АЛЕКСЕЙ ФЁДОРОВИЧ ОРЛОВ
Любимец Николая I, опытный и удачливый политик, блестящий царедворец, А.Ф. Орлов (1786 - 1861) был личностью неоднозначной и во всех отношениях крайне интересной.
Его отец, граф Федор Григорьевич Орлов (1741 - 1796), был четвертым из тех пятерых братьев Орловых, которых события 1762 года, приведшие к воцарению Екатерины II, выдвинули на авансцену политической жизни. И хотя Федор никогда не пользовался таким большим расположением императрицы, как его старшие братья, Григорий и Алексей, ему все-таки удалось выхлопотать право передать родовой герб, фамилию (правда, без титула) и состояние своим семерым “воспитанникам”, как в официальных документах именуются его внебрачные дети 8.
Однако то, что Алексей Федорович был незаконнорожденным (“побочным”) сыном, нисколько не отразилось ни на его жизни, ни на карьере.
Алексей получил прекрасное домашнее образование, которое затем продолжил в привилегированном пансионе аббата Николя.
Выбрав военную стезю, Орлов достаточно быстро продвигался по служебной лестнице: уже в 1817 году он был произведен в генерал-майоры (военный чин IV класса “Табели о рангах”), а три года спустя стал генерал-адьютантом свиты императора Александра I 9.
В противоположность своему младшему брату - декабристу Михаилу Орлову, Алексей не разделял либеральных взглядов, охвативших в то время значительную часть русского общества, а был, насколько мог, их гонителем, особенно в среде военной молодежи. Твердость Орлова и умение поддерживать в своем полку строгую дисциплину особенно проявились в 1820 году, во время бунта Семеновского полка, и в событиях 14 декабря 1825 года, когда он еще раз доказал свою преданность престолу.
Правление Николая I оказалось звездным часом для Алексея Федоровича.
Консерватор Орлов оказался по душе Николаю.
За участие в подавлении восстания на Сенатской площади Алексей Федорович был возведен в графское достоинство - “в воздаяние отличного служения Нам и Отечеству”, как сказано в Высочайшем рескрипте, данном на его имя10.
Новый император приблизил его к себе и удостаивал затем вниманием и расположением, граничащим с дружбой.
Орлов пользовался полным доверием Николая и был посвящен во все перипетии внешней и внутренней политики России 20-50-х годов XIX века.
К его услугам прибегали в самые ответственные моменты развития русско-турецких отношений (он подписал Адрианопольский мир 1829 года, Ункяр-Искелесийскую конвенцию 1833 года), ему доверяли важные внутригосударственные поручения (вслед за Бенкендорфом он возглавил печально известное III отделение), он занимался крестьянским делом, учебными заведениями, словом, всеми насущными вопросами николаевского правления.
При императоре Александре II он также пользовался расположением монарха.
Орлову Александр доверил очень сложную работу - заключить мир после Крымской войны, а по завершении этого нелегкого задания поставил его 5 апреля 1856 года во главе Госсовета и Кабинета министров.
В день коронации нового императора Орлов стал князем.
Государственная деятельность Алексея Федоровича завершилась его участием в подготовке крестьянской реформы, правда, без особого с его стороны энтузиазма.
Когда в 1856 году был учрежден “Негласный” (секретный) комитет, Орлов, как человек опытный в этом вопросе, был назначен в него первый с поручением составить список остальных членов Комитета и с правом председательства в отсутствие императора 11.
Современники считали А. Ф. Орлова довольно красивым мужчиной.
Таким обычно представляют себе образ бравого военного: высокого роста, крепко сбитый, широкоплечий, с правильными чертами лица, румянцем на щеках и улыбкой на устах.
“С лицом Амура и станом Аполлона Бельведерского, у Алексея приметны были мышцы Геркулесовы; как лучи постоянного счастья и успехов играли румянец и вечная улыбка на устах его”. Так цветисто характеризует его Филипп Филиппович Вигель, вспоминая минувшие времена Александра I 12.
Таким он предстает и в многочисленных портретах разных лет 13.
Даже в старости Орлов сохранял юношескую живость и привлекательность.
“Ему 69 лет, а он такой легкий и вертлявый, как будто и 20-ти нет!” 14 - говорили о нем в 1856 году в Тюильрийском дворце, когда он возглавлял русскую делегацию на Парижском конгрессе.
Как и все люди, Орлов был наделен и хорошими, и плохими качествами характера.
Посетивший Россию в 1839 году Ф. Гагерн в своем дневнике пишет о волнениях в военных поселениях у Старой Руссы, когда Орлов, проявив завидную смелость, один появился среди бунтовщиков и навел порядок15. Поступок достаточно смелый и, может быть, безрассудный, даже при умении Орлова “за сто шагов тушить выстрелом из пистолета свечу” 16.
В своих “Записных книжках” П.А. Вяземский упоминает о высокой оценке Пушкиным этих действий Орлова17.
Другой иностранец, посол Баварии в России граф де Брэ, сумел подметить в Орлове крайне важное для придворного качество: граф “любит держаться в стороне и появляется только там, где его присутствие необходимо”18. Об этой особенности Алексея Федоровича упоминает и А. Герцен19.
Барон Корф замечает, что Орлов “едва ли кому делал зло, не упуская никакого случая делать добро”20.
Особенно часто хлопотал Орлов за близких ему людей: родных, друзей, приятелей, для которых делал все возможное.
Так, например, декабрист Н.Н. Лорер вспоминал, как Алексей просил за брата Михаила после восстания на Сенатской площади, отмечая, что “не все родные отказались так от своей крови, нашлись некоторые и с родственными чувствами. Так, А.Ф. Орлов употребил всю свою силу, все свое влияние на государя, чтоб спасти своего брата Михаила Федоровича Орлова” 21.
Император необоснованно считал Михаила Орлова одним из главных заговорщиков, как это видно из его письма цесаревичу от 23 февраля 1825 года: “Я ожидаю Михаила Орлова и Лопухина, которые должны быть уже арестованными. Самые главные, арестованные во Второй армии, что подтверждается как Вадковским, так и всеми прочими”22.
По всей вероятности, Михаил должен был разделить судьбу пяти казненных декабристов.
Заступничество брата не только спасло ему жизнь, но и избавило от общей участи осужденных, сосланных на каторжные работы и на поселение в Сибирь.
В результате он отделался весьма мягким приговором: “Состоящего по армии генерал- майора Орлова,...16 июня 1826 года отставить от службы, с тем чтобы впредь никуда не определять, отправить на жительство в деревню (имеется в виду родовое имение в Калужской губернии. - Е.З.), где и жить безвыездно, запретив въезд в столицы, и местному начальству иметь за ним бдительный тайный надзор”23.
А весной 1831 года Алексей даже выхлопотал брату разрешение поселиться в Москве.
Об этом же сообщает и М.Н. Волконская24.
“Он был для каждого доступен, - замечает соратник графа по Босфорской экспедиции 1833 года Н.Н. Муравьев, - величайшее преимущество в кругу людей, никого не выслушивающих. Принимал участие в делах просителей, помогал угнетенным и нуждающимся в его пособии”25.
В 1844 году, заняв пост начальника III отделения, Орлов “нашел” забытого императором Т.С. Батенькова.
Алексей Федорович напомнил царю, что все осужденные даже по первым двум разрядам, отбыв срок каторги, вышли уже на поселение, и что “секретный” узник также заслуживает освобождения. Посетив Батенькова “на правах родственника”, он разрешил выписать для него газеты и журналы. А через два года, 31 января 1846 г., Батенькову сообщили об освобождении из Алексеевского равелина26.
Доброту Орлова не стоит переоценивать. Это был человек крайне осторожный, лишний раз не рискующий понапрасну. Батеньков имел много влиятельных друзей, которые просили за узника как перед императором, так и перед предшественником Орлова, Бенкендорфом. Кроме того, Батенькову лишь смягчили меру наказания, да и то лишь спустя два года.
Алексей Федорович, несмотря на все свое “иностранное” воспитание, был и оставался до конца жизни русским человеком, со всеми достоинствами и недостатками, свойственными русскому менталитету.
“Государь... по крайней мере, видит в нем русского душой человека,”27 - указывает Корф.
“У Алексея был совершенно русский ум: много догадливости, смышлености, сметливости; он рожден был для одной России, в другой земле он не годился бы,”28 - вторит ему уже известный нам Вигель.
И главный недостаток Орлова был тоже чисто русский - лень.
В этом (редкое исключение) единодушны все современники. Так, об этом пишут А.С. Меншиков, граф Альбединский, де Брэ.
«К отличительным свойствам его характера принадлежит лень, которая заставляет его избегать важных поручений, а не искать их»,29 - сообщает де Брэ.
По словам Альбединского, который по окончании Крымской войны был прикомандирован к графу для сопровождения последнего на Парижский конгресс, это был человек “непомерно ленивый и крайне индифферентный во всем” 30.
Любопытна для характеристики графа его резолюция по поводу одной статьи.
Н.И. Греч, редактор “Северной пчелы”, решил напечатать описание несчастного случая, происшедшего во Владимире, где разрушился деревянный мост и погибло много народу. Орлов, тогда возглавлявший III отделение, это делать запретил, ссылаясь на то, что “Северная пчела” “по всей империи и в чужих краях читается”. Зачем, дескать, сор из избы выносить?31
Должность начальника III отделения явно не подходила Орлову: она требовала каждодневной, кропотливой работы, чего Алексей Федорович терпеть не мог. Удержаться на этом посту графу помогло умение подбирать себе хороших помощников, которые и занимались всей черновой работой.
В результате повседневной деятельностью III отделения ведал Л.В. Дубельт, докладные записки которого Алексей Федорович часто подписывал даже не читая.
Герцен как-то заметил, что Дубельт умнее всего III отделения, да и всех трех отделений императорской канцелярии вместе взятых. Его ценили не только в секретной службе, но даже и те, кто был объектом его “внимания”. Так что на него можно было вполне положиться. На дипломатическом поприще таким человеком для Алексея Федоровича стал барон Бруннов.
Н.Н. Муравьев рисует А.Ф. Орлова как личность весьма независимую, чувствовавшую себя выше многих и поэтому не испытывающую потребность ни с кем особенно сходиться или ссориться. Однако такое положительное качество, как независимость, очень легко может превратиться в высокомерие. Грань здесь бывает довольно зыбкой. Вот что писал по этому же поводу в 1839 году Гагерн: “Впрочем, Орлов невыносимо высокомерен. Трудно представить себе его надменный вид. В этом его превосходит при русском дворе один граф Чернышев”32.
Н.И. Греч называет Орлова “добрым, умным, но беспечным”33, и скорее всего, он прав. Это, пожалуй, наиболее емкая и точная характеристика нашего героя.
Граф был рожден под счастливой звездой, которая вела его всю жизнь. Удача никогда не оставляла его.
“Я думаю, - писал П.Д. Киселев М.С. Воронцову 28 июня 1833 года (после подписания Ункяр-Искелесийской конвенции), - что у Орлова было намерение сделать 25 июня большое празднество флоту и сухопутным войскам, а на следующий день отправить их в обратный путь. Надо иметь счастие Орлова, его удачу, чтобы приводить в исполнение подобные меры”34.
И самое интересное - именно так все и вышло, что подтверждает Н.Н. Муравьев.
Сочетание качеств блестящего придворного, отличного исполнителя с привлекательной внешностью обеспечили Орлову неизменную милость монархов. Как уже было отмечено выше, Орлов, приближенный еще Александром I, благополучно пережил Николая I и занимал такие же высокие должности при его преемнике - Александре II.
Во время событий на Сенатской площади мы еще не видим Орлова среди особо близких друзей Николая, но уже в 30-е годы он - одна из сильнейших фигур у трона.
Граф сопровождает императора во всех поездках, неотлучно находясь при нем. Николай I, как пишет граф де Брэ, называл Орлова своим другом, сообщал ему самые сокровенные свои намерения, которые граф затем исполнял. Он был его ближайшим советником, с которым обсуждались важнейшие вопросы государственной жизни. Но, как далее указывает баварец, Орлов-советник проигрывает Орлову-исполнителю.
Алексей Федорович именно как “исполнитель оказал своему монарху самые важные услуги”35.
Видимо, Николая I, любившего все решать самолично, такое положение вполне устраивало.
Княгиня Меттерних, жена австрийского канцлера и дипломата, замечает, что Николай обращается с Орловым “совершенно как с братом”36.
Соотечественники думали так же: “Граф Орлов пользовался тогда (1833 год. - Е.З.) большой доверенностью у Государя; он не занимал какого-либо определенного места при дворе или в совете государства, но принимал в то время участие в важнейших совещаниях по сношениям с другими дворами и потому имел сильное влияние в делах”,37 - пишет Н.Н. Муравьев.
С.С.Татищев сообщает что когда в Европе распространился слух о скором приезде в Англию наследника российского престола, до нашего посла в Лондоне графа К.О.Поццо-ди Борго стали доходить сведения о покушении на жизнь цесаревича. Посол сообщил об этом в Петербург. Донесение из Англии император получил в присутствии графа Орлова как раз накануне его отъезда для сопровождения наследника в путешествие за границу.
“Я полагаюсь на тебя и на Провидение. Наследник поедет в Англию и проведет в ней то время, что предначертано моею инструкцией”, - сказал Николай, показывая депеши Орлову38.
На смертном одре Николай долго говорил со своим любимцем, поручил его особому вниманию наследника и подарил на память свою чернильницу. Кроме того, император Николай назначил графа исполнителем своего духовного завещания вместе с великим князем Константином Николаевичем, о чем граф Адлерберг извещал Орлова в письме от 24 февраля 1855 года39.
По происхождению, семейным и дружеским связям принадлежа к высшим слоям тогдашнего российского общества, Орлов часто встречался со знаменитыми людьми своего времени.
