Михаила Орлова, спасшего Париж, «забыли» в ряду Героев войны 1812-1814 гг.

   
Наталья Чистякова-Ярославова

Неделею назад, в «Эрмитаже» я испытала безмерное удивление, подобное тому, какое испытал А.С.Пушкин, когда рассматривая галерею портретов Героев Отечественной войны 1812 года, он обнаружил тринадцать (!) зияющих пустотой ниш.

Подобная же галерея парадных портретов Героев представлена в эти дни, в «Эрмитаже», но посвящена она уже 200 - летию войны 1812-1814 годов.

И вот в этой галерее, включающей около сотни портретов, я не нашла портрета генерала Михаила Федоровича Орлова, сумевшего путем тайной и военной дипломатии сохранить тысячи жизней французов, оборонявших Париж в 1814 году, и тысячи жизней русских офицеров и казаков которые должны были этот Париж взять.

Попросила служащую музея перепроверить по компьютеру факт отсутствия портрета Михаила Федоровича Орлова, который подписал акт капитуляции Парижа, в галерее Героев 1812-1814 года . В итоге мы вместе убедились в том, что этого портрета действительно нет!

Мне предложили «взамен» портрет Орлова - Денисова. Я ответила, что нельзя сравнивать вклад в победу человека, подписавшего акт капитуляции Парижа, с подвигами пусть даже самого бесстрашного генерала. Тогда обеспокоенная сотрудница музея привела мне в оправдание довод о том, что в галерее только герои Бородино, а Михаил Орлов - вел лишь дипломатические переговоры, если, по моим словам, он составил и подписал акт капитуляции Парижа и предложил себя в залог, дабы «спасти Париж для Франции и мира» .

Мой ответ на это таков: «…Михаил Орлов входит в число 18 счастливцев - кавалергардов выживших Аустерлицком сражении. С началом войны 1812 года Орлов состоял при 1-ой западной армии и скоро обратил на себя внимание Барклая-де-Толли, а затем и Кутузова»… При осаде Смоленска по приказу Барклая-де-Толли М. Ф. Орлов был отправлен к французам с целью узнать о судьбе тяжело раненного попавшего в плен генерала П. Тучкова…

Сам Наполеон лично принимал М. Ф. Орлова - члена ложи «Палестина» - обширной и разветвленной системы, корнями уходившей во Францию (Генри Форд, мастер ложи Палестины № 357) …

При Бородино М. Ф. Орлов был назначен начальником штаба отряда генерала Дорохова, где, по свидетельству Н. Муравьева «отличился именно своим бесстрашием». После сражения он лично Кутузовым был представлен к награде кавалера ордена Святого Георгия … После Вереи Михаил Орлов был назначен флигель-адъютантом к Его Императорскому Величеству…»

Отсюда и главное впечатление: Это как сильно надо было «замутить» себе взгляд (!?), чтобы при таких фактах, исключить этого человека из Героев войны 1812 -1814 года, как анонсирована музейная экспозиция «Эрмитажа».

Естественно возник вопрос: Почему именно для этого человека, которого император Александр I, обнял со словами «Поздравляю Вас: Ваше имя связано с великим событием» после того, как получил из рук Орлова акт капитуляции Парижа, не хватило места в тот самом Эрмитаже, где перед зданием стоит Ангел: «с лицом», все того же, императора Александра и жестом Иоанна Крестителя - небесного покровителя всех кавалергардов, включая и Михаила Федоровича Орлова

«Среди частей русской гвардии Кавалергардский полк занимал особое положение. О кавалергардах петербуржцы поговаривали в шутку: голубая кровь, дескать, течет в жилах не только у них, но и у лошадей».

Посвящение в кавалергарды происходило в христианский праздник - тезоименитства святых Захария и Елизаветы - отца и матери Иоанна Крестителя.

Именно поэтому полковая церковь кавалергардов, праведных Захария и Елизаветы находится по адресу ул. Захарьевская 22, а в энциклопедии Санкт-Петербурга история Захарьевской улицы представляется через имена кавалергардов: М.Ф. Орлова, В.И. Пестеля, А.М.Муравьева, П.П. Лопухина. («Захарьевская улица»)

Причем в связи с этим Ангелом и жестом Иона Крестителя у меня уже были вопросы к директору «Эрмитажа» - Михаилу Пиотровскому, заданные мною в статье: «Потерянный символ» Вашингтона и «Неопознанный» Ангел Александрийского Столпа города Петра: God С Нами!». И поставлены они были, два года, когда у меня впервые возник вопрос о смене даты 11 сентября на дату 10 сентября, в чем виделись признаки замены культа Иоанна Крестителя а также Захария и Елизаветы, на культ Александра Невского. К тому же была и концептуальная замена. Ведь открытие памятника начиналось с всеобщей молитвы. Причем на коленях стоял и брат Александра I - Николай I. Однако в 2009 году все это, по решению руководства « Эрмитажа», заменили военным парадом. Не говоря уже о постоянных клоунадах и цирках на этом священном месте. Хотя раньше выверенная театральность была лишь в ритуалах Мальтийского креста, в т.ч. когда кортеж Павла I конвоировали Кавалергарды, ставшие Гвардией Великого Магистра. Театр с религией совмещали финикийцы, но они совмещали театр, а не клоунаду.

Попрощавшись с экскурсоводом со словами:

«Какой интересный факт выяснился в политике Эрмитажа!», я далее не стала обсуждать с ними этот вопрос, тем более, музейные работники уже собрались группой и стали, видимо, выяснять: А кто же такой Михаил Орлов?

Предположим, смотрители зала могут и не владеть всей историй вопроса, однако вот сам Михаил Пиотровский - директор Эрмитажа не может не знать братьев Михаила и Алексея Орловых, родных племянников Григория и Алексея Орловых - фаворитов императрицы Екатерины II, которые привели её к власти.

Тем более, директор Эрмитажа М.Пиотровский в эти дни претендует быть избранным в академики или член-корреспонденты той самой Академии наук - РАН, первым директором которой был, не кто иной, как Владимир Григорьевич Орлов, в бытность её ещё Петербургской Академией наук, родной дядя и воспитатель рано осиротевшего Михаила Орлова.

Т.е. того самого Михаила Федоровича Орлова - Героя настоящей статьи, которого «Эрмитаж», при всей уникальности роли Орлова в Отечественной войне 1812-1814 года «забыл» включить в огромную галерею портретов, представленных в экспозиции в четыре яруса.

Как мне довелось в этом убедиться лично, ни в одном ярусе места не нашлось. Хотя я считаю, что его портрет должен быть, даже не погрудным, а - в рост, также как у Барклая - де -Толли.

Я была потрясена выяснившимся фактом . Продолжая вместе с друзьями осматривать экспозиции Эрмитажа одновременно размышляла:

Как могло случиться так, что М.Пиотровский кавалер французского ордена Почетного Легиона «забыл» Михаила Орлова - родного племянника А.Г.Орлова, который одним из первых, ещё в 1772 году тайно посетил Мальту, т.е. стоял у истоков «Мальтийского креста»

Или дело, как раз, вот в этом самом - Ордене Почетного Легиона, учрежденном Наполеоном в 1802 году по примеру рыцарских орденов?

Кстати, одним из первых русских, кто получил этот Орден был император Александр I. Это было ещё до войны России с Францией 1812-1814 годов.

Вот такие перипетии истории. И даже во время войны Наполеон иногда использовал в обращении к императору Александру слово «Брат». Они были «братьями» по ордену. Было и так, что Наполеону нравилась «принцесса крови», влюбленная в Александра. А брат Александра I - Николай I проявлял интерес к жене Наполеона - Жозефине - женщине легенде. Т.е. они желали одних женщин, и были «братьями» по Ордену…

И как видим, у этой войны была ещё и такая таинственная сторона, связанная с предисторией Ордена Почетного легиона, в члены которого принимают « за выдающиеся военные или гражданские заслуги президентов Французской республики»

Деятельность Ордена осуществляется под руководством Президента Франции. В настоящее время это Николя Саркози. Текущей же деятельностью Ордена руководит Великий канцлер Ордена Почётного легиона - армейский генерал Ж. Л. Жоржелен.

Отсюда дилемма:

Или Михаилу Пиотровскому поступил приказ из Франции убрать из галереи Героев войны 1812-1814 года портрет генерала Михаила Федоровича.

Или это «креатив» самого Михаила Пиотровского, не согласованный с Орденом, офицером которого он является и в котором даже «идет на повышение» (от кавалера до офицера).

Если первое, то должна ли я в таком случае понять, что это, вот такая, неблагодарность Франции - генералу Михаилу Орлову, спасшему от уничтожения, начиненный порохом Париж, который Наполеон готов был взорвать в любой момент?

Причем угроза была реальной . Ведь сожгли же Москву, «дабы она не была отдана французу» .

Т.е. выводы получаются политическими и связанными с международной политикой.

И взгляд, и вопросы естественно обращаются к Франции .

Трудно поверить, в такую «черную неблагодарность» французов.

Но трудно одновременно поверить и в «забывчивость» Михаила Пиотровского.

Ведь не забыл же он поставить трон Великого магистра Мальтийского креста в просторном пустом зале Эрмитажа…

Рядом с другим, подобным же пустым залом, с единственным в нем бюстом «Черного мавра» (в полу-нише) весьма удобном для церемоний… и циркули рядом, и Библиотека Вольтера, выкупленная Екатериной II…

А Михаила Орлова забыли! Или «вычеркнули», также как когда-то Александр I, якобы, вычеркнул генерала Александра Ипсиланти.

История эта связана все с той же портретной галереей Героев войны 1812 -1814 года, 13 пустых ниш которой так потрясли А.С. Пушкина.

«Об участии одного из персонажей, с которого предстояло написать портрет, сохранилось предание. Просматривая списки участников Отечественной войны, император Александр I, делая пометы неизменным красным карандашом, внезапно рассвирепел и несколько раз зачеркнул имя Александра Ипсиланти. Руководитель тайной греческой организации «Филики Этерия» и восстания в Придунайских княжествах, которое началось в 1821 году, императорским повелением был вычеркнут из списков состава русской армии…»

Т.е. по преданию прецедент вычеркивания одного имени уже был. И это имя - Александр Ипсиланти. И сделал это император Александр I.

Однако про императора Александра I слишком много легенд и фантазий, включая легенду о «старце Кузьмиче», и его странной смерти в Таганроге. К тому же существует другая версия: сам Александр I был членом тайной организации «Филики Этерия».

«Филики Этерия» - это секретное греческое общество, целью которого было создание независимого греческого государства, т.е. Великая идея (Греция), которой увлекалась ещё Екатерина II.

«Мега?лиИде?а» - Великая идея греков. Однако и Екатерина II не была первопроходцем в этой политике.

Впервые идея имперской судьбы греческого народа сформулирована Михаилом VIII Палеологом, ещё во времена до турецких завоеваний .

Т.е. эта Великая идея (Греция) передавалась по наследству через Екатерину II её внукам Александру и Константину.

Считается, что Екатерина I даже специально назвала внуков под этот Византийский проект. Ведь она сама занималась их воспитанием, отстранив от этих вопросов Павла I.

В первые годы пребывания в России, Екатерине II не дали воспитать своего собственного сына - Павла. Спустя годы, она, ответно, лишила Павла I родительского влияния, теперь уже, на его сыновей.

Став императором, Павел I посвятил Александра с Константином в рыцари «Мальтийского креста». Однако, наряду с этим, над ними уже довлело влияние их бабушки - императрицы Екатерины II c её фаворитами Орловыми.

Причем Михаил Орлов был ближайшим другом Александра I .

Но, одновременно, Михаил Орлов был и фанатом Великой идеи (Греции), и ближайшим соратником Александра Ипсиланти, портрет которого кто-то убрал из галереи Героев войны 1812 года со ссылкой на то, что это сделал сам император Александр I. Однако когда-то император Александр I сам и зачислил Ипсиланти в офицерский корпус России .

В данном случае, мы имеем сложную систему взаимоотношений, которая касается, уже упомянутой выше ложи «Палестина», с её французскими корнями.

Интересно, что историю участия в этой ложе «Палестина» генерала Михаила Орлова удается восстановить только благодаря греческим источникам, бережно хранящим биографию их национального героя - генерала Александра Ипсиланти.

Эту информацию, отсутствующую в российских источниках открывает статья «Боевой путь князя Александра Ипсиланти в Отечественной войне 1812 года и Заграничном походе русской армии в 1813 год» сайта «Союза русских эмигрантов в Греции». Её автор Борис Костин, и она, как доклад, была представлена на 2-й Российско-Греческий Форум гражданских обществ 15-16 июня 2009 год, г. Санкт-Петербурге.

Итак, согласно, этого доклада:

«…В 1808 году семья опального господаря карпатской и дунайской Валахии князя Константина Ипсиланти бежала от гнева султана в Россию и обосновалась в Киеве. Александр Ипсиланти прошел свое посвящение и стал кавалергардом -однополчанином Михаила Орлова, чудом оставшегося в живых в Аустерлицкой и Фридландской бойнях. В сражении при Аустерлице, живых кавалергардов, как известно, осталось всего 18 человек. Александру Ипсиланти в это время покровительствовала вдовствующая императрица Мария Федоровна, супруга Павла I- ее имя в списке полка значилось в числе первых…

Александр Ипсиланти мужал на глазах, постигая сложную и мудреную науку верховой езды, стрельбы, рубки в конном строю. Кавалергарды соперничали в удали, в джигитовке… В часы «святого безумства» искрометные шутки чередовались с розыгрышами, импровизированные хоры славили Бахуса, проникновенно и задушевно звучала поэтическая лира.

Удалые, бесшабашные стихи Дениса Давыдова вызывали бурю восторга и гвардейцы, ничтоже сумняшеся, действительно следовали советам бывшего кавалергарда.

…Но лишь немногие знали, что в комнатах, занимаемых Михаилом Орловым, звучали иные стихи и иные песни.

Собрание масонской ложи «Палестины», куда входили друзья Ипсиланти, неизменно начинались с гимна, написанного Василием Львовичем Пушкиным:

Servir, adorersapatrie, C'estledevoird'unbonma?on, что означает«Обожать свою Родину, служить ей - вот долг истинного каменщика» (фр.).

…Датой открытия работ в ложе «Палестины» считается 4 марта 1809 года. Отличительный знак ложи - миниатюрный золотой меч с выгравированным девизом: «ProDeoImperatoreetFratribus» («За Бога, Императора и Братьев»). Появление меча в символике ложи было не случайно. Он означал борьбу, защиту невинных и власти ордена судить и казнить изменников. К моменту принятия в ложу Александра Ипсиланти, она насчитывала около 80 человек. Во главе ложи стоял видный аристократ, царедворец и меценат граф Михаил Юрьевич Вильегорский.

Ипсиланти с пылом, присущим молодости, жадно впитывал мысли «братьев», пытался проникнуть в суть таинственных и загадочных ритуалов. Однако юный греческий князь вряд ли подозревал, что ложа «Палестины» - часть обширной и разветвленной системы, корнями уходившей во Францию. Вильегорский умело скрывал это, иначе ему было бы несдобровать - Россия находилась на пороге очередной войны с Наполеоном. Большая часть русского общества расценивала Тильзитский договор как хрупкую кладочку, разделявшую мир от войны. В июне 1812 года она рухнула под тяжестью шестисоттысячной армады, и наполеоновские полчища, сея смерть, устремились вглубь страны»

В 1812 году Александр Ипсиланти был назначен в ординарцы к Витгенштейну.

6 августа Витгенштейн предпринял попытку выбить неприятеля из Полоцка.

И эту историю о том, каким образом Витгенштейн одержал победу под Полоцком, я уже однажды описывала в статье: «Тайна последнего сенсационного Указа Принца Пскова Ярослава Оболенского - родоначальника князей Ярославовых», имеющей отношение и к Михаилу Орлову, так как его матерью была Т.Ф.Ярославова.

Эта история напоминает историю маршала Михаила Кутузова, который находился под покровом Казанской иконы Божией матери.

В годы войны с Наполеоном, подобным же образом, молитвами к Пресвятой Богородице Псково-Печерской была защищена и Псковско-Печерская лавра:

«…7 (20 - го) октября 1812 года вокруг города Пскова был совершен крестный ход с тем самым чудотворным образом Успения Божией Матери, который в первый раз принесен был во Псков в 1581 году, во время осады города Баторием. И в этот же самый день город Полоцк был взят русскими под предводительством генерал-фельдмаршала графа Витгенштейна. Тем самым, со взятием Полоцка, Псков и Санкт-Петербург были избавлены от опасности.

Чудо сознал и сам граф, который в письме своем к Псковскому губернатору писал:

«Уведомляю Вас с тем, чтобы Вы и всем сообщили, что молитвы услышаны… разбив совершенно неприятеля под Полоцком, в то самое 7 число (в которое Псковичи с Печерскою иконою совершали крестохождение вокруг древних стен), ночью, овладев штурмом сим городом и перейдя Двину, гоню его авангардами к Лепелю» (« Врата Небесные История Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря»)

Вследствие всех этих многочисленных чудес от Царицы Небесной в 1813 г. Псково-Печерский монастырь зачислен в первоклассную категорию по Духовным штатам».

Спустя многие годы, на месте явления этой Псково-Печерской иконы был похоронен Александр Сергеевич Пушкин, судьба которого тесно связана с судьбой Михаила Орлова.

После этой победы под Полоцком, Александр Ипсиланти «получил из рук командира корпуса графа ВитгенштейнаОрден святого равноапостольного князя Владимира, учрежденный Екатериной Второй 22 сентября 1782 года. Он дорожил этой боевой наградой, пожалуй, более, чем остальными. Ведь она была первой, а девиз ордена: «Польза, Честь и Слава», как ничто иное, отвечал высоким помыслам греческого князя».

Как уже сказано, греческий князь Александр Ипсиланти был любимцем вдовствующей императрицы Марии Федоровны - супруги Павла I, Предполагают, что именно она, когда Александр I был впервые рассержен на Ипсиланти за то, что он подверг себя опасности и принял участие в боевых действиях, « уговорила сына сменить гнев на милость. «Берегите себя» - вот смысл собственноручной записки, приложенной к императорской награде - Александру Ипсиланти, бриллианты на которой переливались всеми цветами радуги».

Предполагаю, что с персоной Александра Ипсиланти, имеющего наследственное право на власть в Валахии, у императора Александра I были свои планы.

Но Александр Ипсиланти, как член правящей династии, был пассионарен. И уже в следующих боях он получил серьезное ранение, лишившись кисти правой руки. Однако политическая и орденская карьера Александра Ипсиланти в эти годы ещё только начиналась. Впереди у него была национально освободительная борьба и «Филики Этерия».

Уже к временам после войны 1812-1814 года относятся такие данные о «Филики Этерия», переросшей в национально-освободительное движение в Греции.

«Филики? этери?я (греч. «общество друзей») - тайное общество (организация) греков, существовавшее в начале XIX века, целью которого было создание независимого греческого государства, т.е. воплощение в жизнь Великой идеи - Греции.

Членами «Этерии» (гетеристами) были молодые греки в Греции (Османской империи), а также греки-торговцы, проживавшие в России, в Одессе.

Структура «Этерии» была похожа на структуру масонов и карбонариев.

Во главе стояла «Невидимая власть» (Αόρατος Αρχή), состав которой был строжайшей тайной, что имело также и ту цель, что позволяло намекать на членство весьма важных лиц, таких как император Александр I.

На самом деле это были только три основателя, с 1815 по 1818 там добавилось пять и после смерти Скуфаса ещё три человека. В 1818 году «Невидимая власть» была переименована во «Власть 12 апостолов», каждый апостол отвечал за определённый регион.

Вся структура «Этерии» была пирамидальная. На вершине находилась «Невидимая власть». Никто не знал и не мог спрашивать о ней. Её приказы не обсуждались, члены не могли принимать собственных решений. Общество именовалось «храм»… (Википедия)

Информацию об этом тайном обществе дополняют и следующие сведения статьи «Английское господство . Основание общества «Филики Этерия»:

«Английское господство оставило свой след на управлении и организации Закинфа (греческий остров Богов).

В 1814 году было принято решение об основании автономных «Объединенных государств Ионических островов». Где правили, по сути, англичане, посадив своего наместника на о. Корфу. Между тем мечта о свободной единой Греции начинает приносить результаты. Одним из важнейших стало основание общества «Филики Этерия» (Дружественное общество) в Константинополе, в районе Фанари.

В декабре 1818 года штаб-квартира Общества переносится на Закинф, а члены его во главе с Теодором Колокотронисом дают клятву верности Родине в церкви Св. Георгий в местечке Псилома над городом.

В последующие годы тысячи жителей Закинфа отправились в Пенелопоннес, чтобы плечом к плечу с другими греками участвовать в борьбе . Несмотря на первоначальную негативную реакцию англичан, в дальнейшем Закинф превратился в повстанческий центр, опирающийся на их поддержку» (прим-е: Закинф греческий «остров Богов»)

В конечном счете, задача общества состояла в том, чтобы освободить от османского владычества и объединить греков, сербов и болгар…»

С учетом того, что я знаю про тайную дипломатию торговцев, обращает на себя внимание участие в этой тайной организации торговцев-греков.

Одновременно обращает на себя внимание некий конфликт интересов.

Дело в том, что в борьбе за независимую Грецию, члены «Филики Этерия» выступали против Турции.

Россия же после начала войны с Наполеоном заключила с Турцией мирный договор.

Вот в это время, в описываемой истории, появляется ещё одна важная фигура - Георгий Петрович Карагеоргий (Кара- Черный), позже связанная с так называемым движением Четников, известном на протяжении более 100 лет.

Уже в 20 веке Четникам давали следующее определение: « Четники - это сторонники восстановления прежней королевской власти Карагиоргиевичей. Последнего короля из этой династии звали … МихаилЧет. Отсюда и название…»

Дело в том, что Михаилом Четом звали также и второго сына князя Ярослава Васильевича Оболенского Стриги - Принца Псковского.

Т.е. в данном случае, имеет место редкое совпадение имени «Михаил Чет» с «разрывом», как минимум, в 300 лет.

Однако в судьбе Михаила Орлова есть ещё одно весьма важное напоминание о династии Чета, к которой принадлежали цари Годуновы, а также Сабуровы и Вельяминовы .

В книге Лотмана об А.С. Пушкине, конкретно, в третьей главе, именуемой «Юг. 1820-1824» приводятся следующие значительные для настоящей истории факты:

«…Орлов говорил об участии в войне против Турции, однако недавние разыскания С. С. Ланды показали, что вмешательство в греческое восстание входило для Орлова в 1820 г. в план русской революции. Орлов был участником декабристского Ордена Русских Рыцарей - организации, ориентировавшейся на тактику решительных действий. Первоначально он надеялся получить дивизию не на далекой границе, а вблизи от Москвы. «Какая бы разница, ежели б я получил дивизию в Нижнем Новгороде или в Ярославле. Я бы был как рыба в воде». Имея исходную базу в любом из этих городов, Орлов мог считать вполне реальным план похода на Москву, почти лишенную в ту пору внутренних войск.

Не случайно у его единомышленника гр. М. А. Дмитриева-Мамонова, строившего тем временем в своем колоссальном имении под Москвой подлинную крепость, снабженную артиллерией, которая могла бы быть великолепным опорным пунктом при проведении этой операции, тщательно сберегались знамя, врученное, по преданию, Мининым Пожарскому, и окровавленная рубашка царевича Дмитрия. Обе реликвии были исполнены смысла: одна должна была бы освятить поход Орлова - Мамонова историческим ореолом, вторая - стать наглядным доказательством пресечения рода Рюриковичей и ничтожества прав Романовых на всероссийский престол».

Я не совсем согласна с толкованием С.С.Ланды в той части, что «рубашка царевича Дмитрия», контролируемая «Орденом русских рыцарей», указывала на пресечение рода Рюриковичей, поскольку он не анализирует одновременно тот факт, что М.Орлов был сыном Т.Ф.Ярославовой, и в книге Лотмана упоминается далеко не первое «пересечение» истории Ярославовых с историей князей Углицких. К XIX веку, в частности, относится, довольно странное, захоронение князей Углицких с А.Н.Ярославовым - предводителем Вологодского дворянства, под спудом, в церкви Дмитрия Прилуцкого, Спасо-Прилуцкого монастыря («Наталья Ярославова: мое путешествие в Северную Фиваиду Белоозера»). В данном случае, речь идет о том самом Ярославове - потомке по женской линии - Аксаковых, с которым очень долго беседовал император Александр I, адресовавший Михаилу Орлову, вошедшие в историю слова: « Поздравляю Вас: Ваше имя связано с великим событием» («Потомки Ярославовы и женская линия: Киликия, Киликиевский крест, Ван-«море» и Церковь святого креста»).

Наряду с этим, упущено из виду и то обстоятельство, что сам Михаил Орлов может быть потомком Рюриков и мурзы Чета, по женской линии, через супругу князя Ярославова -Оболенского - дочь Михаила Сабурова. А последними законными царями, до Смуты, на которую указывал хранившийся у Михаила Орлова и Дмитриева -Мамонова флаг Минина и Пожарского, были либо цари Годуновы из царствующего дома мурзы Чета, либо Рюрики, в лице императора Дмитрия Ивановича, несправедливо названного Лжедмитрием I, который хотел победить Турцию не менее фанатично, чем это делал Михаил Орлов.

Т.е. флаг, переданный Пожарскому мог указывать на продолжение дела, связанного с 4 ноября, т.е. с «Казанской иконой Божией матери» и с «Гребневской иконой Божией матери».

Надо сказать, что и на саму эту информацию о Четниках, в связи с которой я процитировала и прокомментировала историю «о флаге Пожарского и рубашке царевича Дмитрия», я вышла как раз тогда, когда искала ответ на вопрос о том: «Кто такой мурза Чет?», в частности, работая над статьей «Ипатьевские тайны: Князья и Императоры Дмитрии Угличские и Великие князья Красные» и уточняя сведения по Четникам Карагеоргиевичам.

В связи с этими Четниками Карагеоргиевичами мне, как раз, и встретилась тема «Филики Этерия», Великой идеи (Греция) и во второй раз - историческая фигура Александра Ипсиланти, восторженный отзыв которого о Михаила Орлове цитировался мною в первой части статьи «Михаил Орлов - он подписал акт капитуляции Парижа и стал «Иоанном Предтечей» отмены крепостного права в России».

Ну а поскольку многие сведения о Михаиле Орлова сокрыты, видимо, ещё с времен Николая I, то восстановить историю его судьбы, в данном случае, помогает биография национального героя Греции Ипсиланти, также как и архивы о Карагеоргиевичах и Четниках.

В 1806 году, ещё до мирного договора России с Турцией, эти страны находились в состоянии войны. В это время в Сербии под руководством основателя династии Карагеоргиевичей ширилось национально - освободительное восстание против Османской империи, Т.е. Турция воевала, по сути, «на два фронта». Ведь уже в марте 1805 года Карагеоргий был официально назначен военным лидером Сербии. Он был самопровозглашённым вождём. Ему удалось освободить Белград и упразднить феодализм в освобождённых районах . Восстание из бунта переросло в войну за свободу против Османской империи. В 1806 представитель восставших сербов Пётр Ичко был послан в Стамбул для переговоров с османским правительством. Там он сумел добиться выгодного для повставцев Ичкова мира. «Однако Карагеоргий предпочел отречься от этого договора в пользу дружбы с Россией, вступившей в войну против Османской империи».

Таким образом, Карагеоргий в 1806 году принес «в жертву» Ичков мир ради солидарности с Россией. Вернувшись, тем самым в состояние войны с Турцией он вынужден был бежать в Австрию, уже в 1813 году, когда Османская империя вступила на земли, полученные сербами вверх по Мораве и Дрине.

«Через некоторое время Карагеоргий перебрался в Бессарабию, где познакомился с членами секретного греческого общества «Филики Этерия» Александра Ипсиланти, которое хотело освободить от османского владычества и объединить греков, сербов и болгар. Вот тогда Карагеоргий и был выбран руководителем нового восстания.

В 1817 году, т.е. уже после завершения войны с Наполеоном, Карагеоргий тайно прибыл в Сербию для подготовки восстания. Он договорился с МилошемОбреновичем о совместных действиях. В ночь с 13 на 14 июля 1817 у села Радовань возле Смедерева Карагеоргий был коварно убит из-за власти людьми Милоша Обреновича. С этих пор началась борьба за власть между династиями Карагеоргиевичей и Обреновичей, продолжавшаяся более 100 лет».

Четниками же стали называть, в том числе, и партизан, действующих вне границ и ведущих эту войну за возвращение власти Карагеоргиевичей.

Династии Карагеоргиевичей, замечу, даже возобновилась в 1903 г., когда Петр I - внук Карагеоргия - стал королем Сербии в результате дворцового переворота и убийства правившего в то время короля Александра Обреновича… «В исторической литературе он получил имя «короля-изгнанника», поскольку большую часть жизни провел вне Сербии… Подолгу живя в Швейцарии, Франции, Италии и Черногории, он возглавил сербскую эмиграцию, поддерживающую Карагеоргиевичей. За границей он сблизился с русскими революционерами, был знаком с Бакуниным и Герценом и даже имел прозвище «Красный Петр». Он принял участие в франко-прусской войне 1870-1871 гг. на стороне Франции и был награжден орденом Почетного легион»

С учетом того, что «Красный Петр» был награжден Орденом Почетного легиона Франции можно сделать вывод о том, что Орден поддерживал династию Карагеоргиевичей, включая участие в «Филики Этерии». Т.е. здесь конфликта не было.

К этой династии относится также Александр Карагеоргиевич-Старший принц Югославии, и его дети Дмитрий, Михаил и Павел Карагеоргиевичи, которые рассматриваются даже как претенденты на российский престол. При этом, Александр Карагеоргиевич - Старший, троюродный брат Майкла Кентского.

Как видим, в начале XIX века национально освободительная борьба объединила вокруг тайного общества «Филики Этерия» и Александра Ипсиланти-вождя греков и Карагеоргия -вождя сербов.

И идеи этой национально-освободительной войны с созданием Великой империи - Греции поддерживал Михаил Орлов, Герой войны 1812-1814 года.

Это были уже 20 годы XIX века.

Михаил Орлов уже был на юге России, а точнее- в Кишиневе, в непосредственной близости к территории начавшихся национально-освободительных войн.

А поскольку рядом с ним был ещё и А.С.Пушкин, то всё, происходившее вокруг генерала Михаила Орлова, оказалось очень хорошо запечатлено в истории.

Причем именно А.С.Пушкин был вовлечен в события вокруг Михаила Орлова и Александра Ипсиланти, а не наоборот.

В этом смысле, более широкая известность А.С.Пушкина, в сравнении с Михаилом Орловым, имеет ту же природу, что и более широкая известность Феодосия Печерского в сравнении с Антонием Печерским. При том, что миссия Феодосия Печерского состояла в том, чтобы не было забыто имя Антония Печерского, единственным учеником которого он был.

Аналогичная задача была у Аарона, который не должен был дать забыть имя Моисея, пока тот находился на горе.

А.С.Пушкин, в свою очередь, должен был сохранить имя Михаила Орлова. И как видно из книги Лотмана, А.С. Пушкин делал именно это.

Однако, в дальнейшем, ложа А.С.Пушкина, возникшая только потому, что сам А.С. Пушкин был в 20-е годы XIX века, в Кишиневе, вовлечен и посвящен в тайные общества, с моей точки зрения, упустила миссию непосредственно поэта, сделавшего все для того, чтобы сохранить в его поэзии те тайны, к которым он оказался допущен именно в Кишиневе и в Молдавии.

Таким образом всё, что сейчас относят к современному российскому массонству, включая ложу А.С.Пушкина № 11 продолжает эту Кишиневскую историю:

«…Сейчас во Франции работают под юрисдикцией Великой Ложи Франции две ложи, это «А. С. Пушкин» и «Астрея» № 1441. В 1991 году Великий Восток Франции и Великая Ложа Франции под своей эгидой открывают в России первые масонские ложи.

…Вместе с тем, в России действует также Объединённая Великая Ложа России, не признаваемая ОВЛА, но соблюдающая Ландмарки, и признаваемая Великой Ложей Франции, и ложа «Имхотеп» Международного Суверенного Святилища Устава «Мемфис-Мицраим» (Википедия)

Я не могу быть уверена в процитированных данных Википедии, поскольку из-за пределов России все чаще доносятся призывы о том, чтобы мы обратили внимание на русский сектор Википедии, в котором наблюдаются признаки работы « троллей», укоряемых этими наблюдателями в умалчивании и сокрытии.

Тем не менее, вот в этом Уставе «Мемфис-Мицраим» я встретила упоминание о Рыцарях Палестины. А первое тесное взаимодействие Александра Ипсиланти и Михаила Орлова было связано, как раз, с ложей «Палестина» ещё в те петербуржские годы, когда будущего вождя Греции посвящали в кавалергарды в городе Петра, что уже упоминалось в этой статье.

Что же касается ордена «Древний и Изначальный Устав Мемфиса-Мицраима», то о нем пишут следующее:

«…Согласно легендарной истории самого Ордена, он ведет историю от древних посвятительных традиций Средиземноморья: пифагорейцев, александрийских герметических авторов, неоплатоников, сабеян из Харрана и других… Легенда Ордена отсылает нас к первому веку от Рождества Христова, когда Апостол Марк обратил египетского мудреца по имени Ормус в Христианство, и вместе с ним очистил египетские мистерии светом Евангелия. Считается, что очищенные Апостолом Марком и Ормусом мистерии практиковались в тайне в Египте и в Святой Земле до начала крестовых походов, а потом были переданы некоему таинственному Ордену Рыцарей Палестины (который иначе назывался Орденом Розы и Креста Востока), и Тамплиерам, принесшим учение в Европу, в которой, в свою очередь, этими рыцарскими Орденами учение было передано розенкрейцерам, донесшим традицию до Уставов Египетского Масонства» («Абхазия - Апостольский удел Богородицы, Львы Северной Венеции и тайное евангелие Святого Марка»).

Другое упоминание о ложе, возможно, - близкой к ложе «Палестина» Михаила Орлова я встретила только в XX веке, в «Интервью с масоном», Александра Рыбалка и Андрея Синельникова или иначе «В гостях у вольных каменщиков. Строителей Храма»

В этом интервью есть следующий текст…

«…Он перешел к стене, где висел флаг Великой Ложи Палестины,

- Итак вернемся к предыстории масонства на Земле Обетованной, - Брат Алекс встал у темно-бордового бархатного полотнища с вышитой золотом надписью «Национальная Великая Ложа Палестины».

Национальная Великая Ложа Палестины или переходный период.

В то время, когда в Европе полыхал огонь Первой Мировой войны, на землях, тогда еще Палестины, начали появляться новые ложи.

В 1910 году Великая Ложа Шотландии основала здесь ложу Кармэль, один из братьев которой потом стал мэром Хайфы и впоследствии первым Великим Магистром Великой Ложи Израиля.

Год 1932 принес с собой коренной перелом. В июне этого года, семь этих лож подали прошение Великой Ложе Египта об установлении независимого Великой Ложи, и это предложение было одобрено. Брат ШукриХоери (ShuqriHouri) был избран Великим Магистром, но мечте его не суждено было сбыться, он умер, не приняв присяги. В декабре вместо него был избран Марк Городецкий, именно с него и начинается отсчет Великих магистров Ложи Палестины.

9 января 1933, Гроссмейстер Египта, Фуад Бей Хассеин, в сопровождении большой делегации из Египта, и в присутствии аудитории, состоящей из евреев, арабов и христиан, утвердил Великую Ложу Палестины…»

Как видим, о Франции здесь ничего не упоминается, но рассказывал эту историю некто Абир Риттерсхофф.

Однако это самое имя Абир я встречала на днях, когда работала над третьей частью статьи «Рыцарский культ Плачущих Богородиц и Плачущих Ярославн: Филермская икона «Мальтийского креста», Казанская и Огневидная Богоматери (Ч.3)

В тексте приводилась следующая фраза по поводу города Бирска, который царь Алексей Михайлович Романов называл почему-то А-бир.

«Самое село Архангельское, в наказе царя Алексея Уфимскому воеводе Сомову 1664 г. - «а Бирьтож» (еще древнее - Абир) стояло недалеко от легендарного жилья ногайского хана, близ которого у реки Оторной, впадающей в Белую, и была прежде церковь Михаила архангела. В 30 и 60 верстах от Бирска есть известковые горы - Акбаш и Соколиная. На этих горах тоже имеются валы, только более высокие, чем у Бирска. Эти валы имеют круглую форму протяжением на Акбаше в 40 сажен, на Соколиной горе - в 34 сажени.

Меня заинтересовало это слово Абир, тождественное - Бирск, откуда родом был мой дед Роман Васильевич Ярославов, и выяснилось следующее:

«Абир - это система боя еврейского народа.Боевое искусство, созданное народом Израиля, Абир, неотделимо и подчинено законам Торы, регулирующим каждое действие предпринимаемое практикующим его. Система дает своим последователям возможность выразить веру и приверженность Господу Израиля, его святой Торе, и законам по которым искони живет народ Израиля… Если Вы практикуете Абир, следует полностью подчинить себя воле Господа Израиля, направиться по пути справедливости и правды, что в свою очередь требует соблюдение Его законов и заповедей, жизненных установлений, которые ведут к единению воли человека и Его воли» («Абир»).

Если принять во внимание, что Бирск (Абир) был сторожевым городом крепостью на границе с оренбургскими степями, где, по мнению, французского дипломата Луи Жаколи находился центр управления миром «Девятью Невидимыми», то это не может не напомнить статью: «Тайное «Общество Невидимых» и единый Славянский корень: Иван Ярославов и два олигарха Михаила» от 15 июня 2010 года, написанную по мотивам книги Луи Жаколи, где одним из главных героев является Иван Ярославов, однофамилец матери Михаила Федоровича Орлова - Т.Ф.Ярославовой.

Год назад, в названной статье я писала следующее:

«…В своей книге «Пожиратели огня» Луи Жаколи сделал утечку информации о Союзе Девяти неизвестных, управляющих всем цивилизованным миром, которые в течение 22 столетий записывали все ценнейшие знания в девять книг, хранившихся… на юге Самарской губернии и в оренбургских степях.

В 18 веке в Петербурге существовало «Тайное общество Невидимых»…, ставившее своей целью «слить воедино все разрозненные ветви великого славянского корня и поднять их против германской и англосаксонской расы, завоевать Восток и часть Запада до Константинополя! И привести к мировому господству Славянскую расу?…

«несколько принадлежавших к лучшим семействам России молодых людей, честолюбивых и энергичных… возмечтали вернуть прежний блеск своему гербу …Одним из этих людей является Член Верховного Совета Невидимых Иван Ярославов, желающий заключить выгодный брак, с той целью, чтобы купить себе статус Председателя Верховного Совета Невидимых или, как минимум, правителя Дальнего Востока. События этой книги развиваются на территории Петербурга, Парижа, Австралии, США, Оренбургской губернии и Урала.

На эту будущую роль славянства, как пишет Луи Жаколио, указывал еще историк Фогель. «В тот день, когда славянское царство обратит в своих вассалов мелкие придунайские княжества, оно не только уничтожит их автономию, но и безопасность всей Европы, нарушит ее равновесие и захватит не только всю Венгрию и Империю, но и Константинополь… Став госпожой Босфора и Дарданелл, России ничего не будет стоить превратить Мраморное и Черное моря в громадный военный порт…

...

Довольно интересно это читать спустя год, с учетом того, что вся деятельность Михаила Орлова была посвящена Великой идее, возвращения России к греческому православию по типу западного православия Константина(Василия) Острожского, под патронатом последователей которого, в настоящее время, находится Филермская икона «Божией матери» - святыня Мальтийского креста:

«Во время Великой Отечественной войны икону постоянно прятали и перевозили с места на место. В конечном счете, она оказалась в отдаленном Черногорском монастыре Святого Василия Острожского, где «Филермская чудотворная икона Пресвятой Богородицы, по неисповедимой воле Божией, и по сей день находится в историческом музее древней столицы Черногорской Митрополии, городе Цетинье» («Рыцарский культ Плачущих Богородиц и Плачущих Ярославн:Филермская икона «Мальтийского креста», Казанская и Огневидная Богоматери (Ч.1)»)

.....................

Уверена, что Михаил Пиотровский - директор Эрмитажа, «номинирующийся» в академики РАН, первым директором которой был дядя Михаила Орлова- В.Г.Орлов, не может не знать, в основе, всей этой истории…

Но при этом, он «вычеркнул» портрет Михаила Орлова из списка Героев Отечественной Войны 1812-1814 годов, в то время как речь идет о человеке, который:

« предложил себя в заложники военной аристократии Франции перед штурмом французской столицы, когда Наполеон уже отдал приказ взорвать все запасы пороха, способные превратить город в руины:

«Полковник Орлов, флигель-адъютант его величеств императора всероссийского, который желает спасти Париж для Франции и мира» - с этих слов он начал свою великую миссию,

которую не сумели оценить российские командоры, кавалеры и офицеры Ордена Почетного легиона Франции.

Ниже мною приводятся цитаты из книги Лотмана « А.С. Пушкин!, глава «Юг», представляющие совместный Кишиневский период Михаила Орлова и Александра Пушкина:

«…Пребывание в Кишиневе отмечено особенной широтой связей Пушкина с декабристским движением. Дислоцированная на юге 2-я армия генерала П. Х. Витгенштейна была прибежищем наиболее решительных элементов Союза Благоденствия. Европа, замершая было после падения Наполеона, переживала новый революционный подъем. В России быстро крепло освободительное движение. Пушкин с головой погрузился в эту атмосферу. Однако, в отличие от Петербурга, он уже не был учеником, стучащимся в двери избранных, - он ощущал себя Поэтом и стремился определить свое место - место Поэта среди Граждан.

Обстановка, в которую попал Пушкин в Кишиневе, отличалась отпетербургской прежде всего тем, что это была обстановка действия.

Отзвуки революций, потрясавших в это время южную Европу: Испанию, Грецию, Неаполь, Пьемонт - доносились сюда гораздо непосредственнее. А когда в январе 1821 г. вспыхнуло восстание в турецкой Молдавии под руководством Т. Владимиреско, вслед за которым 22 февраля генерал русской службы, сын молдавского господаря грек А. Ипсиланти переправился через Прут - границу России и турецкой Молдавии - и, прибыв в Яссы, призвал греков Оттоманской империи к общему восстанию, Пушкин оказался в самом центре событий.

Декабристы, как и вообще широкие круги русских либералов, надеялись, что Россия, выполняя полуофициальные обещания Александра I, вступится за единоверных греков и тем самым окажется втянутой в освободительную войну народов против тирании, что неизбежно отзовется и на ее внутренней политике. Пушкин ждал войны и готовился принять в ней участие. Он начал изучать турецкий язык, умолял друзей приостановить хлопоты о его возвращении в Петербург. В эти дни он исключительно тесно общается с кишиневскими кругами греческих инсургентов. В начале марта 1821 г. он писал (видимо, декабристу В. Л. Давыдову): «…Я видел письмо одного инсургента - с жаром описывает он обряд освящения знамен и меча князя Ипсиланти - восторг духовенства и народа - и прекрасные минуты Надежды и Свободы… Восторг умов дошел до высочайшей степени, все мысли устремлены к одному предмету - к независимости древнего Отечества. В Одессах я уже не застал любопытного зрелища: в лавках, на улицах, в трактирах везде собирались толпы греков, все продавали за ничто свое имущество, покупали сабли, ружья, пистолеты, все говорили об Леониде, об Фемистокле, все шли в войско счастливца Ипсиланти» (XIII, 22-23)»

Пушкин был наблюдателем происходивших событий…

Однако наибольшее значение для Пушкина в этот период имело тесное общение с М. Ф. Орловым и группировавшимися вокруг него кишиневскими декабристами, особенно В. Ф. Раевским.

С. С. Ланда приводит не попадавшие в поле зрения историков исключительно интересные данные греческого историка Филимона, близкого к Ипсиланти, согласно которым в переговорах последнего с Орловым было предусмотрено, что, если самовольное вмешательство Орлова в греческие дела вызовет гнев Александра I и он в Петербурге будет «объявлен вне закона», т. е. в случае, если вмешательство Орлова спровоцирует начало гражданской войны в России, Орлов «с русскими (т. е. со своей дивизией, - Ю. Л.) вступит в княжества как самостоятельный начальник», получив тем самым в Валахии и турецкой Молдавии базу для начала революционной войны с петербургским правительством. При этом он, конечно, рассчитывал на поддержку других дивизий пронизанной заговором армии Витгенштейна и, в определенной мере, на поддержку таких военных деятелей, как Киселев, Ермолов, Раевский-старший…

…Пушкин был запросто принят в доме Орлова. Он постоянный гость на обедах у него и столь же постоянный оппонент хозяина в непрерывных политических спорах, которые кипят в этом доме. Принят он здесь как равный, несмотря на разницу чинов и возраста. Жена Орлова, Екатерина Николаевна, писала брату А. Н. Раевскому 23 ноября 1821 г.: «Мы очень часто видим Пушкина, который приходит спорить с мужем о всевозможных предметах. Его теперешний конек - вечный мир аббата Сен-Пьера.

Споры Пушкина с Орловым (ср. в послании Гнедичу:«С Орловым спорю, мало пью» - II, 170) не были антагонистическими … Показательно, что в те самые дни, когда в доме Орлова Пушкин проповедовал вечный мир, он же написал стихотворение «Война», заканчивающееся словами: «Что ж битва первая еще не закипела?… Такие стихотворения, как «Кинжал», «Наполеон», «Гречанка верная! не плачь, - он пал героем…», выражали тесную связь Пушкина с политическими заговорщиками. Но в еще большей мере об этом говорили послание В. Л. Давыдову («Меж тем как генерал Орлов…») или генералу Пущину («В дыму, в крови, сквозь тучи стрел…»)»

МИХАИЛ ФЁДОРОВИЧ ОРЛОВ

«В салонах Москвы повторялась тогда
Одна растопчинская шутка:
«В Европе – сапожник, чтоб барином стать,
Бунтует – понятное дело!
У нас революцию сделала знать:
В сапожники, что ль захотела?»

Михаил Федорович – младший брат графа Алексея Федоровича Орлова, они оба рождены одной матерью. Но судьбы их сложились по-разному.
Если старший Алексей стал приближенным императора Николая I, а потом и Александра II, получил титул графа, а потом князя, дожил до преклонных 75 лет, то Михаил не получил никаких титулов, прожил недолго – всего 54 года. Но зато обрел известность как декабрист, либерал, знакомец А.С.Пушкина.

Именно его, Михаила Орлова, дом на Пречистенке в Москве значился во всех путеводителях.
Скромный двухэтажный дом с балконом, без особых украшений, кажется, и ценности-то художественной не представляет. Но сохранился. Как дом декабриста.  Чтили память революционеров.

Некоторые исследователи считают, что Михаил был чуть ли не в числе зачинщиков декабрьского восстания. И царь намеревался его казнить. И только заступничество старшего брата спасло Михаила от казни. Может быть, и так. Всегда очень интересно, как получается, что в одной семье вырастают такие разные братья, с такими разными судьбами.

По пословице: «Посеешь характер – пожнешь судьбу».
Впрочем, Н.В. Гоголь в повести «Тарас Бульба» это уже объяснил.

А ведь начинали братья Алексей и Михаил одинаково.
Оба участники Отечественной войны 1812 года, оба храбрецы и удальцы, оба были награждены не раз за смелость и отвагу.
У Михаила в числе наград и золотая сабля за храбрость, и орден Святого Георгия 4-го класса, и ордена Святой Анны 2-ой степени с алмазами и Святого Владимира 3-й степени, и три иностранных ордена.
В 1814 году именно Михаил подписывал с русской стороны акт о капитуляции Парижа.

Почему же дальше дороги братьев Михаила и Алексея разошлись? Один стал членом тайного общества и видным деятелем декабрьского движения, а другой вышел на Сенатскую площадь усмирять восставших, стал шефом жандармов.

Вот как об этом пишет их современник писатель Ф.Ф. Вигель: «Завидна была их участь в юности; завиднее ее не находил я. Молоды, здоровы, красивы, храбры, богаты, но не расточительны, любимы, уважаемы в первых гвардейских полках, в которых служили, отлично приняты в лучших обществах, везде встречая нежные улыбки женщин, - не знаю, чего им недоставало. Судьба, к ним столь щедрая, спасла их даже от скуки, которую рождает пресыщение: они всем вполне наслаждались. Им бы стоило только не искушать фортуну напрасными затеями, а с благодарностью принимать ее дары. Старший брат, Алексей, так и делал. А второму, Михаилу, исполненному доброты и благородства, ими дышащему, казалось мало собственного благополучия: он беспрестанно мечтал о счастии сограждан и задумал устроить его, не распознав, на чем преимущественно оно может быть основано. (…) Он, как ладья, тяжелым грузом дум обремененная, отважно пустился в море предприятий и расшибся о первый же подводный камень». 

Вернувшись с войны 1812 года героями, представители воевавшего поколения ожидали, что им найдут применение в своем отечестве, и они получат достойные должности, обладая таким жизненным опытом, побывав за границей, начитавшись литературы о французской революции.
Но император Александр I рассудил иначе.
Оберегая Россию от западных либеральных идей, он остерегался и наших героев, вкусивших «воздуха свободы». Все они, вернувшись из заграничных походов, остались не у дел, отправлены на пенсию, на отдых. Не всем это было по душе. Многие взроптали, стали собираться в тайные общества. Среди таких оказался и Михаил Орлов. Он жил в Кишиневе, примкнул к членам Южного тайного общества, стал играть в нем заметную роль. Мог бы даже возглавить тайную организацию. Но воспротивился его тесть, Раевский Николай Николаевич старший, который отдал за Михаила свою дочь Екатерину. Отец беспокоился о судьбе дочери и будущих внуков…

Но совсем вырвать Михаила из тайного общества Раевский не смог, так как дочь Екатерина его не поддержала.
Мало того, она всячески поддерживала устремления своего мужа быть членом этого общества. Не зря же ее за сильный и властный характер и за либерализм воззрений, как заметил П.В. Анненков, прозвали Марфой Посадницей. Ее самолюбие тешило, что их дом – полная чаша, открыт для друзей, которые ежедневно спорят до хрипоты, читают стихи, философствуют. Вот строки из ее письма: «У нас беспрерывно идут шумные споры – философские, политические, литературные и другие; мне слышно из дальней комнаты».

А.С.Пушкин был частым гостем у них. Он даже был влюблен в Екатерину Раевскую (в кого только он не был влюблен!) Когда она выбрала Михаила Орлова в мужья, поэт был обескуражен.
В своем письме к другу, А.И.Тургеневу, он даже написал об этом: «Здесь такая каша, похуже овсяного киселя. Орлов женился. Вы спросите, каким образом? Не понимаю».

Михаил Федорович Орлов, по-видимому, был в кругу семьи с домашними очень мягок и уступчив. Это для врагов Отечества он был грозным воином, а своей жене всегда уступал. Мы знаем, что Пушкин хорошо знал и самого Михаила Федоровича, и его жену. На полях своих черновиков он нередко рисовал портреты тех, кто занимал его помыслы в данный момент. И как человек внимательный подмечал подчас такие детали, что рисунки его о многом говорили без слов.

Рисуя чету Орловых, поэт на первом плане всегда изображал Екатерину Николаевну с ее железным профилем. За ней – ее супруга, который слегка выглядывал из-за ее головы. Михаил всегда как бы спрятан за женой, словно был на вторых ролях, и мужественный, волевой профиль супруги всегда заслонял лицо мужа.

Еще нам на глаза попались картинки Г. Олизара, теневые, по тогдашней моде. Они запечатлели момент сватовства Михаила к Екатерине.
И на них недвусмысленно изображена лидирующая роль невесты: вот жених с цветами, Екатерина с веником и замахивается на жениха. Вот он покорно держит пряжу, сидя у ее ног, а она сматывает клубок. То есть все, кто общались с этой парой, отмечали, так или иначе, кто в доме хозяин. Она, по всему видно, женщина с амбициями, ей хотелось играть в жизни какую-то важную роль. Собирать у себя в салоне известных людей. И она этого добилась. Хотя, если бы не Пушкин, прославивший ее в своих стихах, вряд ли кто-нибудь вспомнил о ней. Нет, еще Ф.Ф. Вигель вспомнил, и очень едко: «Катерина Николаевна, старшая дочь Николая Николаевича Раевского, была тогда очень молода и даже, говорят, исполнена доброты, которой через несколько лет и следов я не нашел».

В семье Раевских не все были рады декабрьскому восстанию.
Отец Екатерины  отговаривал Михаила становиться во главе Южного общества.
Младший брат ее резко отрицательно относился к мужу младшей сестры Марии – декабристу С.Г.Волконскому, если не сказать, что просто его ненавидел. Это впоследствии не помешало ему 30 лет посылать в ссылку сестре и ее семье деньги, посылки с книгами и вести хозяйство сестры в Москве.
А вот Екатерина Николаевна, «наша Марфа Посадница», приветствовала декабрьский мятеж и поступок своей сестры Марии. Она говорила о том, что поступила бы так же, как сестра, отправилась бы за мужем в Сибирь. Еще неясно, чего тут больше, любви к супругу или демонстрации, эпатажа.

Обе сестры не пожалели отца, родственников, детей.
Отец, генерал Раевский, все годы, пока дочь Мария была в ссылке с мужем, хлопотал о смягчении наказания для дочери и зятя. В последний раз его старания упросить государя Николая I облегчить участь ссыльных в Сибири не увенчалась успехом, государь был холоден с Раевским. И тот от отчаяния, проскакав 40 верст без отдыха, заболел и умер.
Спустя время дочь Екатерина решила построить церковь в память об отце. Возводили Крестовоздвиженскую церковь на средства зятя, Михаила Федоровича Орлова. Он даже сочинил слова на могильной плите: «Он был в Смоленске щит, в Париже – меч России».
Некролог тоже составил зять, М.Ф.Орлов.

Автор книги «Мои Раевские» Т. Галушко пишет: «Выстроенный им (Раевским) идеальный мир большой дружной семьи утоплен, 1825 год разрушил семью и до основания. В детях были его надежды. Их отняли, и он умер».

Судя по всему, 1825 год разрушил и жизнь Михаила Федоровича Орлова. Он и прожил так мало, потому что не оправился от шока после наказания. И хотя он избежал казни, но в его душе она совершилась. Ведь был и стыд оттого, что брат хлопотал, что потом пришлось тихо жить под надзором полиции в Калуге, когда его собратья по восстанию отправились в Сибирь. Все переживания, связанные с этим, не прибавили ни душевного, ни физического здоровья.
Отшумев, отспорив, пообщавшись с полицейскими чинами, наш Михаил Федорович обратился теперь к простым радостям жизни: семейному очагу, природе, к домашним животным и уходу за ними, к земле.
«Укатали Сивку крутые горки»…
И когда редактор журнала «Русский инвалид» Воейков решил, что настало время бывшему декабристу М.Ф. Орлову вновь вернуться на литературное поприще и показаться на люди, Орлов написал: «А.Ф. Воейкову отвечаю – нет! Не хочу выходить на поприще литературное и ни на какое! Мой век протек, и прошедшего не воротишь. Да мне и не к лицу, и не к летам, и не к политическому состоянию моему выходить на сцену и занимать публику собою. Я счастлив дома, в кругу семейства моего, и другого счастия не ищу. Меня почитают большим честолюбцем, а я более ничего как простой дворянин. Ты же знаешь, что дворяне наши, особливо те, которые меня окружают, не великие люди! Итак, оставьте меня в покое с вашими предложениями и поверьте мне, что с некоторою твердостию души можно быть счастливым, пахая землю, стережа овец и свиней и делая рюмки и стаканы из чистого хрусталя».

Умер Михаил Федорович Орлов 54 лет отроду в 1842 году и похоронен на Новодевичьем кладбище Москвы.
Его жена Екатерина пережила мужа на 43 года и впоследствии похоронена рядом с ним.

На могиле декабриста М.Ф. Орлова нет креста.
А на его смерть сочинил стихотворение пастор на немецком языке.

Когда Ф.Ф. Вигель в своих «Записках» писал об Алексее Орлове, что «он рожден был для одной России», следующей фразой «Записок» была: «В Михаиле почти все заимствовано было у Запада: в конституционном государстве он равно блистал бы на трибуне, как в боях; у нас под конец был он только сладкоречивым, приятным салонным говоруном».

У четы Орловых остались дети.
Сын Михаил и дочь Анна.
У обоих потомки дожили до наших дней. Все они являются потомками не только декабриста Орлова, но и через Раевскую – М. Ломоносова.

Неизвестный художник. Портрет Михаила Фёдоровича Орлова с сыном Николаем. 1830-е гг.

С.В. Орлов
(Московская Городская Дума)

Экономические воззрения М.Ф. Орлова

Фигура Михаила Федоровича Орлова очень важна для истории России первой половины XIX в. Натура Орлова была широка, интересы разнообразны, а деятельность - всеобъемлюща. Он принадлежал к одному из самых могущественных кланов русской аристократии второй половины XVIII - начала XIX вв.; участвовал практически во всех войнах, которые вела Россия в первые два десятилетия XIX в. К его заслугам относятся принятие капитуляции Парижа в 1814 г. и урегулирование шведско-датско-норвежского конфликта 1814 г., результатом которого стала автономия Норвегии. Орлов был одним из основателей и руководителей преддекабристского "Ордена русских рыцарей", активистом декабристского движения, членом масонских лож и Библейского общества.

На протяжении своей жизни М.Ф. Орлов был близок к Александру I, дружен с А.С. Пушкиным, П.Я. Чаадаевым, П.А. Вяземским, В.А. Жуковским, Н.И. Тургеневым и др. Судьба Орлова неразрывно связана с развитием просвещения и образования в России, с деятельностью многих научных, благотворительных и экономических обществ.

Дом М.Ф. Орлова в Москве был одним из известнейших культурно-общественных салонов, где собирались лучшие интеллектуалы двух столиц.

Ранее исследователи уделяли внимание лишь декабристскому периоду деятельности М.Ф. Орлова, в то время как постдекабристский период тоже чрезвычайно интересен и важен. Это итог жизни Орлова. Итог эволюции его убеждений. Во второй половине 1820-х - начале 1840-х гг. Орлов становится одним из крупнейших теоретиков российского экономического либерализма. Судьба Орлова как экономиста-теоретика драматична: он не был признан современниками и почти забыт потомками.

* * *

Орлов еще с молодости начал интересоваться вопросами экономики1. И это неудивительно. Сама жизнь давала повод к такому интересу.

Непрерывные войны и континентальная блокада привели в расстройство денежное обращение, вызвали резкое падение курса бумажных ассиг-{88}наций, рост бюджетного дефицита и государственного долга. Были сделаны первые попытки внутренних государственных займов. Выдвигался вопрос о пересмотре налоговой системы, о взимании косвенных налогов и акцизов. В обществе дебатировались вопросы, связанные с внешней торговлей и таможенной политикой2. Разнообразные проекты тех или иных общественных и государственных деятелей следовали один за другим.

Не отставало и правительство. В 1810 г. была создана Государственная комиссия погашения долгов, а в 1817 г. - Совет государственных кредитных установлений и Коммерческий банк. В 1824 г. принято новое положение о Дворянском заемном банке. В 1816, 1819 и 1822 гг. издавались новые таможенные тарифы.

Примерно в этот же период М.Ф. Орлов увлекся экономической теорией, увязывая ее со своими наблюдениями российских реалий.

Ключевые экономические воззрения М.Ф. Орлова нашли законченное выражение в его фундаментальном труде "О государственном кредите". Можно сказать, что это главная экономическая работа в его жизни.

Когда же была написана книга "О государственном кредите"? В подзаголовке книги указано: "писанная в 1832 году". Разумеется, эта дата очень условна. Она говорит лишь о времени окончания работы и была нужна для более легкого прохождения через цензуру (дескать ничего общего с декабризмом книга не имеет, так как написана много позднее). В письме П.А. Вяземскому Орлов называет другую дату - 1825 г.: "В течение 7-ми лет я ими (экономическими вопросами. - С.О.) ежедневно занимался, привел их в общую систему, старался обдумывать все сии мысли и поодиночке, и сравнивая их между собою, и, наконец, большая часть моего плана обработана и положена на бумагу. Однако же труд мой не доведен до окончания"3. Письмо было написано 10 января 1832 г. В бумагах Орлова можно найти и другую датировку. В письме московскому генералу-губернатору князю Д.В. Голицыну от 22 декабря 1825 г. сразу после ареста Михаил Федорович писал, что у него отобрали рукопись готовой главы книги, которую он писал "вот уже год".4. Следовательно, Орлов начал свой труд около 1824 г.

С первых слов своей работы Орлов заявляет об исключительной важности исследуемого предмета: "Кредит... есть главная черта, определяющая разительное отличие между нынешними и древними обществами, явление государственного кредита в политическом мире потрясло все прежние понятия о преспеянии народов и основало новые начала"5.

{89} Государственные капиталы, по мнению Орлова, происходят от двух источников: от налогов и займов. "Свойство налога есть насилие, свойство займа есть свобода"6. "Но налоги есть неизбежное последствие существования обществ... Он [налог] необходим также и для заемной системы... Главные усилия правительства должны быть устремлены к тому, чтобы налоги не вредили кредиту, а кредит облегчал налоги... Первое условие хорошей системы налогов есть умеренность оных. Назначение их есть удовлетворение обыкновенных нужд правительства"7. "В чрезвычайных обстоятельствах необходимо применять займы"8, выпуская в обращение правительственные векселя9.

Во всех случаях, когда это только возможно, Орлов отдает предпочтение займам, т.е. государственному кредиту перед налогами. Ибо в экономике (как, впрочем, и во всех других сферах) насилие, а именно насилие Орлов считает главным свойством налогов, "ненавистно и опасно"10. Перед нами один из основных постулатов Орлова - ненасилие. Орлов категорически отвергает насилие во всех его проявлениях: в экономике, в политике, в идеологии, в культуре. Тесно связан с этим положением и другой тезис Орлова: "Налоги нарушают единодушие между правительством и народом тогда, когда сие единодушие бывает часто единственным средством к спасению"11. Этот тезис очень важен для мировоззрения Орлова в конце 1820-х - начале 1840-х годов. Компромисс, "единодушие" между народом и правительством - единственный путь не только к процветанию, но вообще к спасению нации. На протяжении всего этого периода Орлов будет ярым апологетом сотрудничества между правительством и народом, в том числе и в экономической жизни.

Наконец, критика высоких налогов очень характерна для Орлова как теоретика экономического либерализма, всецело стоящего на стороне предпринимательства и капитализма.

Появление правительственных векселей, естественно, вызывает биржевую игру с векселями12. Без этого невозможна система государственного кредита, и Орлов безоговорочно поддерживает биржи и биржевую деятельность: "Писатели вообще налагают проклятие на биржевую игру и видят в ней одно только пагубное и безнравственное развитие алчности к стяжанию богатств. Мы осмелились утверждать, что биржевая игра есть необходимость, против которой не должно вооружаться; что она есть ис-{90}точник всех движений капиталов и жизнь кредитных оборотов".13. Орлов одобряет все, что экономически целесообразно. Для него не может идти речь о нравственности или безнравственности этого.

Орлов утверждает тезис о необходимости крупных капиталов. Много крупных капиталов - богатая страна. "Государственный кредит умножает капиталы в обращении и, следовательно, образует богатство народное" 14. Для образования крупных капиталов ("богатств") необходимо быть экономически активным (и правительству, и частному лицу), даже отчасти идти на риск, ибо излишняя "бережливость останавливает развитие народных богатств".15

Святость и незыблемость принципа частной собственности - также одна из главных идей Орлова. Правительство должно "стараться более и более ограждать собственность частных людей, в коей содержится вся тайна его богатства и могущества"16. Только в условиях соблюдения принципа частной собственности может развиваться система государственного кредита". "Везде, где собственность ограждена законами, где порождаются богатства и находят неприкосновенность и покров, везде кредит может основаться и процветать"17. Ключевые слова здесь - "собственность" и "закон".

Орлов задается вопросом, где возник и где вообще может существовать государственный кредит. История показывает, что кредит возникал лишь в странах, в которых произошли буржуазные революции (Англия, Франция, Голландия). Может даже показаться, что кредит "изобретен" революциями. Но это не так. От того, что кредит родился во Франции, Англии и Голландии, еще не следует, что он не может существовать без переворотов. Кредит может развиваться и при самодержавии, если оно соединено с просвещением.18 Кредит не зависит от образа правления19. "Кредит - достояние не только конституционных правлений, он доступен также и самодержавию, покровительствующему просвещению и образованию богатств"20.

Последнее положение чрезвычайно важно. Орлов здесь покушается на свою святыню - конституционное правление. Главное - чтобы получил развитие кредит, под которым Орлов понимает широкие либеральные экономические реформы, а конституцией можно будет заняться позднее. Действительно, свободная, рыночная экономика может развиваться и при конституционной монархии, и при республике, и при абсолютизме, и даже при {91} диктатуре. Другой вопрос, рано или поздно, реформы экономические повлекут за собой реформы политические, но это будет уже на другом этапе.

Орлов выделяет два условия, при наличии которых возможно развитие кредита при самодержавии: просвещение и предпринимательство ("образование богатств"), которые сами между собой тесно связаны. Еще во "Введении" автор подчеркивает "взаимность, существующую между образованием богатств и распространением просвещения"21. Но первичным среди этих двух условий является просвещение.

После Великой Французской революции, после революционного движения первой четверти XIX в., после восстания декабристов слово "просвещение" имело некоторый оттенок неблагонадежности с точки зрения высшего руководства самодержавной России, поэтому Орлову приходилось употреблять весь свой дар литератора, ученого и государственного деятеля, чтобы доказать обратное. "Правительство должно оценить всю важность народного просвещения". Необходимо убедить правительство, что "сие просвещение отнюдь не вредит его собственным выгодам, могуществу и славе". Просвещение для Орлова - залог процветания: "Обдуманное преспеяние основано на просвещении"22.

Итак, теперь для Орлова формула социально-экономической системы, при которой начнется путь к процветанию и благоденствию: самодержавие + просвещение + кредит. "Самодержавие, соединенное с просвещением..., могут приобрести доверие, честь и славу постоянным соблюдением кредитных правил"23. Идеал Орлова - "просвещенное правительство".

Просвещение для него - "единственное и непременное условие долговременного преуспевания государства"24. "Просвещением в широком смысле" называется у Орлова вся его политэкономическая программа этого времени, изложенная в сочинении "О государственном кредите":
развитие науки;

развитие промышленности и торговли;

личная свобода;

гражданское равенство;

независимость суда;

неприкосновенность собственности;

уничтожение монополий и привилегий;

народное воспитание (просвещение в узком смысле).

Все экономические требования Орлова носят чисто капиталистический характер.

{92} Самое интересное, что комплекс вопросов, связанных с гражданскими правами, является ярким образчиком применения теории личных прав Бенджамена Констана (1767-1830 гг.). Последний произвел сильнейшее впечатление на Орлова, который вслед за ним постулировал непременность для эффективного хозяйства страны прежде всего умеренных налогов и займов на правилах государственного кредита25.

В целом можно сказать, что эта программа носит либеральный (либерально-буржуазный, либерально-демократический) характер.

Как уже неоднократно говорилось выше, просвещение для Орлова неразрывным образом связано с экономическими реформами. Утверждая все это, Орлов намного опередил свое время. Только сейчас мы говорим об "инвестициях в будущее", об "интеллектуальных технологиях".

Орлов указывает путь, по которому должно идти правительство: оно должно не препятствовать просвещению народа, а "стараться овладеть его действием, направлять его стремление и, облекаясь в формы свободомыслия, идти впереди своего века"26. То есть Орлов призывает правительство первому начать реформы (реформы сверху), не дожидаясь, пока народ с оружием в руках начнет борьбу за них. Этот призыв был услышан через двадцать пять лет императором Александром II, признавшим необходимость начать процесс освобождения крестьян сверху.

Весьма интересным для прояснения системы экономических взглядов Орлова представляется часть книги, в которой автор излагает концепцию Роберта Мальтуса. Орлов является ярым сторонником теории Мальтуса и призывает других "согласиться с истинами" Мальтуса. Вот эти истины:

1) народонаселение - причина всех бедствий наших;

2) излишнее произведение есть также зло и может сделаться разорительным для производителей (это весьма интересный пункт, впоследствии сформулированный экономистами, как "кризис перепроизводства");

3) потребители столь же нужны, как и производители (также пункт важный и интересный - о роли потребления и потребителей в экономике говорили тогда немногие);

4) богатство должно сосредоточиться в нескольких руках, а бедность быть уделом остального множе-ства;

5) неравенство состояний есть неизбежное последствие наших образованных обществ;

6) уравнение состояний приводит государство в упадок;

7) при равном разделении богатств все были бы не равно богаты, а равно бедны27.

{93} Истоки положительного отношения к мальтузианству содержатся еще в письме к де Мэстру. В нем Орлов восторгается главой о насильственном истреблении человечества28 (де Мэстр доказывал необходимость и даже полезность для экономического развития человечества войн).

Орлов понимает, что идеи Мальтуса могут быть непопулярны, но истина для него важнее. "Мальтус прав, как бы сии положения ни были противны демократическому направлению наших мыслей, как бы они ни резко сопротивлялись и мудрствованию древних, и страстям нашего времени"29. Орлов окончательно порывает с идеалистически демократической, "просветительской" "филантропической" традицией в общественной мысли XVIII - начала XIX вв. "Филантропические писатели нынешнего времени наводнили общество столь большим количеством безотчетных утопий об общей благоденствии, о равенстве, о золотом веке"30. Это очень серьезное заявление. Оно показывает всю разницу между Орловым 1810-х гг. и Орловым 1830-х гг. Тогда он "сближался с филантропизмом"31 (по выражению Н.И. Тургенева), сейчас смеется над ним. Орлов теперь принадлежит полностью постпросветительской, буржуазно-либеральной традиции XIX в. и в то же время сам является одним из первых ее зачинателей в России.

Итак, какие же экономические взгляды высказывал Михаил Федорович Орлов на страницах книги "О государственном кредите"?

Это - умеренные налоги; широкое использование займов на принципах государственного кредита; биржи, рынок ценных бумаг; крупные капиталы; частная собственность, охраняемая государством; имущественное неравенство; экономическая активность населения, предприимчивость; крупная буржуазия; развитие науки, промышленности, торговли, земледелия и мореплавания; недопущение монополий.

Средства достижений этих целей: постепенность, эволюция. Отрицая революционный путь развития для всего общества, Орлов отвергает его и для себя лично. Крах надежды на реформы сверху привел к тому, что вера в революцию, в восстание, в переворот, в тайную антиправительственную организацию, даже просто в оппозиционную группировку уступила место вере в реформы сверху, в мудрого государя, в союз с правительством. Чтобы правительство сделало первый шаг, его надо убедить. И, как пишет Орлов, одна из главных целей его исследования - убедить "благонамеренные правительства" в "полезности нашего предложения"32.

{94} Исходя из своих новых подходов к взаимоотношениям с правительством, Орлов решает любыми путями опубликовать свою книгу и избирает своим представителем и доверенным лицом во всех инстанциях князя П.А. Вяземского, своего ближайшего друга.

Вяземский начинает контактировать с министром финансов Е.Ф. Канкрином и министром юстиции Д.В. Дашковым. Но, как он пишет жене, боится, что "Орлов может в мыслях своих задеть мысли Канкрина или Дашкова, они оба люди упрямые и самолюбивые до крайности и никак не захотят дать ход мыслям, противоречащим по мнению"33. И действительно, взгляды министра финансов Е.Ф. Канкрина резко отличались от взглядов Орлова. Первый был противником государственного кредита, займов, частных банков, активной биржевой деятельности, вообще широкого развития предпринимательства. По его собственному выражению его заслуги "состояли не в том, что сделано, а в том, чего он не допустил"34. Например, в своей статье в "Журнале мануфактур и торговли" в 1825 г. Е.Ф. Канкрин писал, прямо противореча Орлову: "Думали, и даже теперь многие думают, будто бы большие денежные капиталы могут родить в государстве промышленность. Без сомнения, они необходимы как орудие. Но мы были свидетелями и их бесполезности... Не денежные капиталы... могут подвинуть вперед нашу промышленность, но запас необходимых знаний, без коих все богатства бесполезны, все предприятия пагубны"35. Канкрин предлагал ждать, пока Россия превратится в европейски цивилизованную страну и только тогда заниматься экономическими реформами. Естественно, Орлову нечего было ждать поддержки со стороны Министерства финансов.

Однако Орлов продолжает свои контакты с министерством. Он просит Вяземского передать Канкрину посылку с расписным стеклом и письмо. Испрашивает у министерства заказ. Собирается завести в Москве фабрику расписного стекла. Предлагает, например, украсить Грановитую палату "стеклами с изображением гербов всех губерний Российских, что было бы весьма прилично для залы, где государь после коронации имеет свою трапезу"36. Все это признаки того нового отношения Орлова к правительству, о котором мы уже писали. Кстати, стекло Канкрину понравилось. Как пишет Вяземский, "он был очень доволен, хотел показать государю и заказать работы для какой-то церкви"37. Орлов хочет быть полезен, хотя бы даже стеклами.

{95} Благодаря хлопотам М.Ф. Орлова и стараниям Вяземского, по докладу Бенкендорфа, государь повелел министру просвещения и президенту Императорской Академии Наук С.С. Уварову рассмотреть труд Орлова "прежде нежели дать оному гласность"38. Уваров был настроен к книге в принципе благожелательно.

По указанию императора книга была передана Уваровым на рассмотрение в Академию Наук профессору А.К. Шторху39. Орлов надеялся, что известный экономист Шторх если не одобрит, то хотя бы оценит его работу. Этим объясняется тот факт, что он сам просил направить его книгу именно Шторху. Но Орлов жестоко ошибался. Маститый академик не потерпел теории, противоречащей его собственным взглядам, и дал крайне отрицательный отзыв на книгу: сочинение Орлова "содержит в себе хотя много нового, но мало полезного... Автор не только не усовершил теории кредита, но точные и ясные понятия заместил ложными и сбивчивыми... Практические результаты мнимого его учения были бы столь же пагубны для государства, сколько его теория вредна для науки"40.

К счастью для Михаила Федоровича, все решения в России принимались министрами и генералами, а не академиками. А как он сам писал княгине Вяземской, "Уваров, мой брат (граф Алексей Федорович Орлов - ближайший помощник А.Х. Бенкендорфа. - С.О.) и даже Бенкендорф ее (книгу - С.О.) одобрили... Последний даже соблаговолил сказать, что за исключением некоторых отдельных выражений... он не видит причин не печатать ее"41. Вероятно, решающую роль в получении разрешения на печать от Уварова и Бенкендорфа сыграл Алексей Федорович Орлов.

Под давлением С.С. Уварова Главное управление цензуры книгу разрешило, исключив места о политическом значении кредита, об отрицательном влиянии налогов и некоторые другие. Орлов со всеми правками согласился и попросил Вяземского также отредактировать рукопись после правок42. Орлов придавал колоссальное значение своему труду. Он полагал, что если книга будет прочитана и понята наверху, то это может произвести переворот в политическом и экономическом курсе России. Поэтому он был готов на любые, самые серьезные правки - лишь бы рукопись была опубликована.

23 августа 1833 г. последняя разрешительная виза была получена и рукопись поступила в печать в московскую типографию Августа Семена.

{96} Орлов долго ждал этого момента. Лишь мысль о том влиянии, которое произведет на общество его книга, помогла ему вынести и арест, и ссылку в Милятино. А вынести все это было нелегко. Он писал мужу своей сестры А.М. Безобразову 20 декабря 1833 г.: "Вот восемь лет сряду самолюбие мое попиралось и ногами, и пятами, и копытами, так что оно сплющилось совершенно и потеряло всю прежнюю свою упругость".

Орлов считал, что он совершил открытие в экономической науке, что он нашел ту точку опоры, опираясь на которую можно бескровно перевернуть мир. Не будучи профессиональным ученым и не имея обыкновения "все подвергать сомнению", Орлов полагал, что его теория истинна и неоспорима и со всем жаром военного и политического деятеля убеждал всех в своей правоте, ожидая, в свою очередь, отовсюду признания этого. Он писал Безобразову: "Прочитай его (труд Орлова. - С.О.), и ты увидишь, что я вправе пренебрегать критикою"43. Или Вяземскому: "Ежели сочинение возбудит какое- либо отличное понятие об авторе, то автор почтет себе за честь быть причислену к Академии в звании действительного или почетного члена. Вот тебе на! Куда я заехал? и не думал об этом, взявшись за перо! Не буду ли я смешон в ученом академическом мундире"44. Орлов желает не только принести пользу родине, но и вновь вступить на ту высоту общественного положения, с которой он был низвергнут еще в 1822 г. Безобразову он посылает 16 писем и 16 экземпляров "для раздачи по адресам"45. Для избранных он готовит специальные тома с теми отрывками, которые были изъяты цензурой. Например, Орлов писал Н.Н. Раевскому-младшему 22 января 1834 г.: "Я прошу тебя передать Пушкину, что я не послал ему моей работы не по забывчивости, но потому, что я хочу дополнить его экземпляр рукописными вставками, которые сейчас находятся в переписке"46.

Разослав письма, книги, Орлов принялся ждать откликов. Он опять очень нервничает, ведь надежды, которые он возлагает на книгу, огромны. "Сообщи мне что-нибудь относительно моего труда", - пишет он Н.Н. Раевскому-младшему. "Вызвал ли он некоторую сенсацию в обществе? Похвалы, которые я получаю, ни в коей мере меня не удовлетворяют. Я хотел бы знать правду, как бы сурова она ни была"47.

Теории, которые проповедовал Орлов, находили в это время поддержку на Западе. Орлов писал Вяземскому 20 июля 1833 г.: "Я уверен, однако, что труд не плох. Я нахожу доказательство этому в газетах, которые я читаю все так же усердно. Последняя речь Лаффита о кредите, за исключением {97} некоторых изменений, является всего лишь анализом моего труда, и, конечно, ни я не списал у Лаффита, ни Лафит не обокрал меня. Мы оба сказали правду, и вот почему у нас есть семейное сходство"48. Действительно, Жак Лаффит в это время в своих речах говорил о тех же вещах, что и Орлов: "Налог берет капиталы везде, не спрашивая, производительно ли заложены капиталы или нет, ... налог требует жертв, сокращает производство... Займы, делаемые правительством, берут только те капиталы, которые представляют сами собой, которые не находят лучшего применения"49.

Но то, что с воодушевлением воспринималось в Западной Европе, было не понятно в России. Первая и единственная рецензия вышла из-под пера Осипа Сенковского (Барона Брамбеуса) и была опубликована в "Библиотеке для чтения". Мы не можем согласиться с М.А. Алпатовым, который утверждает, что рецензия была написана "в самой небрежной и оскорбительной форме"50. Сенковский много места уделяет положительным местам работы Орлова. "Книга весьма хорошая и хорошо написанная"51. Автор - "человек образованный, начитанный, не чуждый высшим наукам и твердо знающий свой предмет"52. Книга "была необходима". "Автор оказал истинную услугу образованности". Сенковский отмечает в книге "большое искусство" и "примечательную силу логики". В то же время он пишет, что "мы не нашли в ней ничего нового", а основные идеи "кажутся простою игрой слов"53. Заканчивается статья весьма насмешливо: "Хочешь ли быть богатым? - делай долги, умным? - делай долги, глубокомысленным? - делай долги, делай их, как можно более, и будешь счастлив и могуч"54. Концовка статьи говорит о том, что автор ее совершенно не понял, да, наверное, и не пытался понять смысл теории Орлова.

Через три года в том же журнале появилась еще одна запоздалая рецензия за подписью Н.А. Полевого, практически полностью повторявшая все положения статьи Сенковского: "Сочинение, которое мы рассматриваем, составлено из того, что уже давно известно всем, занимающимся политической экономией. Нового ничего оно не сказало. Оно ни одной черты не прибавляет к науке. Но вместе с тем мы находим в нем удивительно странную смесь ошибок и истин, правды и заблуждений... Автор, при большой начитанности, не умеет отдавать себе ясного отчета в том, что он читал. Авторитет и знаменитость имен {98} увлекают его то туда, то сюда. Знать еще мало; надобно, переварить в голове то, что мы узнали, и потом мыслить самому. Желаем автору лучших успехов: мы даже в них уверены, видя, что он приготовлен к мыслению обширным учением"55. Вот эта статья написана действительно оскорбительно. И Сенковский, и Полевой не увидели ничего нового в одном из самых новаторских и смелых произведений экономической мысли в России первой половины XIX в.

Критически отозвались о труде Орлова и многие его бывшие соратники. Декабрист Н.А. Бестужев, в 1831 г. написавший работу "О свободе торговли и вообще промышленности", в которой критически отзывался о преувеличении значения кредита56, писал брату: "Советуем посмотреть, до какой степени умный человек может заблуждаться"57. Критиковал, правда несколько раньше, его теории и Н.И. Тургенев: "Мне как будто всегда суждено противоречить ему, ибо я настолько же резко расхожусь с его финансовыми и мануфактурными теориями, насколько я расходился с его воинственными и завоевательными теориями"58 . А ведь во многом Орлов был последователем Тургенева. Как, например, отвечают воззрениям Орлова следующие строки из тургеневского "Опыта теории налогов": "Век кредита наступает для всей Европы. Усовершенствование системы кредитной пойдет наряду с усовершенствованием политического законодательства, в особенности, с усовершенствованием системы правительства народного"59.

Еще одно упоминание о книге Орлова при его жизни промелькнуло в "Теории финансов" И. Горлова, который отмечал, что "известным сочинением о государственном кредите можно почитать г. Орлова "О государственном кредите". Москва, 1833"60. Через несколько лет во втором, дополненном издании И. Горлов критиковал тезисы Орлова о полезности бирж и отличии государственного кредита от частного61.

В 1855 г. в Германии вышла книга приват-доцента Гейдельбергского университета К. Дитцеля "Система государственных займов, рассматриваемая в связи с народным хозяйством"62. В 1907 г. историк экономической мысли Георг Шанц доказал, что труд Дитцеля является переложением идей Орлова. А Дитцель, между тем, считается отцом современной теории кредита. Все дело в том, что в 1840 г. на немецком языке вышел труд Орлова с подзаголовком "Сочинение русского государственного деятеля" и со всеми {99} кусками, выброшенными цензурой. Известно, что Дитцель пользовался книгой Орлова63. Еще раз повторим: теория, принятая на Западе, была отвергнута в России.

Кроме книги "О государственном кредите" Орловым была написана еще одна большая работа на экономические темы "Мысли о современном состоянии кредитных установлений в России".

К сожалению, полного текста "Мыслей..." не сохранилось. Наш главный источник, рассказывающий о содержании этого труда, - конспект, составленный под руководством А.Х. Бенкендорфа и Л.В. Дубельта после смерти М.Ф. Орлова. Как пишут авторы конспекта: "Возможно, поводом к написанию статьи послужили слухи о мерах, которые будут приняты правительством относительно дворянских имений, заложенных в банках, и опасение владельцев лишиться невозвратно своей собственности"64. Действительно, как писал Орлов Вяземскому еще 10 января 1832 г., ряд слухов о нововведениях в экономике заставили его приложить все свои теоретические изыскания к условиям России и обратиться к правительству с просьбой выслушать его идеи65: "Одно мое желание только то, чтоб министры взошли со мною в сношения и пригласили изложить мои мысли"66. Орлов предполагал применить меры достаточно решительные: "Дабы достигнуть коренной и действительной перемены в положении владельцев русских, необходимо вместо существующей ныне слишком ограниченной системы принять систему более обширную, основанную на истинных началах финансовых и конституционных"67.

Отмечая оскудение и финансовый упадок дворянства, Орлов призывал "создать дворянство в настоящем его значении"68, а для этого ввести майораты5 и некоторые полумайоратные формы землевладения69.

Идея майоратов была довольно популярна в России. В майоратах видели средство создания материально, а значит и политически независимой аристократии, способной составить действенную оппозицию абсолютистской власти. Наличием майоратов объяснили английские "свободы", прославленную независимость английской знати. Сторонниками майоратов были А.С. Пушкин, П.Д. Киселев и др.70 Идея утверждения аристократии через введение майоратов была намного более реальна, чем фантастиче-{100}ские проекты создания пэрства, которые излагались Орловым и Дмитриевым-Мамоновым в документах "Ордена русских рыцарей"71 , но тем не менее определенная связь между ними есть.

Орловым предполагалось "звание дворянское сделать доступным для купцов и для людей образованных"72 . Как тут не вспомнить строчки из "орденских" документов о сибирских купцах-предпринимателях, которым аруется дворянское звание, если их доходы превышают определенную высокую сумму73 . Тогда это звучало несколько надуманно. Теперь же эта идея получила свое завершение в тезисе о вхождении крупной буржуазии и интеллигенции в дворянское сословие. С другой стороны, младших сыновей дворянских семейств предполагалось "возвратить среднему классу и через то облагородить средний класс"74 . Таким образом шел бы постепенный процесс слияния дворянства и буржуазии или, во всяком случае, взаимопроникновения.

Наконец, согласно "Мыслям...", Орлов хотел отделить аристократию от чиновничества: "затворить двери дворянства для этой толпы приказных, которые из пера сделали род промышленности, а из безнравственности - средство к своему обогащению"75 . Здесь мы находим параллели с проектом Н.М. Карамзина. Это было необходимо, чтобы сделать дворянство более самостоятельным, отдалив от него самые зависимые от правительства слои.

С дворянской реформой непосредственно была связана реформа крестьянская. В письме Вяземскому от 10 января 1832 г. Орлов выстраивает эту цепочку: обогащение казны и развитие кредитной ее силы - учреждение майоратов или возрождение дворянства - улучшение крестьянского быта или постепенное освобождение народа76 . Если вспомнить позицию Орлова по крестьянскому вопросу в 1810-е годы, то тогда он также предусматривал зависимость освобождения крестьян от наделения дворян определенными политическими привилегиями77 (сейчас - майоратами). В "Мыслях..." крестьянский вопрос решается так: "прекратить зависимость крестьян от земли, дозволить безземельным крестьянам переселяться в места, изобилующие землей"78 .

Кроме вопросов крепостного права и дворянской реформы Орлов намечает и вопрос структурной перестройки экономики в духе мальтузианства: {101} "Дать городам преимущество над селениями, увеличить число потребителей и уменьшить число производителей... покровительствовать промышленности, чтобы повышалась ценность земледелия"79 .

Как сказано в конспекте, эти мысли - введение к описанию существующей кредитной системы и изложению кредитно-финансовой реформы. Орлов оценивает существующие кредитные учреждения: Комиссию погашения долгов, Коммерческий банк, Ассигнационный банк, Опекунский совет, Государственный заемный банк, приказы общественного призрения80. Автор приходит к выводу, что практически все эти учреждения необходимо ликвидировать. Интересно, что не говорится лишь о ликвидации Государственного коммерческого банка - единственного занимавшегося кредитованием торговли.

Что же предлагается взамен? Новая система выпуска ассигнаций и учреждение "особого рода погашения для ассигнационной системы"81. кажутся простою игрой слов

Особенный интерес представляет предложение Орлова о создании нового банка. В 1874 г. Н.М. Орлов, сын Михаила Федоровича, опубликовал в "Русском архиве" отрывок "Из неизданного сочинения Михаил Федоровича Орлова" с подзаголовками "Об учреждении вольного банка в России" и "Петр Великий и финансист Лау". Заметка, по всей вероятности, является частью того самого труда, о котором говорил Орлов в письмах Вяземскому и конспект которого был сделан жандармскими офицерами. Заметка полностью посвящена взаимоотношениям Петра Великого и известного французского, английского и шотландского экономиста, финансиста и государственного деятеля Джона Ло (Лау). "Письма Петра адресованы к Лау в изгнании, ищущему убежища в Венеции и преданному всеобщему проклятию и презрению... Один он (Петр Великий. - С.О.), посреди заблужденных современников, обвинял Францию и Европу в несправедливости, и предлагал Лау чины, почести, высокое поприще для его деятельности и титул князя Астраханского. Таковая проницательность, таковое почтение к талантам и гению принадлежат одним только великим людям... Петр... открыл невинность во всеобщем обвинении, славу в позоре, государственного мужа в осужденном преступнике"82.

Здесь важны два момента. Во-первых, Орлов безусловно олицетворяет себя с Лау. Ведь и он - "талант" и "гений" именно в экономической науке; ведь и он находится "в изгнании", "преданный всеоб-щему проклятию и презрению". Орлов мечтает, чтобы нашелся его Петр I. Что характерно, так {102} это то, что Орлов ждет признания и помощи именно сверху, от какой-то высшей силы, может быть даже и от императора. Орлов-Лау предстает перед читателем в этом отрывке несправедливо осужденным и ос- корбленным гением, каким он себя в сущности и считал.

Во-вторых, для Орлова этого времени весьма симптоматично отношение к Петру Великому. Для него Петр - гений, великий человек, выделяющийся среди других государей Европы. Орлова привлекал могущественный, полновластный, просвещенный, ориентирующийся на Запад монарх-реформатор. Государь, перевернувший Россию.

Может возникнуть вопрос: какая связь между Д. Лау и учреждением вольного банка в России? Ответ находим в жизни самого Ло и в книге "О государственном кредите". Одним из главных действий Ло на посту генерального контролера финансов Франции было учреждение большого частного банка, за что Орлов его и восхваляет в своем труде83. Правительство превратило этот банк в государственный, чем был, по мнению Орлова, нанесен серьезный удар по экономике Франции84. О Лау же Орлов говорит в таких выражениях: "Славная система Лау, система дерзкая, но искусная, которая одна могла спасти правительство от неминуемого банкротства"85. Таким образом, мы можем предположить, что важным элементом программы перестройки экономики России Орлова было учреждение крупного независимого частного банка.

Историк С.Я. Боровой полагает, что речь шла о создании частного акционерного банка в Москве86. Идея такого банка могла быть встречена правительством только в штыки. Министр финансов граф Е.Ф. Канкрин был категорическим противником частной банковской деятельности. Поэтому книга не была допущена до печати, хотя, как считает Л.Я. Павлова, она была уже полностью готова87.

Орлов конца 1820-х - начала 1840-х гг. окончательно прощается с декабристскими иллюзиями. Он выступает за либеральные реформы в экономике и за умеренный, "либеральный" консерватизм в политике. Он возвращается к методам "просветительского" периода своей жизни - сотрудничество с правительством, попытка его убедить, ибо полагает, что только правительство, только самодержавная власть способна начать и продолжать реформы в России, сохраняя порядок и законность и не допуская народных выступлений.

1 Орлов М.Ф. Капитуляция Парижа. Политические произведения. Письма. М., 1964. С. 62.

2 Боровой С.Я. Декабрист М.Ф. Орлов и его книга "О государственном кредите" // Известия АН СССР. Серия истории и филологии. Т. 8. № 1. М., 1951. С. 49-50.

3 Орлов М.Ф. Указ. соч. С. 245.

4  Попов П. Орлов М.Ф. и 14 декабря // Красный архив. Т. 13 (6). 1925. С. 152.

5  Орлов М.Ф. Указ. соч. С. 98.

6  Там же. С. 106.

7  Там же. С. 107.

8  Там же. С. 112.

9  Там же. С. 116.

10  Там же. С. 110.

11  Там же. С. 111.

12  Там же. С. 111.

13  Там же. С. 117.

14  Там же. С. 101.

15  Там же. С. 127.

16  Там же. С. 110.

17  Там же. С. 143.

18  Там же. С. 132.

19  Там же. С. 132.

20  Там же. С. 133.

21  Там же. С. 101.

22  Там же. С. 101.

23  Там же. С. 133-134.

24  Там же. С. 132.

25  Там же. С. 134-135.

26  Там же. С. 138-139.

27  Там же. С. 142.

28  Там же. С. 205-206.

29  Там же. С. 56.

30  Там же. С. 206.

31  Там же. С. 205.

32  Декабрист Н.И. Тургенев. Письма к брату С.И. Тургеневу. М.-Л., 1936. С. 243.

33  Орлов М.Ф. Указ. соч. С. 102.

34 Вяземский П.А. Письма к жене за 1831-1832 гг. // Звенья. Т. IX. М., 1951. С. 266.

35  Граф Егор Францевич Канкрин // Русский архив. 1866. С. 224.

36  Боровой С.Я. Декабрист М.Ф. Орлов и его книга... С. 55. Новые материалы о книге декабриста М.Ф.Орлова "О государственном кредите" // Записки Отдела рукописей Государственной библиотеки им. В.И.Ленина. Т. XVII. М., 1955. С. 219.

37  Вяземский П.А. Указ. соч. С. 343.

38  Орлов М.Ф. Указ. соч. С. 332.

39  Вяземский П. А. Указ. соч. С. 378.

40  Орлов М.Ф. Указ. соч. С. 332.

41  Новые материалы о книге декабриста М.Ф.Орлова... С. 219-220. Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф. 195 (Вяземские). Оп. 1. Д. 2480, Л. 58-58об.

42  Там же.

43  Там же. С. 219.

44  Новые материалы о книге декабриста М.Ф. Орлова... С. 233.

45  Орлов М.Ф. Указ. соч. С. 254.

46  Там же.

47  Там же. С. 251.

48  Там же. С. 258.

49  Алпатов М. А. Формирование исторических взглядов декабриста М.Ф.Орлова // История и историки. 1972. М., 1973. С. 204.

50  Библиотека для чтения. 1834. Т. I. Отд. V. С. 47.

51  Там же. С. 48.

52  Там же. С. 49.

53  Библиотека для чтения. 1834. Т. I. Отд. V. С. 50.

54 Библиотека для чтения. 1837. Т. 23. Отд. V. С. 19.

55  Боровой С.Я. Кредит и банки России (середина XVIII в. - 1861 г.). М., 1958. С. 153.

56  Бестужев Н. А. Статьи и письма. М., 1933. С. 258.

57  Тургенев Н.И. Россия и русские. Т. I. М., 1915. С. 167.

58  Тургенев Н.И. Опыт теории налогов. М., 1937. С. 171.

59  Горлов И.Я. Теория финансов. Изд. 1-е. Казань, 1841. С. 259.

60  Горлов И.Я. Теория финансов. Изд. 2-е. Казань, 1845. С. 219.

61  Боголепов М. Первая русская книга о государственном кредите // Советские финансы. 1945. № 5. С. 35.

62  Там же. С. 36.

63  Орлов М.Ф. Указ. соч. С. 262.

64  Там же. С. 245.

65  Там же. С. 248.

66  Там же. С. 262.

67  Там же.

68  Там же. С. 246-247.

69  Боровой С.Я. Об экономических воззрениях Пушкина в начале 30-х гг. // Пушкин и его время. Исследования и материалы. Вып. 1. Л., 1962. С. 250-251.

70  Бороздин А.К. Из писем и показаний декабристов. СПб., 1906. С. 145-148.

71  Орлов М.Ф. Указ. соч. С. 263.

72  Бороздин А.К. Указ. соч. С. 145-148.

73  Орлов М.Ф. Указ. соч. С. 264.

74  Там же. С. 263.

75  Там же. С. 246-247.

76  Шебунин А.Н. Братья Тургеневы и дворянское общество Александровской эпохи // Декабрист Н.И. Тургенев. С. 22.

77  Орлов М.Ф. Указ. соч. С. 263.

78  Там же.

79  Там же. С. 247, 264-265.

80  Там же. С. 247.

81  Из неизданного сочинения Михаил Федоровича Орлова // Русский архив. 1874. Кн. 1. № 6. С. 1578-1579.

82  Там же. С.148-149.

83  Там же. С.149.

84  Там же. С.149.

85  Боровой С.Я. Декабрист М.Ф. Орлов и его книга... С. 54.

86  Павлова Л.Я. Декабрист Михаил Федорович Орлов (1788-1842). Дис. ... канд. ист. наук. М., 1967. С. 484.