский поручик Серюга. А когда в ходе следующих боев этот поручик был смертельно ранен русскими, то ему последнюю помощь оказал как «вечному другу» поручик Денис Давыдов.10

О заступничестве за раненого врага сообщал и Пушкин в главе четвертой «Путешествия в Арзрум во время похода 1829 года»: «Из лесу вышел турок, зажимая свою рану окровавленною тряпкою. Солдаты подошли к нему с намерением приколоть, может быть, из человеколюбия.

Но это слишком меня возмутило; я заступился за бедного турку и насилу привел его изнеможенного и истекающего кровию к кучке его товарищей» (VIII, 71).

Таким образом, есть определенная перекличка между «Прогулкой за Балканом» и другими материалами «Современника». Художественная ценность образа Осман-Бея заключалась в том, что он противостоял по контрасту галерее ориентальных персонажей Барона Брамбеуса (О. Сенковского), ставших известными читателю в тот же промежуток времени, но исключавших из своей духовной сути возможность идеала «великой семьи народов», что было так дорого Пушкину.

Однако возникает следующий вопрос: каким образом рукопись романа «Бимбаш» Н. П. Титова оказалась в руках Пушкина?

О Николае Павловиче Титове как о писателе и личности известно пока очень мало. В отличие от брата Владимира Павловича он не получил университетского

- 157 -

образования, и это обстоятельство, как можно догадываться, несколько угнетало молодого человека, обладавшего немалым литературным талантом. «20-летний юноша становится прапорщиком Украинского пехотного полка, с которым принимает участие в кампании 1828—1829 гг.».11 В 1831 г. Н. П. Титов оставляет военную службу и, получив чин титулярного советника, оказывается в следующем году в Тифлисе. Здесь он принимает участие в ряде военных экспедиций в Чечню и Северный Дагестан.

На Кавказе Н. П. Титов знакомится с некоторыми из сосланных декабристов, в том числе и с А. А. Бестужевым-Марлинским.

Титулярный советник охотно читал тифлисским приятелям свои сочинения, однако печататься в столичных журналах воздерживался.12 Письма Н. П. Титова к В. Ф. Одоевскому, к которому он питал самые сердечные чувства, характеризуют его как человека, который тщательно скрывал свою причастность к литературному творчеству.

Знакомство с его письмами к В. Ф. Одоевскому за период с 1836 по 1844 г. показывает, что к второй половине 1836 г. Н. П. Титовым была закончена первая часть трилогии, т. е. «Бимбаш». В. Ф. Одоевский был, пожалуй, единственным человеком, с которым Н. П. Титов делился творческими планами. Именно Одоевскому доверил автор и рукопись романа, и ведение переговоров с издателями. В архиве В. Ф. Одоевского сохранился перебеленный вариант договора, согласно которому «автор, известный под именем Джегитова,13 обещает сообщаться с Плюшаром не иначе, как через третье лицо, располагающее рукописью как собственностью».14

Указание это показывает, каким образом поступила к Пушкину рукопись «Неправдоподобных рассказов чичероне дель К...о», тем более что во второй половине 1836 г. сношения Пушкина с В. Ф. Одоевским по делам «Современника» «стали особенно тесными»,15 а сам Владимир Федорович держал тогда же корректуру первого тома задуманной Титовым трилогии.

Разночтения (свыше ста!) журнального варианта и книжного, имеющие в основе своей принцип сокращения фразы, дают все основания считать, что редакторская правка 8-й главы была осуществлена Пушкиным. В. Ф. Одоевский этих изменений в «Современник» внести не мог, поскольку держал корректуру всего романа, и если бы он осуществлял журнальную правку, то не было бы отмеченных разночтений. У В. Ф. Одоевского имелись время и возможность сохранить текст идентичным, так как цензорское разрешение на IV том «Современника» было выдано 11 ноября 1836 г., а на книгу Н. П. Титова —17 января 1837 г.

Вспомним: в очерке «Долина Ажигутай» Пушкин не пожелал переменить

- 158 -

«ни одного слова» (XII, 25). В случае же с Н. П. Титовым он проявил высокую требовательность к русскому литератору, который избрал в качестве центральных героев романа представителей других племен и народностей.

О возможности личной встречи Н. П. Титова с издателем «Современника» приходится говорить весьма осмотрительно. В одном из его писем к В. Ф. Одоевскому, не имеющем даты и относящемся, судя по содержанию, к 1838—1839 гг., встречается такое признание: «Препровождаю к Вам, почтеннейший князь, пять тетрадей как к моему литературному патрону и крестному отцу, выпустившему в свет заодно с покойным Александром Сергеевичем одним болтуном больше».16

Содержание письма подтверждает только причастность Пушкина к выбору отрывка из «Невероподобного рассказа чичероне дель К...о» для «Современника» из рукописи, доставленной ему В. Ф. Одоевским, а также участие поэта в редактировании «Прогулки за Балканом», наконец, его сочувственное, благожелательное отношение к молодому литератору, скрывающему свое авторство. Других упоминаний о Пушкине или встречах с ним в известных нам письмах Н. П. Титова к В. Ф. Одоевскому нет.

Однако в тексте заключительных страниц третьей части «Неправдоподобных рассказов дель К...о» — романе «Несчастливец», действие которого развертывается не под Адрианополем, а на Кавказе, сохранилось удивительное по своей лиричности признание о беседе с Пушкиным.

Рассказывая о трагедии, разыгравшейся в одном из чеченских аулов Северного Дагестана,17 автор привел русский текст песни горцев, обрекших себя на смерть: «„Нам ли сдаваться, — пели осажденные, — когда мы дали слово друг другу умереть вместе. Нам ли сдаваться, когда каждое пятно и рубец на шашке есть смертный удар, врагу нанесенный. А вы, русские, посмотрите в ущелье Якташа на ваши непогребенные кости, это наша работа, посмотрите на ваши свежие могилы против Омер-Аджи-Юрта, это наша работа. А вы, русские, что же нейдете в недоступные горы отбивать ваших пленных, они звенят цепями — мы их пленили.

Пойдите, скажите вашим товарищам, что они трусы, что между всеми свободными людьми мы только одни умеем умирать. Что же вы, русские, к нам сюда не войдете?

Пойдите, скажите нашим, сколько неприятельских трупов мы около себя положили; пойдите, скажите нашим женам и детям, как мы здесь умерли. Нам ли сдаваться, когда мы дали слова друг другу умереть вместе“.

Таков был смысл смертной песни несдавшихся горцев... Знаменитый русский поэт, единственный наш русский поэт хотел было одеть эту песню в звучные свои строфы; вольно же было неумолимой смерти подрубить прекрасное расцветшее дерево в полной его силе».18

- 159 -

Публично утверждать об этом замысле Пушкина в романе, вышедшем в Петербурге, судя по цензорскому разрешению, 20 июня 1837 г., когда живы были все друзья и знакомцы гениального поэта, мог только тот человек, кто ознакомил Пушкина с этой песней и кто слышал из его уст желание передать ее печальное содержание достойными стихами.

Д. И. Белкин

———
Сноски

Сноски к стр. 154

1 Е. И. Рыскин, посвятивший многие годы исследованию пушкинского «Современника», еще в 1967 г. писал: «Вопрос о том, кто автор „Прогулки за Балканом“ (являющейся частью книги «Неправдоподобные рассказы чичероне дель К...о». СПб., 1837), не вполне ясен» (Рыскин  Е. И. Журнал А. С. Пушкина «Современник». 1836—1837: Указатель содержания. М., 1967, с. 62).

2 См., например: Краткая литературная энциклопедия. М., 1972, т. 7, с. 517.

3 См. статью В. Безъязычного «Загадочные чичероне дель К...о» в газете «Неделя» (1975, № 3, с. 8).

4 Так были обозначены в «Современнике» «Неправдоподобные рассказы...».

Сноски к стр. 155

5 Подробно об этом см.: Шермет  В. И. Турция и Адрианопольский мир 1829 г. М., 1975.

6 Современник, 1836, т. IV, с. 269, 270.

7 Там же, с. 268.

Сноски к стр. 156

8 Бимбаш — лицо, начальствующее над тысячью воинов.

9 Неправдоподобные рассказы чичероне дель К...о. СПб., 1837, т. I (Бимбаш), с. 14.

10 Библиотека для чтения, СПб., 1835, т. XII, отд. III, с. 105—107.

Сноски к стр. 157

11 Безъязычный В. «Загадочные чичероне дель К...о». — Неделя, 1975, № 3 (775), с. 8.

12 См.: Т. [Торнау  Ф. Ф.]. Воспоминание о Кавказе и Грузии. — Русский вестник, М., 1869, т. 80, с. 699; Дзидзария Г. А. Ф. Ф. Торнау и его кавказские материалы. М., 1976, с. 18.

13 В. Безъязычный указывает следующие псевдонимы Николая Титова: Джигитов, Джегитов, П. Глебов, Николай Пауль и др.

14 ГПБ, ф. 539 (В. Ф. Одоевского), оп. 2, ед. хр. 1064.

15 Пушкин. Письма последних лет. 1834—1836. Л., 1969, с. 340.

Сноски к стр. 158

16 ГПБ, ф. 539 (В. Ф. Одоевского), оп. 2, ед. хр. 1064.

17 Считают, что Н. П. Титов включил в роман эпизоды, рассказанные ему русским контрразведчиком на Кавказе бароном Торнау, см.: Русский вестник, 1869, т. 80, с. 698—700; Дзидзария  Г. А. Ф. Ф. Торнау и его кавказские материалы. М., 1976, с. 18, и др.

18 Неправдоподобные рассказы чичероне дель К...о. СПб., 1837, т. III (Несчастливец), с. 222. Данная «песнь горцев» напоминает не только стихотворение Грибоедова «Хищники на Чегеме» (это отмечено В. Безъязычным), но и старинную песню в повести А. Бестужева-Марлинского «Аммалат-бек» и «Песнь горных греков» П. Ободовского (Северная пчела, 1828, № 82, 10 июля).