Николай и Пестель
(Письмо В. И. Пестеля о разговоре с Николаем I)

А. В. Семенова

Вождь Южного общества декабристов Павел Иванович Пестель был арестован, как известно, 13 декабря 1825 г. в Тульчине. Привезенный 3 января 1826 г. в Петербург, он на следующий день в Эрмитажной библиотеке Зимнего дворца впервые был допрошен новым самодержцем. Твердость и самообладание Пестеля во время допросов, стройная, логическая система его ответов, раскрывавших десятилетнюю историю тайной организации, вызвали особую ненависть к нему Николая I. «Пестель был злодей во всей силе слова, без малейшей тени раскаяния, с зверским выражением и самой дерзкой смелостью в запирательстве; я полагаю, что редко найдется подобный изверг»,— такова характеристика, данная впоследствии царем вождю Южного общества 1.

К середине января 1826 г. Николай I уже располагал основными сведениями о Пестеле как главе Южного общества и авторе конституционного проекта. Донос Майбороды, первые допросы членов Южного и Северного обществ, ответы самого Пестеля показали его руководящую роль в тайном обществе. Николай I к этому времени знал о существовании «Русской Правды» и ее содержании, о намерении Пестеля установить в России республику посредством диктатуры «временного правления», о нескольких вариантах предполагавшихся революционных выступлений. Из доноса Майбороды царю было известно о главном, с его точки зрения, преступлении Пестеля — намерении уничтожить императорскую фамилию. Это, как известно, было самым опасным обвинением для арестованных декабристов.

Нет сомнения, что уже к середине января 1826 г., несмотря на неучастие Пестеля в вооруженном выступлении, он был в глазах Николая I одним из главных преступников, обреченном на высшую степень наказания.

Однако, готовя жестокую расправу над участниками революционных организаций, царь одновременно пытался успокоить их родных и близких, уменьшить общественный резонанс событий, сократить нежелательные для правительства разговоры, звучавшие по всей стране.

Публикуемое ниже письмо брата П. И. Пестеля — Владимира к родителям о разговоре с Николаем I 15 января 1826 г. относительно // С 370 судьбы Павла Ивановича дает в этом отношении новый материал к истории следствия над декабристами.

Это письмо также лишний раз свидетельствует о низкой роли, сыгранной Николаем I в процессе декабристов. Мстительность и жестокость нового императора сочетались здесь с лицемерием и незаурядными актерскими способностями. Личина «отца отечества», принятая им при допросах Рылеева и Каховского, посылка денег жене Рылеева, «подарок» к именинам его дочери Настеньки и другие подобные поступки Николая I во время следствия и суда над декабристами известны. Такое же изощренное фарисейство императора, мысленно уже казнившего П. И. Пестеля, пронизывает весь разговор его с Владимиром о брате и родителях.

Как следует из письма, сам автор его — Владимир Пестель, польщенный «высочайшим вниманием», полностью поверил обещаниям царя, глядя в его лицо, полное «участия и просветленности».

Судьба Владимира Пестеля, «ничтожного брата великого человека», по меткому определению В. И. Семевского2, противоречиво переплелась с жизненным путем его старшего брата. Окончив одно и то же привилегированное учебное заведение — Пажеский корпус, приняв участие в войне с Наполеоном, братья в 1816 г. вступили в Союз Спасения3, вместе с его членами слушали лекции профессора Германа4, пользовавшегося репутацией либерала.

Но «вольнодумство» Владимира продолжалось недолго. Как замечали декабристы на следствии, В. И. Пестель быстро «от общества отстал» и «не принимал в оном никакого участия»5. Владимир целиком отдался заботам о собственной карьере и в 1825 г. был уже полковником Кавалергардского полка.

Братья поддерживали дружеские отношения, и имеются основания предполагать, что Владимир Пестель знал о продолжающейся деятельности тайной организации. Конечно, ему не были известны все действия и планы общества, но об участии в нем брата он был, без сомнения, осведомлен.

На следствии в 1826 г. встал вопрос о принадлежности Владимира Пестеля к обществу. А. Н. Муравьев, М. А. Фонвизин, Н. М. Муравьев, М. И. Муравьев-Апостол, Е. П. Оболенский, С. П. Трубецкой называли В. И. Пестеля в числе лиц, давно отошедших от общества. В то же время Иосиф Поджио в показании от 15 февраля 1826 г. сообщил, что П. И. Пестель «когда... в Петербурге был, то принял в общество брата своего, кажется, Кавалергардского полка полковника Пестеля» 6. На следующий день на вопрос Комитета о Владимире Пестеле В. Л. Давыдов отвечал: «Не говорил никогда, помнится мне, полковник Пестель, чтобы брат его действительно вошел в общество, но что, подозревая или зная его существование, он говорил своему брату, что // С 371 по дружбе к нему всегда будет там, где он будет находиться в опасности, и полковник Пестель говорил, что твердо на него надеется» 7.

В данном вопросе свидетельство членов Южного общества, наиболее близких к Пестелю, заслуживает большего внимания, чем слова северян или Матвея Муравьева-Апостола, отошедшего к 1825 г. от активной деятельности в тайном обществе.

Как следует из воспоминаний верного соратника П. И. Пестеля — Н. И. Лорера, он познакомился со своим будущим начальником в 1824 г. в Петербурге на квартире В. И. Пестеля в Кавалергардских казармах8. Вряд ли для Владимира осталась абсолютно неизвестной цель приезда брата в Петербург и пребывания его там в течение двух месяцев, тем более что он жил у него на квартире.

Сам П. И. Пестель на следствии категорически отрицал принадлежность младшего брата к обществу. «Он слишком всегда усердно был предан правительству всею душою, чтобы когда-либо в состоянии быть к обществу принадлежать...»,— писал П. И. Пестель о Владимире в очень пространном и сбивчивом показании, отличающемся от обычных последовательных ответов вождя Южного общества 9. Вполне понятно желание П. И. Пестеля, горячо любившего всю свою семью, отвести от брата малейшие подозрения.

Следственная комиссия в своем решении оставить дело Владимира Пестеля «без внимания» 10 учла, по-видимому, и то обстоятельство, что В. И. Пестель в день 14 декабря 1825 г. вместе с Кавалергардским полком выступил против восставших, за что в числе других получил «высочайшую признательность», а 2 января 1816 г. был награжден орденом св. Анны 2 й степени.

Публикуемое письмо содержит «высокую» оценку Николаем I поведения Владимира Пестеля в день вооруженного выступления на Сенатской площади. 14 июля 1826 г., на другой день после казни старшего брата, он был назначен флигель-адъютантом. «Какая жалкая насмешка над человеческими чувствами,— писал декабрист Лорер по этому поводу,— как будто можно чем-нибудь утешить огорченное сердце брата» 11.

Но брат, однако, больше всего в это время беспокоился о своей карьере. В июле 1826 г. он через Дибича обратился к царю с «изъяснением образа... мыслей» и просьбой остаться в Кавалергардском полку. Дибич отвечал ему: «В качестве человека и слуги Отечества приобретаете Вы посредством сего письма новые права на доверенность правосудного монарха..., повелевшего мне уведомить Вас, любезный полковник, что его величество никогда не сомневался в Ваших чувствах и с удовольствием оставляет Вас в полку, в котором Вы имели уже случай показать приверженность Вашу и усердие» 12.

Опасение лишний раз скомпрометировать себя близостью с «государственным преступником», боязнь потерять «благосклонность» высшей власти были настолько сильны, что Владимир отказался получить вещи казненного брата, оставшиеся в крепости. Неполученные родственниками, они были проданы с аукциона 13.

Владимиру Пестелю, подобно многим подозреваемым в соучастии в тайных обществах, удалось избежать наказания, и всею последующей жизнью он стремился искупить «ошибки молодости» и «опасное родство». Ему пришлось ради карьеры подавить в себе то чувство любви и уважения к старшему брату, которое прорывается в строках его письма к родителям.

Лишь в старости он, по словам современника, «часто вспоминал о своем несчастном брате... и высоко ценил его честность, глубокую ученость и таланты» 14.

Публикуемое письмо хранится в рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) в архиве С. Г. и М. Н. Волконских, ф. 57, оп. 4, д. 282, лл. 1-2. В 1917 г. Б. Л. Модзалевский планировал издать его без перевода во второй части первого тома «Архива декабриста Волконского», которая, как известно, так и не вышла в свет. О письме В. И. Пестеля Б. Л. Модзалевский писал: «Как его письмо попало в архив Волконских, непонятно. Оно любопытно как лишний голос современника о событиях 14 декабря» (ИРЛИ, ф. 57, оп. 5, д. 2, л. 192).

В. И. Пестель — И. Б. Пестелю 

St Pétersbourg, 16 Janvier 1826

Mes bien chers parents! Que je suis heureux de pouvoir verser un peu de baume sur les profondes blessures que le chagrin a fait à votre coeur. Je n'avais pas le courage de vous écrire et encore moins celui d'ajouter au chagrin qui vous accable depuis longtemps. Un étranger s'est chargé de vous annoncer ce que je n'ai osé que vous faire pressentir et ce Dieu si puissant, si clément m'accorde aujourd'hui le bonheur de dire quelques mots de consolation à mes parents bien aimés. Hier nous (notre régiment) 1* avons eu une parade devant l'Empereur et quelques princes étrangers. Sa Majesté en a été parfaitement content, et quand elle était finie, l'empereur en s'approchant de moi m'a appellé plus près de lui. Il m'a pris par le bras et m'a addressé les paroles suivantes: «Ежели один сын огорчил отца, другой его во всем утешает, скажи это ему, успокой его, и сам будь покоен. Я надеюсь, что ты и меня будешь утешать». «До последнего моего вздоха оно будет первейшим моим старанием».

L'Empereur continua: «Пестель, я тобою очень доволен, надеюсь, что ты будешь мне и вперед так служить, как ты служил по сию пору».

«Навсегда вернейший слуга вашему императорскому величеству».

«А на щет брата будь покоен и успокой отца».

Je baisai le bras à l'Empereur, il me frappa sur l'épaule et partit. La joie pensa2* me suffoquer. Je pensais tout de suite à mes chers parents, au bonheur de leur donner quelque consolation dans la malheur. C'est par la volonté du Monarque lui même que j'ose vous tranquilliser sur le sort de vo.tre fils chéri, de ce cher frère que j'aime tant et que le monde condamne peut être, mais que rien ne peut me rendre moins cher. Je le connais et je sais que jamais une mauvaise action on un sentiment vile et méchant ne peut souiller son coeur. Une erreur d'opinion a pu le mener sur un chemin défectueux, mais son âme est pure et l'idée du 3* crime n'a jamais pu en approcher. L'Empereur qui parle à chacun de ceux qui sont accusés de complicité aura vu que les intentions de Paul, si elles 4* etait erronnées, n'étaient pas fondées sur le mauvais sentiment. Quoi qu'il en soit au reste il m'a chargé de vous tranquilliser sur son compte et je m'acquitte de cette commission avec bonheur. J'aurais voulu que vous eussiez pu 5* voir la figure de l'Empereur quand il me parlait. Dans cette expression mélangée d'intérêt et de bienveillance qui se peignaient sur chaque trait de sa figure dit un million de fois plus de consolation et d'esprérance que dans les paroles flatteuses qu'il m'a adressées. Le 2 de janvier l'Empereur qui a vu mon zèle et ma activité le 14 décembre a signé un Ouka-ze 6* par lequel il me nomme chevalier de l'ordre de St. Anne de la seconde classe. Je finis pour ne pas tarder à la poste. J'ajouterai suelement que je serais le plus heureux des hommes, si je pouvais justifier l'opinion de l'Empereur, en étant vraiment votre consolation dans le malheur. Mais hélas! Quels moyens ai je pour l'être? Si je pouvais au moins voler dans vos bras pour vous distraire si non vous consoler! 0, mes bien chers parents, pénetrez vous des paroles de l'Empereur, il ne trompe jamais et cherchez y la consolation que je ne saurais vous donner, j 'embrasse bien tendrement la chère Sophie et les petits. J'espère que vous vous portez bien, quoique depuis longtemps aucune lettre ne nous en donne l'assurance. Adieu, mes bien bons parents. Au nom de Dieu tranquillisez vous et ménagez vous pour vos enfants qui vous chérissent au-delà de tout expression.

Voldemar.

P. S. La lettre d'Amalie n'étant pas prête, j'envoie la mienne suele pour ne pas manquer la poste.

На обороте: «Его Превосходительству Милостивому Государю Ивану Борисовичу Пестелю в Смоленск».

На верху письма под датой другим почерком:. «Получено 21 генваря 1826».

Перевод

Петербург, 16 января 1826

Мои дорогие родители! Как я счастлив, что могу излить немного бальзама на глубокие раны от горя в вашем сердце. У меня не хватало мужества вам писать и тем более добавить к печали, которая вас отягчает так долго. Один иностранец взял на себя сообщить вам то, что я только осмеливался вам предсказать, и господь, такой могущественный, такой милосердный дает мне сегодня счастье сказать несколько слов утешения моим горячо любимым родителям. Вчера наш полк был на параде перед императором и несколькими иностранными принцами. Его величество был им очень доволен. Когда все закончилось, император, приблизившись ко мне, подозвал меня, взял меня за руку и сказал мне следующее:

«Ежели один сын огорчил отца, другой его во всем утешает, скажи это ему, успокой его, и сам будь покоен. Я надеюсь, что ты и меня будешь утешать».

«До последнего моего вздоха оно будет первейшим моим старанием».

Император продолжал: «Пестель, я тобою очень доволен, надеюсь, что ты будешь мне и вперед так служить, как ты служил по сию пору».

«Навсегда вернейший слуга вашему императорскому величеству».

«А на щет брата будь покоен и успокой отца».

Я поцеловал руку императора, он потрепал меня по плечу и удалился. Радость от этих слов меня чуть не задушила. Я подумал сразу же о моих дорогих родителях, о счастье дать им некоторое утешение в горе. Именно по воле самого монарха я осмеливаюсь вас успокоить относительно судьбы вашего дорогого сына, дорогого брата, которого я так люблю и который, будучи, быть может, осужден обществом, не станет для меня менее дорогим. Я его знаю, и я знаю, что никогда ни дурной поступок, ни порочное и злобное чувство не могут осквернить его сердце. Заблуждение могло увлечь его на ошибочную дорогу, но его душа чиста, и идея преступления никогда не могла к нему приблизиться. Император, который говорит с каждым из тех, кто обвиняется в соучастии, возможно, увидит, что намерения Павла, если они ошибочны, не основываются на плохих чувствах. Что бы там ни было, впрочем, он поручил мне вас успокоить на его счет, и я исполняю это поручение с радостью. Мне хотелось бы, чтобы вы могли видеть лицо императора, когда он говорил со мною. Это выражение участия и просветленности, которое проступало в каждой черточке его лица, сказало мне в тысячу раз больше утешения и надежды, чем лестные слова, которые он мне адресовал.

Второго января, император, который видел мое усердие и мои действия 14 декабря, подписал указ, по которому он назначает меня кавалером ордена св. Анны 2-й степени.

Я кончаю, чтобы не опоздать к почте. Добавлю только, что я был бы самым счастливым человеком, если бы мог оправдать мнение императора, став действительно вашим утешением в горе. Но увы! Какие средства есть у меня, чтобы быть им? Если бы я мог прилететь к вашим рукам, чтобы вас отвлечь, если не утешить! О, мои дорогие родители, вникните в слова императора, он не обманет никогда, и ищите в них утешение, которое я не смогу вам дать.

Я обнимаю нежно дорогую Софью б и маленьких в. Я надеюсь, что вы здоровы, хотя уже давно ни одно письмо не дает нам уверенности в этом. Прощайте, добрые мои родители. Именем бога будьте спокойны и берегите себя для ваших детей, которые вас так нежно любят, что этого нельзя выразить.

Владимир.

Р. S. Так как письмо Амалии  не готово, я посылаю только мое, чтобы не пропустить почты.

Примечания

а Пестель Иван Борисович (родился 6 февраля 1765 г., умер 18 мая 1843 г.). С 1806 по 1819 г. Сибирский генерал-губернатор, пользовавшийся репутацией жестокого и деспотичного человека. С 1816 г.— член Государственного совета. После отставки, с 1823 г. жил в своем имении, сельце Васильеве Смоленской губернии. Узнав об аресте старшего сына, 23 февраля 1826 г. отправился в Петербург, 3 июня состоялось их свидание в Петропавловской крепости. После казни Павла Ивановича И. Б. Пестель вернулся в Смоленск и только там 28 июля узнал, какой смертью погиб сын (до этого времени ему говорили, что он расстрелян).

Жена И. Б. Пестеля, Елизавета Ивановна, урожденная Крок, умерла в 1836 г., проведя последние десять лет жизни «в тяжкой болезни от неописанной горести ее материнского сердца» («Русский архив», 1875, кн. 1, стр. 407. Бумаги И. Б. Пестеля).

б Сестра П. И. Пестеля, Софья Ивановна. В 1875 г. передала в журнал «Русский архив» цепные материалы из семейного архива: несколько писем П. И. Пестеля, в том числе к родителям из крепости от 1 мая 1826 г., и другие документы.

в И. Б. Пестель был опекуном двух детей-сирот Рейнер, и они воспитывались в его доме.

г Жена В. И. Пестеля, Амалия Петровyа, урожденная Храповицкая.

1 «Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи». М.—Л., 1926, стр. 33.

2 В. И. Семевский. Политические и общественные идеи декабристов. СПб., 1909, стр. 670.

3 «Восстание декабристов» (далее — ВД), т. I. М.—Л., 1925, стр. 9; ЦГАОР СССР, ф. 48, д. 244, лл. 43, 47; М. В. Нечкина. Движение декабристов, т. I. М., 1955, стр. 169.

4 ВД, т. IX. М., 1950, стр. 216.

5 ЦГАОР СССР, ф. 48, д. 244, лл. 46, 47.

6 ВД, т. XII. М., 1969, стр. 176.

7 Там же, т. X. М., 1953, стр. 212.

8 Н. И. Лорер. Записки. М., 1931, стр. 70.

6 ЦГАОР СССР, ф. 48, д. 244, л. 41.

10 ВД, т. VIII. Л., 1925, стр. 148.

11 Н. И. Лорер. Записки, стр. 271.

12 ЦГВИА, ф. 36, оп. 4/847, св. 23, д. 375, л. 1 об.

13 ЦГАОР СССР, ф. 48, д. 293, лл. 321—324 об., 330; д. 295, л. 295; ЦГИА СССР, ф. 1409 (Фонд Собственной е. и. в. канцелярии), оп. 2, д. 4580, л. 63—63 об.

14 ИРЛИ, ф. 265, д. 2002, л. 10 об.
(И. А. Шмаков. Владимир Иванович Пестель. Биографический очерк.) Дальнейшая служебная деятельность В. И. Пестеля протекала следующим образом: в августе 1839 г. он был назначен Херсонским гражданским губернатором, в январе 1845 г.— Таврическим гражданским губернатором, в конце 1854 г. «уволен от службы без прошения». С мая 1855 г. сенатор в Москве, где и умер в 1865 г. в чине действительного тайного советника («Русский биографический словарь»; С. А. Панчулидзев. Сборник биографий кавалергардов, кн. III. СПб., 1906, стр. 258—261, с портретом) .