Алфави́т Боровко́ва

Е.В. Ваганова

Декабрист В. К. Кюхельбекер на поселении в Забайкалье, 1836-1844 гг.

Закончилось время заключения и пребывания декабриста В. К. Кюхельбекера в крепостях и ссылке, которое продлилось двадцать лет.

Подводя итоги пребывания декабриста в крепостях необходимо отметить, что 1825 год стал для Кюхельбекера годом гражданской смерти и суровым рубежом в его духовной и творческой судьбе. Десять лет одиночного заключения, потом десять лет ссылки - двадцать лет почти полной духовной и профессиональной изоляции, но вместе с тем упорного и плодотворного творческого труда.

Официальное разрешение на литературный труд было получено Вильгельмом Карловичем через три с половиной года после ареста; бумага, чернила и неофициальное разрешение - через два, в конце 1827 - начале 1828 года. До получения бумаги он пользовался грифельной доской или сочинял по памяти.

В Динабурге Кюхельбекером были созданы две части мистерии «Ижорский», цикл стихотворных притч и тюремных элегий «Песни узника». В крепости он переводил трагедии Шекспира «Макбет», «Король Генрих ГУ». Здесь же он проявляет особый интерес к польской культуре и начинает изучать польский язык.

В Ревеле декабрист начинает вести дневник, который был попыткой собственными силами преодолеть «заговор молчания», обрушившийся здесь на него. Ревельский дневник был утрачен еще при жизни поэта. За полгода, проведенных в Ревеле, Кюхельбекер создал несколько стихотворений и перевел комедию Шекспира «Укрощение строптивой».

Годы заключения Вильгельма Карловича в Свеаборге стали самыми тяжелыми в его тюремной жизни. Коменданту крепости было дано распоряжение разрешить декабристу читать и писать, но «иметь строжайший надзор за этими занятиями». Большая часть писем Кюхельбекера, уцелевших до настоящего времени, относится именно к свеаборгскому периоду. Переписка богата фактами о его творческой работе, которые значительно дополняют сведения, имеющиеся в дневнике. Эти письма опубликованы в сборниках «Литературное наследие» и «Декабристы и их время». В январе 1832 года Кюхельбекер начинает работу над сказкой - драмой «Иван, купечий сын», в марте - над романом «Последний Колонна» («Итальянец»), В мае у него возникает замысел поэмы «Вечный жид», три отрывка которой были готовы к декабрю 1835 года. 5 ноября 1832 года приступает к работе над поэмой «Юрий и Ксения», которую заканчивает в мае 1833 года, а в первой половине 1835 года перерабатывает ее. В Свеаборге Вильгельм Карлович продолжает переводить Шекспира, на этот раз его комедию «Венецианский купец» и трагедию «Король Ричард III».

Итак, литературное творчество В. К. Кюхельбекера в крепостях - свидетельство напряженной поэтической работы, которую не смогли остановить даже жесточайшие условия заточения. Десятилетняя тюремная изоляция В. К. Кюхельбекера была для него испытанием твердости духа и верности идеалам декабристского движения. Казалось бы слабый, импульсивный «Кюхля», не только не пал духом и впал в депрессию, но наоборот интенсивно занялся литературой; читал новые вышедшие произведения собратьев по перу, делал разбор прочитанного, сочинял стихи и прозу. Тюремные годы стали для декабриста годами мужества и проверки его творческой зрелости. Именно в крепостях были начаты самые значительные его произведения.

14 декабря 1835 года закончился десятилетний срок тюремного заключения Вильгельма Карловича Кюхельбекера в крепостях, в этот же день он был отправлен на поселение в Сибирь. Это произошло ровно через десять лет после восстания на Сенатской площади. В январе 1836 года поэт -декабрист прибыл в Баргузин.

Несмотря на тяжелое, далекое путешествие, Кюхельбекер приехал в Сибирь с самыми радужными надеждами. Он был счастлив от того, что может свободно гулять, наслаждаться окружающей природой, что для него закончилось одинокое, замкнутое в себе существование. Здесь он встретился с братом Михаилом Карловичем, который уже находился на поселении в Баргузине.

Но больше всего поэта радовала возможность заниматься литературным трудом. Он надеялся, что теперь сможет опубликовать свои произведения, хотя бы под псевдонимом. Однако мечтам не суждено было осуществиться. Несмотря на многочисленные просьбы и ходатайства, В. К. Кюхельбекер не получил право публиковаться. Да и творчество для него на поселении было сопряжено со многими трудностями. Не имея средств и возможности существовать литературным трудом, декабрист вынужден был заняться сельским хозяйством. Тем не менее, в Баргузине декабрист завел новые интересные знакомства с представителями сибирского общества. Но Вильгельма Карловича преследовали неудачи. Главным и первым сокрушительным ударом для Кюхельбекера в Баргузине стало известие о смерти друга - А. С. Пушкина. Вторым - отказ начальства публиковать свои произведения. Все это повлияло на психологическое состояние и здоровье декабриста. Третьим - осложнение отношений с братом Михаилом. Болезненная восприимчивость сложившихся обстоятельств, разочарование в жене и в баргузинском обществе, смерть Пушкина - все это привело к тому, что Кюхельбекер принял предложение Разгильдеева стать учителем его детей в Акше

Вильгельм Карлович от упоения свободой и восторга сибирской природой приходит к разочарованию. Он не смог адаптироваться в незнакомой для него мещанской среде заштатного городка с населением чуть более 300 жителей. И несмотря на то, что он пытался воспринять хозяйственную сторону их жизнедеятельности, но в силу болезненного состояния и отсутствия навыков, не мог этого сделать. Патриархальный уклад жизни его друзей -купцов, их духовные интересы были несоразмерны с интеллектом декабриста.

Еще один этап жизненного пути декабриста на поселении в Восточной Сибири прошел в Акше - Забайкальской пограничной крепости. С первых дней пребывания здесь Вильгельм Карлович обрел покой. Здесь ему наконец представилась возможность профессионально заниматься преподавательской практикой, знакомой ему по Петербургу и Москве, кроме того, эта практика хорошо оплачивалась, что давало ему относительную материальную независимость от родственников и позволило рассчитаться с баргузинскими кредиторами.
Последнее, думается, угнетало впечатлительного Вильгельма Карловича не менее, чем материальная зависимость от родных. Кюхельбекер мог с чувством выполненного долга ответить товарищам по движению, что несмотря на то, что он, изолированный от них на десять лет тюремным заключением, выполнил, на сколько ему позволяли обстоятельства и здоровье, программную установку декабристов - просвещение народа; давал частные уроки и участвовал в испытательных экзаменах в казачьем училище в Акше, а возможно и преподавал в нем. Кроме того, декабрист был зачинателем женского образования в Забайкалье. По нашим подсчетам, он за четыре года пребывания в Акше обучал 12 девочек как профессиональный педагог и обобщил свой опыт в статье «О терминологии русской грамматики», опубликованной еще при жизни декабриста в № 3 «Отечественных записок», и получившей положительный отзыв товарищей-декабристовИ. Д. Якушкина и Н. В. Басаргина.

В Акше Кюхельбекер попал совершенно в другую социокультурную среду. Если в Баргузине основное население составляли мещане и третьегильдийные купцы, то в Акше - люди других сословий - офицеры и казаки, образованные чиновники и ссыльные поляки.

Здесь, наконец, представилась возможность декабристу заниматься литературным творчеством, которое стимулировало и его непосредственное окружение - культурную среду - музыкант Константин Савичевский, семьи Разгильдеевых, Истоминых, учитель А. Я. Попов, наезжающие поэты-любители А. Н. Таскин, М. А. Дохтуров, И. С. Сельский, литератор-краевед А. А. Мордвинов, писатель-переводчик А. Краевский.

В Акше декабрист вновь установил связи с друзьями-декабристами: братьями Н. А. и М. А. Бестужевыми, И. И. Пущиным, Е. П. Оболенским, встречался и переписывался с сибирскими интеллигентами: А. И. Орловым, В. С. Шапошниковым, А. М. Курбатовым, писал В. А. Жуковскому и издателю А. Краевскому. С уверенностью можно сказать, что список адресатов декабриста неполный. Становится объяснимым тот факт, что в Акше поэт был деятельнее, чем в Баргузине. В первые два года здесь были созданы его лучшие произведения.

Здесь в Акше он успешно адаптировался в культурной среде и без сомнения способствовал активизации культурной жизни крепости, и как заметил А. А. Мордвинов: «культурная жизнь здесь несколько приютилась».

Акша на эти годы стала еще одним, после Нерчинска, культурным центром Забайкалья, благодаря личности и авторитету декабриста.

Но после отъезда семьи Разгильдеевых для декабриста прекратился основной источник дохода от преподавательской деятельности. В семье Кюхельбекера наступили материальные затруднения. Выходом из такого положения могла стать возможность публиковаться. Но мечте поэта при его жизни не суждено было осуществиться. Вильгельм Карлович вновь пребывал в состоянии душевного беспокойства и разочарования - это надломило его, и подорвало и без того ослабленное здоровье. Единственный выход из сложившейся ситуации Кюхельбекер видел в переезде в другое место, где он мог получить квалифицированную медицинскую помощь, которого он и стал добиваться. Результатом прошений стал перевод Вильгельма Карловича в Западную Сибирь. Так завершился еще один отрезок жизни декабриста-поэта.

Последние полтора года жизни Кюхельбекера прошли уже на поселении в Западной Сибири, в г. Кургане. Они были отмечены обострением прогрессирующей слепоты и чахотки. Тем не менее и здесь он еще пытался работать - помогал с переводами М. А. Фонвизину. Чувствуя приближение смерти, Вильгельму Карловичу все же хватило сил подвести итог своей жизни -составить литературное завещание.

В. К. Кюхельбекер, несомненно, сыграл свою положительную роль в общественном и культурном развитии края. Он участвовал в формировании культурной среды Забайкалья, но не менее важным было, конечно, и обратное воздействие на декабриста. Это влияние сказалось, например, в появлении новой тематики в творчестве поэта - природы Забайкалья. Кроме того, оно проявилось в интересе поэта-декабриста к этнографии и фольклору народов края. Все это нашло отражение в творчестве Вильгельма Карловича. Под влиянием декабристов, и Кюхельбекера в частности, в Забайкалье оживились культурные, краеведческие и литературные интересы. Он оказал, несомненно, воздействие на формирование местной литературы.

Кюхельбекер и Шекспир.

Захаров Н.В.

Аннотация: В статье показано, что Шекспир играл одну из наиболее существенных ролей в тезаурусе В. Кюхельбекера, проявившего глубокое понимание идей и образов английского драматурга.

Ключевые слова: Шекспир, Кюхельбекер, русская литература, английская литература, русско-английские литературные связи, тезаурусный подход, шекспиризм.

Исследование выполнено в рамках проекта «Идея "шекспиризма" в русской литературе XIX века: Пушкин и Достоевский», осуществляемого при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) (№07-04-00182а).
Среди современников Пушкина Вильгельм Кюхельбекер был одним из наиболее страстных и последовательных поклонников Шекспира. Несмотря на то, что в силу скорее политических, нежели творческих, причин, большинство из его переводов так и не сыграло определяющей роли в формирование «русского Шекспира» в тезаурусе отечественной культуры, были, в большинстве своем, недоработаны, незавершенны и неопубликованы, оригинальное художественное творчество Кюхельбекера, критические суждения о природе шекспировской драматургии несут в себе отблеск шекспировского гения.

Его отец Карл фон Кюхельбекер был родом из Саксонии, учился в Лейпциге одновременно с Гёте, которого знал лично[1]. Кюхельбекер-сын считал Гёте величайшим поэтом, а Шекспира ставил выше «однообразного Байрона»[2]. Ю. Н. Тынянов и Ю. Д. Левин отнесли первое знакомство В. К. Кюхельбекера с творчеством Шекспира к периоду его пребывания в Грузии (1821–1822 гг.)[3].

Похоже, что фигурой, которая могла оказать наиболее существенное влияние на Кюхельбекера в возбуждении его интереса к творческому наследию Шекспира мог оказаться А. С. Грибоедов[4]: «Грибоедов заставляет пересмотреть Кюхельбекера вопрос о достоинстве драматической поэтики Шиллера и заняться изучением Шекспира, причем Шекспир — в особенности в исторических хрониках — так и остается до конца именем, которое Кюхельбекер не перестает противопоставлять Шиллеру в борьбе против влияния драматургии Шиллера... От Грибоедова исходит требование «народности» литературы, всецело принятое Кюхельбекером»[5].

Грибоедов был одним из авторитетнейших англоманов в России, свидетельства о его репутации как о поклоннике творчества Шекспира можно найти в личных письмах[6] и воспоминаниях современников[7]. С сентября 1826 г. по май 1827 г. в Грузии он работал над трагедией «Грузинская ночь», где есть сцена духов, которую французский исследователь А. Лирондель в книге «Шекспирв России» («Sheakespeare en Russie, Étude de littérature comparée») сопоставил со сценой ведьм в «Макбете»[8] и заклинаниями злых духов перед последним сражением Жанны д'Арк в «Генрихе VI» Шекспира[9].

На начальном этапе Кюхельбекер осваивал Шекспира в немецких «романтических» переводах, поскольку английским языком на достаточном уровне он овладел позже (напомним, что немецкая романтическая интерпретация творчества английского драматурга восходит к работам Гердера и Гёте).

Из Шекспира он черпал материал для оригинального творчества. Так, в драматической шутке «Шекспировы духи», написанной в 1824 г. (опубликована в 1825 г.), автор смешивает фантастические персонажи пьес английского драматурга «Сон в летнюю ночь» и «Буря», пересаживая их на отечественную культурную почву, придает им русский колорит. Таким образом, освоение шекспировских открытий принимало у Кюхельбекерапародийную форму. Ещё в 1825 г. Кюхельбекер предлагал В. А. Жуковскому[10] осуществить совместный перевод «Макбета», но Жуковский не заинтересовался этим проектом[11]. Ю. Д. Левин предположил, что тогда поэт собирался перевести не оригинальную шекспировскую пьесу, а шиллеровскую переделку трагедии[12].

После поражения восстания декабристов именно драмы и исторические хроники Шекспира помогли Кюхельбекеру пережить тяжелые годы одиночества, по-новому осмыслить историко-политические предпосылки личной трагедии. Заключение в крепость не умалило интереса Кюхельбекера к изучению творчества английского драматурга. Стремясь узнать подлинного Шекспира, он в первый же год своего заточения усиленно занимается английским языком[13]. С 1828 по 1836 г. опальный декабрист трудится над переводами Шекспира — переводом исторической хроники «Ричард II» (сентябрь-октябрь 1828 г., черновой вариант) и трагедии «Макбет» (ноябрь-декабрь того же года, позже в ссылке Кюхельбекер переработал перевод первых трех актов), первой части «Генриха IV» (осень 1829-январь 1830, неизвестно, был ли закончен перевод второй части); трагедии «Ричард III» (май-сентябрь 1832 г., перевод заново редактировался в 1835–1836 гг.); «Венецианского купца» (август-сентябрь 1834 г., переведен только до середины второго акта). Неосуществленными остались переводы «Короля Лира» и «Двух веронцев», выполнить которые Кюхельбекер собирался в 1832–1833 гг.[14]

Сам поэт считал достойными к публикации далеко не все свои переводы. В литературном завещании, продиктованном И. И. Пущину 3 марта 1846 г., он, упоминая первые три акта второй редакции «Макбета» и «Ричарда III», просил: «Истребить, если не успею переправить»[15] «Генриха IV». Переводческий опыт Кюхельбекера был уникальным по своим масштабам для России первой половины XIX века. Жаль, что этим трудам не было суждено занять достойного места в отечественной культуре. Сегодня они представляют интерес лишь для узкого круга специалистов, рукописи его переводов не изданы и хранятся в рукописном отделе Российской государственной библиотеки (ф. 218, картон 362).

Шекспировское наследие Кюхельбекера не ограничивается одной оригинальной драматической шуткой, его переводами «Макбета», I и II частей «Генриха IV», «Ричарда II»; «Ричарда III» и незаконченного «Венецианского купца»; до нас дошли не менее интересные замечания поэта, его мнения, высказанные в письмах и публицистических статьях. Так, еще при жизни Кюхельбекера в седьмом номере «Литературной газеты» (1830), который совместно с О. М. Сомовым подготовил к печати Пушкин, без указания автора вышла статья Кюхельбекера «Мысли о Макбете» (с. 52–53)[16]. Другая статья «Рассуждение о восьми исторических драмах Шекспира и в особенности о Ричарде III» (1832) увидела свет только в 1963 г.[17]

Еще в первой половине 1820-х годов Кюхельбекер заинтересовался сонетной формой. В дошедших до нас одиннадцати сонетах, которые он не переставал писать вплоть до самой смерти в Тобольске 11 августа 1846 г., поэт передал евангельскую историю рождения и смерти Иисуса Христа.

Можно предположить, что интерес к Шекспиру отчасти отражал своеобразное творческое состязание, которое существовало между Кюхельбекером и Пушкиным еще с лицейской поры. Напомним, что Кюхельбекер нередко опережал своего одаренного приятеля. Так, если принять гипотезу Р. Г. Назарьян, Вильгельм Кюхельбекер стал первым поэтом из круга лицеистов, чью оду «На взятие Парижа» опубликовали в 1814 г. в июньской книжке «Вестника Европы» под псевдонимом «Руской». Он же, по мнению исследователя, выступает адресатом пушкинского послания «К другу стихотворцу»[18], где юный поэт поучает своего «друга», давая ему суровую отповедь[19]. Отношение двух товарищей чуть не переросли в открытое противостояние, когда вспыльчивый Кюхельбекер, обидевшись на шутку, вызвал Пушкина на дуэль.

Л. Поливанов обратил внимание на сходство черт характера Ленского и Кюхельбекера в сцене, когда поэт вызывает Онегина на дуэль: «Вспыльчивость Кюхельбекера, который и в лицее порою выходил из себя от товарищеских шуток над ним, не чужда и Ленскому. К довершению сходства — самому Пушкину суждено было драться на дуэли с этим другом своего детства — и первый вызвал Кюхельбекер»[20]. Но, к счастью, Кюхля оказался мудрее литературного героя и примирился с однокашником.

Существенно, что у Пушкина и Кюхельбекера обнаруживается определенная синхронность в творческом обращении к наследию Шекспира. Оба приятеля почти в один и тот же момент с усердием принимаются за изучение пьес англичанина, учатся ради этого английскому языку, одновременно выражают свой «шекспиризм» в оригинальном творчестве («Борис Годунов», «Граф Нулин» и «Шекспировы духи», 1824–25 гг.), предпринимают попытки перевода. Пушкин и Кюхельбекер становятся ярким примером дружеского освоения гениальных уроков Шекспира, которые они воплотили в оригинальном творчестве, каждый соразмерно своему дарованию и исторической судьбе.

Рецепция Шекспира в творческой деятельности Кюхельбекера еще раз доказывает, что Шекспир играл одну из наиболее существенных ролей в тезаурусе писателей «золотого века русской поэзии».

[1] См. Руденская М., Руденская С. Они учились с Пушкиным. Л., 1976. С. 63.

[2] См.: Мнемозина, 1824. Ч. II. С. 41. Ср. Там же. Ч. III. С. 173. Об оценке Шекспира и Байрона у Кюхельбекера см.: Мордовченко Н. И. В. К. Кюхельбекер как литературный критик // Ученые записки Ленинградского государственного университета. N 90. Серия филологических наук, вып. 13. Л., 1948. С. 75–76, 82–84. Его же. Русская критика первой четверти XIX века. М.; Л.: Изд. АН СССР, 1959. С. 395–396, 402–404.

[3] Левин Ю. Д. [Вступительная статья к «Рассуждению В. К. Кюхельбекера об исторических драмах Шекспира] // Международные связи русской литературы: Сб. статей под ред. М. П. Алексеева. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1963.

[4] Хотя первая короткая встреча Кюхельбекера с А. С. Грибоедовым состоялась еще летом 1817 г., начало их серьезного общения датируется декабрем 1821 г.

[5] Тынянов Ю. Н.Пушкин и Кюхельбекер // [А. С. Пушкин: Исследования и материалы] / План тома, организация материала, литературная редакция, подбор материала и оформление И. С. Зильберштейна и И. В. Сергиевского. М.: Журнально-газетное объединение, 1934. С. 350.

[6] Грибоедов А. С. Письмо Бегичеву С. Н., <июнь 1824> // Грибоедов А. С. Сочинения. М.: Худож. лит., 1988. С. 495–498.

[7] Бегичев С. Н.Записка об А. С. Грибоедове // А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников. М.: Федерация, 1929. С. 9.

[8] См.: Грибоедов А. С. Полное собрание сочинений: В 3 т. / Под ред. и с прим. Н. К. Пиксанова и И. А. Шляпкина. СПб., 1911. Т. 1. С. 303.

[9] См.: Левин Ю. Д. Шекспир и русская культура. М.; Л., 1965. С. 137–138.

[10] «Бывают странные сближения», и одним из них является то, что на одном листе (28 ПД 831) пушкинской тетради еще в 1821 г. одновременно изображены Шекспир, Жуковский и Кюхельбекер.

[11] См. недатированное письмо В. А. Жуковского к Кюхельбекеру (которое Ю. Д. Левин отнес к концу 1825 г.): Русская старина. 1902. Т. СХ, апрель. С. 178.

[12] Левин Ю. Д. Указ. соч.

[13] См.: Русская старина. 1875. Т. XIII, июль. С. 349.

[14] См.: Левин Ю. Д. В. К. Кюхельбекер –– переводчик Шекспира // Шекспировский сборник. 1967. М., 1968, с. 44–59; Его же. «Макбет» Шекспира в переводе В. К. Кюхельбекера // Шекспир В. Макбет. Пер. В. К. Кюхельбекера. / Памятники культуры. Новые открытия, 1981. Л.: Наука, 1983.

[15] Кюхельбекер В. К. Лирика и поэмы. Л., 1939. Т. I. С. LXXVIII.

[16] Ю. Д. Левин установил, что эта статья являлась предисловием к переводу «Макбета», выполненному им в ноябре–декабре 1828 г. См.: Левин Ю. Д. В. К. Кюхельбекер — автор «Мыслей о Макбете» // Русская литература. 1961. № 4. С. 191–192.

[17] Левин Ю. Д. [Вступительная статья к «Рассуждению В. К. Кюхельбекера об исторических драмах Шекспира].

[18] Назарьян Р. Г.Вильгельм Кюхельбекер как адресат послания Пушкина «К другу стихотворцу» и автор оды «На взятие Парижа»: (Опыт гипотетического исследования) // Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. ОЛЯ. Пушкин. комис. СПб.: Наука, 1993. Вып. 25. С. 93–106.

[19] См.: Вестник Европы. 1814. Ч. 75, № 12. С. 272–274; Ч. 76, № 13. С. 712.
[20] См.: Пушкин А. С. Сочинения / Изд. Л. Поливанова. Т. III. М., 1887. С. 47.

Захаров Николай Владимирович — кандидат филологических наук, доктор философии (PhD), ученый секретарь — ведущий научный сотрудник Института гуманитарных исследований МосГУ, академик МАН (IAS, Инсбрук).