Понедельник 9-го. 9-го поутру снялись мы с фертоинга, в полдень при тихом от SSW ветре под парусами вышли в море.
Териберскую губу можно разделить на внешнюю и внутреннюю. Первая заключается между мысом Териберским и внутреннею Териберскою губой, вдается к OSO на 21/2 мили, совершенно открыта и имеет везде превеликую глубину, по середине до 75 сажен, под самыми берегами в иных местах до 20 сажен. Грунт - песок, камень и коралл. Она окружена крутыми и совершенно обнаженными каменными барами.
В юго-восточном углу губы этой на SO 30® в 31/2 милях от мыса Териберского и на ONO в 2 милях от устья внутренней губы, находится бухта, вдающаяся от N к S на 350 сажен и имеющая ширины от 150 до 250 сажен. Глубина по середине 7-12 сажен, к берегам постепенно меньше, грунт - песок. Одно или два судна могут в этой бухте лежать покойно и в укрытии от всех ветров. С южного ее берега стекает ручей весьма хорошей воды. Губу эту назвал я по имени первого нашего лейтенанта - губою Завалишина.
Внутренняя Териберская губа лежит от мыса того же имени на юг в 41/2 милях. Она подобна чаше, имеющей в окружности с лишком три мили. Южный ее берег песчанен и низмен; от него к югу на некоторое расстояние простирается ровная, возвышенная площадь, покрытая песчаною осокою и редким кустарником; далее видны высокие каменные горы, окружающие всю губу; на западном берегу крутизны подходят к самой воде; на восточном чередуются они с низменностями.
В Териберской губе есть для парусных судов два якорных места в бухтах, вдавшихся в восточный и западный берега, из которых первая называется Корабельной, вторая Лодейной. Оба места безопасны и покойны, хотя и не весьма просторны. В обеих бухтах глубина от 5 до 16 сажен, грунт в Корабельной - ил с песком, в Лодейной - крупный и мелкий песок. Между ними глубина весьма стремительно увеличивается до 20, 30 и 40 сажен. Та же глубина везде посередине губы, но саженях в 100 от южного берега уменьшается вдруг до 4 сажен. В Корабельной бухте есть подводный камень, в большие отливы иногда осыхающий, на котором в малую воду всегда видна трава. Он лежит от ближайшего северного берега бухты в 230 саженях, от восточного плеча реки Териберки в 650 саженях на NO 55® и на NW 43® в 235 саженях от низменного голого островка, лежащего в 90 саженях от юго-восточного берега губы. Это есть единственная опасность по всей губе.
Териберская губа видна с моря в большом расстоянии. Песчаный южный берег ее резко отличается от крупных скал, справа и слева видимых. Чтобы войти в губу, должно, рассмотрев эту песчаную низменность, править прямо на нее. От Териберского мыса, оставив его к О в одной версте, курс будет StO. Пройдя этим курсом мили три, поравняешься с низменным Жилым мысом, который оставляется к западу; от него до устья губы еще около одной мили. Вход, имеющий ширины около одной версты и глубины 50 сажен, совершенно безопасен. К обоим берегам можно подходить вплоть. Желая остановиться в Корабельной бухте, должно подойти к восточной стороне входа на 100 сажен и плыть в этом расстоянии параллельно берегу. Когда растворится бухта, глубина весьма стремительно уменьшится от 30 до 12 и 9 сажен, и тут можно класть якорь когда угодно. Лучшее место обозначится следующими пеленгами:
Середина острова.................................................................SO 13®
Устье реки Териберки...........................................................SW 55®
Северная оконечность губы Ладейной.............................NW 721/2®
Восточная оконечность при входе.....................................NW 17®
Западная оконечность при входе......................................NW 261/2®
Глубина будет 61/2 сажен, грунт - ил с песком, расстояние до ближайшего берега 100 сажен, до подводного камня 150 сажен. Можно пройти еще с полкабельтова далее в губу, так что оба берега входа створятся; но в этом нет никакой надобности, ибо и на первом месте волнения быть не может как по малой глубине, так и потому, что валы отражаются внешними берегами. Хотя течения здесь почти нечувствительны, но из-за крутизны дна должно непременно ложиться фертоинг, кладя якоря О и W. От подводного камня нужно брать только ту предосторожность, чтобы не удаляться от северного берега более сказанного расстояния, чему особенно большие суда должны следовать, потому что и в пределах якорного места есть небольшое пространство, где в малую воду не более 22 футов глубины бывает. Впрочем, приближение к подводному камню обозначится всегда безошибочно переменою грунта с песком и илом на камень.
Чтобы стать на якорь в Лодейной бухте, должно от мыса Жилова лечь вдоль W стороны входа также не далее 100 сажен от берега. Пройдя побольше мили на юг, увидишь низменный, постепенно возвышающийся, поросший кустарником берег, окружающий эту бухту. Вскоре отделится довольно высокий, выдающийся к югу мыс, образующий северную оконечность бухты. От этого мыса на SSO или на StO в 110-150 саженях находится якорное место; глубина 6-3 сажени, грунт - мелкий или крупный песок. Место это закрыто более, чем в губе Корабельной, но в замену того грунт не столь надежен. По той же причине, как там, должно и здесь ложиться фертоинг, располагая якоря по тем же румбам.
Кроме этих двух мест в Териберской губе нельзя нигде лежать на якоре. Под южным берегом глубина и грунт тому не препятствуют; но зато с моря нет совершенно никакой защиты.
Река Териберка впадает в юго-западный угол Териберской губы. Устье ее открыто к NO, общее направление ее русла от SSO к NNW. Правый берег ее с южным берегом залива образует вышеописанную песчаную равнину; с левого берега поднимаются высокие и крутые каменные горы, разделенные в некоторых местах песчаными разлогами. Устье реки преграждено баром, в котором только 9 футов воды, далее в реку глубже. В северный берег в 2 кабельтовых от устья вдается небольшая бухта, в которой наименьшая глубина 22 фута, грунт - песок с илом; пеленг становища SO 62®. Войдя в полную воду, могут здесь суда весьма удобно исправлять повреждения свои. Чтобы войти в реку, должно держаться вплоть к левому, отрубистому и приглубому берегу. Водой наливаться весьма удобно, особенно же при полной воде, из ручья, стекающего с горы на левом берегу Териберки, против становища. Вода чиста, холодна и вкусна.
Наблюдения наши делаемы были в разных местах губы, смотря по тому, где удавалось. Выводы их, отнесенные к восточному плечу реки Териберки, следующие:
Широта.................................................................69®10'45"
Долгота................................................................35®06'
Наклонение магнитной стрелки.......................76®37'
Прикладной час..................................................7Ч20'
Возвышение прилива в сизигии......................12-13 футов
Течения в реке Териберке в обе стороны бывают весьма быстры; но в бухтах Корабельной и Лодейной едва ощутительны; во входе они довольно приметны и следуют положению его.
Склонение компаса найдено около 21/2®. Я говорю около, потому что необыкновенное различие выводов не позволяет оказать в этом отношении ничего положительного. Заметив с самого начала различие это, умножили мы нарочно наблюдения, но двух раз сряду не получали одинакового склонения. Оно менялось от 11/2® О до 31/2® W. Может быть, горы, окружающие Териберскую губу, содержат в себе железо, служившее причиной этой неправильности компасов, которую я не умею объяснить иначе, поскольку все наблюдения производились со всевозможной старательностью.
При самом устье реки Териберки, на правом берегу, находится рыбачье становище, одно из обширнейших по всему берегу Лапландии. В него собираются до 80 человек промышленников, большею частью из Сумы.
Поморы (под этим названием разумеют вообще жителей берегов Белого моря) выходят на ладьях из мест своих обыкновенно около Николина дня, раньше или позже, смотря по весне. Выходом располагают так, чтобы не встретить в море льдов, которых очень боятся. На каждой ладье бывает от 12 до 20 человек, из которых каждые четверо имеют шняку(*10). Они ходят всегда в то же становище, если что-нибудь важное не заставит переменить его. В Териберке говорил я с одним стариком, который уже более 50 лет ходит на промыслы и все в Териберку. По старости и болезням он уже около двух лет не выезжал на шняках в море: три взрослых сына за него работают, но он не может покинуть привычки ежегодно ходить сюда. "Остался было одно лето дома, но чуть не помер со скуки", - говорил этот умный старик, на которого я не мог смотреть без особенного уважения. Он был как патриарх между другими; все его уважали и слушались.
Промышленники, придя в становище, исправляют свои шняки, которые обыкновенно оставляют тут на зиму, и начинают промыслы, состоящие единственно в морской рыбе: треске, палтусине (или палтасине) и пикшуе (или пикше). Семги они не ловят. Вся речная рыба есть достояние лопарей. Лов рыбы производится следующим образом: белые веревки, немного потоньше стеклиня96, связываются конец с концом до длины 2 000 сажен. По всей длине веревки через каждые 2 и 3 сажени ввязываются короткие кончики, потолще длинной веревки, к которым присоединяются крючки; снаряд этот называется ярус. К обоим концам яруса и к середине его привязываются якорки или камни, крайние побольше, средние поменьше, к которым прикрепляются на веревках, длиною равных глубине моря, поплавки (кубасы) с голиками (махавки). Наживив каждый крючок целою песчанкой, растягивают ярус и спускают на дно, и если время хорошо, держатся на кубасах одну воду, т. е. шесть часов, потом выбирают ярус, снимают лопавшуюся рыбу, наживляют снова крючки и снова выметывают ярус. Для отдыха уезжают в становище, оставляя в море ярусы, к которым возвращаются через одну воду, отыскивая их по створам приметных мест. Навык сделал их в этом весьма искусными. Некоторые находят безошибочно то место, где кубас, затопляемый иногда сильным течением, должен в тихую воду вынырнуть, и весьма покойно и в полной уверенности его тут ожидают. За трескою отъезжают они от берега на 5 и 6 верст, за палтасом же, для которого и ярусы делаются толще, верст на 20 и за 30, так что берег едва становится виден, но и тут всегда находят свои кубасы. Можно вообразить, с какими трудностями и еще более опасностями сопряжен этот промысел, производимый в открытых лодках, в суровом полярном море! Иногда принуждает их поднявшийся внезапно крепкий с моря ветер укрываться поспешно в становья; иногда застигает их ветер с берега; они держатся иногда весьма долго на кубасах; наконец, бывают или оторваны или принуждены бросать кубас и пускаться в реи (лавировать), часто без пищи и пресной воды. Несчастные случаи между ними не редки. В 1822 году сыновья упомянутого Нестора-рыболова, ехавшие с острова Кильдина в Териберку, едва не погибли. Шняку их опрокинуло, сами они взлезли на киль ее, продержались несколько часов и выброшены, наконец, были около Малого Оленьего острова; но работник их и все снасти, ценою до 2000 рублей, потонули. Нельзя было смотреть без умиления на этого старца, как он, на сожаления наши об его убытке, отвечал, подняв полные слез глаза к небу: "Хвала богу, что спаслись дети наши; что до снасти, пропадай она!". Только моряк, которому случалось самому избавляться благостию провидения от явной гибели, может, кажется, постигнуть всю силу этих простых слов.
Промышленную рыбу солят, смотря по обстоятельствам, в то же время, или через несколько часов. Когда выезд был трудный, поедят они сначала, сходят в баню и отдохнут; между тем рыба остается подверженною разрушительному действию солнечного зноя или сырого воздуха, и принимает немало порчи, которой соление истребить не может. От этого неприятный запах соленой трески, и от этого чрезвычайное различие в доброте рыбы, привезенной в Архангельск в одно и то же время и даже в том же судне. Которая скорее была присолена, та менее и испортилась. Вредит ей также нечистая соль, промышленниками употребляемая, и небрежность при солении. Очистив внутренность и отняв голову, кладут просто в трюм ладьи ряд рыбы, пересыпают его солью, кладут другой ряд и так далее, пока наполнится трюм. Таким образом, хорошая рыба смешивается с дурною, и все приправляется всякого рода нечистотою, попадающею в трюм. Мудрено ли после этого, что 8 сентября, когда в первый раз открываются все эти вместилища гниения, во всем Архангельске нельзя отворить окошка, что все малые протоки (в Соломбале) несколько дней сряду наполнены бывают, вместо воды, как будто тресковым отваром, оттого только, что рыбу эту в них полощут! Архангельские хозяйки отбирают обыкновенно лучшую, т. е. наименее испортившуюся рыбу, перемывают ее и пересаливают, отчего она, хотя и не совершенно теряет свой запах, однакоже делается весьма вкусной.
Внутренности рыб, под общим названием максы, складываются в чаны, киснут, бродят и доставляют тресковое сало. Головы складываются на открытом воздухе в костры, таким образом провяливаются и после продаются в Архангельске дешевою ценой.
Поморы, добыв полный груз ладьи, возвращаются восвояси, заходят к городу, куда собираются все к 8 сентября, продают рыбу, покупают что нужно для своего обихода и на зиму возвращаются домой, чтобы весною приняться опять за прежнее. Зимою жители западнейших мест - Кеми, Сумы и прочих, промышляют навагу. Для этого выезжают за несколько верст в море на собаках и сквозь проруби на удочки ловят ее множество, в чем способствует им чрезвычайная прожорливость этой рыбы. Рассказывают даже (за верность этого я, однако же, не ручаюсь), что случается иногда вытаскивать по 3 и 4 рыбы сразу, оттого, что одна хватается за хвост другой.
Наживку для трески, песчанку(*11), промышленники ловят в невода малой руки, в устье реки Териберки, на тихой воде. За полчаса до полной или малой воды поднимается в становище страшная тревога. Все бросаются в лодочки, забрасывают невода, вытаскивают их, часто пустые, опять закидывают, торопятся как возможно, стараясь закинуть как можно более раз, пока не усилится течение, ибо тогда песчанка перестает ловиться. Эту последнюю перебирают, оставляя для наживки только крупную.
Териберское становище вместе со многими другими разорено было англичанами в 1809 году. Три военных судна этой нации, из которых одно, по словам Герасимова, 50-пушечное, стояли на якоре за островом Кильдином и рассылали гребные суда свои в разные стороны, которые того, что не могли взять, жгли или топили. Два катера были в Коле, где, между прочим, разорили ладью, принадлежавшую Герасимову. Соловецкое становище на острове Кильдине сравняли с землей. В Териберке, кроме многих домов, сожгли одну нагруженную рыбой ладью. Итак, теперь не подлежит уже сомнению, что все эти наездничества производились военными судами первой мореходной державы - державы, славящейся наибольшим просвещением, правомыслием и человеколюбием! Кто бы мог это подумать? По принятым правам народным, взять имущество неприятельское позволительно: это всеми почитается добрым призом и неоспоримою собственностью взявшего; но сжечь, разорить, без цели и намерения скудный приют мирных безоружных рыбаков есть подвиг, которым погнушался бы и норман IX века. Что, например, сказали бы английские публицисты, если бы русское военное судно забралось в какой-нибудь Brassa Sound и все там разорило?
Между Териберскою губой и островом Кильдином лейтенант Лавров не нашел ни одного удобного якорного места. Им осмотрены следующие места:
Губа Долгая лежит на 23/4 мили на WNW от мыса Жилого. Вдается к SSW на 3 мили; ширина ее в устье 175 сажен, далее расширяется до полумили. Глубина от 25 до 50 сажен, грунт - камень и песок с камнем. С моря ничем не закрыта. Вершина губы этой окружена песчаным низменным берегом, подобно как Териберская губа, почему, идя с запада в пасмурную погоду, должно остерегаться, чтобы не принять первой за последнюю, что при некотором внимании, конечно, не легко случиться может.
Остров Малый Олений, называемый также Ближним и Немецким Оленьим, лежит от губы Долгой на WNW в 31/2 милях. Длина его от О к W 4 мили, ширина полмили. Пролив, отделяющий его от матерого берега, в самом узком месте имеет не более 100 сажен ширины; глубина тут 15-20 сажен; в обе стороны отсюда она увеличивается до 40 и 50 сажен. Грунт - песок с камнем. От восточной оконечности к О в 250 саженях лежит подводный камень. Хотя ладьи промышленников и останавливаются иногда за этим островом, но якорным местом его считать нельзя. Если же мореходное судно какою-нибудь необходимостью принуждено будет искать тут убежища, то должно, придя к самому узкому месту, положить на оба берега швартовы. Идя за Олений остров от NW должно остерегаться рифа, протянувшегося от матерого берега в одной версте к W от острова и для этого приведя западную его оконечность на юг, править прямо на нее. Входя же с восточной стороны, быть осторожным из-за упомянутого подводного камня и огибать восточную оконечность в расстоянии не меньшем полуверсты. Миновав последнюю, держаться уже ближе к берегу острова.
Губа Медвежья в 21/4 милях на WtN от Оленьего острова и на StO от восточной оконечности острова Кильдина. Но она открыта со всех сторон и никакого внимания не заслуживает.
Равномерно и между мысом Териберским и Гавриловской гаванью не нашлось никаких якорных мест. Губа Опасова, лежащая в 41/4 милях от первого и в 91/2 милях от последней, имеет в окружности от 37 до 16 сажен. Река Воронья, вытекающая в двух милях к западу от Гавриловской гавани, столь мелка в устье, что и карбасы едва в нее входить могут.
Оставив Териберскую губу, принял я решение приступить к описанию берега, к W от Кольского залива простирающегося, не останавливаясь в последнем, хотя и считал необходимым сделать новую, подробную его опись. И это потому, во-первых, что обозрение мест вовсе неизвестных, каковыми были залив Мотовский и берега так называемого Рыбачьего острова, казалось мне еще более важным, - на оба же предмета не имели мы довольно времени; и, во-вторых потому, что опись Кольского залива и всех прилежащих ему мест, во всякое время, весьма удобно и с незначащими издержками может быть произведено из Колы на нанятых там шняках.
Чтобы связать, однакоже, наблюдения прошлого года с нынешними, хотелось мне пройти сквозь Кильдинский пролив и, не останавливаясь там на якоре, съехать на берег и обсервовать часовые углы, но утихший ветер нас до того не допустил. Три ряда наблюдений, в море деланных и привязанных пеленгами к юго-восточной оконечности Кильдина, показали разности между нынешними и прежними наблюдениями только 21/2', чего для моего намерения и было достаточно.
Вторник 10-го. Мы взяли курс около северного берега Кильдина, высокого, отвесного, покрытого во многих местах зеленью и представляющего живописный вид. В полночь миновали западную его оконечность. Ветер зашел к SW и принудил нас лавировать, чтобы приблизиться к Поган Наволоку, от которого я намеревался начать опись. В семь часов утра, подойдя вплоть к этому мысу, легли мы на WNW вдоль берега.
На западную сторону Поган Наволока лежит губа Корельская, имеющая около 5 миль в окружности. В устье ее, ближе к восточной стороне, лежат два острова Корелинские, за которыми есть неплохое якорное место. Корелинские острова славятся изобилием особенно крупной морошки, которую приезжают собирать Кольские девушки.
В девять часов миновали мы губу Уру, лежащую в 31/2 милях от Корельской. Она вдается к югу на 51/2 миль, ширины имеет от 2 до 3 миль и везде большую глубину. Восточный ее мыс отличается высокою, к морю отрубистой горой, называемой Ворья Пахта. В устье ее лежат три острова Еретики, из которых средний имеет в окружности около 5 миль, а два крайние гораздо менее. Между средним островом и восточнейшим есть якорное место; я полагаю, что в самой губе нашлось бы таковых не мало, хотя наш лоцман думал и противное; но он сам этого не знал хорошо, потому что суда их никогда в; эту губу не заходят. Вершина губы Уры подходит довольно близко к губе Сайдовой. В 31/2 милях к NW от Уры находится выдавшийся к N мыс Выев Наволок, от которого начинается Мотовский залив.
В одиннадцать часов прошли мы губу Ару, а в полдень были, наконец, против губы и островов Лицких, где я намеревался остановиться, полагаясь на слова Герасимова, что в губе этой есть хорошая гавань, и более потому, что положение ее весьма было удобно для описи гребными судами всего Мотовского залива. Однакоже южный ветер, не допустив нас туда, принудил идти в самую вершину Мотовского залива, в отдаленное от моря Озерко, которое лоцман хвалил мне с самого начала, советуя остановиться там преимущественно перед Лицкою губой. Мне не хотелось вдаваться столь далеко в губу, где противный ветер мог бы задержать нас весьма долго, но как уже нечего было делать, ибо, кроме Озерка, не имели мы под ветром ни одной гавани, то, оставив слева мыс Пикшуев, называемый так по множеству ловимой вблизи его пикши, легли к северному берегу на мыс Мотку, за которым берег склоняется к N, ко входу в Озерко. Посередине залива повстречались нам две лопарские лодки, на которых Герасимов племянника своего и старых знакомых увидел; до сих пор не встречали мы еще по этому берегу человека, который бы Герасимову не был или кум или сват, или по крайней мере старый знакомый. Бросив лот, не достали мы на 100 сажен дна.
В двух милях за мысом Моткой оставили мы справа высокую, кругловершинную гору, называемую Рока Пахта, на которой стоит гурий. Отсюда устье Озерка обозначалось весьма хорошо; на него мы и легли. Долго не доставали мы дна 30 и 40 саженями; наконец, приблизившись уже к низменным мыскам, образующим вход в бухту, нашли глубину 25 и 20 сажен, грунт - камень и коралл. Лоцман уверял, что в бухте грунт будет ил; во входе нашли мы, однакоже, опять коралл и камень; далее в бухту тот же грунт, и, наконец, лоцман объявляет, что пора класть якорь и что грунт лучше не будет. Таким образом увидели мы себя в необходимости остановиться на коралловом грунте, при 12 саженях глубины. Лоцман, конечно, не имел намерения нас обманывать, но случилось это оттого, что в мореходной практике наших поморов нет правила бросать лот и испытывать грунт, а, бросив якорь, смотрят они, остановится ли судно, и когда остановится, то говорят: "Грунт хорош, якоря держат". Герасимов заходил сюда лет 15 назад; его якоря держали; следовательно, он имел причину утверждать, что грунт здесь хорош. Он был и прав, ибо при точнейшем исследовании нашли мы, что внизу находится жидкий ил, по которому якорь подрейфовать не может, но что покрывающий его коралл может быть весьма опасен для канатов. По этой причине посланы были тотчас два гребных судна для промера бухты; после долгого искания напало одно из них на чистый ил, в расстоянии около версты от северного берега, куда я и решился перейти.

Среда 11-го. На следующее утро, проискав более часа во всех направлениях, не могли мы никак опять найти разведанного якорного места, Из этого следовало, что оно занимает весьма малое пространство и что нам остается только стоять по-прежнему на коралле, соблюдая все осторожности против порчи канатов.
В тот же день отправлен был лейтенант Завалишин на катере для описи Мотовского залива. Оставшиеся на бриге чиновники занимались описью ближайших мест, астрономическими наблюдениями и прочим.

Четверг 12-го. Вечером посетил нас Кольский мещанин Яргин, летовавший в Титовской губе для промысла семги. Он видел наш катер и, услышав, что я ищу случая отправить бумаги в Колу для отсылки в С.-Петербург, приехал нарочно для того к нам, ибо из их становища отправлялись кильдинские лопари, которые должны были по пути заехать в Колу. Таков был предмет его посещения, по его словам, но надежда получить от нас водки и соли, кажется, еще более его к тому побудила; он в своем расчете не ошибся, но и я со своей стороны был очень рад его догадке и, изготовив наскоро свои донесения, отправил с ним, взяв с него обещание привезти нам оленя и свежей рыбы.

Суббота 14-го. Через два дня приезжал он опять, однакоже без оленя. Лопари не могли найти ни одного, хотя, по его уверению, и ходили нарочно для того в тундру, верст за 20. Причиной неудачи этой были южные ветры, которые, принося тьму комаров к морю, заставляют оленей удалиться от него на возвышенные места внутри земли, чтобы спастись сколько-нибудь от этого злого насекомого. Северные ветры производят противное действие: тогда олени, не находя покоя от комаров в тундрах, перебегают к морю. Яргин оставил нас, повторив обещание доставить нам оленя, если только будет возможно. Мы, однакоже, не имели случая испытать его усердия.

Понедельник 16-го. Все наши наблюдения и описи были уже закончены и мы ожидали только возвращения лейтенанта Завалишина, чтобы отправиться в путь. Он прибыл в ночь с 15-го на 16-е число. Не упуская попутного ветра, без которого отсюда выбраться невозможно, снялись мы на следующее утро с якоря и легли под всеми парусами в Мотовский залив.
Бухта, в которой мы стояли, известная промышленникам под общим названием Озерко, названа нами по имени судна нашего, гаванью Новой Земли. Она омывает южный берег перешейка, соединяющего с материком большой полуостров, который на прежних картах показывался по большей части островом, под названием Рыбачьего (Fischer Eilant). Такое различие не должно, однакоже, относить единственно на счет неверности старинных карт, поскольку, не только возможно, но даже и весьма вероятно, что полуостров этот некогда отделялся от матерой земли. Вид перешейка, ныне их соединяющего, дает справедливый повод к такому заключению. По северную его сторону вдается из Варангского залива от NWtW к SOtS, т. е. по одному направлению с гаванью, губа Большая Волоковая, которая, разделясь в вершине своей на две узкие губы, сближается с водами гавани с восточной стороны на две версты, с западной на полверсты. Около полуверсты от вершины первой из этих губ стоит на перешейке весьма примечательный вид треугольника, имеющий утес или кекур(*12), западный бок которого отвесный и навислый, носит следы сильного разрушения; в некоторых местах вдаются в него глубокие впадины или пещеры, в других стоят отдельно островерхие отпрядыши; подошва усеяна множеством больших и малых обломков; и вообще все имеет такой вид, который нельзя приписать ни чему иному, как действию сильно в него ударявшего в течение многих лет моря. От NW и S окружена гора эта кругообразными грядами кругляков, каковые встречаются обыкновенно на заплесках97 моря. Гряды эти простираются почти до высоты 25 сажен от поверхности воды. Смотря на них, особенно же сверху, невозможно сомневаться, чтобы они положением своим не были обязаны морю; ибо нельзя вообразить себе в природе иной силы, которая бы такие груды камней могла расположить столь правильным образом. Правда, что на поверхности их не встречали мы никаких морских произведений, но причиною тому, может статься, отдаленность эпохи, в которую вода места эти покрывала. К О и SO от этого утеса, между восточнейшей губой и гаванью, лежат низменные места, покрытые болотами и озерами, содержащими в себе, однакоже, пресную воду. Западный берег другой губы идет от NNW к SSO обрубом, которому соответствует точно такой же обруб, от западного берега гавани к NNW простирающийся и образующий длинный и узкий овраг, во время прилива наполняющийся водою. Эти обрубы не сходятся между собой только на полверсты. Возвышенное пространство, их разделяющее, покрыто весьма частым березником. К N и к S от этой возвышенности простираются болотистые места, усеянные озерами, из которых ближайшие к морю соленые.
Предположение, что перешеек этот был некогда покрыт морем, тем вероятнее, что понижение вод Северного океана многими и давно уже было примечено, и едва ли еще подлежит сомнению. По Лапландскому берегу, везде, где он состоит не из гранита, находили мы подобные вышеописанным гряды кругляков, в высоте от 6 до 8 сажен над чертою полных вод, свидетельствующие, что море в прежние времена до этой высоты достигало. По словам лоцмана Откупщикова, на острове Колгуеве замечаются три заплеска, один над другим на сажень и более; и на Новой Земле старый сгнивший плавник встречается в большом от берега расстоянии. Из этого и промышленники заключают, что или море в старые годы стояло выше, или ветры дули сильнее, чем ныне.
Гавань Новой Земли имеет длины от NWtN к SOtS две мили, ширины около одной мили. Устье сужено до полуверсты простирающимися с обеих сторон, из хряща состоящими кошками. Глубина в устье 3-5 сажен; к западной стороне глубже, чем к восточной. В самой же гавани от 5 до 11 сажен, грунт везде жидкий, зеленый ил, покрытый сплошь кораллом или камнем. От обоих берегов простираются иловатые, камнями усеянные отмели.
От устья гавани берега простираются к S и SSW и образуют пролив 5 миль длиной и одну-полторы мили шириной, который составляет как бы предместье гавани. В проливе этом глубина по середине 40 сажен, и под самыми берегами достаточная для всяких судов. Восточный его берег у мыса Мотки, о котором выше было упоминаемо, круто заворачивается к О и образует северную сторону Мотовского залива. Мыс этот отличается тремя большими белыми камнями, лежащими у самой воды в 600 саженях на NW от оконечности мыса, которые по различию своего цвета с цветом берега во всякое время бывают весьма приметны. Камни эти называются Три Коровы.
Невзирая на коралл и камень, покрывающие иловатое дно гавани Новой Земли, стоянка в ней безопасная и покойная; надлежит только принимать осторожности для сохранения канатов. Лучше всего становиться на NNW в полумиле от оконечности мыса, западную сторону устья образующего; фертоинг ложиться нет надобности, потому что течения в гавани почти нечувствительны. Путь в нее объяснится лучше всего приложенною картой, к которой нет надобности присовокуплять никаких более наставлений, кроме того, что, идя Мотовским заливом, держаться ближе к северному ее берегу, а в самом устье гавани ближе к западному мысу, а именно в 1/3 всей ширины, или не далее 90 сажен.
По западную сторону Рока Пахты есть также хорошее якорное место. В этом месте образует берег бухту, вдавшуюся к SO на одну версту. Бухта эта усеяна камнями и при малой воде почти на 350 сажен от вершины осыхает; но в устье ее на N в полуверсте от мыса, выдающегося от Рока Пахты к NW, прекрасная стоянка на 8-саженной глубине, грунт - ил; расстояние от мелких мест 150 сажен. В этом месте никакой ветер обеспокоить не может.
Берега, окружающие гавань Новой Земли, илистые, множеством камней усеянные. Подалее от моря покрыты они тундрой, тучною травой, множеством цветов и частым мелким березняком. Березник, растущий на высотах, приклонившись к земле по направлению от NNW к SSO, доказывает, что с этой стороны дуют здесь сильнейшие ветры. На перешейке, поближе к матерому берегу, растут березы, довольно толстые и прямые. Из этой рощи можно при нужде запастись дровами, хотя и с некоторым затруднением. С гор во многих местах стекают ручьи весьма хорошей воды, которою наливаться весьма удобно. После половины июля можно запастись и морошкой, растущей во множестве и особенной доброты, на берегу полуострова. Сверх того, от лопарей, живущих летом по берегам Мотовского залива и приезжающих временно и в самую гавань, можно получать за недорогую цену свежую рыбу и оленей, хотя нам последнее и не удалось.
Невзирая, однакоже, на все эти выгоды гавани Новой Земли, не может она быть сочтена ни в каком отношении важною для мореплавания. Она столь удалена от обычного тракта мореходных судов, что едва ли какому из них придется когда-нибудь искать пути в нее по следам нашим. Бриг "Новая Земля" был первое, да, вероятно, и последнее мореходное, а тем более военное судно, в нее зашедшее. Но для тамошних жителей место это важно в другом отношении, а именно из-за китов, которые туда ежегодно в большем или меньшем числе заносятся. Иногда в течение лета выбрасывает на берега до 10 китов, обыкновенно менее, но весьма редко ни одного. Все берега покрыты или костями или неистлевшими еще остатками этих животных, распространяющими на большое расстояние ужасное зловоние и привлекающими к морю медведей и других хищных зверей. Лопари, которым земля эта принадлежит, считают собственностью своей и все выкинутое на нее морем: это есть неоспоримое их береговое право. Выброшенного кита они продают поморам, приходящим к ним за рыбою и ворванным салом, которые с судном своим подходят к киту, тут его и режут и сало грузят в судно. Обыкновенная цена за кита 60 рублей; по количеству сала, которое кит дать может, цена, конечно, весьма умеренная. Нам не случилось видеть на берегу ни одного целого кита, но, судя по тем, которых мы встречали во множестве в Мотовском заливе, выкидываются здесь Balaena Physalis. Все виденные нами были весьма длинны и со спинными перьями. Заключение это подтверждается умеренной ценою, по которой они продаются, а также и рассказами лопарей о их величине. По словам их, бывают они иногда длиною до 15 сажен без головы и хвоста. Положив, что величина эта выражена в маховых 21/2 саженях, выйдет длина кита без головы 87,5 английских футов; прибавив к тому около четверти на голову и хвост, будет целая длина около 110 футов; такой длины из китов бывают только Physalis. Жир этого рода китов доброты посредственной и выходит его не более 10 бочек из кита, откуда и низкая цена за них, лопарями получаемая.
Волок между гаванью Новой Земли и Волоковою губой в прежние времена посещаем был лопарями; ныне же оставлен: они обратились к другому, находящемуся между губой Титовскою и вдающеюся от NW Малой (называемой так для отличия от Большой) Волоковою губой. Этот волок хотя длиной и 7 верст, следственно гораздо более первого, но предпочитается потому, что от него до реки Печенги морем только 12 верст, а от первого должно объезжать выдающийся на 14 верст к NW мыс Земляной. Последний волок избирается тогда только, когда нужно бывает переносить с одной стороны на другую какие-нибудь значительные тяжести.
Наблюдения, деланные в устье гавани на западном мысе, дали следующие выводы:
Широта................................................................69® 43'
Долгота...............................................................32®06'
Склонение компаса..........................................3®30' W
Наклонение магнитной стрелки......................77®24'
Прикладной час.................................................6Ч36'
Подъем воды до 10 футов.
Течение в гавани почти не приметно, вне ее становится ощутительно, а в Мотовском заливе действует уже весьма сильно. Достойно примечания, что когда под северным берегом стремится оно к W, то под южным идет к О, и обратно, как бы обходя кругом всю губу. Впрочем, я это говорю со слов Герасимова и других мореходов, сами же мы не имели случая этого испытать. Замечательно также, что по северную сторону перешейка полная вода бывает в то же время, как и в гавани, хотя воды этих двух мест и не имеют непосредственного между собою сообщения.
Лейтенант Завалишин составил нижеследующее описание Мотовского залива:
Мотовский залив ограничивается с юга и с запада матерым берегом, с севера южным берегом Рыбачьего полуострова. Пределом его к востоку можно принять линию, протянутую от мыса Выева Наволока к N до берега полуострова. Длина по румбу WNW1/2 и OSO1/2О 23 мили, ширина от 2 до 81/2 миль. Оба его берега образуют многие губы, из которых почти ни одна не представляет хорошей гавани, однакоже во многих можно в случае нужды находить укрытие.
По южному берегу первая от О губа есть Ара. Она лежит от Выева Наволока на W в 3 милях. Вдается на SWtS и S около 7 миль, и ширины имеет от одной до полумили. Западный мыс ее, называемый Толстик, довольно высокий кругловатый утес; к О от него в полумиле, по самой середине устья губы, лежит невысокий, каменный остров, с глубокой по середине ложбиной, имеющий в окружности две мили. К SW от этого острова, в полумиле и не более 50 сажен от западного берега губы, лежит другой поменьше, но выше, имеющий издали вид круглого холма. Острова эти называются Арскими.
Глубина в устье Арской губы пребольшая: между островами 35 сажен, к W от них посередине губы 40-45 сажен, грунт - песок и ил. По южную сторону малого Арского острова западный берег образует бухту около двух миль в окружности, где глубина 10-20 сажен. Грунт большей частью песок, местами же поверх этого ракушка, камень и коралл.
В бухте этой можно лежать безопасно на якоре. Чтобы войти в нее, должно править сначала на мыс Толстик. Оставив его к W в расстоянии не более кабельтова, идти на S в пролив между Арскими островами, где нет никаких опасностей. Миновав южнейший из них, увидишь искомую бухту, в которую и правь, не подходя, однакоже, к острову ближе, чем на три кабельтова, поскольку от юго-западной его оконечности протянулся сажен на 50 риф. Придя на глубину 15 сажен, клади якорь. Пеленги должны быть:
Окраенность острова к О...........................NO 65®
"....................................." к W..........................NO 36®
Южная оконечность бухты.........................SO 30®
Губу Ару с моря отличить не трудно по особенной неровности прилежащего ей матерого берега и по приметному виду Арских островов.
К W от Арской губы в 4 милях лежит губа Вичана, длиной 4 мили от N к S и шириной от трех четвертей до четверти мили. По восточную сторону ее устья лежат острова Вичаны, из которых два западнейшие имеют длины по одной миле и ширины по полмили, а три восточнейшие не более половины и трех четвертей мили в окружности. Один из первых соединяется рифом с матерым берегом. К N от этих островов в одной миле лежит низменный, плоский, беловатого цвета, голый островок, по виду своему весьма справедливо называемый: Блюдце. Глубина в устье губы Вичаны доходит до 80 сажен, далее вверх постепенно уменьшается и в трех четвертях мили от вершины только 35 сажен, а в четверти мили в малую воду совсем осыхает. Грунт - ил и мелкий песок. Из-за столь великой глубины и совершенной открытости от N губа эта для якорного стояния неудобна, но если б необходимость или какой-нибудь случай завели в нее судно, то оно может остановиться по южную сторону западнейшего из островов Вичаны, против мыса, выдающегося от восточного берега.
Губа Лицкая лежит в двух милях к W от предыдущей. Она простирается извилинами к SW на 6 миль. Ширина в устье одна миля, в двух милях от него суживается до четверти, далее расширяется опять до трех четвертей мили. Против самой середины устья в трех четвертях мили от берегов, лежит высоковатый, отвесные стороны имеющий, островок Кувшин, до 13/4 мили в окружности содержащий. Он лежит на одной параллели с вышеописанным островом Блюдце, в расстоянии одной мили. Глубина посередине губы Лицкой на 5 миль от устья 35-70 сажен, под самыми берегами не менее 20 сажен, грунт - песок, камень и ил; в четверти мили от вершины губы 13 сажен, грунт - ил.
В губу эту впадают две реки Лицы, Большая и Малая; первая в самую вершину губы, а последняя с восточного берега в полумиле от устья. На правом берегу последней реки находится становище рыбных промышленников, из двух изб состоящее.
В вершине Лицкой губы, расстоянием около полумили от устья реки Большой Лицы, на глубине 15-20 сажен можно лежать на якоре совершенно безопасно и покойно, но великое неудобство этого якорного места состоит в том, что для обратного выхода нужен ветер непременно между S и N; с другими ветрами выходить нельзя по причине узости и извилин губы и невозможности где-либо стать на якорь. В замену того можно здесь с удобством налиться хорошей свежей водой из ключей, находящихся на восточном берегу реки Малой Лицы, в 100 саженях от избы, на низменном мысу стоящей, и запастись дровами из березовых рощ, растущих по берегам реки Большой Лицы и на полмили ниже ее.
Идя в губу Лицы, можно оставить остров Кувшин в какой угодно руке и в каком угодно расстоянии; миновав его, должно править на S или на SW на середину устья губы. Когда войдешь в него, откроется слева русло реки Малой Лицы и избы за низким мысом, выдавшимся от восточного ее берега. Не дойдя до этого мыса с полверсты, обозначится справа продолжение губы, в которую сторону и должно повернуть, держась середины между обоими берегами. Пролежав на W с полторы мили, до небольшого островка, под западным берегом лежащего, потом на SWtS около одной мили (остерегаясь на этом курсе подходить ближе к западному берегу, по причине прибрежного рифа, лежащего в полумиле на юг от этого островка); и, наконец, на SW1/2W 21/2 мили, будешь в вершине губы, закрытой от всех ветров, где на глубине 15-20 сажен грунт ил, и можешь класть якорь.
Прикладной час в этой губе 5Ч58', подъем воды 9 футов 3 дюйма, течения следуют положению губы. Склонение компаса 3® W.
На NNW в 41/4 милях от Лицкого Кувшина выдается к NO низменный мыс Пикшуев. От него на WNW в 81/2 милях находится губа Титовская, вдающаяся к SWtS на 3 мили и имеющая ширину от одной до полумили. Глубина в ней 17-5 сажен, грунт - мелкий песок; вершина ее на расстоянии 300 сажен при малой воде осыхает. В устье губы под западным берегом лежат два острова Титовские, в окружности по полторы мили имеющие; к О от них на N от восточного плеча губы в 1/4 мили лежит остров Могильный, полмили длиной и четверть мили шириной.
По южную сторону севернейшего из Титовских островов можно лежать на якоре, на глубине 9-12 сажен, в 150 саженях как от матерого, так и от островского берега. Здесь обыкновенно стоят ладьи русских рыбаков, и тут же на берегу острова живут несколько семей лопарских. Северный вход к этому месту, между островом и матерым берегом лежащий, ширины имеет менее кабельтова и глубины 19-5 сажен; восточный же, т. е. между обоими островами ведущий, шириною до полутора кабельтова; опасностей нигде нет. Есть также довольно закрытое якорное место по южную сторону южного острова, на глубине 12 сажен, грунт - песок с ракушкой, в расстоянии от берегов к W и N до 130 сажен. Идти сюда можно не иначе как по восточную сторону острова, потому что между ним и матерым берегом мелко.
В восточный берег, около полумили от устья губы, вдается небольшая губа Котельная, в которой промышленники останавливаются, но для мореходных судов никакого пристанища нет.
Этого же рода есть губа Сеннуха, в трех четвертях мили, к SO от Титовской губы лежащая. Она вдается к WSW на три кабельтова, и в устье своем имеет небольшой островок.
Прикладной час в Титовской губе 7Ч28', подъем воды 6 футов 4 дюйма, склонение компаса 3®42' W.
К WNWW в трех милях от этой губы находится кут Мотовского залива, или губа Кутовая(*13). Она совершенно открыта от О; длины и ширины имеет по три четверти мили. В юго-западный ее угол впадает речка Титовка, имеющая в устье ширины 30 сажен и глубины 4-5 футов и вытекающая из небольшого озера, около одной мили к W лежащего. В речке Титовке и в озере ловится много семги, а в другом озере, посевернее лежащем, водится в изобилии камбала. Из Кутовой губы идет волок в другую губу, из Варангского залива к SO вдающуюся, которая по этой причине Волоковою называется. Волок этот имеет длины 7 верст, по румбам WNW и OSO и простирается низменною долиной, поросшею березняком, ивняком и изредка можжевельником. Через этот волок переходят пешком все следующие из Колы в реку Печенгу, на Айновские острова, или к другим местам Варангского залива. Они оставляют лодки свои в Кутовой губе, и в Волоковой находят другие, перевозящие их куда нужно.
По северному берегу Мотовского залива первая от мыса Мотки губа есть Ейна. Она лежит от этого мыса на OtS в 4 милях, вдается к N на одну милю и столько же имеет ширины в устье. В вершину ее впадает речка одного с нею имени, на левом берегу которой живут в нескольких вежах лопари.
От губы Ейны на OtS в 31/2 милях лежит губа Моча, имеющая полмили длины и одну милю ширины в устье. От N впадает в нее речка Моча, в устье которой на левом берегу стоят также несколько веж лопарских.
От этой губы на OtS в 21/2 милях находится одной, с ней величины губа Корабельная, в вершину которой впадает речка Зубовка. Западную ее оконечность образует мыс Монастырский, отличающийся большим крестом; на нем стоит несколько изб, в которых обитают летом рыбные промышленники. Все эти три губы от юга совершенно открыты, и потому останавливаться в них на якоре можно только при ветрах между NO и NW. Глубина в них до 15 сажен, грунт - песок. Все пространство берега между ними усеяно мелким булыжником, годным для каменного балласта.
Берега, Мотовский залив окружающие, высотою от 50 до 80 сажен. Южный или матерой состоит из гранита, во многих местах отвесно в море опускающегося, большею частью обнаженного. Северный составляет сланцы разных пород. Подверженный действию солнечных лучей, покрыт он тундрой, изобилующей морошкой, травой и березовыми и ивовыми кустарниками. Оба берега весьма приглубы, особенно же южный. Глубина 20-30-40 сажен встречается иногда вплоть к утесам, а посередине залива линем во 100 сажен дна достать нельзя.
Попутный ветер, пособивший нам выйти из гавани, не долго нас сопровождал; в половине одиннадцатого, когда мы находились против реки Ейны, утих он совершенно, а во втором часу повернул от SO нам в лоб и окутал нас густым туманом. Лавировать в этих обстоятельствах было очень затруднительно: по узости места надлежало поворачивать через 11/2 и 2 часа; лот по особенной приглубости берега не обозначал приближения к нему, а туман не допускал усматривать его прежде, как в расстоянии 100 сажен и менее. Если б берега не столь были чисты, то мы принуждены были бы держаться около середины, поворачивая через полчаса. В девятом часу вечера были мы встревожены странным образом. Только что повернули от северного берега на левый галс, часовой на баке испуганным голосом закричал: "Буруны перед носом!". Вмиг положили руль на борт и повернули на другой галс; и в то же время щелканье огромного, показавшегося из воды серпообразного хвоста, объяснило нам все дело - это был превеликий кит из породы Balaena Physalis.
Вторник 17-го. Поутру штиль, туман прочистился, и сделалась прекрасная погода. Мы находились под самым берегом полуострова, на О от юго-восточной его оконечности. Все главнейшие пункты южного берега открылись весьма хорошо, наблюдения были весьма удачные, которые исправными пеленгами и углами связаны были с описями и наблюдениями, произведенными как нами 10 июля, так и впоследствии лейтенантом Завалишиным. Остров Кильдин виден был неясно, однакоже достаточно, чтобы показать нам некоторую погрешность в положении северо-западной его оконечности относительно к Мотовской губе, - погрешность, которой мы теперь не имели средств исправить. В половине восьмого подул ровный ветер, от ОSO, с которым мы, наконец, могли начать опись восточного берега полуострова.
От юго-восточной его оконечности, именуемой мысом Гордеевым и лежащей на широте 69®34' и долготе 32®47' О от Гринвича, простирается этот берег к NO высокими отрубами, в которых сланцевое образование весьма ясно видно; он весьма приглуб и на расстоянии 10 миль не имеет ни одной бухты. В 8 милях от Гордеева мыса находится примечательный мыс Шарапов; на самой оконечности его стоит отдельно большой остроконечный кекур, который промышленники называют башенкой. Этой башенки от О приметить нельзя потому, что она сливается с берегом, но если смотреть от N или от S, она совершенно от него отделяется, и с этих двух сторон в мысе Шарапове никак ошибиться нельзя. От мыса берег простирается к N и постепенно понижается. В 31/2 милях от него вдается к NW бухта Корабельная, в которой, вопреки ее названию, для мореходного судна нет никакого укрытия. Ладьи останавливаются в ней иногда за противными ветрами. Несколько севернее ее лежит низменный, приятною зеленью покрытый островок Аникиев. Две мили далее находится восточнейший полуостров мыс Цып-наволок, по которому некоторые мореходы и весь полуостров называют Цып-наволоцкою землею; название же это не есть, однакоже, общее и всеми принятое. За Цып-наволоком в двух милях выдается мыс Лавышев, северо-восточнейший этой земли и низменнейшая часть всего берега. Это тот самый мыс, которому на старинных голландских картах приложено было странное название Лаус. Находясь в полдень на параллели этого мыса, определили мы с точностью его широту 69®45'30", долготу 33®04'.
По всему восточному берегу видели мы множество гуриев, больших и малых, которые, по уверению нашего лоцмана, служили рыбакам путеуказателями от одного становища до другого, которых в прежние годы здесь было много.
От мыса Лавышева берег, простирающийся к WNW становится опять выше и отрубистее, не образуя почти никаких углублений до самой губы Зубовой, небольшой и мелкой, где за двумя малыми островками есть становище для ладей, но не для мореходных судов. При этом нужно заметить, что под названием Лодейного становища не всегда должно разуметь место, почему-либо к якорному стоянию удобное. Ладьи кладут якорь везде, где их застанет штиль или противный ветер; а где одной ладье случится простоять день благополучно, там уже, по мнению мореходов, и становище.
В 5 милях за Зубовой губою возвышается у самого берега отрубистая Скарабеевская пахта, а в 51/2 милях далее весьма приметный, высокий, черного цвета мыс Кекурский(*14), коего весь хребет состоит из больших уступов, от вершины до самой воды простирающихся. Он есть севернейший полуострова пункт и лежит на широте 69®58'. От него берег понижается опять и довольно стремительно, к NW оконечности полуострова, Немецким наволоком называемой, от которой загибается к S и SSO к большой Волоковой губе. Когда мы миновали этот мыс, открылся нам низменный, рифом окруженный Кий-остров, тот самый, который мы видели с гор перешейка, а вскоре потом и утес на этом последнем, где мы поставили гурий. Таким образом, мы могли проверить пеленгами этого точно определенного места наблюдения, на которых была основана опись восточной стороны полуострова и, к удовольствию, не нашли между ними никакой почти разности.
Полуостров этот назван по нашей карте Рыбачьим. Название это удержано потому, что мореплаватели давно уже привыкли видеть его на картах, и перемена могла бы произвести только бесполезную путаницу в названиях.
Обойдя Немецкий наволок, легли мы на SWtW к островам Айновским, находящимся в юго-восточной части большого залива, омывающего северо-западный берег Российской Лапландии и восточный берег Финмаркена. Обширный залив этот на всех почти картах, иностранных и русских, был показан под именем Варангер-фиорд (Варангский залив); но кажется, что название это принадлежит собственно не всему заливу, а только длинной и неширокой губе, из него к W вдавшейся, как и на некоторых иностранных и на наших земледельческих картах обозначено, это подтверждают и тамошние жители, называющие эту губу Варенскою. Но чтобы не менять без необходимости названий, на прежних картах находившихся, удержали мы для всего залива название Варангского.
В восьмом часу находились мы против Айновских островов, лежащих на NW от Земляного мыса, малый в двух милях, а большой в трех с половиной милях. По южную сторону последнего умеренная глубина и хороший песчаный грунт, где при N ветрах можно лежать на якоре. Острова эти славятся морошкою, которая крупностью и вкусом превосходит сбираемую во всех других местах. Немалое количество ее поставляется и к императорскому двору. Некоторые из Кольских жителей не имеют иного промысла, кроме айновской морошки, и в хорошие годы получают большие от того выгоды. Оба острова, когда мы их проходили, покрыты были народом, занимающимся сбором ягод.
От Айновских островов продолжали мы лежать прежним курсом к южному берегу Варангского залива, и в девять часов, приблизившись к нему на расстояние трех миль, спустились вдоль него на WNW. Мы оставили на SSO в 8 милях устье реки Печенги, славной тем, что на берегах ее обитал преподобный Трифон Чудотворец, обративший лопарей в христианскую веру. Обитель этого святого существует и поныне, при впадении реки Трифоновой в Печенгу, в 15 верстах от устья последней. Тут находился в XVI веке монастырь Живоначальной Троицы, которому в 1556 году от царя Иоанна Васильевича пожалован был в вотчину весь берег Лапландии к W от Кольской губы и с жителями его. В жалованной грамоте упомянуты губы Мотовская, Лицкая, Урская, Пазрецкая и Нявдемская; не забыт также и "морской вымет, коли из моря выкинет кита, или моржа, или какого иного зверя"(*15). В 1589 году монастырь этот был разорен шведами и потому переведен в Кольский острог; а впоследствии упразднен совершенно и соединен с монастырем Архангельским. На Печенге осталась одна церковь, украшенная, как нам рассказывали, богатыми образами. Священника при ней нет: для службы приезжает туда ежегодно священник из Колы. Печенга есть Мекка того края: каждый благочестивый лопарь считает обязанностью поклониться, хотя раз в жизни, мощам святого угодника; в затруднительных случаях дают они обеты идти в Печенгу на богомолье; многие делают это для излечения от болезней.
Устье реки Печенги лежит к W в 4 милях от губы Малой Волоковой. По уверению нашего лоцмана, глубина в ней достаточная и для больших судов, но нет ни одного закрытого с моря места. Последнее кажется мне, однакоже, сомнительным.
Мы продолжали плыть вдоль берега до полуночи. Все находящиеся на описанном нами пространстве губы означены на нашей карте: из них ни в одной нет для мореходных судов якорного места. В полночь находились мы против мыса Вилемского, составляющего восточную оконечность обширной губы Пазрецкой, в которую впадает река Паз, Утенга и Нявдема и в устье которой лежит большой остров Шалим и несколько меньших островов. В губе этой есть, по всей вероятности, хорошие якорные места, хотя, может статься, и в некотором отдалении от устья; но я не имел возможности увериться в этом, потому что поблизости не было якорных мест, откуда бы возможно было отрядить гребные суда для осмотрения этой губы. Я имел намерение продолжить наше описание к W до Верес-наволока, лежащего от мыса Вилемского на NWtW в 12 милях, и служащего пределом российского владения по этому берегу(*16); но ветер, перешедший к О и весьма посвежевший, не позволил этого исполнить. Обратный курс наш от того места был бы прямо против ветра; лавировать в узости при свежем ветре, который развел и немалое волнение было бы весьма неудобно, якорных мест под ветром не было, кроме плохого за островом Вадсе. Итак, пройдя до Верес-наволока, мог бы я придти в затруднительное положение, а если б ветер усилился, то и в немалую опасность. Это, конечно, не удержало бы меня, если б осмотр этого мыса почему-нибудь был важен; но определение такого пункта, которого, кроме людей, ходящих за рыбою в Вадсе, никогда ни одно мореходное судно не увидит, казалось мне незаслуживающим и малого риска, почему я и решился от мыса Вилемского лечь в море, осмотрев по пути, сколько удастся, западный берег Варангского залива.
Ветер дул весьма свежо; чтобы не упасть под ветер, несли мы все паруса, какие только без опасности для стеньг возможно было, но со всем тем не могли обогнуть западной оконечности залива и несколько раз для этого должны были поворачивать. Наконец, в третьем часу пополудни вышли благополучно в океан.
Определение настоящего названия этой оконечности приводило меня в некоторое затруднение. Сколько есть разных карт, столько же почти разных находим ей названий: Каборнес, Биромней, Киберг и прочие. Английские карты наибольшее в этом случае сохраняют согласие, почему, следуя им, означен на нашей карте мыс этот под названием Киберг. Положение его определено нами с точностью.
Привязку к нашей описи острова Вардгоуса, определенного точными астрономическими наблюдениями, почитал я необходимой для того, что если б время было пасмурное, то я остановился бы за этим островом, чтобы выждать удобного для наблюдений времени. Но особенно ясная погода и весьма чистый горизонт избавили меня от этой задержки. Удачные наблюдения, почти на меридиане Вардгоуса сделанные, показали долготу его, приняв долготу Архангельска 40®33'45'', каковая вышла по наблюдениям этого года 31®5'35" от Гринвича, отличающуюся от показанной в Нориевых Reguisite Tables и в III части Теории и Практики Кораблевождения только на 1', а от показанной в Мендозовых таблицах - на 25" меньше. Столь близкое сходство доказывало как точность долготы Архангельска, так и верность хронометров.
Этим определением кончена была опись Лапландского берега, и мы в пять часов пополудни взяли от острова Вардгоуса отшествие на Новую Землю. Я радовался, что стечение благоприятных обстоятельств допустило нас окончить ныне первую часть нашего поручения столь рано, что для второй, обширнейшей части, оставалось времени еще около полутора месяца. Расстояние до Новой Земли было немалое; на всегдашнее благоприятство ветров надеяться было невозможно, и потому нам следовало дорожить каждою минутой времени.

Понедельник 13-го. Этот галс к берегу оказался совершенно безвременным, ибо после полуночи ветер стал опять крепчать и заходить более к W, а в четвертом часу утра дул уже совершенный шторм от WSW с преужасным волнением. Оставив одни только совершенно зарифленные на езельгофте марсели и нижние стаксели и спустя брам-реи и брам-стеньги, держались мы на левом галсе. Жестокие порывы заставляли нас иногда убирать фор-марсель; но мы его ставили опять, дабы иметь менее дрейфу. Счислимое расстояние наше до ближайшего берега было не менее 30 миль, и северный курс вел нас в море мимо Сухого Носа. Уменьшившаяся, однакоже, в девятом часу до 35 сажен глубина заставила нас подозревать, что мы находимся к нему ближе, чем полагаем; и так как в то же время ветер перешел к W, то и повернули мы на правый галс. Зыбь, ударяя теперь в нос, не позволяла судну взять хода, нас валило прямо к О. Для предупреждения весьма худых следствий, которые бы это иметь могло, принуждены мы были отдать по рифу у марселей и поставить фок и грот. Бригу было весьма трудно; он претерпевал сильные и опасные толчки, потрясавшие весь его корпус и рангоут; но в замену того ход сделался более и дрейф менее, и мы скоро вышли на большую глубину. К вечеру ветер стих, а ночью заштилело.

Вторник 14-го. Поутру, когда мрак рассеялся, пеленговали мыс Столбовой на SOtO1/2О в 17 милях, и из этого увидели, что от полудня 12-го числа снесло нас к ONO на 25 миль и что при повороте на правый галс находились мы весьма близко к Сухому Носу, и если б ветер не позволил нам прибавить парусов, то были бы в положении критическом.
Среда 15-го. Около 9 часов утра подул ветер от О, пользуясь которым, легли мы под всеми парусами к югу; в восемь часов вечера прошли мы мыс Бритвин, а в восемь же часов утра увидели Северный Гусиный мыс и едва только успели определить крюйс-пеленгом свое место, как густая мрачность закрыла все берега. Обойдя с помощью лота опасный мыс этот, легли мы опять к S, а в полдень поравнялись с серединою Гусиного берега и стали лавировать короткими галсами. Необыкновенное понижение барометра, какого нам ни в прошедшую, ни в нынешнюю кампанию заметить еще не случалось (29,3 дюйма), заставлявшее ожидать или крепких западных ветров, или продолжительного ненастья, побудило меня держаться от берега подалее. Свежий северо-северо-западный ветер, при самой неприятной погоде, продолжался весь этот день.
Четверг 16-го. На другой день несколько прояснилось, так что нам удалось определить наблюдениями свое место, оказавшееся южнее и западнее против счисления. С самого утра лежали мы к берегу, но тихий ветер и зыбь не допустили нас усмотреть его прежде шести часов вечера. К сумеркам подошли к нему на расстояние около четырех миль, и от мыса, который показался нам Южным Гусиным, повернули на ночь в море, располагая с рассветом приступить к описи берега.
Пятница 17-го. Но прежде еще утра поднялась буря от NO, свирепством своим нисколько не уступавшая той, которую мы терпели 13-го числа. Мы держались, однакоже, под обоими марселями на езельгофтах. Увеличивавшаяся от часу глубина доказывала, что нас стремительно относит от берега, но пособить этому было не в нашей власти. К вечеру ветер стал утихать.
Суббота 18-го. Продолжая всю ночь идти к берегу, увидели мы его не ранее как в восьмом часу утра, поскольку прошедшим ветром снесло нас, как показали наблюдения, более 25 миль к W и в то же время на 8 миль к N. Причиной этого последнего течения является, вероятно, сильный напор вод при северо-восточном ветре в Карское море, откуда, вырываясь через Карские ворота, должны они стремиться параллельно направлению берега Новой Земли к NW.
Подойдя к берегу около реки Савучихи, спустились мы к SO вдоль него, производя опись. Около полудня поравнялись с Южным Гусиным мысом, положение которого было нами определено в прошедшем году, хотя только примерно, однакоже довольно удачно. За ним открылся нам остров Подрезов, темного цвета, низкий и совершенно гладкий, как бы уравненный по ватерпасу. Он лежит в самом устье Костина Шара и может служить наилучшею его приметой для судов, идущих от N, показываясь сначала совершенно отдельно в море лежащим оттого, что низменный берег Междушарского острова открывается позже. Если смотреть от юга, то Подрезов остров сливается с берегом. Остров этот есть, без сомнения, тот самый, который назван Баренцом Черным (t'Swarte Eilant), на который он походит как положением своим, так величиною и видом(*20).
В этом же устье Костина Шара лежит остров Ярдов (которого мы, однакоже, за дальностью не видели), отделяющийся от северного берега Междушарского острова проливом, именуемым Железные ворота. Это есть единственный пролив этого названия на Новой Земле, хотя некоторые без достаточной причины прилагали его к проливу, отделяющему остров Вайгач от Новой Земли, о чем я уже имел случай говорить(*21). Происхождение названия Железные ворота наш лоцман приписывал тому, что весной лед в этом проливе весьма долго не расходится, запирая его, таким образом, как будто железными воротами. Это объяснение кажется мне весьма натуральным и вероятным.
Мили 3 или 4 к О от острова Ярцова лежит остров Вальков, за которым расположено одно из лучших в Костином Шаре становище Вальковское. Далее по Шару лежат еще многие острова, обозначенные на нашей карте по рассказам Откупщикова.
Костин Шар в последние времена был единственным почти местом, которое еще было посещаемо нашими промышленниками. Прежде, когда на новоземельский промысел отправлялось ежегодно из Белого моря по нескольку десятков судов, расходились они по всей Новой Земле, от конца до конца, куда только допускали льды; но впоследствии, когда промышленность эта упала, и не более одного или двух судов, и то не всякий год, высылалось, ограничились они Костиным Шаром, где промысла находили себе довольно и, сверх того, хорошие становища, в реках и озерах изобилие рыбы, а по тундрам много оленей. Последний зимовщик на Новой Земле был наш Откупщиков, возвратившийся оттуда в прошлом 1822 году. Хозяин судна, на котором он ходил, мезенский мещанин Филатов, продав свой груз почти за половинную против прежнего цену, не рассудил более проториться. Архангельский мещанин Шелогин вознамерился было испытать свое счастье на Новой Земле, но, не найдя кормщика, ибо Откупщиков был уже законтрактован для нашей экспедиции, должен был отложить свое намерение, и таким образом Новая Земля осталась на сей год, как выражался Откупщиков, чиста, за исключением, однакоже, самоедов и пустозер, которые продолжают еще посещать берега ее, переезжая туда на карбасах с острова Вайгача.
Проплыв мимо северного устья Костина Шара, которое называется также собственно Подрезовским Шаром, продолжали мы путь вдоль западного берега Междушарского острова, который к середине несколько возвышается, но везде ровен, к морю отрубист и осыпист. Можно было весьма хорошо рассмотреть сланцевое его образование. Положение слоев почти горизонтальное. По всему этому берегу нет ни одного становища. В 7 милях от юго-восточной оконечности острова, называемой Бобрычевским мысом, находится бухта, Обманным Шаром именуемая. Бухта эта, имеющая ширину три мили и вдающаяся в берег мили на две, окружена весьма низменной и узкой хрящевой кошкой; ей соответствует такая же бухта на противоположном берегу острова, окруженная подобною же низменной полосой земли. Пространство же между этими кошками занимает соленое озеро, и от этого, идя с моря в пасмурное время, особенно же при крепком ветре, когда все низменные места покрываются бурунами, весьма легко принять его за пролив. Многие уже суда подвергались такой ошибке и, воображая идти в Костин Шар, заходили в эту бухту и разбивались, почему она и названа Обманным Шаром. Мы видели тут избу, совсем уже почти разрушившуюся.
От Бобрычевского мыса, соответствующего Баренцову мысу Св. Лаврентия, берег Междушарского острова заворачивается на восток, к Костину Носу, который дает название всему проливу. На этом мысе стоит множество крестов. Где бы промышленник ни намеревался зимовать, он обыкновенно сначала старается придти в Костин Шар; часто принужден он бороться со льдами по нескольку недель, и иногда повреждение судна заставляет его возвращаться без всякого успеха и с накладом. С достижением же Костина Шара важнейшее препятствие преодолено и сделан первый шаг к настоящей цели; это событие каждый промышленник увековечивает крестом, присовокупляемым к числу прежних, и оттого на Костином Носе этих знамений богобоязненности наших мореходов более, чем в каком-либо другом месте Новой Земли.
Между мысами Бобрычевским и Костиным с севера и Черным Носом и Савиной Ковригой с юга заключается южное устье Костина Шара. Оно называется также и собственно Костиным Шаром, и отсюда проистекает название острова Междушарского, как лежащего между двумя Шарами - Костиным и Подрезовым. Я упоминал уже(*22), что строгие этимологи из промышленников оспаривают правильность именования пролива Шаром, а хотели бы, чтобы он назывался Салмой, потому что он только отделяет остров от матерого берега, а не протекает из одного моря в другое.
Горы, которые от Северного Гусиного Носа удаляются внутрь земли на большое расстояние, в Костином Шаре подходят опять к берегу в двух милях или трех верстах; потом снова удаляются к О и NO далее к SO совсем уже более не показываются.
В девять часов вечера легли мы на время ночи под грот-марселем в дрейф, находясь от Костина Носа на SW в 4 милях, на глубине 28 сажен, грунт - камень. Хотя мы давно уже привыкли к добрым морским качествам нашего брига, но, невзирая на то, не могли не подивиться тому, как покойно он лежал в дрейфе.
Воскресенье 19-го. На рассвете нашли мы себя, как и ожидать надлежало, почти на прежнем месте. Между тем, подул крепкий ветер от NNW, но так как пасмурности на берегах не было, то и спустились мы по-прежнему вдоль берега, продолжая описание.
В шесть часов миновали мыс Савину Ковригу, у которого в 1819 году останавливался на якоре лейтенант Лазарев. Это место названо на его карте Майгол Шаром; о несправедливости названия этого я уже имел случай говорить.
В 5 милях от Савиной Ковриги находится Строгоновская губа, просто называемая Строгоновщиной. По преданиям, сохраняющимся и посегодня в том краю, здесь обитали некогда новгородские переселенцы Строгоновы, от которых это место и название свое получило. Некоторые почитали все это сказание басней, но, как мне кажется, без достаточного основания: ибо если тут обитали какие-нибудь люди, что доказывается остатками их жилищ, могилами и прочим видимым и поныне, то я не знаю, почему бы люди эти не могли быть из Новгорода и называться Строгоновыми. Правда, что в летописях не находим мы никаких об этом известий; да и предание не говорит, кто были эти Строгоновы и по какому случаю переселились на Новую Землю; но это еще не умаляет вероятности его: некоторые обстоятельства могли забыться по отдаленности эпохи этого переселения, которое по разным соображениям должно отнести еще к XVI веку. Баренц в 1594 году нашел в губе, названной им губою Св. Лаврентия, которая точно соответствует нашей Строгоновской, селение, состоявшее из трех изб, обитатели которого, как он полагал, с намерением от него скрылись(*23). Несколько гробов и могил доказывали, что оно существует довольно уже давно. Если положить начало его за 20 или 30 лет до того времени, то это начало будет соответствовать именно той эпохе, в которую новгородцы имели особо много причин переселяться в страны, удаленные от их отечества, т. е. царствованию Иоанна Грозного. Весьма даже возможно, что некоторые из них были в то время и ссылаемы на Новую Землю. Что ж касается до сказки о каких-то уродах с железными носами и зубами, которые посещали Строгановых(*24), то эта небылица разве потому только заслуживает быть упомянутой, что она распространила сомнение и на все предание, само по себе весьма вероятное.
В северо-восточной части Строгоновской губы есть закрытая бухта, Васильевым становищем называемая, из которой идет волок от SO к NW расстоянием версты 4, в губу Башмачную, вдающуюся из Костина Шара за Черным Носом. Васильево становище есть, конечно, то самое, которое Баренц назвал Мучною гаванью. Замечательно, что западный мыс Строгановской губы наши промышленники называют Мучным же. Может быть, что это название обязано происхождением своим тем же самым шести кулям муки, которые видел Баренц. Остатки селения Строгановых находятся близ Мучного мыса.
Отсюда в 20 милях находится Черная губа, известная тем, что в ней в половине прошедшего века погибло семейство старообрядцев Пайкачевых (которых промышленники называют просто Пайкачами). Эти несчастные люди, претерпевая на родине своей (они были кемляне) несносные за свою веру гонения, решились скрыться на Новую Землю, не надеясь нигде более найти себе покоя. По недостатку во всем не были они, однакоже, в состоянии вынести и одной зимы новоземельской. Промышленник Афанасий Харнай из Долгощелья (деревня на реке Кулое), придя на следующую весну в Черную губу, нашел всех Пайкачей мертвыми и предал земле. Наш лоцман слышал это от самого Харная. Смежно с Черной губою, к W от нее, лежит губа Широчиха. Эти губы разделены перешейком, не более 100 сажен ширины имеющим, через который промышленники обыкновенно перетаскивают свои карбасы.
15 миль далее находится обширнейшая по этому берегу губа Саханиха; она вдается к N на 15 миль и столько же имеет ширины в устье. В ней находится много островов и несколько хороших становищ. Перед этой губой лежит два острова Саханинские, без сомнения те же самые, у которых Баренц в 1594 году встретил непроходимые льды, принудившие его плыть к SW. По этой причине карты голландцев простираются только до островов Св. Клары (так назвал Баренц острова Саханинские); ни один из их мореходцев не видел берега, к О от них простирающегося.
Продолжавшийся крепкий ветер так ускорил наше плавание, что мы вскоре после полудня миновали Саханинские острова. Подходя к ним, встретили мы жестокие сулои, столь походившие на буруны, что мы сочли нужным бросить лот; однакоже на 30 саженях дна не достали.
К О от Саханинской губы лежат многие острова; они все обозначены на нашей карте теми названиями, под которыми известны промышленникам. За одним маленьким островком, близ берега лежащим, есть весьма хорошее становище, называемое Петухи. Проходы между островами чисты, по уверению нашего лоцмана, который по этой причине и предлагал мне, для сокращения пути, оставить некоторые острова справа; я, однакоже, предпочел пройти мористее98 всех, видя во многих местах буруны. В пять часов поравнялись мы с большим и восточнейшим островом этой группы, называемым Большим Оленьим, который лежит перед западным устьем Никольского Шара. Пролив этот заключается между берегом Новой Земли и большим островом, называемым Кусова земля; он простирается к NO, О и SO миль на 15 и восточным устьем своим выходит в Карское море. По Никольскому Шару везде есть хорошие якорные места. Кусов остров, подобно как и весь берег Новой Земли, начиная от Костина Шара, низмен, ровен и отрубист. Южный его мыс, Кусовым же называемый, образует юго-восточную оконечность всей Новой Земли, поскольку от него берег загибается круто к NO миль на пять, а потом простирается к N. На Кусовом Носу стоит несколько крестов. К NO от него лежат три низменных острова, между которыми несколько надводных камней, покрывавшихся ужасными бурунами.
В половине седьмого находились мы от Кусова мыса на StW в 5 милях. Становилось уже темно, почему мы и привели к ветру на правый галс под совершенно зарифленными марселями, Глубина 19 сажен, грунт камень. Ветер сделался еще крепче прежнего и развел большое волнение.
Нас можно было уподобить теперь странникам на распутье, в нерешимости, куда направить путь свой. Поравнявшись с Кусовым Носом, увидели мы все пространство Карского моря совершенно свободным от льдов на такое расстояние, на какое только достигало зрение. Неожиданная безледность Карского моря представляла, по-видимому, удобный случай осмотреть восточный берег Новой Земли, кроме одного кормщика, никем еще до сих пор не виданный; успех этот превзошел бы ожидания наши, несмотря на непрерывное счастье, до сих пор нас сопровождавшее, которое приучило нас на многое надеяться. Предприятие это было очень заманчиво, но я не знал, благоразумно ли будет на него покуситься. Нельзя было почти сомневаться, что причиною отсутствия льдов являются западные ветры, сряду несколько дней дувшие, и что с первым ветром с противной стороны возвратятся льды опять. В таком случае не успели бы мы ни описать восточного берега Новой Земли, ни исполнить тех статей Инструкции, которые касались островов Вайгача и Колгуева и Канина Носа, а из-за близости сентября месяца можно было опасаться, что, окруженные льдами, не успеем высвободиться из них до морозов и принуждены будем зимовать в открытом море. Все подобные рассуждения и соображения, меня занимавшие, оказались излишними: ужасное, менее всего ожиданное происшествие указало нам решительно путь, куда следовать.
Уже несколько времени тревожила меня перемена цвета воды, которая сделалась зеленоватою и мутной. Давая это заметить лоцману, расспрашиваю я его, нет ли тут каких-нибудь мелей. Но он утверждал решительно, что море здесь везде чисто. Слова его походили на истину, потому что глубина с самого того пункта, где мы привели к месту, беспрестанно увеличивалась. Для большей осторожности часовые не сходили с фок-рея, но не видели, однакоже, ничего, похожего на опасность. При полутораузловом ходе лот был бросаем через четверть часа, так что мы на каждых 300 саженях имели глубину. К 7 часам 15 минутам возросла она до 35 сажен, и я совершенно успокоился, как вдруг получило судно жестокий удар носом и вслед затем другой кормою; глубина оказалась 3 и 21/2 сажени. Удары стремительно следовали один за другим, скоро вышибло руль из петель, сломало верхний его крюк и разбило корму; море вокруг судна покрылось обломками киля его, несколько минут не теряли мы хода - наконец, стали. Жестокость ударов усугубилась, и страшный треск всех членов брига заставлял ожидать каждую минуту, что он развалится на части(*25).
Лишась всякой надежды спасти судно, должен я был помышлять только о спасении людей. Уже отдано было приказание рубить мачты, как то самое, что привело нас на край гибели, сделалось и причиной спасения нашего: я разумею крепкий ветер и великое волнение; последнее отделяло судно от камней, между тем как первый понуждал его двигаться вперед; уже занесены были топоры, как судно тронулось снова и скоро вышло на глубину.
Миновала явная гибель, но положение наше, тем не менее, оставалось весьма опасным. Ветер дул с прежнею силой, волнение нимало не смягчалось, наступала ночь, а мы были без руля. Натурально, что первой заботой нашей было вставить и укрепить по возможности это необходимейшее для корабля орудие. Кому известна хлопотливость дела этого и в добрую пору, тот легко вообразит, чего оно нам стоило при жестоком волнении, которое иногда и целые рули выбрасывает из мест. После полуторачасовой работы, в продолжение которой мне оставалось только любоваться усердием людей наших, громкое, согласное ура, первое еще, может быть, огласившее пустынные места эти, возвестило наш успех. К немалому нам успокоению и облегчению служили в. это время превосходные качества нашего судна. Для уменьшения хода принуждены мы были оставить только фок, стаксель и штормовую бизань, но и под одними этими парусами и без всякого управления продолжало оно идти весьма покойно бейдевинд по полтора узла и с тремя румбами дрейфа, как бы под управлением искуснейшего рулевого; курс и ход его были все время отмечаемы по обыкновению точно так, как будто он ни на минуту не оставался без руля.
Я не могу при этом случае умолчать об одном обстоятельстве, доказывающем, как худо, особенно в морских делах, пренебрегать и безделицами, и сколь неблагоразумно для красы жертвовать хотя малейшими удобствами. На наших судах крючья, на которые навешиваются рулевые цепи, прибиваются обыкновенно под самым нижним контр-рельсом, для того вероятно, чтобы украшения кормы и раковин не обезображивались висящими на них цепями, но из-за этого снять последние с крючьев и в тихое время нельзя иначе как со шлюпки; на волнении же, когда шлюпки спустить нельзя, освободить их нет почти никакого средства. Покойный штурман Федоров, служивший в 1821 году на бриге нашем, изведав на опыте неудобство это, еще в то время обращал на него мое внимание; не знаю, по какой причине тогда же этого не исправили, а так как после того совершили мы благополучно две кампании, то и не заботились более о крючьях. Но теперь, когда понадобились нам руль-тали, увидел я свою ошибку. Невзирая на все старания, какие только усердствующие и проворные люди прилагать могут, не могли мы снять цепей с крючьев и, наконец, принуждены были с величайшим трудом и не малою опасностью закладывать концы веревок за нижние звенья цепей и ими действовать, как руль-талями. С еще большим волнением и менее покойным судном было бы и это невозможно; и тогда, бог знает, как бы мы вставили руль.
Для лоцмана нашего встреча этой банки была столь же нечаянна, как и для нас: он никогда не слыхивал, чтобы в этих местах находились какие-нибудь опасности. Это и неудивительно: для их судов двухсаженная глубина, на которой мы было остановились, есть фарватер безопасный; делать же промер на ходу нет у них и в заводе, и о существовании банки узнают они обыкновенно не прежде, как остановившись на ней. О малых глубинах догадываются они по стамухам (низким льдам), останавливающимся в тех местах зимою и долго не сносимых в весеннее время; здесь же не застаиваются они, вероятно, от сильных течений, царствующих в Карских воротах, и от совершенной открытости места.
Эта банка, которую я по имени нашего штурмана назвал банкой Прокофьева, лежит от Кусова Носа на StW в 7 милях. Она не может иметь более мили в окружности. Чрезвычайная приглубость делает ее сугубо опасной. По северную сторону имели на 35 сажен глубины менее, нежели в полуверсте от нее; а по южную та же глубина в расстоянии 31/2 миль. Она есть не что иное, как вершина воздымающегося со дна моря утеса. Множество бурунов заставляет думать, что подобных банок около этих мест не мало, и поэтому не должно подходить к Кусову Носу без особенной надобности на расстояние, ближайшее 7 миль.
Повстречавшееся нам несчастье заставило меня переменить совершенно план наших действий. Мы были теперь вовсе не в таком состоянии, чтобы помышлять о предприятии каких-нибудь новых обозрений. Руль наш, невзирая на все укрепления, какие только можно было придумать, держался довольно ненадежно; мы имели причины подозревать, что некоторые из нижних крючьев были или повреждены, или, подобно верхнему, вовсе изломаны; в таком случае великий ход или волнение могли бы для нас быть весьма опасными. Сверх того, самые эти укрепления делали все движения рулем затруднительными и медленными, так что и через фордевинд поворачивать было не без хлопот, оверштаг100 же совершенно невозможно, разве только на тихой воде. Наконец, сверх местных в судне повреждений, которые должны были быть значительны, судя по открывшейся в нем течи от 5 до 6 дюймов в час, весь корпус его ослабел приметным образом: сначала члены его были соединены между собой столь плотно, что малейший удар в носовую часть, как, например, встреча льдины или удар волны, со всею силой отзывались в кормовой каюте; ныне же подобные удары производили в нем только дрожание, подобное дрожанию стальной пружины. Движение палубы при килевой качке было также весьма приметно. Столь явное расслабление связей судна заставляло ожидать, что течь в нем с каждым днем будет усиливаться. По всем этим причинам увидел я себя в необходимости поспешать с возвращением в Архангельск до наступления осенних бурь, к перенесению которых были мы совершенно неспособны.
Исправив повреждения, как выше упомянуто, продолжали мы идти правым галсом бейдевинд, при крепком от W ветре. Не зная настоящего положения острова Вайгача, опасался я, чтобы продолжающийся ветер этот, наконец, нас к нему не прижал.
Понедельник 20-го. Уменьшавшаяся с утра глубина усугубляла мои опасения, которые, однакоже, скоро исчезли: ибо в полдень нашли мы себя по наблюдениям в широте 69®58'25'' и долготе 56®03' - от счислимого пункта на WSW в 47 милях. Хотя последние наблюдения были и 18 августа, но значительную разность эту должно почитать происшедшей с небольшим в сутки, поскольку до утра 19-го числа не видели мы никаких признаков течения. Оно стало действовать на нас, по-видимому, не прежде того, как мы миновали Савину Ковригу. Это течение объясняет жестокие сулои, встреченные нами против губы Саханинской. Достойно примечания, что это пресильное к W течение появилось при крепких из NW четверти ветрах. Мне кажется, что это можно объяснить напором вод в Карское море, как и подобное явление, о котором упомянуто выше(*26).
В этот день и следующий день лавировали мы к W, выигрывая весьма мало. На правом галсе, приближавшем нас к отмелому Большеземельскому берегу, находили мы глубину всегда уменьшающейся, на левом же увеличивающейся, невзирая на то, что расстояние до берега Новой Земли было вдвое менее чем до матерого. Несколько раз встречали большие куски дерева, без сомнения, из реки Печоры вынесенные. Животных, кроме двух или трех чаек, не видели ни одного. 21 августа вечером, пролежав более обыкновенного к N, увидели мы берег Новой Земли около Кабаньего Носа, который, однакоже, отдаление, а потом ночь, попрепятствовали нам рассмотреть обстоятельно.
Среда 22-го. Наконец, поутру ветер стих и начал меняться в нашу пользу; не прежде полудня, однакоже, позволил он нам иметь порядочный ход. День был прекрасный. Наблюдения, почти нисколько не отличавшиеся от счисления, показали в полдень широту 70®15'40'', долготу 54®38'.
Четверг 23-го. Имея причину надеяться, что юго-восточный ветер и хорошая погода некоторое время еще продолжатся, решился я идти на вид острова Колгуева. Мы надеялись увидеть его поутру 23 августа, ибо лоцман наш описывал северный его берег гористым. Он открылся нам, однакоже, только за час до полудня. Мы увидели сначала весьма низменный восточный его берег, который, простираясь от SO к NW, возвышался постепенно до высоты 15 и 20 сажен. Горы ожидали мы увидеть еще впереди, но ошиблись; Откупщиков этот-то именно берег и разумел под названием гористого, потому что объезжал его всегда на малом судне и вплоть к земле.
Северный берег острова Колгуева везде почти одинаковой вышины, совершенно отрубист к морю, весьма ровен и имеет столь единообразный вид, что мы с трудом могли выбрать несколько пунктов, довольно приметных для пеленгования. Из этого должно исключить, однакоже, северо-западную оконечность острова, за которой берег заворачивается круто к SW и которую по этой причине, идя от О, легко отличить можно. Имея в этот самый день весьма хорошие наблюдения, успели мы определить положение этого мыса довольно надежно. Широта его 69®29'30'' и долгота 48®55'.
До сумерек плыли мы вдоль берега острова Колгуева, описывая его, а тогда взяли курс к Канину Носу, который мне, в довершение возложенного на меня дела, также хотелось увидеть.
Осмотренное нами пространство Колгуева острова составляет почти все протяжение его по параллели. Мы не имели возможности обозреть южной его оконечности, определяющей протяжение его по меридиану; доступ к ней опасен и в добром состоянии находящемуся парусному судну, по причине окружающих ее мелей. Песчаные надводные мели эти, известные под названием Плоских, или Восточных кошек, окружив южную оконечность острова, простираются узкою полосой к SO на расстояние около 20 верст; в некоторых местах имеют они прорывы, сквозь которые карбасами проезжать можно; но для парусных судов, даже и самых малых, проходу нигде нет. По северную сторону этих кошек вдается губа Ременка, в которой находится единственное по всему острову ладейное становище. Плоские кошки усеяны плавником, которого в некоторых местах нагромоздились превеликие груды.
Для определения всей величины острова не имеем мы до сих пор данных, кроме показаний промышленников(*27), поскольку ни один из известных мореплавателей как российских, так и иностранных не обошел его кругом, а все проходили только по южную его сторону. Промышленники полагают, что он имеет в окружности до 300 верст; это, конечно, преувеличено, подобно как и все этого рода показания их, но вид и положение берегов острова на их картах гораздо вернее и удовлетворительнее. Осмотренная нами часть почти совершенно сходна с положением, какое дано ей на тех картах, но только в меньшем размере. Итак, продолжая описи обоих берегов до южной оконечности, определится довольно достоверно широта последней - 68®56', а окружность самого острова - приблизительно в 110 миль.
Остров Колгуев (а не Калгуев, как обыкновенно пишется и выговаривается) есть не столь безлюдное место, как многие воображают. Кроме посещающих его из Белого моря и реки Печоры звероловов и птицеловов, имеют на нем постоянное жительство несколько семей самоедов, надзирающих за стадами оленей, принадлежащих некоторым мезенским купцам. Великие стада разных пролетных птиц, между которыми первое место занимают гуси и лебеди, кладущих на этом острове яйца свои, и изобилие рыб в реках и озерах (кумжа, гольцы, омули, сиги) доставляют им достаточную пищу; благодаря множеству же выкидного по берегам леса не знают недостатка в дровах, невзирая на то, что на всем острове не растет ни одного кустарника.
Уединенный остров Колгуев служил некогда убежищем гонимым за церковные обряды раскольникам. Около 1767 года поселилось их человек до 700 обоего пола в губе Гусиной. Единоверец их, известный в то время архангелогородский купец Бармин, переправлял их туда на своих судах. Невзирая на приволье места, прожили они там не более четырех лет; в это время большая часть умерла, а весьма немногие оставшиеся возвратились в Архангельск. По рассказам Откупщикова, помнящего возвращение этих несчастных людей, не хотели они употреблять в пищу ничего мясного, а питались одною рыбой и яйцами, которых еще не имели средств сохранять в прок. Это воздержание было причиною скорой их гибели. Один из них, Батурин, живет и по сегодняшний день с матерью своей в Коротовской пустыне, на реке Лае. Ему теперь около 60 лет.
Пятница 24-го. Около полудни увидели мы северный берег Канинского полуострова, высокий, но ровный, а в пятом часу и самый Канин Нос, на меридиане которого находились ровно в 7 часов, когда долгота наша по хронометрам была 43®16'40''. Эта долгота Канина Носа разнствовала только на 1'40" от средней долготы по определениям прежних годов.
Мы не могли не радоваться, что, после случившегося с нами несчастья у Новой Земли и невзирая на плохое состояние брига, заставлявшее нас спешить в Архангельск, удалось нам еще выполнить два пункта предписаний начальства. Однакоже успехи эти, особенно же последний, стоили нам весьма дорого. Большой ход, который нам надлежало иметь, чтобы придти засветло на меридиан Канина Носа, был весьма тягостен как для брига, так еще более для его руля. Состояние последнего заботило меня гораздо более, чем состояние первого, хотя мы и должны были почти беспрестанно выкачивать из него воду; и я тогда только некоторым образом успокоился, когда мы, обогнув Канин Нос, привели под зарифленными марселями к ветру.
Вечер предвещал беспокойную ночь: все небо покрылось густыми тучами, которым заходящее солнце придало цвет ярко-багровый; барометр упал весьма скорыми степенями до 28,85 дюйма. И действительно, настала в полночь буря от юга с жестоким волнением.
Суббота 25-го. Бриг наш, по обыкновению, держался очень хорошо; но в половине третьего одна роковая волна ударила в слабо державшийся руль наш, и мы остались игралищем волн в полном смысле этого слова. Невзирая на то, что оставлены были одни только задние паруса, судно беспрестанно падало под ветер, претерпевало сильную неправильную качку и жестокие толчки то в корму, то в борта. Один вал излился совершенно на бриг, едва не унес всего, что находилось на палубе, и сильно ушиб матроса, работавшего на русленях. Не имея средств этому пособить, должны мы были по необходимости оставаться в таком неприятном и опасном положении, до тех пор, пока сумеем исправить руль, или чем-нибудь его заменить.
Уже и первые шаги к этому важному и необходимому делу были весьма затруднительны. Подъем на судно столь огромной вещи при жестоком волнении сопряжен был с немалою опасностью. Сумев, наконец, положить руль на палубу, не нашли мы при нем ни одного крюка; этого и ожидали, но притом увидели, к крайнему изумлению, что главнейшей причиной потери их был весьма дурной металл, из которого они были сделаны. Изломы покрыты были такими раковинами, что в некоторые мог даже помещаться палец. Мы едва могли верить глазам своим. Если бы художники, занимающиеся приготовлением столь важных для корабля вещей, помышляли иногда, что от совершенства работы их будет зависеть участь нескольких десятков, или сот сограждан их, сохранение для государства знатных сумм и даже некоторым образом слава отечества, то, конечно, избегали бы того нерадения, которое в делах их иногда примечается и которое, по справедливости, должно быть поставлено наряду с величайшими преступлениями.
Благодаря судьбу за то, что имеем еще руль, хотя и крайне поврежденный, приступили мы немедленно к исправлению его. Из всех способов, которые на этот случай можно было придумать, наилучшим казался мне способ английского капитана Багнольда, объясненный в небольшом, но преполезном и общей мореходцев благодарности заслуживающем сочинении о рулях, почетного члена Государственного Адмиралтейского Департамента Глотова(*28). Наше положение было, однако, затруднительнее положения английского капитана, потому что мы не имели запасного мачтового езельгофта и что потеряли все крючья, между тем как у его еще руля верхний оставался целым. Первый скоро придумали мы заменить двумя блоками, на которых стоял катер; их сшили вместе болтами, сковали и прорубили, как следовало; для подвески же руля не видел я другого средства, как вбить под нижним крюком обух, который бы накладывался на штир, вставленный в верхнюю петлю; но рулевой матрос Филарет Абросимов попал на более счастливую мысль, - сделать настоящие крючья из бутового железа. Кузнец наш объявил это возможным, если будет поставлена кузница. Вмиг все было устроено, как должно, и жилая палуба наша уподобилась мастерской Вулкановой. Мы сковали два верхних крюка из железа в 11/3 дюйма толщиною; третьего не делали, чтобы не потерять времени, которое нам более всего было дорого. Верхний крюк пропущен был сквозь руль и сзади закреплен; второй только зарублен ершом, потому что болт, внутри руля повстречавшийся, не позволил провертеть дыры насквозь; оба были вбиты под самыми остатками прежних крючьев, отчего руль висел несколько выше прежнего. Впрочем, был он оснащен и повешен совершенно так, как изъяснено в вышеупомянутом сочинении. К шести часам вечера все было готово. Таким успехом обязаны мы необыкновенному усердию и прилежанию людей, которые даже и тогда, как им для обеда дан был на полчаса отдых, выпив только по чарке вина и взяв по сухарю, возвратились добровольно к своим работам, и не прежде кто-либо из них думал успокоиться, как тогда, когда все уже было кончено и приведено в порядок. Они были к тому поощряемы примером офицеров, которым я почитаю приятнейшей обязанностью отдать при этом случае всю должную похвалу. Распорядительность, внимание и неутомимость их, а особенно лейтенанта Лаврова, под непосредственным надзором которого производилась вся работа, сообщили ей вместе с поспешностью такое спокойствие и порядок, какие можно только сидеть в благоустроенных адмиралтействах,- а не на судне, исправляющемся в море после бедствия.
Воскресенье 26-го. Но все наши старания были бы тщетны без благости провидения, нам сопутствовавшего. Поднявшаяся ночью буря к утру стихла; погода сделалась теплая и ясная, такая, словом, какой лучше не могли бы мы желать для трудной нашей работы. Но едва мы с нею управились, как задул северо-восточный ветер, который, перейдя поутру к NW, сделался крепким, с жестокими шквалами, дождем и слякотью. Мы имели теперь средство пользоваться этими ветрами и быстро плыли к своей цели. Сначала бриг весьма худо управлялся, от того, что руль висел выше надлежащего и что, как после оказалось, к корме не было у него вовсе киля. Он ежеминутно бросался к ветру так, что почти беспрестанно должно было держать руль на борте. Перенеся, однакоже, около 200 пудов груза с носа на корму, недостаток этот мы почти уничтожили. Около полудни увидели Терский берег, а в 5 часов находились от Городецкого мыса на О в 6 милях.
Понедельник 27-го. В следующий день миновали Орловскую башню, успев весьма точными наблюдениями определить долготу этой и реку Паной.
Трудные работы прошедших дней имели вредное влияние на здоровье экипажа; утомление и простуды увеличили, хотя и не надолго, число больных до 7 человек, чего ни в одно из прежних путешествий ни разу не случалось.
Четверг 30-го. Пятница 31-го. Плавание наше от тихих и переменных ветров было довольно медленно. К вечеру только 29 августа достигли мы до Зимних гор; наконец, 30 августа поутру задул свежий ветер от NO, с помощью которого успели мы в тот же день еще засветло войти в реку Двину и остановились на якоре, не доходя Лебединого острова, а на другой день поутру прибыли благополучно к Архангельскому порту.
Судно предписано было немедленно разоружить, выгрузить и той же осенью килевать для осмотра его повреждений. Руль со всем, к нему принадлежащим, оказался точно в том же состоянии, как был навешен, и мог бы, по-видимому, прослужить в таком виде еще и долго. Очистив трюм, нашли по кильсону101 на разных местах болты, высунувшиеся вверх на ладонь и более.
Сентябрь. Пятница 14-го. 14 сентября ввели бриг в речку Соломбалку, а 20-го, наконец, повалили. Оказались в нем страшные повреждения: греп102 раздроблен был в лучинки, которые загнулись вниз и назад, наподобие веера, все железные скрепления в этом месте были исковерканы, а медные изломаны в несколько кусков. В корме киля не было вовсе, а нижняя часть старнпоста103 была снаружи; во многих местах, как в носу, так и в корме, шпангоуты были видны, так что спасением нашим обязаны мы единственно сплошному набору брига, ибо никакие помпы не могли бы преодолеть течи, если б обнаружились спации104 незаделанные. Ужас объял меня, когда я увидел, в каком мы находились положении! Одно всемогущее провидение могло спасти нас. Еще два-три подобных удара кормою - тронулись бы транцы105, и соотчичи наши, вероятно, и до этой минуты не знали бы, где и какая постигла нас участь! По весьма странному случаю нижний рулевой крюк найден висящим в петле; вероятно, отломился он во второй раз, ибо неестественно, чтобы он мог удержаться тогда, когда вышибло руль из петель.
У города Архангельска пробыл я до наступления зимы, занимаясь приведением в порядок журналов и составлением карт, а тогда со всеми этими документами отправился в С.-Петербург.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ЧЕТВЕРТОЕ ПЛАВАНИЕ БРИГА "НОВАЯ ЗЕМЛЯ"

1824 г.
   
Назначение трех экспедиций на север. - Отплытие из Архангельска брига "Новая Земля". - Плавание в Белом море. - Плавание на север и встреча льдов. - Стоячие льды у южного берега Новой Земли. - Буря их рассеивает. - Встреча льдов в Карских воротах. - Отплытие от берегов Новой Земли. - Крейсерство у острова Колгуева. - Обратное плавание в Архангельск.
   
В первые три экспедиции совершено было, по-видимому, все то, что возможно совершить у берегов Новой Земли на мореходном судне, снаряженном не для зимовки: западные и южные берега, равно как и пролив Маточкин, были описаны; двухлетние попытки проникнуть к северному берегу были неуспешны по причине сплошных льдов в той стороне; осмотреть восточный берег с мореходного судна было мало надежды по той же причине, так как, по всем известиям, льды почти никогда того берега не оставляют. Но ни известия эти, с одной стороны, ни двухлетний опыт - с другой, не могли еще служить доказательством невозможности хотя бы временного освобождения берегов этих ото льда, тем более, что мы, находясь в прошедшем году в Карских воротах, не видели никаких признаков близости его. Поэтому правительство решило сделать еще один опыт для довершения начатого обозрения той страны. Экспедиция эта, по воле государя императора, была опять возложена на меня.
В то же время решено было отправить штурмана 12-го класса Иванова на реку Печору, как для окончания описи этой реки, начатой им в 1821 и 1822 годах, так и для обозрения берега, к востоку от нее простирающегося; и снарядить у города Архангельска бриг, под начальством лейтенанта Демидова, для производства промера Белого моря. Распоряжение этими двумя экспедициями было поручено мне же.
От Государственного Адмиралтейского Департамента было мне дано в руководство следующее предписание:
"По случаю отправления в четвертый раз под начальством вашим экспедиции в Северный Ледовитый океан, подчинения вам же штурмана 12-го класса Иванова с помощниками, отряжаемых для описи реки Печоры, и особенного штурмана, который назначается на транспортном судне для довершения промера глубин Белого моря, Государственный Адмиралтейский Департамент, с согласия господина начальника Морского штаба его императорского величества, предписывает вам, к исполнению, следующее:
1. Еще попытаться, буде обстоятельства дозволят, обойти мыс Нассавский и определить местоположение берегов, простирающихся к NO от сего мыса до самой северо-восточной оконечности Новой Земли, и когда льды исполнить то не воспрепятствуют, стараться пройти вдоль восточного берега Новой Земли, до Маточкина и даже Вайгачского пролива. Но ежели, по примеру прежних годов, льды не дозволят обойти северный край Новой Земли, то обратиться к югу. Для описи восточного берега представляются два способа: 1) на гребных судах или байдарах отправиться с Маточкина Шара в то время, когда сильными западными ветрами отнесет лед от берега; 2) пройти Вайгачский пролив и начать сию опись с южной стороны; но как от сего последнего способа можно ожидать более удобства: ибо Карское море бывает иногда ото льдов чисто, например, случилось в 1734 году при плавании лейтенантов Муравьева и Павлова, в 1823 году при плавании вашем, то на первый случай Департамент полагает начать с сего способа; а буде того не удастся, тогда употребить первый в следующем году. При таковом удобстве, от невстречи льдов в Карском море, стараться не только описать восточную сторону Новой Земли, но и также южные и восточные берега моря, с островом Белым, до Обской губы.
2. Желательно было бы, если бы вы сделали покушение к северу, на середине между Шпицбергеном и Новою Землею, для изведания до какой степени широты возможно в сем месте проникнуть.
3. Снабдить штурмана Иванова подробным наставлением касательно его занятий, которые состоять должны в довершении описи и промера глубин устья реки Печоры, потом в описи берега, простирающегося к О от оной, с прилегающими к нему островами. Впрочем, имеете вы право, по усмотрению вашему, употребить Иванова в помощь себе собственно, при описывании восточного берега Новой Земли.
4. Дать нужные наставления штурману, который посылается для промера глубин Белого моря, полагая производить промер по той части, где не означена глубина на карте, а также стараться определить положение длинных банок, находящихся против мысов Толстого и Городецкого.
5. Обе сии экспедиции должны состоять в полной зависимости вашей. Снаряжение оных имеет быть производимо через вас. По окончании же оных приведение в порядок журналов и карт должно совершиться под вашим надзором; и все сии документы чрез вас представятся в Департамент, равно как и те, кои будут относиться до возлагаемого собственно на вас поручения.
6. Найденная вами, в неоднократные плавания ваши к Новой Земле, разность в долготе мыса Канденоиса 1®11'24'' противу определения астронома Абросимова, заставляет думать, что подобная разность находится и в определении всего берега Канинской земли. За всем тем следует определить долготы, сколько можно более, пунктов на сем берегу, наипаче остров Моржовец, мысы Воронов и Канушин, по известной долготе Орлова мыса, дабы вернее означить ширину входа в Белое море.
7. Буде ветры и обстоятельства дозволят, то определить разность долготы между Канденоисом и Микулькнным Носом, дабы означить пространство северной части Канинской земли, лежащей между сим мысом и Канденоисом; равно определить южную оконечность острова Колгуева и противолежащий берег, дабы удостовериться в удобности плавания в сем проливе".
Март. Суббота 15-го. Я отправился из Санкт-Петербурга 15 марта, по довольно хорошему еще санному пути, и потому надеялся доехать до места скоро и без приключений, но вместо того половиною этой дороги едва не кончил путешествия и вместе с тем земного своего странствования.
Среда 19-го. В ночь с 19-го на 20-е марта застигла нас на Чернослободском волоку, т.е. между станциями Бурковской и Чернослободской, страшная вьюга. Дорогу, которая идет тут с горы на гору, и между крупными оврагами, замело совершенно. На спуске одной горы лошади, запряженные гусем, взяли в сторону, кибитка наша полетела в пропасть вверх копыльями и зарылась в снегу. Брат мой, лейтенант Литке, матрос, нас сопровождавший, извозчик и я - все четверо очутились внезапно под повозкой, не будучи в состоянии пошевелиться. Остался на свободе один 8- или 9-летний вершник (форейтер), который, не в силах будучи нам помочь, бегал вокруг нас с воем. Положение наше было самое беспомощное: казалось, что только случайные проезжие могут нас спасти от гибели, но кого можно было надеяться встретить в такой глуши, ночью, в мятель? Мне было чрезвычайно трудно: пребольшой чемодан лежал у меня на затылке, прижимая лицо мое к руке; для дыхания оставалось мне воздуха не более кубического фута и я скоро почувствовал, что задыхаюсь. Между тем бегавший вокруг повозки мальчик, с отчаяния стал рвать на ней циновки; извозчик, увидя в той стороне свет, всеми силами стал туда пробиваться и, наконец, выкарабкался. Начав шарить в кибитке, поймал он ноги моего брата и кое-как его вытащил. Оба они могли уже без труда поставить повозку прямо. Выйдя на воздух, чувствовал я жесточайшую головную боль и ужасную горечь во рту, которые, однакоже, скоро прошли. Мы очень встревожились, не видя нашего Павла, и, наконец, нашли его в снегу, лежащего без чувств; освободив одежды, стали мы его тереть перед огнем, который нарочно развели, но все тщетно; он не показывал ни малейших признаков жизни. Ужасно было лишиться человека таким образом, но мы не могли подать ему никакой помощи; повозка наша лежала в пропасти, а до ближайшего жилья было не менее 12 верст. Тотчас послали туда за помощью; но прошло несколько часов, а не было ни посланного нашего, ни помощи. Наконец, мы кое-как сами, хотя и с чрезвычайным трудом, втащили повозку на дорогу и положа в нее несчастного сопутника нашего, поплелись на измученных лошадях шагом вперед. Под самой уже Чернослободскою станцией попались нам мужики, ехавшие к нам на помощь и опоздавшие только от того, что не было в деревне сотского, без которого они но смели к нам ехать. Это промедление стоило жизни нашему матросу; скорейшее пособие, может статься, еще спасло бы его; но теперь все старания лекаря, которого мы тут нашли при шедшей в Архангельск партии матросов, были тщетны. Никаких признаков ушибов на теле не было, и потому нет сомнения, что бедный Крупеников задохся в снегу.
Но этим неприятности для меня еще не кончились: на общем совете приходского священника и крестьян положено было задержать меня до тех пор, пока приедет из Вытегры исправник и произведет над телом законное следствие. Ни увещания мои, ни угрозы, что буду жаловаться генерал-губернатору, не могли их поколебать. К счастью моему, приехал в деревню сельский заседатель, который, разреша им дать нам лошадей, вывел меня из ужасного положения потерять несколько суток тогда, когда я имел крайнюю надобность поспешать всевозможно. Мы в тот же день продолжали наш путь и 25 марта прибыли без дальнейших приключений в Архангельск.
Среда 2-го. Первым попечением моим было устроить дела Печорского отряда так, чтобы Иванов, по прибытии из Санкт-Петербурга, мог немедленно отправиться в путь, поскольку ему надлежало поспеть в Пустозерск прежде, нежели растают тундры, по которым тогда никакого проезда не бывает. Прибыв после нас дня через четыре, отправился Иванов в дальнейший путь 2 апреля. Тогда приступил я к приготовлению как нашего судна, так и брига "Кетти", назначенного для Беломорской экспедиции, начальник которой прибыл в Архангельск не прежде исхода мая.
Суббота 14-го. В начале июня оба судна вытянулись на рейд, а 14-го того же месяца были совершенно готовы к отплытию. Наше снабжение было точно такое же, как прежде. Офицеры брига "Новая Земля" были все те же, которые служили на нем в 1823 году; число служителей то же.
Вторник 17-го. Северо-западный ветер, который у города Архангельска продолжался с весьма немногими изменениями почти 8 месяцев сряду, продержал нас на месте еще несколько дней. 17-го числа стал он отходить через N к NO. Вечером того дня бриг "Кетти" попытался сняться с якоря, но, отойдя с версту, должен был опять остановиться.
Среда 18-го. На следующее утро снялись мы оба с тихим восточно-северо-восточным ветром; но у Мудьюжского острова опять встретили северо-западный ветер и принуждены были положить якорь. В 5 часов пополудни перешел ветер к О и в 8 часов под парусами мы перешли через бар. Бриг "Кетти", ходивший хуже брига "Новая Земля", от него отстал и скоро скрылся из вида.
Мы держали курс к Зимним горам, где мне хотелось сделать наблюдения для определения долготы; но после десятидневной беспрерывной ясной погоды теперь, как нарочно, сделалась пасмурная. Когда мы миновали Зимние горы, то тихий восточный ветер обратился, как обыкновенно, в рифмарсельский от NO и окутал нас мокрым туманом.
Пятница 20-го. Принужденные лавировать, форсировали мы парусами, невзирая на сильную неправильную качку; и от этого 20-го числа вечером потеряли грот-марса-рей, переломившийся по- самой середине. Такою лавировкой трудно было что-нибудь выиграть, и потому, чтобы не утруждать без пользы людей, решился я спуститься за Зимние горы, где мы, сверх того, удобнее могли исправить наше повреждение. В 10 часов вечера положили якорь на SW 16® в двух милях от Керецкого мыса, на глубине 91/2 сажен, грунт - вязкий ил, покрытый песком и камешками. Мы застали здесь семь ладей, выжидавших на якоре перемены ветра.
Суббота 21-го. На другой день стояла прекрасная погода. Мы воспользовались ею для определения долготы Зимних гор, западнейшая оконечность которых лежала от нас на NW 3®; положение для наших целей самое выгодное. Троекратные наблюдения по обе стороны меридиана, выводы которых почти нисколько не различались между собою, показали долготу оконечности от Архангельска 0®43'45'' W. В продолжение дня прошло мимо нас к городу Архангельску несколько судов. Пять судов видны были в море под зарифленными марселями, - доказательство, что там продолжался прежний ветер; мы же имели ветер умеренный; только изредка находили из ущелин жестокие порывы.
Якорное место по юго-западную сторону Зимних гор, при ветрах между NO и SO, весьма покойно и безопасно. Какой бы сильный ветер ни дул в море, здесь, под защитой высокого берега, жестокость его не приметна. Должно ложиться около мыса Керецкого, и не более одной или двух миль от берега. Тут глубина 8 и 10 сажен и грунт большею частью ил. Далее к N глубина более и грунт не так чист.
Воскресенье 22-го. 22-го числа поутру снялись мы с якоря и пошли к N, с тихим восточным ветром. Против Каменного ручья встретили северный ветер, а несколько далее опять северо-восточный, дувший с прежней силой. Такое по-видимому странное упорство северо-восточного ветра объяснить нетрудно. Белое море имеет вид подобный двум комнатам, соединенным узким коридором, и так как в таком коридоре по понятным причинам бывает сквозной ветер, то точно то же должно быть и в канале, соединяющем две части Белого моря. В этом канале, который по справедливости можно бы назвать Беломорским коридором, не бывает почти иных ветров, кроме северо-восточного и юго-западного. Какой бы ветер ни дул в океане, у Святого Носа берет он обыкновенно направление между NNW и NNO, а у реки Паноя переходит к ONO и NO, если не пересилит его ветер, дующий из Двинской губы; в последнем случае от Зимних гор до Паноя дуют ветры от SW или WSW. Корабли на этом пространстве находят обыкновенно или чистый фордевинд или совершенно противный ветер.
Четверо суток продолжался жестокий северо-восточный ветер, походивший иногда весьма сильно на шторм. Мы почти ничего не выигрывали лавировкой из-за сильного, неправильного волнения и течения к SW. Положение брига "Кетти" при этих обстоятельствах нас очень заботило. Судя по его качествам, можно было наверное сказать, что его утащило в западнейшую часть моря.
Четверг 26-го. 26-го числа сделалось немного потише. Вечером, подойдя к северному берегу, пеленговали мы деревню Чапому на NW 30® в 9 милях и в то же время имели весьма хорошие наблюдения для часового угла, по которым долгота деревни вышла 1®38'30'' W от Архангельска. Пункт этот замечателен тем, что от него берег заворачивается к Кандалакшской губе.
Пятница 27-го. Суббота 28-го. К утру ветер опять усилился, но после сделался потише. 28-го ветер умеренный, лавировали несколько выгоднее. Поутру находились против Пулонгской башни и нашли по точным наблюдениям долготу ее от Архангельска 0®33'33'' W. По этим наблюдениям выходит разность долготы (1®5') между Пулонгской башней и деревней Чапома, только на одну минуту различающаяся от определяемой частными описными картами Белого моря. В течение последней недели находили мы всегда без малейшего исключения под северным берегом чистый горизонт и ясное небо, а под южным пасмурность и туман. Противоположность эта в последние два или три дня была чрезвычайно разительна. Туман в южной половине моря образовывал довольно резко окраенную полосу, имевшую совершенно иной климат. Приближаясь к этой полосе, находили мы ветер крепче, волнение больше; термометр опускался и даже барометр падал на несколько сотых; по удалении же к N все приходило опять в прежнее состояние. Средняя высота барометра во все это время была 29,8 дюйма, термометра - менялась от +3® до +1®.
Воскресенье 29-го. Понедельник 30-го. В полдень 29-го числа подошли мы к острову Сосновцу, который могли узнать единственно по стоящей на нем башне, отличить же его от берега не было никакой возможности. К вечеру держались ближе к южному берегу, а утром 30-го были у Воронова мыса. Время было ясное, но горизонт покрыт был густыми парами, из-за которых происходили самые странные рефракции; наблюдений делать было невозможно. К полудню, когда мы находились на параллели северной оконечности острова Моржовца, горизонт несколько очистился; однакоже я счел лучшим наблюдать полуденную высоту солнца с гребного судна. Это весьма хорошее средство, когда горизонт пересечен туманом или берегом; поскольку с больших возвышений малая погрешность в исчислении расстояния до видимого горизонта, причиняет большую в его угле наклонения. Широта острова Моржовца, выведенная по этому наблюдению, соответствовала совершенно показанной на Меркаторской карте Белого моря.
После полудня возвратились мы к мысу Воронову и в 3 часа, находясь на параллели его, могли, наконец, сделать надежные наблюдения для определения его долготы, которая вышла 1®58' О от Архангельска. Хотя положение наше от этого мыса и не весьма благоприятствовало определению погоды, но давало ту выгоду, что широта места была известна с точностью. В расстоянии же до мыса могло быть сомнение не более как на полмили; почему и принятая разность долготы не могла приметно различествовать от истинной. Наблюдения, в разные времена и двумя разными наблюдателями деланные, дали совершенно одинаковые выводы.
В Инструкции Государственного Адмиралтейского Департамента упомянуто было между прочими пунктами, которых долготу определить надлежало, и об острове Моржовце; но мне показалось излишним здесь останавливаться, потому что этот остров, находясь почти на меридиане мыса Воронова и в виду его, привязан к нему пеленгами и, следственно, в долготе его нельзя было предполагать какой-нибудь значительной погрешности. Поэтому я решил идти теперь к Конушину Носу ближайшим путем, т. е. между островом Моржовцом и Северными кошками; однакоже скоро должен был избрать другой путь, убедившись, что лавировать между банками при сильных, переменных и неизвестных течениях сколь опасно, столько же и невыгодно, ибо ни одной минуты нельзя быть уверенным в своем месте. В 8 часов вечера, когда мы считали ребя от северной оконечности Моржовца на SW в 10 милях, открылся он нам вдруг сквозь пасмурность на SO в 15 милях. Увидев себя близ банок, найденных в прошлом году капитаном Домогацким, повернули мы к S, предполагая этим курсом от них удалиться, но вместо того были только увлекаемы к О. Это побудило меня спуститься к Терскому берегу с тем, чтобы, поднявшись к N, пройти к Канинскому севернее всех банок; если же будет продолжаться восточный ветер, то идти, во-первых, в Иоканские острова для проверки хронометров. Это было необходимо потому, что с самого дня отплытия нашего из Архангельска появилась между ними довольно значительная разность.
Июль. Вторник 1-го. Поутру 1 июля находились мы против Орловой башни. Погода была ясная, но горизонт так был искажен рефракцией, что наблюдения наши никуда не годились. Мы испытали тут достопримечательную местность ветра. Во втором часу пополудни, находясь милях в 12-ти от берега, мы заштилели. В то же время в весьма недалеком от нас расстоянии к востоку продолжал дуть ровный восточный ветер; это можно было видеть по весьма темным рябинам на воде. Пользуясь этим ветром, пять купеческих судов, которые были далеко позади, нас обогнали, и одно прошло не более как в одной версте от Новой Земли. Иногда получали и мы на несколько минут этот ветер, но он всегда опять утихал, или обращался в маловетрие от W или N. Между тем как мы прилагали все усилия, чтобы войти в эту полосу ветра, к большой досаде нашей показалась на горизонте ладья, которая нас очень скоро настигла и обогнала, пройдя в ветре не более, как в одном кабельтове; мы же под всеми парусами едва двигались по 21/2 узла. Часов пять оставались мы в таком неприятном положении, но, наконец, достиг ветер и до нас. Какая бы могла быть причина столь странного явления? Я не думаю, чтобы берег, находившийся под ветром в 12 милях.
Среда 2-го. В четвертом часу утра обогнули мы Святой Нос, а в 7 часов положили якорь на прежнем своем месте за Иоканскими островами. Не упуская ясного времени, съехал я в тот же час на берег в Обсерваторную бухту и начал наблюдения для проверки хронометров. Дело это, за которым единственно сюда приходили, было кончено 5 июля. Оба хронометра оказались переменившими несколько свой ход. Долгота Обсерваторной бухты, выведенная по новому ходу хронометров, отличалась от определенной в прошлом году только на 6,5" во времени.
В пребывание наше на Иоканском рейде не встретилось ничего достопримечательного, кроме нашедшего вечером 4 июля от NW жестокого шквала с сильной грозой, проливным дождем и градом, столь крупным, какого мне дотоле еще видеть не удавалось: некоторые градины были величиною с порядочный каленый орех. Барометр, в продолжение двух суток поднимавшийся, упал перед этим шквалом на 0,02 дюйма, а потом продолжал подниматься; симпиезометр106 упал на 0,07 дюйма.

ПРИМЕЧАНИЯ
   
(*1) Бумаги дошли исправно по своему назначению.
(*2) См. гл. 1-ю, стр. 64.
(*3) См. гл. 1-ю, стр. 66 и гл. 3-ю, стр. 182.
(*4) См. гл. 1-ю, стр. 59.
(*5) Покойный академик Шуберт, оставивший трудами своими бессмертную по себе память, оказал, между прочим, великую услугу мореплавателям изобретением способа определять широту по расстояниям. Способ этот сколь простой, столь же и точный, наиболее полезным окажется в малых широтах, где известный Дувесов способ часто бывает слишком недостоверен. Нельзя не подивиться, как это простое средство, столь сходное со способами определять широту по двум высотам солнца и по высотам двух звезд, так долго не приходило никому в мысль, особенно в Англии, где столь много трудятся над усовершенствованием всех отраслей мореходной науки.
(*6) Эти и прочие названия узнали мы от самоедов, с которыми встретились на другой день.
(*7) Письма эти достигли исправно своего назначения, но, как мы и надеялись, гораздо позже нас самих.
(*8) См. выше, стр. 254.
(*9) См. гл. 1-ю, стр. 63.