Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Декабристы » ЛИЦА, ПРИЧАСТНЫЕ К ДВИЖЕНИЮ ДЕКАБРИСТОВ » КАШКИН Сергей Николаевич.


КАШКИН Сергей Николаевич.

Сообщений 11 страница 20 из 27

11

https://img-fotki.yandex.ru/get/876523/199368979.95/0_211913_731c9790_XXL.jpg

Пётр Гаврилович Кашкин - прадед декабристов Е.П. Оболенского и С.Н. Кашкина.
Портрет.   сер. XVIII в

О Роде Кашкиных

Родовое прозвище Кошкиных — одно из самых распространенных в Древней Руси. Наряду со знаменитым боярским родом существовали в служилом сословии, а также и в более низких сословиях, десятки одноименных родов. Зачастую, особенно в древности, фамилия писалась через «о», что сильно затрудняет архивный поиск. Н. Н. Кашкин находит этому два объяснения. Во-первых, Кошкины — это общеизвестное прозвище, чаще встречаемое. Во-вторых, неударный звук «о» в фамилии Кошкины по фонетическим законам русского языка произносится как «а».
Чтобы отделить Кашкиных от Кошкиных исследователю приходилось знакомиться с огромным массивом документов по Кошкиным и выделять те, которые относятся непосредственно к Кашкиным.
В рядах русского дворянства находилось немало однофамильцев Кашкиных, относящихся к иным сословиям. Так, например, не имеет отношения к описываемому роду семья профессора Московской консерватории и писателя, историка русской музыки Николая Дмитриевича Кашкина, который был сыном воронежского купца-книгопродавца, способствовавшего самообразованию поэта-самоучки А. В. Кольцова.
Также не являются родственниками и потомки каширского древнего дворянского рода Кашкиных, которые не смогли представить метрических свидетельств перехода по наследству недвижимого имущества и поэтому были вычеркнуты из дворянства в 1842 году, кроме членов рода, приобретших дворянство службой себе и своему потомству.
По-видимому, кое-где существуют отпрыски каширских Кашкиных, имеющие право по службе своей и ближайших предков числиться в первых частях Дворянской родословной книги, но они в нее не записаны. Об этом каширском роде, не родственном изучаемым Кашкиным, обнаружились любопытные сведения в древних архивах.
Потребовалось сложное исследование, чтобы установить в документах, что Федор Иванов Кашкин и Федор Иванов Кошкин — одно и то же лицо. Сначала этому было обнаружено косвенное подтверждение. Князь Ромодановский называл Андрея Федорова Кашкина (сына Федора Иванова Кашкина, помещика полудеревни Мошоновой) то Кошкиным, то Кашкиным.
Андрей Федорович Кашкин (по Каширской десятне 7105/1597 г. боярина Ф. И. Хворостина) записан каширским сыном боярским . В 1633 году, 2 мая, воевода большого полка на Туле князь И. Ромодановский посылал сотенного голову, каширянина и тулянина Андрея Кашкина с его сотней в Соловской уезд к Малиновой засеке против нагайских татар. Сотня встретила 300 кочевников у деревни Колпны и билась с ними «с первого часа дня до полудни», побила их и не пустила через засеку. Кроме того, были взяты языки и отбит русский полон. 3 мая Кашкин послал донесение об этом событии воеводе большого полка на Туле. Ромодановский соответственно 6 мая отправил об этом донесение государю и получил похвальную грамоту. Фамилия сотенного Ромодановским записана по-разному в разных документах — Кашкин и Кошкин.
В 1642 году Матвей Андреев Кашкин встречается в Каширских десятнях. Его родными братьями были Петр, Андрей и Иван Андреевы Кашкины — все они были каширскими городовыми дворянами. Иван Андреев Кашкин владел 50 четвертями пашни и сенокосом в Раставском стану, на речке Хотеж при деревне Машоновой, которая была бывшим поместьем Федора Иванова Кашкина, и, следовательно, Иван Андреевич являлся его внуком. Все эти лица имели сыновей. Сын Матвея Андреевича тоже владел поместьем при прадедовской (Федора Ивановича) Машоновой.
У головы Андрея Кашкина были братья Никита Федоров (каширский дворовый дворянин, отставленный от службы за старость и увечье в 1631 году) и Третьяк Федоров (он же Тренка, в 1597 году — сын боярский Каширский). У Никиты был сын Леонтий, вдова которого, выйдя замуж за Григория Васильева Писарева, принесла ему (5 ноября 1689 года) свое поместье — в той же деревне Машоновой.
По той же речке Хотежу в том же Раставском стану владели поместьями и иные Кашкины; одновременно с Федором Ивановым жили еще Воин и Тимофей Кашкины, также оставившие потомство, которое почти все служило по Кашире или в рейтарах , или в драгунах . Другие роды службы избирались ими реже. Это гнездо Кашкиных далеко не единственное, существовавшее в древности.
Кроме каширского гнезда Н. Н. Кашкиным была также обнаружена коломенская ветвь дворянского рода Кашкиных, старшим представителем которого является генерал-майор Александр Дмитриевич Кашкин, занимавшийся учебной деятельностью в Петербурге. Его семейные бумаги доводили родословие только до Григория Ильича Кашкина, родившегося в 1780 году, крестьян не имевшего, но происходившего из дворян.
Одновременно с первым из известных каширян, Иваном, жил где-то Григорий, отец Рудака и Мишуры Кашкиных. Рудак Григорьев (коломенский городовой дворянин в 1577 году) ручался в службе за Мишуру Григорьева, который, в свою очередь, «был взят к царице во двор». Известен также коломнянин Мишурин Кашкин (возможно, сын предыдущего).
Кстати сказать, в то время на Коломне жили и Кошкины, которых не удалось связать с семьей Григория Кашкина, и написание их родового прозвища через «а» не встречается»: Евоим Кошкин, помещик сельца Ольхово на речке Ольховке (1577); сын его Федор Евоимов, помещик пустоши Ополнева в суходоле. Повторимся, во второй половине XVII века Кошкиных можно было найти в каждом уезде, а вот Кашкиных было гораздо меньше, поэтому коломенские и каширские Кашкины, возможно, представляют собой один и тот же род, ведь уезды эти находились по соседству, род мог распространиться.
К этому же роду следует отнести Василия Васильевича Кашкина, который служил подъячим Судного Московского приказа, а позже — Конюшенного приказа. Владел поместьем в Можайском уезде. В 1692 году он пожаловал Рязанскому Богословскому монастырю серебряную водосвятную чашу.
Сохранилась поминальная запись синодика Борисоглебского Ростовского монастыря, что на Устье:
«Род Кашкиных
Артемия, инока Иова, инока Симеона, инока Антония, Пелагею, Диомида, Марию, инока Иону, Иоанна, инока Иоанна, инока Филимона, инока Михаила, Иоанна, Марию, Домнику».
Н. Н. Кашкин предполагает, что какая-то ветвь Кашкиных жила вблизи этого монастыря, однако в околомонастырских документах Кашкиных в XVII веке и ранее не встречается.
Существовал также род Кашкиных в Новгородском краю.
Сын боярский Дмитрий Кашкин в 1583 году был послан из Новгорода в Климецкой монастырь в Обонежской пятине , чтобы составить документы о выделении царем земель для монастыря.
Был еще Филатей Есипович Кашкин, который в 1565 году поручился в 100 рублях за боярина князя Василия Семеновича Серебряного и его сына Бориса. Этот человек был новгородцем, поскольку Есип — чисто новгородское искажение имени Иосиф, кроме того, за князей Серебряных ручалось немало других новгородцев, — например, князь Иван Михайлович Елецкий, дворянин Водской пятины. В том же 1565 году родной дядя Ивана Михайловича Елецкого, Иван Иванович Елецкий, упоминается в связи с описанием в Водной пятине поместий детей боярских.
Скорее всего Кашкины в Новгородском крае не были коренными жителями, поскольку владели они землями, пожалованными от великого князя и митрополита Новгородского, а не своими исконными родовыми «боярщинами», иначе бы они именовались «своеземцами» или просто «земцами». Кроме того, в эпоху самостоятельности Великого Новгорода там не встречалось Кашкиных. Они могли переселиться туда на отобранные у новгородцев земли уже после подчинения Новгорода Москве. Неизвестно также, из каких мест они переселились, и нет точных данных для разрешения этой загадки. К началу XX века архивы, касающиеся поместно-вотчинного быта Новгородского края за XVI—XVII века не были систематизированы, поэтому Н. Н. Кашкин не мог с ними работать.
Он предполагал, что родовое прозвище Кашкиных могло послужить для наименования топонимов Новгородского края: в Михайловском погосте Водской пятины — деревня Кашкино; в Деревской пятине — селище Кашкино; в Водской пятине — деревня Кашкина; в митрополичьих землях — деревня Кашкиниц, или Кашкиничи.
Исследователь обнаружил еще одного Кашкина, чье родство с исследуемой семьей ничем не подтверждено — Инку Кашкина, служившего у великого князя Василия Иоанновича в 1515 году. Происхождение его неизвестно, несмотря на правительственное утверждение предания о его греческом происхождении. К этому человеку мы еще вернемся в следующей главе.

Предание о происхождении Кашкиных

Происхождение большинства древних русских родов часто связывается с преданиями о переезде предков из чужих стран. Существует такое предание и в отношении Кашкиных. Эта легенда впервые отражена в письменном виде в конце 1680-годов, в двух списках.
В 6981 году от Сотворения мира в Москву из Рима в свите Софии Палеолог — дочери царя Морейского Фомы, внука императора Мануила Греческого, — вышедшей замуж за великого князя Иоанна III, прибыли трое братьев, греческих дворян «прозванием Кашкины» — Карбуш, Аталык и Армамет. У Аталыка и Арамета детей не было, а Карбуш имел сына Федора, от которого и пошло потомство.
Об этом пишет родословная роспись, принятая 8 мая 1688 года Палатой родословных дел (в Разрядном приказе) от стольника Егория Васильевича Кашкина. Второй список прибавляет, что братья Кашкины остались служить на Москве. Кроме того, называет Федора (сына Карбуша) Федоровичем. Отсюда вывод, что христианское имя Карбуша — Федор.
Семейное предание удостоилось правительственного признания (правда без проверки или его научной оценки). Так, оно подтверждено дипломом на герб и дворянское достоинство, выданным роду Кашкиных в 1773 году. Легенда признана дворянскими депутатскими собраниями, внесшими род в Дворянскую книгу — сначала в IV часть (как дворян иностранного происхождения), а потом в VI (как древних дворян), и сенат утвердил это внесение. В «Общем гербовнике» предание изложено следующим образом: «В 6918 году к великому князю Иоанну Васильевичу выехали из Рима греческие дворяне, три брата прозванием Кашкини, и из них именем Корбуша, потомки коего, Кашкины, в 7175 и других годах служили Российскому престолу стольниками, воеводами и в других знатных чинах».
Первый исследователь «Истории родов русского дворянства», П. Н. Петров, подверг семейное предание сомнению, однако в его очерке «Евгений Петрович Кашкин, один из сподвижников Екатерины II» допущен ряд грубых неточностей. Он писал: «Фамилия Кашкиных ведет свое начало от грека Корбуши, приехавшего с невестою Ивана III княжной Софьей Фоминичной Палеолог (1473 г.). Мы имеем в руках родословие, составленное отцом Евгения Петровича Кашкина, Петром Гавриловичем, и по этому родословию он сам, родившийся в 1694 году, значится в XIII колене от родоначальника; но 13 колен в течение 200 лет допустить едва ли возможно, принимая никак не более четырех поколений во сто лет. Кондратий Иванович Кашкин, прапрадед Петра Гавриловича, служивший при царе Михаиле, очевидно родился еще в XVI веке, но от него еще восемь колен в одном веке допустить никак нельзя, и поэтому начало фамилии придется отдалить на век назад, то есть ко временам Донского, а не Ивана III. И родоначальники фамилии именами своими (Аталык, Армомет и Корбуша) напоминают не греков, а вернее — выходцев восточных, приходивших служить в Москву уже со дней Калиты. Поэтому мы позволим себе ограничиться заметкою, что род Кашкиных начинается несравненно ранее, нежели как оно показано в Гербовнике; по количеству же колен от родоначальника он один из древнейших в Москве, еще княжеской. Родоначальник Кашкиных — Корбуша, имел сына Федора Кошку…»
Во-первых, 6981 год — это 1472, а не 1473 год. как указано в очерке. Во-вторых, Петр Кашкин родился не в 1694, а в 1695 году. В-третьих, имя родоначальника Кашкиных Карбуш, а не Корбуша; имя Армамета Петров переиначил в Армомета. В-четвертых, ни в каком родословии не сказано, что сын Карбуша Федор имел прозвище «Кошка». Почему-то, усомнившись в числе колен Кашкиных и в том, что имена родоначальников имеют греческое происхождение, Петров верит в существование всех перечисленных родословною колен, вместо того чтобы подвергнуть родословную сомнению, и провозглашает татар основателей рода.
Однако кажущуюся несообразность родословной можно опровергнуть. От года выезда Кабруша с братьями (1472) до года рождения Кондратия Кашкина (1585) приблизительно 113 лет, но при тогдашних ранних браках на каждое поколение может приходиться менее 25 лет. Кроме того, Карбуш мог приехать в Москву, будучи уже пожилым человеком с детьми и внуками. И тогда все семь поколений между Карбушем и Кондратием Кашкиным умещаются в 113 лет.
Что касается негреческих имен, то Армамет, действительно, мусульманское имя, а Карбуша не принадлежит к таковым. Арталык вообще не собственное, а нарицательное имя, означает «воспитатель, дядька». Из родословной известно, что Карбуш имел христианское имя Федор. Следовательно, мы имеем дело с прозвищами, а не именами родоначальников. Так, например, прозвище Аталык носил чисто русский человек Иван Квашнин; в роду тверских бояр был Аталык Сидорович Бокеев. Родоначальник Шереметевых — Андрей Константинович Беззубцев носил татарское прозвище Шеремет, но происходил вовсе не из Орды, а «из Прус». Многие греки на Руси в XV и XVI веках были известны только под именами, без своих греческих фамилий. Трое братьев — родоначальников Кашкиных могли получить на Москве свои личные прозвища и фамилию «Кашкины».
Егорий Васильевич Кашкин в 1688 году, подавая свою родословную, знал десять поколений своих предков и, конечно, помнил предание о происхождении рода. Правда, он мог перепутать или исказить имена членов каждого поколения и их порядок. Восстановить историческую достоверность родословной представляется задачей невыполнимой, поскольку нет никаких указаний, в каких памятниках искать сведения, и сохранились ли они. Однако изучать русские родословные необходимо, поскольку даже в самых баснословных преданиях могут содержаться исторические факты, не известные по другим источникам, но крайне важные и вероятные. Вкравшиеся в течение веков неточности могут быть отметены, но при этом неизменной и вполне достоверной остается суть предания.
В основании предания Кашкиных лежит достоверный исторический факт. Невеста Иоанна III София Палеолог, дочь деспота Морейского (который убил своего тестя Чентурионе Захария II, чтобы сесть на его престол), прибыла в Москву именно в 6981 году и в самом деле из Рима, где в 1465 году на руках кардинала Византийского умер ее отец, оставив четверых детей: Елену (жену короля Сербского Лазаря II), Андрея, Мануила и Зою-Софию. Из письма Виссариона к наставнику детей видно, что при Фоме была толпа придворных (греков), целый двор был и при его детях. Численность его Виссарион советовал сократить. Когда София отправилась в Московию, папа Сикст IV позаботился, чтобы ее свита была многочисленной и состояла из русских, которые возвращались домой, итальянцев и греков. Имена греков нигде не перечислены, из ее провожатых известны только самые знатные и заметные: князь Константин (на Руси Кассиан Преподобный ), Траханиоты и Мануил-Микула Иванович Ангелов. В ее свите вполне могли находиться и предки Кашкиных. Кстати, род Чичериных в лице Афанасия Чичери, как следует из его родословной, тоже прибыл на Русь в свите Софьи Палеолог.
М. М. Спиридов, написавший «Записки старинным службам русских благородных домов», оставил следующее сообщение: «Кашкин — род дворян. Показан из Рима выезжим, но кто именно и когда в Россию выехал, не сказано; а по службам оказались под сим названием следующие: 1) Иван, отчества не сказано; в 1579 году, 9 мая, осадным воеводою в Соколе был…» Сведения эти исследователь почерпнул, вероятно, в не сохранившейся к ХХ веку «Государевой книге выезжей», или «Книге приезжих родов», которая хранилась в Посольском приказе .
Упоминавшийся выше Инка Кашкин, известен из донесения Василия Андреевича Коробова, московского посла в Турцию. Отправляясь к месту назначения 20 марта 1515 года, посол сообщал, что великий князь Турчина прислал к нему Акима (то есть «гакима», лекаря) с Инкою Кашкиным. У Акима нашли череп неизвестного человека, и Инка Кашкин допрашивал, откуда этот череп взялся. Выяснилось, что лекарь Аким нашел его близ Черной воды (речки Усмани), когда ехал в Москву с Камалом Феодоритом (греческий князь, который во время написания этого донесения ехал к турецкому султану вместе с послом Василием Андреевичем Коробовым; именно к нему для выяснения обстоятельств дела великий князь и послал акима и Инку).
В родословии наших Кашкиных Инка не значится. Это могло произойти потому, что родословие содержит только имена потомков Карбуша, а не их прозвища. Возможно, Инка упомянут в родословной под своим христианским именем. По времени этот человек мог быть внуком или правнуком Карбуша, мог быть послан великим князем по вышеуказанному поручению к греку Камалу Феодориту, потому что сам принадлежал к греческой семье.
Таким образом, предание о выезде из Рима предков рода Кашкиных, греков, в свите Зои Палеолог в 1472 году не заключает в себе ничего невозможного, но неточности о выехавших Аталыке, Армамете и Карбуще «прозванием Кашкины» связаны с их личными прозвищами и родовым «прозванием», которое вряд ли является искажением их греческой фамилии, а появилось уже на их новой родине, на Руси. Неточности могли вкрасться и в счет колен родства потомков Карбуша, поскольку с 1472 по 1680-е годы сведения о Кашкиных оставались незаписанными, а в «Выезжей книге» известие о выезде этого рода из Рима было записано без подробностей.
Н. Н. Кашкин, будучи добросовестным исследователем, привел в своем исследовании и противоположную точку зрения, по которой семейное предание могло быть чистым вымыслом, поскольку единственное свидетельство о въезде в Московию Кашкиных основано на письменном источнике («Выезжей книге»), по М. М. Спиридову. Перечисленные в росписи ближайшие потомки Карбуша (Роман Федорович, Никита Романович, Иван Никитич, Андрей и Алексей Ивановичи, Борис Андреевич и Иван Борисович, отец Кондратия Ивановича) не встречаются в других письменных источниках XV и XVI веков.
Н. Н. Кашкину удалось однажды интуитивно обнаружить часть искомых преданий в одной ценной рукописи, еще не изданной и не исследованной в Златоустовском монастыре в центре Москвы, между Мясницкой и Маросейкой. Рукопись эта — монастырский синодик , древнейший из хранящихся в монастырской ризнице:
«Род Богдана Кашкина
Андрея, Бориса, Иоанна, Агафоника, иноки схим. Феодосии, иноки схим. Клеопатры, Иоанна, Акилины, Антониды, Лва, млад. Федота, млад. Марии, млад. Данила уб., инока Киприяна схим., иноки схим. Александры, Анны, Алексея, уб. Никиты, уб. Иосифа, Кондрата во иноцех Корнилия, Агрипины, Лаврентия, Иоанна».
В родовой синодик сначала записывали родоначальника или ближайшего к нему потомка, затем потомков в порядке поколений, в каждом поколении вносились сестры мужчин данного поколения, их жены, родственники, сестрины мужья, их дети и внуки. Затем следующее колено снова начиналось со старшего мужчины в роду и так далее.
Богдан Кашкин — это прозвище Кондратия Ивановича Кашкина, а его жену звали Аграфеной. В родословной Кашкиных Андрей, Борис и Иоанн стоят в поколенной последовательности (VI, VII, VIII колена), соответствующей синодику. Имени Агафоник в родословной нет, видимо, с этого места синодика начинается перечень свойственников, относящихся не к одному поколению. Среди них есть имена, упоминаемые в родословии: Алексей и Никита убиенный — это Алексей Иванович в VI колене (бездетный по отметке в росписи) и Никита Романович в IV колене. Конец записи — Кондрат (во иноках Корнилий) и Аграфена — это, очевидно, Кондратий-Богдан Иванович и его жена Аграфена (IX колено). Лаврентий и Иоанны — чужеродцы или свояки супругов Кашкиных.
Итак, несомненно записаны четыре поколения рода: Кондратий, его отец Иоанн, дед Борис и прадед Андрей, из чего можно заключить, что эти четыре поколения помнил хорошо человек, подававший на поминание синодик, о более далеких предках он имел лишь смутное воспоминание. Таким образом, этого синодика было достаточно, чтобы доказать древность рода, даже если бы тому не нашлось иных подтверждений. Эта ветвь рода существовала уже в начале XVI века, поскольку Кондратий Иванович родился позже 1585 года, а прадед его родился никак не позже 1525 года.
Существование ряда предков, которых родословная приписывает Андрею Кашкину вплоть до трех братьев-греков, не доказано, хотя и правдоподобно, также как не доказаны связи Андрея Кашкина с новгородскими и другими Кашкиными.
Гипотеза о том, каким образом Кашкины могли появиться в Новгородской земле, у Н. Н. Кашкина следующая: подчинение Новгорода Великого Москве и расселение множества служилых людей Московского государства на землях, отобранных у новгородцев, произошли вскоре после женитьбы Иоанна III на Зое Палеолог, и члены ее свиты, в том числе и Карбуш с семьей, получили тогда поместья из этих земель.

Кашкины в первой половине XVII века

Родословная роспись Егория Кашкина от 28 мая 1688 года дает очень скудные сведения о его предках, и только начиная с Кондратия Ивановича: «…а у Ивана детей: Кондратей, Феодор… А Контратей служил царю и великому князь Михаилу Феодоровичу всея Руси по Московскому списку». В других бумагах того времени упоминается единственный из Кашкиных — некий Богдан.
По писцовым и платежным книгам Вологодского уезда 1620 годов одни и те же деревни и пустоши значатся то за Тихоном Кондратьевым сыном Кашкиным с матерью со вдовой Аграфеной», то «за вдовою Аграфеною Богдановою женою Кашкина с сыном Тихоном». Кондратий — крестильное имя, Богдан — прозвище одного и того же человека.
Подпись «Богдан Кашкин» встречается впервые в 1613 году под бумагой величайшей важности — грамотой об избрании на царство Михаила Феодоровича Романова. Богдан Кашкин подписывал эту бумагу как дьяк, участвовавший в избрании Михаила. После 1613 года Богдан Кашкин упоминается исключительно в качестве дьяка. Сохранились грамоты 1616 года и ближайших лет, скрепленные им в качестве дьяка Приказа Большого Дворца. Подписывался он «Государев царев и великого князя Михаила Феодоровича всея Руси диак Богдан Иванов сын Кашкин». Служил он при начальнике Приказа Большого дворца, управлявшего дворцовыми волостями и всем придворным хозяйством. Он был заметным, видным лицом, несомненно известным государю, известность к нему пришла в последние восемь лет его жизни благодаря его грамотности и высоким деловым качествам.
Когда в 1617 году понадобилось отправить к королю шведскому посольство по приведению в исполнение Столбовского договора , то послом с окольничьим князем Феодором Петровичем Барятинским и думным дворянином Осипом Яковлевичем Прончищевым, был назначен и Кашкин.
Это посольство стало самой заметной страницей его жизни, благодаря составленному им огромному (880 листков) «статейному списку» посольства (ныне хранится в Российском государственном архиве древних актов). Из этого списка известно, что государь послал посольство 25 мая 1617 года, но вышли они из Москвы после медленных сборов лишь 1 июля и совершили путешествие с приключениями, поскольку Московская Русь, разоренная и разрушенная, в то время была наводнена шайками разбойников.
Послы с многочисленной свитой направились в Переславль-Залесский и Углич, доехали туда 10 июля и узнали там, что «в те поры пришли литовские люди в Городетский уезд». Отписав о происшествии государю, по его указу они отправились в Кашин, к воеводе Ивану Андреевичу Хованскому. 19 июля вместе с ним отправились в Бежецкий верх, оттуда 26 июля — на Устюженскую дорогу, где «литовские люди и черкасы приступали к обозу жестокими приступы, и послы со своими людьми от них отбились… И сидели послы в обозе два дни, и от литовских людей и от черкас отсиделись». В Новгород посольство пришло только 21 августа
В подкрепление посольству царь выделил в Новгороде сопровождение — 35 дворян и детей боярских, а также сотню ладожских стрельцов и казаков. Не дойдя до реки Лавуи, посольство стало 24 августа за полверсты до съезжего места на пустоши Колоколове, затем поселилось в селе Кобозе. Переговоры со шведами тянулись до 14 февраля. Дальше путь посольства лежал в столицу Швеции. Русские дошли до Упсалы 31 марта, а в Стокгольм попали только 2 июня, пробыв там до 24 июля. В Москву они вернулись 3 марта 1619 года, так как выйдя из Новгорода 4 января, через несколько дней вернулись обратно, опасаясь новых встреч с лихими людьми.
В результате их трудов был заключен Столбовский договор между Россией и Швецией, на реке Лавуе посольства с двух сторон должны были обменяться окончательными текстами мирного договора, а затем шведский король Густав-Адольф должен был в присутствии русских послов торжественно подтвердить этот документ клятвой на Евангелии и крестным целованием царя Михаила. О чем же так долго договаривались русские послы со шведами? О государственном протоколе, этикете, титулах царя и короля. На вопросы шведов о Московском государстве и подвластных ему странах отвечали с тонкой дипломатией, присутствовали при королевской клятве, спорили о льготах торговцам, о пленниках и о многих мелких вопросах, уклоняясь при этом от обещаний.
Надо думать, послы не остались без государевой награды, однако это не повлияло на служебное продвижение Кашкина, — он вернулся к исполнению своих служебных обязанностей в Приказе Большого Дворца при боярине Б. М. Салтыкове. Через год, в мае 1620 года, он был назначен дьяком в Астрахань при новых воеводах, стольнике Семене Васильевиче Прозоровском и окольничем Артемии Измайлове. Это было его последнее место службы. Через год в бумагах его жену называют вдовой, а его место в Астрахани занимает другой дьяк.
Богдан Иванович успел перед смертью принять монашеский постриг, поскольку в синодике Златоустовского монастыря он был внесен под именем «Кондрат во иноцех Корнилий».
Про землевладение Богдана Кашкина известно лишь, что ему принадлежало село Урюпино на речке Липенке Московского уезда, Горетова стана, оно было жаловано ему по Московскому списку, то есть в качестве столичного служилого человека. Его вдова и сын в платежной книге 1620—1621 годов записаны Вологодскими помещиками, Комельской волости, деревни Лызлово. До нас не дошли списки Вологодских дворян и детей боярских, и поэтому невозможно определить, был ли Богдан потомственным Вологжанином.
О брате Богдана-Кондратия — Федоре Ивановиче не осталось никаких сведений. В «Русской родословной книге» князя А. Б. Лобанова-Ростовского он показан осадным головой в Гремячем, но Н. Н. Кашкин в этих сведениях усомнился. Он полагал, что Федор Иванович, если не умер в молодости, то служил на должностях весьма незначительных.
Более сведений сохранилось о сыне Богдана Кашкина — Тихоне. Служебное положение его отца дало ему право начать службу прямо в Москве, в начале 1619 года он был пожалован «к великому государю в житье». Неизвестно, сколько он пробыл жильцом . В 1622 году он писал государю в челобитной: «живу я, холоп твой, при твоей царской светлости у тебя, государь, в житье четвертый год, а твоим царским денежным жалованием и поместным окладом не верстан. Милосердный государь, царь и великий князь Михаил Федорович, пожалуй меня, холопа твоего, вели государь меня поверстать своим царским жалованием и поместным окладом…» Государь пожаловал ему оклад в 380 чети, денег из чети семь рублей (по курсу начала ХХ века — 119 рублей). Для жильца-новика это немалый оклад. Впоследствии его жалование стало больше, но больших поместий он никогда не приобрел.
В следующий раз о Тихоне упоминается в 1631 году в «сметном списке» воевод и приказных людей в связи с именем воеводы Михаила Михайловича Салтыкова, родного брата боярина Бориса Михайловича Салтыкова, при котором служил Богдан Кашкин. Военная служба была обязательной для дворянина Московского (высшего) разряда, если он находился в звании жильца и не состоял у дел в городах и по приказам». Однако Тихон Кашкин тяготел именно к гражданской службе, так как был книжным человеком, как и его отец, вот почему родословная упоминает о нем: «был… воеводою на Низу в Кокшайску; у писцового дела на Воронеже, на Лебедяни, в Новасили, на Сапожке». Если же у него не было поручений по измерению и описанию вотчин и поместий, то по должности дворянина Московского он обязан был являться для несения службы в Москву.
В 1650 году, 22 января, одна из книг Уложения царя Алексея Михайловича была продана «дворянину Московскому Тихону Кондратьеву сыну Кашкину». С октября по апрель 1652 года он снова обязан был явиться на службу в Москву, но оказался в «нетях», то есть не приехал. Углицкий воевода Герасим Кузьмич Шишков послал к нему пушкаря Ивашку Резвого — оказалось, Кашкин находился у себя в селе Егорьевском на одре болезни, которая, возможно, оказалась смертельной, поскольку больше сведений о нем как о живом в документах нет.
Уцелело вещественное воспоминание о Тихоне Кашкине — оттиск его печати на составленных им писцовых книгах, который изображает женщину с палицей в руке. Н. Н. Кашкин предполагает, что эта печать — византийского происхождения. В синодике Златоустовского монастыря записаны имена родителей Тихона, но нет его собственного имени, так что скорее всего подавал синодик именно Тихон Кондратьевич Кашкин.
Этот человек положил начало небольшому земельному обеспечению рода. Деревня Лызлово Вологодского уезда на реке Комеле, полученная за службу Богдана Кашкина, состояла из двора людского, в котором жила прислуга, 1 двора крестьянского и двух — бобыльских . В части деревни Карцевой на той же реке — 1 крестьянский двор; в половине деревни Демкиной на речке Волосовице — 1 крестьянский двор; в жеребью деревни Чахловой не было крестьян; из пустошей Камешика и Небывальцевой имелось по одному жеребию. Всего дворовых людей и крестьян мужского пола — 12 человек, бобылей четверо. Как ни мелко было поместье, Тихон Кондратьевич заботился об увеличении числа крестьян.
Затем он получил поместье в Городском стану Углицкого уезда, село Егорьевское, в котором крестьянских дворов было 9, а бобыльских — 4. Здесь он прочно осел, и упоминается как владелец дворового места в городе Угличе, близ церкви во имя царевича Димитрия. Такие дворы были у многих помещиков на случай вторжения неприятеля, чтобы можно было укрыться за городской стеной, но оседло в Угличе он не жил никогда.
В Москве же он был владельцем дома на Покровке у церкви Николы Чудотворца у столпа . После его смерти домом владела вдова Тихона Кондратьевича, Марина Павловна. Происхождение ее неизвестно, но она состояла казначеей царицы. В этой должности находилась и при первой жене царя Алексея, царице Марии Ильиничне (с которой ездила на богомолье), и при его второй жене, Наталье Кирилловне, у которой служила еще в 1681—1682 годы. Пережив мужа и единственного сына, она скончалась 15 августа 1691 года и погребена близ Златоустовской церкви в Московском златоустовском монастыре. Н. Н. Кашкин предполагал, что Марина Павловна была второй женой Тихона Кондратьевича. Она была гораздо моложе мужа (примерно лет на 20). Их сын начал служить только в 1658 году, следовательно, родился около 1640 года. Для того времени брак выходит слишком поздним или же сын родился через много лет после свадьбы (что маловероятно).

Кашкины во второй половине XVII века

Единственного сына Тихона Кондратьевича, продолжателя рода Кашкиных, звали Василием. Он родился примерно в 1640—1643 году, так как служить тогда начинали с 15—18 лет. Начал службу с челобитной 11 марта 1658 года: «отец мой, государь, служил тебе, государь, по Московскому списку, а я, холоп твой, тебе, государь, в службу поспел, а в чин ни в какой не приказан…» После чего Василий Тихонович был пожалован в жильцы. Через год был назначен в полк боярина князя А. Н. Трубецкого в том же чине. Он участвовал в бою под Конотопом , где пало множество его соратников, но остался в живых. Следующие битвы русско-польской войны, в которых он участвовал, — Почепская (1664), битва под Шиловым (1665) — также окончились для него благополучно. Его поместный оклад увеличился до 630 четвертей, а денежное жалование — до 493 рублей в год.
Вернувшись в Москву, он просил государя о придворном звании, 18 марта 1667 года был включен в список стряпчих и приведен к присяге по новой должности. В 1670 году снова был призван в поход и определен в отряд кравчего князя Юрия Никитича Барятинского в Саранск для подавления бунта Стеньки Разина. Хотя Василий Тихонович посылал государю челобитную о том, что Барятинский был старым недругом его отца, и просил перевода в другой отряд, в этом ему было отказано. Надо сказать, что подобных ходатайств в адрес Барятинского было немало, и все они остались без удовлетворения.
Так, оставшись в отряде, Василий Кашкин участвовал в подавлении Разинского мятежа и в бою под Симбирском. За это ему была дана награда от государя — «золотой». В этом сражении были перебиты его люди, погибло все имущество, находящееся в обозе (это был очень серьезный убыток; к тому же, буквально за два года до того, в 1668 году у Кашкиных произошел пожар).
В последние годы царствования царя Алексея Михайловича Василий Кашкин исполнял лишь свои придворные обязанности. Бессменно находился в свите Федора Алексеевича. Он сумел обратить на себя внимание юного царя и его приближенных, решился подать челобитную: «как был бой с вором Стенкою Разиным, и у меня, холопа твоего, побиты людишки и тележенки и клячи в обозе поимали все без остатка, и оттого я, холоп твой, вконец разорился», — словом, он просил для себя чин стольника. Этот чин поднимал его вровень с людьми очень знатных родов, — к присяге по указу государя Василий был приведен 15 декабря 1676 года. В январе 1677 года был назначен воеводой в поволжский город Балахну, на смену дворянину Матвею Иванову Позднееву.
В 1680 году он вновь был призван в ряды войска — в стоявший в Путивле полк князя Василия Васильевича Голицына , но заболел и был освобожден от этого назначения. В следующие годы он был занят гражданской службой: как и его отец, вел сметную и писцовую книгу Шацкого уезда; затем два года провел в Шацке на воеводстве; затем в 1685 году вновь составлял межевую и писцовую книгу Владыченской волости Кинешемского уезда.
Он был призван в поход князя Василия Васильевича Голицына в Крым, в большой полк, состоящий из разрядных служилых людей. Он скончался во время этого похода, прослужив всего 29 лет, 15 мая 1687 года. Его старший сын, Егорий Васильевич, повез прах отца в Москву. Погребен Василий Тихонович был в том же Златоустовском монастыре. Надгробная плита Василия Тихоновича была позднее заменена из-за ветхости более новой кем-то из потомков, затем скрыта под слоем извести и краски, а когда ее очистили в начале ХХ века — прочитать надпись не удалось.
Примечательно, что жены Богдана, Тихона и Василия Кашкиных скорее всего были из небогатых земельными наделами родов, поскольку никто из вышеупомянутых Кашкиных не получал поместий в приданое. Василию Тихоновичу принадлежали отцовские земли в Лызлове и Егорьевском. Всего за ним дворов крестьянских и бобыльских было до 35, да задворных людей — 11. Земли у него было менее 300 четвертей, хотя его стольничий оклад с придачами за ратные службы достигал 1000 четвертей. Таким образом, жил он на денежное жалование, избегая забот об увеличении своей земельной собственности, и остался человеком небольшого достатка.
У него была большая семья: два сына и две дочери, которым в приданое он отдал все, что имел на Вологде: дочери Елене 40 четвертей и 10 дворов в жеребьях деревень Карцовой, Матвеевского, Демкиной, Чахлова, Камешника и Небывальцева; дочери Пелагее деревню Лызлову.
Пелагея Васильевна была отдана за Юрия Алексеевича Писарева (стольника, члена древнего, многочисленного рода). Некоторые Писаревы держались в рядах дворян Московских в стряпчих и стольниках, другие были очень бедны и служили на низших дворянских должностях, например в Кашире.
Муж Елены Васильевны был представитель очень малочисленного, как и Кашкины, древнего рода — Герасим Володимирович Есин (из Нижегородских дворян, тоже стольник, а при Петре I человек служилый). Эта семья осталась бездетной. Елена Васильевна, дожившая до глубокой старости, мужнины имения — село Фроловское Нижегородского уезда и деревню Криушу Курмышского уезда — продала Ксении Чарторыжской. В 1742 году свое Вологодское поместье, доставшееся в приданое от отца, продала подпоручице Ксении Петровне Кайсаровой за 300 рублей.
Сыновей Василия Тихоновича Кашкина звали Георгий (Егорий) и Гавриил. Именно они составили родословную Кашкиных, передали предание о происхождении рода.
Георгий родился в начале 1660-х годов. Осенью 1674 года был пожалован в стольники к царице Наталье Кирилловне, когда его отец был еще стряпчим. Через три года его перевели в стольники царские, или полковые. Первым полком, в котором он служил в 1679 году, был Киевский, боярина князя Михаила Алегуковича Черкасского. Затем попал в тот же полк в 1680 году, но уже под командование Василия Васильевича Голицына, вместе со своим отцом. Был освобожден от похода по болезни. В 1685 году было велено взыскать с него по рублю с каждого крестьянского и бобыльского двора в Каширском уезде, где за ним никогда не было земель. После того, как разъяснилась эта ошибка, уже в 1690 году, деньги потребовали с его Углицкого и Вологодского поместий, но в том году за ним не было особых поместий и вотчин.
В 1682 году он сумел выказать свою верность царю Петру во время стрелецкого мятежа (недаром его мать служила при царицах, что позволило ему разобраться придворных интригах и выбрать верную сторону).Он явился в Троице-Сергиев монастырь к юному государю для защиты 5 октября 1682 года. С 1 марта 1683 года нес очередную стольничью службу на Москве, а 22 декабря 1684 года отправился в Воронеж, чтобы разыскать своих бежавших дворовых людей, укравших у него лошадь и «многую рухлядь».
После смерти отца в 1687 году Егорию Васильевичу пришлось хлопотать о своем положении, поскольку до этого он жил с отцовских вотчин и поместий. Ему было определено вологодское поместье и вотчина отца, но через год, в 1688 году, он передал половину своих земель сестре Елене. Углицкие имения Василия Тихоновича были закреплены за Егорием Васильевичем Кашкиным вместе с братом его Гавриилом также в 1688 году. Он исходатайствовал и денежный оклад (вместе с походными надбавками он составил 800 четвертей да жалования 53, то есть 901 рубль по курсу начала ХХ века).
Егорий Васильевич собирался отправиться и во второй поход против Крыма, но опоздал явиться в полк и был оставлен в Самаре, которая тогда была только что выстроена для войск, направленных против крымцев. Оттуда его по челобитной перевели в Белгородский полк. Затем о его службе нет никаких сведений, что связано скорее всего с расстроенным состоянием здоровья. Егорий Васильевич умер бездетным всего 30 лет от роду.
Наследником родового Углицкого поместья стал его брат Гавриил Васильевич, причем за свою недолгую жизнь Егорий Васильевич успел прирастить свое поместье, выменяв у Ивана Селунского в Городском стану Углицкого уезда пустошь Трегубово.
Гавриил родился около 1675 года, в составленной родословной Кашкиных он значится еще недорослем. После смерти отца остался на попечении брата и бабушки, был определен в службу еще при ней. Так же как и Егорий, он сразу был определен в стольники на службу к Евдокии Феодоровне Лопухиной, несчастной первой жене Петра I, в 1690 году. Через год он переходит служить к царице-матери, Наталье Кирилловне.
В это время он, чрезвычайно рано, согласно тогдашнему обычаю, женится. Его женой стала соседка Кашкиных по Углицкой усадьбе — Мария Никифоровна Григорьевна, дочь дворянина Московского Никифора Никифоровича Григорьева, помещика Углицкого и Кашинского уездов. Она происходила из малоизвестного, но довольно древнего рода, весьма обеспеченного. В 1570 году Семен Михайлович Григорьев был головой большого полка, погребен в 1611 году в Сергиево-Троицкой лавре. Вместе с другими детьми боярскими Микифор Алферьев сын Григорьев в 1602 году был отправлен Борисом Годуновым на учебу в Англию для изучения латинского и английского языка и иных языков и грамоты под руководством Джона Мерика (русские называли этого англичанина Иваном Ульяновым).
Молодые люди быстро всему выучились, однако не спешили возвращаться на родину в разгар Смутного времени, «позадавнели в Англинском государстве». Даже уже после избрания на царство Михаила Федоровича Романова вернуть на родину студентов не удалось, хотя за ними были посланы дворянин Зюзин да дьяк Витовт. Англичане их скрывали, кроме того, дети боярские в «Лундуне» перешли в англиканскую церковь. В 1615 году подьячий Грязев из Англии доносил государю, что «Никифора Григорьева поставили в попы… Никифор за английских гостей Бога молит, что вывезли его из Руси, а на православную веру говорит многую хулу». Летом 1620 года Джон Мерик объявил, что Никифор возвращаться в Россию отказался, насильно его туда посылать король не позволил. Этот английский пастор (по некоторым сведениям, лишенный священнического сана в 1643 году) не был прямым предком Марии Никифоровны Кашкиной, хотя и оставил в России при отъезде за границу потомство, занимавшее среди служилого сословия в XVII веке среднее положение. Степан Никифорович был в 1657 году поручиком солдатского строя и провожатым польских послов, дядя Елизар и отец Марии Никифоровны служили в дворянах Московских.
Военная служба Гавриила Кашкина началась через 4 года после свадьбы, когда никого из его рода уже не было в живых, но у него самого родился сын. Он был определен в полковые стольники после смотра 1696 года, а затем в большой полк боярина А. С. Шеина, с которым и выступил в известный второй поход на Азов. Из угличского поместья ему было выслано снаряжение с каждого из 17 крестьянских дворов по подводе, да с вотчинникова двора шесть подвод с санями и проводниками, со всяким припасом. Он находился в действующих войсках до самой смерти в 1702 году.
Память его чтилась в потомстве. Через сто лет его правнук рассказывал, что Гавриил Кашкин был убит шведами под Тарунью в самом начале Северной войны, не достигнув еще 30 лет.
Он владел небольшим состоянием. В угличском поместье было 16 крестьянских дворов. Тесть завещал ему по записи полсельца Юркина и полдеревни Базыковой того же Городского стана Углицкого уезда.
Гавриил Васильевич хлопотал об оформлении бумаг на эти земли в Угличе, 28 июня 1694 года, у воеводы Петра Цвиленева, и при этом подвергся неожиданной опасности. Чтобы попасть из Углича в его поместье Егорьевское, нужно было переплыть Волгу. Когда Гавриил Васильевич был на середине реки, угличский воевода велел бить в набат и послал за ним вдогонку лодку. Преследователь, грозя ножом, заставил Кашкина вернуться к воеводе, а тот приказал приставам заковать его (царского стольника) и посадить в караульню. Выпустили Гавриила из темницы лишь после того, как Цвиленев выдтребовал у заключенного под стражу «две памяти по десяти рублев», как будто занятых им у Галактиона Бунакова. Интрига истории в том, что в Угличе Галактион Бунаков никогда не проживал, о чем Кашкин и написал в своей челобитной, жалуясь на насилие и вымогательство. Государи Иоанн и Петр удовлетворили ходатайство и завели следствие, однако неизвестно, чем оно кончилось, — возможно, даже неблагоприятно для Гавриила, поскольку занимался делом некий Соковнин, «муж злой и всяких пакостей наполнен».

12

https://img-fotki.yandex.ru/get/477594/199368979.95/0_211914_aa521f1f_XXXL.jpg

Кашкин Евгений Петрович (12.01.1737-7.10.1796), генерал-аншеф, генерал-губернатор Пермский и Тобольский (1781-1788), Ярославский и Вологодский (с 1788), Тульский и Калужский (с 1793).
Дед декабристов С.Н. Кашкина и Е.П. Оболенского.
Портрет работы неизвестного художника. 1780-е гг.

Второй сын Петра Гавриловича и Евфимии Федоровны Кашкиных, Евгений, был, как уже сказано, на 15 лет младше своего брата. Он родился 12 января 1738 года, скорее всего в Брянске, поскольку его отец к моменту рождения сына находился там безвыездно, занимаясь постройкой флотилии. Неизвестно, где прошло его детство, но можно предположить, что во время военных командировок мужа Евфимия Федоровна вместе с сыном уезжала в свои Углицкие деревни.
В семь лет недорослем Евгений был представлен в Герольдмейстерскую контору в 1745 году. В 1751 году его отправили в Сухопутный шляхетный корпус, туда же, где учился его старший брат. Здесь он поднялся в чинах от ефрейт-капрала до сержанта, а в 1756 году, не достигнув 19 лет, был выпущен в полевые полки поручиком. Его формулярный список (характеристика) гласил: «грамоте, читать и писать, арифметике, геометрии и часть прочей математики, по-немецки, по-французски, истории, географии и кавалерийским экзерцициям знает».
Ранний выпуск и блестящее определение в адъютанты к генерал-фельдмаршалу Степану Федоровичу Апраксину состоялись не только благодаря отличной характеристике и личным качествам, но и при помощи брата Аристарха, который, вероятно, хлопотал о Евгении при дворе. Так, хорошо обученный дома и в корпусе кадет, писавший по-французски безошибочно и прекрасным слогом, попал в служебную и житейскую школу Семилетней войны. На многих участников Прусского похода оказало огромное влияние общение с многими образованнейшими людьми Австрии и Германии. Из этого похода Евгений Петрович на всю жизнь вынес любовь к немецким писателям и богословам, они укрепили в нем тот истинно христианский дух и высокие нравственные качества, которые сделали его одним из самых выдающихся людей своей эпохи.
Главная армия перешла границу 20 июля 1757 года. После нескольких незначительных стычек Евгений Кашкин получил боевое крещение в знаменитой битве под Гросс-Эгерсдорфом, 19 августа. За участие в ней Евгению Петровичу дано было старшинство в чине при производстве в секунд-майоры Невского полка.
Дав битву, главнокомандующий С. Ф. Апраксин отступил за Неман, и пока Е. П. Кашкин состоял при нем адъютантом, неизвестно, участвовал ли он в каких-либо еще сражениях. Когда Апраксина на посту главнокомандующего сменил Фермор, а затем П. С. Салтыков, Кашкин продолжал служить при них в адъютантах.
Затем армия была разделена на три корпуса — Войекова, графа Румянцева и З. Г. Чернышева. Кашкин поступил под командование к последнему, возможно по знакомству Чернышева с Петром Гавриловичем Кашкиным. Корпусом Чернышева был занят 18 сентября 1760 года Берлин, а Кашкин вскоре после этого был произведен в премьер-майоры. В 1761 году он в соединении с австрийской армией участвовал в штурме крепости Швейдница в качестве командира отдельного батальона гренадер.
С донесением о взятии этой крепости З. Г. Чернышев отправил к императрице Елизавете Евгения Кашкина. Командующий корпусом вообще до конца своей жизни был очень расположен к этому своему адъютанту. Вот почему после четырех лет походной, батальной жизни Евгений Петрович оказался в Петербурге и, выслужив уже два чина, был представлен государыне после нового отличия. За доставление радостного известия о победе под Швейдицем Е. П. Кашкин был пожалован по ходатайству М. И. Воронцова суммой в 1000 рублей — весьма значительной по тому времени и по средствам Кашкина.
Вскоре умерла императрица Елизавета Петровна, и новый государь, Петр III, неожиданно прекратил военные действия, превратив Пруссию из врага в союзники. В феврале 1762 года было велено войскам отделиться от австрийских частей и идти к Висле, таким образом, Е. П. Кашкин оказался под командованием короля Прусского. 24 апреля был заключен формальный мир, а Евгений Петрович получил чин подполковника (на 20 году жизни!) в Пермском пехотном полку.
Окончание Семилетней войны в 1763 году, создавшее предпосылки для сближения России и Пруссии, привело к заключению между этими государствами 31 марта 1764 года в Санкт-Петербурге оборонительного союз сроком на восемь лет. Приложенные к договору секретные статьи касались согласования политики двух государств в Речи Посполитой. И хотя вопрос о конкретных территориально-государственных изменениях прямо не ставился, договор стал первым практическим шагом на пути к разделам Польши. Таковых разделов было три: в 1772, 1793, 1795 годах их произвели Австрия, Пруссия и Россия. Первому разделу Речи Посполитой предшествовал ввод русских войск в Варшаву после избрания на польский престол ставленника Екатерины II Станислава Августа Понятовского в 1764 году под предлогом защиты диссидентов — притеснявшихся католической церковью православных христиан.
На смоленской границе Польши были поставлены для охраны от нападений два отряда, состоявшие из гусар и чугуевских казаков, — одним из них командовал Е. П. Кашкин. Екатерина II назначила для общего руководства этой операцией Никиту Ивановича Панина, дипломата и государственного деятеля, воспитателя царственного наследника, Павла Петровича. 20 апреля отряды вошли в Польщу и прибыли в местечко Закрочим, отстоящее от Варшавы на 50 верст. Вот что указано в формулярном списке полковника Кашкина: «1764 год был в походе, имея команду над гусарами и казаками, во время междуцарствия в Польше, где при разных сшибках с противящимися законам Республики поляками с командою его был». Оттуда Кашкин отправился в Петербург к Никите Панину, чтобы устно доложить о положении дел в Варшаве.
В ближайшие месяцы он обратил на себя особое внимание Панина и находился у него под рукой, когда, во время поездки императрицы по Прибалтийскому краю, поручиком Мировичем была совершена в ночь с 4 на 5 июля безумная попытка освободить из Шлиссельбургской крепости бывшего императора Иоанна IV Антоновича, повлекшая убийство узника его приставами. Поскольку в ведении Панина находились все дела связанные с Брауншвейгским семейством, он немедленно, 6 июля, послал Е. П. Кашкина в Шлиссельбург, чтобы составить протокол обо всем случившемся. Конечно, это поручение являлось для Евгения Петровича знаком особого доверия со стороны Н. И. Панина — тонкого дипломата и знатока людей. Кашкин не только навел в Шлиссельбурге порядок, но и сумел, не прибегая ни к какому пристрастию против Мировича, немедленно выяснить всю суть дела, поэтому был лично отправлен оттуда с докладом к Екатерине.
За четыре дня проскакав от Петербурга до Риги, где в это время находилась императрица, он впервые лично явился перед ней. Этот день решил всю дальнейшую судьбу молодого полковника: впечатление он произвел на Екатерину самое благоприятное. В письме Н. И. Панину государыня писала: «вчерашнего числа г. Кашкин сюда приехал и подал мне первый допрос злодея Мировича (сын и внук бунтовщиков) и показания с ним бывших унтер-офицеров и солдат». Она поручила подробное следствие по этому делу генералу Гансу Фон Веймарну, а Кашкина отправила в помощники: «никто лучше сего последнего дела изъяснить не может». Ясно, что докладом его Екатерина осталась довольна. Кашкин и позже выезжал к государыне с докладами о ходе следствия.
Наградой Евгению Петровичу за деятельность в Польше и по делу Мировича стало его производство в полковники Ярославского полка, стоявшего в Нарве, близко от столицы, что давало ему возможность иногда посещать ее, не покидая службы. Он несколько раз обедал у одиннадцатилетнего цесаревича Павла Петровича с Н. И. Паниным, выполнял поручения последнего.
К этому времени относится знакомство Кашкина с Екатериной Ивановной Сафоновой, его будущей женой. Она была вполне светской девушкой, правда, ее письма пестрят грубейшими орфографическими ошибками. Зато она была цветущей голубоглазой красавицей. Евгений Петрович же не отличался особенной красотой, но обладал выразительным умным лицом, с изящным овалом и тонкими чертами. В целом он был похож на отца, но более привлекателен и утончен.
Екатерине Ивановне было 20 лет, родилась она 3 октября 1745 года. Отец ее, Иван Иванович Сафонов, происходил из довольно известного, выехавшего из Крыма в 1463 году рода, имеющего общего предка с Нарышкиными. Род Сафоновых, в котором было много воевод, дворян московских и стольников, заслуживает внимания. Особенно любопытна была судьба его нескольких членов (Матвея Юрьевича с семьей), незаслуженно казненных и сосланных при царе Алексее в Сибирь.
Одна из ветвей этого рода осела в Карачевском уезде. Отец Екатерины Ивановны скончался еще в молодости (в 1752 году), в чине поручика. Родной дядя Екатерины Ивановны, Михаил Иванович Сафонов, был знаком с Аристархом Кашкиным. Он служил камер-пажом у государыни Елизаветы Петровны и даже был женат на двоюродной сестре императрицы Елизаветы (дочери сестры Екатерины I Христины и графа Симона Гендрикова; по преданию, она была душевнобольной и прожила недолго — всего 27 лет, умерла в 1754 году).
Оставшись рано без отца, Екатерина Ивановна и ее сестра Марфа Ивановна воспитывались матерью, Евдокией Михайловной Сафоновой, происходившей из рода Бохиных. Вдова имела весьма порядочные средства. За ненадобностью в 1753 году, через год после смерти мужа, она продала дом в Москве, а в 1774 году — другой. С Евгением Петровичем Кашкиным Екатерина Ивановна встретилась в Петербурге или, может быть, в Царском селе, у брата Аристарха.
В числе прочего невеста получила от матери в приданое на 2500 рублей бриллиантов, серебра на 1029 рублей, платья и материй на 1887 рублей, кружев и белья на 578 рублей и так далее. За дочерью Евдокия Михайловна дала 380 душ крепостных в разных уездах. Однако Евгений Петрович обязался оплатить из своих средств часть долга своей тещи в сумме 5000 рублей, которые пришлось занимать.
В феврале состоялась свадьба Евгения Петровича. По своему служебному положению 29-летний жених, получив изрядное приданое от жены и имея собственные некоторые средства, мог считать себя обеспеченным. Однако при всей удачности его дальнейшей карьеры, множество детей у этой четы Кашкиных (9 дочерей и 2 сына) поглощало значительные средства, поэтому Евгений Петрович остался небогатым навсегда.
Новобрачные поселились в городе Нарве, стоянке Ярославского полка. Там же родилась их первая дочь — Евдокия, затем Евфимия. Третьим родился сын Николай. Его рождение пришлось на начало войны русско-турецкой войны в 1768 году. Впервые супруги разлучились, Евгений Петрович отправился во вторую армию под командование князя А. М. Голицына.
Успехи русского войска в эту войну были сперва медленны, и Н. И. Панин, стоявший во главе внешней политики, настоял на смене полководца А. М. Голицына. Как раз в это время произошло взятие Хотина и другие блестящие победы русского войска, но императрица Екатерина все же назначила Румянцева на место Голицына.
Участие Евгения Кашкина во взятии Хотина было воспето в посвященной ему и сохранившейся в семейном архиве оде Игоря Федоровича Яковкина:

Твоим иройством пораженный
Враг дерзостный на Днестре пал,
Когда мнил, гордостью надменный,
Пройти, где Днестр преграду клал;
Попран и вверженный в оковы,
Тебя сплетая лавры новы,
Трофеи Россов умножал…
На меч твой, смертию сверкающ,
Неверных турков поражающ,
Хотин к погибели взирал.

В составленном Екатериной II перечне главных событий Турецкой кампании с 6 октября 1768 по август 1771 года имя Евгения Петровича встречается дважды. В правительственном описании той же войны упомянуто, что 28 августа 1769 года, когда армия находилась близ Хотина, главнокомандующий отправил вечером в Рачевский лес большой отряд, чтобы встретить неприятеля и прогнать его за реку Жванец. На другой день произошла кровавая битва, кончившаяся блестящей победой русских. Тут отличился полковник Кашкин, начальствовавший гренадерскими ротами. Евгений Петрович в этом победном сражении был тяжело ранен. Вскоре его наградили за это событие чином бригадира. Вот что сообщал ему граф З. Г. Чернышев, его старый покровитель:

«Государь мой, Евгений Петрович.
По особливому моему к вам усердию весьма приятно было мне слышать здесь отдаваемую справедливость заслугам вашим, которые вы отличной храбростью, мужеством и отменным в военном деле искусством, предводительствуя порученным вам войском при атаке с 5 на 6 число сего месяца неприятельского лагеря, и одержанием совершенной над неприятелем победы, оказали. Не с меньшим же удовольствием и порадованием имею я теперь честь принести вам и поздравление с полученною от Ее Императорского Величества милостию — пожалованием вас в бригадиры, как с отменным опытом монаршего к вам благоволения; будучи совершенно уверен, что по известной вашей к службе ревности, конечно, не пожалеете сил своих к тому употребить, чтоб и впредь сделаться достойным еще вящих знаков Ее Величества к вам Высочайшей милости; для меня напротив таво ничего лестнее быть не может, как то, когда доставляя достоинствам вашим должную справедливость, могу в то же время доказывать и совершеннейшее мое к вам почитание, с которым всегда пребуду вашего высокородия покорный слуга
Гр. З. Чернышев
сентября 22 дня 1769 года»

Лежа в госпитале в местечке Полонном, страдая от раны, Евгений Кашкин ходатайствовал о разрешении переехать для лечения в Киев и об испрошении ему отставки от службы. Вопрос об отставке Кашкина неожиданно разрешила сама государыня. Она обладала даром привлекать к служению отечеству наиболее способных людей всех слоев общества и не собиралась упускать Кашкина. Императрица дала ему возможность оправиться от раны, но в отставке отказала, написав при этом лично ему:

«Евгений Петрович. Сего генваря 1 дня взяла я вас в Семеновский полк в пример-майоры. А как я притом знаю и болезнь вашу от полученной раны и домашнее состояние ваше, то желаю только, чтобы вы скорее выздоровели, а впрочем вы можете надеяться, что я вас не оставлю.
Екатерина
8 генваря 1770 г.
С.-Петербург»

Полковником всех гвардейских полков того времени числилась сама Екатерина. Премьер-майору Кашкину должность была дана в том же 1770 году. Он был произведен, сохраняя свой чин в Семеновском полку, в генерал-майоры при лейб-гвардии. В это время он находился уже в Петербурге и выполнял особое поручение государыни.
В Россию собирался приехать брат короля прусского Фридриха II — принц Генрих для заключения русско-турецкого мира. Екатерина отдала ряд распоряжений о встрече его, послав в Ревель яхты «Екатерина», «Алексей» и «Петергоф» с придворной кухней, погребом и служителями. С яхтами была послана чиновная персона — Евгений Петрович Кашкин. Впоследствии планы изменились, и принц Генрих въехал в Россию другим путем. Снаряженные яхты вернулись в Петербург.
Последствием этого эпизода в службе стало то, что Екатерина близко изучила и оценила Евгения Петровича, а вся придворная знать с ним ознакомилась, причем он не нажил себе врагов при дворе.
Очередным поручением для Кашкина в августе 1771 года стала охрана границ от мятежных польских конфедератов, недовольных политикой России в отношении Польши. Под началом Евгения Петровича состояло большое войско. Из Риги он выступил во главе более 1000 человек. В глубине Литвы разрасталось восстание, которое подавляли войска во главе с Суворовым. От Риги Кашкин дошел до Друи, всюду зачищая территорию от мятежников. Неприятель держался мелкими группами и нападал на небольшие соединения русских частей, так что Кашкину не пришлось встретиться с поляками в бою. Из этого похода он вернулся в ноября 1771 года. Результатом его ратных трудов стало облегчение раздела Польши и благополучное присоединение к российским землям территорий Белоруссии. В 1772 году он получил орден Св. Анны 1-й степени.
По странной игре случая Евгению Петровичу пришлось взяться за дело, которым всю свою жизнь занимался его отец — кораблестроением. Екатерина отправила его под начало английского адмирала Нольса, в задачу которого входило строение на Дунае большого количества судов. Вновь построенные корабли императрица собиралась употребить в войне с Оттоманской портой. По водам Дуная она планировала прийти на них к Константинополю. Нольс представил Екатерине чертежи нового типа судов, которые могли управляться даже людьми, не знающими морского дела, ходить на гребле и на парусах и поднимать от 300 до 400 человек с грузом и пушками. Обязанности Кашкина были, конечно, не технического, а административного свойства.
Поручая это дело, государыня писала Евгению Петровичу: «зная ваше усердие и неутомленную ревность к исполнению всего того, что Мы вам поручали, послать вас ныне с Нашим адмиралом Шарль Нольсом… службе Нашей в сем деле более нужды в действительности исполнения, нежели в обширной переписке».
Сборы Нольса, Кашкина и ехавших с ними были недолги. Они приехали в Молдавию уже в марте. Казалось, успех предприятия обеспечен. 30 марта Румянцев написал о приезде к нему адмирала, а 23 апреля Екатерина написала Нольсу, чтобы он возвращался в Петербург. Причины, по которому она отменила свои планы относительно Дунайской флотилии, остаются невыяснены. Правда, англичанин-адмирал посылал ей письма из Измаила о множестве встреченных им препятствий к успеху возложенного дела. Возможно, Кашкин тоже писал от себя государыне, и это могло послужить перемене ее решения.
Румянцев, человек тяжелого характера и очень требовательный, ознакомил Кашкина (которому благоволил) подробнее, чем Нольса, с ходом дел и с очевидной неосуществимостью успешного похода на Константинополь. А вскоре был созван мирный конгресс в Фокшанах, на котором Турция и Россия безуспешно пытались договориться о мире. Требования России о свободном доступе к Черному морю и о провозглашении независимости Крыма не были удовлетворены. Переговоры срывались европейской дипломатией. Русско-турецкая война продолжалась вплоть до 1774 года, пока не был заключен Кючук-Кайнарджийский мирный договор.
Эта война была последней, в которой участвовал Евгений Кашкин, а его военная служба продолжалась еще несколько лет. В 1773—1774 годах он был или забыт или оттерт от императрицы, эти годы были самыми бездеятельными в его жизни. Следует отметить, что в это время происходило крестьянское восстание под предводительством Пугачева, стоившее Екатерине II немало тревог. Кашкин окончил многолетние семейные хлопоты по исходатайствованию диплома на дворянство и герба. Кроме того, он прикупил два кусочка земли.
Семья его росла: в Петербурге родились у него второй сын, Дмитрий (1771), и дочь Александра (1773). Вторая дочь Евгения Петровича, Евфимия, на 6 году жизни была помещена государыней в Смольный институт.
При дворе события шли своим чередом. Пал Григорий Орлов, замещенный Васильчиковым, а затем был приближен к Екатерине сиятельный Потемкин, от появления которого Кашкин ничего не потерял, они были знакомы при дворе еще с 1770 года, по служебным встречам.
По случаю Кайнарджийского мира Кашкин был произведен в генерал-поручики, а вскоре Потемкин просил у государыни назначить Евгения Петровича генералом-поручиком в Петербургскую дивизию, на время, пока отправился в годовой отпуск Суворов, которому требовался отдых после подавления крестьянского восстания под предводительством Пугачева. Екатерина утвердила это временное назначение.
Уже в начале этой службы Кашкину пришлось на время отвлечься. Вторично приехал в Петербург принц Генрих Прусский, и Евгению Петровичу в марте 1776 года было велено заниматься, как и в 1770 году, путешествием принца от границы и состоять при нем. Принц Генрих приехал не в добрый час. Супруга цесаревича Павла Петровича, Вильгельмина Дармштадтская (а в России великая княгиня Наталья Алексеевна), готовилась стать матерью, но роды, начавшись 10 апреля, тянулись целых 6 дней и закончились смертью матери и ребенка. К этому времени относятся набросанные на листках почтовой бумаги собственноручные записки Екатерины Кашкину, которые заменяли письма к принцу Генриху, поскольку государыня была очень занята.
Есть основания утверждать, что для спасения невестки было сделано далеко не все и скорбь государыни была неискренней, поскольку раскрылись отношения между женой цесаревича Павла и графом Андреем Разумовским. Екатерина еще при жизни первой жены обдумывала вторую женитьбу своего сына.
После смерти супруги цесаревич Павел Петрович быстро утешился. Принц Генрих во второй свой приезд в Россию через шесть дней после кончины Вильгельмины уговорил вдовца цесаревича съездить развеяться в Берлин, куда должна была приехать его племянница герцогиня Вюртембергская с дочерью Доротеей-Софией-Августой, внучкой Вюртембергского короля. Кстати сказать, принц Генрих в это посещение России находился в Царском селе, в обществе обоих братьев Кашкиных. Павел Петрович, попав в Берлин, был очарован принцессой Доротеей. Императрица стала заботиться о путешествии в Петербург принцессы Доротеи со свитой и возложила сопровождение ее на жену Румянцева Екатерину Михайловну и на Евгения Петровича Кашкина.
Пока принц Генрих находился в Петербурге, начался «случай» П. В. Завадовского, поступившего в чине полковника в кабинет-секретари из канцелярии Румянцева. По душевным своим качествам это был превосходный человек, он не вредил при дворе Евгению Петровичу, которого знал еще по Молдавии. Вскоре Потемкин заменил Завадовского на Зорича, за ним последовали и другие подобные ему фавориты.
Эти перемены, дававшие возможность ничтожным людям, вчера никому неизвестным, влиять на судьбу достойных и заслуженных людей, побудили Кашкина не искать близости ко двору, хотя бы даже только в виде исполнения личных поручений императрицы. После свадьбы цесаревича Евгений Петрович занялся исключительно своей прямой службой при Петербургской дивизии и в Военной коллегии в качестве ее члена. Затем он принял решение совсем покинуть Петербург. Возможно, он опасался потерять расположение императрицы, поскольку ее отношения с сыном сильно ухудшились, а Павел Петрович никогда не скрывал своего благоволения к Кашкину. Поэтому в конце июня 1778 года Евгений Петрович Кашкин принял назначение на должность Выборгского губернатора. До 1 января 1779 года он оставался еще в Петербурге, готовясь принять свои новые обязанности, изучая законы. Жил он в Семеновском полку. В это время у супругов Кашкиных родилась еще одна дочь, Анна.
Служба Выборгским губернатором была очень непродолжительна, Евгений Петрович не успел проявить себя чем-либо заметным. В Выборге он жил большей частью без семьи. В 1779 году жена его родила дочь Марию, преждевременно, но благополучно, в Петербурге. Государыня вместе с назначением на новую должность пожаловала своему сановнику в пожизненное владение имение в русской Карелии, в Сердобольском уезде Выборгской губернии с 46 селениями и с 1573 душами крестьян. Ранее это имение принадлежало, тоже пожизненно, предместнику Кашкина по губернаторству, Николаю Энгельгардту. Выборгская губерния стала для Кашкина способом ознакомления с делом областного управления. Екатерина убедилась, что он способен и к этому делу и использовала его способности в более обширном крае. Его перевели на должность Пермского и Тобольского генерал-губернатора.
Кашкин очень быстро выехал к месту назначения, вероятно, он ожидал этой должности и спешил ознакомиться с частью вверенного ему громадного края. Еще в мае 1780 года он примчался в Соликамск и с выбранными старожилами отправился в Егошихинский завод.
Сибирская губерния, при первом разделе России на регионы в 1708 году была составлена из Тобольской, Соликамской и Вятской провинций, а в 1727 году последние две под названием Пермской провинции перешли в состав губернии Казанской. Губернское управление было в 1737 году переведено из Соликамска в Кунгур. При введении Екатерининского «Учреждения о губерниях» огромную Казанскую губернии разделили на местничества — Казанское, Вятское и Пермское. Во главе этого огромного территориального образования стоял князь П. С. Мещерский, который должен был определить место, в котором разместится аппарат Пермского наместничества.
Одним из рассматриваемых вариантов был Егошихинский медеплавильный завод. Вот почему в августе 1778 года Е. П. Кашкин отправился туда, — чтобы проверить, может ли это место стать центром управления краем. Находился Егошихинский завод на величайшей реке и на западе от Уральского хребта, что было удобно для сообщения с Европейской Россией.
Еще в 1647 году здесь, на Каме и на речке Егошихе, существовал починок (сельское поселение) крестьян Дрохановых, откуда пошло название деревни — Егошиха, или Дрохановка. В 1722 году из Кунгура сюда перенес медеплавильный завод де Геннин и учредил Пермское горное начальство, управлявшее всеми заводами Пермского края, которые были подарены императрицей Елизаветой графу Михаилу Илларионовичу Воронцову. Ко второй половине XVIII века Пермское горное начальство было переведено из Егошихи в Кунгур, поэтому Кашкин и застал на заводе среди вековых лесов лишь церковь во время св. апостолов Петра и Павла, заводские постройки и поселок мастеровых Разгуляй. Места эти принадлежали роду Воронцовых, но ко времени описываемых событий долги в казну у хозяев были так велики, что заводы были отданы государству в счет оплаты долгов.
Разместившись на новом месте, Кашкин взялся за прорубку просек для дорог в Сибирь (на Кунгур) и в Казань (на Оханск), за возведение домов для военного караула, для губернатора. В работе помогали соликамские выборные — носили камень, возили лес. Устроив самое необходимое и отдав распоряжения, Кашкин по новому пути на Оханск отбыл в Петербург.
Наместник должен был там пригласить сотрудников для предстоящей деятельности, собрать для переезда свою большую семью. Задача поиска честных и способных людей в отдаленный край, с полным отсутствием житейских удобств, с суровым климатом, разбоями, возможными неурядицами, был очень трудна, ее не удалось исполнить в полной мере. Однако 5 сентября 1780 года наместник генерал-поручик Кашкин был уже снова в Соликамске. Духовенство встречало его с крестом, речами и литургией, а купцы и мещане воздвигли для его встречи ворота на площади у собора. Он объездил оба склона Урала и послал всеподданнейшее представление из Екатеринбурга о том, что во всей Пермской области не нашел он более удобного места для сосредоточения управления, чем Егошихинская слобода. Затем отправился знакомиться со своим зауральским наместничеством и прибыл впервые в Тобольск 14 октября.
В ответ на представление государыня повелела, чтобы он основал на месте завода губернский город, наименовав его Пермь, и воздвиг в нем все необходимые присутственные строения.
О первом приезде в Тобольск Кашкина сохранилось мало сведений. Любопытен отзыв о его невыносимой спеси, с которой Кашкин обращался с бывшим сибирским губернатором Д. И. Чичериным. Все без исключения отзывы современников о Евгении Петровиче доказывают, что спесивости не было в нем и тени, но к пресловутому самодуру Чичерину, прославившемуся жестокостью, диким произволом и нелепой расточительностью, наместник должен был отнестись с холодностью и нескрываемым осуждением его беззаконий.
Результатом поездки стали его доклады к Екатерине, по которым она издала указы о штатных служащих по горной, монетной и соляной частям; назначила местом пребывания областного казначея Уткинской пристани в 6 верстах от Екатеринбурга, откуда отправлялись все доходы Тобольской губернии и медная монета с Екатеринбургского монетного двора; приказала строить суда для перевозки денег и каменные кладовые и так далее. Закипела работа.
Пермское наместничество, со всеми соответствующими постройками было открыто 18 октября 1781 года, всего за полтора года. Среди людей, которых Кашкин избрал для службы в Пермской губернии, было много выходцев из известных родов. Так, из ничтожного завода почти на границе Азии вырос настоящий город, населенный просвещенными людьми. 26 октября родилась еще одна дочь Кашкина — Екатерина.
В 1782 году Евгений Петрович был пожалован за усердную службу орденом Св. Александра Невского. Он старался тщательно отбирать людей для службы в Тобольском наместничестве, но это не всегда удавалось. Несколько человек, приглашенных им на службу, оказались совсем неподходящими, что было отмечено даже в Петербурге. Князь Вяземский писал ему об упущениях Пермской казенной палаты. Вице-губернатора Лопухина, вследствие нареканий, государыня повелела перевести в Кострому, а советника по горным делам Васильева — отправила в отставку.
Излишнее покровительство родственникам жены — главный упрек, который обращали современники к Кашкину. Неудачно дал Евгений Петрович должность губернского прокурора своему свояку, мужу Марфы Ивановны Сафоновой — Ивану Михайловичу Борноволокову: хотя он тоже стал впоследствии вице-губернатором Пермским, но не избежал предания суду за лихоимство.
Не баловали наместника и природные стихии: в 1784 году вследствие разлива рек под водой оказались 1494 из 1909 домов луговой части г. Тобольска и 6 каменных церквей.
Все эти неприятности тонули в бездне трудов и забот, поглощавших Кашкина. В августе 1782 года в Тобольске состоялось торжественное открытие местничества. Новые учреждения в Тобольской губернии должны были несколько облегчить бремя забот, лежавших на Кашкине, но на деле слишком велико было противоречие между намерениями и взглядами Екатерины, которые разделял и старался воплотить в жизнь Евгений Петрович, и реальными условиями его службы. Отдаленность, дикость Пермско-Тобольского края, общее запущенное состояние дел, непривлекательность этих мест для служилого люда — все это пагубно сказывалось на деятельности даже лучших сотрудников Кашкина. Ему приходилось прилагать невероятные усилия, чтобы их работа хотя бы в общих чертах соответствовала требованиям правительства и закона.
Не хватало врачей, — Евгений Петрович послал местного врача Гамалея в Петербург, чтобы он уговаривал своих коллег приехать на работу в эту глушь. Чиновники, служившие при старом губернаторе, Чичерине, были очень плохи, а новые на службу не шли. Но Евгений Петрович продолжал свое нелегкое служение, при этом всегда удостаивался благосклонного внимания императрицы. В 1784 году она писала ему: «Усердная ваша служба, особливое в делах радение и искусство, сохранение вверенных вам мест в порядке и точное исполнение должностей с успехом и пользой государственной обращают на себя наше императорское внимание и милость. Мы пожаловали вас кавалером Нашего Святого Равноапостольного князя Владимира большого креста первой степени».
Ему приходилось заниматься обустройством не только гражданской, но и военной жизни. В то время только в городах Тобольске, Томске и в Шадринске имелись батальонные гарнизоны. К Евгению Петровичу обращался А. А. Вяземский с просьбой указать, где еще необходимо разместить воинские подразделения. Кроме того, Кашкину приходилось заниматься вопросами обеспечения этих частей фуражом и припасами.
В 1785 году Екатерина повелела заняться укреплением китайской границы рвами и артиллерийскими орудиями «для удержания соседей наших». Поводом к этому стало донесение генерал-губернатора Иркутского и Колыванского Якоби о том, что китайцы прекратили торг с Россией. Если бы действительно Китай в то время начал войну с Россией, Сибирь оказалась бы неготовой к такому развитию событий. Но поскольку тревога была поднята напрасно, Кашкину лишь добавилось хлопот. Государыня выделила на дела обороны 50000 рублей, на которые следовало закупить оружия, отлить пушки.
К числу мер обороны относится и попечение Евгения Петровича об отношениях с инородцами, о сохранении с ними мирных отношений и привлечении в подданство России. Например, жителей Туруханского края, которые жили рыбной ловлей и охотой, не брали в рекруты, воинская повинность заменялась для них денежной. Ташкентцам и бухарцам, селившимся в Тобольском местничестве, разрешалось иметь самоуправление, не подчиняясь городским магистратам, и не платить подати. Вместе с тем приходилось предотвращать волнения среди инородцев. Выходцев из-за границы, живущих в праздности и никуда не приписавшихся, и священников за штатом государыня велела переписать для обращения их на службу в местные войска.
По велению Екатерины Кашкин поручал собрать сведения о происхождении Пермских и Тобольских инородцев с описанием «достопамятных происшествий, законов и обрядов, преданий их, сколь бы таковые ни были несообразны с истиной». Эти сведения собирались в течение трех лет. Затем Кашкину было поручено составить и прислать словари языков этих инородцев с русскими соответствиями словарных статей.
Масштабным направлением деятельности Кашкина было открытие школ. Первая градская Пермская школа была им открыта в 1783 году, в ней учились 20 «бюджетных» учащихся и 9 — за свой счет, в возрасте от 4 до 11 лет, а учитель имелся один, из богословов Вятской семинарии. В 1786 году императрица поручила Кашкину открыть главное народное училище в Перми. Были присланы учебники, расписание наук, подлежавших изучению, и четверо учителей. Ректором состоял местный пастор, доктор философии Христиан Михаэлис Геринг. Малые училища готовились к открытию в Верхотурске, Кунгуре, Ирбите, Соликамске, Чердыни, Шадринске и Екатеринбурге, но начали работать уже при новом наместнике — генерал-поручике А. А. Волкове.
Кашкин лично составлял сметы для Главного народного училища и Екатеринбургской горной школы. Горное дело было предметом его особого попечения, так же как и казенные палаты соли. Он составил пространную записку об улучшении добычи соли в Пермской губернии и её вывоза. Однако преемник его на посту генерал-губернатора не заинтересовался подобными проектами, в связи с чем идеи Евгения Петровича не были осуществлены.
Сложным направлением его деятельности была поставка продовольствия в край, поскольку земледелие было развито недостаточно, а доставка хлеба из центральных губерний была затруднительна. Хлеб закупался зимой, по санному пути, а когда разливались реки и край оказывался изолированным, зерно начинали продавать населению по очень высоким ценам. Кашкин разработал и подал Екатерине II записку об устройстве запасных хлебных складов.
Кроме того, ему приходилось заниматься судоходством на реках — промером глубин и прочим, описывать и обмерять лесное хозяйство края. Ко всему прочему он должен был взыскивать недоимки с казенных крестьян и следить за их расселением в дремучих и необъятных тобольских лесах.
Наместник был человеком веротерпимым и человечным. Свидетельство тому — его отношение к преступникам, а также вмешательство в отношения официальной церкви и старообрядцев. В Тобольском крае жило много старообрядцев, они притеснялись духовенством, которое пыталось насильно привести их к новому православию. В связи с этим Кашкин неоднократно обращался к церковным иерархам, опасаясь случаев волнения и самосожжения раскольников, которые в некоторых случаях имели место. Обустраивая тюрьмы, Е. П. Кашкин предложил государыне проект раздельного содержания в них мужчин и женщин, предлагал облегчить тяжелые условия заключенных.
За 8 лет управления Пермско-Тобольским краем Кашкин подавал личный пример безукоризненного честного служения, человечности, добросовестного исполнения своего долга, заботы о подчиненных, попечения обо всех нуждах населения. До него Сибирь не знала подобного управителя, а после него — немногих.
В 1785 году, в четвертый раз за время своего наместничества, Кашкин ездил в Петербург. К этому времени его вторая дочь, Евфимия, окончила обучение в Смольном институте, пробыв там 12 лет. Оба сына, Николай и Дмитрий, начали действительную военную службу прапорщиками в Семеновском полку. (В Сибири родились у четы Кашкиных трое детей: упомянутая выше Екатерина, Варвара — в 1784 году и младшая дочь Татьяна, родившаяся в 1787 году.) У Евгения Петровича были семейные дела в Москве, которые ему необходимо было уладить.
Пока Е. П. Кашкин находился в Москве, умер генерал-губернатор Ярославский и Вологодский А. П. Мельгунов — товарищ по Кадетскому корпусу Аристарха Кашкина. Ярославско-Вологодский край был колыбелью рода Кашкиных, большинство личных имений Евгения Петровича находилось там. Оба брата Кашкина (Аристарх и Евгений) были записаны по определению Ярославского Собрания дворянства в 1789 году в VI часть Дворянской родословной книги по Ярославскому наместничеству. Он начал хлопотать о получении этого места. 13 июля 1788 года состоялся указ о назначении его правящим должность генерал-губернатора Ярославского и Вологодского. Что ждало его в родном краю, он не мог предвидеть, иначе бы не променял своей тяжелой, но благополучной службы. Впрочем первые три-четыре года он провел в Ярославле благополучно, если не считать огорчений от несчастий в семье его брата: самоубийства Александра Аристарховича в январе 1791 года, кончины Марии Аристарховны, к детям которой он был назначен опекуном.
Однако были в жизни Евгения Петровича и радости. Жил он в живописном, богатом древними церквями и великолепными видами на Волгу крае в генерал-губернаторском доме, который всегда был полон посетителями. У него появилось больше свободного времени, чем на Урале и в Сибири. В семье Кашкиных хранилась редкая книга «Сивильский цирюльник», переведенная в Ярославле и напечатанная в Калуге в 1794 году. Она, по семейному преданию, была переведена с французского Евгением Петровичем Кашкиным.
Примерно в 1789 году вышли замуж две старшие дочери Евгения Петровича. Евдокия — за Лукьяна Ивановича Боборыкина, Евфимия — за Василия Ивановича Шубина.
В прочем же Евгений Петрович оставался верен себе. Ярославская губерния была гораздо более благоустроенной, чем Пермско-Тобольское наместничество. Однако и здесь Е. П. Кашкин нашел, к чему следует приложить свои силы. Когда ярославские крестьяне открыто воспротивились исполнению решения гражданской палаты, он лишь вызвал тех крестьян, от которых «наиболее произошла непристойность», в наместническое правление чтобы объяснить им противозаконность их действий. Генерал-губернатор обратил внимание Сената на небрежение местных властей к делу покупок казенными селениями земель у помещиков, требовал, чтобы казенные палаты проверяли выгодность крестьянских покупок. Благодаря ему Сенат запретил покупку казенными селениями безземельных и малоземельных крестьян для отдачи их в рекруты.
Наблюдая за судопроизводством, нажил Евгений Петрович себе нежданную великую беду. Началось все с незначительной неприятности: с несправедливого и несогласного с мнением Кашкина решения Вторым департаментом Сената одного уголовного дела о разбойном нападении на даниловского мещанина Жукова. На него напали, поранили и ограбили дворовые люди помещика и отставного секунд-майора Николая Ярославова. Евгений Петрович, знакомясь с делом, обратил внимание на явное противоречие постановления палаты: «предать дело суду Божию» по отсутствию улик и на то, что работница Жукова узнала обвиняемых. Он потребовал замены приговора. А тем временем возникло второе следствие, так как о виновности упомянутых людей Ярославова заявили и другие, его же крепостные. При обыске были найдены личные вещи и деньги Жукова. Поведение супругов Ярославовых при втором следствии послужило к предъявлению обвинения и против них. Ярославов вылил свою злобу на девятилетнего сына свидетеля обвинения, а сам выехал с семьей неизвестно куда.
Это дело Кашкин поручил охране Дворянской опеки. Однако оно принято неожиданный оборот. Ярославов обратился за поддержкой к всесильному фавориту Екатерины Платону Зубову. По жалобе Ярославова Сенат определил поступить по первому решению уголовной палаты, освободить из-под опеки Ярославова и уничтожить последнее решение уголовной палаты и мнение генерал-губернатора во всех частях. Свидетельства крепостных, послужившие вторичному рассмотрению этого дела, отправили в Костромское наместничество «для постановления мнения по последнему доносу».
Узнав о противозаконном перенесении следствия в другую губернию, государыня пришла в страшный гнев, и потребовала прояснить эту ситуацию. Тогда в ход событий включились клевреты Зубова, которые подтасовывали результаты слушанья дела в Сенате, и обвинили Кашкина в пристрастном отношении к делу, хотя он был всем известен своим честным, непредвзятым ведением дел. Зная о благоволении к нему императрицы, недруги начали наговаривать на него, крестьян-свидетелей объявили подложными (объясняя все личной местью Кашкина Ярославовым). Престарелая Екатерина была уже далеко не та, что в свой золотой век. И вот ярославское дело затормозилось на много месяцев. Не зная за собой никакой вины, Кашкин полагался на многолетнее доверие к нему государыни, хотя друзья предупреждали его о необходимости принять меры к защите. Наконец ради объяснения дела он выехал в Петербург и подал государыне две записки, объясняющие суть дела.
Рассмотрев их, государыня убедилась в честности и правоте Евгения Петровича и вместе с тем в неправосудии Сената. Тогда сенатский клан Зубова выступил с прямым обвинением Кашкина. В этом некрасивом деле принимал участие и знаменитый поэт Г. Р. Державин, который был приближенным Зубова и действовал по его указке. Державин не исполнил своих прямых обязанностей: не донес вовремя и обстоятельно о неправильности сенатского решения, сославшись на то, что дело несколько раз рассмотрено в Совете.
Поэт-царедворец оставил записки об этих событиях. Он был вызван Екатериной и застал ее в чрезвычайном гневе: «она кричала, засучив рукава» и высказала порицание Сенату за нападки на Кашкина. Приказав принести дело, императрица спросила своего певца: «Да что, разве ты оправдываешь Ярославова?» Державин отвечал ей: «Нет, государыня, я его не оправдываю, но генерал-губернатор в противность допросов Ваших вторичными допросами под истязанием людей его извлек из них противные первым показания, по которым его теперь и делают участником того разбоя». Это была явная клевета на Кашкина, которая смутила Екатерину. Конечно, государыня не могла не помнить, что давнишнее следствие по делу Мировича Кашкин провел без каких-либо насилий, она ценила правосудность и человечность Евгения Петровича. Однако наглая ложь Державина дала понять Екатерине, как задет Ярославовским делом зубовский клан. Все же государыня решила оставить имение Ярославовых под опекой, то есть приняла сторону Кашкина. Тем самым Зубов потерпел поражение, а Е. П. Кашкин нажил себе всесильного непримиримого врага.
Конечно, Зубов не мог потерпеть поражения от человека, вся сила которого держалась на его порядочности и добром имени. В результате придворных интриг Екатерина отстранила Кашкина от Ярославского губернаторства и рекомендовала ему, пока не окончится следствие, жить в Вологодской губернии или в Москве.
К этому времени все вельможи на протяжении всей служебной карьеры, помогавшие Кашкину, — Панин, Румянцев, Чернышев, Потемкин — уже умерли, никто не мог помочь ему вернуть утраченное благоволение государыни, которая видимо потеряла к нему всякий интерес. При этом в такой ситуации он не мог просить отставки, — такая просьба была бы превратно истолкована императрицей. Ему не было позволено явиться в Петербург, он был вынужден находиться там, куда его отослали: в Вологодской губернии.
Наконец Е. П. Кашкин решил последовать всеобщему российскому примеру: унизиться перед всеми ненавидимым и презираемым временщиком, только бы выйти из невыносимого положения. Он послал несколько писем, адресованных приближенным Платона Зубова и ему лично. Эти письма стоили Евгению Петровичу серьезной душевной борьбы. Он не надеялся на помощь со стороны фаворита, однако хотел застраховаться от нового преследования. Унижение Кашкина удовлетворило зубовскую спесь: в скором времени последовало назначение Кашкина генерал-губернатором Тульским и Калужским. Едва ли кто-нибудь другой, кроме Платона Зубова, осмелился бы напомнить Екатерине про опального наместника.
Это назначение было самым удобным выходом из положения для Екатерины: ведь оно могло быть истолковано как окончательное изгнание из Ярославля неугодного губернатора. Теперь Ярославовы могли беспрепятственно поворачивать дело в свою пользу, — больше некому было беспристрастно освещать его в Петербурге.
Сам Державин в записках писал, что Ярославова обязательно бы послали на каторгу (хотя Кашкина уже давно отстранили от этого дела), если бы его не защитил в общем собрании сената сам же Державин через много лет, уже по смерти Екатерины и Кашкина.
В новое губернаторство Кашкин приехал в начале декабря 1793 года. Об этом периоде его жизни написал издатель «Экономического магазина» А. Т. Болотов, управлявший Богородицкой и Бобриковской дворцовыми волостями. Его журнал за все годы издания и некоторые другие произведения сохранялись в библиотеке потомков Е. П. Кашкина, возможно, сам Болотов и преподнес их в дар Евгению Петровичу.
Кашкин, по приезде в Тулу, сперва «жил уединенно, занимаясь домом, никого к себе не пускал, а впрочем оказывал всем нелицеприятное и строгое правосудие». Из Тулы, где Кашкины должны были жить постоянно, Евгений Петрович успел съездить в Калугу, чтобы ознакомиться с делами. К его приезду В. А. Левшиным было сочинено драматическое произведение в стихах и прозе «Образованныя Тула и Калуга». Действующие лица — нимфа реки Упы (sic), Вулкан, Меркурий и народ — ставят памятник почившему генерал-губернатору Тульскому Кречетникову и воздают хвалу его заслугам, после чего выражают восторг при вести о назначении главным начальником края «мужа достойнейшего, который стократ вознаградит утрату» его предместника:

Способны здесь ты обретаешь
Сердца к покорности, любви,
Что нам дано в тебе, мы знаем!
Утрату нашу забываем:
Удобен ты к сему один.
Астрею к нам с тобой послали!
Имеем то, чего желали!
Живи, возлюбленный Кашкин!

13

https://img-fotki.yandex.ru/get/370294/199368979.95/0_211915_64007353_XXXL.jpg

Назначение Кашкина было встречено местным населением радостно, слухи о причинах его перевода не повредили мнению о нем либо не достигли ушей туляков. Конечно, Тульско-Калужский край не представлял для Кашкина и его семьи никакой особой привлекательности и преимуществ перед Ярославским краем. Однако приходилось сживаться. У Екатерины Ивановны нашлись в Тульской губернии родственники, хотя и не очень близкие.
Как только ознакомился Кашкин с положением важнейших текущих дел, так открылся для посетителей, начал принимать многочисленных гостей, часто разъезжал по службе, завел псовую охоту. Недостатка в обществе не было. Деятельность его в Туле была непродолжительна: он прожил там всего 2 с половиной года. Его начинания теперь встречали многочисленные препоны со стороны Сената, который давал ему почувствовать, что звезда его закатилась.
В записках Болотов писал о Кашкине: «Он показался мне очень разумным, степенным, тихим и от всякого непомерного высокомерия и гордости удаленным и скромным почтенным вельможею. Словом, во всем характере его находил я нечто неизобразимое такое, что с первой минуты вперило в меня к нему любовь и искреннее почтение».
В начале 1795 года сын Кашкина, Николай, взял шестимесячный отпуск со службы ради женитьбы на единственной дочери генерал-майора Гавриила Петровича Бахметева (бывшего Калужского губернатора, предводителя дворянства) Анне Гавриловне. Это была девушка редких душевных качеств и при том знатная и богатая. Свадьбу праздновали в великолепной усадьбе Бахметевых при селе Нижних Прысках Козельского уезда.
В декабре 1795 года Кашкин поехал в Петербург «не за добром, а бояся гнева и немилости от императрицы», как писал Болотов. Неизвестно, какова была на этот раз причина гнева императрицы, но, конечно, тут не обошлось без внушения с чьей-либо стороны, — влиять на одряхлевшую государыню могли многие приближенные. Должность Евгения Петровича была слишком заметна и выгодна, чтобы на нее не находилось охотников. И хотя Кашкин все так же безукоризненно исполнял свои обязанности, но теперь его хвалить было некому. Ко всему прочему здоровье Евгения Петровича сильно пошатнулось в последнее время. Он был еще совсем не старым человеком, но постоянный напряженный труд, частые разъезды, особенно во время его службы в Сибири и на Урале, спешные путешествия в Петербург и обратно, неприятности последних лет, заботы об огромной семье подорвали его силы.
В Петербург он отправился с женой, перенес там операцию, но ни уход, ни лечение не помогали его здоровью. Ко всему прочему, уходя из жизни, он оставлял свою большую семью в стесненных обстоятельствах, поскольку родовое состояние было очень невелико. В общей сложности крепостных людей у него было немногим более 200 душ, и они были рассыпаны по разным местечкам, принадлежащим Евгению Петровичу, в селе Бурмасове Углицкого уезда, а также в Бежецком и Курмышском уездах. Кроме того, он купил три смежных участка земли в Москве, на Мясницкой улице, в приходе церкви архангела Гавриила, что на Чистых прудах , и построил каменный дом в 1646 квадратных сажен и сад. Строительство шло за счет займа. Долгов осталось после его смерти 14000 рублей.
Жена его была из более богатого рода, чем он. Ей в приданое после смерти матери досталось 580 крепостных в селе Мощеном Карачаевского уезда и в селе Воздвиженском Болховского уезда. У нее были также кое-какие деньги от продажи двора за Москвой-рекой.
Доходы с имений и большое жалование Евгения Петровича поглощались необходимыми в его служебном положении тратами на представительство и расходами на воспитание одиннадцати детей. Одно обучение иностранным языкам в такой глуши, как Пермь, стоило больших денег. Однако на образование их Евгений Петрович денег не жалел. Остатки накоплений уходили на выдел замужних дочерей. Старшей, Евдокии, он дал деньгами 10000 рублей, вероятно, не меньше — Евфимии и Анне, которые тоже не участвовали потом в разделе родительского наследства. В 1793 году свои доходы он исчислял в 2500 рублей и указывал, что отдает их сыновьям. Всех крестьян (включая тех, которые были пожалованы Екатериной в пожизненное имение) у Кашкиных было 2300 душ, и указанный доход в 2500 рублей составлял средства за покрытием текущих платежей по долгам.
Сыновья женились при жизни отца. Младший — на Войековой, девушке бедной. Незамужних дочерей после его смерти осталось шестеро, взрослыми были только Александра и Марья. Имением в Выборгской губернии он владел лишь пожизненно, и поэтому оставлял свою жену и детей почти в нужде. В завещании он назначал каждой из шести дочерей по 15000 рублей, и это было скудным обеспечением.
Он не мог надеяться на милости государыни, которая всю жизнь могла рассчитывать на него, как на одного из самых преданных и выдающихся своих слуг, но в конце жизни отвернулась от него. Правда, царевич Павел Петрович очень благоволил к Кашкину, однако императрица Екатерина казалась очень здоровой, и Е. П. Кашкин не рассчитывал лично увидеть падение своего недруга, Платона Зубова.
Умер Евгений Петрович 7 октября 1796 года, а 6 ноября внезапно скончалась Екатерина. Исследователь рода Кашкиных задается вопросом: «Что принесло бы на самом деле Евгению Кашкину — переживи он Екатерину — царствование несчастного Павла? Не новое ли ужаснейшее разочарование после несомненных сперва земных благ и знаков почета»…
Погребен Кашкин был в Петербурге, на Лазаревском кладбище в Александро-Невской лавре. На памятнике иссечены его прижизненные регалии и этитафия:

Супруга, дети, не скорбите!
Защитник вам, помощник — Бог;
Его единого любите,
Его я воле отдал долг;
Он вся благая вам воздаст,
Его да будет с вами власть.

После похорон мужа Екатерина Ивановна Кашкина очень долго оставалась в Петербурге вместе с младшими дочерьми, прибывшими туда еще до кончины отца. Жизнь их матери поглотилась заботами о них и имущественными затруднениями, вероятно, она бы скоро совсем разорилась, если бы на помощь не пришел новый император. Павел I ясно доказал Кашкиным свою любовь и почтение к усопшему: «в уважение на долговременную и усердную его службу» он пожаловал Сердобольское имение, принадлежавшее ему лишь пожизненно, в собственность вдове и детям. Старших дочерей Александру (23 лет) и Марью (17 лет) пожаловал фрейлинами к своей супруге и поселил при ней.
Екатерина Ивановна умерла в начале 1803 года, 58 лет от роду.

Николай Евгеньевич Кашкин
Старший из сыновей Евгения Кашкина, получивший по привившемуся в этом роду обычаю греческое имя Николай, родился 2 сентября 1768 года в Петербурге. Детство его проходило там, куда служилая судьба забрасывала его отца: в Нарве, Петербурге, Выборге и Перми. Несмотря на то, что просвещенный отец ничего не жалел, чтобы дать детям прекрасное образование, находил время для общения с ними, необходимо помнить, в какое время все это происходило — время угодничества перед вельможами, пресмыкание перед ними. Генерал-губернаторское звание, особенно на Урале и в Сибири, тамошним жителям казалось олицетворением безграничной власти, и молодые Кашкины вырастали среди общего раболепства и подхалимства, оставивших в них неизгладимый отпечаток. Все это породило в них сложность и двойственность их внутреннего строя.
Жена декабриста Анненкова Полина Гёбль писала в своих воспоминаниях о своей теще, выросшей в подобных условиях (ибо она была единственной дочерью Иркутского генерал-губернатора Якоби) и живущей на старости лет в дикой и нелепой роскоши и с причудами, воображая себя Китайской богдыханшей. В ней выявились последствия воспитания в генерал-губернаторском доме, лишившие ее всякой человечности и сердечности. В сыновьях генерал-губернатора Кашкина детские впечатления выразились в самомнении и самолюбии.
В службу Николай Кашкин был зачислен в 1777 году в Коллегию иностранных дел актуариусом. В 1782 году он был повышен в звание переводчика, благодаря чему был принят в 1785 году в лейб-гвардии Семеновский полк в чине прапорщика. Вместе с братом Дмитрием был оставлен отцом в Петербурге (как уже упоминалось выше) для несения действительной службы. В 1788 году он участвовал в действиях против Шведского флота в Финском заливе и в сражении 13 августа, после чего был произведен в капитан-поручики. В 1790 году достиг чина капитана.
Летом 1794 года во время шестимесячного отпуска он женился. Приняв затем намерение оставить полк, он 1 января 1796 года был произведен в бригадиры к статским делам и собирался служить в Москве по Комиссариатскому ведомству. Однако вскоре один за другим умерли сначала Е. П. Кашкин, а затем тесть Николая Евгеньевича, Г. П. Бахметев. Николай Евгеньевич был поглощен заботами по управлению крупным наследством тестя, увеличившимся впоследствии наследствами, доставшимися его жене, Анне Гавриловне Кашкиной. В 1880 году он вышел с чином бригадира в отставку, продлившуюся несколько лет.
Несколько слов о семье жены Николая Евгеньевича. Ее отец, Гавриил Бахметев, служил в молодости в рейтарах и был послан во главе комиссии из офицеров и придворных в Калугу для надзора за сосланными сюда статскими арестантами Польскими магнатами (противниками возведения на престол Станислава Понятовского, пророссийского ставленника). Участвовал в Турецкой кампании, по окончании которой был обойден наградой и, оставшись этим недоволен, потребовал отставки и получил ее с производством прямо в генерал-майоры. С тех пор он осел в имении покойной своей жены Александры Николаевны, урожденной Ртищевой, в селе Нижних Прысках Козельского уезда Калужской губернии. Он выстроил большую каменную церковь во имя Преображения Господня, с приделами во имя св. Николая Чудотворца и священномученицы Прасковии Пятницы. Он выстроил и Прысковскую усадьбу на холме, в дивном парке, разбитом садовником-иностранцем. Независимое положение и богатство Гавриила Петровича Бахметева объясняют, почему он был избран в калужские предводители дворянства и состоял на этой должности с 1785 по 1792 год.
Его жена, Александра Николаевна Бахметева (Ртищева) — представительница последнего поколения той ветви рода Ртищевых, которая происходила от родного брата бездетного «милостивого мужа Федора Михайловича Ртищева». Ее единственный и холостой брат, отставной гвардии капитан В. Н. Ртищев умер внезапно, на лесной поляне, на ковре, возвращаясь в Прыски с богомолья у Николы Голстунского близ Белева, куда его уговорили съездить, хотя он и кичился своим неверием.
Александра Николаевна была замечательной красавицей, она прожила замужем за Гавриилом Петровичем Бахметьевым всего год и умерла от родов, произведя на свет раньше времени дочь Анну (в 1777 году). Недоношенную Анну Гавриловну выхаживали в ванне из молока с белым хлебом. Воспитывала ее родная тетка по матери, старая дева Мария Николаевна Ртищева. Анна Гавриловна выросла прелестной девушкой, но скорее обаятельной, чем красивой.
О свадьбе А. Г. Бахметьевой и Н. Е. Кашкина рассказывал старожил-дворовый Н. С. Кашкину, уже в 1830-х годах: «гостей съехалось видимо-невидимо; после свадьбы, вечером бал был во втором этаже дома. Окна все занавесями глухо-наглухо затянуты были. Под ту же музыку плясали господа там, а мы дворовые Прысковские и приезжие, — в каменных сенях, что под домом со двора в парк из-под террасы ведут. Только слышим — музыка замолчала: хозяин, Гавриил Петрович, просит гостей на террасу, воздухом освежиться. Отперли двери из гостиной на террасу, вышли туда гости, да так и ахнули: по всему парку да вокруг фейерверки затрещали, парк весь в фонарях цветных горит, а за рекою, поперек засеки, пять просек понаделано было и горящими смоляными бочками уставлено, — иллюминация, значит!»
После смерти отца Анна Гавриловна получила солидное состояние: кроме Прысков у нее были еще земли в Козельском, Перемышльском уездах. Управление имениями требовало от Николая Евгеньевича немалых трудов, занимавших все его время. Однако с опубликованием манифеста об образовании Земского ополчения он вступил в милицию — в штат Т. И. Тутолмина, и в январе 1808 года за усердие и ревностные труды был пожалован высочайшим подарком, а затем золотой медалью. В Отечественную войну 1812 года он был избран в обер-провиантмейстеры Московского ополчения. По увольнении его из Московской военной силы ему был выдан похвальный лист: «получа в управление свое начальство над провиантской частью, с отличным усердием исполнял он свою обязанность, в самое короткое время учредил подвижные магазейны, довольствовал не только воинов Московской военной силы, но и всю армию по отступлении оной из Москвы». Он успел вовремя обеспечивать провиантом 30 тысяч (!) человек и доставлять его в места стоянки ополчения.
В 1819 году он был избран судьей Московского совестного суда, в 1821 году награжден чином действительного статского советника. В 1824 году стал Сенатором с производством в тайные советники. В этом звании он и скончался в 1827 году, в 59 лет. По поводу его смерти поэт П. А. Вяземский писал: «С лица Москвы стираются все родимые пятна, которые служили ей характеристичными клеймами и давали значительность ее физиономии. Вот и Кашкин, который долго пребывал у нас родимым пятном бригадирства, изменившимся после в бородавку сенаторства, уже стерся с лица Москвы. Скоро Москва будет круглая, плоская, хоть шаром покати на ней, так что ни за что не заденешь». Н. Е. Кашкин был весьма популярен в Москве, был почетным членом Московского сельскохозяйственного общества, старшиной Английского клуба и членом-благотворителем Российского библейского общества. «Дом сенатора Н. Е. Кашкина, где бывало высшее общество Москвы, славился в те времена радушием его хозяйки Анны Гавриловны и умением хозяина веселить общество, сохраняя в своем доме полный порядок этикета и утонченного тона придворных сфер. Николай Евгеньевич был человек весьма гордый и надменный; все способности ума и сердца он употребил на то, чтоб поддерживать блестящим образом свое светское положение… У него были балы, музыкальные утра, литературные вечера… Душой в доме была Анна Гавриловна. В ней жила та сила, которая всех привлекала в их дом. Она была очень дружна со своей золовкой фрейлиной. Семейная жизнь Анны Гавриловны была тяжела… Ее супруг не ладил с их сыном, к дочери был равнодушен. Эта женщина была вполне достойна того уважения и любви, которыми пользовалась в Московском обществе».
Положительной чертой Н. Е. Кашкина было его великое трудолюбие. Будучи сенатором, от тщательно готовился к каждому делу; деятельно занимался хозяйством; устроил заводы во многих своих имениях. Его громадная библиотека свидетельствует о любви к чтению.
По смерти Кашкина все его имения заключали в себе 1320 душ и московский дом, оцененный в 50000 рублей. У него было долгов Опекунскому совету 253740 рублей и частных — 170000. Упорными трудами его сына эти долги были покрыты.
Анна Гавриловна скончалась от воспаления легких в 1825 году. Она прожила всего 47 лет. На ее памятнике в Новодевичьем монастыре была высечена эпитафия, написанная П. А. Вяземским:
Супругой, матерью и ближнею примерной
Она путь жизни перешла;
Всех добродетелей семейных образ верной,
Душой, как ясный день, она была светла.

У супругов Кашкиных было четверо детей. Дочь Елизавета умерла во младенчестве, сын Сергей Николаевич (о котором речь ниже), дочь Александра, скончавшаяся 12 лет от роду и Варвара, родившаяся в 1810 году. Потеряв в 15 лет мать, Варвара Николаевна едва не умерла от нервной горячки, а после смерти отца переехала к тетушкам Екатерине Евгеньевне и Елизавете Евгеньевне. В 1834 году тетушки выдали ее замуж за адъютанта великого князя Михаила Павловича — А. А. Грессера. Замужество ее было несчастливым, муж ее был ветреный и пустой человек. Между супругами не установилось душевной близости, Варвара Николаевна часто ездила в паломничества и редко виделась с мужем. Брак продлился всего 5 лет. Скончалась Варвара Николаевна 28 лет от роду, не оставив детей.

Дмитрий Евгеньевич Кашкин и его потомство
Младший сын Евгения Петровича Кашкина, Дмитрий, родился в Петербурге в 1771 году. Он получил хорошее домашнее воспитание и образование. Из иностранных языков знал французский, немецкий и итальянский; изучал военную тактику. Смерть отца застала его 25-летним человеком, и уже в немалом чине, так как он двигался по службе не без влияния отца. Записанный в лейб-гвардии Преображенский полк в 6 лет, к 1789 году находился уже в чине поручика. В 1790 году участвовал в войне со шведами, а в 1793 году перешел из Семеновского лейб-гвардии полка в Малороссийский гренадерский полк полковником.
В 1797 году он стал первым командиром прославленного 13 егерского полка, а затем и его шефом. С 1798 года и до конца царствования Павла I полк носил фамилию своего шефа: с 31 октября 1798 года он именуется егерский генерал-майора Кашкина полк, а с 27 сентября 1799 года — егерский генерал-майора Генгеблова полк. В 1799 году он участвовал в швейцарском походе армии А. В. Суворова, где покрыл себя неувядаемой славой. А. В. Суворов неоднократно посылал егерей в самое пекло боя, и они всегда оправдывали его надежды.
В походе армия Суворова прошла с боями через Сен-Готард и Чёртов мост и совершила переход из долины Рёйса в Мутенскую долину, где попала в окружение. Однако в сражении в Мутенской долине русская армия под командованием Суворова нанесла поражение французской армии и вышла из окружения, после чего совершила переход через заснеженный труднодоступный перевал Рингенкопф, откуда через город Кур направилась в сторону России.
Кашкинский полк защищал вход в Мутенскую долину от противника, превосходящего числом в пять раз. В начале сентября в полку был 31 офицер и 666 нижних чинов, по окончании переправы через перевал в живых осталось 19 офицеров и 441 нижний чин. Суворов отметил выдающуюся храбрость Д. Е. Кашкина — Павел I наградил его звездой Анны 1-й степени, но награда не застала его на службе, он вышел в отставку по прошению, составленному еще до Швейцарской кампании. Неизвестно, почему он решил закончить службу, сохранилось семейное предание о столкновениях со штабным начальством. Однако через год, в 1800 году он вернулся в строй — военная службы была его призванием. Павел I дал ему должность шефа Мушкетерского полка, который стал называться полком генерал-майора Кашкина.
И снова произошло столкновение с начальством. Дивизионный командир князь Горчаков обвинил командира полка в том, что он обучает подчиненных не по уставу и будто нижним чинам не выдаются деньги на амуницию. Возмущенный этим обвинением, Кашкин созвал ротных командиров, которые, узнав, в чем дело, сами пожелали выдать ему письменное свидетельство в несправедливости наветов князя Горчакова. Кашкин попытался восстановить справедливость с помощью суда, однако новому государю Александру I это показалось дерзостью, и в 1801 году Кашкин подвергся отставке без мундира и без указания причин отставки. (Возможно, причина немилости государя была в том, что Павел I очень благоволил Дмитрию Евгеньевичу.)
Восстанавливая свое доброе имя, он добился учреждения при Военной коллегии особой следственной комиссии под председательством военного министра, которая вынесла вердикт о его совершенной невиновности. На службу Кашкин не вернулся, но получил удовлетворение, когда его бывший командир дивизии князь Горчаков (брат бабки графа Л. Н. Толстого) подвергся лишению дворянства, чинов и ссылке за мошенничества в Иркутскую дивизию.
После этих событий судьба будто отвернулась от Д. Е. Кашкина. Ему было 30 лет, когда он вышел в отставку, он был уже женат, имел двоих детей и достаточные средства. После отставки он прожил 42 года, но они были полны лишений и горя.
Женился он еще при жизни отца на дочери прапорщика гвардии Ивана Андреевича Войекова девице Елизавете. Эта особа была заметна лишь древностью происхождения. Она владела деревней Афанасовой Судогодского уезда Владимирской губернии, где жили всего 28 душ крестьян мужского пола. Это имение она получила даже не в приданое, а в наследство после смерти отца. Жила эта чета Кашкиных очень дружно. Первый сын, Евгений, у них родился в 1797 году. (Впоследствии это имя у Кашкиных пользовалось дурной славой, считалось, что оно приносит несчастье тем, кому давалось.) Затем родились дети: Екатерина (1800), Александра (1802), Софья (1804), Петр (1808) и Елизавета (1811).
Пока Дмитрий Евгеньевич был на службе, особенно в дальних походах, его жена и дети находились в денежной зависимости от его матери, собиравшей доходы от всех имений. В 1799 году Д. Е. Кашкин подал прошение о выделе его из отцовских имений, управляемых матерью; когда он вышел в отставку, его часть наследства была передана в его собственность. До ссоры с матерью у них не дошло: в ее завещании видна забота о сыне, хотя любимцем ее был старший сын, Николай. По смерти матери дети разделили наследство, и Дмитрий Евгеньевич оказался человеком не бедным, однако жизнь, которую он повел, а также одна неудачная покупка, вовлекшая его в многолетнюю тяжбу, разорили его постепенно и до тла.
Купил он сельцо Кобелево Мышкинского округа с 104 крестьянами за 25000 рублей у Анны Федоровны Ширшиной. Дальний родственник продавщицы, полковник Е. Батурин, обратился к ярославскому генерал-губернатору принцу Георгу Ольденбургскому с прошением расследовать обстоятельства продажи. Спорное имение было отдано под секвестр в ведение дворянской опеки. Продавщица А. Ф. Ширшина вдруг начала отрицать факт продажи. Мышкинский уездный суд решил спор в пользу Кашкина в 1811 году, но дальние родственники Ширшиной подали аппеляцию. На суд повлиял полковник Селифонтов, племянник и опекун сестры Шишриной, которая имела притязания на сельцо, проданное Кашкину. В общем дело продолжало тянуться, несмотря на очевидную правоту Дмитрия Евгеньевича. Причем последний сам совершил ряд промахов, пропуская сроки подачи апелляции и опаздывая вовремя готовить необходимые документы.
Через 6 лет после смерти Ширшиной дело все продолжалось, Кашкин хотел вернуть хотя бы деньги, потерянные на покупке имения, и убытки, понесенные из-за обращения к министру юстиции Д. П. Трощинскому. Дмитрий Евгеньевич сочинил витиеватое прошение к министру, которое нельзя не привести хотя бы в извлечении, поскольку оно в большой степени характеризует своего автора:
«В царстве благости и правды, где от престола, яко то солнца, ниспосылавшего новую жизнь и возрастание всей природы, подобно блаженствуют пол земного круга земных обитателей, проливая молитвы свои ко Господу царю царствующих, славя имя его, яко показавшего нам свет и явльшего благодать свою, спасительную всем человекам, в великих и славных подвигах помазанника своего, возлюбленного царя нашего. Среди счастливых сих дней Истина! сия дщерь неба! коварством, сребролюбием, пристрастием и беззаконным судом, как средостениями, разделяющими человеков от человеков, сокрыта только от глаз одних непросвещенных, но избранные. как то ваше высокопревосходительство! будучи органом могущества и правосудия царева, всегда обращались и обращаетесь с нею, применяя священное писание к опытам, научающим нас, что токмо творяй суд правый знает, что Бог любы есть!..»
Далее все в таком же духе, очень далеко от сути дела. Красноречие его пропало даром, — ни документов о владении имением, ни денег ему не было возвращено.
Живя в своем селе Бурмасове, он устраивал на весь уезд праздники и барские затеи. В его имении был театр с крепостными актерами, которые разыгрывали комедии и мелодрамы его сочинения, он сам играл роли олимпийских богов. И так, в пирах и удовольствиях, постепенно проматывалось крупное состояние.
У него была отличная память, знания языков, литературы, но, как писали современники, «самообожание и надменность перешли у него всякие границы, в семье его почитали за человека ненормального и говорили, что он помешанный… Он привозил с собой им выдуманный инструмент, что-то вроде гигантской гитары; он дал ей название димитары, по созвучию с его именем. Дмитрий Евгеньевич собирал вокруг себя всех, кто жил в доме, и давал концерт на этом инструменте. Трудно себе представить старика в генеральском мундире, при орденах, с лентой через плечо, сидящего среди залы и играющего на этой нелепой димитаре пьесы своего сочинения. Он, бедный, не понимал комизма своего положения и даже не сознавал, что публика, как только заметит, что он увлекся игрой, так сейчас же удаляется потихоньку из залы…»
Вообще после отставки он предался сочинительству со страстью, начал печататься, переводил с французского. Он долго пытался ознакомить со своими опытами известного поэта И. И. Дмитриева (сенатора и министра юстиции в 1811—1814 годы), наконец заставил брата выпросить аудиенцию и явился к несчастному поэту. Дмитриеву пришлось выслушать длиннейшую героическую поэму в семи песнях «Александриада». Дмитриев сумел выйти из неловкости, указав, что поэма много теряет от изложения устарелым александрийским стихом. Поблагодарив его, Д. Е. Кашкин отправился перерабатывать поэму, чем надолго освободил Дмитриева от своих посещений.
Любопытно, что он переводил с французского сочинения господи де ла Мотт Гюйон, писательницы, сочинения которой были запрещены во Франции, поскольку они «зажгли все королевство проповедью квиетизма» . Чем руководствовался Кашкин, когда взялся переводить именно ее труды? Вероятно, некоторая склонность к мистицизму была привита ему в отрочестве отцом. В России перевод госпожи де Гюйон был также запрещен цензурой и стал библиографической редкостью. Между тем ее труды пользовались большим спросом у наших сектантов — молокан и хлыстов.
Много горя пришлось пережить Дмитрию Евгеньевичу и в семейном быту. Первенец его, Евгений, служил в 1818 году прапорщиком в артиллерийской бригаде, причем жил в доме своего дяди, Николая Евгеньевича, на Пресне. Но в самом начале службы столкнулся с одним из своих начальников, оскорбил его, был разжалован и заточен около 1821 года в Бобруйскую крепость, где сошел с ума. В этом состоянии ему было назначено новое место заключения, в Тобольске, куда его сопровождала мать (жена Дмитрия Евгеньевича). Она рассчитывала, что коронация Николая I в 1826 году и болезнь Евгения помогут испросить царское прощение, но ее надежды не оправдались.
В Тобольске еще жило немало стариков, помнивших генерал-губернаторство Евгения Петровича Кашкина, поэтому местные жители очень тепло и сердечно отнеслись к Елизавете Ивановне и безумному губернаторскому внуку. Отдохнув, Елизавета Ивановна отправилась в обратный путь с подарками от тоболяков — мехами и иным добром. Ее дворовые люди позарились на подаренное, и на обратном пути убили ее, ограбили и убежали. Вскоре затем, около начала 1827 года, умер в Тобольске и несчастный Евгений Дмитриевич.
Новое горе, поразившее Дмитрия Евгеньевича, ничем не искупалось, даже тем, что его другой сын, Петр, был принят в Московский университет. Петр Евгеньевич курса так и не окончил, поступил служить на военную службу против воли отца, но не пошел выше чина подпрапорщика. Он спился, поступил послушником в Козельскую Оптину пустынь, но и оттуда был изгнан. Жил он в Нижних Прысках, в нижнем доме своего двоюродного брата Сергея Николаевича Кашкина и скончался в 40 лет, в 1848 году холостым, пережив своего отца всего лет на пять.
После смерти брата, Николая Евгеньевича, дела Дмитрия Евгеньевича пошли все хуже, некому уже было поддержать его материально, не к кому обратиться за помощью. Из четырех дочерей его младшая, Елизавета, тоже умерла рано, еще до 1827 года. Дочь Екатерина в 30 лет вышла замуж за студента-медика Богуславского, и сведений об этих супругах не сохранилось. Старик остался жить с дочерьми Александрой и Софьей, которые никогда не были замужем, и с заботами о беспутном сыне Петре. Впоследствии Александра жила одиноко в Москве, а умерла в Ярославле, Софья Дмитриевна постриглась в девичьем монастыре в Калуге.
К 1835 году было продано последнее из родовых кашкинских имений — село Бурмасово и деревня Плеснино перешли к полковнику Н. В. Лодыженскому. Дмитрий Евгеньевич купил дом в Угличе, куда и переселился. Последние деньги пошли на издание поэмы «Александриада» и «Сочинений и переводов Дмитрия Кашкина», но они едва ли принесли какой-то доход автору, поскольку их литературные достоинства совсем невелики.
В 1836 году Дмитрий Евгеньевич посетил Троице-Сергиеву Лавру, где познакомился с вдовой Герман, купчихой Московской Красносельской слободы, которая обладала порядочными средствами, — и женился на ней в 65 лет от роду. Поселились молодожены в Москве, в приходе Троицкой Зубовской церкви . В 1837 году родилась их первая дочь Елизавета. Встречи с прежними знакомыми, людьми высшего московского круга, стали, надо думать, неприятны Дмитрию Евгеньевичу, заключившему неравный брак, родные отнеслись к его женитьбе крайне несочувственно, отказывались принимать у себя новую родственницу. Также были испорчены отношения с детьми от первого брака.
Из Москвы супруги переехали в Мещовский уезд Калужской губернии, в село, купленное на имя новой жены Дмитрия Евгеньевича. Второй дочерью супругов Кашкиных стала Мария, третьей — Надежда, умершая в раннем детстве. По смерти Дмитрия Евгеньевича, вырастив дочерей, Устинья Федоровна приняла постриг. Из ее дочерей Елизавета замужем не была и рано умерла. Мария вышла замуж за врача Николая Карловича Клагес, овдовела, жила в Белеве Тульской губернии, бедствовала, получала помощь от Екатерины Ивановны Кашкиной (вдовы Сергея Николаевича), умерла бездетной.
Таким образом, эта ветвь Кашкиных увяла, пресекшись на детях Дмитрия Евгеньевича Кашкина, а было их совсем не мало — 9 человек…

Дочери Евгения Петровича Кашкина
От брака с Екатериной Ивановной у Евгения Петровича Кашкина было девять дочерей. Трех из них он сам успел выдать замуж, две вышли замуж после смерти отца, а четверо остались в девушках.

* * *

Старшая из сестер, Евдокия Евгеньевна, родилась в 1766 году, в Нарве, где стоял полк ее отца. Замуж она вышла за Лукьяна Ивановича Боборыкина, впоследствии тайного советника, свадьба их состоялась в Ярославле в 1791 году. Она получила в приданое 10000 рублей, в том же году муж передал ей по дарственной в Ветлугской округе село Шанское Городище. Муж ее в 1796 году был Тульским вице-губернатором. Во второй день царствования Павла I был вызван в Петербург и назначен обер-прокурором 6-го Департамента Сената. Государь пожаловал ему 1800 десятин земли без крестьян в Евремовском уезде. Этими милостями Л. И. Боборыкин был обязан, несомненно, доброй памяти своего тестя Е. П. Кашкина.
У Боборыкиных был сын Николай и дочь Пелагея, умершая в детстве. Евдокия Евгеньевна была страстно привязана к дочери. После ее смерти она в отчаянии возроптала и стала молить Бога, чтобы он послал ей какую угодно кару, лишь бы вновь даровал ей дочь. И вскоре она заболела мучительной болезнью: тело ее покрылось ранами, затем струпьями, она не покидала постели, но смиренно переносила свои страдания. Болела она несколько лет, а после выздоровления и в самом деле родила дочь, которую тоже назвали Пелагеей.
Овдовев и разделив имущество с сыном, она жила всегда в Москве в своем доме «с вымоленной дочерью Полиной», кроткой красавицей. Была Евдокия Евгеньевна женщиной оригинальной, очень остроумной, но и суровой. Ей казалось, например, что ее сын Николай совершил неравный брак, женившись на девице Елизавете Федоровне Кисель, поэтому она не пускала невестку на глаза. Скончалась в преклонных годах, в 1843 году. Потомство ее вторично породнилось с Кашкиными: внук, Константин Николаевич Боборыкин, женился на Юлии Сергеевне Кашкиной.

* * *

Евфимия Евгеньевна Кашкина была почти на год младше сестры, родилась в 1767 году, также в Нарве. В 6 лет она была помещена в Смольный институт, где провела все детство, до 1785 года, после чего вернулась в Пермь, к родителям. Замуж она вышла за Василия Ивановича Шубина, который был сыном богатых родителей. Неизвестно время смерти Евфимии Евгеньевны — 1830 году она была опекуншей своей внучки Елизаветы Дмитриевны, на которой пресеклась эта ветвь Шубиных.

* * *

Александра Евгеньевна Кашкина, третья дочь Евгения Петровича, родилась 21 мая 1773 года в Петербурге. Она была высокой, роскошного сложения женщиной, с крупными чертами лица, черноглазой, черноволосой, и была самой умной из всех сестер. В 23 года она стала фрейлиной Великой Княжны Александры Павловны, вместе с которой жила в Михайловском замке Петербурга и в Павловске. Она находилась в кортеже своей августейшей госпожи, когда та выходила замуж за Иосифа, наследника престола Австрийской империи. В знак расположения будущая Палатина Венгерская подарила фрейлине свой портрет. Великая Княжна Александра Павловна скончалась через полтора года после свадьбы, 4 марта 1801 г.
1 июля 1803 года Александра вместе с сестрами продала отцовский дом за 49 000 рублей ассигнациями. В 1808 г. ими были проданы села Воздвиженское и Узкое Волховского уезда с деревнями и лесом на реке Вытебети.
В конце 1810 года Александра Евгеньевна переселилась из Петербурга в Москву, — так сложились семейные обстоятельства. Поселившись в доме зятя, князя П. И. Оболенского, она занялась воспитанием дочерей своей умершей сестры, княгини Анны Евгеньевны Оболенской. Зять «относился к свояченице с утонченной вежливостью, оберегал ее интересы пуще своих в его доме». Екатерина Алексеевна Сабанеева (Прончищева) вспоминала о Александре Евгеньевне, бывшей ей крестной матерью и двоюродной бабушкой: «Бабушку Александру Евгеньевну Кашкину, тетушку моей матери, я стала помнить в то же время, как и деда. Нас водили тоже в детстве с нею здороваться. Она сидит в своей угольной на диване так прямо, хотя вокруг нее много подушек… Лицо у бабушки не то важное, не то строгое, выражение немного вопросительное, нос очень длинный, черты лица резки, брови очень черные и тонкие. Она всегда румянилась, пудрилась и потом утирала пудру батистовым платком… Нам очень скучно у бабушки; она делает свои замечания, на кого кто похож… Мы всегда выжидали, когда внимание бабушки перейдет от нас на другой предмет».
Александра Евгеньевна, по воспоминаниям своих воспитанниц, была настоящей grande dame. Она знала толк в тонкостях этикета и требовала его неукоснительного исполнения. В ее светскости было много заботы о ближних и отсутствия эгоизма. Будучи натурой щедрой и благотворительной, она была чужда житейской мудрости, доверчива и такой осталась до конца своих дней, чем сильно подорвала свое состояние.
Безупречная репутация А. Е. Кашкиной позволила сделать ее племянницам блестящие партии в высшем петербургском свете. После того, как девочки выросли, Александра Евгеньевна осталась жить в Москве. Она купила дом напротив своего зятя, князя Оболенского. Скончалась она 7 января 1847 года в Москве и погребена в Новодевичьем монастыре.

* * *

Анна Евгеньевна Кашкина, четвертая из сестер, была самой красивой среди них, с карими глазами и тонкими, миловидными чертами лица. Она была нежным, любящим существом.
Не достигнув 16 лет, она была помолвлена за вдовца с тремя детьми, бригадира и тульского вице-губернатора князя Петра Николаевича Оболенского. Княгиня прожила с мужем всего 16 лет, скончавшись 32 лет от роду и оставив после себя 8 родных детей. Воспитывались дети, как сказано выше, Александрой Евгеньевной Кашкиной.
Среди них — князь Евгений Петрович Оболенский (род. в 1796 году), ставший декабристом, сосланный в Сибирь и вернувшийся после царского манифеста 1856 года в Калугу, где и умер в 1865 году.

* * *

Пятой из дочерей Е. П. Кашкина была Мария Евгеньевна. Она родилась в Петербурге в 1779 году. Молоденькой девушкой она одновременно с Александрой была пожалована во фрейлины к великой княжне Екатерине Павловне и тоже жила с ней в Петербурге и в Павловске. Через 4 года она вышла замуж за старика — тайного советника Николая Матвеевича Карадыкина (1744—1804). Овдовев, она в 1816 году ездила в Париж, жила там два года.
У нее было двое детей — сын Николай и дочь Екатерина. Сын ее, Николай, был кутила и картежник, он недолго служил на военной службе и вышел в отставку в чине поручика. В конце 1830 годов жил в Петербурге и был знаком с А. С. Пушкиным, у которого даже занимал деньги. Неизвестно, было ли у него потомство. Дочь Марьи Евгеньевны, Екатерина, вышла замуж за штабс-капитана Алексея Михайловича Зилова, но рано умерла оставив после себя дочь, опекуном которой были ее отец, А. М. Зилов, и Н. Е. Кашкин.
Мария Евгеньевна после раздела родительского наследства и смерти пожилого мужа оказалась богатой женщиной, но истратила часть своего состояния на француза Д. де Ламолинара. Скончалась в Петербурге в 1825 году и погребена на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

* * *

Екатерина Евгеньевна Кашкина, шестая сестра, родилась в 1781 году в Перми. Она не вышла замуж. Обладая хорошими средствами, жила после смерти брата, Николая Евгеньевича, в Прысках вместе с сестрой Елизаветой Евгеньевной, разделяя время ссылки туда своего племянника Сергея Николаевича Кашкина. Позже, с осени 1831 года перебралась в Москву с племянницей, Варварой Николаевной Кашкиной, к которой была назначена попечительницей и которой заменяла мать. В 1834 году она выдала свою воспитанницу замуж за Александра Александровича Грессера (о чем писалось выше).
В 1818 году вместе с сестрами Елизаветой и Татьяной Евгеньевнами она выкупила у Прасковьи Александровны Вульф (внучки Аристарха Петровича Кашкина) ее Егорьевское имение за 75000 рублей. После смерти Екатерины Евгеньевны в 1846 году ее собственность досталась сестре, Татьяне Евгеньевне Ртищевой (Кашкиной). Причем в завещании Екатерина Евгеньевна просила отпустить с награждением на волю своих дворовых людей.

* * *

Варвара Евгеньевна, седьмая из сестер, родилась также в Перми, в 1784 году. Она названа в завещании матери «несчастной». Вероятно, она была болезненной девушкой, поэтому и вызывала особую заботливость матери, получив несколько большую часть имения, чем другие дети. Свою собственность она продала брату, Николаю Евгеньевичу, и купила собственную келью в Страстном монастыре Москвы, коротала век, пока не умерла в 1839 году.

* * *

Елизавета Евгеньевна Кашкина родилась в 1786 году в Тобольске. Она также не вышла замуж, умерла, прожив 48 лет, в 1834 году в Егорьевском имении, купленном совместно с сестрами Екатериной и Татьяной. Была она замечательно умная, остроумная и веселая личность. Хотя она обладала очень хорошим, независимым состоянием, замуж не вышла, потому что осталась верна до гроба памяти любимого ею жениха, убитого на войне 1812 года. Всю жизнь она посвятила воспитанию племянницы Варвары, дочери своего брата Николая.

* * *

Младшая дочь Е. П. Кашкина, Татьяна Евгеньевна, родилась 23 мая 1787 года в Перми. До 39 лет она жила вместе с сестрами в девицах, а затем вышла замуж за бездетного вдовца, Михаила Львовича Ртищева. Через пять лет брака ее муж скончался, оставив ее богатой вдовой. Ее сестры по завещанию передали ей части Егорьевского имения. Вся эта собственность была завещана Татьяной Евгеньевной любимому племяннику, Сергею Николаевича Кашкину. Она была некрасива, но обладала приятным, выразительным лицом, черными глазами и волосами. Обладая крупным состоянием, всю жизнь занималась благотворительностью, покровительствовала многим церквям, монастырям и бедным. Дом ее был полон нуждающимися, монашествующими и бедными родственниками.
Ей пришлось вести многолетнюю тяжбу по наследству мужа с его родственниками, которая продолжалась около 20 лет. Она редко выезжала из Прысков и нежно любила своего племянника, Сергея Николаевича Кашкина.

14

https://img-fotki.yandex.ru/get/878955/199368979.95/0_211916_89b138_XXXL.jpg

Аристарх Петрович Кашкин (1723-1795), генерал-майор, участник Семилетней войны (1756-1763), тайный советник, глава Царскосельской конторы. Брат Евгения Петровича Кашкина. Внучка А.П. Кашкина - Анна Семёновна Черноевич (1770-1810) - мать декабристов Муравьёвых-Апостолов.
Портрет работы неизвестного художника. 1780-е гг.

Аристарх Петрович был старшим сыном вице-адмирала Петра Гавриловича Кашкина. Родился он в 1723 году, когда отец его был унтер-офицером галерного флота и служил в Петербурге. Находясь в Брянске, его отец сумел зачислить сына, по тогдашнему обычаю, в учрежденный императрицей Анной Шляхетный кадетский корпус, куда он и поступил 7 апреля 1738 года. Это было одно из самых престижных учебных заведений страны, выпустившее немало людей, послуживших славе России. Среди товарищей Аристарха Кашкина находились полководец Румянцев, известный драматург Сумароков, а также А. П. Мельгунов .
Вместе с последним Аристарх сумел попасть в число избранников, взятых к Высочайшему двору в камер-пажи в 1740 году, был представлен принцессе Анне Леопольдовне как раз перед ее разговором с Минихом, после чего произошел арест Бирона и провозглашение ее правительницей России.
После Елизаветинского дворцового переворота в 1741 году юный камер-паж был оставлен на своей должности новой государыней до достижения им 25 лет, — что свидетельствует о расположении к нему императрицы. В 1748 году он был выпущен из камер-пажей сразу в капитаны Ингерманландского полка. Служить в пажах юноши могли только будучи холостыми, а Аристарх решил жениться, иначе, возможно, его служба у государыни еще продолжалась бы.
С избранницей своей он познакомился на придворной службе. Татьяна Константиновна Скороходова была одной из камер-юнгфер, состоявших с 1745 года при великой княгине Екатерине Алексеевне. Ее мать была няней наследника престола великого князя Павла Петровича. Скороходовы принадлежали к незнатному дворянству, попав на придворную службу благодаря своему слепому брату, бандуристу императрицы Елизаветы.
Женитьба Кашкина была следствием пылкого сердечного увлечения, поскольку все состояние невесты ограничивалось царскими подарками, да и связи ее были несопоставимо ниже положения, которое Кашкины занимали при дворе. В прочем же Татьяна Скороходова ничем не уступала девушкам того круга, которому принадлежал Кашкин, кроме породы и образования, которое было очень поверхностным и сводилось лишь к внешней светскости.
Государыня Екатерина Алексеевна в своих «Воспоминаниях» писала о Татьяне и ее сестре Екатерине Скороходовых как о девушках очень веселых, но и очень набожных, упоминает и о браке Аристарха Кашкина. Любопытно, что Сумароков также женился на одной из камер-юнгфер Екатерины.
Неравный брак Кашкина оказался удачным: он прожил с женой очень долго, супруги вырастили сына и четырех дочерей. Свадьба их состоялась 7 февраля 1748 года в дворцовой церкви, а после нее во дворце был дан бал.
Аристарх быстро продвигался по службе, к 1749 году был произведен в премьер-майоры. Затем, по особому расположению Елизаветы, его отправили с четырьмя полевыми батальонами строить Царское село, там же ему было в знак особой милости разрешено поселиться вместе с женой.
В 32 года, в 1755 году, он дослужился до полковника и был назначен на место князя В. М. Долгорукова командиром Тобольского полка, который в то время был расквартирован в Петербурге. Однако вскоре началась Семилетняя война, и Тобольский полк во главе с командиром был отправлен штурмовать крепость Кольберг, что с блеском удалось осуществить.
В формулярном списке Кашкина, составленном в 1757 году, еще до начала военной кампании, указывалось: «Грамоте по-российски читать и писать умеет, да в бытность в Кадетском корпусе обучался по-немецки, по-французски, наукам геометрии и часть фортификации… В должности звания своего прилежен, от службы не отбывает, покомандных своих содержит и военной экзерциции обучает порядочно и к сему тщание имеет, лености ради больным не репортовался и во всем себя ведет так, как исправному штаб-офицеру надлежит; и как по чину своему опрятен, так и никаких от него непорядков не происходит…» В 1762 году был награжден чином генерал-майора с назначением из командиров в шефы Тобольского полка. Он также состоял членом Военной Коллегии и получал особые поручения: в 1762 году он отбирал из госпиталей и богаделен выздоравливающих солдат для дальнейшего прохождения службы; объявлял именной Высочайший указ об учреждении военного суда по делу о генерале графе Тотлебене , что доказывает особое доверие, с которым к нему относилась императрица Елизавета.
Хотя Екатерина также относилась к нему милостиво, он выхлопотал себе должность главного командира Конторы строений и вотчинного правления Царского Села. Всю остальную жизни был занят мирным делом устройства парков, постройкой дворцов, слобод и т. д. В 1771 году ограждал Царское от эпидемии чумы.
Он часто соприкасался с двором и Высочайшими особами по роду своей службы. Сохранилась записка от Екатерины II от 1776 года, в которой она в пятом часу утра приказала Кашкину приготовить царские комнаты в Царском Селе, куда она собиралась увезти царевича Павла тотчас после ожидавшейся кончины его супруги. Она поручала Кашкину строительство на нижних прудах красивой ветряной мельницы для развлечения Павла Петровича. Каждое лето императрица жила в Царском Селе, и Кашкин постоянно был у нее на глазах. Он имел свободный доступ во дворец. В 1780 году Кашкин имел честь принимать в Царском Селе императора Римской священной империи Иосифа II.
В 1780 году Аристарха Петровича произвели в генерал-поручики и наградили лентой Святой Анны 1-й степени, а чуть ранее ему было пожаловано имение с 266 душами крепостных в Невельском уезде Полоцкого наместничества, что было очень важно для небогатого и многосемейного дворянина.
В 1787 году Екатерина II повелела отстроить в слободе Царского Седа каменный дом для Кашкиных и пожаловала Аристарха Петровича в тайные советники. Хотя ему уже исполнилось 65 лет, он занимался своим делом с прежней энергией.
Тем временем в Европе произошла Французская революция, и государыня велела своему вельможе строго смотреть за иностранцами, приезжающими в Царское село. Этим Аристарх Петрович занимался недолго — в 1794 году он был всемилостивейше уволен со службы с выплатой жалования до самой его смерти, императрицей также были выплачены долги Аристарха Кашкина. Учитывая, что через его руки проходили огромные суммы, его долги — свидетельство безупречной службы, доказательство честного ведения дел.
Указом от 26 января 1795 года вдове Аристарха Петровича, Татьяне Константиновне Кашкиной (Скороходовой) была назначена пожизненная пенсия, равная полному жалованию мужа при его жизни.
Прямое потомство по мужской линии Аристарха Петровича угасло еще при его жизни, а боковые его потомки обязаны ему тем, что он в 1773 году довел до конца начатое его отцом дело об исходатайствовании диплома и герба рода Кашкиных.
Диплом подтвердил происхождение рода от выехавших из Рима в 1472 году греческих дворян, писан красками и золотом, украшен по полям миниатюрами, изображающими морские и сухопутные сражения, очень изящен. Переплет его обтянут зеленым шелком, а шнур, которым была прикреплена печать, перерезан, — по преданию во время пожара Москвы в 1812 году кто-то позарился на серебряный вызолоченный «ковчег».
Исследователь рода, Н. Н. Кашкин, считал родовой герб «неудачно сочиненным»: голубой щит, наискось, справа налево перерезаный серебряной перевязью с буквой «Г», которая должна была означать, что начало рода пошло из Греции. В нижней части щита поставлен золотой якорь в память того, что они приехали в Россию по морю. В верхней части щита золотая пятиконечная звезда, означающая, что родоначальник Кашкиных был дворянином еще до приезда в Россию. Щит коронован шлемом «о пяти обручах», из которого тоже виден якорь.
Вскоре после получения диплома и герба братья Аристарх и Евгений Кашкины вступили в ряды Ярославского дворянства и внесены в VI часть Дворянской родовой книги. Связь Аристарха с Ярославским краем была очень слаба, неизвестно вообще, бывал ли он в нем когда-нибудь, но имениями он тут владел. После раздела наследства отца между братьями Аристарх указывал в Вотчинной коллегии, что на его долю досталось в Углицком уезде в селе Егорьевском дворовых людей и крестьян 44 души. Вместе с переведенными туда из деревень Плесниной, Фатеевой, сельца Бурмасова всего было у него 101 крепостной мужеска пола. В дарованном Екатериной селе Полоцком число крепостных к концу жизни помещика возросло с 266 до 363 человек. Имения Ярославского уезда он, по-видимому, раздал в приданое дочерям.
Дом в Петербурге принадлежал жене Аристарха Петровича, кроме того, она была помещицей села Благовещенского с деревнями, 139 душами крепостных, которое было куплено за 2500 рублей вскоре после свадьбы, в 1751 году. В 1769 году императрица пожаловала своей камер-юнгфере имение в Каширском и Серпуховском уездах.
В общем состояние у Кашкиных было немалым при его жалованье и казенной квартире, но при большой семье им все-таки приходилось прибегать к займам.

* * *

Печальна судьба их младшего, единственного, сына Александра Аристарховича Кашкина. Он родился около 1770 года, а в 1776 году был записан в лейб-гвардейский Семеновский полк каптенармусом (в этом полку с легкой руки Евгения Петровича Кашкина служили все их родственники). В 1778 году был произведен в чин сержанта. В 1780 году учился в частном пансионе вольного иностранца из Страсбурга Ивана Масона, состоявшего при Артиллерийском кадетском полку. Его обучали трем живым языкам, искусствам, математике, географии, истории, фехтованию и танцам.
Действительную службу он начал с 1788 года в чине прапорщика, участвовал в шведской войне, во время которой его произвели в поручики, служил полковым адъютантом.
Александр полюбил некую девицу Фохт, дочь подполковника и воспитанницу графини Матюшкиной. Несмотря на все старания графини, он не получил от отца благословления на этот брак и застрелился, держа в руках открытой книгу Гёте «Страдания юного Вертера». Этот роман был чрезвычайно популярен в среде юношества, но вызвал волну самоубийств по всей Европе, не только в России.
Аристарх Петрович, сам женившийся на безродной девушке, богатой лишь милостями к ней Екатерины Алексеевны, запретил сыну жениться не потому, что девица была бедна. Дело все в том, что ее воспитательница графиня Матюшкина (урожденная княжна Гагарина, известная фрейлина Екатерины) имела в кругу русской аристократии дурную славу, и потому причиной запрета могли послужить нравственные свойства избранницы Александра Аристарховича.

* * *

Старшей дочерью Аристарха Петровича была Елизавета, вышедшая замуж за сербского дворянина Семена Михайловича Черноевича, который состоял в 1770 году правителем княжества Молдавского, а умер в 1772 году. У Елизаветы Аристарховны был сын Александр (кажется, бездетный) и дочь Анна Семеновна, замечательная умом и образованностью девушка, которая вышла замуж за Ивана Матвеевича Муравьева-Апостола и воспитала из своих сыновей знаменитых декабристов . Скончалась Елизавета Аристарховна при жизни отца, скорее всего в 1790-х годах.

* * *

Второй дочерью была Мария, вышедшая за Александра Максимовича Вындомского, члена древнего, угасшего новгородского рода: «человек с умом и образованностью, приобретенною им самим собою, имея большое состояние, долго он был в большом свете, но наконец удалился и жил в своей деревне в Псковской губернии, где, занимаясь разными проектами, потерял большую часть своего состояния». Ходило предание, что она вышла замуж против воли родителей. Мария Аристарховна умерла рано, оставив после себя двух малолетних дочерей — Елизавету и Прасковью (еще трое ее детей умерли во младенчестве).
Елизавета, третья из дочерей Марии Аристарховны, родилась в 1779 году. Она вышла замуж за мичмана Якова Исааковича Ганнибала (двоюродного брата матери Пушкина). Он также вышла замуж против воли отца. От брака с Яковом Исааковичем происходили все потомки Ганнибалов вплоть до начала ХХ века.
Прасковья Александровна, младшая дочь Марии Аристарховны, родилась в 1781 году, а замуж ее выдавала бабушка, Татьяна Константиновна Кашкина (Скороходова), жена Аристарха Петровича. Первым мужем этой внучки Кашкиных стал Николай Иванович Вульф, а вторым мужем стал в 1813 году Иван Сафонович Осипов, под его фамилией Прасковья Александровна известна русской словесности как друг Пушкина, владелица соседнего с Михайловским села Тригорского, мать его приятеля Алексея и прославленных им в стихах Анны и Евпраксии Вульф. Потомками ее были бароны Вревские, владевшие Тригорским уже в начале ХХ века. В селе Тригорском в 1902 году нашелся пастельный портрет Е. П. Кашкина.

* * *

Третья дочь Аристарха Петровича звалась Татьяной, она родилась в 1758 году и замуж не вышла.

* * *

Четвертая дочь у Кашкиных родилась в 1765 году и названа Евпраксией. Несомненно, Прасковья Александровна Вульф дала своей дочери имя в честь этой тетушки Кашкиной. Причем Алексей Николаевич Вульф (приятель Пушкина) утверждал, что прототипами сестер Лариных в «Евгении Онегине» послужили его сестры, Анна и Евпраксия. По церковному календарю именины Татьяны и Евпраксии празднуются в один день, что косвенно подтверждает, что предположение Алексея Николаевича Вульфа верно. Евпраксия Кашкина вышла замуж за Никифора Изотовича Пушкина, родственника поэта, который впоследствии стал членом кабинета Его Императорского Величества, смотрителем Каменноостровского дворца, действительным статским советником.
Таким образом, из пяти детей А. П. и Т. К. Кашкиных отца пережили только девица Татьяна Кашкина и Евпраксия Пушкина. Причем Татьяна Кашкина умерла в 1799 году, еще при жизни матери, Татьяны Константиновны Кашкиной (Скороходовой).

15

https://img-fotki.yandex.ru/get/768433/199368979.95/0_211917_e7dbac8f_XXXL.jpg


Екатерина Ивановна Кашкина, ур. Сафонова (1745-1803), жена Е.П. Кашкина, бабка декабристов С.Н. Кашкина и Е.П. Оболенского.
Портрет работы неизвестного художника. 1770-е гг.

16

Кашкин род дворян (из записок Спиридонова)

https://img-fotki.yandex.ru/get/914565/199368979.95/0_211918_8fce206d_XXXL.jpg

17

https://img-fotki.yandex.ru/get/756497/199368979.95/0_211919_bcd02967_XXXL.jpg

Записки старинным службам русских благородных родов Извлечены и собраны из Разрядных, Статейных, Степенных, чиновных, служебных, летописных, некоторых родословных и других разных Российско-исторических книг.

Матеем (Магпеем) Спиридоновым

Часть тринадцатая. Содержащем продолжение. 5е отделение

Кашкин род дворян показан из Рима выезжам, но кто именно и когда в Россию выехал, несказанно, а по службам оказались с сим названием следующем.
1. Иван, отчества не сказано; в 1579 году мая с 9 осадным воеводою в Соколе был.
2. Семен; в 1598 году первым воеводою в Невль был.
3. Богдан; в дьяках и с 1613 года сто первым показан при избрании Царя Михаила Феодоровича на всероссийский престол. в 1618 при посольстве в Швецию послан.
4. Василий Васильевич, в дьяках и в 1689 году в Котошенном приказе показан. В 1703 тридцать вторым в дьяках показан.
5. Гавриил Васильевич, в дворянах показан, в 1697 году марта 9 отправлен при великом посольстве в разные Европейские государства. в 1698 Сентября 2 послан из Амстердама
в разные места на голландских кораблях для обучения мореплаванию. в 1703 триста семьдесят третьей Стольник в начальных людях написан.
6. Лазарь Кузьмич; в 1703 году шестьдесят девятый дворянин в начальных людях написан

18

https://img-fotki.yandex.ru/get/962386/199368979.95/0_21191a_4ff63310_XXXL.jpg

Татьяна Евгеньевна Кашкина (1787-1857). С 1826 г. замужем за М.Л. Ртищевым.
Тётка декабристов С.Н. Кашкина и Е.П. Оболенского.
Портрет работы неизвестного художника. 1820-е гг.

19

https://img-fotki.yandex.ru/get/962386/199368979.95/0_21191b_aec2070e_XXXL.jpg

Дмитрий Евгеньевич Кашкин (1771-1843), генерал-майор; дядя декабристов Е.П. Оболенского и С.Н. Кашкина.
Гравюра Е. Скотникова. 1825 г.

20

https://img-fotki.yandex.ru/get/893904/199368979.95/0_21191c_f9cec227_XXXL.jpg

Екатерина Ивановна Кашкина, ур. Миллер (1.05.1805-18.10.1879), жена (с 1828) декабриста С.Н. Кашкина.


Вы здесь » Декабристы » ЛИЦА, ПРИЧАСТНЫЕ К ДВИЖЕНИЮ ДЕКАБРИСТОВ » КАШКИН Сергей Николаевич.