1. M.Я. ЧААДАЕВУ 1)

(Кронштадт, 5 июля 1823 г.)

Если Вы разрешите мне, милостивый государь, напомнить о себе... а почему бы и нет? Говорят, что я делаю, или вернее, что я пишу глупости, и потому я заявляю Вам, без дальнейших околичностей, что я чрезвычайно рад пожать Вам руку, хотя бы в письме, и очень огорчен, что Вас нет с нами; а между тем, это могло бы легко случиться. Мне очень хотелось бы, чтобы Вы надумали побывать этой зимой в Москве. Я кончаю, потому что Ваш брат говорит мне, что я опять пишу, как всегда, глупости. Прощайте.

Из самолюбия; Нота — Бене — пакет от меня. Я делаю пакеты.
Примечания:

1) Опубликовано в книге «Письма П. Я. Чаадаева из-за границы к брату», Варш. 1912. Является французской припиской к письму П.Я. Чаадаева, написанному по-русски. В указанный в письме день П. Я. выехал в Лондон. Провожали его до Кронштадта М. И. Муравьев-Апостол и H. H. Раевский.

3. С. И. Муравьеву-Апостолу 1)

3- го ноября 1824 г.

Я был крайне неприятно поражен, дорогой друг, тем, что вы мне пишете в вашем последнем письме. Я с нетерпением ждал Вас, а теперь приходится отказаться от надежды скоро увидеть Вас. Что касается меня, милый друг, я непременно приехал бы. Я бросил бы свои купанья. Но мне было строго приказано не ездить к Вам. Мой отец заставил меня дать ему положительное обещание, что я не поеду, после того как он получил предостережение от Николая Назаровича 2), а Вы знаете, как этот последний хорошо осведомлен. Правительство теперь постоянно настороже и если оно не действует так, как следовало бы ожидать, то у него на то свои причины. Юг сильно привлекает его внимание, оно знает, какой там царит дух, и меня крайне огорчает то, что Вы так действуете, словно прекратились всякие подозрения. Доказательством тому служит хотя бы посещение меня неким г-ном Лорером 3), с которым я был едва знаком к Петербурге и коего Пестель прислал мне Бог весть зачем, как старого знакомого. Мы еще далеки от того момента, когда благоразумно рисковать; а риск несвоевременный ведет лишь к тому, что мы теряем людей, и что дело оттягивается, до бесконечности. Он говорил мне, что у вас в полках назначен срок в один год. Правду, сказать, все это приводит меня в недоумение, и если бы я не знал, что одиночество способствует экзальтации чувств, а это дает преимущества некоторым молодым вертопрахам, которые при других обстоятельствах были бы только смешны, то я считал бы Вас всех сумасшедшими.

Сей г-н. Лорер рассказал мне о Ваших знакомствах или, вернее, о Вашем знакомстве. Он сообщил мне, что Вы не говорите об этом иначе, как со слезами на глазах, что с первого знакомства Ваш мнимый друг сказал ему, что вы связаны тесной дружбой, что он все время летает то туда, то сюда, что служа в другом полку, он был постоянно вместе с Вами, что его частые поездки в Киев совместно с Вами были причиной того, что Вам запретили туда ездить и т. д. 4)

Вы знаете мои принципы, знаете, что согласно моим воззрениям нет такого чувства, которое требовало бы большей деликатности, чем дружба, которое при этом так исключало бы даже тень тщеславия. Впрочем, Вы могли убедиться, что я с довольно таки большим постоянством порицаю Ваш образ действий. Если бы дело не касалось спокойствия Вашего, а следовательно и моего собственного, я бы махнул на все этой рукой, и это мне в сущности не трудно сделать. Я предоставил бы времени разорвать ту завесу, которая путала Ваш рассудок со времени слишком известных контрактов 1823 года 5). Но не забудьте, что если Вы не будете постоянно принимать меры, — дела не останутся в таком положении и горе Вам, если правительство этим воспользуется; все это так шито белыми нитками, что ему было бы легко спутать Вас Вашими же сетями. Я не сержусь на Вас, не пеняю на Вас, мой дорогой Сережа, хотя был бы вправе рассчитывать на большее доверие к себе с Вашей стороны. Приписывая мне такие качества, которых у меня вовсе нет, Вы отказываете, мне в том, на которое я только и претендую. Я имел сильную склонность к преждевременной зрелости ума — все разнообразные события, коих я был жертвой, послужили мне впрок, дав мне некоторое знание людей, — поэтому — то я искренно благодарю Бога за то, что Он соизволил испытать меня; когда же я вспоминаю, что я отчасти виновен во всем происшедшем, то испытываю такие душевные муки, которые невозможно передать. Дай Бог, чтобы события не оправдали моих слов. Зачем Вы посетили Вадковского? 6).

Пользуюсь настоящей верной оказией, чтобы высказать Вам свою profession de foi. Я вполне убежден, что пока ничего нельзя сделать, ничего не сделать и в Петербурге для оправдания наших друзей. Скажу более: самый опыт показывает, что тут ничего не поделаешь.

Визиты, которые там были сделаны, породили разлад — иначе и быть не могло, с одной стороны выражали чувства, с другой — высказывали предположения на счет вероятностей, а это последнее вышло очень уж холодно. К чести тамошних я должен сказать, что они с уважением отзываются о Вас, чего с Вашей стороны я не вижу. И все это делается из ничтожного тщеславия, ради того, чтобы тоном учителя навязать писанные гипотезы 7), о которых одному лишь Богу известно, применимы они или нет. Раздел земель, даже как гипотеза, встречает сильную оппозицию. И я спрашиваю Вас, дорогой друг, скажите по совести: возможно ли привести в движение такими машинами столь великую инертную массу. Наш образ действий, по моему мнению, порожден полным ослеплением; не забывайте, что образ действия правительства отличается гораздо большей положительностью. У великих князей в руках дивизии и они имели достаточно мудрости, чтобы создать себе креатур. Я не говорю о их брате, у которого больше сторонников, чем это обыкновенно думают. Эти господа дарят участки земли, деньги, чины... а мы что делаем? Мы сулим отвлеченности, обещаем дать государственных деятелей из прапорщиков, которые даже не умеют себя вести. А между тем плохая действительность в данном случае предпочтительнее, чем блестящая неизвестность. Допустим даже, что Вам легко будет пустить в дело секиру революции; но поручитесь ли Вы в том, что сумеете ее остановить? Армия первая изменит нашему делу. Приведите мне хотя бы один факт, который бы, не скажу, доказывал, а лишь позволил бы предполагать противное. Нашелся ли хотя бы один офицер Семеновского полка, который подверг себя расстрелянию? Вы меня спросите, зачем им подвергать себя этому, но дело идет не о той пользе, которую это принесло бы, а о стремлении к другому порядку вещей. Признаюсь, я еще более недоволен вашими переговорами с поляками. Вы с ними в таких отношениях, которых никогда не следовало допускать, судя по тому, что вы мне говорили 8). Вы неосмотрительно прибегли к фактору, который неминуемо должен был создать такое панибратство. Я первый буду противиться тому, чтобы Польша разыграла в кости судьбу моей родины.

Наши силы — чисто внешние, у вас нет ничего надежного. Нам нечего спешить и в данном случае я не понимаю, как можно произносить это слово.

Чтобы построить большое здание, нужен прочный фундамент, а о нем — то менее всего думают у вас. Будет ли нам дано пожать плоды пашей деятельности — это в руце Провидения; мы же должны исполнять свой долг — не более. Разумеется, не следует творить ребячества, не следует принимать армейских офицеров, пока ни в чему не пригодных; вот когда придет время пустить их в дело, тогда нужно повелительно двинуть их вперед, не спрашивая, угодно это им, или нет.

Г. Лорер сказал мне, также, что Юшневский 9) принял за принцип «проучить молодых людей», чтоб они не кричали в комнатах, а на улицах, на площадях. Уговорите его пустить себе кровь, он болен, уверяю Вас; по крайней мере, реагируйте энергично против него ради безопасности тех несчастных, коих может без нужды сделать таковыми этот господин. Мне пишут из Петербурга, что царь в восторге от приема, оказанного ему в тех губерниях, которые он недавно посетил.

На большой дороге народ бросался под колеса его коляски, ему приходилось останавливаться, чтобы дать время помешать таким проявлениям восторга. Эти будущие республиканцы всюду выражали свою любовь, и не подумайте, что это было подстроено. Исправники не принимали в этом участия и не знали, что предпринять. Я знаю это от вполне надежного лица, друг которого участвовал в этой поездке.

Я был на маневрах гвардии; полки, которые подверглись таким изменениям, не подают больших надежд. Даже солдаты не так недовольны, как мы думали. История нашего полка совершенно забыта 10).

Проезжая через Москву, я видел двух лиц, которые сказали мне, что еще ничего не сделано, да и делать нечего — благоразумного, разумеется. Вот, милый друг, что я хочу Вам сообщить при свидании, которое, я надеялся, должно было вскоре состояться. Не удивляйтесь перемене, происшедшей во мне, вспомните, что время — великий учитель.

Я провожу время в совершенном одиночестве, погода так дурна, что я, как говорится, не показываю носа из дому 11). Я занят чтением, и такой образ жизни мне не кажется скучным. Я даже доволен им, когда подумаю, что в настоящее время моему отцу предстоят большие расходы; у меня не хватает духу с своей стороны увеличивать их. Если вы увидите А. Репнина, он даст Вам сведения о Елене и более подробные, чем я. Аннета теперь в Бакумовке — вот все, что я знаю  12). Вы правильно заметили, что fatta la frittata (каша заварена), и чтобы Вы могли судить о том, как суров мой нрав в подобных случаях, скажу Вам, что я отдаляюсь от нее из благоразумия, чтобы не быть вынужденным резко порвать отношения в том случае, если бы мы были более близки. Я бы не мог не считать новшеством то, что мне казалось бы таковым, а если известный господин оспаривал это право у моего отца, то как бы он принял это от меня? Ваши взгляды на Аннету несколько романичны, судя по тому, что Вы мне пишете о ней в одном из Ваших писем. Она молода, неопытна и должна была воспринять идеи своего мужа, что она а сделала по счастью для себя.

Г-a Плачи была больна раньше, чем ее муж увез ее. Аннета сообщала о ней сведения лишь тогда, когда я приходил к ней и посылал справляться о ее здоровьи. Самый дом поставлен на такую ногу, и она не раз жаловалась через бедного Замбони, что ей не дают супу.

Все это так, потому что так положено, и еще раз скажу в пользу житейской прозы: хорошо, что это так. Никогда ни муж, ни жена не посылают ко мне справиться, получил ли я вести от отца; ни он, ни она ни разу не справлялись ни о Екатерине, ни о ее детях, ни о ее муже, ни даже об Ипполите 13); этот господин ведет список своих неудовольствий против моего отца.

Не выводите из всего этого заключения, дорогой друг, что я возненавидел и людей, и добродетель; Вы сильно ошиблись бы. Я привык раскрывать пред Вами душу и потому излагаю Вам те причины, которые побуждают меня действовать так, а не иначе. На будущей неделе, а то и раньше, если будет возможно, я пришлю Вам тулупы для Ваших людей; приказанья Ваши не были до сих пор исполнены, вследствие всевозможных междуцарствий, которые произошли в истории хомутецкой экономии. Трубецкие выражают большую дружбу к Вам во всех письмах, которые я от них получаю. Я ничего не знаю о Екатерине; Вы правы, ей предстоят роды.

Искренно молю Бога, чтобы она счастливо разрешилась от бремени. Я люблю их всем сердцем. Ипполит не пишет, а так как я с некоторых пор не имею вестей от Бибикова, а он один сообщает мне об Ипполите, то я ни чего не могу сказать о нем.

Целую Вас тысячу и тысячу раз, дорогой друг. Будьте счастливы, здоровы и не забывайте меня.

Ваш брат М. Муравьев-Апостол.

Портфель Пестеля сильно беспокоит меня за Вас. Вы же говорили мне, что не будет писанных документов. Видите, как Вы увлечены тем течением, коего Вы не можете сдержать.
Примечания:

1 Письмо это сохранилось в деле о 14 декабря 1825 года во французском подлиннике. Захваченное с бумагами С. И. Муравьева-Апостола, оно в значительной степени послужило к смягчению участи М. И., как доказательство его умеренности в качестве члена тайного общества. Об этом говорится и в «Донесении следственной комиссии». Впервые напечатано в сборнике «Мемуары декабристов», изданном проф. М. В. Довнар-Запольским (Киев, 1906), где оно приведено также в русском переводе киевского профессора истории западно-европейских литератур графа Ф. В. Де-ла-Барта. В этом же переводе оно, с поправками, печатается здесь. Заглавие дано мною по содержанию. Послано оно, повидимому, из Полтавского имения Муравьевых-Апостолов, села Хомутец, где М. И. проживал посла выхода в отставку. Н. П. Павлов-Сильванский (Былое 1907, № 5, стр. 316) относит это письмо к ноябрю 1822 г.

2 Ник. Наз. Муравьев, родственник Муравьевых-Апостолов, занимавший видное положение в правительственных кругах.

3 Член тайного общества Ник. Ив. Лорер, осужденный Верховным уголовным судом, умер в 1873 году; оставил интересные записки о Южном обществе.

4 Имеется в виду Мих. Павл. Бестужев-Рюмин, друг и ближайший сотрудник С. И. Муравьева-Апостола по делам южного общества; повешен 13 июля 1826 года, 23 лет от роду. Свойственница Муравьевых-Апостолов, их соседка по имению и бывшая с ним в большой дружбе, С. В. Скалон (рожденная Капнист), близко знавшая их друзей,— пишет про Бестужева-Рюмина, что «он был образованный молодой человек с пылкою душою, но с головою до того экзальтированною, что иногда он казался даже странным и непонятным в своих мечтах и предположениях; дружба его с Серг. Ив. была истинно примерная».

5 На т. н. контрактах (Киевская крещенская ярмарка) постоянно происходили совещания членов тайных обществ, преимущественно Южного. Будущие декабристы пользовалась удобством места и времени для своих с'ездов и выяснения текущих вопросов. На с'езде 1823 года впервые появился новый член общества, принятый С. И. Муравьевым-Апостолом, 20-летний Мих. Павл. Бестужев-Рюмин. Появление его в составе тайного общества вызвало сильное неудовольствие против С. И. Муравьева-Апостола со стороны многих умеренных заговорщиков.

6 Член тайного общества Фед. Фед. Вадковский осужден Верховным уголовным судом; умер в Сибири в 1894 г.; вследствие его излишней доверчивости Шервуд сумел собрать точные сведения о составе тайного общества для своего доноса. Александру I.

7 Имеются в виду поездки в Петербург представителей Южного общества, в том числе и Пестеля, для об'единения деятельности Южного и Северного обществ ж для склонения участников последнего к более решительным мерам в осуществлении заговора. Под гипотезами разумеются проекты П. И. Пестеля с уклоном в область социализма.

8 С. И Муравьев-Апостол участвовал в совещаниях с представителями польских тайных обществ по вопросу о совместных действиях в подготовлявшемся перевороте.

9 Ал-й Петр. Юшневский—генерал-интендант 2-й армии— один из главных руководителей Южного общества; осужден Верховным уголовным судом; умер в Сибири в 1844 г. Слова в ковычках написаны во французском тексте письма по-русски.

10 Однако, разосланные в армию за восстание 1820 года семеновские солдаты много содействовали распространению среди армейских солдат духа недовольства и стремления к переменам. Как ни маловажно для конечных целей заговорщиков было это влияние, но Семеновская история вовсе не была забыта в армии.

11 С. В. Скалон в своих воспоминаниях о М. И. Муравьеве-Апостоле пишет: «выйдя в отставку и поселившись отшельником в деревне, он никуда не выезжал, кроме Обуховки (деревня поэта. В. В. Капниста, отца автора воспоминаний), и, несмотря на большое состояние, жил очень просто, довольствуясь малым, любя все делать своими руками».

12 Елена— сестра Муравьева-Апостола— с 1823 г. замужем за С. В. Капнистом; Аннета— тоже сестра— за А. Д. Хрущевым.

13 Екатерина— сестра Муравьевых— замужем за И. М. Бибиковым. Ипполит— младший брат Муравьевых, род. в 1806 году.

5. ГЕНЕРАЛУ Н. А. ВЕЛЬЯМИНОВУ 1)

(Начало июля 1830 г.).

Ваше Высокопревосходительство!

Крепостного человека члена Бухтарминской таможни г. Коллежского Ассесора и Кавалера Павла Николаевича Гаевского, зимою 1-го февраля сего года, лошадь ударила в левую щеку. Три дня после сего несчастия я узнал, что никто ему не помогает; вспомнив, что я и сам был некогда ранен, я предложил свои услуги и с помощию Божиею после пята недель рана залечена. Во время моих утренних посещений, кроме больного, я никого не встречал; господин член, будучи занят делами службы, а прочие его люди хозяйством; тут я в первый раз услышал, что дом подле дома живет пожилых лет женщина, вдова, которая без всякого призрения страдает от раны, так что иногда целые ночи кричит от боли. Зная, что, содержа рану в чистоте, если не успеем ее залечить, по крайней мере, можно уменьшить боль, я решился взять попечение о казачке Измайловой. Г. Комендант и плац — ад'ютант знали о том и не раз из'являли свое одобрение.

В Бухтарминске нет вольной аптеки. Это меня заставило писать сестре моей Катерине Ивановне Бибиковой о страждущей сей женщине с тем, чтобы сестра благоволила снабдить меня советами и медикаментами, поговорив с своим доктором. Во время сей переписки больная, которой стало гораздо — лучше, без моего ведома стала употреблять творог для наружного прикладывания и уверяла, что надобно было ожидать, что она находит пользу; но как я никогда не слыхал о врачебных свойствах творога, посоветовав иметь большее старание содержать рану в чистоте, я прекратил свои посещения до того время, как получу ответ от сестры. 22-го прошедшего мая я получил его; но тогда запретили казачке Измайловой иметь со мною никаких сношений, а господин комендант стал порицать меня за то, за что прежде хвалил.

С самого приезда своего в Бухтарминскую крепость я не переставал жить уединенно. Два, а много три раза в течение недели и то, когда я наперед знал, что не встречу постороннего, я ходил к управляющему Бухтарминскою таможнею господину Коллежскому Ассесору и Кавалеру Богдану Ивановичу Кроку, человек, известный преданностью своей к службе так и строгостью правил, — он же брал у меня книги для чтения, и к командиру пехотной гарнизонной роты капитану Федору Андреевичу Андрееву, которому самая лучшая похвала будет в том, что, имея большое семейство и кроме жалованья никаких средств не имеет для его содержания, а между тем проходит уже 50 лет и более службу Его Императорского Величества. Участие таких людей ко мне есть верное доказательство, как я проживаю здесь до сих пор.

В Бухтарминской крепости нет ни базаров и почти можно сказать нет ремесленников, кроме казаков и солдат, нет другого сословия жителей за деньги работящего сословия. Что нужно обывателям, они то заказывают 75 верст от крепости, в Заряновском заводе, где люди, отбыв казенные работы, им назначенные, в часы отдохновения охотно за деньги исполняют желания требователей, гораздо искустнее и дешевле здешних ремесленников. За деньги, те, которые мне прислали из России, я купил дом совсем пустой, что всякой здесь знает. Не имев позволение отлучаться от места, для моего пребывания назначенного, за те же деньги я не имел ни стула, ни кровати, есть ли бы я не прибегнул, по обстоятельствам, выше означенным, к снисхождению ко мне другого. Деньги за те вещи, уже давно внесенные, а вещи до сего время еще не все готовы. Доказательство, что и в сем случае для [меня] ничего не сделано против службы. Несколько дней до получения почты, где было упомянуто о казачке Измайловой, господин Комендант говорил управляющему Бухтарминской таможней, что он не может надивиться, как я хорошо и тихо себя веду, что я не причиняю никаких беспокойств. Несколько дней после того, мое поведение было, как видно по мерам, против меня принятым, что то же поведение было совсем в другом виде представлено.

Ваше Высокопревосходительство! ваши приказания исполнены, мое положение усугубилось, часовой ко мне представлен, единственное здесь мое удовольствие — в уединенных моих прогулках рассматривать в ближнем весьма расстоянии от крепости вокруг лежащих гор образование — миновалось. Я не прошу никакого облегчения, но истинным и верным сим объяснением я считал себя еще не совсем лишенным счастия, если бы я хоть мало своим дальным житием мог доказать, что после всех благостей Государя Императора к моему совершенному недостоивству, благодарность есть не только самое живое чувство сердца моего, но и непременная пружина всех моих действий.

Матвей Муравьев — Апостол.
Примечания:

1) Печатается с подлинника, хранящегося в бумагах II. Я. Дашкова (Пушкинский Дом Академии Наук) и носящего следы былой принадлежности к официальному «делу». Воспроизводится с сохранением особенностей стиля автора, за исключением мелких и незначительных неправильностей и описок. Оно характерно, как свидетельство весьма слабого умения М. И. выражаться ясно и отчетливо в русском Письме, что, конечно, является результатом постоянной его привычки думать, говорить и писать по-французски. Часть письма, с искажениями и пропусками, напечатана в книге А. И. Дмитриева-Мамонова «Декабристы в Западной Сибири». Относится к началу июля 1830 года. Адресовано генерал-губернатору Западной Сибири И. А. Вельяминову в ответ на его распоряжение не позволять М. И. «ходить но форштадту к разным людям и чиновникам без всякого караула».. Ср. с письмом к сестре Е. И. Бибиковой от 14 июля 1830 года.

7. Е. И. БИБИКОВОЙ 1)

13 января 1831 года.

В 107 верстах отсюда, по дороге в Омск, есть крепость несколько большая, чем эта; она называется — Усть-Каменогорск и имеет то преимущество, что там есть врач, содержимый государством, а также еженедельный базар с'естных припасов. Так как там живут и мещане, то я легко мог бы за некоторую помесячную плату избавиться от хлопот, причиняемых хозяйством при одинокой и уединенной жизни. Должен прибавить, что церковная служба отправляется там с гораздо большей торжественностью, так как говорят, что там даже имеются певчие. Если ты думаешь, моя дорогая и добрая Катерина, что выставляемые мною причины могут иметь какое — либо значение, умоляю тебя ходатайствовать о разрешении мне жить в Усть — Каменогорске. Не развлечений я ищу, обращаясь к тебе с этой просьбой, я не хочу менять мой уединенный образ жизни, который подходит мне во всех отношениях. В Вилюйске, где я мог обходиться без посторонней помощи, я бы никогда не просил тебя помочь мне покинуть его.

Но ради Бога, моя дорогая и добрая Катерина, не делай никакой попытки хлопотать обо мне, если ты полагаешь, что намерение, заставляющее меня обратиться к тебе, может быть непонято и быть приписано дерзости и нескромности. Если бы моя рана и мое совсем расстроенное здоровье не были непреодолимым препятствием моим желаниям, то — уверяю тебя — уже давно умолял бы я, чтобы мне была дарована милость, доказать — безразлично где и как — не на словах только сознание моей вины, сознание, которое будет сопровождать меня до могилы,

У меня остается утешительная надежда, что только, когда начнется для нас другое существование, — увидят, как я жалею, что дал себя увлечь иллюзиям расстроенного воображения, иллюзиям, которые были в моем сердце, но не в моей голове. Но зачем возвращаться к прошлому, когда оно непоправимо. Моли Бога, чтобы он ниспослал мне слепую покорность судьбе. Это моя единственная надежда на земле.
Примечания:

1) Письмо к сестре. См. примечание к предыдущему письму к ней же. Писано из Бухтарминска.