ПРИМЕЧАНИЯ

1  М. Н. Муравьев был близок с Н. М. Карамзиным, который получил благодаря Муравьеву и звание «историографа» (см. акад. М. Н. Покровский. Борьба классов и русская историческая литература. Пг., 1923. С. 23—25). Сохранились письма Карамзина, из которых видно постоянное участие Муравьева в деле сложения знаменитой «Истории государства Российского». Приводим эти письма, небезынтересные для «Истории» Карамзина (Рукоп. отд-ние Б-ки Акад. наук СССР. 26. 6. 198): I Милостивый Государь Михайло Никитичь! Завтра, на тяжелой почте, отправлю к Вашему Превосходительству Д ю к а н ж а, за которого повторяю искреннюю мою благодарность. Я возвратил бы его двумя месяцами ранее, естьли бы жестокая болезнь не помешала мне заниматься делом моим. От Августа до Октября я не брал пера в руки для истории. Теперь оправляюсь — и хотя радуюсь как ребенок своим выздоровлением, но в то же время и жалею сердечно о двух месяцах, потерянных для работы. Теперь мысли мои снова к ней обратились. Я ожидал из Германии сочинений славного иезуита П р а я (Pray), но, не получив их, прибегаю к Вашей милости. Нет ли в Академической библиотеке его Annales Hunnorum и Dissertatio Critica et Historica? To и другое сочинение для меня весьма нужно. Благодарю Вас также, Милостивый Государь, за эстамп, посвященный Лепехина памяти. Мысль прекрасна. В России чтят наконец достоинство ученых. Я имел случай достать некоторые драгоценные для нашей Истории материалы: Письма Пап к Российским Вел. Князьям с 1075 году, выписанные из Ватиканскаго архива нынешним Варшавским Епископом для Короля Польскаго в 1780 году, и еще журнал Польских Послов, бывших в Москве во время Димитрия Самозванца и Шуйскаго. С сердечною преданностию и высокопочитанием имею честь быть, Милостивый Государь! Ваш покорнейший слуга Николай Карамзин Москва, 5 октября 1805 г. II Милостивый Государь Михайло Никитичь! Мне равно приятно и заниматься делом своим и давать в том отчет вам. Я кончил второй том, поместив в нем историю времен язычества (от первых князей Варяжских до смерти Владимира) и заключив его обозрением гражданского и нравственного состояния древней России. По сию пору все идет изрядно; увидим, что будет далее. Каждая эпоха имеет пору затруднения. Надеюсь в III томе дойти до Батыя, а в IV до первого Ивана Васильевича; там останется еще написать тома два до Романовых. Мне не хочется пропустить ничего любопытного; не хочется также душить читателей грудами пустых слов.— По крайней мере теперь я уже свободно перевожу дух, и не боюсь фе-рули Шлецеровой; то есть, мрак для меня пообъяснился. Я просил Вас о сочинениях Прая: на сих днях прислали их ко мне из Германии. Но все еще не имею некоторых нужных книг: например, Вы одолжили бы меня, естьли бы доставили преданному Вам историку Abhandlungen der Bohmischen Gesellschaft der Wis-senschaften от 1784 до 1739 году. Думаю, что это сочинение есть в Академической библиотеке. Вас же должно мне благодарить и за приятное знакомство Николая Назарьевича. Я не очень скромен; однакожь не мог еще сказать ему всего, что в отношении к Вам чувствую. С душевным высокопочитанием и с личною признательностию имею честь быть Милостивый Государь! Ваш покорнейший слуга Николай Карамзин

2  Встреча Александра I со знаменитой француженкой писательницей мадам де Сталь (de Stael), p. 1766 г., ум. 1817 г., дочерью Неккера, преследуемой за свои идеи Наполеоном, произошла осенью 1812 г. Александр сумел очаровать де Сталь и получил от нее массу комплиментов и поощрений в начатой борьбе с французами. В своих «Мемуарах», вышедших в 1821 г., Сталь так записала этот момент своего разговора с императором: «Он выразил мне желание, которое всем известно, улучшить положение крестьян, еще находящихся в крепостной зависимости. «Государь, — сказала я ему,— Ваш характер является конституцией для Вашей империи, а Ваша совесть служит гарантией для этого».— «Если бы это и было так,— ответил он,— я был бы ничем иным, как счастливою случайностью». Чудные слова, первые, как мне кажется, в таком роде, произнесенные когда-либо самодержавным государем. Сколько нужно нравственных достоинств, чтобы судить о деспотизме, будучи деспотом, и для того, чтобы никогда не злоупотреблять неограниченною властью, когда народ, находящийся под этим правлением, почти удивляется столь большой умеренности» (Император Александр I, его жизнь и царствование / пер. Н. К. Шильдера. Т. III. СПб., 1897. С. 96). М. Н. Покровский вскрывает истинную причину либерализма Александра I в этот второй период его потуг к «конституционным» реформам — некоторые слои высшей русской знати готовы были поступиться своим правом на крестьянский труд и собственность, так как понимали прекрасно «связь между развитием капитализма и переходом к вольнонаемному труду» (Покровский М. Н. Александр Первый // История России в XIX в. Изд. Гранат. Т. I. С. 35). «В глазах экономически-прогрессивной части дворянства необходимым условием эмансипации была выгодная, с точки зрения дворянских интересов, конституция» (То же).

3   Письмо Александра I к кн. Адаму Чарторыскому из Лейпун-Краснополя от 13—15 января 1813 г. (Штрайх С. Я. Декабрист А. М. Муравьев. Записки. Пг., 1922. С. 29).

4   Н. М. Муравьев в ответе на вопрос Следственной комиссии заявил о причинах своего свободного образа мыслей: «Прокламации союзных держав в 1813 году, предлагавшие народам Германии представительное правление вместо награды за их усилия, обратили, во-первых, мое внимание на сей предмет: впоследствии я был утвержден в оном речью покойного государя императора к сейму государства Польского, в коей он объявлял свое намерение ввести представительное правление в России» (Восстание декабристов: материалы. М.; Л.: Изд. Центрархива. 1925. Т. I. С. 294—295).

5  Речь Александра I при открытии Сейма в Варшаве была произнесена на французском языке, а министр-секретарь Царства Польского прочитал ее польский перевод; русский перевод был сделан князем П. А. Вяземским и напечатан в № 26 «Северной почты», за 1818 г., в «Вестнике Европы», в «С.-Петербургских ведомостях» и «Духе журналов», он не совсем удачен, между прочим — французское слово «organisation» переведено словом «образование», что дало повод читающим предполагать, что только отсутствие образованности в России мешает дать ей конституцию (об эффекте, произведенном этой речью на русское общество и на декабристов — см. у В. И. Семевского, Политические и общественные идеи декабристов. СПб., 1909. С. 265— 274.— Впечатления двух самых близких к Ал. Мих. Муравьеву людей, брата Никиты и М. С. Лунина, мнения которых безусловно отражаются на его «Журнале» — см. выше, примеч. 4, и у С. Я. Ш т р а й х а. Декабрист М. С. Лунин. Сочинения и письма. //Тр. Пушкин. Дома при Рос. акад. наук. Пг., 1923. С. 63—64, «Взгляд на русское тайное общество с 1816 до 1826 года»).

6  Освобождение крестьян в Прибалтике произошло: в 1816 г. — в Эстляндии, в 1817^г. — в Курляндии, и в 1819 г. — в Лифляндии (но фактическое освобождение курляндских крестьян произошло значительно позднее, в 1830 г., б е з земли, что сразу же поставило их в кабальную зависимость от прежних господ). О положении крестьян и их отношении к баронам-помещикам — см. у К. И. Ландера. Прибалтийский край в первой половие XIX века //История России в XIX веке / изд. Гранат. С. 341 и след., и у И. Янсона-Брауна. Революция в Прибалтике. М., 1924; на последнюю книжку см. рецензию: Крас, летопись. 1925. № 2. С. 216—270.

7  Отношение русского общества к борьбе греков за свободу было самое сочувственное (свод данных см. у В. И. Семевского. Op. cit. С. 197—198). Восстание в Чугуевском военном поселении вспыхнуло в 1819 г. в июле месяце и началось с отказа косить казенное сено для полковых лошадей, так как иначе поселяне жертвовали бы своим сенокосом. В дальнейшем требования развернулись шире: «Не хотим военного поселения, которое ничто иное есть, как служба графу Аракчееву, а не государю; и мы приняли решительные меры истребить графа, то наверное знаем, что с его концом разрушится и военное поселение». Наказаны были 55 человек (официально); из них 3 были прощены, как сами «высекшие своих детей», 25 человек умерло под палками; остальные повинились. Первоначально к смертной казни было приговорено 204 человека; старший адъютант второй уланской дивизии, поселенной в Чугуеве, Тареев, который подговаривал нижних чинов действующих эскадронов «стоять заодно с их отцами и родными», был также сначала приговорен к смерти, но затем помилован и сослан в солдаты без выслуги в Оренбургский корпус (Верещагин Г. А. Материалы для истории бунтов в военных поселениях при Александре I. // Дела и дни. 1922. Кн. III. С. 148—165).

8   Подразумевается известная Анастасия Минкина, крепостная фаворитка Аракчеева, убитая выведенными из терпения его крепостными, которых она зверски истязала. Александр I писал 22 октября 1825 г. по этому случаю своему «любезному другу» следующие характерные строки: «...Сердце мое чувствует все то, что твое должно отрицать... Хотя я и не знал и не видывал особы, тобою оплакиваемой, но она тебе была искренним и давнишним другом, сего довольно, чтобы потеря была для меня прискорбна... Объяви губернатору мою волю, чтобы старался дойтить всеми мерами, не было ли каких тайных направлений или подущений...» (Николай Михайлович, Вел. кн. Император Александр I. Изд. 2-е, Пг., 1914. С. 680—681).

9  Преследования профессоров и университетов в 1820-х годах поразили мыслящее общество. В 1821 г. М. Л. Магницким был произведен разгром Казанского университета, причем все преподавание было настроено в православно-византийском духе, ряд преподаваемых дисциплин уничтожен, а студенты подвергнуты военно-монастырскому режиму. В том же году гроза разразилась и над Петербургским университетом: профессора Арсеньев, Галич, Герман, Раупах (двое последних те, у которых слушали лекции братья Н. и А. Муравьевы) и другие были уволены, а затем дело дошло и до «разбора» студентов по успехам и «нравственности» (см.: Рождественский СВ. Первоначальное образование С.-Петербургского университета 8 февраля 1819 года и его ближайшая судьба //Материалы по истории С.-П.-бургского университета. Т. I. 1819—1835. Пг., 1919. С. XXXVII и след.).— Полковник Тимофей Эбергард Бок, приятель Жуковского, ученик дерптского профессора Лерберга и знакомый графа П. А. фон дер Палена, одного из убийц Павла I, в 1818 г. представил Александру I записку с требованием от имени лифляндского дворянства конституции, за что был заключен в крепость и выпущен оттуда после 10 лет в состоянии полного умственного расстройства (Семевский В. И. Op. cit. С. 63—65; Штрайх С. Я. А. М. Муравьев. Записки. С. 31).— В рассказе о Молесоне, Тире (а не Кире) и графе Плятере у А. М. Муравьева некоторые неточности. Молесон (19 лет), сын директора пятиклассного училища в Кейданах, вместе с товарищами расклеил по городу политические прокламации, направленные против русского правительства. Юноши были преданы военному суду в Вильно, подвергнуты телесным наказаниям и сосланы на вечную каторжную работу в Нерчинск (в 1823 г.), а кейданская школа была закрыта (Семевский В. И. Op. cit. С. 187). С ними могли встретиться (или о них слышать) декабристы во время пребывания своего в Нерчинских рудниках. 15-летний граф Плятер, ученик 5-го класса виленской гимназии, находившейся в ведении Виленского университета, 3 мая 1823 г. написал на классной доске в воспоминание о независимости Польши: «Да здравствует конституция 3 мая! Какое приятное воспоминание для нас, соотечественников, но некому о ней напомнить!» Плятер с тремя товарищами были сданы в солдаты (Погодин А. Л. Виленский  учебный округ 1803—1831 гг. //Сборник материалов для истории просвещения в России, извлеченных из архива Министерства народного просвещения. Т. IV. СПб., 1891. С. СIII—СXII). Среди учащихся, гимназистов и студентов Западного края было произведено в эти годы много арестов и ссылок.

10   Семеновская история в октябре 1820 г. была первым открытым солдатским бунтом. Перед «старым» Семеновским полком члены тайных обществ испытывали чувство пиетета и на переведенных  солдат-семеновцев  возлагали, как известно, надежды как на революционизирующий солдатскую массу элемент. Кн. Щербатова звали не Лев, как сообщает ошибочно А. М. Муравьев, а Иван Дмитриевич (о нем см. интересную статью: Нечаев В. Н. Письма И. Д. Якушкина к И. Д. Щербатову //Декабристы и их время / изд. Всесоюз. о-ва политкаторжан. Т. I. С. 147—186).

11  Программа «Союза благоденствия», формулированная А. М. Муравьевым, совпадает, в общем, с теми показаниями, которые дал на вопросы Следственной комиссии Никита Муравьев 5 января 1826 г.: «Я был ослеплен пламенным желанием видеть Россию на высочайшей степени благосостояния посредством учреждений равно благотворительных для всех состояний людей в оной находящихся, твердого устройства судебной части в нижних инстанциях, и гласности во всех действиях правительства наподобие английского» (Восстание декабристов: материалы / изд. Центрархива. Т. I. С. 298). Еще более определенно совпадает эта программа с изложением М. С. Лунина в его «Взгляде на русское Тайное общество с 1816 до 1826 г.» (Штрайх С. Я. Декабрист М. С. Лунин: сочинения и письма. С. 61—62). «Взгляд», как известно, разработан М. С. Луниным при участии Никиты Муравьева; его брат, Ал. Мих., конечно, читал это произведение, откуда, возможно, и заимствовал, вместе с устным преданием, свою «программу».— В поэтической форме она была изложена Ф. Ф. Вадковским в стихотворении «Желания» (Якушкин Е. Е., Стихотворение декабриста // Крас. арх. 1925. Т. III (10). С. 317—319).

12   Съезд в Москве, ликвидировавший старое тайное общество «Союз благоденствия» и возродивший его на новых основаниях, состоялся в начале января 1821 г., о чем подробно рассказывает в своих «Записках» И. Д. Якушкин (Библиотека декабристов. М., 1926. С. 53—57; ср. статьи С. Н. Чернова, («Несколько справок о «Союзе благоденствия» перед Московским съездом 1821 г.». Саратов, 1924, и «К истории политических столкновений на Московском съезде 1821 г.». Саратов, 1925).— Об этом съезде у правительства были подробные данные от М. К. Грибовского, подавшего записку кн. И. В. Васильчикову, который потом переправил ее Александру I. О составлении и подаче этой записки любопытные сведения со слов Васильчикова записал в 1828 г. А. Д. Балашов; вот эта запись, до сих пор еще неизвестная в печати: «12, Четверг, в Г. Совете.— Был у Л. В. Васильчикова, который болен, и мне рассказывал между прочим, что в 1821 году [за] несколько дней перед известною Семеновской Гвардейской историей, один человек (кто именно, не сказал), приехав к нему, говорил: «Ларивон Васильевичь, мне кажется вы покойны и ничего не подозреваете, а я уверен, что тайные общества чужестранные действуют у нас в России на умы, и составились общества и у нас и готовятся действовать; я еще теперь многого сказать не могу, а в непродолжительном времени вы увидите на деле».— Когда же означилось известное ослушание Семеновского полка, то сей же самой человек, опять приехав, говорил: «Теперь вы уже видели на опыте, что я справедливо вас предостерегал, но я сим не довольствуюсь и теперь уже могу вам сказать, кто именно лицы того общества, которое в тайне приготовляет вредные замыслы для отечества».— Он дал ему перо и бумагу и просил написать имена сии, что тот немедленно и сделал.— Далее опять приехал он к нему с известием, что из них тот-то и тот-то отправляются в Москву и будут там собираться и тайные свои совещания делать; число их было немало и все они находились в том списке, которой он ему прежде дал.— Васильчиков написал к зятю своему К. Голицыну, воен. ген.-губернат., в Москву и просил его уведомить, приедут ли все сии лица в Москву; и тот уведомил о каждом, что приехал.— После чего Васильчиков, более не сумневаясь обо всем этом, донес государю, но ответа никакого не получил.— Когда же государь возвратился из Лайбаха, то Васильчиков, выехав к нему навстречу в Царское Село, еще более рассказывал и подал тот самый список, который ему написал тот человек,— (что государь ему отвечал, сего Васильчиков не упомянул) — но прибавил, что потом был в деревне у брата своего Дмитрия Вас. Он ему между прочим говорил: «Сказывал мне, братец, сосед мой (такой-то), что к соседу его Якушкину собираются довольно часто все одни и те же люди и, выслав людей дворовых и запершись, о чем-то тайном толкуют, и думать надо, о чем-нибудь важном».— Васильчиков спросил об именах, и все до одного были уже помещены в том списке, который был дан Ларивону Васильичу тем человеком, который его предостерегал. (Что делал далее, он не продолжал). Когда же случилось 14 декабря 1825 года, то он уведомил обо всем этом государя, возшедшего на престол, и сего списка искали долго в кабинете государя покойного в Петербурге и не нашли; когда же привезли тело его, то государь, быв в Царском Селе, нашел его в том кабинете покойного государя.— Сей рассказ был делан мне Л. В. не тайно, но были тут Козначеев, Бутурлин, К. Голицын и один еще, не знаю кто-то; но он мне показался так интересен, что я его здесь записал.— Почти то же рассказывал он мне и прежде. (Непонятно мне, как не обратил на сие так важное обстоятельство внимания ни государь, ни Московский] в[оенный] г.-губ. К. Голицын, ни сам Васильчиков.— Но я никакими расспросами мешать не хотел (и кажется, не должен был) сего повествования, которому и так мешали многие, входя и выходя из комнаты» (Ар-хеогр. комис. Акад. наук СССР. Арх. А. Д. Балашова, кор. II, пак. 2, № 4. «Журнал 1827—1828 гг.», л. 40—44 об.).

13   «Конституция» Никиты Муравьева составляет предмет специального исследования Н. М. Дружинина. Декабрист Никита Муравьев. М., 1929 (рукопись на маш.) (см., кроме того, его же статью «Конституция Никиты Муравьева (Происхождение и различие вариантов)» в сборнике Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев «Декабристы и их время: тр. Моск. и Ленингр. секций по изучению декабристов и их времени. Т. I. М. С. 62—108).

14   Памятником проживания и переживаний Муравьевых в 1812 г. в Москве служит любопытное письмо Е. Ф. Муравьевой к К. Н. Батюшкову (см. «Прил., № 1»; см. также выше, с. 113).— Дополнения о побеге Н. М. Муравьева в действующую армию — в «Заметках на «Мой журнал» А. М. Муравьева» Е. И. Якуш-кина (выше, с. 139).— «Рассуждение о жизнеописаниях Суворова», за подписью «М. Н.», напечатано в «Сыне отечества». 1816. Ч. 27. № VI. Литература. Наука. Художества, С. 218—232; Ч. 29. № XXVI. С. 121 — 140; Ч. 34. № XVI. С. 3—16. Сопоставление этого произведения с критическим разбором Н. Муравьева «Истории» Н. М. Карамзина сделано С. Я. Штрайхом./ А. М. Муравьев. Записки. С. 33—38.

15   Это место записок А. М. Муравьева чрезвычайно близко «Взгляду на Тайное общество» Мих. Лунина — Ник. Муравьева, являясь почти буквальным его повторением (Штрайх   С. Я. Декабрист М. С. Лунин. С. 64).

16  Николай I в бытность его вел. князем вызывал, как известно, общее отрицательное отношение к себе большинства военного общества. О его грубом, ничем не вызванном, отношении к офицерам много примеров собрано В. И. Семевским (Op. cit., с. 81—83).

17  Письмо Я. И. Ростовцева к Николаю I и рассказ его об его сношениях с последним напечатаны бар. М. А. К о р ф о м. Восшествие на престол императора Николая I. СПб., 1857. С. 113—119. Выдержки из собственноручных записок Ростовцева о всей истории его доноса цитируются и Н. К. Шильдером. Император Николай I: его жизнь и царствование. Т. I. СПб., 1903. С. 273—277 (также: Общественные движения в России в первую половину XIX века. СПб., 1905. С. 218—223).— Подлинник записок Ростовцева хранится в Московском отделении Центрархива. Об этих записках — доклад М. С. Вишневского в Московской секции по изучению декабристов, 5. XI. 1926 г.: «Журнал моей жизни» Я. И. Ростовцева.

18   Cократился личный приказ от 19 декабря 1825 г. Николая I председателю Следственной комиссии А. И. Татищеву об отправлении А. М. Муравьева и его товарищей: «Посылаемых при сем Кавалергардского полку офицеров: Арцыбашева, Муравьева и Анненкова, отправить всех на шесть месяцев в крепость, в Нарву, Ревель и Выборг под строгий арест» (Столетие Военного министерства 1802—1902. Императорская главная квартира. История государевой свиты. Царствование императора Николая I. СПб., 1908. С. 193).

19    О нравственных пытках говорит далее и сам Муравьев, сохранились сведения и у других декабристов (см.: Ш т р а й х С. Я. М. С. Лунин: разбор донесений Тайной комиссии С. 68).

20    О внешне обрядовой стороне допроса ходили в обществе разные толки; так, например, один из офицеров Семеновского полка, П. Ф. Гаккель, записал: «Многих генералов прямо из повозок доставляют в Зимний дворец и ведут в масках на допрос» (Греков Б. Д. Записки П. Ф. Гаккеля о 14 декабря 1825 г. // Летопись занятий постоянной Ист.-археогр. комис. 1926. Вып. I (XXXIV). С. 266).

21   О списках и судьбе «Конституции» Никиты Муравьева — см. вышеуказанную статью Н. М. Дружинина ; о поисках и открытии «Русской правды» П. И. Пестеля — доклад С. Н. Чернова, «В поисках «Русской правды» Пестеля», прочитанный в Ленинградском отделении секции по изучению декабристов и их времени Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, в январе 1930 г.

22   Степень «виновности» П. И. Фаленберга и созданную им легенду о своих действиях и показаниях перед Следственной комиссией вскрывает в своем предисловии к мемуарам Фаленберга А. В. Предтеченский (см. далее, с. 236—243).

23   Это место записок напрашивается на сопоставление с «Разбором донесений Тайной комиссии» М. С. Лунина: «Тайный союз не мог ни одобрять, ни желать дворцовых революций, ибо таковые предприятия даже под руководством преемников престола не приносят у нас никакой пользы и несовместимы с началом, которые союз огласил и в которых заключалось все его могущество» (Штрайх С. Я. Декабрист М. С. Лунин. С. 71):

24   Решительное заявление на допросе Никиты Муравьева о своем республиканизме в 1825—1826 гг. очень любопытно. Оно, по всей видимости, должно бы относиться к тому моменту следствия (10 апреля 1826 г.), когда Н. М. Муравьеву дана была очная ставка с П. И. Пестелем, настойчиво утверждавшим, что Муравьев только из тактических соображений прикрывается монархическими фразами, но что при личном свидании с ним в 1824 г. он по-прежнему  говорил о своих старых республиканских убеждениях. Однако, в протоколе Следственной комиссии записано, «что если он, Муравьев, и писал к Пестелю в том смысле, как он показывает, но прямого намерения следовать республиканским мнениям его, Пестеля, никогда не имел» (Восстание декабристов. Т. I. С. 317—318). Это место «Журнала» А. М. Муравьева основано явно на рассказах брата в Сибири, очевидно, взглянувшего иначе на свои показания 1826 г., тем более что единственного свидетеля их, П. И. Пестеля, не было в живых, а на опубликование подлинного дела, в первой половине XIX в., едва ли можно было рассчитывать.

25   «Капитана Горского» нет в известном «Алфавите декабристов» А. Д. Боровкова, куда занесены все более или менее прикосновенные к делу. Очевидно — здесь или спутано (А. М. Муравьев записал это по слухам), или, что вернее, мемуарист имел в виду статского советника О. В. Горского, сосланного в Сибирь за агитацию в пользу Константина на Сенатской площади 14 декабря.— Вл. Ф. Раевский — «первый декабрист» (о нем см.: Щеголев П. Е. Декабристы. М.; Л., 1926. С. 50—51; Алфавит декабристов / под ред. Б. Л. Модза-левского и А. А. Сиверса. Л., 1925. С. 383—384).— Судьба кн. Ф. П. Шаховского была очень печальна: поселенный в Туруханске, он в 1828 г. сошел с ума на религиозной почве.— П. Хр. Граббе, впоследствии граф,— личность очень  замечательная. О его настроениях и «деле» 1820 г.— см.: Чернов С. Н. Из истории борьбы за армию в начале 20-х годов XIX в. // Изв. Казан, о-ва археологии, истории и этнографии. XXXIV. Вып. 3—4, Казань. 1929. С. 271—330. Графу Захару Григорьевичу Чернышеву, декабристу, последнему в роде настоящих графов Чернышевых, деятелей XVIII в., посвящена работа Н. М. Дружинина «Семья Чернышевых и декабристы», прочитанная в заседании Ленинградской секции по изучению декабристов 7 января 1930 г.

26   Сорвались с веревки трое — Рылеев, Каховский, С. Муравьев-Апостол. Об этом моменте казни существует рассказ княгини Е. И. Трубецкой и А. Г. Муравьевой (жены Никиты Муравьева): «Тринадцатого июля во всех аристократических кружках Петербурга рассказывали, как достоверное, сделавшееся известным через молодого адъютанта Кутузова, что из трех сорвавшихся поднялся на ноги весь окровавленный Рылеев и, обратившись к Кутузову, сказал: «Вы, генерал, приехали посмотреть, как мы умираем в мучениях?» Когда же неистовый возглас Кутузова — «Вешайте их скорее снова» — возмутил спокойный, предсмертный дух Рылеева, этот свободный необузданный дух передового заговорщика вспыхнул прежней неукротимостью и вылился в следующем ответе: «Подлый опричник, тиран! Дай же палачу свои аксельбанты, чтобы нам не умирать в третий раз!» (Щеголев П. Е. Николай Первый и декабристы. С. 35).— Тревожное настроение Николая I перед казнью и во время ее, а затем — успокоенное и умиротворенное чувство «благополучной» ликвидации декабристского движения казнью пятерых из заговорщиков, которые, однако, по выражению императора, как «гнусные и вели себя гнусно», хорошо обрисовываются из переписки его с матерью, императрицей Марией Федоровной (То же. С. 29—34). Самим Николаем, как известно, был подробно разработан весь «обряд» казни.— О деятельности Николая во время суда и казни, в качестве главного руководителя всего — см.: Сыроечковский Б. Николай I и начальник его штаба в дни казни декабристов //Крас. арх. 1926. Т. IV (XVII). С. 174—181.

27   а этот отказ гр. Александр Николаевич Зубов, родной племянник фаворита Екатерины II и одного из убийц Павла I, кн. Пл. Ал. Зубова, в январе 1827 г. был уволен из военной службы для определения к статским делам. Из полковников гвардии он в течение 20 лет дослужился только до чина действительного статского советника, т. е. в сущности, получил, считая по «табели о рангах», всего лишь следующий чин — не помогло ни богатство, ни знатность.— Отношение графа Д. Н. Блудова, члена «Арзамаса», литератора, вращавшегося в кружках Оленина, Карамзина, Пушкина, любопытно сопоставить с благородным письмом Н. И. Гнедича   Е. Ф. Муравьевой, не побоявшимся попросить у нее через шесть дней после казни портрет такого видного деятеля Тайного общества, «государственного преступника I разряда», каким был ее сын Никита (см. выше, «Приложения», № 5, с. 165).

28   Это место «Журнала» А. М. Муравьева навеяно, по-видимому, запиской его брата Никиты «О Тайном обществе», печатаемой нами (С. 152).

29   Одна из следующих партий декабристов, прибывшая в Иркутск в конце ноября 1827 г., также была посещена губернатором и переведена из острога на особую квартиру (Декабрист М. И. Муравьев-Апостол: воспоминания и письма / с предисл. и примеч. С. Я. Штрайха, С. 53).— М. И. Муравьев-Апостол сохранил нам и имя этого семеновца-солдата — Андреев

А. М. Муравьев. Мой журнал.
Прим. П. А. Садикова.
Воспоминания и рассказы деятелей тайных обществ 1820-ых годов. Т.1. С.131-160