Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Декабристы » ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ДЕЯТЕЛИ РОССИИ XIX века » В. Колесникова "Николай I. Лики масок государя"


В. Колесникова "Николай I. Лики масок государя"

Сообщений 11 страница 16 из 16

11

Гигантский карлик, или «звезда» европейской величины

Г. Чулков в упоминавшемся исследовании писал: «Император Николай был по-своему прав: самодержавие так уж самодержавие — не было надобности маскировать его какими-то законосовещательными церемониями, ибо все учреждения все равно стояли на уровне той самой „передней“, где учился царствовать Николай. Панегиристов царствования Николая было мало, больше было страстных хулителей, но незадолго до нашей большой революции были попытки справедливо и объективно выяснить ход законодательных работ эпохи и реальные последствия деятельности правительства грозного императора. Эти почтенные попытки не дали никаких результатов. Картина получается самая плачевная. В сущности, за тридцать лет царствования не было сделано ни одного значительного государственного дела, если не считать кодификации свода законов, исполнение коих, однако, ничем не было гарантировано».
Прежде чем опровергать или соглашаться с мнением Г. Чулкова, представляется целесообразным вспомнить деяния монарха Николая I, вне зависимости от первостепенности и важности, с самого начала царствования.

Год 1825.
В ночь с 12 на 13 декабря на заседании Государственного совета Николай Павлович зачитал Манифест о своем восшествии на престол.
14 декабря — подавление выступления декабристов на Сенатской площади в Петербурге.
29 декабря — восстание Черниговского полка в Киевской губернии (подавлено 3 января 1826 г.).

Год 1826.
1 января — манифест о различных амнистиях по служебным взысканиям.
17 марта — манифест о преобразовании управления Финляндией.
4 апреля — образование II Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, которое долженствовало ведать кодификацией законов.
30 апреля — увольнение графа Аракчеева от управления военными поселениями (до этого 20 декабря 1825 года он был уволен от занятий делами Собственной Е. И. В. канцелярии и от заведования канцелярией Кабинета министров).
14 мая — создание Комитета устройства учебных заведений.
1 июня — манифест об учреждении Верховного уголовного суда над декабристами.
10 июня — издание нового Цензурного устава.
3 июля — преобразование Особой канцелярии министерства внутренних дел в III Отделение Е. И. В. канцелярии (Вместе с другими четырьмя отделениями Е. И. В. канцелярии это расширило функции всей канцелярии и позволило контролировать все основные отрасли управления и по сути подменяло высшие государственные органы).
13 июля — казнь пятерых декабристов на кронверке Петропавловской крепости и совершение приговора над остальными 121декабристами.
22 августа — коронация Николая I в Успенском соборе Кремля.
31 августа — учреждение министерства Императорского двора.
6 декабря — учреждение Секретного комитета для пересмотра государственного устройства и управления (его называли комитетом 6 декабря).

Год 1827.
28 марта — указ об увольнении А. П. Ермолова с должности командира Кавказского корпуса (его заменили И. Ф. Паскевичем).
май — начало весенне-летней кампании в Закавказье (вступление русских войск в Эриванское ханство, а затем — в июне — занятие русскими войсками Эчмиадзина и взятие крепости Нахичевань).
24 августа — «Предварительное образование морского министерства».
26 августа — новый рекрутский устав.
31 августа — запрещение принимать крепостных крестьян в высшие учебные заведения.
8 октября — Наваринское сражение: разгром объединенными русско-англо-французским флотом турецко-египетской эскадры.

Год 1828.
10 февраля — заключение Туркманчайского мирного договора между Россией и Персией. Окончание русско-персидской войны 1826–1828 гг. Присоединение к России Эриванского и Нахичеванского ханств, части побережья Каспия, России обещано покровительство в торговле в Персии.
14 апреля — манифест о начале войны с Турцией.
Конец апреля (по 2 октября) — пребывание Николая I на театре военных действий.
28 ноября — открытие технологического института.
8 декабря — утверждение нового устава для низших и средних учебных заведений.
В течение этого года:
— было образовано Азовское казачье войско из бывших запорожцев, принявших русское подданство;
— к России присоединена Карачаевская область;
— создан мануфактурный совет;
— принят второй цензурный устав;
— учреждено Главное управление цензуры при министерстве народного просвещения.

Год 1829.
12 мая — коронование Николая I в Варшаве.
2 сентября — заключение Адрианопольского мирного договора — окончание Русско-турецкой войны 1828–1829 гг. Переход к России дельты Дуная и Черноморского побережья Кавказа.
В течение этого года:
— создание Коммерческого совета;
— создание специального Комитета для обсуждения вопроса о запрещении продажи крестьян без земли;
— первая выставка мануфактурной промышленности в С.-Петербурге;
— восстановление Санкт-Петербургского Главного педагогического института.

Год 1830.
22 января — провозглашение Греции независимым государством.
3–7 июня — подавление восстания солдат, матросов и городского населения в Севастополе.
17 ноября — начало восстания в Варшаве.
5 декабря — воззвание Николая I к польской армии и народу.
12 декабря — манифест с предложением полякам сдать оружие.

Год 1831.
13 января — решение польского сейма о детронизации Николая I и его наследников.
18 января — начало перехода польской границы русской армией.
Март — начало восстания в Литве.
28 июня — новый рекрутский устав.
6 октября — парад и молебствование на Марсовом поле в честь окончания русско-польской войны (1830–1831 гг.).Манифест о прекращении «возженной изменой войны».
В этом году:
— Морской штаб был преобразован в Главный морской штаб;
— в Москве состоялась вторая выставка мануфактурной промышленности;
— в Петербурге открыт Румянцевский музей.

Год 1832.
14 февраля — издание «Органического статута Королевства Польского», который заменил конституционную хартию.
10 апреля — манифест о новом сословии личного и потомственного почетного гражданства.
1 мая — указ о закрытии Виленского университета.
6 декабря — договор о торговле и мореплавании между Россией и США с предоставлением взаимного режима наибольшего благоприятствования.
В течение года:
— первое издание Свода законов Российской империи;
— упразднение Коллегии иностранных дел;
— открытие Военной академии.

Год 1833.
24 марта — закон о правилах устройства и содержания дорог.
2 мая — Указ о запрещении продажи людей с публичного торга и продажи семей враздробь.
26 июня — Ункяр-Искелесский союзный договор с Турцией на восемь лет.
6–7 сентября — первая и вторая русско-австрийская Мюнхенгрецкая конвенция.
3 октября — Берлинская конвенция между Россией, Пруссией и Австрией — восстановление Священного союза.
25 декабря — принятие Государственного гимна (слова В. А. Жуковского, музыка А. Ф. Львова).

Год 1834.
17 января — заключение новой конвенции с Турцией.
21 июня — арест в Москве участников кружка А. И. Герцена.
15 июля — открытие в Киеве университета Святого Владимира.
30 августа — освящение Александровской колонны с надписью: «Александру Первому, благодарная Россия».
В течение года:
— создание корпуса горных инженеров;
— начало издания «Земледельческой газеты»;

Годы 1834–1835.
— Возмущение государственных крестьян и башкир в Приуральском крае;
— учреждение Археографической комиссии;
— построение первой в мире паровой железной дороги на Нижне-Тагильском заводе на Урале;
— ограничение срока пребывания дворян за границей.

Год 1835.
1 января — введение в действие 1-го издания Свода законов Российской империи.
24 мая — начало фабричного законодательства в России — издание «Положения об отношениях между хозяевами фабрик и заводов и рабочими».
21 июня — закладка Пулковской обсерватории.
25 июня — утверждение «Положения об учебных округах».
26 июля — утверждение «Общего устава императорских российских университетов».
июль — восстание в Башкирии.
В этом году:
— создан Секретный комитет, который разрабатывал реформу государственной деревни.

Год 1836.
8 января — утверждение нового Устава и штата Императорской Академии наук.
29 апреля — учреждение V Отделения Собственной Е. И. В. канцелярии (с 1838 года — министерство государственных имуществ).
19 мая — создание Военного министерства.
В этом году:
— учреждение сиротского дома в Керчи;
— утверждение закона об акционерных обществах.

Год 1837.
30 октября — открытие Царскосельской железной дороги.
27 декабря — образование министерства государственных имуществ, глава — П. Д. Киселев.

Годы 1837–1847.
— Антиколониальное движение казахов;
— создание сиротских институтов в Астрахани, Белостоке и Варшаве.

Год 1838.
30 апреля — утверждение Полицейского и Судебного сельских уставов.
22 мая — открытие железной дороги до Павловска.
В этом году:
— учреждение сиротского приюта в Киеве;
— открытие губернских совещательных комитетов о раскольниках.

Год 1839.
12 февраля — в Полоцке подписан соборный акт о воссоединении униатской и православной церквей.
15 февраля — казнь польского революционера С. Конарского.
1 июля — начало финансовой реформы Е. Ф. Канкрина. Манифест об устройстве денежной системы. Постепенный — с 1839 по 1843 г. — переход к серебряному рублю, как основной расчетной единицы. Указ Сенату об учреждении депозитной кассы.
7 августа — открытие Пулковской обсерватории.
10 ноября — учреждение Секретного комитета 1839–1841 гг. по крестьянскому вопросу.
В этом году:
— начало постройки Варшавско-Венской железной дороги в Царстве Польском;
— создание ветеринарной школы в Харькове;
— образование Императорского Одесского общества истории и древностей.

Год 1840.
15 февраля — учреждение особого секретного Комитета для обсуждения записки о дворовых.
3 июля — первая Лондонская конвенция между Россией, Англией, Австрией, Пруссией и Турцией по «Восточному вопросу».
В этом году:
— административная реформа в Закавказье, распространение на Закавказье общеимперского законодательства;
— издание «Учреждения для управления Закавказским краем»;
— создание Сиротского института в Тифлисе.

Год 1841.
1 июля — вторая Лондонская конвенция между Россией, Англией, Австрией, Пруссией, Францией, Турцией — о воспрещении иностранным судам входить в проливы Босфор и Дарданеллы.
В этом году:
— утверждение нового устава Российско-Американской компании.

Год 1842.
1 февраля — указ о строительстве Петербургско-Московской железной дороги за счет казны.
2 апреля — указ об обязанных крестьянах.
15 апреля — новые «Учреждения» Госсовета и Государственной канцелярии.
В этом году:
— второе издание Свода законов Российской империи;
— утверждение Устава сберегательных касс;
— восстановление Казанской духовной Академии;
— создание Сиротского института в Казани.

Год 1843.
25 марта — издание «Положения об управлении главного начальника военно-учебных заведений».
В этом году:
— учреждение VI отделения Собственной Е. И. В. канцелярии (для устройства Закавказского края);
— создание Сиротского приюта в Тамбове.

Год 1844.
3 марта — закон о недвижимой собственности крепостных.
12 марта — высочайшее повеление об ужесточении цензурных требований.
12 июня — указ, предоставляющий право отпускать дворовых на волю без земли.
В этом году:
— разделение Польши на пять губерний;
— Комитет 1844 г. о дворовых людях;
— в Москве открыт Межевой институт.

Год 1845.
26 марта — сформирован аппарат Кавказского наместничества.
15 августа — утверждение «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных».
В этом году:
— издание свода местных узаконений Прибалтийских губерний (2 тома);
— принятие Закона о чинах;
— основание Императорского Географического общества;
— в Иркутске создан Сиротский институт.

Год 1846.
13 февраля — утверждение «Положения об общественном управлении» Петербурга.
В этом году:
— включение в состав России юго-восточной части Казахстана, выход к Аральскому морю и устью Сырдарьи;
— образование Аральской военной флотилии;
— начало новой губернской реформы в Закавказье;
— создание Комитета для рассмотрения записки Л. А. Перовского «Об уничтожении крепостного состояния в России»;
— указ Николая I об уменьшении феодальных повинностей в Польше.

Год 1847.
— 27 марта — арест в Киеве Н. И. Костомарова и Т. Г. Шевченко по делу Кирилло-Мефодиевского братства.
— 8 июля — заседание Комитета 1847 г. для рассмотрения записки М. А. Корфа о распространении на Россию закона 1824 г., предоставившего грузинским помещичьим крестьянам право выкупаться на свободу при продаже с публичного торга с внесением суммы оценки имения.
— 22 июля — заключение конкордата между Россией и папским престолом.
— преобразование Кавказской области в Ставропольскую губернию;
— «Положение об управлении калмыцким народом».

Год 1848.
27 февраля — учреждение негласного комитета для надзора за цензурой и повременной печатью под председательством А. С. Меншикова.
14 марта — манифест о революции в Европе (в связи с революцией во Франции 24–25 февраля, низвержением монархии и провозглашением республики) «С нами Бог! Разумейте языцы, и покоряйтесь, яко с нами Бог!».
2 апреля — учреждение особого цензурного комитета под председательством Д. П. Бутурлина.
Июль — Россия вводит войска в Молдавию и Валахию.
8 ноября — распространение на русские губернии закона о праве крепостных крестьян выкупаться при продаже дворянских имений с торгов.
В этом году:
— образование Комитета по выкупу крепостных крестьян.

Год 1849.
23 апреля — Суд над членами кружка М. В. Буташевича-Петрашевского.
5–6 июня — вступление русских войск в Венгрию для защиты австрийской монархии.
28 июня — закон «Об ограничении числа фабрик и заводов вновь учреждаемых в Москве и уезде ее».
19 июля — указ о выкупе крестьян по воле разорившегося помещика.
4 августа — капитуляция венгерских революционных войск.
17 августа — манифест «О благополучном окончании войны с Венгрией».
22 декабря — объявление приговора петрашевцам на Семеновском плацу.
В этом году:
— начало Амурской экспедиции Г. И. Невельского.

Год 1850.
21 июня — протокол Лондонской конвенции, подписанный Россией, Австрией, Англией, Данией, Швецией и Францией.
21 ноября — открытие и освящение первого постоянного моста через Неву — Благовещенского. С 1855 г. его называли Николаевским, с 1918 — лейтенанта Шмидта.

Год 1851.
15 февраля — высочайшее повеление о строительстве железной дороги между Петербургом и Варшавой.
15 июня — издание Устава о земских повинностях.
25 июля — Кульджинский торговый договор с Китаем.
19 августа — открытие Николаевской железной дороги. Поездка императора с семьей в Москву.
1 ноября — официальное открытие Санкт-Петербургско-Московской железной дороги.

Год 1852.
— Издание «Собрания морских узаконений от 1845 г. по 1851 г.»;
— учреждение Сиротского института в Новочеркасске.
— открытие Эрмитажа для публики.
— особые правила для еврейских ремесленных цехов.

Год 1853.
9 мая — разрыв дипломатических отношений с Турцией.
4 октября — объявление Турцией войны России.
20 октября — манифест «О войне с Оттоманской Портою».
27 октября — английский и французский флот вошел в Босфор.
В этом году:
— проведение переписи евреев в Западных губерниях и в Бессарабии для упорядочения рекрутской повинности;
— издание нового Морского устава.

Год 1854.
28 февраля — заключение оборонительного и наступательного союза между Англией, Францией и Турцией.
15 марта — Англия объявляет войну России.
16 марта — Франция объявляет войну России.
28 марта — конференция в Вене. Представители Англии, Австрии, Пруссии и Франции подписали протокол о единомыслии — не вступать в переговоры с Россией по постоянным делам без предварительного общего соглашения между собой. Юридическое оформление общеевропейского союза против России.
11 апреля — монарший Манифест о войне с коалицией.
11 сентября — начало осады Севастополя союзниками. Затопление на фарватере Севастопольской бухты первых русских кораблей (пять старых линейных кораблей и два фрегата).
13 сентября — объявление Севастополя на осадном положении, начало Севастопольской обороны
5 октября — первая бомбардировка Севастополя. Смертельное ранение на Малаховом кургане руководителя обороны вице-адмирала В. А. Корнилова.
24 октября — Инкерманское сражение. Поражение русских войск, отказ противника от штурма, переход к длительной осаде.
В этом году:
— создание Сиротских институтов в Нижнем Новгороде и Саратове.

Год 1855.
26 января — подписание русско-японского договора о мире и дружбе.
Конец января — поражение русских войск в сражении у Евпатории.
12 февраля — император передает ведение государственных дел наследнику — великому князю Александру Николаевичу.

Этот список деяний императора Николая I есть в то же время и список наиболее важных государственных дел, ибо, как мы уже говорили, самодержавная, абсолютная власть для него была единоличная — власть решать все проблемы. К этому списку деяний следует добавить:
1. Для осуществления и успешного функционирования власти Николаю совершенно необходим был, так сказать, «рычаг» ее, то есть армия исполнителей воли, — армия чиновников, надежный бюрократический аппарат. И он — на удивление всей Европы, не только России — создал таковой. За полвека бюрократический аппарат России возрос в 4 раза. Эти цифры приводил в своей книге «Правительственный аппарат самодержавной России в XIX веке» известный историк П. А. Зайончковский.
Другой историк — Василий Ключевский добавлял, что при Николае бюрократический аппарат России работал на полную мощность, а вот направление его деятельности часто бывало таково, что деятельность эта не оказывала никакого влияния на реальную действительность. Отношение к чиновникам и чиновничеству — прямо скажем, всесословно отрицательное — было обусловлено тем, что оно прежде всего воспринималось как иноземное, немецкое. В государственном аппарате России немцы преобладали. «Россия, оккупированная немцами» — так назвал свою книгу, опубликованную на французском языке статский советник Филипп фон Вигель (по-русски он называл себя Филиппом Филипповичем). С одной стороны, Вигель осуждает немецкое влияние в России, с другой — указывает на прогрессивную роль немцев в развитии России вообще.
Историк П. Зайончковский, специально занимавшийся исследованием состава правительственного аппарата, подсчитал, что на 1 января 1853 года в Государственном совете было 74,5 процентов русских, 16,63 процента немцев, 9,2 процента поляков. В Комитете министров важнейшие посты принадлежали немцам, а III Отделение вообще именовали «немецким комитетом». В руках немцев было и Министерство финансов. По отношению же ко всему населению страны немцы составляли всего один процент.
Как мы уже говорили, с первых дней на российском престоле Николая окружали люди самые доверенные — они тоже были немцами: Адлерберг, Бенкендорф, Канкрин, Клейнмихель.
2. В список деяний императора мы не включили поездки Николая по стране: 1827, 1829, 1830, 1833, 1837, 1864 годов. Их география обширна: с севера на юг и со средней полосы — на запад. Инспекционные по замыслу, часто долговременные и безумно дорогие, но практически одинаково безрезультативные в итоге.
Кроме того, в этих государственных вояжах царю не приходилось ни разу проехать теми дорогами, которыми в основном ездили и помещики, и крестьяне, и все сословия внутри губерний и которые дорогами можно часто было называть только условно.
Для императорского кортежа местные власти и чиновники успевали «делать» хорошую дорогу буквально за день до проезда по ней государя.
3. Не присоединили мы к списку и небольшую ремарку (о чем уже упоминали): монарх Николай не только не руководил ни одним из сражений ни в одной из трех «восточных» войн, что велись в его царствование, но даже просто не участвовал в них как глава державы (лишь в 1828 г. их величество выезжал на театр военных действий в Дунайские княжества и изволил переправляться через Прут, а потом через Дунай).
Этим своим неучастием он очень напоминает другого российского самодержца, «сидельца Кунцевской дачи», особенно в самый грозный год XX века — 1941.
Что же касается правоты или неправоты утверждения историка Г. Чулкова, с которого мы начали эту главу, делать выводы читателю и соглашаться или не соглашаться с историком. Ведь сейчас настало время, о котором мечтали демократы XIX века, — время осмысления исторических событий самим народом.
Следует, однако, отметить, что у Николая практически не было оппозиции — и это самое яркое свидетельство того, что он не был реформатором. Его так называемые реформы, вернее, попытка реформ, не имели мдеи. И потому каскад его нововведений — прежде всего в сфере административной — даже с огромной натяжкой назвать реформами нельзя.
Свою же точку зрения мы излагаем в последующих подглавках, которые посвящены самым важным и судьбоносным в истории России проблемам и которые показательны для личности самодержца Николая I.

12

Просвещение и образование

В достаточно благоприятной внешне картине просвещения и образования в николаевское царствование, есть, безусловно, и заслуга императора. В России создается система высшего, среднего и начального образования, резко увеличивается число учебных заведений, появляются новые типы этих учебных заведений, повышается уровень преподавания. Расцветает культура.
Однако все это — настоящий исторический парадокс. Происходит это не благодаря заслуге и результатам многотрудной государственной деятельности монарха, а как прямое следствие разложения феодального, крепостнического строя и формирования русской нации. В дверь государства, которое спеленало крепостное право и держит крепкий кулак самодержавия, настойчиво стучится капитализм. Самодержец не может открыть ему дверь широко, а вот приоткрыть вынужден: просвещенная Европа уже давно идет в ногу с исторически объективным техническим прогрессом, и выгоды его для державы очевидны и необходимы. Инженер-монарх Николай I понимает это очень хорошо, как и то, что появление и рост капиталистического уклада усилит объективное значение науки, знания, образования.
Здесь снова возникает парадоксальная ситуация: самодержавие испытывает острую потребность в грамотных и образованных людях для нужд государственного аппарата, но, вырабатывая систему образования, страшится верных спутников просвещения — передовых идей.
Как известно, система образования в николаевское правление строилась не на пустом месте. Его брат-предшественник немало потрудился на ниве «просвещенного абсолютизма», особенно в первые годы своего царствования. При нем впервые в России была создана единая система образования, которой руководило созданное Александром I министерство народного просвещения. Особое внимание тогда уделялось общему образованию, изучению философии и «наук политических». Просвещение признавалось «естественным основанием» благоденствия страны, в силу чего явилось стремление как можно шире охватить просвещением людей всех сословий. Хотя принципы общедоступности образования, свобода мысли и науки, гуманности в обращении с учащимися остались на уровне деклараций, само провозглашение этих идей было уже очень важным.
Но так это было в царствование Александра I только до 1815 года. Поворот к реакции во времена Священного союза непосредственно сказался на образовании в России. В 1817 году министерство народного просвещения преобразовали в министерство духовных дел и народного просвещения (Карамзин назвал его «министерством затмения»), а министром, по определению Пушкина, стал «просвещения губитель» обер-прокурор Синода князь А. Н. Голицын.
В 1824 г. произошли новые перемены: Голицын был смещен, министерству вернули прежнее название, а министром с уже отчетливо реакционным курсом стал 70-летний писатель-консерватор адмирал А. С. Шишков. Излагая свою программу, Шишков заявил: «Науки полезны только тогда, когда, как соль, употребляются и преподаются в меру, смотря по состоянию людей и по надобности, какую всякое звание в них имеет. Излишество их, равно как и недостаток, противны истинному просвещению. Обучать грамоте весь народ или несоразмерное числу оного количество людей принесло бы более вреда, нежели пользы».
Таким образом, вырабатывая свою систему образования, Николай имел достаточно широкий выбор: использовать реализованные и действительные достижения в области образования предыдущего царствования, или, исключая эти образцы, выработать свою систему. Николаю были очень близки шишковские мысли, тем более что на политику его правительства и его личное мнение не могло не повлиять 14 декабря — ведь заговорщики принадлежали к самому образованному слою дворянства.
Не случайно — у Николая I не было случайных совпадений — именно 13 июля, в день казни декабристов, появился царский манифест, который призывал усилить надзор за воспитанием подрастающего поколения, в котором следовало искоренять «праздность ума», «своевольство... мыслей», «пагубную роскошь полупознаний». С. М. Соловьев заметил, что «по воцарении Николая просвещение перестало быть заслугой, сделалось преступлением в глазах правительства! Бенкендорф передавал Пушкину такое мнение монарха о просвещении: "преданность ему — это «правило, опасное для общего спокойствия», а «нравственность, прилежное служение, усердие предпочесть должно просвещению неопытному, безнравственному и бесполезному».
По сути программной для Николая и его правительства стала записка «О народном просвещении в России», автором которой был попечитель Харьковского учебного округа А. А. Перовский. В ней говорилось, что дело просвещения необходимо привести в соответствие с правительственной системой империи. Ибо «те же самые правила, которые могут возвысить одно государство, служат к потрясению другого, на иных основах утвержденного». За основу Перовский предлагал взять «познания, на положительных и точных науках основанные». То есть медицину, химию, математику, технологию, механику и т. п., а вот философию и другие «отвлеченные» науки он отнес к «роскоши ума человеческого». Она, эта «роскошь», при неумеренном употреблении может принести вред.
Видимо, эта записка произвела на монарха сильное впечатление. Само слово «просвещение» у него вызывало опасение, так как под ним, по его мнению, вольномыслящие люди подразумевают свободу, слова же «деятельность разума» у монарха ассоциировались с революцией.
И здесь, как это часто бывало в царствование Николая I, явился человек, который не только разделял монаршие опасения и его отношение к свободомыслию, но и предложил надежный и прочный фундамент для всей образовательно-просветительной сферы государственной деятельности совершенно в духе представлений о ней императора.
Человеком этим был печально знаменитый С. С. Уваров. Он был прекрасно образован, консервативен, безусловный монархист, его считали зачинателем классической системы обучения в России. Бывший попечитель Петербургского учебного округа, в 1832 году он был назначен товарищем (заместителем) министра, а в 1833 — министром Министерства народного просвещения.
Уваров в своей триаде — православие, самодержавие, народность, — ставшей официальной, трактовал народность как безусловную и беспредельную преданность народа царю.
При этом уваровская доктрина официальной народности противостояла идеям Просвещения. Как писал в своем «Дневнике» бывший цензор А. В. Никитенко, главную свою задачу Уваров видел в том, чтобы «отодвинуть Россию на 50 лет от того, что готовят ей теории». С гневом писал об уваровской триаде и историк С. Соловьев: Уваров «придумал эти начала, т. е. слова... православие — будучи безбожником, не веруя в Христа, даже по-протестантски; самодержавие — будучи либералом; народность — не прочитав в свою жизнь ни одной русской книги, писавший постоянно по-французски и по-немецки».
При этом Соловьев негодовал, насколько циничен был этот «столп» просвещения, когда в записке Николаю I рассказывал о рождении своей формулы: «Надлежало укрепить отечество на твердых основаниях... Найти начала, составляющие отличительный характер России и ей исключительно принадлежащие... Без любви к вере предков народ, как и частный человек, должен погибнуть... Самодержавие составляет главное условие политического существования России... Наряду с этими двумя национальными началами находится и третье, не менее сильное: народность».
В секретном циркуляре попечителям учебных округов Уваров наставлял (безусловно, с одобрения императора): «При возрастающем всюду стремлении к образованию (подчеркнуто мною. — В. К.) наступило время пещись о том, чтобы чрезмерным стремлением к высшим предметам учения не поколебать некоторым образом порядок гражданских сословий».
Таким образом, возрастающее стремление к образованию — не заслуга николаевского правительства, а данность, веление времени, и секретный циркуляр Уварова — не только подтверждение этого, но еще и свидетельство главной тенденции правительства: сдерживать этот процесс. Ибо не о распространении образования пеклось оно, а о том, чтобы «умерить прилив юношества к учебным заведениям высшего разряда».
Мы так подробно останавливаемся на предыстории создания в николаевское царствование системы образования, чтобы более понятны стали особенности этой системы, ее положительные аспекты, обусловленность жесткими самодержавными рамками, а главное — стала яснее роль самого монарха в построении этой системы. Роль, которую сейчас так превозносят историки-монархисты, и которую академик С. М. Соловьев определил коротко: монарх «инстинктивно ненавидел просвещение... Он был воплощенное „не рассуждать!“»
Уваровская формула очень скоро превратилась в широкое идеологическое крыло, под которым оказалось не только образование, просвещение, но и наука, литература, все виды искусства, культура — собственно все интеллектуально-духовное содержание жизни русского общества.
В мае 1826 г. монарх образовал Комитет по устройству учебных заведений. Его задачу император определил как пересмотр всех уставов учебных заведений и выработку единообразных курсов обучения. В августе 1827 года царь сделал уточнения в постановке задач. Главное из них — крепостным крестьянам было запрещено обучаться в гимназиях и университетах.
Новый школьный устав 1828 года ликвидировал узаконенную в 1803 году преемственность между начальной, средней и высшей школой. Разделение образования на три типа — приходское училище, уездное училище и гимназия — оставалось, но в гимназии теперь разрешалось принимать только детей дворян и чиновников. Трехклассные уездные училища предназначались только для детей купцов и мещан. Крестьянские дети могли посещать лишь одноклассные приходские училища. Мало того, для каждого из этих учебных заведений контингент учащихся значительно ограничивался.
Министр народного просвещения П. А. Ширинский-Шихматов, сменивший в 1849 году Уварова, исключил из учебных программ философию, объяснив это просто: «Польза от философии не доказана, а вред от нее возможен», чем очень порадовал своего императора, который, как отмечали современники, Московский университет называл «волчьим гнездом», а бывая в Москве и проезжая мимо университета, впадал в дурное расположение духа.
После Польского восстания 1830–1831 гг. в жизни университетов произошли значительные перемены. Были упразднены Виленский и Варшавский университеты, но открылся университет св. Владимира в Киеве. Из преподавания изъяли естественное право как науку, опасную для молодых умов. Был усилен надзор за студентами. Все это нашло отражение в новом университетском уставе, который был принят в 1835 году, который прежде всего лишил университеты автономии, которой они пользовались с 1804 года.
Теперь хозяевами университетов стали правительственные чиновники — попечитель учебного округа и министр, они якобы имели право по своему усмотрению назначать и увольнять профессоров. На самом деле делать это они могли только с разрешения и одобрения императора, который лично контролировал все кадровые перестановки как в университетах, так и в системе Академии наук.
И хотя устав 1835 года увеличил материальные средства университетов, учредил новые кафедры, значительно повысил оклады преподавателей, общая картина жизни высшей школы не внушала оптимизма.
Мало того, что университеты были поставлены под жесткий дисциплинарный контроль, мало того, что было полностью отменено преподавание философии, настоящей полицейской мерой стало ограничение числа студентов факультетов словесности до 300 человек. И это — суммарное число для всех университетов империи!
В то же время, «отрицательно относясь к общей культуре и гуманитарному преподаванию, особенно философии и словесности, — пишет историк М. Раев, — правительство опекало и поощряло профессиональное образование. Это направление стало решающим для последующего развития России».
Откуда и такое предпочтение наук естественных к развитию профессионального образования, и такое узурпаторство по отношению к наукам гуманитарным, к философии, к культуре вообще? Ведь в монаршую «дверь» не просто стучала, но билась идея гармонического развития всех наук, литературы, искусства, идея всеобщего свободного высшего образования — для способных людей всех сословий. Подобного феномена в области культуры и науки история России не знала ни до, ни после XIX века, потому что золотой век культуры и науки приходит, может быть, единожды во всей истории народа, да и то далеко не каждого.
Ответ на этот вопрос прост: это все тот же страх, вечный страх перед революциями, заговорами, тайными обществами и тайными мыслями подданных, перед тайными антиправительственными (только могущими быть!) деяниями.
Еще один ответ в том, что личность монарха была главным явлением века. Николай закрывал собой широкий горизонт жизни и так и не понял, что его, как он считал, стремительная и поступательная энергия, его труд, были трудом сизифовым, или добросовестным и сосредоточенным бегом на месте. Он, самоуверенный самодержец, попросту заблудился в «трех соснах», так и не осознав, что Господь, как тогда считалось, помимо царского трона, даровал ему возможность мощную духом и потенциальными талантами, богатую всем сверх меры страну сделать процветающей частью земного шара. Дух захватывает при мысли, какой смогла бы стать Россия за тридцать лет его царствования!
Россия же после «титанической» работы своего радетельного монарха так и осталась страной рабов, непосильного труда, шпицрутенов и ослепительного великолепия дворцов, число которых для своих близких и российской знати так «величаво» удалось умножить Николаю I.

13

Крестьянский вопрос

Как известно, крестьянский вопрос в царствование Николая I так и не был решен. Н. В. Шелгунов горько шутил: «Император Николай I каждый год начинал освобождение крестьян».
Историки-исследователи и сходно, и по-разному объясняют причины этого; они изложены, в частности, в книге Л. Выскочкова «Николай I»:
«1. Влияние революций 1830 и 1848 годов, усиливших охранительные тенденции.
2. Сопротивление аристократической фронды и многих из ближайшего окружения императора.
3. Психологическая неготовность массы среднего и мелкопоместного дворянства идти на необходимые компромиссы, в частности по вопросу о земле.
4. Осознание определенного запаса прочности существующей социальной системы, хотя и испытывающей кризис».
Правда, при этом Л. Выскочков считает, что Николай был убежденным противником крепостного права и вслед за ним утверждает, что его отмена в России была делом жизни императора, опровергая при этом мнение одного из авторов издания «Великая реформа», который писал: «Несмотря на все уверения в противном, на самом деле он был убежденным охранителем неприкосновенности крепостного права». Истина лежит на поверхности, в простом сопоставлении слов и дел монарха на протяжении 30 лет.
В продолжение царствования Николая I было создано девять (!) комитетов по крестьянскому вопросу. Все они были тайными, секретными, ибо монарх не мыслил крестьянской реформы «снизу»: только сверху и «законными» методами.
Комитет, созданный 6 декабря 1826 года существовал до 1830 г. Монарх поставил перед ним задачу: «Обозреть настоящее положение всех частей управления, дабы из сих соображений вывести правила к лучшему устройству их и исправлению». В сохранившейся в бумагах комитета собственноручной записке Николая I от апреля 1827 г. предлагалалось: «1. Запретить продавать имения, называя число душ, не оговаривая число десятин и угодий. 2. В банки принимать имения в закладе не душами, а тоже десятинами и прочими угодьями, вовсе не говоря про души. 3. Сделать особую ревизию одним дворовым людям. 4. После сей ревизии выдать указ, запрещающий брать из крестьян в дворовые. 5. С дворовых людей платить тройные подушные».
В качестве ремарки приведем слова М. Н. Покровского: «Ставя так задачу, Николай не выходил из заколдованного круга, в котором вращались все аристократические проекты эмансипации».
Из других восьми секретных комитетов отметим несколько:
Специальный комитет 1829 года рассматривал вопрос о запрещении продажи крестьян без земли.
Секретный комитет 1839 года обсуждал общие принципы реформы крепостной деревни, — их предложил П. Д. Киселев, который, в свою очередь, использовал записку к тому времени уже умершего М. М. Сперанского. Главной мыслью принципов было уничтожение крепостного права как юридического института, но при сохранении за помещиками всех существовавших экономических выгод. Николай обязал Киселева написать проект указа об обязанных крестьянах — это был проект от 2 апреля 1842 года. Первоначально в нем предполагалось, что помещик давал крестьянам личную свободу. Право же собственности оставалось за помещиком, — крестьянам их наделы уступались в вечное пользование за определенные повинности. Административная власть помещика сохранялась полностью.
Николаевская знать всполошилась, а секретный комитет 1840 года — очередной «келейный», учрежденный Николаем, нашел проект Киселева страшно либеральным. «Для вящего успокоения помещиков, — пишет М. Н. Покровский в „Русской истории“, — вместе с указом был издан циркуляр губернаторам, где очень наивно объяснялось, что указ то и имеет в виду, что в нем написано — добровольные договоры помещиков с крестьянами. Что это вовсе не замаскированная попытка освободить крестьян, как говорят люди злонамеренные... Общество успокоилось, — и указ остался мертвой буквой».
Но тогда остается мертвой и патетика государя, когда он поручал проект Киселеву: «Институт крепостного права не может оставаться в своем нынешнем состоянии. Мои министры не понимают моих чувств... Я призываю тебя на помощь. Я знаю, что могу на тебя рассчитывать... Бог будет вдохновлять и вести нас».
В том же 1842 году он заявляет Государственному совету: «Нет сомнения, что крепостное право очевидное зло. Но прикасаться к нему теперь было бы злом еще более гибельным».
И на этом же заседании государственного совета во время обсуждения проекта Киселева на реплику московского генерал-губернатора князя М. Д. Голицына о том, что перевод крестьян из крепостных в обязанные будет иметь смысл, если он будет обязателен и для помещиков, монарх заявил: «Я, конечно, самодержавный и самовластный, но на такую меру никогда не решусь, как не решусь и на то, чтобы приказывать помещикам заключать договоры; это должно быть делом их доброй воли, и только опыт укажет, в какой степени можно будет перейти от добровольного к обязательному».
Но «опыт» в течение всего его царствования не «указал», а тот и не настаивал.
Во всех исследованиях времени николаевского правления подробно рассматриваются проекты и деяния всех девяти секретных, тайных и специальных комитетов по крестьянскому вопросу. Единственно практически значимой — ее только и можно условно назвать итогом деятельности сразу трех комитетов — была реформа управления казенной деревней. В историю она вошла как «реформа П. Д. Киселева», именно над ней графу Павлу Дмитриевичу пришлось «биться» почти четыре года (1887–1841). По этой реформе, как писал историк Н. А. Троицкий, «государственные крестьяне получили новую систему бюрократической опеки над ними в виде Министерства государственных имуществ с его многочисленными (разумеется, дворянскими) структурами. Эта система отчасти защищала государственных крестьян от помещичьего грабежа, но придавила их дополнительными поборами на содержание новых „опекунов“. В результате казенные крестьяне не стали жить лучше».
Сам Николай в конце концов нашел удобную формулу объяснения нерешаемости проблемы отмены рабства: «Время к разрешению крестьянского вопроса еще не наступило», а незадолго перед этим заявлял: «Даровать свободу рабам, на это я не решусь иногда. Далеко еще то время, когда можно будет рассматривать эту меру, а всякая похожая идея была бы теперь преступным посягательством на общественное спокойствие и благополучие государства».
Позднее, уже в 1854 году, в разговоре с П. Д. Киселевым монарх подытожил: «Три раза начинал я это дело, и три раза не мог продолжать: видно, это перст Божий».
Однако многие историки, в том числе и М. Н. Покровский, считали, что в решении крестьянского вопроса и многих других сложных проблем того времени сказался прежде всего характер самодержца.
«Легенда о „железной воле“ императора Николая, — писал Покровский, — сложилась еще при его жизни. Казарменное общество и привычка командовать на разводах выработали у него известный „командирский“ тон, который наивными людьми принимался за выражение сильного характера... Мы напрасно стали бы искать у этого страшного человека хотя бы одного до конца продуманного и твердо выполненного плана, — всего менее в крестьянском вопросе. Как все слабохарактерные люди, он жаловался в этом случае на окружающих, на своих министров, которые, будто бы не желают понять его намерений и не хотят им содействовать. Но когда ему приходилось формулировать эти свои намерения, он на каждом шагу путался и противоречил самому себе: то он уверял, что „никогда не решится колебать того, что временем или обычаем обращено в право помещиков“, то говорил, что „главная его цель — изменить крепостное у нас состояние“, то есть отнять у помещиков их главное право. То соглашался на коренную реформу и говорил, что нужно „вместе издать все“, то требовал, чтобы отмена крепостного состояния совершилась постепенно и „нечувствительно“ ни для крестьян, ни для помещиков».
Об этой же особенности Николая I говорила и особа из близкого к нему окружения — жена министра иностранных дел графиня Мария Дмитриевна Нессельроде: «Что за странный этот правитель! Он вспахивает свое обширное государство и никакими плодоносными семенами его не засевает».
В апреле 1858 г., спустя полтора года после возращения из 30-летней сибирской каторги и ссылки декабрист И. И. Пущин напишет Е. П. Оболенскому, своему другу и сибирскому «однокорытнику»: «Радуюсь сердечно, что положено начало исполнению (отмене крепостного права. — Прим. авт.). Но только мне обидно, что почти 60 лет, когда уже начали об этом думать и перестали закреплять людей, как это делалось до Александра I, не пошли настоящим путем. Выпускали разные постановления, ни к чему не ведущие, а не приступили тогда же к настоящей системе, т. е. к выкупу, о чем представлялись правительству проекты еще до нашего истребления. Тут разрешался бы финансовый вопрос. Не говоря уже о разном способе составить нужный для этого капитал, я допускал даже налог со всех классов для этого — гласный! Он никому бы не был тяжел и отвратил те затруднения, которые теперь являются».
Причина непоследовательности в отмене рабства, о которой известный историк В. И. Семевский говорил в статье «Крестьянский вопрос в России» как о главной, — только вторая, вытекающая из первой — позиции самого монарха Николая I: «Одна из главных причин того, что деятельность целого ряда правительственных комиссий осталась бесплодной, была крайняя боязнь гласности, столь необходимой в этом деле, и неосновательная уверенность, что такое сложное дело, как ограничение крепостного права, может быть обсуждено и подготовлено исключительно бюрократическими средствами, без содействия общества и печати; отсюда и нежелание допустить какую бы то ни было общественную самодеятельность в дворянстве и воспрещение представителям науки, литературы и журналистики оказать со своей стороны содействие правительству в этом святом деле, за которое оно бралось так нерешительно».
Историки прошлых лет практически единодушны в оценке безрезультативного бурного «бега на месте» этих комитетов в течение 29 лет. И это несмотря на то, что еще в 1839 году Бенкендорф на основе собираемых III отделением со всех концов России донесений докладывал царю прямо, не смягчая формулировки: «Крепостное состояние есть пороховой погреб под государством». В течение николаевского правления не было, вероятно, губернии, где не волновались бы крестьяне, и иногда эти бунты приобретали нешуточный характер и помещикам очень напоминали пугачевские времена. Немало жестоких и ненавистных помещиков погибло в таких волнениях от руки их собственных крестьян. Как вспоминал один из очевидцев, «такие бунты разливаются, как пожар». Волнения происходили и среди удельных и казенных крестьян. Какие-то из бунтов крестьян подавлялись местными силами, какие-то могли усмирить только правительственные войска. Результатом всегда были наказания крестьян кнутом, плетьми, батогами, розгами, ссылка в Сибирь или заключение в тюрьмы. Государь был в курсе и возникшего бунта, и способа его подавления, и мер наказания.

***

Среди происходивших волнений крестьян было одно, которое, с позиций современного читателя, кажется парадоксальным или трагикомическим, в историю крестьянских волнений оно вошло как «картофельный бунт». Крестьяне России отказывались сажать картофель, который упорно внедрялся в хозяйство и выдавался властями со специальных складов. Зачастую это были еще и мерзлые клубни, которые конечно же, не давали всходов.
Привыкшие к веками сложившейся народной пище — репе и капусте — крестьяне отвергали неведомый и не показавшийся им вкусным корнеплод и бунтовали. В этих бунтах участвовало более полумиллиона крестьян.
Вместо хоть какой-то разъяснительной работы на местах правительством были посланы войска. В результате — тысячи крестьян были выпороты, многих сослали в Сибирь.
Эта кара видится тем более чудовищной, если вспомнить, как разумно, не без хитрости и уловок, но без всяких репрессивных мер насаждался картофель в Европе.
Например, во Франции министр при начавшемся царствовании Людовика ХIV А. Р. Тюрго, получивший информацию об общем неприятии французов этого овоща, разослал картофель на посев всем откупщикам и строго запретил им давать картофель крестьянам. А одновременно — тайно — он сообщил, чтобы они не препятствовали крестьянам красть этот картофель у них. Очень скоро во всей Франции сеялся картофель и стал любимым, открыв кулинарам простор для изобретения массы блюд из этого «ненавистного» корнеплода.
Сопоставление так часто учреждаемых монархом «келейных», тайных комитетов как попыток сгладить остроту крестьянского вопроса (при совершенно очевидном понимании, что рабство уничтожить необходимо) и уверений дворянства в своей усердной им службе («Вся моя сила — в вас, — говорил Николай I уполномоченным от дворянства, — во главе вас я непобедим!») вызывает прежний вопрос: «И здесь игра масок?»
Именно личная, внутренняя — духовная, опутанная сословно иерархическими представлениями и незрелым сознанием — неготовность самого Николая I решить крестьянский вопрос, мешала монарху проявить настойчивую и жесткую государственную волю и освободить, наконец, российских рабов (не иноземцев, захваченных в плен, а своих, российских) от российских же владельцев.
Смог же он упрятать в железный корсет цензуры литературу, все искусство России, смог явить железный кулак просвещению и образованию и смог же «открыть шлюзы» начавшему развиваться капитализму.
В наши дни все чаще раздаются голоса историков, которые объявляют Николая I чуть ли не эталоном монарха-государственника. Время скоротечно, и уроки истории, которая настоятельно учит не повторять ошибок прошлого, очень быстро забываются. Но, например, надо бы чаще вспоминать, какую цену платил прежде всего народ за имперский или тоталитарный порядок, печься о котором начали современные монархисты.
У нас есть возможность ознакомиться с мнением — и не просто мнением, но с глубоким и умным анализом, — настоящего государственника, младшего современника Николая I, уже упоминавшегося генерал-адъютанта Н. Кутузова. По результатам своей поездки по трем губерниям России он подал 2 апреля 1841 года императору Николаю I «Записку о состоянии государства Российского в 1841 году». Приведем фрагменты этой «Записки», которая не только объективно рисует положение дел в Российской империи, как итог 16-летнего царствования Николая I, но отражает скорбь от увиденного и неизбывную надежду, что после сделанного им анализа государь Российский предпримет все от него зависящее, чтобы исправить и улучшить положение дел в державе.
«При проезде моем по трем губерниям, по большим и проселочным трактам, в самое лучшее время года, при уборке сена и хлеба, не было слышно ни одного голоса радости, не видно ни одного движения, доказывающего довольствие народное.
Напротив, печать уныния и скорби отражается на всех лицах, проглядывает во всех чувствах и действиях.
Помня, тридцать лет тому назад, что это время года было торжество селянина, дни его радости, оглашаемой от зари утренней до зари вечерней песнями, — эта печать уныния была для меня поразительна, тем более что благословение Божье лежало на полях губерний, мною проеханных (Новгородской, Псковской и отчасти Тверской). На них красовались богатые жатвы, обещавшие вознаградить труды земледельца более, чем обыкновенно вознаграждает их северное небо нашей родины.
Отпечаток этих чувств скорби так близок всем классам, следы бедности общественной так явны, неправда и угнетение везде и во всем так наглы и губительны для государства, что невольно рождается вопрос: неужели все это не доходит до престола вашего императорского величества?..
По чувству преданности на пользу государства, я поставляю для себя священной обязанностью представить краткую, но верную картину общественных бедствий, открыть то зло, которое тяготеет над землей Русской и которое грозит разрушением всех начал государственного благоустройства».
Но прежде чем изложить эту «верную картину», Н. Кутузов перечисляет условия, при которых монарх может узнавать истину и действительное положение дел в государстве. Таких условий три, и каждое, по мнению автора «Записки», имело подтверждение в деятельности выдающихся монархов мира.
При первом условии государь может составить истинную картину состояния дел, «мешаясь тайно и явно среди самого народа, лично прислушиваясь к его голосу и нуждам и допуская к себе всякого. Так делали Петр Великий, Гарун-аль-Рашид и последний турецкий султан Maxмуд. При втором — дозволяя приближаться к себе всякому в определенном месте, приглашая к себе иногда людей, находящихся вне сферы придворной. Так делали Екатерина Великая и покойный император австрийский Франц. Третье — дозволяя писать к себе каждому и читая подобные письма, а в случае поразительной несправедливости рассматривая дела и подвергая строгому наказанию виновных. Так делали Петр Великий, Павел I и покойный прусский король, который всякий день посвящал несколько часов на прочтение подобных писем и оставил по себе память отца и благодетеля народного».
Н. Кутузов бесстрашно перечисляет причины, по которым монарх отдален от своего народа и даже намекает на следствия такого отдаления:
«Покойный император Александр I, возложа управление гражданскими делами на графа Аракчеева, воспретил всякий к себе доступ: зло росло медленно, но постоянно и обнаружилось взрывом 14 декабря.
У престола вашего императорского величества нет ни одного избранного, но зато несколько человек, окружающих вас, составили ограду, чрез которую никакие злоупотребления вам не видны, и голос угнетения и страданий вашего народа не слышен. Скорее можно достичь престола Царя Небесного, чем престола царя земного, так говорит ваш народ, и говорит истину. Именем вашего величества воспрещено приближаться к вам и подавать прошения во всех пределах империи. Я не верю, чтобы вы знали об этом запрещении... Это воспрещение в буквальном смысле значит: сильный делай что хочешь, а слабый не смей на него жаловаться...
С ранней молодости моей служа под личным начальством вашего императорского величества, существуя вашими благодеяниями, я не имел столкновения ни с какими властями, не испытал ни от кого никаких неприятностей. Едва знаемый кем-либо из окружающих вас, и то по слуху, я могу и должен быть беспристрастен: дела с их делателями представляется мне в настоящем виде и свете, ибо я стою с ними в уровень, смотрю на них своими глазами, прислушиваюсь к голосу народа своими ушами.
Итак, положа руку на сердце, я приступаю к обозрению причин общественных бедствий. Для ясности положения, разделяем по ведомствам, имеющим ближайшее влияние на судьбу империи.

14

Министерство государственных имуществ

При учреждении сего министерства вы мыслили улучшить благосостояние казенных крестьян. Но с самого его учреждения оно приняло характер разорения, и положение крестьян не только не улучшилось, но бедность их достигла высочайшей степени — и не от неурожаев, на которые слагают вину, но от самого устройства министерства и от его действий. Государь! Участь этих миллионов несчастных, участь детей ваших, за весь кровавый труд не имеющих куска хлеба, но все-таки обожающих вас, заслуживает вашего воззрения. Сердце обливается кровью, смотря на этих несчастных, год от года приходящих в худшее состояние.
Устройство министерства. Из одного департамента Министерства финансов вдруг выросло три департамента, несколько канцелярий, полсотни палат, сотни окружных управлений — так что вместо ста двадцати прежних управлений явилось более 1500! Подобное умножение чиновников во всяком государстве было бы вредно, но в России оно губило и губит империю.
Что оно губило Россию — может удостоверить следующий манифест императрицы Екатерины I:
„Умножение правителей и канцелярий во всем государстве не только служит к великому отягощению штата, но и к великой тягости народной, понеже вместо того, что прежде к одному адресоваться имели, ныне к десяти и более. А все те разные правители имеют особые канцелярии и канцелярских служителей, и каждый по своим делам бедный народ волочит, и все те правители и канцелярские служители пропитания своего хотят, умалчивая о других беспорядках, которые от бессовестных людей к вещей народной тягости ежедневно происходят и происходить будут“*.


##*Полн. собр. зак., т. VII, Манифест, 1727 г., февр. 24, п. 6, № 5017.

Эта истина высказана сто лет тому назад, когда простота нравов требовала одного пропитания. Следовательно, что же ныне, когда роскошь и разврат овладели всеми чувствами, поработили сердца и понятия? Теперь стремятся не к пропитанию, но к обогащению, что губит Россию в настоящее время.
У нас каждый министр, для доказательства важности своего управления, старается об учреждении множества департаментов, канцелярий и комиссий, наполненных множеством чиновников, не понимая, что это доказывает его незнание дела и что от этого управление идет гораздо хуже...
Рождается и другое зло для успешного хода дел: бесконечная переписка (с учреждениями Министерства государственных имуществ открылись три бумажные фабрики), отчего теряются внимание к самому существу дела — которое уже становится посторонним предметом, а очистка бумаг — главным, дабы для блеска отчетов можно было сказать: поступило несколько десятков тысяч, все решены, а как решены — это известно одному только Богу, ибо Он только один видит слезы и слышит вздохи несчастных...
Действия министерства. Первым действием министерства было описать, что подлежит его ведомству. Это прекрасно, но ежели это считали необходимым, то должно было о причине такой меры опубликовать установленным порядком. Казенные крестьяне, не зная предварительно цели и намерений правительства, думали, что у них отберут их имущество. Владельческие крестьяне, напротив, по внушению злонамеренных людей, видели в этом желание правительства избавить их от власти помещиков. Это столкновение ошибки со стороны властей и ложного понятия крестьян произвело пожары и убийства. Виновато — начальство, а расстреливали — людей, им вовлеченных в преступления.
Вторым действием министерства было взыскание недоимок. Местные начальства, желая показать выслугу перед высшими властями, продавали все имущество крестьян и этой мудрой мерой привели их к разорению: нет ни скота, нет хлеба, бедность сделалась всеобщей и может быть надолго...
Огромность министерства требует огромных издержек, почему на расходы местных управлений сбирается по два и более рубля с души. Этот налог и при хорошем состоянии крестьян был бы тягостен, а теперь до невероятности обременителен.
Надо знать, что наш крестьянин, едва имея хлеб насущный, платит государству более даже английского фермера, которого благосостояние до крайности развито и защищено законами. У нас один платит за троих и более умерших, малолетних и поступивших в рекруты — сверх сего несет отяготительные повинности: подводную, постойную и рекрутскую. Следовательно, всякое увеличение налогов, прямых и даже косвенных, есть источник конечного разорения.
С некоторого времени, особенно по Министерству государственных имуществ, учредилась законодательная фабрика: беспрестанно публикуются новые положения, уставы и проекты — огромные по объему, а малые по существу своему. Истин в законодательстве немного, и они постояннее человеческой мудрости.
Законы можно исправлять и дополнять сообразно с потребностью, а не уничтожать все предшествовавшие, дабы постановлять новое, несообразное ни с местными нуждами, ни с началами государственного благоустройства.
Этих великих преобразователей можно сравнить с хозяином, который вырывает столетние дубы, дающие тень и прохладу, дабы садить репейник.
Чем надежнее законодательство, тем тверже и непоколебимее форма государственного правления, — истина, доказанная веками.
Пути сообщения.
Пути сообщения, особенно водные, год от года приходят в худшее положение и при малейшей засухе грозят Петербургу голодом. Это препятствует быстрому ходу внутренней промышленности и развитию народного богатства.
Главная тому причина — также во множестве чиновников... Вообще, этот род службы считается самым выгодным в государстве. Полезнее было бы уменьшить число чиновников, чем взимать шоссейный сбор с крестьян. И какая справедливость? Крестьяне и мещане платят по 25 копеек с души в год на поддержку дорог. И с них же собирают еще деньги за то, что они ездят по этим дорогам!
На крестьянине же лежит повинность исправлять дороги, не поступившие в ведомство путей сообщения. Эта повинность не была бы так тягостна, ежели производилась бы под руководством людей сведущих. Тогда не нужно было бы в самую горячую пору делать поголовные сборы, как бывает при проезде вашего императорского величества, чему я был свидетелем прошедшего года в Псковской губернии... Всякий год дороги чинят. Но они остаются в прежнем дурном положении, особенно мосты через глубокие и быстрые реки стоят обывателям тяжких трудов и больших издержек, но всякий год разрушаются весеннею водою, ибо для прочного их сооружения потребны и наука, и большие капиталы. Все это вместе взятое разрушает благосостояние народное».
К чести генерал-адъютанта Н. Кутузова необходимо добавить, что к своей инспекционной, по сути исследовательской поездке, он подошел по-государственному, вникая в суть проблем и обозначая главные источники «неустройства». Не в пример своему императору, о секретных инспекциях которого как-то сразу узнавали местные власти и чиновники, и срочно приводилась в порядок дорога, по которой должен был проехать император, наводился внешний лоск в присутственных и других местах, куда, знали, он заглянет придирчивым оком. Но знали и другое — он не будет вникать ни в какие серьезные проблемы и нужды губерний, городов, мест. Внешним осмотром и удовольствием от верноподданнического гостеприимства и послушания этот «инспекционный» выезд монарха и закончится.
Генерал-адъютант Н. Кутузов, искренне желающий помочь преодолеть «неустройства», именно потому и выявил и прописал в Записке главные «болевые точки» государства, которые не «обезболенные» в последующие после 1841 двенадцать лет, стали одной из причин поражения России в Крымской войне. Эта Записка Н. Кутузова, учитывая нрав Николая I, — поистине образец гражданского мужества, человека, безмерно любящего Россию и так же безмерно скорбящего как от её неустройства, так и от своего бессилия.

15

Крымская война

Из школьных учебников истории мы знаем, что Крымская война 1853–1856 гг. была грабительской и захватнической со стороны всех ее участников: России, Англии, Франции, Австрии и Турции. Но если Англия и Франция, всегда боясь России, хотели закабалить Турецкую империю, чтобы иметь противовес против России, то Россия мечтала просто уничтожить Турцию. Турция же стремилась отторгнуть от России Крым и Кавказ.
Поводом к войне стал спор между православным и католическим духовенством, который — после вмешательства Николая I и Наполеона III — перерос в конфликт дипломатический. Речь шла о «святых местах» в Иерусалиме и о том, кому принадлежит величайшая честь чинить купол Вифлеемского храма (святая пещера, где родился Иисус Христос, находится под алтарем этого храма). Так как католические и православные иерархи спор этот никак не могли разрешить, это право предоставили султану. Николай I и Наполеон III не преминули воспользоваться возможностью «нажать» на Турцию, вмешавшись в этот конфликт.
Здесь, еще не подозревая об этом, Николай делает первый шаг к поражению в предстоящей войне. Не разобравшись в хитросплетениях европейской политики, он, так гордившийся своим дипломатическим искусством и уверенный в преданности прежде всего Австрии и Пруссии и в надежности такого союзника, как Англия, идет напролом. Он развязывает войну, никого не спрашивая, ни с кем не советуясь и не согласуя свои решения. Да и кто мог ему противостоять? Министр иностранных дел Карл Нессельроде, который сам признавал, что он — «простой инструмент выполнения приказов и политических планов Его Величества»?
В феврале 1853 года по высочайшему повелению в Константинополе появляется князь Александр Сергеевич Меншиков, правнук знаменитого временщика А. Д. Меншикова, с чрезвычайными полномочиями . Это один из трех главных фаворитов Николая I (он уступал по своему влиянию на монарха фельдмаршалу И. Ф. Паскевичу, но с переменным успехом соперничал с А. Ф. Орловым, шефом жандармов и III отделения).
Чрезвычайность же полномочий Меншикова состояла в том, чтобы султан не только решил в пользу православной церкви спор о святых местах, но еще и заключил особую конвенцию, которая сделала бы русского царя покровителем всех православных подданных султана. Николай становился бы в этом случае «вторым турецким султаном», а девять миллионов турецких христиан таким образом имели бы двух государей, и каждому из них могли бы жаловаться на другого.
Хотя султан был готов отдать святые места под контроль России, заключить предложенную русской стороной конвекцию он отказался. Его приближенные, желая смягчить отказ, стали хвастаться, что «султан запретил в своих владениях называть христиан „собаками“».
Взбешенный — такой же прямолинейный в дипломатии солдат, как и его монарх — Меншиков съязвил: «Это очень важно, и в благодарность я буду просить своего государя, чтобы он запретил в России называть собак султанами» — и объявил султану о разрыве русско-турецких отношений. Вскоре русская армия вторглась в Дунайские княжества Молдавию и Валахию, а вслед за этим 16 октября 1853 года Турция объявила России войну. Русский
Нельзя не сказать о том, как непрост был в русском обществе того времени «восточный вопрос» вообще.
Николай и его правительство откровенно рвались к захвату Турции и уничтожению ее как государства, к выходу на Босфор и Дарданеллы, однако свои истинные цели они прикрывали исторической справедливостью — необходимостью занятия Константинополя и освобождения миллионов христиан от мусульманского владычества. Безусловно, эти устремления царя были достоянием широкой гласности и пропаганды и нашли поддержку у лучшей, просвещенной части российского общества.
Взоры славянофилов, части западников, даже поэта Ф. И. Тютчева с его глубоким аналитическим умом, были обращены к Востоку, к Константинополю.
В отношении Тютчева это не случайно, ибо долгие годы он провел на дипломатической службе на Западе и хорошо знал и что такое революционный кровавый террор, и что принесли Европе жестокие революционные потрясения, и что такое бездушный рационализм западной цивилизации.
Состояние Россин его тоже не радовало. Он писал друзьям: «Разложение повсюду. Мы двигаемся к пропасти не от излишней пылкости, а просто по нерадению. В правительственных сферах бессознательность и отсутствие совести достигли таких размеров, что этого нельзя постичь, не убедившись воочию».
Монарху все повиновались беспрекословно.
Цель его была достигнута: идеал восточного деспотизма утвердился на русской земле. О составных частях этого идеала писал А. И. Герцен: «Для того, чтобы отрезаться от Европы, от просвещения, от революции, пугавшей его с 14 декабря, Николай со своей стороны поднял хоругвь Православия, Самодержавия и Народности, отделанную на манер прусского штандарта и поддерживаемую чем попало — дикими романами Загоскина, дикой иконописью, дикой архитектурой, Уваровым».
Совершенно очевидно, что устойчивой и жизнеспособной такая система сама по себе быть не могла. Ей нужны были какие-то прочные подпорки, которых в стране не было и их нужно было искать извне — во внешнеполитических успехах России. Театром этих успехов могла быть только «византийская цивилизация». Самодержавие всерьез вынашивало планы, которые дипломат и поэт Ф. И. Тютчев изложил в статье «Россия и Германия» (1844), а также в своих геополитических трактатах. Он считал, что вся политическая и религиозная будущность человечества зависит от исхода борьбы между Россией и революциями, которые сотрясают Запад. Он был уверен в победе России в этой борьбе и хотел видеть послереволюционный мир в виде образованной православной империи Востока, которая поглотит Австрию, возвратит себе Константинополь, установит протекторат над Италией. В результате западная и восточная церкви воссоединятся и в Риме появится православный Папа. Мало того, он верил, что Константинополь станет центром православия в 1853 году — то есть через 400 лет после завоевания его турками. Эта идея, которая сошлась с планами самодержавия, настолько овладела монархом (как писал профессор Московского университета М. И. Погодин, «русский государь теперь ближе Карла V и Наполеона к их мечте об универсальной империи»), что Николай I решился на Крымскую кампанию: «Думаю, что сильная экспедиция с помощью флота прямо в Босфор и Царьград, — сообщал он весной 1853 года, — может решить дело весьма скоро... сего достаточно, чтобы при неожиданном появлении не только овладеть Босфором, но и самим Царьградом».
Этот полный отрыв от реальности, эта привычная монаршая самонадеянность обернулась не только позором военной катастрофы, тысячами загубленных русских жизней, но и оставила империю в полном одиночестве — Европа восстала против России.
Л. В. Лесков — известный современный ученый, физик и футуролог пишет в статье «Парадокс нашего мессианства»: «Николаевская политическая элита разделяла мысли Тютчева о цивилизационной неполноценности Европы, зараженной сатанинской чумой революции, готовность противостоять гнилостным зародышам революции послужила для них основой для претензий России на мировое господство... Русская идея была проста до примитивности: запугав правителей Европы призраком революции, вынудить согласиться их на захват Константинополя и возобновление Византии. Эти затеи настолько вскружили голову российской политической элите, что никто из них не мог сообразить, что эта стратегия вела прямиком к катастрофе».
Ф. И. Тютчев весной 1855 г., после Крымской катастрофы писал, в какой-то степени оправдываясь, жене: «Подавление мысли было в течение многих лет руководящим принципом правительства... Все подверглось этому давлению, все и вся отупели.
Но и прозрели все, сразу — после Крымского „позора“». И Тютчев, который еще совсем недавно призывал надеть корону всеславянского царя уже почившему императору Николаю I, с горечью, ибо прозрение запоздало, писал:

Не Богу ты служил и не России,
Служил лишь суете своей,
И все дела твои, и добрые, и злые, —
Все было ложь в тебе,
все призраки пустые:
Ты был не царь, а лицедей.

Эту мысль поэт развил и обобщил в письме к графине Е. Д. Блудовой (дочери президента Академии наук Д. Н. Блудова): «Власть в России такая, какой ее образовало ее собственное прошлое своим полным разрывом со страной и ее историческим прошлым, эта власть не признает и не допускает иного права, кроме своего, и это право исходит не от Бога, а от материальной силы самой власти, и эта сила узаконена в ее глазах уверенностью в превосходстве своей весьма спорной просвещенности».
Таким был общественный фон, на котором в 1853 году всевластие императора Николая I расцвело еще более пышным цветом. Монарх же попросту не видел и не понимал реального положения дел ни в своем государстве, ни в Европе.
Историк Н. А. Троицкий пишет: «Главное заключалось в том, что ни царю, ни дипломатам, ни генералам недоступно было понимание тех экономических сдвигов, которые произошли в Европе за 30–40 годы. Все это время не только в Англии, но и во Франции, и даже в Австрии и Пруссии капитализм неуклонно шел вперед и, усиливая экономический потенциал держав, развивал их аппетиты к новым рынкам, источникам сырья, сферам влияния.
При таких условиях западные державы, которые охотно сотрудничали с царизмом политически, в борьбе с революцией, не хотели сотрудничать с ним, ни тем более понести ущерб от него в дележе рынков. Наоборот, растущая активность царизма в районах, где они сами надеялись поживиться, усиливала их противодействие России».
Николай же жил прежними представлениями о своих европейских партнерах, представлениями времен Священного союза, деятельность которого в свое царствование он возобновил в 1833 году для борьбы с революциями в Европе и для того, чтобы оградить от этих революций Россию. Вспомним, что Священный союз был создан в 1815 году по инициативе Александра I. Российский монарх неизменно присутствовал на всех конгрессах союза.
В дневниковой записи П. А. Вяземского от 13 марта 1821 г. читаем: «Разве священный союз не есть Варфоломеевская ночь политическая? „Будь католик, или зарежу!“».
В октябре 1820 году в Троппау состоялся конгресс Священного союза. Очередной, но очень важный по принятым решениям и по последствиям: на нем был — практически открыто — провозглашен принцип «интервенции». Это означало, что, даже не взирая на позицию законных властей и правительств стран, где будет происходить революционное или освободительное движение, державы — члены Священного союза будут подавлять его вооруженными силами.
Именно это решение Священного союза позволило Николаю быть «жандармом Европы», когда он возобновил Священный союз в 1833 г. Об экономической и политической слепоте этого «жандарма Европы» писал историк Н. Эйдельман: «Всю жизнь Николай I не сомневался в правильности всего, что он делал: в том, что отмена крепостного права большее зло, чем само крепостное право, что декабристов надо держать в Сибири — даже спустя четверть века после восстания, что внешние дела должно вести именно так, как они ведутся, что другие державы не посмеют противиться его дипломатии и армии».
Однако растущая активность царизма, которую представлял Николай I, не подкреплялась ее военно-технической мощью. Выявила эту прежде не замеченную Европой военно-техническую отсталость русского «колосса» именно Крымская война. Оказалось, что колосс стоит на примитивной технике и непроизводительном рабском, крепостном труде.
Не замечена эта отсталость ранее была в силу того, что в предыдущих войнах она сражалась с еще более отсталой Турцией.
Естественно, что отставание России от Англии и Франции предрешило исход Крымской войны уже в самом ее начале.
И. В. Бестужев в книге «Крымская война» приводит такие данные: перед войной Россия производила в год всего 50–70 тысяч ружей и пистолетов (за год войны их потребовалось 200 тысяч), 100–120 орудий (потребовалось втрое больше) и 60–80 тысяч пудов пороха (израсходовано только за 11 месяцев обороны Севастополя 250 тысяч пудов).
Н. А. Троицкий дополняет: «Пагубно отражалось на боеспособности русской армии убийственное состояние транспорта и путей сообщения (именно об этом говорил в 1841 г. в своей Записке Н. Кутузов! — Прим. авт.). Из центра страны на юг не было ни одной не только железной, но даже шоссейной дороги. Войска проделывали тысячеверстные переходы пешком. Оружие, боеприпасы и снаряжение перевозилось на волах, многие из которых околевали в дороге, трупы их тонули в грязи, и по ним проходили обозы. Легче было доставить солдат в Крым из Англии или Франции, чем из центра России».
Оснащенность военно-морского флота и его состояние к началу Крымской войны (а он считался третьим в мире после английского и французского) также поражает воображение. Если флот Англии и Франции составляли 454 боевых судна — из них 258 паровых, то у России всего 115 судов, из которых паровых было только 24.
Но совершенным потрясением — для русского общества прежде всего — оказалось состояние военно-тактической подготовки войск, которой 30 лет неустанно занимался монарх Николай I и его любимцы. Одним из первых среди них был, естественно, князь А. И. Чернышев, 20 лет при Николае возглавлявший военное министерство России. Палач декабристов, осыпанный за это многими милостями монарха, ловкий царедворец, которому жестокость заменяла все человеческие качества.
Он и офицеры его школы готовили армию для военных парадов, таких внешне эффектных и непомерно любимых государем. Но солдаты получали для обучения стрельбе от своего министра по 10 боевых патронов в год на человека, а в атаку их учили ходить все тем же сомкнутым строем, как при Суворове. Но в отличие от суворовских солдат их не обучали ни искусству боя, ни применению его на местности. Крымская война заставила вспомнить страшные военные поселения — память о них еще хранила николаевская армия и отразила порядки, господствовавшие там.
Военных поселений уже не было, но муштра их времен процветала в русской армии.
Военные поселения, напомним, — плод трудно определимой фантазии Александра I, страшное, нечеловеческое устроительство человеческой жизни он придумал в 1816 году.
Крепостная Русь только бессильно стонала, когда в Новгородской, Петербургской, Могилевской, Слободско-Украинской, Херсонской губерниях в деревнях сносились крестьянские дома и на их месте строились казармы, а крепостные с семьями, лишенные жилищ своих, становились «насельниками» этих казарм, при этом единственной допустимой их одеждой считалась военная форма, в которую обряжали с шести лет и крестьянских детей — мальчиков. Крепостные крестьяне, таким образом, становились еще и военнослужащими — на 25 лет.
Человек втискивался в прокрустово ложе регламента, который определял всю жизнь крепостного: муштра, военные занятия, полевые работы. Даже печи в казармах топили крестьянки по общей команде, как и по команде кормили своих измордованных мужей. Измордованных не только муштрой и непосильной работой в поле, но и бесконечными порками, шпицрутенами, которые они получали за малейшие нарушения жесткого регламента.
Смертность в военных поселениях была ошеломляющей. По здравому смыслу пользы от этих поселений не было ни армии, ни российскому хозяйству. Они просуществовали девять лет, до конца его царствования «просвещенного монарха» Александра I..
Однако еще более «просвещенный» и на словах ратовавший за освобождение крестьян монарх Николай I, человек намного более прагматичный, чем старший брат, военные поселения одобрял, как и бессмысленную муштру. Она, муштра, во все царствование Николая, составляла содержание жизни русской армии, от нее зависело лицо и гордость армии, по мнению Николая, в глубинные же, внутренние ее проблемы он не вникал. А ведь еще в 1841 году, в упоминавшейся уже «Записке» Н. Кутузов что называется, бил в набат, призывал государя обратить внимание на истинное положение солдат и всего русского войска.
Нельзя не привести горьких картин армейской жизни, на которую, как пишет Н. Кутузов, «обращено все внимание правительства»: «Войско блестяще, но это наружный блеск, тогда как в существе своем оно носит семена разрушения нравственной и физической силы.
Разрушение нравственной силы состоит в потере уважения нижних чинов к своим начальствам. Без этого же уважения войска не существует. Эта потеря произошла от предосудительного обращения главных начальников с подчиненными им офицерами и генералами. Перед фронтом и при других сборах нижних чинов их бранят, стыдят и поносят. От этого произошло то, что, с одной стороны, те только офицеры служат и терпят это обращение, которые или не имеют куска хлеба, или незнакомы с чувством чести. С другой, что нижние чины потеряли к ним уважение. И это достигло такой степени, что рядовой дает пощечину своему ротному командиру! Это не бывало с учреждения русской армии. Были примеры, когда убивали своих начальников, но это ожесточение, а не презрение.
Разрушение физических сил армии заключается в способе ее обучения и в бессрочных отпусках. Мы видим, что четвертая часть армии исчезает ежегодно от необыкновенной смертности, от неспособности к службе и от болезней. Бессрочные отпуска довершают ее опустошение.
Эти причины так важны и так тесно связаны с благосостоянием государства, что требуют подробного рассмотрения».
Но прежде чем перейти к рассмотрению причин, Кутузов приводит такую страшную статистику: «Из отчета действующей армии за 1835 год видно, что по спискам состояло 281 099 человек, заболело 173 892 человека. Следовательно, почти вся армия была в госпиталях. Умерло 11 023, то есть каждый двадцатый человек. Зная по опыту, что неспособных бывает одна четвертая часть против умерших, выходит, что с лишком 15 тысяч выбывает. Это в армии — но что же в гвардии, где обучение производится с напряжением всех сил! Суворов говорил: „У некоторых заболевает 1 на 100 в месяц, а у нас и на 500 менее. Солдата, который два раза был в больнице, на третий тащит к себе домовище (гроб)!“ Суворову можно верить.
Изумительное различие: тогда на 500 здоровых был один больной, ныне — на 500 человек больных один здоровый».
Сами же причины смертности и неспособности к порядку в армии Н. Кутузов видит в том, что: «во-первых, рекрутов, тотчас по приводе в полки, подвергают всем тягостям обучения, отчего между ними рождается болезнь, известная под именем тоски по отчизне. Болезнь неизлечимая, ибо, истощая душевные силы, уничтожает силы физические; во-вторых, принята метода обучения, гибельная для жизни человеческой. Солдаты тянут вверх и вниз в одно время: вверх для какой-то фигурной стойки, вниз — для вытяжки ног и носков. Солдат должен медленно, с напряжением всех мускулов и нервов вытянуть ногу вполовину человеческого роста и потом быстро опустить ее, подавшись на нее всем телом. От этого вся внутренность, растянутая и беспрестанно потрясаемая, производит чахотки и воспалительные болезни (по отчету армии 1835 г. видно, что из 173 892 человек больных воспалительными и изнурительными болезнями было одержимо 13 тысяч человек). По-видимому, ничтожная болезнь часто превращается в смертельную, потому что при повреждении внутреннего организма природа не может сопротивляться и малейшему на нее нападению.
К этому — можно сказать, гибельному — обучению присоединилась мысль пересоздать человека: требуют, чтобы солдат шагал в пол-аршина, когда Бог создал ему ноги шагать в аршин! Следовательно, к растяжению внутренностей присоединилось растяжение связок ножных. От этого войско не в состоянии будет делать тех изумительных переходов, которые делали солдаты времен Суворова, никогда не имея отставших. Суворов говорил: „Солдата шаг аршин, при захождении — полтора аршина“.
Следствие ныне принятой методы обучения можно видеть весной на площадях: солдат после всех вытяжек и растяжек, повторяемых несколько раз в день, по два часа на прием, идет в казармы, как разбитая на ноги лошадь!
Присоединяя к этому дурное лечение и содержание солдат в госпиталях (из отчета армии за 1837 г. видно, что в госпиталях умирает каждый 15-й человек, а в лазаретах — 28-й), надо удивляться, что не половина войска уничтожается ежегодно. Люди тысячами гибнут без ропота, но и без славы, а народ беспрестанно истощается рекрутскими наборами — повинностью самой тягостной и разорительной. Она, выбирая из семейств лучших людей, приводит в бедность и семейства, и государство, теряющее производительные силы без пользы и без славы для себя.
И для чего эта огромная армия, когда она исчезает от болезней? Огромность армии есть выражение не силы, но бессилия государства, которого крепость и могущество заключается в духе народном, в его преданности и любви к правительству.
Эта истина доказана всеми, она подтверждена и борьбой Испании с Наполеоном, и нашим славным 1812 годом. В настоящем же положении финансов в России эта громада войск имеет гибельное последствие: она, истощая источники жизни общественной, препятствует всякому улучшению».
Безусловно, эта ненужная самодержцу записка осталась без внимания. Она нужна нам, потомкам, чтобы, что называется, из первых и очень честных рук получить знание об истинном положении солдата в армии, скрытое за блистательным фасадом николаевского царствования. В Крымскую же войну именно этот замученный, задавленный и бесконечно унижаемый солдат оказался единственным абсолютно надежным оружием русской армии, противостоявшим соединенным военным силам четырех европейских держав и Турции.
Беспримерное мужество и стойкость русских солдат, их героизм поражали даже противника, но и этим редчайшим богатством не умели распорядиться многие офицеры м генералы, которые, как и их монарх, умели демонстрировать лишь эффектные парадные пассажи. Известно саркастическое и точное определение армии Николая I, данное французским офицером — участником Крымской кампании: «В русской армии солдаты — с головой льва, офицеры — с головой осла и генералы — без головы».
Подтверждением этой остроты-афоризма служило множество генералов в Крымскую кампанию — к ним принадлежал прежде всего небезызвестный А. С. Меншиков, беспечность и безответственность которого как командующего русскими войсками в Крыму, стоили русской армии поражения под Евпаторией в начале сентября 1854 года, затем на реке Альме в сентябре, под Балаклавой в октябре того же года, после которого солдаты стали называть Меншикова «Изменщиковым». Проиграл этот николаевский фаворит и битву под Инкерманом в конце октября 1854 года. Но самый позорный поступок, которым он дискредитировал себя, но не русское воинство, — он бросил на произвол судьбы Севастополь. Это на его совести сотни тысяч погубленных солдат и офицеров из-за его бездарности и легкомыслия, как и на совести Николая I, который, понимая неспособность своего любимца руководить военными действиями, решился уволить Меншикова «полечиться» всего за три дня до своей смерти — 15 февраля 1855 года.
По мнению историков — военных специалистов многие проигранные Меншиковым сражения могли бы быть победными, если бы во главе русских войск стоял настоящий полководец.
Однако не позор главных руководителей Крымской кампании — Николая I, его фаворита Меншикова и подобных ему — остались в памяти современников и потомков, а подвиги солдат и офицеров, мужество, патриотизм и беззаветная храбрость которых вписаны в славные страницы истории. Среди них имя блистательного флотоводца и прекрасного русского человека и воина Павла Степановича Нахимова, который с 8-ю судами разбил и уничтожил турецкий флот из 14 кораблей в гавани Синоп 18 ноября 1853 г. Это была третья из самих знаменитых русских морских побед в истории (первая — почти за полтора века до Крымской войны, при Гангуте в 1714 г., одержанная Петром I над шведской эскадрой, вторая — Чесменское сражение 1770 г. во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг., одержанная под командованием адмиралов Г. А. Спиридова и С. К. Грейга). Память об этих победах русского флота навечно закреплена в морской форме: три полоски на воротниках матросских рубашек символизируют именно их.
Крымская война неразрывно связана и с героическими именами организатора обороны Севастополя адмирала В. А. Корнилова, контр-адмирала В. И. Истомина, которые, как и П. С. Нахимов, погибли при защите города, военного инженера полковника Э. И. Тотлебена, легендарного матроса Петра Кошки (напомним: он участвовал в 18 вылазках, лично взял в плен и привел в Севастополь — во время осады города — шестерых неприятельских «языков»), матросов Федора Заики, Аксения Рыбакова, солдатов Афанасия Елисеева, Ивана Линченко. В Крымскую войну во время осады Севастополя помогала раненым первая в мире сестра милосердия. Русские воины звали ее Дарья Севастопольская, потому что не знали ее настоящей фамилии. Только в 1984 году удалось установить ее, это была Дарья Лаврентьевна Михайлова (по мужу Хворостова). В числе защитников Севастополя были хирург с мировой славой Н. И. Пирогов и писатель Л. Н. Толстой.
Хотя русскому воинству все же пришлось оставить Севастополь, который европейская печать с уважением называла «русской Троей», Европа всегда с уважением относилась к мужеству и стойкости русских солдат и матросов. В связи с этим нельзя не вспомнить уже вошедший в историю факт: когда хоронили Павла Степановича Нахимова, погибшего 30 июня 1855 года, англичане и французы прекратили обстрел Севастополя и приспустили флаги на своих кораблях в знак глубокого уважения к великому флотоводцу.
За самодовольство и самодурство самодержца Николая I Россия расплатилась 500 тысячами человеческих жизней и своей экономикой, совершенно подорванной в результате войны. Поистине «великим» государственником был император Российский Николай Павлович Романов!

***

В середине 1855 года один из умнейших русских администраторов граф Петр Александрович Валуев (1814–1890) — министр внутренних дел, в 60-е годы — министр государственных имуществ, а затем председатель Комитета министров, под влиянием поражения русской армии в Крымской войне написал «Думу русского», дав объективную оценку царствования Николая I, особенно в его конце:
«...Давно ли мы покоились в самодовольном созерцании нашей славы и нашего могущества? Давно ли наши поэты внимали хвале, которую нам

Семь морей немолчно плещут.

Давно ли они пророчествовали, что нам

Бог отдаст судьбу Вселенной,
Гром земли и глас небес.

Что стало с нашими морями? Где громы земные и горняя благодать мысли и слова? Кого поражаем мы? Кто внимает нам?
Наши корабли потоплены, сожжены или заперты в наших гаванях. Неприятельские флоты безнаказанно опустошают наши берега. Неприятельские армии безнаказанно попирают нашу землю, занимают наши города, укрепляют их против нас самих и отбивают нас, когда мы усиливаемся вновь овладеть отцовским достоянием.
Друзей и союзников у нас нет. А если есть еще друзья, то малочисленные, робкие, скрытные друзья, которым будто стыдно сознаться в приязни к нам. Одни греки не побоялись этого признания. За это их тотчас задавили, и мы не могли им помочь. Мы отовсюду отрезаны, один прусский король соблаговолил оставить нам открытыми несколько калиток для сообщения с остальным христианским миром. Везде проповедуется ненависть к нам, все нас злословят, на нас клевещут, над нами издеваются. Чем стяжали мы себе стольких врагов? Неужели одним только нашим величием? Но где это величие? Где силы наши? Где завет прежней славы и прежних успехов?..
Мы не могли справиться с турками на Дунае. Европа уже говорит, что турки переросли нас. Правда, Нахимов разгромил турецкий флот при Синопе, но с тех пор сколько нахимовских кораблей погружено в море! Правда, в Азии мы одержали две–три бесплодные победы, но сколько крови стоили нам эти проблески счастья! Кроме них, всюду утраты и неудачи...
Не скажет ли когда-нибудь потомство, не скажут ли летописи, те правдивые летописи, против которых цензура бессильна, что даже славная оборона Севастополя была не что иное, как светлый ряд усилий со стороны повиновавшихся к исправлению ошибок со стороны начальствовавших?
...В исполинской борьбе с половиной Европы нельзя было более скрывать, под сенью официальных самохвальств, в какой мере и в каких именно отраслях государственного могущества мы отстали от наших противников. Оказалось, что в нашем флоте не было тех именно судов, а в сухопутной армии того именно оружия, которые требовались для управления боя, что стояние и вооружение наших береговых крепостей были неудовлетворительны. Что у нас недоставало железных и даже шоссейных дорог, более чем где-либо необходимых на тех неизмеримых пространствах, где нам надлежало передвигать наши силы.
...Благоприятствует ли развитию духовных сил России нынешнее устройство разных отраслей нашего государственного управления? Отличительные черты его заключаются в повсеместном недостатке истины. Многочисленность форм подавляет сущность административной деятельности и обеспечивает всеобщую официальную ложь.
Взгляните на годовые отчеты. Везде сделано все возможное. Везде приобретены успехи. Везде водворяется, если не вдруг, то по крайней мере постепенно, должный порядок. Взгляните на дело, всмотритесь в него, отделите сущность от бумажной оболочки, то, что есть, от того, что кажется, правду от неправды или полуправды, — и редко где окажется прочная, плодотворная польза. Сверху — блеск, внизу — гниль (выделено мною. — В. К.). В творениях нашего официального многословия нет истины.
У нас самый закон нередко заклеймен неискренностью. Мало озабочиваясь определительной ясностью выражений и практической применимостью правил, он смело и сознательно требует невозможного. Он всюду предписывает истину и всюду предопределяет успех, но не пролагает к ним пути и не обеспечивает исполнения своих собственных требований...
Все изобретения внутренней правительственной недоверчивости, вся централизация и формалистика управления, все меры законодательной предосторожности, иерархического надзора и взаимного контролирования различных ведомств ежедневно обнаруживают свое бессилие. Канцелярские формы не предупредили позорной растраты сумм инвалидного капитала и не помешали истребить голодом или последствиями голода половину резервной бригады, расположенной в одной из прибалтийских губерний.
Это последнее преступление или, точнее, длинный ряд гнуснейших преступлений даже остаются доселе безнаказанными... Все правительственные инстанции уже ныне более заняты друг другом, чем сущность предметов их ведомства. Высшие едва успевают следить за внешней правильностью действий низших инстанций. Низшие почти исключительно озабочены удовлетворением внешней взыскательности высших...
Много ли искренности и много ли христианской истины в новейшем направлении, данном делам веры, в мерах к воссоединению раскольников и в отношениях к иноверным христианским исповеданиям? Разве кроткие начала Евангельского учения утратили витающую в них Божественную силу? Разве веротерпимость тождественна с безверием? Разве нам дозволено смотреть на религиозные верования как на политическое орудие и произвольно употреблять или стараться употреблять их для достижения политических целей?
Летописи христианского мира свидетельствуют, что при подобных усилиях сокрушается премудрость премудрых и опровергается разум разумных. Святая церковь не более ли нуждается в помощи правительства к развитию ее внутренних сил, чем в насильственном содействии к обращению уклонившихся или к воссоединению отпавших? Нынешний быт нашего духовенства соответствует ли его призванию и правильно ли смотрят на внутренние дела православной паствы те самые государственные люди, которые всегда готовы к мерам строгости против иноверцев или раскольников?..
Везде преобладает у нас стремление сеять добро силой. Везде пренебрежение и нелюбовь к мысли, движущейся без особого на то приказания. Везде опека над малолетними. Везде противоположность правительства — народу, казенного — частному, вместо ознаменования их естественных и неразрывных связей. Пренебрежение к каждому из нас в особенности и к человеческой личности вообще водворилось в законах...»
Дополнением к этим грустным итогам может служить оценка николаевского царствования и личности монарха Николая I фрейлиной А. Ф. Тютчевой: «Николай I был Дон-Кихотом самодержавия. Дон-Кихотом страшным и зловредным, потому что обладал всемогуществом, позволявшим ему подчинять своей фантастической и устарелой теории и попирать ногами самые законные стремления и права своего века. Вот почему этот человек... мог быть для России в течение своего 30-летнего царствования тираном и деспотом, систематически душившим всякое проявление инициативы и жизни.
Этот человек, который был глубоко и религиозно убежден в том, что всю жизнь посвящает он благу родины, который проводил за работой восемнадцать часов в сутки, трудился до поздней ночи, вставал на заре, спал на твердом ложе, ел с величайшим воздержанием, ничем не жертвовал ради удовольствия и всем ради долга и принимал на себя больше труда и забот, чем последний поденщик из его подданных.
И вот, когда наступил час испытания, вся блестящая фантасмагория этого величественного царствования рассеялась как дым. В самом начале Восточной войны — эта армия, столь хорошо дисциплинированная с внешний стороны, — оказалась без хорошего вооружения, без амуниции, разгромленная лихоимством и взяточничеством начальников, возглавляемая генералами без инициативы и без знаний. Оставалось только мужество и преданность ее солдат, которые сумели умирать, не отступая там, где не могли победить вследствие недостатка средств обороны и наступления».
Крымскую войну 1853–1856 гг. декабристы — «друзья монарха по 14 декабря» — восприняли как трагедию родины и народа, как прямой результат бездарной, реакционной политики — внутренней и внешней — Николая I, и поражение России в Крымской кампании рассматривали не как поражение страны, а как поражение самодержавной политики монарха. Н. В. Басаргин в статье «О Крымской войне и внешней политике России» излагает свою точку зрения на самодержавие, на монарха российского, итожит 30-летнее царствование Николая I, выражая общую точку зрения всех декабристов.
Неудачи в Крымской войне, подчеркивал декабрист, выявили настоящее лицо самодержца, развенчали его социально-политическую, экономическую и военную политику; Николай I обнаружил «отсутствие той твердости, которая спокойно смотрит на события, не падает духом, а управляет кормилом государства так же хладнокровно, как в хорошее время».
Монарх же в боязливом ожидании дурных известий с театра военных действий заперся во дворце. «То, что он сам считал в себе твердостью и в чем многие, подобные, ошибались, — было скорее упрямство, необдуманность, настойчивость, нежели твердость характера, раздражительность и преувеличенное о себе понятие мешали ему видеть настоящую сторону, иметь настоящую точку зрения в вопросах государственного управления.
Наконец его сильные физические начала не выдержали всех нравственных потрясений, всех разочарований, он не дожил до конца вызванных им самим событий, покинул этот мир, оставив в наследство преемнику своему борьбу с целой Европой, армию, хотя и многочисленную, но худо устроенную, сокращенную поражениями и жертвами, истощенную страну, недостаток в полководцах и государственных людях».
Монарху не удалось прочитать басню другого декабриста — Павла Сергеевича Бобрищева-Пушкина, которого он обрек, как и 120 его товарищей, на вечную каторгу и медленную смерть в Сибири. Эту басню Павел Сергеевич написал в Петровском остроге в 1829 году, и она чудом сохранилась в потайных бумагах нескольких декабристов после «проницательных» обысков в камерах. Называется она — «Брага» — и она о нем, Николае I, Никсе, как называли его декабристы вслед за его супругой — императрицей Александрой Федоровной, но с обратным смыслом — презрения, неуважения. Басня эта объясняла главную причину неудавшегося величия царствования императора.

Крестьянин молодой
По древнему обыкновенью дедов
Весеннею порой
Собрался угостить своих соседов
На праздник храмовой.
И для того сварил, недели за две, браги
Две полные корчаги.
И в бочку влив, закупорил гвоздем,
С той мыслью, чтоб она путем
Ко праздничному дню остыла.

Ан вышло не по нем, как на беду, все дело,
И словно как над ним лукавый пошутил:
Во-первых, солоду в нее переложил,
А, во-вторых, вина и та, что слишком много
Он в бочку через чур налил,
И что закупорил он слишком строго,
Не сделавши нигде отдушин в ней.

Но, как бы ни было, не знаю, сколько дней,
Пробывши взаперти так, брага забродила,
Что удали такой и пиву б впору было,
А как насперся дух и набралася сила,
Стесненная со всех сторон,
Гвоздь верхний вышибла она из бочки вон,
И клубом пеняся, в отверстье побежала!..

Увидев то, крестьянин мой:
«Постой же, — говорит, — я справился с тобой,
На гвоздь один надежды видно мало!»
Сказав, по-прежнему закупорил гвоздем,
А сверх того — еще для закрепленья —
Он бочку обтянул железным обручем.

«Теперь не вырвешься — прошу прощенья», —
Сказал он, отходя от бочки прочь.
Но дело не по нем сбылося снова.
Он и не ждал несчастия такого:

Перестоявши ночь,
Сильнее прежнего зашевелилась брага,
Вспузырилась, сперлась, и весь собрания дух,
Отколь взялась отвага —
Вон вышибла не гвоздь, а целый круг —
И потекла по погребу ручьями!..

Крестьянин ахнул мой, всплеснув руками,
Когда, пришед поутру навестить,
Увидел в погребе такое разрушенье.
А некого бранить...
На праздниках без угощенья
Остался он по милости своей.

А если бы крестьянин был умней,
И сколько надобно дал браге бы свободы, —
И сам бы с брагой был для праздничных он дней,
И бочки разрывать не довелось бы ей.

16

Свое всегда возьмет закон природы.

Монархом-гигантом в своем представлении о себе (и каким воспринимала его Европа до Крымской войны), а в действительности карликом — по реальным итогам 30(!) лет самодовольного самодержавного правления — предстает Николай I из дали времени. Гигантским карликом был и остается Николай Павлович 15-й Романов в истории России.
Надо сказать, что в последнее время, не только историки-монархисты, но и немалое число людей, не занимающихся историей, придерживаются такой охранительно-самодержавной позиции: «Если бы не Николай I, в России революция произошла бы значительно раньше. Он задержал ее на 50 лет».
Но, думается, даже фрагментарный анализ и размышления в настоящей книге позволяет сделать иной вывод. Если бы освобождение крестьян от рабства было не фразой и боязливым намерением, а постепенной, планомерной и целенаправленной работой по освобождению многомиллионного населения от крепостной зависимости, революции в России вообще удалось бы избежать, если бы к тому же Николай — этот «рыцарь» самодержавия — принял бы еще и конституцию. Россия, как и большинство стран Европы, стала бы конституционной монархией. Вместо этого Николай создал «гвозди» и «обручи» одновременно — свое III отделение, свой чиновничий частокол, свою дикую цензуру...
Именно это «забивание» и «закрепление», это внутреннее нагнетание «брожения» во всех сферах российской жизни и «рвануло» с такой силой в октябре 1917-го и сделало Гражданскую войну в России страшнее пугачевского бунта, которого все так боялись в николаевское царствование. Мало того, за отца расплатился Александр II, ибо не столько в него метали свои бомбы народовольцы, сколько в него, Николая I — в воплощенное самодержавие, к которому накопилось столько ненависти и гнева, что они стали неуправляемыми и безрассудными. Да и гибель самодержавия, как государственного устроительства в России, приблизил он же, «Дон Кихот самодержавия» Николай I.

Валентина Колесникова

Источник


Вы здесь » Декабристы » ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ДЕЯТЕЛИ РОССИИ XIX века » В. Колесникова "Николай I. Лики масок государя"