Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Декабристы » МЕМУАРЫ » Записки Г.С. Батенькова. "Повесть собственной жизни".


Записки Г.С. Батенькова. "Повесть собственной жизни".

Сообщений 11 страница 13 из 13

11

XI.

В числе  незабвенных дел Сперанскаго, по Западной Сибири, есть без сомнения политический взгляд на соседственныя страны Средней Азии, так иенуемой по отношению к географической ширине. Она отделялась Среднею ордою Киргизской степи. Орда эта в продолжении многих лет предана была внутренним междоусобиям и заразительным болезням, час от часу более опустошалась и беднела, даже до того, что родители продавали детей своих  под именем пленных Калмыков, бежавших в прошедшем столетии в Китай из Астрахани, которых дозволено было покупать всякому в крепостное состояние. 
Наше линейное начальство имело влияние на ближние к границе роды, переходившие на зимовье со стадами своими в Русские пределы. Почетные Киргизы приезжали обыкновенно в Петербург с нашим приставом и принимаемы были как депутаты независимаго народа. Сама степь считалась заграничною, и дела об ней ведались в Азиятском департаменте министерства иностранных дел; а в Омске существовало по сему предмету пограничное ведомство. Иметь такого соседа было крайне тяжело, и оставаться ему долее в прежнем положении для самого его было бедственно. Это приметили и соседи другой стороны, Китайцы, обнаружив намерение усилить на него свое покоряющее влияние.
Время благоприятствовало, ибо не было в степи так называемаго хана, утверждаемаго в этом звании и от России, и от Китая, хотя он был фиктивное политическое лицо, без всякой существенной силы и власти над ордою, но тем не менее вторгшееся в язык дипломатии.
Сделано оглашение, что вся степь принимается в подданство Государю и причисляется к открываемой вновь Омской области.
В ней назначено учредить восемь округов, с смешанным управлением из Киргиз и Русских с казачьею стражею, и предоставлено на волю Киргизам вступать под оное постепенно и по удобности.
Дело это не встретило сериозного препятствия, и составленный тогда же устав об управлении Сибирскими Киргизами приведен уже в исполнение, дав большое занятие генерал-губернатору. Так вошли в состав империи до 600 000 кочевых семейств и обширная область прекрасных земель, называемых степью. В ней начато земледелие и открыты минеральныя богатства. В последнюю войну она и снабжала добычею  свинца, найденнаго и усвоеннаго частным лицом. Руда содержит в себе столько серебра, что надо было решить, к серебряной или свинцовой ее причислить следует. Добыча золота, хотя и предпринятая, но находится спор с Китаем. Юго-восточная часть этой степи представляет одну из лучших в мире территорий.
Таким образом граница наша подвинулась до Китайских владений и оседлых магометанских ханств.
Устройство Сибирских Киргизов не осталось без влияния, по крайней мере примером, и на прилегающую к Оренбургскому краю Малую орду, так что во владении России почитается теперь все пространство до Аральского моря и впадающих в него больших рек. Оно также принято в соображение и по предмету Кавказских соседей.
В последствии времени чудною деятельностью  в Восточной Сибири генерал-губернатора Н.Н.Муравьева сделано подобное же приобретение при-Амурскаго края, начиная со впадения сей реки в Тихий океан, и сделаны опыты сообщения по ней самой, то есть в стране доселе с Китаем неопределенно-разграниченной, хотя и отступились мы от нея на деле, после взятия соседями Русской крепостцы Албазина, в начале  XVII  века.
Таким образом Сибирь теперь не только холодная, снежная, ссылочная страна, запертая Ледовитым морем, но распространилась  и на Юг, в места щедро облагодетельствованныя природою, ожидая только соразмернаго с естественными богатствами ея населения, чтоб довершить значение новаго мира для Русскаго народа и царства.

12

XII.

В настоящее время поднят вопрос о крайнем распространении нашей бюрократии, и изыскиваются средства положить ей пределы сокращением переписки.
Многие приписывают Сперанскому возникновение этого неудобства, и доля правды не состоит в введенных им формах, а в обширном употреблении их без дела, к ему оне, будучи легкими, и открыли путь, равно как  предложению и распространению самых подробных регламентаций и административных изменений. Как будто все одно сделать единожды преобразование или обратить его в текущее дело!
Надобно заметить, что число должностных лиц со времени Сперанского более нежели удвоилось; но умножение переписки имеет другой источник. Переписка эта сама многими  и почитается делом. Но это только для работы писца. Дело требует или срочнаго оборота в установившемся порядке, или предприятия, в котором обняты начало и конец. Всякий кому возможо это предприятие должен энергически преследовать его в глубине, сущности и во всех частях, чрез все препятствия. Тогда переписка пойдет к определенной цели, и в каждой странице будет иметь приближающее к ней содержание, математически говоря пойдет сближающеюся способною к соммации, а не расходящеюся строкою.  Должностные лица переменят свое честолюбие на другое, лучшее, ибо деятельность их сделается популярною. Чиновник, потребовавший из губернии сведений и не сделавший из них полнаго, деловаго употребления, должен подлежать ответственности особливо за напрасное затруднение подчиненных мест; напротив того, совершивший дело может приложить к нему свое имя: через это самое честолюбие облагородится вящее, нежели стремлением к наградам и никому неизвестным отличиям. Плодовито также у нас и требование срочных ведомостей, остающихся в центральном месте без всякаго употребления и много ежели подвергшихся арифметическим выводам. Но дело с такими непринадлежащими управлению цифрами, ежели и есть в них что нибудь  примечательное, удобнее пойдет в руках деятелей науки, которым принадлежит и анализ предметов, во всех его подробностях, для руководства знакомых с наукою чиновников. Это стало бы в замен многих решительных  и обязательных регламентаций, составляемых также  a priori, неудобоисполнимых по различию местностей и непримененных  к случаям жизни. Оне всегда влекут за собою возникновение множества вопросов, которые обременяют высшия власти и требуют разрешения для каждаго частнаго случая. Оне и обратились в вопросы не от потребности разрешения властями, а от самой регламентации, стеснявшей естественное отправление дел из частной жизни проистекающих и случаев до нея только касающихся, напрасно и безполезно простою диалектикою поднятых до значения общаго.

13

XIII.

Заключая нашу речь, взглянем еще раз на двух современных деятелей, оставивших неизгладимыя черты в нашей истории.
Граф Аракчеев имел обширную и непреклонную волю. Не легко было достичь у него принятия какой-нибудь не его собственной или не самим им требуемой мысли. Но единожды обнятого им предмета он уже не оставлял на ответственности предложившаго и приуготовившаго. Деятель был неутомимый и, хотя главное его предприятие, военные поселения, сильным общим мнением не одобрялись и были причиною неумолимаго на него негодования, однако он, не смотря ни на что и мерами слишком крутыми, дал ему обширное развитие. Не наше дело одобрять или охуджать; мы заметим только, что такое  дело принадлежит уже государственной науке, и под развалинами военных поселений скрывается драма времен Петра I, поучительнее и резче всех Шекспировских и заставляющая обмыслить, не осталось ли чего-нибудь добраго от самаго ея представления.
Сперанский был муж ума и науки. От него осталась нам для изучения и целая система мыслей, и стиль правительственнаго здания. Все это требует изучения; ибо не скоро увидим пример таковаго единства и последовательности, такой ясности и красоты в изложении, такого выражения Русским языком предметов, не всякому доступных. Его критику в этом отношении можно почитать неотразимою.
Обыкновенно судим мы о достоинстве дела по его успеху; но о таком деле, которое простирается на целый народ, надлежит судить уже по судьбе его. Судьба тем превосходит успех, что проводит дело через дилемму утверждения и отрицания, через добро и зло.
Но историческая жизнь Русскаго народа объемлет целую тысячу лет. Должны же быть в ней глубокие черты решительнаго свойства.
Мы проведены чрез великое зло Татарским порабощением, успехами Литвы, революциею 1604-1612 года, столкновением с Наполеоном I; а нам кажется что все это бесследно и бесплодно поглощено горомадностию нашего быта.
В себе должны мы переработать и прошедшее и будущее. Это долг наш перед отечеством. Иначе вся громада наша явится без содержания, стереометрическим телом, лишенным красоты и теней, и все прожитое время издержкою. Учреждения наши достаточны и разумны. Они нуждаются только в нас, в нашей любви и энергии, в наших силах правды и честности и даже в материальных средствах.
Потребно очистить эти учреждения от неорганических наростов, ввести экономию в числе и количествах, умерить поспешность движения, прекратить несвоевременное, обветшалое в сословиях и всяком праве. Коли будем мудры и благоразумны, успеем еще догнать и перегнать опередивших нас, ежели только общие судьбы мира не ведут весь человеческий род к некоторому близкому перелому, как бы означившемуся уже на самой мене поколений.
У нас есть неоспоримыя добродетели: мы неспособны соединиться с врагами нашего отечества, оставлять его навсегда, с избытком покорны и дисциплинированы; обработали язык свой и остаемся в преданиях веры, единожды принятой, хотя и худо нами оживляемой; усвоили себе науку. Нам нужно провести из самой жизни нашей светлыя, святыя, благородныя и вечно-живыя нити до самых высших точек и дать им их в освобождение от обоюднаго давления, круговоротом и принудительных мер и взаимнаго недоверия. К этому подвигу сама верховная власть нас призывает.
Коли продолжать будем смотреть на правительство, как на нечто чуждое народу, коли не обмыслим долга и не примем его в наши нравы, не сложим, не склоним к тому наших душевных и телесных сил, отметая напрасную их трату: сами будем виною, ежели  славное и любимое наше отечество истомится в своем расстройстве и склонится к решительному упадку. Да сохранит нас Бог от подобнаго бедствия!

Сочинитель вышенапечатанных Записок, Гавриил Степанович Батенков, Сибиряк по рождению и воспитанию, был человек отменных нравственных достоинств. Он участвовал в великих походах нынешнего века, имел несколько ран и после одного сражения во Франции считался убитым: его уже влекли в общую могилу павших воинов, как удалось ему собрать силы и подать знак жизни. Он был замечательный артиллерист и уже в зрелых летах выучился инженерному искусству. Служа с отличием при графе Аракчееве, он был в то же время домашним человеком у Сперанского, который оценил его на родине, в Томске, куда Батенков ездил навещать родных (На самом деле , его родина-Тобольск, а в Томске он работал инженером путей сообщения – Любитель истории)
В Петербурге Батенков пользовался общим уважением. Несчастное событие 14 декабря увлекло его почти невзначай; по поводу обвинений в неосторожных беседах, он написал резкое ответное письмо, которое его погубило.
Его присудили к заточению в Петропавловской крепости, где он просидел около 20 лет, в совершенном одиночестве, и закалил себя терпением, дождался плодов от яблонь, посаженных им на площадке, куда выпускали его гулять, выучился сам по еврейски. Около 1845 года его перевели на место жительства в Томск, а в 1856 году он переехал в Москву и оттуда в Калугу, где и скончался  холостяком.
Батенков был связан тесною дружбою с Алексеем Андреевичем Елагиным, своим товарищем по артиллерийской службе. Получив полную свободу, Батенков не застал уже Елагина в живых; но семейство Елагиных свято соблюло дружеские заветы, и Авдотью Петровну Елагину Батенков иначе не называл, как «сестра». Записки написаны по вызову сына Елагиных, покойнаго Николая Алексеевича, который и сообщил их в Русский Архив.


Вы здесь » Декабристы » МЕМУАРЫ » Записки Г.С. Батенькова. "Повесть собственной жизни".