Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Декабристы » ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ДЕЯТЕЛИ РОССИИ XIX века » Паскевич Иван Фёдорович.


Паскевич Иван Фёдорович.

Сообщений 11 страница 20 из 93

11

https://img-fotki.yandex.ru/get/510121/199368979.170/0_26d865_22572200_XXL.jpg

Януарий (Ян) Суходольский (January Suchodolski) (1797 – 1875)
Портрет светлейшего князя Ивана Фёдоровича Паскевича-Эриванского
1841 г.
Холст, масло. 86,5x71 см
Народный музей в Варшаве

12

ПОЛЬЗА, ЧЕСТЬ И СЛАВА

Генерал-фельдмаршал И. Ф. Паскевич (1782-1856)

Иван Федорович Паскевич был четвертым и последним в России человеком, имевшим орден св. Георгия всех четырех степеней. Он награжден был также орденами св. Апостола Андрея Первозванного, св. Владимира 1-й степени, св. Александра Невского, Белого Орла, св. Анны 1-й степени, прусских Черного Орла и Красного Орла 1-й степени, саксен-веймарского Белого Сокола 1-й степени, турецкого Луны, персидского Льва и Солнца; имел Золотую шпагу с алмазами и надписью «За храбрость».

Родился И.Ф. Паскевич 8 мая 1782 г. в Полтаве. Предки его были жалованы малороссийскими чинами еще во времена первых гетманов, дед был надворным советником, а отец в Малороссийской коллегии коллежским советником. На 12-м году Паскевич был помещен в Пажеский корпус, пожалован камер-пажем, а 30 января 1798 г. лейб-пажем и 5 октября 1800 г. выпущен из Пажеского корпуса поручиком в лейб-гвардии Преображенский полк с назначением флигель-адъютантом императора Павла I.

Первая война с французами в 1805 г. была началом боевой жизни Паскевича. Он участвовал в походе, хотя в сражениях не был. По возвращении русских войск в Отечество Паскевич просит разрешения продолжить службу под началом генерала Михельсона, выступившего в поход в войне против Турции в 1806 г. В чине штабс-капитана участвовал в боевых действиях при взятии Ясс и Бухареста. В июне 1807 г. за штурм Измаила был награжден орденом св. Владимира 4-й степени и Золотой шпагой с надписью «За храбрость».

В войне с турками ему пришлось служить под началом таких прославленных военачальников, как Михельсон, князь Прозоровский, князь Багратион, граф Каменский. Смелость, активная деятельность, знание дел и людей в сочетании с необыкновенными воинскими дарованиями позволили Паскевичу стать видным офицером, а затем и генералом. Князь Прозоровский, постоянно оказывавший ему большое доверие, во время перемирия с Турцией посылал его к Великому визирю, а затем с особо важным поручением в Царьград. Турецкий султан наградил посланника орденом Луны.

Под начальством князя Прозоровского Паскевич участвует в блокаде, а затем и в штурме Браилова. В ночь на 20 апреля 1809 г. он повел группу охотников 13-го егерского полка в разведку и был тяжело ранен в голову. Оправившись от ранения, с батальоном 14-го егерского полка, будучи в подчинении у Багратиона, участвует в переправе через Дунай и покорении крепостей Исакчи и Тульчи. Затем командуя Витебским полком, совершает экспедицию на Девно, захватив батареи противника. Участвует в кровопролитном штурме Рущука и разгроме войск Сераскира под Батыном и, наконец, во главе особого отряда захватывает Разбойничий остров на Дунае между Рущуком и Журжею.

Участие Паскевича в турецкой войне дало ему возможность изучить наделе продуманную и осторожную тактику Михельсона и Прозоровского, и смелую отвагу действий Багратиона и Каменского. Наградами его были чин полковника и орден св. Анны 2-й степени за Браиловские дела, алмазные знаки этого ордена за Татарицкую битву, орден св. Владимира 3-й степени и знак отличия за Базарджик, Георгиевский крест 4-й степени и через два месяца 3-й степени за Варну.

Таким образом, в чине полковника, на 28-м году, уже десять лет будучи офицером, И. Ф. Паскевич имел большинство российских наград, то есть был награжден всеми орденами, какие можно получить в чине полковника. За Батынскую битву он получил чин генерал-майора.

В январе 1811г. Паскевичу было поручено формирование Орловского пехотного полка в Киеве и быть его шефом. В июне он назначается командиром 1 -и бригады в 26-й пехотной дивизии генерала Раевского, а когда Раевский был назначен командиром 7-го пехотного корпуса во 2-й армии, Паскевич стал командиром 26-й дивизии, в которую входили Орловский, Нижегородский, Ладожский, Полтавский и два егерских полка.

Сражение при Салтановке было первым, где дивизия Паскевича встретилась с войсками Наполеона в Отечественную войну. Следующим было сражение за Смоленск, где по предложению Паскевича битва с превосходящими силами французов происходила в самом городе. Противник понес тогда большие потери.

Геройски сражался генерал Паскевич на Бородинском поле. Поставленный на защиту курганской батареи Раевского, в центре армии, с четырьмя полками, он стойко выдержал все стремительные атаки французов и не только не отступил, но и перешел в наступление с подошедшими на помощь полками Ермолова и Кутайсова. Одна лошадь под ним была убита, другая ранена, из четырех полков, бывших в его распоряжении, выбыло три тысячи убитыми и ранеными. Бой был жесток и смертелен, наградою Паскевичу за Бородино стал орден св. Анны 1-й степени.

30 августа Паскевич поступает в подчинение Милорадовичу. Возглавив его арьергард, он с отрядом в 1200 человек мужественно защищает Дорогомиловский мост при отступлении на Москву.

12 октября начинается Малоярославская битва. Несколько раз врывался Паскевич со своей дивизией в город, ведя кровопролитные бои, в конце концов враг отступил. 15 октября Кутузов направил его с пятью пехотными, четырьмя казацкими полками и 36 орудиями защищать Мядынскую дорогу, по которой могли направляться основные силы французской армии. Смелые атаки Паскевича наносили большой урон неприятелю. 3 ноября он разбил отряд гвардейской колонны Наполеона, взял 4 орудия, одного генерала, 600 рядовых и обоз. На берегах реки Лосмины Паскевич столкнулся с отрядом маршала Нея. В результате упорного боя неприятельские колонны были истреблены, сам Ней еле спасся от пленения. Наградою Ивана Федоровича был орден св. Владимира 2-й степени, а одному из полков его. Орловскому, были пожалованы серебряные трубы . Когда 12 декабря в Вильне Кутузов представлял императору Александру I своих лучших генералов и офицеров, он указал на Паскевича. Ему было тогда 30 лет. И это было для него самой большой наградой.

Вскоре И.Ф. Паскевич назначается командиром 7-го корпуса. С ним перешел он границу России и сразу же приступил к осаде Модлина. Сильно укрепленная крепость уже готова была пасть, когда наступило перемирие. Корпус Паскевича вливается в резервную армию Беннигсена. С наступлением военных действий начинается продвижение в сторону Лейпцига.

26 сентября 1813 г., командуя авангардом, Паскевич в бою взял неприятельский лагерь при Гисгюбле, а на другой день выбил неприятеля с укрепленных позиций при Донау и преследовал его до Дрездена. Прусский король, который был свидетелем его мужества и отваги, наградил орденом Красного Орла 1-й степени.

Активное участие принимал Паскевич в битве под Лейпцигом. Находясь в авангарде войск, он со своим отрядом ворвался в городское предместье и захватил более 30 орудий и 4 тысяч пленных.

За осаду Модлина Иван Федорович удостоился лестного рескрипта императора Александра I, за боевые действия под Дрезденом получил алмазные знаки ордена св. Анны, за Лейпциг - чин генерал-лейтенанта. Отличился он и при взятии Парижа, где на виду у императора сражался на Бельвильских высотах, за что был награжден орденом св. Александра Невского. Солдаты прозвали его храбрым.

Битва при Ватерлоо окончательно решила судьбу Наполеона и его армии. Паскевич был среди тех немногих русских, которые приняли участие в этом грандиозном событии 1815 г. Он участвовал в блестящем смотре русских войск при Вертю, командуя дивизией.

В дальнейшем удостоенный особого доверия императора, Паскевич, будучи командиром 2-й гренадерской дивизии, размещенной в Смоленске, узнал о том, что ему предстоит сопровождать в августе 1817 г. великого князя Михаила Павловича в путешествии по России и за границей в Германии, Голландии, Англии и Италии. В ноябре 1819г. его награждают алмазными знаками ордена св. Александра Невского.

Во время бедственного наводнения в Петербурге в 1824 г. Паскевича назначают военным губернатором Выборгской части, и опять благодаря своей активной деятельности он заслуживает признательность монарха. В декабре 1824 г., пожалованный в генерал-адъютанты, Паскевич назначается командиром 1 -го пехотного корпуса, находившегося в Ост-Зейских губерниях.

Не стало императора Александра I, и вокруг престола его преемника собрались верные сыны Отечества. Среди них был и Паскевич. Нового монарха огорчали события, происходившие на Кавказе: агрессивно и вероломно вела себя Персия, захватив несколько российских областей.

Паскевич получает предписание от самого Николая I немедленно отправиться в Грузию и действовать там под начальством Главнокомандующего генерала Ермолова. 20 августа он был уже в Тифлисе и принял начальство над войсками. Имея около 7 тысяч солдат и офицеров при 22 орудиях, Паскевич встретил персиян около Елизаветполя и разбил их армию, состоявшую из 35 тысяч человек при 25 орудиях. Неприятеля преследовали 12 верст. Победителям достались два лагеря, 4 знамени, пушка и 1100 пленных. Наградой победителю была Золотая с бриллиантами шпага с надписью «За поражение персиян при Елизаветполе».

Когда в 1826 г. персы попробовали вновь угрожать нападением на русские рубежи, под руководством Паскевича был организован поход за Аракc. Персидские войска поспешно отступили, и русские 31 октября возвратились назад. Император Николай I изъявил Паскевичу признательность рескриптом и в марте 1827 г. передал ему главное начальство на Кавказе с правами Главнокомандующего армией.

Персы продолжали доставлять неприятности российским территориям, и Паскевич вынужден был совершать походы для подавления их агрессивных намерений. 14 октября русские войска начали осаду крепости Сардар-Абада, и 19 октября гарнизон ее бежал. Было взято 16 орудий, множество различных запасов.

Война продолжалась, Паскевич решил осуществить поход на столицу наследника персидского престола. Персы отступали, 13 октября русские войска вступили в Тавриз, где взяты были в плен Аллаяр-хан и хан Талышинский Кельб-Гуссейн, победителям достались более 40 орудий и 3 тысячи ружей. На пути к Тавризу Паскевича встретили присланные парламентарии с предложением мира и личной встречи с Аббас-Мирзою.

После трехнедельных переговоров Аббас-Мирза подписал мирные условия: Персия отдавала России Нахичевань и Эривань и оплачивала издержки войны. Но в последний момент до говор был нарушен персидской стороной, и военные действия возобновились. 15 января 1828 г. русские войска заняли азербайджанские города Урмию и Ардебиль. Паскевич шел прямо к столице Персии Тегерану. В самой Персии бушевали мятежи против шаха, и его преемник Аббас-Мирза явился к Паскевичу с покорностью.

10 февраля 1828 г. был подписан договор, по которому, кроме передачи Эривани и Нахичевани, Персия предоставила России исключительное право плавания по Каспийскому морю и заплатила 20 миллионов рублей серебром.

Паскевичу были вручены царские награды: за Джаван-Булакс-кую битву и покорение Аббас-Абада, «в воздание искусных распоряжений и мужества, коим одушевляются войска из его примера» - орден св. Владимира 1-й степени; «за отличное мужество, твердость и искусство при покорении Сардар-Абада и завоевание знаменитой в Азии крепости Эриванской» - орден св. Георгия 2-й степени; и, наконец, за окончание войны и мир - графское Российской империи достоинство с наименованием Эриванский и в подарок миллион рублей. Шах препроводил Паскевичу свой орден Льва и Солнца на бриллиантовой цепи с правом передать его потомству, на что последовало соизволение Николая I. Медалями были награждены все войска, участвовавшие в персидской войне.

14 апреля 1828г. началась война России с Турцией. Паскевичу предписывалось начать действовать на азиатской территории, чтобы отвлечь турецкие силы из Европы. Паскевич в то время болел, его войска, измотанные предыдущей войной, были на отдыхе и насчитывали всего 12 тысяч человек. Но этот человек не привык медлить и 12 июня с 58 полевыми и 12 осадными орудиями двинулся в поход. Ему указано было занять Карc, Ахалцых и взять крепость Поти.

19 июня русские войска подошли к Карсу, который слыл неприступной крепостью, но Паскевич умело организовал осаду и она была взята. Турки потеряли убитыми более 2 тысяч человек, было захвачено 151 орудие, 33 знамени, большие запасы продовольствия.

Несмотря не внезапность штурма, в городе не произошло ни грабежей, ни беспорядков - Паскевичем это было строжайше запрещено.

Дальнейшие успехи остановило неожиданное бедствие, чума, занесенная в российский лагерь. Несмотря на предосторожность, от нее погибло 263 человека. Турки успели опомниться от страха, наведенного падением Карса, и собрали новые силы. Паскевич, не боясь их угроз, 23 июля подошел к крепости Алалкалахи и штурмом взял ее, захватив пленных, 14 пушек и 21 знамя. После семидневной осады пала крепость Поти, через которую шло сообщение турок с Закавказьем. 9 августа начался штурм города Ахалцых. Гарнизон крепости насчитывал 15 тысяч войска, в нем проживало до 50 тысяч жителей. После 4-дневной пальбы русские ворвались в город. Вспыхнул пожар, и после отчаянной битвы защитники Ахалцыха бежали в крепость, которая на другой день сдалась. Турки потеряли до 5 тысяч человек. Вскоре без боя покорились крепости Ацхур, Ардаган, Баязет, Диядин и Топрах-Кале.

5 октября Паскевич возвратился в Тифлис. Он мог доложить императору, что его воля исполнена: всего девять больших и малых крепостей были завоеваны, взято в качестве трофеев 315 пушек, более 200 знамен и бунчуков, около 8 тысяч пленных. За все это старшая дочь Паскевича получила звание фрейлины, сам он орден св. Андрея Первозванного, наиболее отличившийся Ширванский полк стал называться его именем.

Однако успехи русского оружия на европейском и азиатском фронтах не успокоили турок и они вновь стали готовиться к военным действиям. Паскевич, командуя закавказскими войсками, оказался в затруднительном положении, так как войной России угрожала не только Турция, но и Персия. Дипломатическими усилиями Персию удалось вывести из войны, что нельзя было сказать о Турции.

20 февраля 1829 г. турецкие войска осадили крепость Ахалцых, где находился небольшой российский гарнизон, но вовремя подоспевшее подкрепление заставило неприятеля отступить. Несмотря на численное превосходство, турки не решались на решающий бой и постоянно маневрировали.

Благодаря искусным действиям русской армии, насчитывающей 18 тысяч человек, турецкие войска не сумели объединиться и были разбиты. За эту победу Паскевичу были посланы алмазные знаки ордена св. Андрея Первозванного, а его супруга возведена в достоинство статс-дамы.

После очередных побед Паскевич двинул свое войско на Арзерум, который населяло до 100 тысяч жителей, и кроме цитадели он был защищен крепостью с двойными стенами и 62 башнями. В полдень 26 июня Паскевич с войском остановился в 4 километрах от города. Было послано предложение о капитуляции. Турки молчали. На другой день русские войска двинулись к городу, и 27 июня, в день Полтавской победы, русское знамя веяло на стенах Арзерума. Оценивая доблестные дела Паскевича, Николай I прислал ему высшую воинскую награду: орден св. Георгия 1 -и степени. Он был десятым кавалером такого ордена со дня учреждения награды.

Между тем военные действия продолжались. Одержав еще ряд побед над турками, 27 августа Паскевич возвращается в Арзерум, распространив свою власть и уважение к русской армии от берегов Черного моря за Евфрат. Этим возвращением он восстановил порядок и спокойствие, считая кампанию 1829 г. законченной. Но не могли успокоиться турки. Собрав новое войско, они двинулись к Арзеруму. Паскевич был готов к сражению, и 28 сентября неприятель был разбит, потеряв 6 орудий, 12 знамен и до 1300 пленными. Турция вынуждена была признать покорность русскому царю: 2 сентября близ Царьграда был заключен мир.

В октябре 1829 г., возвращаясь в Тифлис, Паскевич получил известие о награде его фельдмаршальским чином. Николай I пожелал видеть Паскевича в столице и встретил своего фельдмаршала в Петербурге со всеми почестями. Для жительства ему был отведен Таврический дворец.

После недолгого пребывания в столице Паскевич возвращается на Кавказ, где участвует в ряде военных операций против воинственных горцев, много времени уделяет наведению порядка и благоустройству края. Однако 20 апреля 1831 г. он получает распоряжение немедленно прибыть в Петербург.

Вскоре в столицу пришло сообщение об Остроленской битве с польскими мятежниками, а немного спустя о кончине 4 июня фельдмаршала Дибича. Паскевич был назначен на его место. Положение дел в русской армии при недостаточном обеспечении продовольствием и упорстве мятежников было неблагоприятным. Паскевич решил направить основные силы на уничтожение главных сил противника, так как остальные было разгромить легче. Армия двинулась на Варшаву и 20 июля заняла Лович, в 12 километрах от Варшавы.

Паскевич не медлил и, когда прибыло подкрепление, решил Варшаву взять штурмом. Перед этим мятежникам был предъявлен ультиматум, они его отвергли. Бой начался 25 августа. Паскевич был тяжело контужен, но оставался в строю. Все укрепления мятежников были взяты. Штурм Варшавы стоил ей 10 тысяч убитых и раненых, но участь Польши была решена. «Варшава у ног Вашего Императорского величества», - докладывал Паскевич императору Николаю I, посылая донесение свое в Петербург с внуком Суворова. Княжеское Российской империи достоинство с названием Варшавского и титулом светлейшего было ответом Николая I. Особую медаль с надписью «Польза, честь и слава» роздали войскам в память о подавлении Варшавского мятежа.

Управление Царством Польским было поручено Паскевичу с титулом и правами наместника. Мирными гражданскими делами сменилась его боевая жизнь.

Ряд почестей знаменовал беспрерывное, неутомимое служение И. Ф. Паскевича Отечеству. В 1833 г. ему был пожалован портрет Николая I для ношения на груди и он был назначен генерал-инспектором всей пехоты. В 1835 г. егерский Орловский полк стал именоваться «егерским генерал-фельдмаршала, князя Варшавского, графа Паскевича-Эриванского полком». В 1839 г., присутствуя при открытии памятника на поле Бородинском и командуя армией, собранной по сему случаю, Паскевич был назначен шефом 2-й гренадерской роты лейб-гвардии Преображенского полка. В 1840 г. ему пожаловано было в Царстве Польском Демлинское поместье.

Король прусский Фридрих Вильгельм, уважая доблести Паскевича, сподвижника своего на полях сражений, пожаловал ему орден Черного Орла, а после хорошо проведенных маневров при Калише - украшенную алмазами шпагу.

В 1841 г. герцог саксен-веймарский наградил фельдмаршала орденом Белого Сокола 1-й степени, а в 1844г. император Австрии - орденом св. Стефана.

В 1817г. Паскевич сочетался браком с дочерью помещика Смоленской губернии статского советника Грибоедова Елизаветой Алексеевной, которая за заслуги супруга перед Отечеством была возведена в звание статс-дамы и награждена орденом св. Екатерины 2-й степени. От этого брака родились сын и три дочери. Сын Федор Иванович избрал путь военного, старшая дочь княжна Александра Ивановна скончалась в 1844 г., вторая дочь Анна Ивановна и третья Анастасия Ивановна получили звание фрейлин и счастливо в супружестве прожили долгую жизнь, оставив достойное своего отца потомство.

В 1849 г. И. Ф. Паскевич снова в строю. Он направляется на подавление венгерского национального восстания, после чего назначается Главнокомандующим Дунайской армией. В период Крымской войны при осаде Силистрии был тяжело контужен осколками турецкой крепостной бомбы и отбыл на лечение в Яссы. После выздоровления вернулся в Варшаву, но силы постепенно покидали его: сказались ранения, полученные в сражениях. Скончался он 20 января 1856 г. в Варшаве.

13

https://img-fotki.yandex.ru/get/1030163/199368979.170/0_26d84e_dd65ddee_XXL.jpg

Машков (Мошков) Владимир Иванович. Портрет графа Ивана Федоровича Паскевича Эриванского. 1830
Литография на китайской бумаге.
Под изображением слева: Писалъ съ натуры В. Машковъ.
Справа: Печ. в Лит. Гельбаха.
На припечатанном листе внизу: Генералъ Фельдмаршалъ / Графъ Паскевичъ Эриванскiй / посвященъ Его Императорскому Высочеству / Великому Князю Михаилу Павловичу.
Государственный Эрмитаж.

14

https://img-fotki.yandex.ru/get/938745/199368979.170/0_26d852_6d18f313_XXL.jpg

Неизвестный художник. Портрет Ивана Фёдоровича Паскевича.
1860-1870-е гг.
Государственный Эрмитаж.

15

https://img-fotki.yandex.ru/get/973344/199368979.170/0_26d867_5b6a7f42_XXL.jpg

Неизвестный художник. Портрет светлейшего князя Ивана Федоровича Паскевича Варшавского графа Эриванского. 1830 - е гг.
Государственный исторический музей


Марш на Варшаву

(фрагмент книги о фельдмаршале Паскевиче)

Дмитрий Митюрин

6 сентября 1831 года (даты по григорианскому стилю) пало укрепленное предместье польской столицы Воля на редутах, которой погиб одноногий генерал Юзеф Совинский. Решающий штурм Варшавы был запланирован на дату очередной годовщины Бородинской битвы. 

Бородинское солнце

В 4 часа утра 7 сентября войска начали развертываться для штурма. По аналогии с «солнцем Аустерлица» офицер лейб-гвардии Финляндского полка Заварицкий писал: «Взошло солнце – друзья, это солнце Бородинской битвы, так же величественно оно в этот день освещало беспримерную битву и одарило оружие наше вечною, как свет солнца, славою, и теперь оно играет на штыках наших и еще озарит, может быть, кровавую битву».

Героям предыдущего дня Петру Палену и Киприану Крейцу предстояло атаковать соответственно Чисте и Вольскую заставу, Николаю Муравьеву - осуществить «демонстрацию» от Раковца к Иерусалимской заставе. Для преодоления рва заготовили туры и фашины.

ПаскевчВсе было готово, но около 9 утра перед фельдмаршалом Иваном Федоровичем Паскевичем предстал генерал-квартирмейстер польской армии Игнаций Прондзиньский. От имени правительства он запрашивал условия, на которых русские были согласны вести переговоры, и заявлял о принятии самого очевидного из них – признания Николая I королем Польским.

Паскевич вполне логично предположил, что противник лишь тянет время, надеясь на подход отосланного ранее за Вислу корпуса Ромарино. Последовали споры и объяснения, в результате чего фельдмаршал согласился отложить штурм на два часа. Прондзиньский за это время должен был отправиться в Варшаву с русским представителем Петром Данненбергом, а затем приехать обратно вместе с диктатором Яном Круковецким, наделенным от имени сейма полномочиями для ведения дальнейших переговоров о капитуляции.

Круковецкий прибыл даже раньше этого срока – в начале одиннадцатого, но выяснилось, что полномочий от сейма он не имеет. Чтобы получить их, потребуется дополнительное время. Паскевич был на взводе, поскольку оттягивание штурма негативно сказывалось на духе войск и могло потребовать внесения изменений в первоначальную диспозицию. К тому же было очевидно, что депутаты сейма не смогут быстро решить крайне неприятный для их самолюбия и авторитета вопрос о капитуляции. Однако, политические соображения заставляли фельдмаршала демонстрировать великодушие. Перемирие продлили еще на два часа, оговорив, что, если сейм даст согласие на капитуляцию уже после возобновления боевых действий, парламентер с белым флагом сможет беспрепятственно проследовать в русское расположение через Маримонтскую заставу.

В половине второго срок перемирия истек, и началась артподготовка. Еще через полчаса, во время объезда позиций, Паскевич получил контузию в левую руку, и был в бессознательном состоянии отнесен в здание штаба. В подобной ситуации обязанности главнокомандующего передавались начальнику штаба – т. е. Карлу Толю. Фельдмаршал, придя в сознание, подтвердил это, оговорив, что Толь должен действовать в соответствии с диспозицией, а при необходимости изменить ее предварительно доложить об этом своему раненому начальнику. Правда, по версии Толя полковник Муханов передал ему другое: “Армия в руках ваших и фельдмаршал предоставляет вам действовать по собственному усмотрению”. Разница, как видим, принципиальная. В первом случае получается, что Иван Федорович от начала и до конца контролировал ход сражения, если не считать получасового перерыва, когда он находился без сознания. По второй версии, непосредственное руководство штурмом осуществлялось Толем.

Суммируя свидетельства очевидцев, следует больше склониться к первой версии, тем более, что штурм проходил почти строго по первоначальному плану, без сколько-нибудь значительных корректировок.

Как же именно развивались события? Предварявшая штурм артиллерийская дуэль должна была вызвать восхищение профессионалов. Поляки выставили впереди Чисте 60 пушек. По распоряжению Горчакова 120 орудий выдвинулись ближе к позициям неприятеля. Однако противник с удивительной быстротой перпендикулярно переставил 30 своих пушек таким образом, что они начали простреливать выстроившиеся в линию русские батареи.

Муравьев, хотя и не сразу, сумел нейтрализовать врага, двинув вдоль Краковского шоссе конноартиллерийскую роту №3 и конницу Ностица. За ними пошла пехота. 

Двигавшаяся по левой стороне шоссе колонна полковника Лукаша (из двух гренадерских полков) овладела одним из люнетов, затем была атакована укрывшимся за корчмой вражеским отрядом, но, в конце концов, захватила и это здание. На противоположной стороне шоссе действовала колонна Рота, штурмовавшая редут, но затем атакованная выскочившей из города вражеской конницей. На выручку своим устремились два кирасирских полка, лейб-драгуны и лейб-гусары. При этом гусары на плечах противника ворвались в Варшаву и, проскакав несколько кварталов, выскочили из города через Мокотовскую заставу, где присоединились к отряду Штрандмана.

Редут, вокруг которого изначально завязалась эта схватка, разумеется, был взят колонной Рота. Заварицкий вспоминал: «Тут представилась нам ужасная картина: багровое пламя и густой дым клубами носился перед городом, сады и дома все пылало, в пламени без умолку гремел ружейный огонь, прерываемый раскатами выстрелов из орудий, ура слилось в протяжный гул, солнца не видно было в густоте дыма, вечер приближался и увеличивал блеск пожаров».

Около половины пятого пополудни в русское расположение прибыл в качестве парламентера Прондзиньский. Паскевич поручил принять его Михаилу Павловичу, отчасти по причине физической слабости, отчасти – чтобы не радовать врага своим бледным видом.

Одновременно на помощь Палену и Крейцу были двинуты Гвардейский и Гренадерский корпуса. На Прондзиньского это произвело впечатление, и вскоре он мчался в Варшаву в сопровождении Федора Берга, который от имени русского командования должен был подписать капитуляцию на условиях Паскевича.

Компанию Бергу составляли флигель-адъютант Михаила Павловича Владимир Анненков и внук генералиссимуса Александр Суворов, что выглядело как политическая шпилька в адрес поляков. Обороняющиеся должны были оставить Варшаву, сдав город со всеми запасами, а также мост через Вислу в районе Праги.

Накал битвы между тем оставался высоким. Колонны Сулимы и Липранди из корпуса Крейца захватили два укрепления. Корпус Палена также наступал двумя колоннами. Левая, во главе с генерал-майором Бринкеном при поддержке артиллерии Хилкова, захватив два бастиона, до наступления темноты завязла в бою на евангелическом кладбище. Правая колонна И. А. Набокова, поддержанная гренадерами, к семи часам вечера после жестокого рукопашного боя в садах и зданиях захватила Вольскую заставу.

Другую заставу - Иерусалимскую - взяли после того, как на помощь гренадерам подошли егеря и финляндцы. Заварицкий так описывал эти события: «Две круглые башни прекрасной архитектуры образуют Ерузалимские ворота, к ним примыкают валы главного вала, толстые палисады, образующие полукруг, запирают вход в ворота, груды тел лежали у ворот сих, где столпились солдаты какого-то гренадерского полка, другие лезли на бруствер. Подходя к ним, мы встречены были батальонным огнем, с криком ура 4-й батальон наш бросился к воротам, за нами ободренные гренадеры, и ворота и за ними лежащая площадка были заняты, поляки поспешно отступили. К Ерузалимской заставе идет прекрасная тополевая аллея, простирающаяся до самых Лазенок через улицу Новый Свят. Вправо от сей аллеи толпились армейские полки совершенно смешавшись, было совершенно темно и одни пожары освещали всю эту картину, полковые командиры собирают свои полки, тут кричат вюртембержцы сюда, там Киевские сюда, карабинеры такого полка сюда, из общей шумной толпы построились довольно скоро по полкам, огонь не умолкал, польские биваки пылали; выстроившись полки пошли на позицию, кучи обезображенных трупов лежали кругом них».

К 22 часам поляки оставили все внешние укрепления и часть вала. Русские установили на этих позициях 85 орудий, после чего половина штурмующих была отпущена на отдых.

К этому же времени, после очередной поездки Прондзиньского от сейма к Михаилу Павловичу и обратно, переговоры о капитуляции, вроде бы, завершились. Правда, формально соответствующий акт так и не был одобрен депутатами, а Круковецкий сложил с себя полномочия главы правительства. Однако Малаховский, находившийся в курсе событий, фактически под свою ответственность признал капитуляцию, оговорив срок в 48 часов на вывод войск из города.

Поляки уже не имели сил для уличных боев, но еще существовала угроза, что при отступлении они взорвут мост через Вислу. Ранним утром 27 августа (8 сентября) Гвардейский корпус первым вступил в Варшаву, и, промаршировав через город, занял этот стратегически важный объект. Его уничтожение давало остаткам польской армии гипотетический шанс попытаться организовать новый очаг сопротивления на правобережье.

Из дневниковых записей Заварицкого: «Отыскав своих офицеров, мы поздравляли друг друга, из уст каждого о вчерашнем дне слышалось только: «ад, ад»… Сегодня в 5 часов утра мы через Ерузалимские ворота по прекрасной алле вошли в город. Немецкие семейства вышли к нам навстречу.

Наш полк первый вошел в Варшаву, сзади нас егеря, А там лейб-гренадеры, без торжества, без музыки, знамена в чехлах, нам приказали занять Прагу. Пройдя отрядом по улицам Новый Свят, Краковским предместьем и спустясь по улице Беднарска мы остановились у Пражского моста. У окон и у ворот домов стояли жители, я худой физиогномик, но сам Лафатер не мог описать общий характер жителей Варшавы, прелестные женщины смотрели на нас из окон, одни с горестью подопрясь на локоть, в иных кланялись нам махая белыми платками, многие в глубоком трауре смотрели на нас сурово, вообще на больших лицах мы видели выражение неприязни и ненависти к нам…. Досадно было смотреть на эти гордо-подлые лица офицеров, которые бренча саблями проходили и проезжали мимо нас, с некоторыми говорили мы, с какою злобою было говорено каждое их слово, многие из них проходили мимо Великого Князя не отдавая никакой чести и смотрели с пренебрежением, досадно было смотреть, сердце было не на месте, каждый солдат горел местию».

Паскевич прибыл в город вечером, когда уже были подсчитаны трофеи – 3 тысячи пленных, 132 орудия. 5 тысяч ружей. Потери поляков убитыми и раненными составили около 12 тысяч. Потери русских – около 10 тысяч, из них более 3 тысяч убитыми.

28 августа Паскевич послал в Петербург донесение, одна лаконичная фраза из которого вошла в историю: «Варшава у ног Вашего Императорского Величества». Далее без лирических рассуждений фельдмаршал писал о дальнейших своих планах, констатируя, впрочем, что все «денежные и военные способы мятежной армии с падением Варшавы пресечены».

«Могучий мститель злых обид…»

Победа была не просто судьбоносной, но и знаковой. Во-первых, пик трехдневной операции по взятию Варшавы пришелся на очередную годовщину Бородинского сражения. Во-вторых, рапорт в Петербург доставил Суворов-внук. Вместе два этих факта даже самых скептически настроенных современников неизбежно должны были навести на мысль, что именно Паскевич - и никто другой - является преемником полководческой славы Суворова и Кутузова.

О радостном резонансе, вызванном в Петербурге падением Варшавы, наиболее яркое представление дают два источника. А. Х. Бенкендорф писал: «В прошедшем все было омрачено печалями и бедствиями, над будущим висела, казалось, такая же черная туча. Война в Польше. Бунт в западных губерниях. Страшная смертность в столицах, мятеж на Сенной и в военных поселениях – все это мало обещало хорошего. И вдруг все изменилось: с каждым курьером стали приходить одна за другою лишь добрые вести.

Донесение о блестящим и кровопролитном взятии Варшавы фельдмаршалом Паскевичем было прислано с флигель-адъютантом князем Суворовым, который застал Государя в Царском Селе. За два дня до того получены были от фельдмаршала его приказ и диспозиция для штурма Варшавы, и легко представить себе с каким нетерпением ожидались дальнейшие известия. В каком беспокойстве провели эти двое суток те, которым было известно настоящее. Окружавшая Царское Село цепь (карантин войск от холеры) остановила Суворова. Государь сам к нему выехал и привез его в торжестве во дворец. Как всегда, первым движением великого нашего монарха было возблагодарить Бога. В несколько минут дворец наполнился людьми и все были вне себя от радости».

Источник второй еще более выразительный – стихотворение А. С. Пушкина «Бородинская годовщина». В нем поэт снова вызывал на бой, те европейские силы, которые сочувствовали полякам, подчеркивал мощь России и почтительно склонял голову перед Паскевичем, с которым его связывали весьма неоднозначные отношения. 

Победа! сердцу сладкий час!

Россия! встань и возвышайся!

Греми, восторгов общий глас!..

Но тише, тише раздавайся

Вокруг одра, где он лежит,

Могучий мститель злых обид,

Кто покорил вершины Тавра,

Пред кем смирилась Эривань,

Кому суворовского лавра

Венок сплела тройная брань.

Завершалось стихотворение параллелью между победами Суворова и Паскевича.   

Восстав из гроба своего,

Суворов видит плен Варшавы;

Вострепетала тень его

От блеска им начатой славы!

Благословляет он, герой,

Твое страданье, твой покой,

Твоих сподвижников отвагу,

И весть триумфа твоего,

И с ней летящего за Прагу

Младого внука своего.

По своей тональности это произведение вполне подпадает под категорию не просто «патриотической», но скорее даже «ура-патриотической» лирики.

Поскольку столь резонансная победа требовала соответствующей награды, Николай I присвоил Паскевичу титул светлейшего князя Варшавского, так что по количеству почестей фельдмаршал обошел всех своих современников.

Царь писал: «Слава и благодарение Всевышнему и Всемилосердному Богу! – Слава тебе, мой старый отец командир, слава геройской нашей армии!... Ах! Зачем я не стоял за тобой по-прежнему в рядах тех, кои мстили за честь России; больно носить мундир – и в таковые дни быть прикованным к столу, подобно мне несчастному! Что б было с армией и всем делом, если бы тебя не стало! Ужасно и продумать» Паскевич бесспорно был тронут, однако спокойно наслаждаться почестями пока не мог, поскольку мятеж еще не был полностью подавлен.

В ответном письме он докладывал царю о своих ближайших планах. Главная польская армия двигалась к Модлину, где ее предполагалось разоружить. Нижних чинов фельдмаршал предлагал распустить по домам, офицерам - дать возможность выехать за границу, генералов отправить в Москву, политиков взять под арест и разобраться с ними позднее.

Предполагались и кадровые перестановки; Паскевич собирался заменить Толя и Нейдгардта, Горчаковым и Бергом. Планировалось немедленно приступить к возведению в Варшаве Александровской цитадели, которая могла бы стать надежным укрытием для русских войск в случае нового восстания.

Особенно беспокоил его 20-тысячный корпус Ромарино при котором находился и Чарторыйский, двигавшийся в Сандомирское воеводство на соединение с 8-тысячным корпусом Ружицкого. Сдаваться эти войска явно не собирались, и фельдмаршал направил против Ромарино части Розена. Ридигеру же предписывалось заняться Ружицким.

В конце концов, 17 сентября Ромарино ушел в Галицию, где его войска были интернированы австрийцами.

Ружицкий и присоединившийся к нему Каменский пытались прорваться на территорию формально независимой Краковской республики, находившейся под совместным протекторатом, Австрии, Пруссии и России. 22 сентября они были атакованы Ридигером у Лагова.

Каменский с остатками своего отряда снова отделился, но затем был разбит авангардом Ридигера под командованием Красовского. 24 сентября сам Каменский с несколькими спутниками укрылся в Кракове. Ружицкий с потрепанными остатками своего войска также укрылся на территории Краковской республики, что дало Ридигеру формальный повод для занятия Кракова.

27 сентября, спасаясь от настигавших их русских войск, остатки отряда Ружицкого также ушли в Австрию.

Практически в этот же день на границе царства Польского и Краковской республики принцу Адаму Вюртембергскому сдался последний в южной Польше отряд генерала Стриенского, численностью около 2 тысяч солдат и 100 офицеров.

Паскевич приказал «весь сей отряд обезоружить, все находившееся при оном военное имущество отобрать, а офицеров и нижних чинов, как добровольно сдавшихся, распустить по домам. Николай I утвердил это распоряжение, дополнительно приказав Паскевичу:  «Вели объявить, совершенное прощение Стриенскому и его офицерам…. Можно будет людей из сих резервов по выбору употребить для будущих жандармов королевства, кои нужны будут»… Относительно Ружицкого и Каменского и их офицеров  что их объявить изгнанными… В том должны видеть разность, между предающихся милосердию моему, с теми, кои до того закостенели, что и в крайности оное отвергают».

Практически одновременно завершилась и агония главной польской армии. Еще по дороге к Модлину новым главнокомандующим вместо Малаховского стал Рыбиньский, а в роли самозваного главы правительства пытался выступить Бонавентура Немоевский.

Из Модлина армия отправилась к Плоцку. К середине октября ее численность сократилась до 21 тысяч, поскольку многие солдаты и офицеры начали расходиться по домам или самостоятельно выбираться за границу.

Паскевич со всех сторон окружал польскую армию своими войсками и посылал переговорщиков, убеждавших сложить оружие. Но лидеры повстанцев еще пытались торговаться, настаивая на четырехнедельном перемирии с закреплением за ними Краковского, Сандомирского, Люблинского и части Калишского воеводств. Они даже пытались добиться официального подтверждения всех ранее существовавших привилегий Царства Польского.

Паскевич был склонен решить вопрос силой, и снова получил одобрение императора: «Сожалею, что безмозглые поляки вынуждают тебя прибегнуть опять к силе оружия, чтобы привести их в разум; ты весьма хорошо сделал, что решился на них идти; никто не попрекнет нам, чтобы мы не истощили всех мер терпения. – Желаю весьма, чтобы удалось их тебе отбросить в Пруссию и ожидаю сего».

Между тем ропот на непоследовательно действовавшее руководство в польских частях усиливался. Немоевский и Рыбиньский бежали, часть отрядов сдалась. Не пожелавшие сложить оружие перед русскими 5 октября пересекли прусскую границу, где также были интернированы.

8 октября сдался Модлин. А 22-го, еще не зная о капитуляции последнего оплота повстанцев Замостья (капитулировавшего днем раньше), Николай I писал Паскевичу: «Слава Богу и благодарность тебе за благополучный конец безбожной войны. И так, поляки кончили достойным их образом, а последние пренебрегли милосердием своего Государя и предпочти идти в чужие земли – счастливая дорога».

Кампания действительно завершилась. Учитывая насколько остро польское восстание было воспринято русским обществом, легко понять почему одержанная победа воспринималась в качестве безусловного триумфа. Триумфа столь полного, что даже лица недоброжелательно настроенные к Паскевичу были настроены признать за ним если не гениальность, то, по крайней мере, талант полководца. Показателен отзыв Дениса Давыдова:  «ряд милостей посыпался на Паскевича – “вождя, достойного времен великого Николая”, как выразился редактор одного журнала; почести окончательно вскружили ему голову, и он, в пылу самонадеянности, возмечтал о себе. что он полубог. Не имея повода питать глубокого уважения к фельдмаршалу князю Варшавскому, я, однако, для пользы и славы России не могу не желать ему от души новых подвигов. Пусть деятельность нашего Марса, посвященная благу победоносного российского воинства, окажет на него благотворное влияние. Пусть он достойно стоя в челе победоносного воинства, следит за всеми усовершенствованиями военного ремесла на Западе и ходатайствует у Государя, оказывающего ему полное доверие, о применении их к нашему войску; я в таком случае готов от полноты души извинить и позабыть прежние гнусные его поступки и недостойные клеветы, к коим он не возгнушался прибегать для достижения высокого своего сана». Из уст Давыдова подобный пассаж звучал почти дифирамбом.

Проблемы с оценкой истинного вклада Паскевича в разгром восстания начались позже. Неявная дискуссия по этому поводу была инициирована его недругом Толем, написавшим ««Краткий журнал пребывания моего в действующей армии в минувшую войну, со времени прибытия фельдмарашала гр. Паскевича в оную до моего отъезда в Петербург»». В нем Толь раскритиковал все действия своего начальника. Сам он с 1833 года занимал министерскую должность Главноуправляющего путей сообщений и публичных зданий, но по своему номенклатурному весу не мог на равных вести полемику с князем Варшавским. Поэтому он писал этот документ в стол, в расчете на суд потомков. В 1842 году он скончался, а еще через четыре года «Журнал….» каким-то образом оказался в Висбадене в руках некоего «иезуита», решившего опубликовать его в рамках очередной информационной кампании против России, и вероятно, в расчете на английские или французские субсидии. Некий отдыхавший в Висбадене русский генерал сумел выкупить рукопись и уничтожить гранки книги, после чего дневник оказался в личном архиве Паскевича. Тот с интересом изучил неприятный для него документ и, опять-таки в расчете на суд потомков, поручил своим доверенным лицам (вероятно, Карлу Теннеру) подготовить «Замечания на журнал графа Толя».

На публичный суд эта полемика не выносилась, однако о существовании обоих документов было известно российским военным историкам, в том числе Александру Щербатову, заочно раскритиковавшему «Журнал…» Толя в своей биографии Паскевича. Выглядит такая критика несколько странно, однако сопоставление «Журнала» и «Замечаний…» на него, оставляет впечатление в пользу князя Варшавского. С другой стороны, здесь необходимо учитывать, что покойный Толь уже не имел возможности выдвинуть на доводы фельдмаршала собственные контраргументы.

В целом, независимо от личных пристрастий следует признать, что, как и во время борьбы с персами и турками, Паскевич профессионально и талантливо руководил войсками, принимая все стратегические и важнейшие тактические решения. Обычные для него опасения, что кто-либо из окружения будет пытаться играть при нем роль «серого кардинала», зачастую толкали Ивана Федоровича на действия прямо противоположные тем, что предлагали советники. Но эта черта проявлялась лишь в ситуациях, когда правильное решение спорной проблемы не было очевидным. Так что его амбиции никогда не противоречили здравому смыслу.

Завистники, количество которых постоянно множилось, критиковали действия князя Варшавского в 1831 году. Но, не будучи подкреплена логическими аргументами, эта критика никогда не находила серьезной поддержки в кругу военных историков.

Точно просчитанный штурм Варшавы подтверждает высокие аналитические способности Паскевича, а его действия по ликвидации остатков польской армии делают ему честь как полководцу, способному учитывать важность политического фактора.

16

http://forumstatic.ru/files/0013/77/3c/70710.jpg

Литвинова Татьяна Федоровна, Государственное историко-культурное учреждение «Гомельский дворцово-парковый ансамбль», заведующая художественным отделом музея

Часовня-усыпальница князей Паскевичей в Гомеле

Обустройство Гомельского имения князей Паскевичей в Беларуси, как в экономическом, так и художественном плане производилось по лучшим столичным меркам. Здесь строились отмеченные свойственными времени стилистическими особенностями сооружения различного характера и назначения, разбивался парк. Сохранившиеся до наших дней объекты усадебного комплекса сегодня входят в состав Государственного историко-культурного учреждения «Гомельский дворцово-парковый ансамбль». В их числе – фамильная часовня-усыпальница бывших владельцев имения, являющая собой яркий образец усадебной архитектуры культового назначения последней четверти XIX в. В этом памятнике, выполненном в т.н. «русском стиле» с использованием мотивов московской архитектуры XVII в., синтетически сочетаются декоративно-прикладное искусство и живопись.

Часовня-усыпальница семьи Паскевичей устроена в виде двухчастного архитектурного комплекса, в наземную часть которого входит часовня – квадратное в плане кирпичное сооружение высотой 18 м, накрытое высоким восьмигранным шатром с луковичной главкой. Аналогичные главки венчают углы основного объема. Склеп для захоронений (усыпальница) оформлена небольшим наземным объемом-входом, откуда лестница ведет в подземный сводчатый тоннель длиной 32 м. Стены и своды усыпальницы оформлены колотым камнем, покрытым глазурью, торцовая стена – мозаичным панно и резьбой по мрамору. В декоративном убранстве сооружения использованы причудливые по форме керамические колонки, скульптурные кокошники, розетки, карнизные пояса, позолоченные купола и полихромные майоликовые плитки с растительной орнаментикой [2, с.156].

Сведения о Гомельской часовне-усыпальнице Паскевичей содержатся преимущественно в материалах, посвященных рассмотрению общих вопросов истории искусства и архитектуры Беларуси: в справочно-энциклопедических сборниках и фундаментальных изданиях. Исследуемый памятник в них упоминается только в контексте со многими другими объектами [2, с.156; 4, с.187-188; 5, с.70; 19, с.95]. Впервые он описан в литературе, а также стилистически определен в книге Л.А. Виноградова, посвященной истории Гомеля в период с 1142 по 1900 годы [3, с.39-40]. Никаких подробностей о строительстве часовни в данном источнике не содержится. Следует также отметить книгу известного исследователя белорусской архитектуры В.М. Чернатова «Сынам Отчизны», посвященную мемориальным памятникам военной славы Беларуси, где гомельская часовня-усыпальница описана в связи с тем, что здесь был захоронен знаменитый российский военачальник И.Ф. Паскевич [19, с.37-39].

Отсутствие детальных аналитических трудов о ее строительстве и художественном оформлении побудили автора провести изыскания, результаты которых были представлены и опубликованы в материалах двух научных конференций [7–9]. Основополагающими источниками для этой работы стали документы Национального исторического архива Беларуси, фонд № 3013 «Вотчинное управление Гомельского имения кн. Паскевича-Эриванского» [13–15]. В нескольких архивных делах содержится переписка управляющих имением Паскевича с проектировщиками и подрядчиками, финансовые, договорные, расчетные и другие документы, позволившие определить имена мастеров, проследить этапы и установить некоторые подробности, связанные с вопросами художественного оформления и технического обустройства фамильного склепа Паскевичей.

Идея создания родовой часовни-усыпальницы в Гомеле принадлежала сыну известного российского военачальника генерал-фельдмаршала Ивана Федоровича Паскевича Федору Ивановичу Паскевичу, владевшему Гомельским имением с 1856 по 1903 г. Возведение фамильного склепа началось в 1865 г. с длительного процесса по решению вопросов «о разрешении построить фамильную часовню на городской земле» и о разрешении эксгумации и перевозки в Гомель останков его родителей из польского имения в селе Ивановском Люблинского воеводства, а также бабушки и дедушки из имения Щеглицы на Могилевщине [14–15].

Проект часовни был составлен московским архитектором Евгением Ивановичем Червинским, ее строительство началось в 1870 г. и продолжалось 19 лет [4, с.187]. За этот период, кроме непосредственно строительных работ, решались юридические вопросы, определялись архитектор и подрядчики.

Архивные материалы свидетельствуют о том, что устройством и отделкой сложнейшего наземно-подземного сооружения руководили два петербургских архитектора: Максимилиан Егорович Месмахер и Оскар Эмильевич Вегенер. Судя по всему, Месмахер руководил декоративной отделкой часовни-усыпальницы, а Вегенер – строительством.

Летом 1879 г., когда в основном часовня-усыпальница была готова, с участием архитектора Месмахера решались вопросы по изготовлению гранитных ступеней и цоколя. Главноуправляющий Гомельским имением Паскевича Сергей Петрович Бек направил заказ на поставку гранитных плит в киевский магазин мраморных, гранитных и лабрадорных изделий на Крещатике, в доме Широкова. Владельцами магазина были итальянцы Тузини и Росси. Ломки камня находились на расстоянии более ста верст от Киева, на специально изготовленных дрогах его привозили на набережную Днепра. 20 июня этого же года были готовы семь кусков цоколя, в августе – 16 кусков цоколя и 27 ступеней. Подряд на доставку каменных изделий в Гомель на берлинах по Днепру и Сожу получил от Тузини и Росси некто Задолинный (Задолинский). Комиссионером, т.е. лицом, принимавшим на себя заключение сделок с подрядчиками в Киеве, был Константин Николаевич Иванов. Все вопросы фирмы «Тузини и Росси» в сношениях с представителями Гомельского имения решались от имени Антония Росси [13, лл.84, 279-280].

В то же самое время летом 1879 г. на Варшавской фабрике машин изготавливались медные золоченые купола часовни. Гомельский мастер-деревщик мещанин Яков Станиславович Зудзицкий в апреле 1882 г. подрядился сделать дубовые двери из материала, взятого в управлении имением [13, лл.98, 114].

Осенью 1881 г. между киевскими мастерами Тузини и Росси и «главноуправляющим» Гомельским имением Иосифом Завадским, вновь заключается договор на изготовление и поставку каменных деталей. Исполнители обязываются «из камня лабрадора самого лучшего качества и красивого узора изготовить собственными рабочими, по рисунку и размерам, показанным на проекте чертежа архитектора Вегенера, за подписью г-на Завадского для часовни фамильного гроба князей в Гомеле…». В своем задании Вегенер определял изготовить стол алтарный и цоколь из лабрадорита, пол мраморный, шлифованный, состоящий из 52 черных и 40 белых четырехугольных и 26 белых мраморных шашек с черным мраморным фризом. Весной следующего года из Киева в Гомель были отправлены межигорский огнеупорный кирпич и глина, железные рельсы, ящики с мраморными изделиями и лепными работами. В августе 1881 г. архитектор Вегенер сообщает в Гомельское имение: «Честь имею уведомить, что мраморные работы в Кореневском охотничьем доме и лабрадорные и мраморные работы в часовне окончены удовлетворительно». С 1883 до 1888 г. с киевским магазином продолжаются деловые контакты, связанные с заменой разбившейся лабрадоритовой плиты, а затем – с заказом надгробных плит для усыпальницы [13, л.103-104, 110 б, в, г, 111, 115].

После того, как в часовне был облицован цоколь и уложен пол, приступили к живописным работам на стенах. В письме из главной конторы Паскевича в Петербурге в Гомельское вотчинное управление от 12 мая 1884 г. сообщалось: «Художник Садиков взял на себя внутреннюю живописную работу в часовне. Податели сего его рабочие уезжают в Гомель для приготовительных работ…».

С.И. Садиков выполнил полихромные росписи с древнерусскими мотивами в виде композиций из переплетающихся цветов, листьев, побегов и прорастающего восьмиконечного креста. Они заключены в повторяющиеся арочные изобразительные своды, окаймленные орнаментальными живописными бордюрами растительного характера. В некоторых арках даны тексты из Евангелия, над входной дверью находилось изображение Спаса Нерукотворного.

Выпускник училища барона Штиглица Сергей Иванович Садиков был художником-декоратором. В Петербурге он реставрировал интерьерную живопись Петропавловского собора, исполнил роспись часовни в память храма Пресвятой Троицы на Смоленском православном кладбище. В 1878 – 1879 гг. принимал участие в реконструкции храма Успения Девы Марии, расписав интерьер [1, с.147, 333-334, 357]. Элементы узоров, выполненных художником в Гомельской часовне, напоминают орнаментальные бордюры этих росписей.

«Талантливым помощником Месмахера», как называет С. Садикова в своем труде «Максимилиан Месмахер» Т.Е. Тыжненко, была исполнена отделка дворца сына Александра II великого князя Алексея Александровича «с яркими цветочными росписями потолка и стен… по трафарету самого зодчего». В музее Центрального училища технического рисования барона А.Л. Штиглица на первом этаже находился Отдел древнерусского искусства под названием «Теремок». Своим оформлением он напоминал палаты Теремного дворца в Москве. В вышеупомянутом труде Т. Тыжненко приведены фотоснимки «Теремка» конца XIX в., где очевидно, что росписи его стен во многом аналогичны росписям, которые были сделаны С.И. Садиковым на стенах часовни в Гомеле [17, с.37, 80, 82-83].

С.И. Садиков руководил также позолотными работами в часовне. 12 июля 1884 г. в своем письме управляющему имением Паскевича он пишет: «М. г.! Имею честь просить Вас представить его светлости (князю) для осмотра посланное мною золото для озолочения крестов, глав и подзоров на часовне. По условию с г-ном Месмахер оно должно быть в таком именно достоинстве, как оно теперь есть и выше этого не делается (речь о пробе, которая должна быть 95о) (Т.Л.). И допустить моих людей к озолочению и выдать позолотчикам под расписку Абросимова 100 рублей, в конце этого месяца я надеюсь быть в Гомеле и поработать…». Ему определенно удалось это сделать, т.к. уже 24 августа Завадский заявляет в Главное управление имениями Паскевича в Петербург о необходимости расчетов с Садиковым. В этом письме называется имя работавшего на оформлении часовни «здешнего мастера Аллерта», повторяющееся впоследствии [13, л.137].

Далее необходимо было решить вопросы, связанные с вентилированием воздуха в часовне-усыпальнице. В 1887 г. 20 августа инженер-технолог А. Термен из Киева составляет проект «устройства вентиляции и предохранения стен от сырости в фамильной часовне князя Паскевича в Гомеле». В его пояснительной записке отмечается, что «свод над склепом следует защитить от сырости насыпанием земли с помощью асфальтового слоя толщиною не менее ? дюйма». Иванов пишет письмо Михаилу Осиповичу Копыстинскому в Гомель с рекомендациями для смотрителя Гомельского замка О.О. Солодовникова о необходимости открывать вентиляционные люки в усыпальницу и сторожку (для печника? – Т.Л.). Следуя указаниям инженера Термена, Иванов осенью того же года размещает заказ на поставку асфальта на Киевской фабрике асфальтовых и кровельных работ, владельцем которого был поляк Оконевский с компанией [13, л.123-126, 155, 490-492].

К типичным образцам декоративно-прикладного искусства, выполненным в «русском стиле», относятся мраморные, мозаичные, терракотовые и майоликовые изделия фамильной усыпальницы Паскевичей. Ее внешнее убранство напоминает элементы церкви Рождества Богородицы в Путинках в Москве (1649-1652), которая, по словам исследователя древнерусского искусства Льва Любимова, «как бы игрушка, вынутая из шкатулки… весь этот храмик с его тонкой разделкой стен, «пенящихся» обилием кокошников, и красивыми наличниками – как бы чудесная «каменная песенка» [10, с.321].

Заимствованная в искусстве XVII в. белокаменная резьба мастерски исполнена и в алтарном наличнике, где размещалась не сохранившаяся до нашего времени икона, и для имитации златых врат в усыпальнице.

В декоре фасадов часовни использована майоликовая полихромная плитка, также воссоздающая древнерусскую орнаментику. Ее узорчатые мотивы перекликаются с майоликами московского производства, украшавшими в XVII в. московские церкви: Троицкую в Никитниках (1635-1653), Николы в Столпах (1669), Григория Неокесарийского на Большой Полянке (1667-1679) и др., а также с многоцветными изразцами Крутицкого теремка, построенного Осипом Старцевым в 1694 году в Москве [10, с.323-324, 11, илл. 1, 4, 5, 11, 12, 18]. Керамическими плитками по фасадам гомельской часовни облицованы барабаны под четырьмя луковичными главками в виде сказочных растительных многоизразцовых клейм и орнаментированных плетенкой фризов. Под шатровой крышей по четырем сторонам расположены аттики в виде кокошника, в котором – клейма полихромных изразцов с центральными стилизованными геральдическими мотивами двуглавых орлов, увенчанных царской короной. Под кокошниками – полоса антаблемента, состоящая из раппортных изразцов-розеток. Архивные материалы свидетельствуют, что майолику заказывали в Петербурге на специальном производстве «Ейдукен Левенштейн с сыновьями». Из переписки 1888 г. видно, что возникало немало проблем, связанных с тем, что майолики, как хрупкие изделия, разбивались, растрескивались, взамен необходимо было заказывать новые [13, л.151].

Яркая, нарядная часовня, как пишет белорусский исследователь истории архитектуры В.М. Чернатов, «благодаря изяществу декоративного оформления, часовня напоминает праздничный девичий сарафан» [19, с.57]. По его же словам, красную рельефную терракоту для нее выполнил скульптор Давид Иванович Иенсен, академик, профессор Императорской Академии художеств. Принадлежавший ему гончарно-художественный завод в начале 1860-х гг. занимал три участка на Ординаторной улице в Петербурге. Здесь создавались многочисленные «барельефы, статуи, кариатиды и т.п. скульптурные украшения из терракоты, использовавшиеся для декорирования зданий». (16, с.313) Для гомельской часовни на заводе Д. Иенсена, вероятно, были изготовлены заключенные в арки керамические неглазурованные раковины под барабанами, балясиновидные полуколонки на выступах в стене, фланкирующих свод над входом. В этом же духе выполнены различные терракотовые рельефы в виде розеток, замкового камня, пальметт, акантовых бордюров в полуколоннах алтарного окна на восточном фасаде и портала. На фланкирующих входной портал фигурных полуколоннах, кроме орнаментированных терракотовых плиток, в верхней части даны горельефные и барельефные изображения детских (ангельских? – Т.Л.) голов за широкими крыльями с волютами и завивающимися побегами. Все эти декоративные элементы явно вторят красным терракотовым плитам и изразцам древнерусского периода.

Нарядным, многокрасочным, мерцающим при попадании лучей света, дополнением убранства часовни была мозаика. К сожалению, мозаичные панно экстерьера не сохранились. Поэтому говорить можно только о смальтовой мозаике, помещенной на торцевой арочной стене усыпальницы. Здесь изображены летящие Серафимы, обрамляющие резной стилизованный мраморный алтарь арочной формы. Их изображение напоминает роспись парящих в небе и обращающих взоры на Богоматерь шестикрылых Серафимов из апсиды Владимирского собора в Киеве, выполненную Виктором Михайловичем Васнецовым. Не исключена возможность копирования этого живописного фрагмента Виктора Васнецова, работавшего во Владимирском соборе в то же время, когда велось оформление гомельской часовни-усыпальницы.

Во время реставрационных работ в Петропавловском соборе в Гомеле под слоем штукатурки были обнаружены фрагменты росписей, которые также натолкнули нас на мысль об их сходстве с сюжетами росписей, выполненных Виктором Васнецовым в киевском соборе [6, с.145-151]. Известно, что ставшие популярными живописные сюжеты интерьеров Владимирского храма активно копировались. В них видели начало возрождения русского религиозного искусства, а в Васнецове — «гениального провозвестника нового направления в религиозной живописи». Они приобрели необыкновенную популярность и повторялись в конце XIX — начале XX в. во множестве храмов России [1].

В архивных документах не удалось обнаружить сведений о том, кто выполнял мозаичные работы в часовне-усыпальнице, поэтому мы попытались сравнить их с аналогичными храмовыми декорировками того времени, имеющими точную атрибуцию.

По окончании работ в киевском Владимирском соборе В.М. Васнецов получил многочисленные заказы на оформление храмов в Петербурге, Гусь-Хрустальном, Дармштадте и Варшаве. По книге В.В. Антонова и А.В. Кобака «Святыни Санкт-Петербурга» можно проследить, что всюду, где он работал, мозаику выполнял В.А. Фролов. Эта мастерская, основанная в 1890 г., принимала участие в мозаичном оформлении петербургского храма Воскресения Христова (Спаса на крови) [18, с.170, 176-177]. Серафимы в кокошниках на фасадах этого храма, выполненные по оригиналам В.М. Васнецова, манерой исполнения напоминают мозаики гомельской усыпальницы [6; 12, с.184, 207-209, 211].

Мог ли быть привлечен кто-либо из Фроловых для изготовления мозаик в Гомельской часовне-усыпальнице? Нельзя не отметить некоторые совпадения, связанные с совместной работой упоминавшихся выше мастеров на различных объектах. Декоративные каменные детали для убранства Владимирского собора заказывались у Тузини и Росси. Одновременно с Васнецовым Садиков работал в Петербурге над убранством храмов Смоленского кладбища, где иконостас церкви Воскресения Христова, алтарь которой украшала мозаика по эскизу В.М. Васнецова, золотили в мастерской П.С. Абросимова. Резьба для церкви Богоявления Господня в Санкт-Петербурге исполнялась также в мастерской П.С. Абросимова, наружные мозаики – в мастерской В.А. Фролова [12].

Имя мозаичиста Фролова встречается и в связи с упоминанием часовни-усыпальницы в Гомеле. В фондах музея Гомельского дворцово-паркового ансамбля хранится предназначавшаяся для нее мозаичная икона-эпитафия в серебряной оправе на смерть родственника Ф.И. Паскевича Александра Балашова. На ней образ Богоматери с младенцем Иисусом, серебряная рама с широким пустым полем декорирована рельефными изображениями Серафимов. На окладе – клейма фирмы придворного ювелира Фаберже и мастера Ю.А. Раппопорта. На оборотной стороне мозаики имеется подпись: «Фролов». Вполне возможно, что и к изготовлению мозаичного панно с изображением Серафимов в Гомельской часовне-усыпальнице были привлечены мастера В.А. Фролова.

По окончании всех работ в часовню были внесены иконы, «вечные» венки из фарфора и бонзы, произведены захоронения и освящение.

В усыпальнице похоронено восемь Паскевичей, в том числе генерал-фельдмаршал И.Ф. Паскевич с женой Елизаветой Алексеевной, урожденной Грибоедовой, родители генерал-фельдмаршала, а также две его дочери, сын и внучатая племянница. Последняя была фрейлиной при императорском дворе и погибла в возрасте восемнадцати лет, упав во время выезда с лошади.

Часовня и усыпальница получили значительные повреждения в годы Великой Отечественной войны, в 1968 – 1975 гг. здесь была проведена частичная реставрация, продолжить которую планируется в будущем.

Примечания
1. Антонов В.В., Кобак А.В. Святыни Санкт-Петербурга. Христианская историко-церковная энциклопедия. Т. 1. – СПб.: Лики России, 2003. – 432 с.
2. Архітэктура Беларусі: Энцыклапедычны даведнік. Мн.: БелЭн, 1993. – 620 с.
3. Виноградов Л. Гомель. Его прошлое и настоящее. 1142 – 1900 г. – М.: Типография Н.Н. Шарапова, 1900. – 48 с.
4. Гісторыя беларускага мастацтва: у 6 т. Гал. рэд. С.В. Марцэлеў. – Мінск: Навука і тэхніка, 1987-1994. – Т.3: Канец XVIII – пачатак XX ст. (Л.М. Дробаў i iнш.). – 1989. – 448 с.
5. Збор помнікаў гісторыі і культуры Беларусі. Гомельская вобласць. Мінск, 1985. – 552 с.
6. Кутейникова Н.С. Мозаика. Санкт-Петербург. XVIII-XXI вв. / Н.С. Кутейникова. СПб.: Знаки, - 2005. – 504 с.
7. Литвинова Т.Ф. «…Сим исполнив свой обет, я удовлетворяю лучшему желанию моего сердца» (Из истории Петропавловского собора в Гомеле)». Н.П. Румянцев и его эпоха в контексте славянской культуры. – //Материалы Международной научно-практической конференции 12-13 мая 2004 г. – Гомель: ГГУ, 2003. – 216 с. С.145-151.
8. Литвинова Т.Ф. Из истории создания фамильной часовни-усыпальницы Паскевичей в Гомеле. – //Матэрыялы Міжнароднай навукова-практычнай канферэнцыі, прысвечанай 150-годдзю з нараджэння Е.Р. Раманава. 25-26 кастрычніка 2005 г. Гомель, 2005. – 283 с. С.200-205
9. Литвинова Т.Ф. Часовня-усыпальница князей Паскевичей в Гомеле – образец художественного воплощения транснационального и транскультурного пространства. – //Материалы Международного трансграничного семинара «Перемещение границ – изменение идентичности» 17-24 сентября 2005г. Вильнюс-Брест-Львов. Тракай: Spausdino Solidarity, 2005. – 84 с. – С. 52-54.
10. Любимов Л.Д. Искусство Древней Руси. Книга для чтения. – М.: Просвещение, 1974. – 336 с.
11. Маслих С.А. Русское изразцовое искусство XV-XIX веков: Альбом. Вступит. ст. Ю.С. Мелентьева. – М.: Изобразительное искусство, 1983. – 336 с. + илл.
12. Мухин В. Церковная культура Санкт-Петербурга. – СПб.: АО «Иван Федоров», 1994. – 255 с.
13. Национальный исторический архив Беларуси (НИАБ). Ф. 3013, оп.1, ед. 588: Дело о постройке часовни и фамильного склепа князя Паскевича в г. Гомеле. – 164 л.;
14. НИАБ. Ф. 3013, оп.1, ед.589: Дело о разрешении князю Паскевичу построить фамильную часовню на городской земле .– 4 л..
15. НИАБ. Ф. 3013, оп.1, ед.590: Переписка князя Паскевича с МВД о разрешении ему перевозки останков родителей из Ивановского села Люблинской губернии в г. Гомель – 45 л.
16. Пунин А.Л. Архитектура Петербурга середины XIX века. – Л.: Лениздат, 1990. – 351 с.
17. Тыжненко Т.Е. Максимилиан Месмахер. – Л.: Лениздат, 1984. – 151 с.
18. Фролов В.А. Петербургская мозаика. Город – Династия - Культура: Сб. ст. – СПб.: РИИИ, 2006. – 256 с.
19. Чернатов В.М. Сынам Отчизны. – Минск: Вышэйшая школа, 1980. – 95 с.

17

http://forumupload.ru/uploads/001a/7d/26/3/32045.jpg

Неизвестный гравер
Портрет фельдмаршала И.Ф. Паскевича
Россия, 1833 г.
Государственный Эрмитаж.

18

http://forumupload.ru/uploads/001a/7d/26/3/60932.jpg

Ксаверий Ксаверьевич Каневский (Ksawery Jan Kaniewski)
Главнокомандующий светлейший князь Варшавский граф Иван Федорович Паскевич-Эриванский.
1849 г.
Государственный Русский музей

19

https://img-fotki.yandex.ru/get/1338015/199368979.170/0_26d854_139eab46_XXL.jpg

20

http://forumupload.ru/uploads/001a/7d/26/3/83353.jpg

Карл - Август Эртингер (Аертингер). Портрет светлейшего князя Ивана Федоровича Варшавского, графа Паскевича Эриванского. 1848 - 1854 гг.
Изображен в вицмундире гусарского Александрийского полка.
Государственный Владимиро - Суздальский музей - заповедник.


Вы здесь » Декабристы » ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ДЕЯТЕЛИ РОССИИ XIX века » Паскевич Иван Фёдорович.