31--33
Ваше Высокопревосходительство,
Милостивый Государь!
Чтение последних журналов привело мне на мысль некоторые обстоятельства, которые принимаю смелость представить здесь на Ваше благоусмотрение.
Первое. Я не знаю уголка в России, наделенного Природою щедрее Подолии; и нигде так мало не пользуются ее дарами. Управление тамошних поместий основано на весьма хороших началах. В каждом селении есть инвентарь, то есть расписание повинностей каждого крестьянина по достатку, и повинности сии вообще довольно сносны. Всему же злу причиною: во-первых, частое нарушение инвентарей и, во-вторых, глубокое невежество, в котором тамошние помещики, как бы умышленно, содержат крестьян. Большинство их о том только мыслит, чтоб выгоднее отдать на откуп имение и получить за несколько лет вперед готовый доход. Иные, более радеющие о своих поместьях, будучи сами образования невысокого, убеждены, что крестьянин на то только создан, чтоб ходить за плугом: и следовательно, развитие его способностей было бы противно его назначению. От сего у поселян никакого желания улучшить свою участь; никакого духа промышленности: только и заботы уплатить казенные подати и отбыть повинности господские: а посему, среди изобилия томятся в нищете. Так, например: по всему Днестровскому побережью, начиная от Балты до Каменца, всякий почти крестьянин имеет сад диких плодовых дерев. Порядочному человеку таковой сад принес бы в год по крайней мере 10 рублей серебром: но у них как-будто его не бывало. Никакого хождения, никакого смотрения: нет того, чтоб собрать плоды и отвезти на продажу в город; или, высушив, запастись ими на зиму. Явится купец в селение, продадут ему, чего не обил ветер или не испортил червь; нет купца, оставшееся за собственным потреблением гниет на дереве. Другой пример: Мы выпускаем ежегодно десятки тысяч на покупку за границей воросильных шишек для наших суконных фабрик; там улицы в деревнях покрыты дающим оные растением; но ни крестьяне, ни сами помещики не знают их употребления, а посему они и пропадают на корне.
Вследствие последних событий немало поместий в Подолии поступило в казну. Нет сомнения, первым попечением Правительства будет улучшение участи поселян. Полагаю решительным для сего средством употребить часть доходов с имений на заведение сельских училищ, в которых, кроме Закона Божия, грамоты и начал Арифметики, преподавать практически садоводство, пчеловодство и вообще сельское хозяйство. Польза от сих заведений будет великая:
1-е. Для самих имений. Просвещение выведет сих несчастных из их настоящего оцепенения и пробудит в них деятельность, которой одной недостает для того, чтоб край тот пришел в цветущее положение.
2-е. Для всей Губернии. Всякое такое нововведение -- камешек, брошенный в воду и образующий волны, расширяющиеся далее и далее. Неминуемая выгода от сих школ раскроет очи помещикам. Они узнают, что вернейший способ к обогащению себя, улучшение участи подвластных им; увидят к тому средства и вместо того, чтоб приискивать арендаторов для имений, сами займутся их устройством: а сие подействует благотворно и на имения, и на нравственный быт владельцев; ибо трудолюбие неразлучно с любовию к порядку и тишине.
3-е. Для казны. Отобранные имения принадлежали помещикам и посему управлялись как помещичьи. Повинности Подольского крестьянина состоят из повинностей личных -- барщины и оброчных статей, платимых естественными произведениями по достатку: яиц, кур, льна и пр. Вероятно, казна для большего удобства постарается обратить и те, и другие в сборы денежные; а ныне, без большого расстройства и убытка, учинить сего невозможно; и просвещение лучше всего приготовит поселян к такой перемене.
4-е. Капитал, для первоначального заведения употребленный, воротится в короткое время с богатою лихвою. Ибо, в том благословенном крае, за всяким усилением промышленности последует неминуемо улучшение крестьянского быта; а следовательно, умножение доходов с поместий. Полагаю даже, если число сих последних значительно, полезно было бы поручить оные ведению особенного Начальства, потому что действительно они заслуживают особенного внимания. Благоволите вспомнить, что виноград, шелковица, грецкий орех созревают там на открытом воздухе; что шафран, вайда, мерена, большая часть дорогих красильных растений произрастают там без особенного труда. В небольшое число лет, с малыми издержками и старанием, можно удвоить и утроить ценность имения. Вам скажут, что с Подольскими поселянами нельзя ничего сделать. Не верьте: они, правда, теперь вялы, беспечны, ленивы; но это от того, что убиты нравственно. Возвратите им жизнь, трудолюбие их оправдает Ваши попечения.
С другой стороны, особенное Начальство принесет пользу относительно арендных имений. Дело едва вероятное, имения сии вообще суть самые разоренные. Оценка их, сделанная лет за тридцать, ниже настоящей. Лица, коим жалуют аренды, дабы избавить себя от хлопот личного управления, обыкновенно продают сие право помещикам, и зная, что действительные доходы имения более показанных, разумеется, чтоб не терять принадлежащего им, требуют соразмерную сумму. Откупщик, заплатив значительные деньги по большей части за несколько лет вперед, имеет в виду возвратить капитал, возвратить проценты и получить барыш, и для сего нередко употребляет средства недозволенные. Против подобных злоупотреблений есть указы; но он нарушает их безнаказанно, и крестьянину нет защиты. Помещичий в случае притеснения прибегнет к господину; арендный же к кому обратится? Исправник не смеет слова сказать арендатору, который действует именем своего милостивца, Вельможи сильного, обыкновенно без ведома и против воли сего последнего. Местное Начальство, вникнув в дело, приищет способы согласить выгоды лиц, жалуемых арендами, с выгодами поселян.
Второе. В одном из прежних моих писем сказано, что положение Польско-Украинских Губерний требует ближайшего надзора за воспитанием. Вот случай, который пояснит сие выражение:
Всякому, кто бывал в Польше, бросалось в глаза влияние, каким тамошние помещики пользуются каждый в своем кругу. Кроме проживающих на их земле однодворцев, есть множество небогатых дворян, кои держат у них на откупу имения и, нуждаясь в благоволении вотчинника, по большей части суть его покорные слуги. Эта зависимость имеет свою хорошую сторону; но, перешед за известную степень, может сделаться опасной, как показали последние события. Ибо она-то объясняет легкость, с каковою тамошние помещики выводили в поле целые ополчения. Правительство сделало решительный шаг к ослаблению сего влияния, подчинив однодворцев воинской службе: но, полагаю, этого недостаточно. Главная его причина есть: или недостаток просвещения, от чего небогатые дворяне не находят для своих капиталов другого употребления, кроме земледельческой промышленности; или (обстоятельство, почему оно вредно) воспитание, которое делает их доступными ко внушениям, имеющим целию восстановление Польши. Лица сего сословия обучаются большею частию в народных школах, содержимых духовенством, школах, кои совершенно соответствовали бы своему назначению, без общего Польским училищам недостатка, что воспитанники оных слишком чужды России. Отнятие сих школ у духовенства сопряжено будет с важными неудобствами. Они содержатся имениями, завещанными церквам с тем, чтоб при них завести училища. Вы не захотите, может быть, тронуть сих имений; не захотите явить недоверчивости к целому сословию от того, что провинилось в нем несколько лиц, тем более, что некоторые монашеские ордена, по правилам своим, имеют обязанностию заниматься воспитанием юношества. Но можно, кажется, без всякого затруднения, подчинить сии училища надзору светских властей; ввести в них соответственные цели перемены; и, для успеха сего переобразования, согласить его с местными обстоятельствами. А сие предполагает пребывание на месте особенного Начальства.
Третье. Еще несколько слов о Польском Духовенстве.
Вооружаются против изуверства Езуитов. Но Доминиканцы, составляющие большую часть Польского Духовенства (разумею Белоруссию, Литву и Украину), гораздо сильнее изуверы. Благоволите вспомнить, что основатель их Ордена был вместе основателем Инквизиции. Разница та, что те изуверы-властолюбцы, эти по слепоте, а потому менее опасны. Езуиты, с тем же нерасположением к Вам (не как к Правительству, а как к Правительству не Католическому), употребили бы, может быть, при настоящем восстании, все усилия для его подавления, в надежде стяжать право на Вашу милость, которая дала бы им способы к распространению своих правил. Напротив, у Доминиканцев никаких замыслов; никакой особенной страсти к обращению. Они чистосердечнее в своем изуверстве; убеждены, что терпимостию нарушат свою обязанность; явят холодность к Вере; и, по данному однажды направлению, следуют путем, каким шествовали их предместники, по коему поведут своих преемников. Присоедините к тому национальную неприязнь, мало ослабленную воспитанием, и Вы составите Себе довольно верное об них понятие. С другой стороны, Францисканцы или Капуцины1 менее Доминиканцев заражены изуверством; но, будучи гораздо ниже образованностию, более причастны к народным предубеждениям. О монахах прочих Орденов говорить не могу, потому что мало их знаю; но все, имею причины полагать, более или менее причастны к вышеозначенным недостаткам.
*-- Униятских священников2 не причисляю к Католикам: но и они разделяют предрассудки сословия, из коего вышли, и довольно сильно, потому что вообще мало просвещены. --*
Изменить существующее направление; разрушить это здание предрассудков, копившихся целые века, с успехом и полною безопасностию (говорю как Католик, искренно желающий добра), едва ли можно чем иным, как непосредственным просвещением слепотствующих: с успехом, ибо это мера решительная, то есть, падающая не на признаки зла, а на его корень; с безопасностию, потому что самая злобная клевета не дерзнет изрыгнуть слова на объявленное Вами желание пособить недостаточным средствам Духовенства к приличному, сходственному с нынешним просвещением образованию достойных Пастырей церкви. Глубоко западают семена, брошенные в ниву свежую, еще не тронутую: и никакие последующие усилия не довлеют их искоренить.
*-- Обучал меня Закону Божию Француз Езуит, человек большого ума и учености. Помню очень, у меня зашел с ним однажды спор о знаменитом догмате hors de foi point de Salut3. По его толкованию это значило, что рай доступен одним Католикам. Два урока он бился со мною; но ни убеждениями, ни угрозой не мог вынудить у меня согласия. Что подало мне смелость в полном классе противустать Наставнику, к которому я питал душевное уважение? Я был тогда <еще> мальчик лет тринадцати и еще не в состоянии судить о вещах. Но наученный с малолетства почитать себя Русским, любил Россию, сам того не ведая; и не мог допустить, чтоб те, в коих видел братьев, кровных, других себя, обречены были на адские мучения потому только, что рознились со мною в понятиях о сущности Божества. Так сильны впечатления первоначального воспитания. --*
Ваше Высокопревосходительство! Может быть, сии строки покажутся излишними после сказанного в прежних моих письмах; я не поместил бы их, если б писал к Католику. Мое положение таково, что мне всегда должно опасаться: или не совершенно высказать свою мысль, или не подкрепить ее достаточными доказательствами. Вообще, весьма неприятно отзываться невыгодным образом об одном лице, подавно о целом сословии, почтенном многими добрыми качествами: но нельзя не указать на зло, говоря о средствах к его исправлению. Ваши труды, Ваши попечения -- подавить семена несогласий; водворить мир и единодушие в обширном семействе, составляющем народ Русский. Какой Християнин, какой человек с душею не почтет долгом служить Вам по разумению? Я не мог без болезненного чувства видеть мужей высокой нравственности, питающих в душе неприязнь потому только, что почитают себя к тому обязанными. Ибо должно отдать справедливость Польским священникам, что вообще их бескорыстие, воздержание и готовность к помощи ближнему заслуживают всякую похвалу. Вам предлежит трудный подвиг подчинить их Себе, не физически, ибо они не отвергают Вашей власти {Скажут: "последние события, говорят противное; в рядах Польских мятежников были духовные лица". Отвечаю: это исключение из общего правила; произошло от соучастия к делу соотечественников, которое подает священникам случай обнаружить свою неприязнь. Само Духовенство (Российско-Польское; ибо о находящемся в Царстве не имею ни малейшего понятия) никогда первое не подняло бы знамени бунта, не взирая на все его изуверство, все предубеждения: его правила, его образ мыслей тому противятся. Оно есть орудие власти, и потому только противно Вам, что Вы не эта власть. Здание может оставаться таким, каким оно есть; дело в том, чтоб положить другую основу.}; а нравственно, дабы они направляли мысли, слова, поступки по Вашему желанию, к цели, к коей Вы стремитесь. Конечно, болезнь, длившаяся века, не может быть исцелена вдруг: но Вы положите сему исцелению твердое начало, и Господь благословит подъемлемые Вами для сего труды.
Примите при сем, Милостивый Государь, уверение в глубоком высокопочитании и совершенной преданности, с коими честь имею пребыть
"3-го" Февраля, 1832.
Вашего Высокопревосходительства
Всепокорным слугою.
Александр Корнилович.
