Е. И. Трубецкая — А. Г Лаваль.
Петровское, 28 сентября 1830 г.
Милая и дорогая мама.
Я пропустила почту на прошлой неделе, потому что была больна а и лежала в постели в такой сильной лихорадке, что не могла писать. Это было легкое недомогание происшедшее, я думаю, от холода, от волнения и беспокойства, от всего того, наконец, что мне пришлось испытать по дороге в Петровское, теперь я совершенно поправилась и чувствую себя такою же бодрою, как прежде.
Мужчины прибыли сюда 23. Дамам объявили, что, оставаясь вне тюрьмы, они могут навещать своих мужей через два дня в третий как это было в Чите, если они хотят видеться с ними чаще, то им предоставляется право поселиться в остроге. Эта жизнь от свидания до свидания, которую нам приходилось выносить столько времени, нам всем слишком дорого стоила, чтобы мы вновь решились подвергнуться eй: это было бы свыше наших сил. Поэтому мы все находимся в остроге вот уже четыре дня. Ним не разрешили взять с собой детей, но если бы даже позволили, то это равно это было бы невыполнимо из-за местных условий и строгих тюремных правил. После нашего переезда (в тюрьму) нам разрешили выходить из нее, чтобы присмотреть за хозяйством н навещать наших детей. Разумеется, я пользуюсь, сколько мне позволяют мои силы, этим разрешением, так как я чаще других, должна видеть мою девочку, чтобы следить за тем., как кормилица смотрит за ней в мое отсутствие.
Но сколь спокойнее была бы я, если бы могла поручить моего ребенка верной и опытной няньке, и как облегчили бы вы мое положение, дорогая маменька, если бы вы поскорее прислали мне таковую. Представьте себе, умоляю вас, что должна я переживать, и вы поймете, как мне нужна такая нянька. Ради бога подумайте о том, как это осуществить скорее.
Я должна буду строиться, об этом я напишу вам в ближайшем письме. Сейчас же, если позволите, я опишу вам наше тюремное помещение. Я живу в очень маленькой комнатке с одним окном, на высоте сажени от пола, выходит в коридор, освещенный также маленькими окнами. Темь в моей комнате такая, что мы в полдень не видим без свечей. В стенах много щелей, отовсюду дует ветер и сырость так велика, что пронизывает до костей.
Вы видите, милая маменька, что я ничего не преувеличила в своем письме от 7 нюня, и вы понимаете теперь, как ваш ответ на это письмо должен был меня огорчить. Физические страдания, которые может причинить эта тюрьма, кажутся мне ничтожными в сравнении с жестокой необходимостью быть разлученной со своим ребенком и с беспокойством, которое я испытываю все время, что не вижу его. Скажу более: я иногда спрашиваю себя, нет ли в этом какого-нибудь ужасного недоразумения. Возможно ли, чтобы действительно хотели сделать наше положение столь тяжким после четырех лет страданий и после того облегчения, которое было даровано нам в последний год нашего пребывания в Чите.
Вы мне говорите, дорогая мамонька, что я мало верю в бога. Конечно, моя вера не такова, как она должна была бы быть, но все же, дорогая маменька, если бы я не верила всей душой в безграничное милосердие и всемогущество божие и если бы я не надеялась, что он когда-нибудь облегчит наши страдания, могла ли бы я относиться с таким спокойствием к тому, что мне предстоит еще в течение 16 лет? И не достаточно ли было бы одной этой мысли, чтобы покончить с собой?
Будьте здоровы, дорогая и милая маменька, а также папенька. Спаси и сохрани господь вас обоих. Целую ваши ручки, крепко обнимаю вас обоих и прошу вашего благословения для моей малютки и для себя.
Преданная вам дочь ваша Е. Трубецкая.
Передайте мое глубокое уважение бабушке и тетушке. Крепко обнимаю сестриц 3изи и Китти. Сердечный привет Станиславу. Вчера я получила посылку, которая доставила мне большое удовольствие. В ней была одежда для Сергея, очень красивый чепчик для Сашеньки, платьице для маленькой Сони и чулки для Сергея.
