35. П. Н. Свистунову [159]
[Туринск], 25 февраля 1840 г.
Вчера прочел письмо ваше к Ивану Александровичу: с удовольствием пользуюсь случаем сказать вам, Петр Николаевич, несколько слов признательных в ответ на то, что ко мне относится. Не требуйте от меня изъяснений, но будьте уверены, что свидание наше в Тобольске навсегда оставило во мне приятное воспоминание. Сохраните то же впечатление, и мы тогда будем хорошо понимать друг друга – это главное в наших товарищеских сношениях, которые должны быть определены настоящим образом. Я видел вас с парома на последнем перевозе, как вы подъезжали к станции, и не имел никакой возможности еще раз обнять вас на разлуку. Проводник мой – настоящий альгвазил, поклонник г-на губернатора, надоел мне ужасно. Мне еще теперь жаль, что вы так хлопотали догнать меня и заботились о пирогах, до которых мне никакой не было нужды.
Прискорбно слышать, что вы нездоровы, – в утешение могу только сказать, что я сам с приезда сюда никак не могу войти в прежнюю свою колею: ужасное волнение при прежнем моем биении сердца не дает мне покоя; я мрачен, как никогда не бывал, несносен и себе и другим. Пускал из руки кровь, ставил пиявки, но пользы большой еще не вижу. Заняться ничем не могу настоящим образом, и вообще тоскливо проходит время. Туринск ничего не представляет занимательного для меня, ни с кем не знаком, хотя были приглашения. Кочевал на двух квартирах, теперь переселился en pension к Ивашеву в исполнение давнего приглашения доброй Камиллы Петровны, которая, видя хлопоты холостого моего, глупого хозяйства, непременно хотела меня от них избавить. Грустно, что она нас покинула; ее кончина, как вы можете себе представить, сильно поразила нас – до сих пор не могу привыкнуть к этой мысли: воспоминание об ней на каждом шагу; оно еще более набрасывает мрачную тень на все предметы, которые здесь и без того не слишком веселы.
Вообще я недоволен переходом в Западную Сибирь, не имел права отказать родным в желании поселить меня поближе, но под Иркутском мне было бы лучше. Город наш в совершенной глуши и имеет какой-то свой отпечаток безжизненности. Я всякий день брожу по пустым улицам, где иногда не встретишь человеческого лица. Женский пол здесь обижен природой, все необыкновенно уродливы.
Извините меня, что я не уведомил вас в свое время о получении Тьера – мне совестно было Тулинова заставить писать, и казалось, не знаю почему, что вы должны быть уверены в исправной доставке книг. Пожалуйста, поделитесь с нами, если у вас есть что-нибудь новое, любопытное. Пришлите продолжение «Débats» – они долго здесь гостили, и Ив. Ал. еще не прочел их – нет причины, чтоб он когда-нибудь кончил. Неимоверная медленность. Если нет случая, адресуйте с почтой Тулинову чрез вашего Демина. Мы все вам будем благодарны за книги – у нас бедность. Выписываем только «Петербургскую газету», «Сын отечества» и «Современник». Ивашеву присылают «Revue Etrangère» и обещают еще что-то. С этим чтением недалеко уедешь.
Переписка моя плохо идет – по болезненной пустоте моей головы. Не знаю, когда придет она в порядок, – я уже в Тобольске нехорошо себя чувствовал. Ожидаю весны – может быть, воздух излечит меня, теперь никуда не гожусь. Дайте мне скорей пример к выздоровлению, я постараюсь вам подражать. Жаль, что я не попал в Ялуторовск, – там, должно быть, живее. К Якушкину иногда пишу – губернатор ко мне придирается, видно за то, что глупо с нами поступил в Тобольске, – это иногда бывает. Когда-нибудь я вам расскажу забавный случай по случаю слова рыба (название нашей карты с Якушкиным), которое было в моем письме, – рыбу мою требовали в Тобольск и вместе с нею возвратили мне письмо мое к Якушкину с замечанием не употреблять двусмысленных выражений, наводящих сомнение своею таинственностию, в письмах, если хочу, чтоб они доходили по адресам.
Все эти подробности я сообщил сестре, пусть канцелярия читает и бесится губернатор. Я рассказал это в виде шутки и довольно удачно. Кажется, он надеялся открыть какую-нибудь важную тайну – а ларчик просто открывался.
Прощайте, Петр Николаевич, обнимаю вас дружески. Поздравляю с новым неожиданным гостем, на этот раз не завидую вам. Если что узнаете об наших от Ив. Сем., расскажите: мысленно часто переношусь на восток. Имел известия от Волконских и Юшневских – вы больше теперь знаете. Я давно порадовался за Сутгофа – это Ребиндер устроил, объяснив матери обстоятельства, как они были.
Вряд ли Вадковский сюда будет – по письму Волконского от 14 генваря видно, что он остается в Кузьмине, а до обзаведения позволено прожить в Иркутске. Артамон переведен в Малую Разводную и также по болезни в Иркутске. Впрочем, вы все это расспросите у приезжего. Не ищите в этих несвязных строках ни слога, ни мыслей. Поздно, спешу и сам не знаю, что говорю – Анненков вам больше говорит. Вы, верно, знаете что Мих. Александрович ожидает перевода на Кавказ; он мне секретно писал об этом. Горесть брата, потерявшего сына, побудила его искать случая увидеться с ним.
Мы часто здесь бываем вместе – это единственное мое общество, которое умножается еще тремя поляками, довольно скучными и пустыми людьми. Поклонитесь Фохту, когда он перестанет на вас дуться. Кончились страдания бедного нашего Краснокутского – я думаю, он решился умереть, чтоб избавиться от попечения Ивана Федоровича.
Верный ваш И. Пущин.
*****
[159 - Публикуется впервые.]
